Дикое племя Батлер Октавия
Джозеф вскрикнул и быстро поднял руки вверх, пытаясь защитить свое горло. В тот же самый момент ему вновь удалось подчинить ее лапы своим мысленным приказам. В своем безрассудстве он был нечеловечески быстр. Энинву поняла это, потому что и сама всегда отличалась отменной реакцией.
Она вновь испытала страх, когда он парализовал ее ноги, и едва не опрокинулась на пол. Однако в своих попытках добраться до его горла она все-таки схватила его зубами, прокусила одну руку.
Почувствовав, что вновь стоит на ногах, она неожиданно ощутила, что не может дышать. Ее горло блокировано и не пропускало воздух.
Мгновенно она проделала отверстие чуть ниже того места, где спазмы сжали ее горло, и вновь вздохнула. И на этот раз вонзила свои зубы в его глотку.
Действуя в крайнем отчаянии и спешке, он сунул свои пальцы в только что проделанное дыхательное отверстие.
В другое время и с другой добычей она, возможно, и свалилась бы в неожиданной агонии удушья. Но сейчас перед ее глазами было лишь тело мертвого сына, и ее дочь, которую едва не постигла та же участь. Что если он перекрыл им горло точно так же, как только что пытался проделать с ней? Наверное, она никогда этого не узнает. А он может ускользнуть от нее.
И она рванула зубами его глотку.
Он уже умер, когда она дала выход собственной боли. Он был мертв, и слышны были только тихие булькающие звуки вытекающей крови. Она лежала поверх него, приходя в себя и восстанавливая силы. Она испытывала голод. Всемогущий Боже, какой голод она испытывала! Запах крови дошел до ее ноздрей, как только она восстановила нормальное дыхание, этот запах и лежавшее под ней тело изводили ее.
Тогда она быстро вскочила и помчалась вниз по узким, а затем и по широким ступеням. Здесь она замешкалась. Она хотела поесть до того, как преобразится вновь, и едва держалась на ногах от голода. Она боялась, что сойдет с ума, если сейчас изменит внешность, чтобы попросить еду.
В этот момент в дом вошла Луиза и остановилась, увидев ее. Старая женщина не боялась.
— Он мертв? — спросила старуха.
Энинву чуть склонила свою кошачью голову, полагая, что это движение может расцениваться как кивок.
— Удачное избавление, — сказала Луиза. — Ты хочешь есть?
Последовало два еще более быстрых кивка головой.
— Иди в столовую. Сейчас я принесу еду.
Она прошла через дом и направилась прямо на кухню. Луиза была верной, надежной и понимающей подругой. Она занималась шитьем, чтобы оправдать собственное содержание, но по сути она делала нечто гораздо большее. Энинву следовало бы держать ее в доме, даже если бы она вообще ничем не занималась. Но она была уже слишком стара, ей перевалило за семьдесят. Скоро обычная бренность мира, от которой Энинву так и не нашла подходящего лекарства, заберет ее жизнь, и она лишится еще одного друга. Все люди — лишь временные существа, слишком временные.
Ослушавшись приказаний, Айе и Элен вошли через парадную дверь и увидели Энинву, все еще перепачканную кровью Джозефа. Если бы не присутствие ребенка, Энинву не смогла бы удержаться, чтобы не выразить свое неудовольствие по отношению к Айе. Ей никогда не нравилось, когда ее собственные дети видели ее в такие моменты. И она быстрыми прыжками направилась через холл в столовую.
Айе застыла на месте, но разрешила Элен отправиться следом за Энинву. Та, борясь с голодом, запахом крови и собственным раздражением, не заметила ребенка до тех пор, пока они вместе не оказались в столовой. Обессилев, Энинву легла на ковер перед холодным камином. Без тени страха ребенок подошел к ней и уселся рядом на ковре.
Энинву взглянула вверх, осознавая, что ее лицо испачкано кровью. Она пожалела, что не почистилась, когда спускалась вниз. Ей следовало почистить себя и оставить свою дочь с кем-нибудь более надежным.
