Палач из Гайд-парка Перри Энн

– О да. Я как-то случайно вылечил солнечный удар холодной водой.

– Солнечный удар? Как интересно, – она кинула на него восторженный взгляд, словно они обсуждали самую увлекательную тему на свете. А какие у него замечательные голубые глаза!

Барт скромно отвел взгляд и стал рассказывать о своих африканских путешествиях, о том, как обгорел на солнце и упал с лошади, пересекая вброд широкую реку, и как прикосновение холодной воды облегчило боль от ожога и позволило избавиться от дурноты, которую он чувствовал из-за жары. Это была забавная история, и рассказывал он живо и смешно. Шарлотте не надо было притворяться заинтересованной.

Горничная принесла восхитительный лимонад, и Шарлотта продолжала расспрашивать Митчелла о житье-бытье в Африке. Тот с удовольствием отвечал. Мина сидела на диване, выпрямившись, сложив руки на коленях, слегка улыбаясь и чувствуя себя легко и свободно.

Но время шло, а Шарлотта еще не узнала ничего из того, что требовалось. Если Барт Митчелл – любовник Далси, значит, он очень хорошо умеет маскировать свои чувства. Но чем больше она узнавала о нем из его рассказов, тем больше готова была поверить, что подобная скрытность была для него естественна и необременительна. Он ни за что не предал бы женщину, которую любил, – ни намеренно, ни бездумно, ни из-за потери самообладания.

С каждой минутой Шарлотта чувствовала себя все более глупо и неудобно. Надо надеяться, у Эмили дела идут получше… Нет, она любой ценой должна узнать правду, так что смелее вперед. Надо хотя бы попытаться!

– А вы давно вернулись из Африки, мистер Митчелл? – спросила она, наивно раскрыв глаза. Вообще-то флиртовать с ним не так уж сложно, как могло показаться вначале. При ближайшем знакомстве он, оказывается, очень любезен и очень привлекателен внешне.

– Я здесь с осени прошлого года, миссис Питт.

– О, уже довольно долго…

Слова эти вырвались невольно. Шарлотта помолчала, надеясь, что он не услышал нотку разочарования, которая прозвучала в них. Вообще-то для некоторых это не очень длительный срок, чтобы влюбиться. Но она бы так долго не выдержала. Барт Митчелл тоже не производил впечатление человека, которому нужно не меньше полугода, чтобы увлечься.

– Вам нравится лондонское общество или после ваших приключений оно для вас слишком пресное? – Это был не очень удачный вопрос: на него мог быть получен лишь нейтрально-вежливый ответ. – О, прошу прощения, – заторопилась она, – ведь вы можете ответить формально. Однако, пожалуйста, скажите искренне, хватает ли вам здесь чувства опасности и каждодневной новизны? – Шарлотта говорила очень быстро и никак не могла взять более умеренный тон. – Того, что взывает к воображению и мужеству, к вашей способности переносить трудности и находить свой собственный выход из всяких неприятностей и неудач?

– Дорогая миссис Питт. – Митчелл улыбался с явно заинтересованным видом. – Уверяю вас, что в мои намерения отнюдь не входит отделываться формально-вежливым ответом. Я не считаю вас женщиной, которая проводит все дни в праздной болтовне. Напротив, я думаю, что вы и слова не скажете наобум.

Шарлотта чувствовала, как у нее горит лицо. Дай бог, чтобы он не догадался, насколько сейчас близок к истине!

– О, – ответила она беспомощно, – я… э…

– А чтобы ответить на ваш вопрос, скажу, что, конечно, в Африке было многое, чего мне здесь иногда недостает. Лондон действительно кажется мне чересчур пресным и, как бы это выразиться, ручным, но часто бывает и так, когда, глядя на зелень садов и свежесть весенних цветов, на прекрасные здания, зная, что за этими фасадами течет стабильная и цивилизованная жизнь, видя, как много в них красоты и достижений человеческого разума, я чувствую восхищение и радость оттого, что я здесь.

Шарлотта потупила глаза.

– А вы вернетесь в Африку, мистер Митчелл?

– Возможно, когда-нибудь и вернусь, – ответил он беззаботно.

– Но в ваши ближайшие планы это не входит? – Она затаила дыхание, ожидая ответа.

– У меня нет никаких ближайших планов, – ответил Барт, забавляясь разговором.

– Ну, конечно же, – проникновенно ответила Шарлотта. – Миссис Арледж будет так рада. Но вряд ли вы оставили бы ее по собственной воле…

Она исследовала его лицо мгновенным, цепким взглядом. Но на нем не отразилось ни малейшего сознания вины или смущения, только полнейшее непонимание.

