Прикосновение полуночи Гамильтон Лорел
Я сделала, что он просил, хотя мне никогда не приходилось целовать такие хрупкие губы. Й пока его губы не коснулись моих, словно лепестки туго свернутого бутона, я не почувствовала гламора. Я позволила своей жалости меня ослепить. Жалости и осознанию его скорой смерти. От умирающего не ждешь, что он станет тратить силы на секс. Я предполагала, что поцелуй будет самым целомудренным, какой только возможен, но его магия изменила все.
Он прижался губами к моей нижней губе, и в тот же миг гламор потек по моей коже, как вода теплого озера. Я потеряла возможность дышать, думать, действовать – я могла только чувствовать.
Короткий поцелуй будто заменил часы предварительных ласк. Ладонь коснулась моей обнаженной груди, а в нижнюю губу впились зубы. Чувства меня обманывали. Его маленькая рука просто не могла доставить такие ощущения – он словно ласкал все мое тело руками такими же большими, как руки любого мужчины. Короткий укол боли оказался последним толчком, завершающей лаской, бросившей меня через край, заставившей кричать от наслаждения. Мне показалось, что его рот стал больше. Что весь он стал больше. В этот миг я поклялась бы, что лежу на любовнике нормального роста, что гладящие меня руки принадлежат человеку или сидхе. Что тело, вжимающееся в меня, не то что обычного, а очень приличного размера.
Я забыла обо всем, кроме ощущения его тела. Руки настойчиво меня исследовали, губы и язык впивались в меня. Мужская плоть стремилась отыскать вход в мое тело. Наверное, я позволила бы ему и его гламору все без исключения, но резкая боль в боку разрушила магию. Я пришла в себя и увидела, что практически легла на Ройяла, насколько это позволяла разница в росте. Боль не прекратилась с исчезновением гламора. Я приподнялась, и боль стала еще сильней. Опустив глаза, я увидела, что проткнувшая эльфа деревяшка вонзилась мне в бок.
Подбежавшие Гален и Холод пытались меня поднять. Я едва не попросила их отойти от меня, когда щепка выдернулась. Ранка была неглубокой, благодарение Богине, но придется им потом напомнить, что надо было вначале посмотреть, а потом уж меня трогать. Никто из них не привык иметь дело с теми, кому так легко было повредить, как мне.
Гален крикнул:
– Хафвин, Мерри ранена!
– Нет, – сказала я, – это выглядит хуже, чем есть на самом деле. Другим ее помощь нужна больше.
– Ты – принцесса сидхе, а они всего лишь феи-крошки, – заявил Иви.
Я покачала головой:
– Дойл меня вылечит, когда вернется...
Но Галек уже укладывал меня на расстеленный плащ Иви.
– Пусть Хафвин хотя бы посмотрит, – сказал Гален. Я кивнула:
– Если у нее найдется время.
Разумеется, она подбежала тут же. Она встала на колени и стерла кровь тряпочкой, смоченной в чаше с водой, которую принес Китто. Она осмотрела рану, что было больно, и вытащила несколько заноз, что было еще больней.
Гален подставил мне руку, и я сжимала ее, пока Хафвин пальцами удаляла занозы. Где только бывают стерильные пинцеты, когда они нужны? Гален ухмыльнулся и сказал мне:
– Не думал, что ты такая сильная. Вот это хватка! Я невольно улыбнулась, чего он и добивался.
В просвет между Хафвин и Галеном я заметила Ройяла. Эльф лежал совершенно неподвижно, с закрытыми глазами.
Так недавно ласкавшие меня руки бессильно лежали по бокам. Я отвела руки Хафвин:
– Займись Ройялом.
Она недоумевающе посмотрела на меня. Я поняла, что она не знает его имени.
– Ройял, эльф, которому я помогала.
Хафвин послушно повернулась к нему. Но только она протянула к нему руки, как он выгнулся вверх, словно его потянули за невидимую нитку. У него вырвался жуткий вздох, сопровождавшийся криком, пронзившим все помещение. Крик тут же подхватили десятки голосов – все раненые одновременно забились, словно в эпилептическом припадке.
– Что это? – спросил Холод.
Хафвин растерянно качнула головой. Похоже, она тоже не знала. Плохо дело.