Элен погладила ее, водя пальцами по пятнистой шкуре, а затем приласкала, словно это была большая домашняя кошка. Как и все дети, родившиеся на плантации, она много раз видела, как Энинву меняет облик. Теперь она точно так же приняла ее в виде леопарда, как в свое время в виде черной собаки и белого мужчины по имени Веррик. Облик Веррика Энинву принимала, чтобы спасаться от неожиданного появления соседей. Так или иначе, под ласковыми руками ребенка Энинву расслабилась. И через некоторое время начала мурлыкать.
— Эйджи , — очень тихо произнесла маленькая девочка. Это было одно из немногих слов родного языка Энинву, которое Элен знала. Оно означало просто леопард.
— Эйджи, — повторила она. — Будь такой же и с Доро. Тогда он не осмелится причинять нам вред, если ты будешь вот такой.
13
Доро вернулся через месяц после похорон. Ужасающий труп Джозефа Толера был похоронен на невозделанном клочке земли, который когда-то был кладбищем для рабов, а Стивен Ифейнва Мгбада был похоронен на участке неподалеку от усадьбы, предназначавшемся для хозяина и его семьи. Джозефу должно было быть очень одиноко, потому что там не хоронили никого с тех самых пор, как Энинву купила эту плантацию.
Доро появился на плантации, уже зная благодаря своему особому чутью, что оба — и Джозеф, и Стивен — мертвы. Он привел с собой двух переселенцев, двух мальчиков возрастом не старше Элен. По-простому, без предупреждения, он появился в усадьбе и по-хозяйски сразу прошел в дом через переднюю дверь, будто весь этот дом принадлежал ему.
Энинву, не подозревавшая о его приезде, сидела в библиотеке и составляла список товаров для закупки. На плантации было развито собственное кустарное производство, но несмотря на это купить было нужно множество вещей. Покупались мыло, обычная одежда, свечи, а также некоторые виды готовых лекарств — которым можно было доверять, но которые применялись не всегда по назначению, определенному их производителями. И конечно, требовались новые орудия труда. Умерло два мула, а три оставшихся были очень старыми и требовали скорой замены. Еще была нужна обувь и шляпы для тех, кто работал в поле… Было бы гораздо выгоднее нанимать людей только на период большой жатвы, ведь все остальное время им приходилось делать вещи, которые проще и дешевле купить где-нибудь на стороне. Это было очень важно, поскольку здесь не было рабов, и людям приходилось платить за их работу, обеспечивать приличным жильем и хорошей едой. Такое содержание обходилось дорого. Если бы Энинву не была хорошим управляющим, ей пришлось бы гораздо чаще наведываться к морю и там заниматься очень утомительной работой, отыскивая затонувшие корабли и доставая из них золото и драгоценные камни, поднимая добычу на поверхность внутри собственного тела.
Энинву складывала длинную колонку цифр, когда вошел Доро с двумя мальчиками. Она повернулась на звук его шагов и увидела бледного, худого и угловатого человека с прямыми черными волосами. Когда он садился в кресло возле ее стола, можно было заметить, что на руке у него недостает двух пальцев.
— Это я, — сказал он едва слышно. — Прикажи, чтобы нам принесли поесть, это можно? Долгое время мы не ели ничего приличного.
Весьма учтиво с его стороны попросить ее отдать приказание, с горечью подумала Энинву. Именно в этот момент одна из ее дочерей подошла к двери и остановилась, с тревогой глядя на Доро. Энинву была в своем обычном молодом облике; всем было известно, что Эдвард Веррик имел красивую и очень образованную чернокожую экономку.
— Сегодня мы будем ужинать рано, — сказала Энинву, обращаясь к девочке. — Скажи Рите, чтобы она приготовила все что может, но только поскорее.
Девочка покорно удалилась, исполняя роль служанки и даже не подозревая при этом, что белым незнакомцем был Доро.
Энинву пристально разглядывала его новое тело, сдерживая желание закричать на Доро, заставить его убраться из ее дома. Ведь это из-за него погиб ее сын. Он подпустил змею к ее детям. И что он притащил с собой на этот раз? Еще парочку маленьких змеенышей? Господи, как ей хотелось освободиться от него!
— Они что, убили друг друга? — спросил ее Доро, и два маленьких мальчика взглянули на него широко открытыми глазами. Если они и не были пока змеями, он еще научит их пресмыкаться. Было очевидно, что он даже не беспокоился о том, что говорил в их присутствии.