– Прошу прощения? – переспросил он, слегка нахмурившись.

Никогда еще в жизни Шарлотта не чувствовала себя в столь глупом положении. Она бессовестно флиртует с безупречно порядочным человеком и болтает бог знает о чем, словно голова у нее набита опилками; а теперь вот не знает, как по возможности элегантно выпутаться из создавшегося положения.

– О, – сказала она, в отчаянии подыскивая слова, – боюсь, что я не так выразилась. Боюсь, что совершенно была введена в заблуждение чьими-то словами. Пожалуйста, извините. – Она не смела взглянуть на него и на некоторое время совершенно забыла о присутствии Мины.

Но Митчелл не хотел позволить ей так легко увильнуть от ответа.

– Миссис Арледж? – переспросил он.

– Да… я… – Она замолчала. Ей нечем было объяснить свое любопытство.

– Но миссис Арледж кажется женщиной с немалым чувством собственного достоинства, – продолжал Барт. – Хотя я знаком с ней очень поверхностно. В сущности, я и видел ее впервые на заупокойной службе. А вы хорошо с ней знакомы?

– Нет! У меня создалось такое впечатление, что вы… но нет, речь шла о ком-то другом. Должна признаться, я не очень внимательно прислушивалась к разговору и, очевидно, что-то недопоняла. Извините, пожалуйста. – Шарлотта наконец осмелилась взглянуть ему прямо в глаза. – Пожалуйста, забудьте о том, что я сказала. Все это так нелепо.

– Ну, разумеется, если вам угодно.

– Выпейте, пожалуйста, еще лимонада, – предложила Мина, впервые нарушив молчание с тех пор, как разговор коснулся Африки. Она внимательно прислушивалась к их беседе, но не приобщалась к ней. Сейчас хозяйка дома приглашающим жестом подняла серебряный кувшин.

– Нет, благодарю, вы очень добры, но мне надо ехать. – Шарлотта поднялась с места скорее поспешно, чем грациозно. Она жаждала бежать отсюда. – Я не хочу слишком затягивать этот прекрасный визит, чтобы вам не надоесть. Большое спасибо, что приняли меня столь любезно, хотя я приехала без предупреждения и приглашения. Я просто хотела подтвердить, что ваш совет насчет обоев был в высшей степени удачен и я вам искренно обязана.

– Ну, это пустяк, – отмахнулась Мина, – я в восторге, что вы довольны результатом.

– Возможно, несколько позже вы будете так любезны навестить нас? – Шарлотта протянула Мине новую визитную карточку с только что отпечатанным адресом. И только когда Мина ее взяла, она вдруг вспомнила, что, по всей вероятности, они с Томасом в своем новом доме не задержатся. Если только им вдруг повезет и они разгадают тайну преступления…

– А может быть, вы нас опять посетите, миссис Питт? – спросил Барт, искренне улыбаясь.

– Благодарю, – приняла Шарлотта это предложение, но про себя поклялась, что ноги здесь ее не будет. – Надеюсь на будущую встречу!

Она быстро выскочила в холл и из двери, которую открыла горничная, почти с неприличной поспешностью направилась по тропинке к улице и вскочила в первый же омнибус.

Эмили, напротив, не испытывала никакой нерешительности и трепета, разыскивая Лэндона Харлвуда, хотя это и потребовало некоторой изобретательности. Узнав о его местонахождении, она облачилась в сшитое по самой последней моде белое муслиновое платье с голубым дельфтским узором, с пышными плечами и широкими рукавами, надела замечательную шляпу с высокой тульей и одиноким страусовым пером на полях и велела заложить экипаж.

Чтобы поймать Харлвуда, надо было быть в высшей степени точной. И ей пришлось ждать в карете, мешая дорожному движению, пока она не увидела, что он выходит из своего служебного помещения в Уайтхолле и направляется к Трафальгар-сквер. По счастью, стояла чудесная весенняя погода и было приятно пройтись.

Эмили вышла из экипажа без помощи несколько удивленного кучера и поспешила вслед своей добыче.

– Мистер Харлвуд! – воскликнула она радостно, когда оказалась в десяти шагах от него. – Как приятно вас встретить!

Тот очень удивился и даже вздрогнул от неожиданности. Очевидно, ум его был занят государственными проблемами, которые он только что обсуждал или предполагал обсудить в ближайшем будущем. Да и трудно было ожидать, что встретишь кого-нибудь из светских знакомых днем, да еще в деловом центре города.

– Добрый день, миссис Рэдли, – ответил он удивленно, приподнял шляпу и остановился, немного отойдя в сторону, чтобы не мешать прохожим. – Как поживаете?

