Жестяной самолетик (сборник) Яворская Елена

2

Лешка…

Настюша из моей истории – и я, и не я. А вот Лешка – Лешка и есть. Только фамилию ему я другую придумала… приревновала тогда, что ли, к своей героине, которой и так везет больше, чем мне?

Смеюсь, конечно. Первая любовь – болезнь не из числа хронических. Да и прошарила я быстро, что он за фрукт – Лешка.

Дело было в дважды золотую пору: на дворе прощально золотилось бабье лето, а я был еще фантастически далека от «бабьего» возраста: недавно мне сравнялось шестнадцать.

Мы с Лешкой под благовидным предлогом отпросились с уроков. Нам поверили – ну, насчет предлога. А что, мы ж не троечники какие-нибудь! И общественники не из последних, Лешку вон классная в глаза называет неформальным лидером нашего изрядно разболтавшегося за каникулы коллектива, я по праву могу претендовать на звание ведущей актрисы школьного театра, и музей только на мне и держится… Но мы поступили, как троечники, – попросту отправились бродить по городу.

Лешка рассуждал о планах на взрослую жизнь. Хорошо так рассуждал, взвешенно, как будто бы и вправду все распланировал на много-много лет вперед. Я даже чуть-чуть засмущалась, потому как до сих пор понятия не имела, куда буду поступать, и вообще, фантастическая повесть, которую я по вечерам кропала в общей тетрадке, занимала меня значительно больше, чем реальность.

А реальность сегодня была на диво хороша: солнце светило так, что и асфальт, и воздух казались зеркальными, и в этой системе зеркал будущее и прошлое отражались так же ясно, как и настоящее.

Лешка рассуждал. Я заслушалась – так все выходило ладно да складно. Как вдруг…

– А вообще, смысла ни в чем в этом нет, – резюмировал оратор.

Я удивилась. Очень. Но ничего не сказала. Лешка был самый умный из моих приятелей, к тому же – больше, чем приятель, и я боялась, что он посчитает меня дурой.

– Ну, сделал я карьеру, ну женился на умнице-красавице, ну, все у меня отлично… и чего? Каждый день одно и то же, скучища смертная. И все, что мне остается, – делать вид, что все путем и втихаря бухать. Втихаря – чтоб никто не сказал, что спиваюсь.

Наверное, мое простодушное изумление все ж таки было очевидным. Потому что Лешка, поглядев на меня, заверил самым авторитетным тоном, на какой только был способен:

– Это у всех так. Без вариантов. И у тебя так будет. Ты пишешь, пока у тебя внутренние ресурсы есть. А потом тебе тоже допинг понадобится. Ты думаешь, почему всякие деятели культуры квасят поголовно?

Я не была лично знакома ни с одним, а вот Лешка во всяких кругах вращался. Так что я поверила ему на слово. И опечалилась.

– Ты знаешь, чего бы я хотел больше всего? – мечтательно и таинственно спросил Лешка. У меня холодок пробежал по спине: вот сейчас, секунду спустя, я узнаю что-то такое…

– Поучаствовать в психической атаке. Ты ведь понимаешь, я в некотором роде эстет. В парадном мундире, при наградах, на пулеметы… – он осекся и решительно закончил: – Чтобы потом никаких эмиграций и прочего.

«Потому что я в некотором роде патриот», – ехидно подсказал мой внутренний голос – и я устыдилась: слишком замечательным казался мне Лешка и слишком патетическим был момент.

– Хотя, если вдуматься, вот кем бы ты могла быть, родись в то время?

Ну, тут без вариантов, я свою родословную – о пышном генеалогическом древе речи не шло – могла до четвертого колена проследить, сплошь простые землепашцы.

– Крестьянкой какой-нибудь забитой, – не дожидаясь моего ответа, констатировал Лешка. – Да и я… Правда, тут как посмотреть. Есть такая версия, что наш род происходит от литовских князей. Так что, может, у меня и был бы шанс стать офицером.

– А сейчас?.. – робко начала я. Пятеро или шестеро наших ребят собрались в военные училища, так что вопрос не казался мне неуместным.

Лешка презрительно скривил губы. Но потом все ж таки удостоил меня ответа:

– Сейчас? В армию? Ты еще скажи – на срочку. Я что, дурак? Я смущенно умолкла.

Нам было по шестнадцать лет. Не золотом, но медью облетал на пыльный асфальт тысяча девятьсот девяносто лохматый год.