Она тщательно старалась его игнорировать.
— Вы проголодались? — спросила она мальчиков.
Один — тот, что был поменьше — только коротко и испуганно кивнул головой, а второй быстро проговорил:
— Я проголодался!
— Идемте со мной, — сказала она. — Рита даст вам хлеба и еще сохранившихся персиков. — Она заметила, что они не взглянули на Доро, чтобы получить разрешение уйти. Оба подскочили с места и побежали за ней, а когда она показала направление, помчались прямо к кухне. Разумеется, Рита не будет в восторге от незваных гостей. Достаточно и того, что ей пришлось торопиться с ужином. Но она должна покормить детей, а затем отправить их, может быть, к Луизе, до тех пор пока Энинву не позовет их к себе. Вздохнув, Энинву вернулась к Доро.
— Ты всегда была защитницей детей, — заметил он.
— Я всего лишь разрешаю им быть детьми столько, сколько они этого хотят, — сказала она. — Они вырастут, и очень быстро познают и горе и зло.
— Расскажи мне про Стивена и Джозефа.
Она прошла к столу и села, продолжая раздумывать, следует ли ей сохранять спокойствие при рассказе об этих событиях. Ведь она столько раз уже плакала и проклинала его. Но ни слезы, ни проклятья никогда на него не действовали.
— Почему ты прислал ко мне человека, даже не предупредив меня о том, на что он способен? — спокойно спросила она.
— А что он сделал?
И тогда Энинву рассказала ему. Рассказала обо всем, и закончила тем же спокойно заданным вопросом.
— Почему ты прислал ко мне человека, даже не предупредив меня о том, на что он способен?
— Позови Маргарет, — сказал Доро, не обращая внимания на ее вопрос. Маргарет была дочерью Энинву, которая должна была выйти замуж за Джозефа.
— Зачем?
— Потому что когда я привел Джозефа сюда, он был ни на что не способен. Только на то, чтобы быть потенциальным производителем полезных детей. Несмотря на его годы, у него должен был начаться переходный кризис, и он должен был произойти именно здесь.
— Я должна была знать об этом. Меня бы обязательно позвали, если бы кто-то заболел. Но никаких признаков кризиса у него не было.
— Позови Маргарет, дай мне возможность поговорить с ней.
Энинву не хотелось звать сюда девушку. Маргарет лучше находиться подальше от всех этих разговоров про убийства. Она и так потеряла красивого, но бесполезного мужа, которого любила, и младшего брата, которого она обожала. У нее не было даже ребенка, чтобы найти в нем утешение. Джозеф так и не смог сделать ее беременной. За месяц, который прошел после его и Стивена гибели, она стала изможденной и молчаливой, хотя раньше всегда была очень жизнерадостной девушкой, веселой и общительной. Сейчас она вообще едва разговаривала. Она буквально заболела от горя. В последнее время Элен проводила с ней почти все время с утра до вечера, помогая ей в работе или просто поддерживая компанию. Сначала Энинву очень осторожно наблюдала за ними, опасаясь, что Маргарет может посчитать Элен виновницей смерти Джозефа, ведь она была так неуравновешенна в своем теперешнем настроении. Но этого, как оказалось, не произошло.
— Она становится лучше, — как-то тайком сказала ей Элен. — И скоро она придет в себя.
Маленькая девочка обладала интересным сочетанием безжалостности, доброты и глубокого восприятия. Энинву с отчаянием надеялась лишь на то, что Доро не обратит на нее внимания. Но ее старшая дочь была болезненно уязвима. И вот именно сейчас Доро намеревался вновь вскрыть еще не затянувшиеся полностью раны.
— Оставь ее в покое, Доро, хотя бы на некоторое время. Этот разговор не приведет к добру.
— Позови ее, Энинву, или я сделаю это сам.
С отвращением взглянув на него, Энинву отправилась разыскивать Маргарет. Девушка не работала в поле, как это делали некоторые дети Энинву, поэтому найти ее не составило труда. Она находилась в бане, где вместе с Элен занималась глаженьем белья.
— Оставь на время это занятие, — сказала Энинву, обращаясь к Маргарет. — И пойдем со мной.