Эмили обворожительно улыбнулась.

– О, я отлично себя чувствую, спасибо. Какой прекрасный день, правда? В такую погоду чувствуешь в себе необъятный оптимизм, не так ли?

– Да, конечно, – согласился он любезно. – И у вас есть все основания для оптимизма. Такая замечательная победа на выборах, и она тем слаще, что была неожиданной – по крайней мере, для некоторых.

– О да! Боюсь, что я сама сначала не верила в ее возможность. Я, конечно, должна была больше полагаться на удачу, правда?

Харлвуд улыбнулся.

– События показали, что вы могли на нее рассчитывать, но думаю, что гораздо разумнее и мудрее быть не слишком уверенным вначале, чтобы сильнее радоваться потом. Это лучше, чем наоборот.

– О, конечно. Боюсь, бедняга мистер Эттли еще не смирился со своим поражением. Вот почему необходимо вести себя очень сдержанно и скромно, вы согласны? Наверное, секрет успеха в нашей жизни зависит от способности сдерживать свои эмоции. – Это прозвучало скорее как вопрос, и Эмили взглянула на своего собеседника, невинно распахнув глаза.

– Полагаю, вы правы, – ответил Лэндон, помедлив, не совсем уверенный, что она имеет в виду только Эттли. Он почувствовал скрытый намек в ее словах, а также то, что с ее стороны это не просто беспредметное житейское наблюдение.

– Одно дело – быть уверенным, и совсем другое – вести себя с величайшей скромностью, – наклонила она головку с легкой, но всепонимающей улыбкой. – Вот, например, любовные романы: они должны сохраняться в строгой тайне.

Вид у него был немного смущенный, но она не знала отчего: то ли это ощущение вины, то ли просто замешательство от ее довольно бестактного замечания.

– Мне кажется, миссис Арледж очень хорошо держится на людях после такого ужасного несчастья. Как вы думаете? – не отступала Эмили. – Это случилось в такое трудное для нее время… Но я уверена, что, будучи воплощением здравого смысла и скромности, вы сможете утешить ее самым лучшим образом.

Харлвуд сильно покраснел и судорожно вцепился в набалдашник палки. Когда он ответил, голос его звучал довольно хрипло.

– Да… совершенно верно. Делается все, что возможно.

Ответ был явно неудачен, и они оба это понимали. Его вдруг вспыхнувший взгляд ответил ей лучше всяких слов.

– Но я не хочу вас задерживать, мистер Харлвуд, – любезно сказала Эмили. – Уверена, что у вас есть какое-то важное дело, и вы уже и так уделили мне много времени. Желаю удачного дня. Было очень приятно встретиться с вами.

И с чарующей улыбкой, лучась невинной радостью от столь приятной беседы, она ускользнула прочь и перешла через улицу к ожидавшему ее экипажу и кучеру, который даже не трудился понимать, что это взбрело в голову его хозяйке.

– А что мы будем делать теперь? – нетерпеливо спросила Эмили, слегка сдвинув брови.

Они с Шарлоттой уединились в ее будуаре, в Эшворд-хауз. Это было лучше, чем сидеть в гостиной, потому что хотя, как они полагали, Джек сейчас в Палате общин, он может скоро вернуться, и ему совершенно незачем слышать этот разговор, даже частично. Соответственно, и Шарлотта проинструктировала Грейси, сообщив, что не знает, когда вернется, так что пусть та сама накормит детей ужином и уложит их спать, а если хозяин придет домой раньше, пусть скажет, что хозяйка ушла с визитом к Эмили и может даже остаться у нее ночевать. Обычно Шарлотта никогда не отсутствовала в такое время дня, но ничего не поделаешь. Но если она могла объяснить Грейси причины своего поведения, то Эмили не могла допустить, чтобы ее слуги хоть что-нибудь подозревали. Они все были под большим впечатлением от победы Джека на выборах, и их лояльность по отношению к ней заметно выросла.

– Мы должны теперь найти улики, если они существуют, – ответила Шарлотта.

– Они должны быть обязательно, ведь правда?

– Но только в том случае, если это сделал кто-то из них. Если они не виноваты, улик нет.

Но Эмили отклонила это предположение:

– Нет, давай даже не думать о такой возможности. Как ты представляешь себе ход событий? Я хочу сказать: как она это сделала, если это она?

Шарлотта несколько минут размышляла.