Горстка уцелевших эльфов двинулась к сородичам, как будто на помощь. И все они тоже повалились на колени, закричали и забились на полу.
– Это яд? – Адайру пришлось крикнуть, чтобы мы его услышали.
– Не знаю, – пробормотала Хафвин. – Да поможет мне Богиня, но я не знаю.
Из ран на телах фей-крошек фонтанами рванулась кровь. Те, кто не был ранен, тоже корчились и кричали от боли, но кровь у них не текла – ее неоткуда было вызвать. Да, вот на что это было похоже – на действие моей собственной руки власти, руки крови. Только вот я этого не делала, а все прочие этого сделать просто не могли.
Кровь лилась потоками, словно ее выжимали из ран. С последней волной криков и крови из ран вылетели щепки. Как будто плоть сама решила избавиться от чужеродных тел.
Деревяшка, едва не рассекшая надвое Ройяла, вышла одной из последних, потому что была из самых больших и глубже всего засевших.
– Это что, исцеление?! – спросил Холод, перекрикивая вопли фей-крошек.
– Не знаю, – пробормотала Хафвин. – Похоже...
Даже поверив, что происходящее – к добру, наблюдать все это было сложно. Но тут у меня появилась другая забота. Хафвин удалила, оказывается, не все занозы из моего бока. И теперь они начали прокладывать путь наружу.
Гален встревоженно на меня посмотрел: наверное, я опять стиснула его руку. Я покачала головой. Если Хафвин и могла как-то облегчить боль, то я в ее помощи нуждалась меньше других.
У Холода в одной руке был пистолет, в другой – меч. Адайр стоял чуть в стороне от Холода, тоже с оружием наготове. Иви отошел на другой конец комнаты, и его меч тоже был обнажен. Лицо Иви было так серьезно, что он сам на себя не был похож. Трое стражей полностью контролировали комнату. Они явно решили, что происходящее может быть результатом магической атаки. Я так не думала, но я-то не была телохранителем в отличие от них. Кроме того, у меня и так полно было дел: стискивать руку Галена и стараться не орать в голос.
Две мелкие щепки выбрались наружу, сопровождаемые выплеском крови. Мне казалось, будто из меня пытается выбраться что-то размером с хороший кулак. Я пыталась сдержать крик, ограничиться хваткой на руке Галена, но сохранить неподвижность мне не удалось.
Холод мгновенно оказался на коленях рядом со мной.
– Мерри! – крикнул он.
Кто-то звал Хафвин.
Я протянула куда-то вверх другую руку, и ее схватил Никка. На короткий миг, когда я сжала две их руки – Никки и Галена, – боль отступила, и тут словно весь мир разом задержат дыхание. Мы трое оказались посреди колодца тишины.
– Что это? – спросил Гален. Его я слышать могла.
– Магия, – ответил Никка.
Холод возвышался над нами, высматривая врагов. Бидди бок о бок с ним смотрела только на Никку, но держала меч наготове. Они были готовы меня защищать, но защищать нас нужно было не мечами. Нам нужны были маги, а не воины.
Окружавшая нас тишина начала как будто раздуваться, словно мыльный пузырь перед тем, как лопнуть. И появилась боль. Тысячи кулачков пробивались наружу сквозь мою плоть. Каждый мускул будто стремился оторваться от костей. Меня разрывало на части. Я завопила и повалилась на пол. Другие крики вторили моему, и руки, которые я сжимала, сжимались вокруг моих ладоней с той же силой. Сквозь прищуренные от боли веки я видела, как упали рядом со мной Никка и Гален, крики рвались из их широко открытых ртов.
Кричали не только мы; феи-крошки катались по полу, кровь хлестала из маленьких тел. Потом я скорчилась от боли и смотреть по сторонам уже не могла.
Кровь выплескивалась из раны у меня на животе. Кровь струилась по руке Галена. Плечо Никки превратилось в кровавый фонтан. А потом все прекратилось.
Это было так внезапно, что я решила, будто оглохла. Но тут я услышала тихие стоны и чей-то возглас: "Да поможет нам Мать!"
Гален свалился на меня, не отпуская моей руки. Руку Никки я тоже держала, но видеть его из-за Галена не могла.
Надо мной навис Холод:
– Мерри, ты меня слышишь?