— Что такое? — спросила Маргарет. Она поставила утюг нагреваться и, не раздумывая, взяла другой, уже горячий.
— Доро, — тихо ответила Энинву.
Маргарет застыла на месте, продолжая неподвижно держать на весу тяжелый утюг. Энинву взяла его из ее руки и поставила назад, на горячие камни очага, подальше от огня. Затем отодвинула и два других, стоявших рядом и уже разогретых.
— Больше не нужно ничего гладить, — сказала она Элен. — У меня сейчас вполне хватает денег, чтобы купить новую ткань.
Элен ничего не говорила, только молча наблюдала за тем, как уходили Маргарет и Энинву.
Когда они вышли из бани, Маргарет охватила дрожь.
— Что ему надо от меня? Почему он не оставит нас в покое?
— Он никогда не оставит нас, — спокойно сказала Энинву.
Маргарет только моргнула и взглянула на нее.
— И что я должна делать?
— Всего лишь ответить на его вопросы. На все, даже если они и покажутся тебе слишком личными и неприятными. Ответь на них и скажи ему правду.
— Он меня пугает.
— Верно, здесь есть чего бояться. Отвечай и подчиняйся ему. Все свои возражения или протесты оставь на мою долю.
Оставшийся путь до дома они проделали молча. Вдруг Маргарет сказала:
— Именно в нас причина твоей слабости? Ведь ты могла бы убежать от него еще на многие сотни лет, если бы не мы.
— Я никогда не смогла бы жить одна, без своих родных, которые окружали бы меня, — сказала Эниву, глядя в блестящие коричневые глаза дочери. — Как ты думаешь, почему у меня такое количество детей? Ведь я могла бы иметь и мужей, и жен, и любовников сколько захочу, но никогда при этом не обзаводиться детьми. Так почему же у меня их так много, и почему я всех их люблю? Ведь если бы они были для меня тяжким бременем, их бы здесь не было. И тебя бы не было.
— Но… он использует нас, чтобы заставить тебя подчиниться. Я знаю, что он делает это.
— Да, это так. Это его образ жизни. — Она коснулась мягкой красновато-коричневой кожи на лице девушки. — Ннека, ничто из этого не должно тебя заботить. Иди и расскажи ему все, что он хочет услышать, а затем забудь о нем. Мне уже приходилось выносить его преследования, и я выживу.
— Ты будешь жить до конца света, — очень серьезно заметила девушка, покачивая головой. — И ты, и он.
Вместе они вошли в дом и поднялись в библиотеку, где застали Доро, который сидел за столом Энинву и просматривал ее записи.
— О Боже! — с отвращением воскликнула Энинву.
Он бросил взгляд на нее.
— А ты гораздо лучший бизнесмен, чем я думал, основываясь на твоем отношении к рабству, — сказал он.
К ее изумлению, эта похвала ее тронула. Ей не понравилось, что он сует нос в ее дела, но теперь раздражение слегка поубавилось. Она подошла к столу и молча остановилась возле него. Доро улыбнулся, затем встал и уселся обратно в свое кресло. Маргарет подошла к другому креслу и присела в ожидании.
— Ты сказала ей? — спросил Доро, обращаясь к Энинву.
Она покачала головой.
Тогда Доро повернулся к Маргарет.
— Мы предполагаем, что Джозеф перенес скрытый возрастной кризис в то время, пока он здесь жил. Он не проявлял никаких признаков?
Маргарет разглядывала новое лицо Доро, но когда он заговорил о переходном возрасте, она отвернулась и стала изучать рисунок восточного ковра.
— Расскажи мне об этом, — спокойно произнес Доро.
— Откуда она может знать? — вступилась Энинву. — Ведь у него не было никаких признаков!
— Он знал, что это случится, — прошептала Маргарет. — Я тоже это знала, потому что видела, как это происходило… со Стивеном. Хотя со Стивеном это было гораздо лучше. С Джо это произошло очень быстро. Он плохо чувствовал себя в течение недели, или чуть дольше. Он не разрешил мне никому говорить об этом. Затем однажды ночью, спустя месяц после его приезда, ему стало совсем плохо. Я думала, он может умереть, но он упросил меня не оставлять его одного и никому не говорить.