Теле– и радиоэфир все еще переполнили песни, всячески эксплуатирующие белую идею. На смену наивным клише профессиональных, чуть ли не потомственных пропагандистов пришло стремление газетчиков отмыть добела даже радикально черного кобеля. Одни радостно поплыли по течению, подгоняемые новыми веяниями, другие выжидающе притихли. А третьи, самые деловитые и дальновидные, принялись изобличать грехи и ошибки сравнительно недавнего прошлого, понимая, что это – гарантированный кусок пирога как минимум на ближайшее десятилетие. Романтизация белых происходила на фоне дьяволизации красных… как будто бы в самой по себе гражданской войне мало драматизма! Замельтешили на экранах потомки белоэмигрантов, почему-то сплошь титулованные, складно, хотя и с выраженным акцентом, рассуждающие о «России, которую мы потеряли». Пожалуй, я и расчувствовалась бы, да вот в чем дело: я, как бы громко это ни звучало, свою Россию не теряла. И, слава Богу, терять не собираюсь.

А ежели кому угодно растроганно вздыхать по «прежним утратам» и воображать себя не мужиком, принужденным сменить плуг на трехлинейку, а благородным поручиком, что поднимается в психическую атаку и вспоминает при этом о своей прекрасной княжне… ну что ж? Хозяин – барин. Даже если в предках у него сплошь крепостные. Только вот смущает: многим из фантазеров куда больше шестнадцати лет. И все их психические атаки – это игра на нервах у семьи, соседей и подчиненных.

Ага, не могу я долго обо всем об этом всерьез. А в шутку… в шутку даже внучкам дядь Фединым, Лилечке и Маргаритке, что-то подобное рассказывала. Не скажу, что девчонки самую суть уловили, но сидели задумчивые-задумчивые. А я потом зачем-то записала на страничках из школьной тетради… и переписывать мне ЛЕНЬ!

Жили-были по соседству два человека. Оба – хорошие. Потому что держали дома кошек и хомячков. Только один – очень хороший, а второй, наверное, не очень. Потому как не дорос еще до истинной культуры: все кошки у него были Муськи и Пушинки, а хомячки вовсе безымянные. В то время как у первого, ну очень хорошего, – сплошь Марьи Ивановны и Пульхерии Эрастовны; даже к хомячкам он неизменно обращался на «вы» и лишь слегка журил, когда они грызли комнатные тапочки. Но вот однажды случилось то, что тяжко ранило чувствительную душу ну очень хорошего человека: кошки принялись жрать хомячков. Даже не употреблять в пищу, как сухой корм – нет! нагло, дико, цинично жрать, оставляя на месте преступления кровавые следы и по полдня очень некультурно отплевываясь недожеванной шерстью.

Очень хороший человек в убитых чувствах пошел к соседу. И тут выяснилось, что тот, второй, и вовсе нехороший. Судите сами: мог хороший человек слов утешения рубануть сплеча:

– Слушай, а как же кошки клетку-то открыли?

– Какую клетку? – опешил очень хороший.

– Хомячиную.

– Позвольте… но у меня нет клеток. Клетки – это уродливый пережиток тоталитарного прошлого.

Не очень хороший, точнее, уже просто нехороший, саркастически хмыкнул (чем окончательно подтвердил свою новую репутацию):

– Да-а, это они у тебя еще долго воздерживались. Ну и что делать думаешь?

– Уже делаю, – сказал очень хороший (подтверждая свою давнююю репутацию). – Я поговорил с ними, с каждой в отдельности. Сначала с Марьей Ивановной, потом с Анной Васильевной, потом с Пульхерией Эрастовной. Объяснил, что они не единственные обитатели нашей квартиры и у всех проживающих равные и неотъемлемые права.

– Поняли? – спросил нехороший и весьма некультурно, даже оскорбительно захохотал.

А в ответ получил кроткий взгляд и смущенное признание:

– Не вполне уверен. Поэтому, не ограничившись устным порицанием, напечатал приказ по квартире, воспрещающий поедание… гм… грызунов, и вывесил на видном месте, у кошачьего, прошу прощения, лотка.

– А наказывать не пробовал?

– То есть… как?

– Так, чтобы при виде хомяка у них изжога приключалась?

– Я-а-а, конечно, уважаю чужое мнение, – протянул ну очень хороший, – но это… это же форменный произвол!

И в его чистой душе заворочались грязные подозрения: нехороший сосед и его превратить в нехорошего, из зависти, наверное. И он поспешил прочь, прочь от интриг этого жестокого мира, в свою светлую и уютную квартирку. Где Марья Ивановна, Анна Васильевна и Пульхерия Эрастовна нетолерантно дрались за тушку последнего хомяка.