Я дважды пыталась сказать "Да", но когда мне это удалось, голос прозвучал какой-то не мой, сухой и отстраненный.
Кто-то стащил с меня Галена, но руку его я так и не отпустила. Со мной не стали бороться, просто положили его рядышком, и мы все трое лежали бок о бок, глядя в потолок. Женский голос произнес:
– Малыши, посмотрите на малышей!
Какая-то нотка в голосе заставила меня повернуть голову, несмотря на упадок сил.
Ближе всех к нам был Ройял. Он перекатился на бок, свернувшись калачиком от боли. Что-то странное было с его спиной... Мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем я поняла, на что смотрю. У него на спине торчали две пары крошечных сморщенных крыльев, мокрых от крови, и они расправлялись прямо на глазах, росли с каждым ударом сердца Роняла.
– У них крылья! – прозвенел голос Хафвин. – У них у всех есть крылья!
Иви опустился на пол у наших ног:
– Посмотри, что у тебя на животе.
Я почти боялась посмотреть, боялась того, что могла увидеть. Ко это оказалась всего лишь бабочка, точно на месте раны. Тополевая ленточница, точно как та, чьи крылья теперь носил Ройял. Только когда Иви потянулся к ней пальцем, до меня дошло, что она сидит не на мне, а во мне. Бабочка была впаяна мне в кожу.
Я не успела ни испугаться, ни ужаснуться, ничего не успела. Мир вокруг покачнулся, и настала тьма. Во тьме не было ни видений, ни пророчеств – только благословенное забытье.
Глава 36
Я очнулась на кровати такой же черной, как окружавшая меня темнота. Черная ткань красивыми складками ниспадала с черных деревянных перекладин балдахина. Я лениво подумала, что это похоже на кровать королевы, – и страх тут же пронзил меня будто копьем. Просыпаться в постели королевы – не к добру.
Наверное, я дернулась сильнее, чем думала, потому что наткнулась рукой на чье-то плечо. Я подскочила и вгляделась в темноту. Посреди кровати лежал Гален, спокойно и размеренно дыша. Он был обнажен, как и мы. Мы – потому что с другой стороны от Галена лежал Никка. То, что в постели Андаис мы оказались втроем, нисколько меня не утешило.
Я осмотрела комнату: она вся была черная, если не считать зажженного ночника – большого медного светильника в центре комнаты. Почему не светятся стены? Куда подевался свет ситхена?
Во тьме что-то задвигалось, и я напряглась, думая, что это королева, – но ее белая кожа светилась бы в сумраке. Я поняла, кто там, еще до того, как он попал в круг янтарного света. Дойл в плаще таком же черном, как и он сам, миновал освещенную зону и неслышно шагнул к постели.
– Дойл! – Я даже не попыталась скрыть облегчение в голосе.
– Как ты себя чувствуешь? – Низкий голос раскатился по комнате, и от одного его звука утих ужас, подхлестывавший мой пульс.
– Прекрасно. Почему мы здесь?
– Потому что так пожелала королева.
Ответ мне не понравился. Сердце опять тревожно забилось. В темноте кто-то засмеялся – и я едва не задохнулась от страха. Рядом напрягся Гален, и я поняла, что он тоже проснулся. Он не двигался, чтобы не поняли, что он не спит. Я не стала его выдавать, хотя знала, что притворяться все равно бесполезно.
Смешок прозвучал вновь, и принадлежал он не королеве. Мне удалось сделать вдох.
– Кто здесь?
В дальнем углу кто-то зашевелился. Я уловила очертания бледной фигуры – светлые волосы, бледная кожа, белый плащ. Он был настолько же бледен, насколько черна была комната, он будто соткался из этой тьмы, как призрак. Но я знала, что он не призрак.
Света фонаря хватило, чтобы я его узнала.
– Иви, – не слишком радостно буркнула я. Он меня напугал.
– Неужели ты не рада меня видеть, принцесса? А я-то без колебаний пожертвовал ради тебя своим плащом...
– Почему ты забился в угол? И что здесь такого смешного?
– Твой испуг, когда ты поняла, где оказалась. Я сел там, где потемней, потому что ближе к фонарю я бы уже не спрятался – слишком светлая одежда.