— Но почему? — поинтересовалась Энинву. — Я могла бы помочь и тебе и ему. Ведь ты не так сильна. Он мог навредить тебе.
Маргарет кивнула.
— Мог. Но… он боялся тебя. Он боялся, что ты скажешь об этом Доро.
— У нее не было особых причин не делать этого, — сказал Доро.
Маргарет продолжала разглядывать ковер.
— Продолжай, — приказал Доро.
Она облизнула пересохшие губы.
— Так вот, он боялся. Он сказал, что… ты убил его брата, когда у того окончился переходный кризис.
Наступила тишина. Энинву переводила взгляд с Маргарет на Доро.
— Ты действительно сделал это? — спросила она и нахмурилась.
— Да. Я опасался, что могут возникнуть неприятности.
— Но ведь это был его брат! Почему, Доро?
— Его брат сошел с ума в период кризиса. Он был… как Нвеке. Охваченный болью и безумством, он убил человека, который ему помогал. Я успел помешать ему нечаянно убить самого себя, когда взял его. От его тела я смог получить пятерых детей, прежде чем его заменил.
— И ты не мог помочь ему? — спросила Энинву. — Смог бы он вновь придти в себя, если бы ты дал ему на это время?
— Он напал на меня, Энинву. Люди, которых нужно спасать, так не поступают.
— Но…
— Он был сумасшедший. Он напал бы на любого, кто приблизился бы к нему. Он уничтожил бы всю свою семью, не окажись я вовремя рядом. — Доро откинулся назад и вытер губы. Энинву вспомнила, что он сделал с собственной семьей множество лет назад. Он сам рассказывал ей эту ужасную историю. — И к тому же, я не лекарь, — более мягко сказал он. — Я могу спасти жизнь только одним, известным мне способом.
— Я думаю, ты не слишком будешь переживать, если вообще не станешь спасать ее, — с горечью произнесла Энинву.
Он взглянул на нее.
— Твой сын умер, — сказал он. — Мне очень жаль. Из него вышел бы очень хороший человек. Я бы никогда не привел сюда Джозефа, если бы знал, что они могут быть опасны друг для друга.
Казалось, что он говорил предельно искренне. Энинву не могла припомнить, чтобы в последнее время от него можно было услышать хоть что-то похожее на извинения. Она в недоумении посмотрела на него.
— Джо ничего не говорил о том, что его брат сошел с ума, — сказала Маргарет.
— Джозеф не жил вместе со своей семьей, — сказал Доро. — Он просто не мог жить вместе с ними, поэтому я нашел ему приемных родителей.
— Ох! — воскликнула Маргарет и отвернулась, чтобы понять и осмыслить сказанное. На плантации не больше половины детей жили вместе со своими родителями.
— Маргарет?
Она взглянула на него, затем снова быстро опустила глаза. Он был очень мягок с ней, но она все еще его боялась.
— Ты беременна? — спросил он.
— Нет, я только мечтала об этом, — прошептала она, готовая расплакаться.
— Ну хорошо, — произнес Доро. — Хорошо, на этом и закончим.
Она очень быстро встала и вышла из комнаты. Когда они остались вдвоем, Энинву сказала:
— Доро, Джозеф был чересчур взрослым, чтобы можно было ожидать кризис! Все, чему ты меня учил, говорит о том, что он был слишком взрослым для этого.
— Ему было двадцать четыре года. Я ни разу не видел раньше, чтобы переходный кризис начинался в таком возрасте, но…
Он замолчал, видимо, не решаясь продолжить, и изменил направление разговора. — Ты никогда не спрашивала меня о его предках, Энинву.
— Я никогда не хотела этого знать.
— Но ты должна знать. Разумеется, он был одним из твоих потомков.
Она лишь пожала плечами.
— Ты же сказал, что приведешь моих внуков.
— Он был внук твоих внуков. Оба его родителя имеют непосредственную связь с тобой.
— И зачем ты говоришь мне это сейчас? Я не хочу больше ничего знать об этом. Он мертв!
— Но он является к тому же еще и потомком Исаака, — продолжал Доро с безжалостной настойчивостью. — Люди с наследственностью Исаака порой довольно поздно совершают переход в развитии. Однако Джозеф задержался слишком надолго. Двое детей, которых я привел с собой, это сыновья от тела его брата.