3

Злая ты, Любка! Разве ж можно эдакое – детям? Живо вспоминай, хоть второй-то, о делах семейных, девчонкам не читала? Это тебе хи-хи, а им, между прочим, еще замуж выходить!

Гм… а у тебя, оказывается, полно «мысли семейной»… То ли толстовство, то ли сублимация.

То ли генномодифицированная реальность.

Наблюдала вот не так давно. Гололедица. Скользит-балансирует парочка, из тех, у кого стаж семейной жизни просто на лбу написан, и число, сомневаться не приходится, двузначное.

– Петя, я тебя умоляю, поосторожнее, не упади…

Ух, заботливая какая!

– …в сумках банки с огурчиками, не ровен час, побьются! Фу, ну и стерва!

– Галь, ну на хрена под ногу-то говорить, а?

– Чтобы ты поосторожнее был, а то всегда идешь, под ноги не смотришь…

– Га-аль!

– Что Галь-то? Что Галь? Я что, неправду, что ли, говорю? Помнишь, как в прошлый раз получилось? А сейчас вообще гололедица, и…

– Галь, прошу ж ведь!

– А ты не проси, ты под ноги гляди! И потихонечку, помаленечку…

Бум! Дзынь!..

– Ну вот видишь! – со слезой в голосе восклицает Галя. – Никогда ты меня не слушаешь!

Женская логика? Или что-то большее, а? Поди разберись!

Кот-баюн плакал. Мыши сгрызли его сказку. Новую сказку, только что отпечатанную на струйном принтере. Но не сказку оплакивал он, нет! Рухнул последний оплот справедливости: поговорка «Отольются кошке мышкины слезки» оказалась такой же ложью, как мартовские обещания рыжей прелестницы из дома напротив. И его, и мышей давным-давно держала в когтистых лапах серая Мурка. «Что это за профессия такая – баюн? Тьфу ты, мышам на смех!» – шерсть на Муркином загривке возмущенно топорщилась. Зашуганные мыши плакали. Их слезки отливались не кошке – коту. Иной раз думалось: придушил бы ее, мышь серую, возомнившую себя брутальной хищницей. Но он помнил: у Мурки девять жизней. И каждую последующую она начинает с новым котом.

Взгляд сфокусировался.

По стволу молоденькой, в полтора пальца толщиною, березки, взбирался муравей. Как альпинист на Эверест. Почудилось даже сосредоточенное пыхтение.

Накрапывал дождь – тепленький такой, приятный летний дождичек. Одна капля метко угодила в глаз. Взгляд расфокусировался. Две березки, два муравья. Почему бы и нет? Вдвоем-то, наверное, веселее? И березка у каждого своя – делить, то есть, нечего… Подумалось: вот бы поймать каждому по гусенице… по большой гусенице, с заплывающими жиром члениками-колечками… по гусенице, похожей на вареную колбасу… Что еще надо для муравьиного счастья? Еды – завались, над головой не каплет.

Может, муравьиху? То есть, по муравьихе на брата. А то любовный треугольник… и вообще нехорошо…

…а муравьихи ведь крылаты! Упорхнут к тем муравьям, у которых березки потолще, пошикарнее…

Он закрыл глаза. И там, на внутренней стороне век, как будто бы на двух экранах, разом возникло по одинаковой картинке: Викуля в черном, проблескивающем буроватой краснотой, платье, на плечах серебрится полупрозрачная накидка, развевается на ветру… Красавица-муравьиха готовится упорхнуть… Виктория вот-вот обернется поражением, а поражение – это гибель.

Так и происходит. Кто бы сомневался! Сценарий написан заранее… Эх, найти бы сценариста да… ну, хотя бы в глаза ему посмотреть, что ли…

А потом он долго взбирается на шестнадцатый этаж. Лифт не работает – не везет, в самом прямом и циничном прямом смысле слова. Восхождение – как на Эверест. В желудке и даже, как будто бы, в обоих желудочках сердца сидит по литру огненной воды. Душа горит. Сознание тлеет.

А потом долгие секунды свободного полета – свободен и всесилен, как Икар, берущий курс на солнце…

…И – приятная прохлада мягкой, радостно-зеленой травы. Остужает, успокаивает.

И – муравьи на березах, упрямо карабкаются вверх, где сквозь тучи и сквозь кроны понемногу пробивается солнышко.

Взгляд сфокусировался.

Один муравей. Всего один. И здесь тоже – один… А солнечных лучей все больше и больше. Хватило бы и на сотню… и на тысячу муравьев. И каждый карабкался бы… И не каждый добрался…

Муравьишка на березе. Лезет вверх, подальше от прежнего своего места, от родной муравы…

Кажется, в каком-то фильме было что-то похожее… Трава, ярко-зеленая, как жизнь. Береза, ослепительно-белая, как смерть. И муравей – красновато-черный, как беспокойная человеческая душа…

Только бы это не оказалось раем! Рай – конечная остановка… а он еще так мало видел!..