Он встал и подошел к кровати – усмешка за время этой короткой прогулки куда-то подевалась, – прислонился плечом к резному столбику кровати и запахнул плащ поплотнее, словно замерз. Волосы, украшенные лозами и листьями, большей частью скрывались под плащом, а вокруг головы образовывали подобие капюшона.
– А остальные где? – спросила я.
– Набирают добровольцев, – ответил Иви.
Гален, лежа на животе, слегка приподнялся, чтобы разглядеть Иви и Дойла.
– Хватит цедить слова в час по чайной ложке. Расскажи толком, что случилось, пока мы спали.
То, что меня испугало, Галена только разозлило.
Я услышала, как отворилась дверь в ванную, а потом в свете фонаря на пороге показался Рис. На нем тоже был плащ, и на виду остались только лицо и волосы.
– Вы многое пропустили, – устало сказал Рис.
Он подошел к кровати, став чуть впереди Иви.
– Настолько много, – подхватил Дойл, – что я не знаю, с чего и начать.
– И почему меня это не успокаивает? – хмыкнул Гален.
– Он не собирался нас успокаивать, – сказал Никка. – Он – Мрак, неумолимый и пугающий.
Я попыталась сесть, и у меня на животе что-то трепыхнулось, Я вздрогнула, глянула вниз и обнаружила, что все это мне не приснилось. Во мне сидела ночная бабочка, точно на месте бывшей раны. Я оперлась на локоть и осторожно потрогала верхние серо-черные крылышки бабочки. Она раздраженно дернулась, блеснув красно-черным великолепием нижних крыльев – кровью и тьмой, превращенными в сияние. Крылья хлопнули мне по животу, и я могла бы поклясться, что почувствовала царапанье под кожей. Я снова потянулась к бабочке – на этот раз к голове с перистыми усиками. Пока я не дотронулась до нее, она сидела спокойно, а под прикосновением распахнула крылья и будто попыталась отпрянуть. Я явственно ощутила ее движение – нижняя часть тела бабочки била утоплена в мою плоть.
Я отдернула пальцы и разглядела на них цветную пыльцу, как будто прикоснулась к настоящей бабочке.
– Да что же это, во имя Дану[23]?!
– Это ненадолго, Мерри, – сказал Дойл. – Вскоре она станет только рисунком на твоей коже.
– Вроде татуировки? – спросила я.
– Да, что-то близкое.
– А сколько еще она будет вот так двигаться?
– Несколько часов.
– Ты такое видел раньше, что ли?
– Видел, – ответил за него Никка, повернувшись ко мне и тоже опершись на локоть. В ямке между его ключицами белел цветок, очень яркий на темно-коричневой коже. Желтая сердцевинка и пять белых лепестков поднимались над поверхностью тела, но стебель терялся в коже. Как и моя бабочка, цветок был живым и настоящим, но впаянным в тело.
Гален перевернулся на бок и показал мне правую руку. Чуть ниже плеча сидела бабочка размером почти во всю ширину руки. Желтые в черную полоску крылья распластались по руке, словно беззаботное создание сидело на цветке и наслаждалось сладким нектаром.
– Кажется, ее нисколько не беспокоит, что она попала в плен, – сказал Гален.
Я уставилась на мою собственную бабочку.
– Но они должны беспокоиться, должны пытаться освободиться! Почему они не хотят улететь?
– Они не настоящие, – сказал Дойл.
– Настоящие, – возразил Никка.
Дойл нахмурился было, но потом кивнул.
– Может быть, слово "ненастоящие" не совсем подходит. Но это не обычные животные, которые страдали бы, лишившись свободы.
Я снова потрогала крылья, и бабочка нервно ими дернула. "Оставь меня в покое", – сказала она так ясно, как только могла. Желудок у меня будто ухнул вниз – таким странным было ощущение чего-то живого, движущегося прямо во мне. Мои прикосновения ее беспокоили. Я снова легла на подушки, закрыв глаза и стараясь дышать ровно, чтобы справиться с этим ощущением.
– В тебе тоже ее ноги шевелятся? – Гален, похоже, был рад этому обстоятельству не больше меня.
– Да, – подтвердила я.
– Не так уж это приятно, – сказал он.
Я открыла глаза и посмотрела на него. Он выглядел зеленее обычного.