— Нет! — Энинву пристально взглянула на него. — Забери их обратно! Я больше не хочу иметь рядом с собой ничего подобного!
— Ты должна взять их. Учи и наставляй их, как собственных детей. Я ведь предупреждал тебя, что воспитание твоих потомков дастся тебе нелегко. Но так или иначе, ты выбрала для себя роль воспитателя.
Она промолчала. Он принял это за добровольный выбор, словно бы он и не пытался ее принуждать.
— Если бы я отыскал тебя раньше, я бы привел их к тебе, когда они были еще моложе, — сказал он. — Но поскольку этого не произошло, теперь тебе придется «лепить» из них то, что сможешь. Научи их ответственности, гордости, чести. Научи их всему, чему ты учила Стивена. Но только не делай глупостей и не вдалбливай им в голову, что они будут преступниками. Так или иначе, в один прекрасный день они станут сильными людьми, их способности могут превзойти все твои ожидания.
Она по-прежнему молчала. А что она могла сказать, или сделать? Он требовал подчинения, иначе он мог сделать ее жизнь и жизнь ее детей совершенно бессмысленной, если вообще не убьет их сразу.
— У тебя будет пять-десять лет до их переходного возраста, — сказал он. — У них обязательно должен быть переходный кризис, я могу полностью ручаться за это. Их предки очень хорошо подходили для передачи наследственности.
— Они будут моими, или ты будешь вмешиваться в их жизнь?
— До переходного возраста они твои.
— А затем?
— Разумеется, я буду их скрещивать.
— Разумеется. Позволь им жениться и остаться здесь. Если они приспособятся к здешней обстановке, они захотят остаться. Как они смогут стать ответственными людьми, если все их будущее окажется подчинено одной лишь заботе о разведении породы?
Доро громко рассмеялся, широко раскрывая рот, показывая пустые места от утраченных зубов. — Да слышишь ли ты себя, женщина? Сначала ты хотела получить всего лишь некоторую часть от них, не больше, а теперь уже не хочешь вообще их отпускать, даже когда они вырастут.
Она молчала, дожидаясь, пока он кончит смеяться, а затем спросила:
— Неужели ты думаешь, что я могу прогнать хоть одного ребенка, Доро? Если есть хоть один шанс для них, что они будут гораздо лучше, чем Джозеф, то почему я не могу дать им этот шанс? Если они вырастут и станут настоящими мужчинами, а не кобелями, способными только перескакивать с одной сучки на другую, почему мне не попытаться им помочь?
Лицо его вновь стало серьезным.
— Я знал, что ты будешь им помогать, и не из одной лишь жалости. Неужели ты думаешь, что я так и не изучил тебя до сих пор? Энинву!
О да, он знал ее, и знал, как может ее использовать.
— А что ты будешь делать потом? Позволишь им жениться и оставишь здесь, если они приживутся?
— Да.
Она смотрела вниз, изучая рисунок ковра, который так привлекал внимание Маргарет.
— А ты заберешь их назад, если они не привыкнут, если они не смогут привыкнуть, как Джозеф?
— Да, — повторил он. — Их семя очень ценное, чтобы пропадать попусту.
Он не думал больше ни о чем. Ни о чем!
— Можно мне остаться у тебя на некоторое время, Энинву?
Она удивленно взглянула на него, а он отвернулся в сторону с невозмутимым выражением лица, ожидая ответа. Интересно, это был действительно вопрос?
— И ты уйдешь, если я попрошу тебя об этом?
— Да.
Да. Сейчас он так часто произносит это слово, и ведет себя так мягко и покладисто, будто вновь собирается искать ее расположения.
— Уходи, — сказала она мягко и спокойно, насколько могла. — Твое присутствие разрушает всю сложившуюся здесь жизнь, Доро. Ты пугаешь моих людей. — А теперь послушаем его. Пусть сдержит свое слово.
Он пожал плечами и кивнул.
— Завтра утром, — сказал он.
И на следующее утро он ушел.
Примерно через час после его ухода Элен и Луиза, держась за руки, пришли к Энинву, чтобы сообщить ей, что Маргарет повесилась в бане.