Нет. В рай таких, как он, не пускают.

Он поднимается на ноги, озирается. И – узнает. На этой полянке он с парнями обмывал получку в ту злополучную пятницу, когда… Что тогда случилось, он толком не помнит, но знает: число было тринадцатое.

А рядом, в дюжине шагов, – пропыленная до последнего камушка, последней чахлой былинки дорога. А дальше – курганы из песка, пирамиды из кирпичей, мавзолеи из бетонных блоков… гремящий и гудящий погост, на котором он дюжину лет назад схоронил свой талант вкупе с красным дипломом историка и амбициями религиоведа…

…Только бы это не оказалось адом!..

Он постоял, опираясь о ствол березы. Утвердился на ногах и в намерениях. Взглядом попрощался с муравьишкой и потрусил в противоположном направлении – там остановка… почему-то так кажется.

Совсем уже распогодилось. И вечернее солнце окрасило стандартную пластиковую будочку в розовый – то ли тревожный, то ли попросту кокетливый. В сторонке одиноко топчется полузнакомый мужичок – такой, что нельзя сказать наверняка, виделся ли с ним когда-нибудь или нет… а может, это был его брат… или троюродный дядюшка… или племянник в седьмом колене. А может, это твой сосед, с которым привычно здороваешься, ни разу не сподобившись поглядеть в глаза. А может, повзрослевший одноклассник. А может… Мужичок потягивает пиво из коричневой стеклянной бутылки, закусывает сигареткой.

– Здорово. Триста восемьдесят первая не проходила?

– Это пригородная, что ли? В Слободу? Три штуки подряд. А я вот шестидесятую жду. Как провалилась, зараза. Жена, небось, уже всех родных-знакомых обзвонила… – а по глазам видно: никто его искать не будет, даже если шестидесятые вымрут, как мамонты… то есть вовсе и безвозвратно. – Ну вот, опять триста восемьдесят первая! Везет же некоторым!..

Вскочил чуть ли не на ходу – водитель не пожелал ждать, пока одинокий пассажир распрощается с неудачливым товарищем.

– В Слободу?

– Насколько я знаю, триста восемьдесят первая всегда ходила в Слободу, – нравоучительно промурлыкала с водительского места солнечная блондинка в черном… так похожая на Викулю и на всех женщин на свете.

И он понял, что это – чистилище.

В начале весны в жизни Ладушки Первухиной произошло сразу два знаменательных события. Вот ничего не приключалось-не приключалось, а тут вдруг – р-раз… два! К счастью, оба – приятные. Сначала состоялась помолвка с Димкой Гордеевым, самым завидным женихом факультета. Да, Ладушка предпочитала так и говорить – помолвка. А Ладушкина мама говорила – сговор. И была куда ближе к истине. Потому как помолвка – это торжественный обмен кольцами и брачными обещаниями под лиричную музыку, а потребление водки вперемежку с красным вином под попсу двадцатилетней давности и шумные родительские дебаты, сколько ящиков «беленькой» брать и надо ли приглашать иногороднюю родню, – это сговор. Хорошо хоть, не преступный.

И вот во время этого самого сговора-помолвки произошло второе событие – выяснилось, что Димкина мать занимает какую-то немаленькую должность в каком-то оздоровительном центре, куда ну просто срочно требуется семейный психолог. «Ну как не порадеть родному человечку!» – с улыбкой процитировала Зоя Михайловна, глядя на будущую невестку. Ладушка смутно припомнила, что это из классики, но откуда?.. Да какая классика… если все так классно устраивается!

На следующий же день Ладушка поделилась радостью со всеми однокурсницами (пусть завидуют!) и с руководительницей дипломного проекта (пусть уважает!). Руководительница, вздохнув с облегчением (Ладушка недели две никак не могла определиться с темой дипломной работы) предложила тему: «Психологические аспекты первого года семейной жизни». Ладушка обеими руками ухватилась за идею, поглубже запустив в нее старательно наманикюренные ноготки (а то как же! близко во всех отношениях!) – и с ходу принялась выяснять, а что же именно надо писать.