– Перестаньте их гладить, и они успокоятся, – посоветовал Рис.
Я вгляделась в переливы черной, красной, серой и даже белой пыльцы, измазавшей мои пальцы.
– Что же это за создания?
– Они превратятся в рисунки, – повторил Дойл, – знаки власти.
Я перевела взгляд на него.
– Ты имеешь в виду татуировки, которые когда-то носили сидхе? Но разве они не были скорее похожи на родимые пятна?
– Кое-кто с ними рождался, это верно, но не все.
– Многие приобретали их позднее, входя в силу, – подростками или даже взрослыми, – пояснил Рис.
– Помню, отец мне рассказывал, что люди стали раскрашиваться перед битвой, подражая нашим татуировкам. Знак божества, который должен был их защитить.
– В древности знаки на телах действительно защищали наших последователей, – сказал Дойл. – Защищали лучше всякого оружия, ведь они были проводником силы сидхе, к которому взывал этот знак.
Я заметила, что Дойл говорит официальным, довольно холодным тоном. Он из-за Иви осторожничал, или что-то стряслось?
– Мы были их богами, – вздохнул Рис.
– Богами мы не были, – отрезал Дойл, и голос его стал ниже от гнева. – Мы себя ими считали. Но когда настоящие боги ушли, мы поняли разницу. – Он уставился в темноту, словно смотрел куда-то далеко и на много лет назад. – Люди обнажились перед битвой, нанесли на себя наши символы и были разбиты, потому что в символах больше не было силы.
– Эти кельты здорово упрямые, – грустно хмыкнул Иви. – Раскрашивались еще очень долго после того, как знаки перестали действовать.
– Они думали, что в этом их вина, – сказал Дойл. – Что они недостойны. И они пытались снова завоевать наше одобрение.
Он отвернулся, я видела только сбегавшую по плащу черную косу.
– Это мы были недостойны.
– Так, хорошо, – сказала я. – А с чего этот приступ самоедства? Что я пропустила?
– Он дуется, – ухмыльнулся Рис.
Дойл слегка повернул голову, одарив Риса взглядом, от которого всякий другой сбежал бы с воплями.
– Я не дуюсь.
Рис ухмыльнулся шире.
– Дуешься. Тебя задело, что знаки власти появились на телах Галена и Никки, а не на твоем. Двое, никогда прежде не имевшие татуировок, теперь ими украшены, а мы – нет. – К концу этой фразы его улыбка померкла.
– Никогда не слышал, будто получить отметины – больно. Я думал, они просто возникают.
– И так бывало, – согласился Рис. – Но первые пришли с кровью, и это было чертовски больно.
Мы трое дружно кивнули.
– У тебя знак появился одним из первых? – спросил Дойл, уже без злости, просто с интересом.
Рис кивнул.
– Кромм Круах – последнее из моих имен, а не первое.
И тут Дойл поступил очень невежливо, совершенно не в духе сидхе. Он спросил:
– Кем ты был раньше?
Старые сидхе никогда не задают таких вопросов. Вспоминать о былой славе слишком болезненно.
– Тебе не стоило спрашивать, – сказал Рис.
Дойл церемонно поклонился.
– Я виноват, прости. Я только... – Он разочарованно хмыкнул. – Я вижу, как все вокруг обретают силу, а я остаюсь таким, как прежде.
– Ревнуешь? – спросил Рис.
Дойл закутался в плащ поплотнее и кивнул:
– Похоже. Не только Мерри... Еще и из-за магии.
Кажется, выговорившись, он стал чувствовать себя лучше, или просто в голове у него прояснилось. Потому что он встряхнулся всем телом, как вышедшая из воды собака, и повернулся ко мне с гораздо более спокойным лицом.
– В большинстве случаев татуировки были похожи на мои крылья, – сказал Никка. – Они существовали от рождения.
Я повернулась на его голос, поняв, что меня беспокоило все это время.
– А где твои крылья?!
Он повернулся на другой бок, показав мне спину. Я подумала, что они снова стали татуировкой, но поторопилась. Они еще поднимались над телом, как цветок между ключицами Никки, но уже лежали плоско, словно были на пути к возвращению в прежнее состояние.
– Они опять станут рисунком? – спросила я.