Долгое время после смерти Маргарет Энинву чувствовала слабость, с которой никак не могла справиться. Это было горе. Потерять двух детей, и почти одновременно. Так или иначе, но она не привыкла терять детей, особенно молодых, которые, казалось, успели провести рядом с ней всего несколько мгновений. Скольких же она похоронила?
Во время похорон два маленьких мальчика, пришедших вместе с Доро, увидев ее плачущей, подошли к ней, взяли ее за руки и стояли рядом с серьезным выражением на лицах. Казалось, они воспринимают ее как мать, а Луизу как бабушку. Они на удивление быстро ко всему привыкли, но Энинву часто размышляла о том, как долго это будет продолжаться.
— Отправляйся к морю, — сказала ей Луиза, когда она почти перестала есть и стала чересчур апатичной. — Море вернет тебя к жизни. Я уже видела это. Иди и побудь некоторое время рыбой.
— Со мной все в порядке, — как заведенный автомат отвечала Энинву.
Луиза явно не доверяла ее словам.
— С тобой как раз не все в порядке! Ты поступаешь как ребенок, которым, по-видимому, хочешь казаться! Уйди отсюда на время. Отдохни, и дай всем нам отдохнуть от тебя.
Эти слова вывели Энинву из апатии. — Отдохнуть от меня?
— Те из нас, кто чувствует твою боль так же, как ты сама, нуждаются в отдыхе от тебя.
Энинву чуть прикрыла глаза. Ее разум находился где угодно, но только не с ней. Естественно, что люди, получающие удобства от ее стремления их защитить, люди, которые разделяют с ней ее радость, будут точно так же страдать от боли, когда страдает она.
— Я отправлюсь, — сказала она Луизе.
Старуха улыбнулась.
— Так будет только лучше для тебя.
Энинву послала одной из своих белых дочерей приглашение навестить ее вместе с мужем и детьми. У них не было ни нужды, ни желания управлять плантацией, и они сами очень хорошо это знали. Вот почему Энинву могла доверить им свое хозяйство на некоторое время. Они как нельзя лучше подходили для этой роли, поскольку не станут здесь ничего переделывать на свой манер. У них были собственные странности. Женщина, которую звали Лиа, была почти точной копией Денис, своей матери. Воспринимая дома, предметы мебели, камни, деревья, человеческие тела, она получала от всего этого своеобразные впечатления; кроме того, она видела призраки событий, произошедших в прошлом. Энинву предупредила ее, что ей следует держаться подальше от бани. Передний фасад дома, где погиб Стивен, для Лиа и так был слишком тяжел, предупреждение было бы излишним. Она очень быстро выяснила, где не должна ходить, до чего не должна дотрагиваться, если не хочет увидеть своего брата залезающим на перила и прыгающим вниз головой.
Ее муж, Кейн, обладал достаточной восприимчивостью, чтобы время от времени заглядывать в мысли своей жены. Он вполне определенно знал, что она не сумасшедшая — или, во всяком случае, не более сумасшедшая, чем он сам. Он был квартерон, сын мулатки и белого. Его отец заботился о нем, выучил его, но, к несчастью, умер, так и не успев его освободить. Кейн остался в руках жены своего отца. Ему удалось убежать из-под носа работорговца, он покинул Техас и оказался в Луизиане. Здесь он совершенно спокойно мог использовать все, чему научил его отец, чтобы быть похожим на молодого белого с хорошим происхождением. Он ничего не рассказывал о своем прошлом до тех пор, пока не начал понимать, какой странной была семья его жены; однако до конца он так всего этого и не понял. Но он любил Лиа. С ней он мог быть самим собой, нисколько не беспокоясь за нее. С ней ему было очень удобно. И чтобы это удобство сохранить, он принимал ее такой, какая она есть. Он мог в любое время наведываться и даже жить на плантации, которая управлялась сама по себе без его надзора, и получать удовольствие от компании, которую собрала здесь Энинву из людей, плохо приспособленных к обычной жизни. Здесь он чувствовал себя как дома.
— А что с вашим путешествием к морю? — спросил он Энинву. Он хорошо ладил с ней, пока она носила облик Веррика. Ее женский образ заставлял его нервничать. Он не мог смириться с мыслью, что отец его жены может стать женщиной, да фактически и родился женщиной. Для него Энинву носила облик пожилого худощавого Веррика.