– Сначала почитайте, вдумайтесь. Тема весьма глубоко разработана многими учеными, и отечественными, и зарубежными. Литературы более чем достаточно. Обратитесь в библиотеки – сначала в нашу, университетскую, потом в центральную. Только не откладывайте, пожалуйста, времени не так уж много, ваши товарищи давно уже работают…

Ладушка искренне не понимала, на кой вообще сдались библиотеки, когда есть Интернет, но привыкла не понимать молча – пятидесятилетние тетушки-преподы почему-то испытывали к этим пыльным книгонакопителям подлинную нежность и на подобные высказывания реагировали излишне эмоционально.

Будто подслушав ее мысли, руководительница заметила чуть строже:

– Только прошу вас, не надо скачивать чужие курсовые и дипломные. Очень прошу. Я, как вы понимаете, тоже умею пользоваться богатствами глобальной сети.

Ладушка озадаченно промолчала. Но все ж таки отправилась не в библиотеку, а прямиком домой, к компьютеру. Не все ли равно, где вчитываться-вдумываться? Лучше уж дома, под чай с маминым печеньем.

В ответ на вбитую в поисковик формулировку темы компьютер огласил такой список, что у Ладушки глаза разбежались. Проморгалась – и зацепилась взглядом за слова: «Моя свекровь – стерва». Рядом – много-много восклицательных знаков. Даже не успев понять, зачем ей это надо, Лада щелкнула мышкой…

И попала на форум. По жемчужно-розовой странице стелились перистые облака, а сверху солнечно светило название: «Дамская комната».

И тут же, на главной странице, под рубрикой «Тема дня» – откровения форумчанки по имени Vasilissa: «Девочки! Спасайте меня! Моя свекровь – энергетический вампир! Мы живем все вместе – я, муж и свекровь. Она постоянно меня критикует за все – от косметики до борща. Но это полбеды. После разговоров с ней у меня жутко болит голова и я чувствую себя разбитой. Подскажите, что мне делать!»

«Снять квартиру и не париться», – в первом же комментарии написала Муррочка. И тут же, коротко взмявкнув, потонула в бурлящих эмоциях форумчанок.

«Да, да, да! Мне это очень знакомо! Моя свекровь довела меня до нервного срыва своими придирками, а потом выставила из дому и чуть не довела до развода! Держитесь, Vasilissa, душой я с вами!» – написала Ягодка.

«И меня тоже свекруха до бальнитцы довела! У меня дипресия начилась – такая жуть!» – поддержала Катя.

«Учите русский язык, девушка! Я в который раз замечаю, как неряшливо вы излагаете свои мысли, – незамедлительно отреагировала Glikeria. – Что же до срывов и больниц – а вы уверены, уважаемые, что дело обошлось без сглаза и порчи? Лично я могу со стопроцентной уверенностью сказать, что мать моего супруга обращалась к экстрасенсам с целью лишить меня здоровья физического и душевного. Так что, Vasilissa, будьте предельно внимательны и осторожны!»

«А у нас в двух комнатах четыре семьи – свекор со свекровью, мы с мужем и ребенком, его старшая сестра с мужем и двумя детьми и младший брат с женой. Все замечательно ладят друг с другом, и только свекровь просто спит и видит, чтобы всех нас рассорить, потому что любит только себя! – подключилась к разговору Мелисса. – Она все время ругается, а иногда даже бьет посду и моего мужа. Мой сын ее боится и зовет Бабой Ягой. Вот когда у вас, Vasilissa, будут дети, вы узнаете, какой на самом деле страшный человек свекровь!»

В этот самый момент Ладушкин телефон заиграл марш Мендельсона.

– Слушай, давай сегодня в кафешке посидим? В «Теремке», – как всегда по-деловому и без предисловий спросил Димка. – А то от этой дипломной уже голова трещит. Часа в четыре, ок?

– Ага, Дим, хорошо… Я вот тоже тут по дипломной…

Но Димка уже не слушал:

– Ладно, попробую еще страницу-другую написать.

И все, короткие гудки.

«Моя свекровь – стерва», – снова прочитала Ладушка.

И тут ее будто кто-то под локоть толкнул. Она решительно придвинула к себе клавиатуру. Но выяснилось, что для того, чтобы оставлять сообщения, надо зарегистрироваться. Зарегиться – не проблема. А вот придумать ник… «Лада», – бодро отстучала она. Комп услужливо подсказал, что пользователь с таким ником на форуме уже есть. «Lada», – переключившись на английскую раскладку и с трудом отыскивая буквы, набрала она. Вредная железяка снова ругнулась. «Лада Гордеева», – млея от непривычного сочетания имени и фамилии, представилась она. Но на бездушную машину это не произвело ни малейшего впечатления. Чуть не плача от досады, она впечатала дурацкое детское прозвище: «Ладушка-Оладушка» – и тут же стерла. И вбила с остервенением неведомо откуда пришедшее: «Лютик». Подумала и добавила: «Едкий».