– Возможно, – ответил Рис.
– Никто не знает, – сказал мне Никка.
– Вы с Галеном что, проснулись раньше меня?
– Нет, – улыбнулся Гален, – мы вырубились позже.
Я очень осторожно отклонилась на спинку кровати. Бабочка взмахнула крыльями, мелькнув вспышкой цвета, и снова прикрыла сияющее великолепие черно-серыми верхними крыльями. Отдыхая, совки стремятся слиться с древесной корой. Не ее вина, что, попавшись в белизну моей кожи, бабочка стала так заметна. Но теперь она нервничала из-за своей беззащитности – а значит, двигалась. Одним из постоянных стремлений моей жизни теперь будет не напугать ее. Не хотелось бы мне ощутить, как она станет вырываться по-настоящему. Боюсь, что в таком случае меня просто стошнит. Принцессе не положено выказывать страх, а уж тошнота... Нет, это совсем не подобает королевским особам.
Дойл, видимо, понял мои затруднения и помог мне подоткнуть подушки под спину и голову, чтоб я могла сидеть, не слишком перегибаясь в животе.
– Как там Ройял и остальные феи-крошки? – спросила я.
– Твой эльф в порядке, хотя он единственный не улетел отмываться от крови. Обязательно хотел остаться и убедиться, что с тобой все будет хорошо.
Я попыталась разглядеть что-нибудь в темноте:
– Он здесь?
– За дверью, с Адайром и Готорном.
Иви обвил кроватный столбик бледной рукой, блеснув полоской тела. До меня дошло, что он должен был остаться голым, когда отдал мне свой плащ, но тогда я и не заметила его наготы – посреди моря крови и корчащихся тел.
– Он зовет тебя своей бело-красной богиней. – Интонации Иви звучали вроде бы шутливо, но одновременно – пугающе серьезно. Улыбка, не затрагивающая глаз.
– Я никому не богиня.
– Не уверен, – сказал Иви, плотнее приникая к столбику. Теперь только резное дерево мешало мне увидеть его наготу. – Бывало, нас обожествляли и за меньшее.
– Давно, – буркнул Дойл. – И далеко отсюда.
Иви пожал плечами.
– Мы тогда были на земле фейри и теперь – на земле фейри. Что значит расстояние, Мрак?
– Где остальные? – спросила я.
– Китто, Холод и еще кто-то ушли за едой для вас, – сказал Дойл.
– Распоряжение Галена: никто не ходит в одиночку. – Рис пожал плечами. – Неглупо придумано. Так что теперь мы везде ходим по трое.
– Но у нас для такого людей не хватит, – удивилась я.
– Теперь – хватит, – сказал Рис.
– Каким образом? – нахмурилась я.
– Королеву удалось убедить, что нам нужны не только боги растительности.
– А почему тогда здесь так пусто? – спросила я.
– Нас тебе недостаточно? – поинтересовался Гален.
Я улыбнулась:
– Не в том дело. Просто, когда все на виду, я знаю, что с ним все в порядке.
– Да, а почему у нас с Мерри появились бабочки, а у Никки – цветок? – спросил Гален.
– У Никки крылья и так есть, – предположил Рис. С этими словами он шагнул вперед, и я заметила что-то не то у него под плащом.
– Это что, повязка? – спросила я.
Рис распахнул плащ: правая рука действительно была на перевязи.
– Что случилось?
– Во-первых, мы убедились, что временные фокусы происходят только в нашем холме. За пределами нашего ситхена время так ползет, что полицейские, наверное, еще не добрались до своей лаборатории.
– Давай сразу ко второй части. Как тебя ранили? – спросила я.
– Мы возвращались домой, когда трое благих предложили нам остановиться поболтать на минутку.
– Вряд ли они выразились именно так, – усомнился Никка.
– Уж больно вежливо для них, – согласился Гален. Он лег на бок, опираясь на локоть. Правую руку он тщательно оберегал, чтобы не потревожить бабочку.
Рис широко улыбнулся.
– Ну, в общем, они нас остановили и особенно хотели потолковать со мной. – Улыбка стала чуть менее веселой. – Командовал я, и моя вина, что они застали нас врасплох. – Он искоса глянул на Дойла. – Моих людей могли убить.
– Убить?! – переспросила я.