— Да, мне нужно уехать отсюда на некоторое время, — сказала она.
— И куда же вы отправляетесь на этот раз?
— Хочу отыскать ближайшую стаю дельфинов. — Она улыбнулась ему. Сама мысль о новом путешествии к морю сделала ее способной даже на улыбку. Вынужденная скрываться в течение долгих лет, она принимала не только облик большой черной собаки или птицы. Часто она оставляла дом, чтобы поплавать на свободе в теле дельфина. В первый раз она сделала это, чтобы ускользнуть от Доро, потом — чтобы раздобыть золото и купить землю, теперь — для того, чтобы получить удовольствие. Свобода, которую она обретала в море, уменьшала тревоги, давала ей время собраться с мыслями, освободиться от замешательства и развеять скуку. Часто ей становилось интересно — а что делает Доро, когда его охватывает скука? Убивает?
— И вы будете лететь, чтобы добраться до воды? — спросил Кейн.
— Лететь и бежать. Иногда лететь даже безопасней, чем бежать.
— Господи! — пробормотал он. — Думаю, что мне остается только завидовать вам.
Она продолжала есть, пока он говорил. Скорее всего, ей еще долго не придется увидеть пищи, приготовленной в домашних условиях. Рис и тушеное мясо, разваристый батат, пшеничный хлеб, крепкий кофе, вино и фрукты. Ее дети считали, что она ест как бедная неимущая женщина, но она не обращала на них внимания. Она была удовлетворена. Теперь она вновь взглянула на Кейна своими светло-голубыми мужскими глазами.
— Если ты не будешь бояться, — сказала она, — то после возвращения я попробую поделиться с тобой этим опытом.
Он покачал головой.
— Я не могу управлять собой. Стивен обычно делился многим со мной… мы работали с ним вместе, но я… в одиночку… — Он пожал плечами.
Наступила неприятная тишина. Энинву поднялась из-за стола.
— Я покидаю вас прямо сейчас, — резко сказала она. Затем направилась в свою спальню, разделась, открыла дверь на верхнюю галерею, обернулась птицей и улетела.
Прошло больше месяца, когда она вернулась назад в облике гигантского орла. Она была полна свежестью моря и воздуха и ужасно голодна, потому что в своем стремлении быстрее увидеть родной дом она не делала частых остановок для охоты.
Прежде всего она сделала круг, чтобы убедиться, что на плантации нет посетителей: незнакомцы могли не удержаться и подстрелить ее. За время своего путешествия она была подстрелена три раза.
Убедившись, что никакой опасности нет, она опустилась на заросшее травой открытое пространство, отгороженное домом от остальных построек и бараков, где жили ее люди. Двое маленьких детей увидели ее и побежали на кухню. Через несколько секунд они вернулись назад, ведя за собой Риту.
Рита подошла к Энинву, взглянула на нее и сказала без тени сомнения в голосе:
— Я полагаю, ты проголодалась.
Энинву лишь захлопала крыльями.
Рита рассмеялась.
— Ты выглядишь красивой ручной птицей. Интересно, как бы ты смотрелась на общем обеденном столе.
Рита всегда отличалась, мягко говоря, странным чувством юмора. Энинву еще раз нетерпеливо хлопнула крыльями, и Рита отправилась на кухню. Оттуда она принесла двух кроликов, уже разделанных для готовки. Энинву вцепилась в них когтями и начала рвать своим клювом, благодарная Рите за то, что она не успела их зажарить. Пока она ела, из дома вышла Элен, и следом за ней чернокожий мужчина. Этого человека она видела впервые. Вероятно, один из беглых рабов. Энинву никогда не отказывала в гостеприимстве беглым рабам: кормила их, давала одежду, отправляла их в путь более подготовленными для выживания. В тех редких случаях, когда ей казалось, что человек годился для ее дома, она покупала его.
Это был невысокий, ростом с Энинву, ладно скроенный мужчина. Она подняла голову и с интересом посмотрела на него. Если бы он имел разум, соответствующий его телу, она обязательно купила бы его, даже если бы он и не пригодился на плантации. Ведь так много времени прошло с тех пор, как у нее был муж. Случайные любовники перестали ее удовлетворять.