И, вспоминая улыбчивое лицо Зои Михайловны, похвасталась: «А моя свекровь добрая и хорошо ко мне относится».

«Вы так уверенно об этом говорите? – тут же спросила Glikeria. – Вот когда вы найдете в своей подушке английскую булавку или стоптанную туфлю неизвестной принадлежности на пороге своей спальни – тогда вы меня поймете».

«А как ваши дети к ней относятся? У вас дети-то есть?» – встряла Мелисса.

«Сын и дочка, – испуганно соврала Лютик, выдавая – наверное, от растерянности – отдаленную мечту за реальность. – Хорошо относятся».

«Значит, они еще маленькие и ничего не понимают!» – категорично заверила собеседница.

«А спраси у мужа, што она ему про тибя гаворит заглаза!» – посоветовала Катя.

«Все свекрови – стервы!» – авторитетно подытожила Vasilissa.

Пока встревоженная Ладушка придумывала ответ, способный расположить к ней форумчанок (а какой она иначе будущий психолог, а?), пришел некий Миха: «Ну че вы всё – свекровь да свекровь! Анекдоты-то почему-то про тещу рассказывают».

На его голову незамедлительно обрушился гнев всей Дамской Комнаты. Он был поименован хамом и троллем и с позором изгнан. Ладушка-Лютик под шумок тоже ретировалась – в безобидную тему, озаглавленную «Чем накормить ребенка?»

«Девочки, я слышала, что ребенка до определенного возраста вредно кормить манной кашей, потому что в манке – глютин, а он ужасно, ну просто ужасно вредный!» – жаловалась все та же Мелисса.

«Не глютин, а глютен, – строго поправляла Glikeria. – Но от этого не легче». И пририсовала грустный смайлик.

И пошло-поехало.

«Я тоже где-то читала, что глютен почему-то очень вредный. Лучше не рисковать», – осторожно замечала Vasilissa.

«Миня мамка манкой кармила – и ниче», – возражала Катя.

«Ваша мать – ретроградка, – не оставалась в долгу Glikeria. – И явно ни у нее, ни у вас нет медицинского образования!»

«Да корми ты ребенка гречкой и не парься!» – посоветовала Муррочка – но ее опять никто не услышал.

«Манная каша – это мелочи. А вот морковный сок – это полный кошмар! – заявила Medichka65. – Его детям ни в коем случае давать нельзя! Ни в коем! Поверьте мне как специалисту!»

«А мая дочка ево любит», – озадачилась Катя.

«Что значит любит?! А вы в курсе, что современные ученые думают о бета-каротине?!»

Катя была не в курсе. Ладушка тоже. Сама-то она с детства любила и манную кашу, и морковный сок, но вступиться за них не осмелилась.

«Все соки надо давать детям с осторожностью, иначе может пострадать слизистая желудка. И это только одно из возможных последствий! – не унималась пронумерованная Medichka, – Подобное мы уже рассматривали ранее вот в этой теме, жаль, что вы невнимательно отсматриваете самые важные темы нашего форума».

Без особой охоты Ладушка перешла по ссылке. Настуся многословно и бестолково жаловалась на то, что у сынишки аллергия на бананы, перемежая слова втиснутыми прямо в предложение смайликами.

«А вы уверены, что именно на бананы?» – спросила Отличница.

«А вы уверены, что аллергия? – эхом отозвалась Муха Цеце. – Судя по описываемой вами симптоматике, это дерматит».

«Какой дерматит! Типичнейшая аллергическая реакция! – возразила Medichka65. – Я всегда говорила, что каши, фрукты, овощи, а также фруктовые и овощные соки надо давать детям с большой осторожностью. И это уже обсуждалось в нескольких темах. Вот ссылки…»

«Коллега! – не сдавалась Муха. – А, как я понимаю, мы с вами коллеги. Я не позволю себе усомниться в вашем профессионализме, т.к. это неэтично, однако же повторю: учитывая описанное, нельзя исключать как дерматит, так и стригущий лишай, он же дерматофития, так и многое другое. А вам, Настуся, надо немедленно, просто немедленно показать ребенка специалисту!»

«Ой, неужели все так плохо!» – ужаснулась Настуся – и пририсовала смайлик, страдающий базедовой болезнью.

«Ну, вы так уж не пугайтесь, но похоже, что…»

«Настуся, желаю тебе найти хорошего врача, потому что сейчас это ой как непросто! Вот у меня был случай…»

«Настусенька, зайчик мой, как мне тебя жалко!..»

И так далее, и тому подобное. На восемнадцати страницах.

Совсем закручинившись, Ладушка щелкнула по оптимистическому заголовку «Как всегда чувствовать себя молодой и привлекательной».

«Девочки! – прочувствованно восклицала Бело4ка. – Пришла весна, а следом за ней будет лето! Все, для кого важно, как они будут выглядеть в купальниках, – делитесь диетами! Не жадничайте! Вот моя: в течение трех недель – только мюсли и молоко с кукурузными хлопьями. Реально можно сбросить 5–6 кило».

«Что вы, что вы! Никакого молока! Никаких хлопьев! – испуганно заверещала Тростинка. – Только вода и черный хлеб! Никакого белого! За четыре недели сгорает полтора десятка килограммов! На себе проверено! Хотите мою фотку в купальнике?»

Девочки хотели. И других посмотреть, и себя показать. И началось виртуальное дефиле в купальниках. Ладушка пошарила по компу в поисках своих фотографий с отдыха (а что, у нее тоже фигурка неплохая, а бикини – ваще улет!), но не нашла. Видать, мама, как и грозилась, стерла «это безобразие». Обидно! Между тем набежали немногочисленные форумные мужички… наверняка кто-то и со стороны затесался. «Девчонки, жжОте!» – выразил общее мнение недобиток Миха.

И тут же какая-то Лапочка-В-Тапочках от всей души плюхнула в бочку меда ложку дегтя: «Тростинка, дорогая, купальник просто замечательный! Как раз себе такой хотела купить. Два маленьких замечаньица: во-первых, бирюзовый тебе не к лицу, твой цвет – ультрамариновый, а во-вторых, как ты борешься с целлюлитом, если вообще борешься?»

«Какой целлюлит?! – возмутилась Тростинка. – Это тень так легла».

«Ну, вполне допускаю, что просто фотка не очень удачная».

«А ты свои покажи!»

«Вот новый купальник куплю и обязательно сфотаюсь».

«Лапочка, да тут все свои, давай без купальника!» – бросил призыв в массы неугомонный Миха, которому, похоже, напрочь отбили инстинкт самосохранения, – и снова был нещадно бит.

«Между прочим, мы о диетах говорили! – напомнила, едва поулеглись страсти, Бело4ка. – Ну не жадничайте, девочки, ну делитесь!»

«Да никаких проблем! – решила продемонстрировать щедрость Mamma mia. – Капустная диета – лучшая в мире!»

«Пабольше пить, паменьше есть, так мая мамка говорит!» – объявилась принципиальная Катя.

И тут же прибежала неразлучная с ней Glikeria: «Глупость несусветная! Бабкины сказки! Надежно помогает только психологическое кодирование, а еще лучше – усилия экстрасенсов. Моя знакомая похудела на тридцать кило за два месяца, а заодно сняла венец безбрачия и порчу, которую восемь лет назад навела на нее директриса.

«Мракобесие! – сурово возразила Medichka65. – Только регулярная очистительная клизма спасет ваши фигуры! А все эти диеты – самоистязание и самообман!»

Ладушка тоскливо припомнила: а ведь она с самого утра ничего, кроме жалкого бутербродика с сыром, не ела. Желудок уже постанывал, но мозг с ним категорически не соглашался. В ожидании победы одного из двоих. Ладушка щелкнула по заголовочку: «Помогите придумать имя!»

Вообще-то, тема была не из приятных. Лично для Лады. Она терпеть не могла свое имя. Мама твердила, что Лада – это славянская богиня весны и любви. Папа неизменно ухмылялся и помалкивал. В конце концов, Лада начала подозревать, что имя придумал именно он, одержимый несбыточной мечтой о личном автомобиле. Несбыточной – потому что мама упрямо твердила: есть более дешевые способы самоубийства. И спускала папины накопления в единый миг. Папа вздыхал и принимался копить вновь. В квартире наводила тарарам маленькая Ладушка. В гараже не было ничего, кроме хлама и запасов картошки.

«Девочки! Помогите придумать имя моему сыну! Ему уже две недели, а он до сих пор безымянный! Просто ничего в голову не лезет, муж предлагает распространенные имена, а мне хочется чего-то особенного! Но чтобы еще и модно было», – написала Сне*анка.

«Тут уж одно из двух – либо модное, либо особенное. Уточните, что для вас важнее», – попыталась выяснить Муррочка. Но ее, конечно же, никто не услышал.

«Надо называть славянским именем! И модно, и оригинально! – безапелляционно заявила Glikeria. – Хорошо звучит Ярополк, а еще… Впрочем, лично я остановилась бы на Ярополке!»

«Ага, славянские мне то же нравяца! – неожиданно согласилась Катя. – Я бы Иваном назвала».

«Иван, да будет вам известно, – имя еврейского происхождения», – тут же осадила Катю Glikeria.

«И вообще, Иваном звали мою вторую любовь, бросил меня и с подружкой моей закрутил, так что не хочу тяжелых воспоминаний!» – сказала свое веское слово Сне*анка.

«А отчество-то, отчество какое? – встряла Medichka65. – Давно известно, что имя надо подбирать к отчеству, чтобы звучало!»

«А еще у каждого имени есть своя энергетика, и специалисты могут по имени описать будущую судьбу! – подхватила Glikeria. – Для мальчиков, рожденных весной, хороши имена на эф: Федор, Филипп, Феликс…»

«Отчество – Витальевич. Я думаю, к нему любое имя подойдет. Мне нравится – Филипп Витальевич. Феликс Витальевич – тоже ничего».

«Федя, Филипп! Имена прямо для дразнилок в рифму! Снежаночка, солнышко, пожалей своего сыночка!» – воззвала Отличница.

«А имя Феликс и вовсе вызывает некоторые ассоциации…» – туманно высказалась Ирина Петровна.

«Ага, правда, мультик такой был, про кота Феликса! – обрадовалась собственной догадливости Сне*анка. – Девочки, а как вам Василий? Ласковое такое имя, хорошее, правда?»

«Не, Снежан, что-то не очень. Так зовут мальчишку, который мою дочку в садике обижает. А как тебе Николай?»

«Никак. Николаем звали мою пятую любовь. И он оказался полным ничтожеством! А еще Николаем дирика моего зовут, тот еще фрукт!»

«А что ваш муж думает по поводу Василия и Николая?» – поинтересовалась Муха Цеце.

«Мужу не нравится. И ни одно из тех имен, что я предлагаю, – тоже, – пожаловалась Сне*анка. – Он сам говорит – только Максим. А я не хочу, потому что так звали нашего соседа по коммуналке, а сосед этот бухал шесть дней в неделю!»

«Тем не менее, именно вы, а не муж, должны дать имя ребенку. Вот если бы у вас была дочь, имянаречение было бы его обязанностью. Это напрямую связано с кармой младенца», – проконсультировала Glikeria.

«А может, Борис? – вяло трепыхнулась Сне*анка. – Правда, мужу, наверно, не понравится».

«Да что ты уперлась в эти славянские! Вот на Западе очень удобно – присоединяй имя к имени, получится и оригинально, и красиво, и с выбором мучиться не надо! И родителям ссориться не из-за чего! – снова подключилась к обсуждению Отличница. – О! У меня идея! Назови сына Жан-Кристофом! Обожаю Ромен Роллана!»

«Сложно! Почему не просто Кристианом? Красиво и звучно!» – прожужжала Муха Цеце.

«А почему, собственно, вы берете европейские имена? Чем азиатские-то хуже? – удивилась Настуся. – Вот у меня сына Русланом зовут, а второй будет Рустам, а третий – Рашид. И это притом, что я русская, а муж украинец и фамилия наша Иванько».

«Энвер – тоже хорошо, – глубокомысленно изрекла Ирина Петровна. – Хотя тоже вызывает вполне определенные исторические ассоциации».

Девочки дружно отмолчались. Ладушка тоже ничего не поняла, а погуглить поленилась.

«А мне нравится имя Дмитрий. У меня будущего мужа так зовут. А сына будут звать…» – начала Ладушка. И тут же сообразила, что внимательные форумчанки поймают ее на лжи. Стерла – и продолжила вдохновенно врать: «..мужа так зовут. А сына – Алексеем».

Она не успела добавить свой комментарий, и хорошо, потому как Тростинка управилась раньше: «Только пожалуйста, никаких Дим, Саш и Леш! У вас на каждое из них полдвора отзываться будет! Я вот сына назвала Дариэлем. Не Данилой и не Даниэлем, а Дариэлем, в честь героя моей любимой фэнтезюшки. Правда, замечательное имя? И редкое!»

У Ладушки закружилась голова. От голода, наверное. А еще она впервые в жизни почувствовала, какое это счастье, что родители остановились на имени Лада, а не на какой-нибудь Амалии, или Зейнаб, или – ой-ой-ой – Элионорелле.

Снова звонок мобилки.

– Лад, ну ты где?

– Тут, – задумчиво ответила Ладушка.

– Где тут? Я тебя уже четверть часа жду в «Теремке»!

– Ой… Совсем забыла… Сейчас, уже собираюсь, – выпав из виртуала, она засуетилась, занервничала.