– Ну, знаешь, не так уж трудно ударить кого-нибудь по голове, если этот человек тебе доверяет и не ожидает ничего недоброго. И, очевидно, ты с этим человеком всегда любезна и предупредительна…

– Но тебе надо еще куда-нибудь заманить этого человека, – ухватилась за ниточку Эмили. – К тому же взрослого мужчину, особенно в бессознательном состоянии, даже если он худ, очень трудно куда-нибудь перенести. Скажи на милость, каким же образом она могла доставить его к оркестровой площадке в парке?

– Ну, подожди, не спеши, – упрекнула ее Шарлотта. – Давай все постепенно. Ведь мы еще не ударили его по голове.

– Ну, так давай, чего ты ждешь?

– Но сначала его надо увести в подходящее для этого место. Это требует предварительного планирования. И время должно быть выбрано точно. Нам ни к чему, чтобы он несколько часов лежал там, где не нужно.

– А почему? – немедленно возразила Эмили. – Какое это имеет значение?

– Имеет, и большое. Вокруг слуги. Как ты им объяснишь свое…

– Ладно, – перебила Эмили. – Понимаю. Значит, это все должно совершиться после того, как слуги уйдут спать, или в таком месте, где они не бывают. Может, это где-нибудь в саду? После заката садовник там уже не работает. А может быть, это оранжерея или теплица?

– Прекрасно, – согласилась Шарлотта. – Но как можно уговорить человека пойти в оранжерею, когда уже стемнело?

– Ну, что-то такое показать ему…

– Или, может быть, сказав, что послышался какой-то шум?

– Но в таком случае можно послать лакея, чтобы тот выяснил, в чем дело.

– Да, конечно. Но у меня нет лакея.

– И оранжереи тоже.

Шарлотта с легким сожалением вздохнула. Если бы они смогли остаться в новом доме, она и оранжерею соорудила бы. И со временем даже смогла бы, наверное, завести слугу-мужчину. Но сейчас все это было далеко от реальности.

– Значит, тогда нужно заманить его в оранжерею, – рассуждала Шарлотта, – сказав, что там есть что-то особенное. Например, цветок, который распускается только ночью и замечательно пахнет.

– Но если ты собираешься убить мужа, разве могут быть с ним такие идиллические отношения? – съехидничила Эмили.

– Значит, по какой-то другой причине. Не знаю… может быть, показать, что не так сделал садовник? Что-нибудь такое, из ряда вон выходящее, из-за чего надо поговорить с ним серьезно или даже получить разрешение уволить его и нанять кого-нибудь другого?

– Хорошо. Ты уводишь его в оранжерею, предлагаешь на что-то посмотреть, он наклоняется, и ты тем, что попалось под руку, но очень тяжелым, изо всех сил ударяешь его по голове. Во всяком случае, в оранжерее много инструментов, которые можно использовать для этого. Что потом?

– Оставляю его, – думала Шарлотта вслух, – до самой полуночи, а потом возвращаюсь и отрезаю голову…

– А для этого переоденешься соответствующим образом.

– Переоденусь?

– Во что-то, на чем незаметна кровь.

– О, – Шарлотта брезгливо сморщилась, но она понимала, что данное замечание в высшей степени уместно. – Да, конечно. И это должно быть нечто такое, что потом можно выбросить или отстирать.

– Но что? Что можно отстирать, чтобы не оставалось следов крови?

– Кожаные рукавицы? – с сомнением предположила Эмили. – Но зачем ей вообще нужны рукавицы? Это не такая вещь, что нужно иметь в гардеробе. У меня нет ничего подобного.

– Но может быть, это рукавицы садовника – и потом она могла под его видом пройти через парк… Точно! – воскликнула Шарлотта. – Тогда заметили, что какой-то садовник шел по дорожке парка и катил тачку! Эмили, может, это и был Палач, который вез в тачке тело Эйдана Арледжа из его дома на оркестровую площадку?

– Но кто это был? Далси или Лэндон Харлвуд? – спросила Эмили.

– Неважно, – ответила быстро Шарлотта. – Но если это был Харлвуд, он не мог сделать это без ее ведома. Значит, она так и так виновата. Арледжа могли убить в его собственной оранжерее и отвезти в парк в его же собственной тачке!

– Но, значит, мы должны это доказать. – Эмили встала. – Что пользы знать, если мы не можем подтвердить свое знание?

– Но это и не знание, а лишь догадка, – возразила Шарлотта, тоже вставая с места. – Прежде всего, мы должны доказать это самим себе. Мы должны найти место убийства. Там может еще остаться кровавое пятно, если знать, куда смотреть.

– Но полагаю, Далси вряд ли пригласит нас на экскурсию в свою оранжерею, если это она отрезала голову мужу, не так ли? – ответила Эмили.

– Нет, конечно, не пригласит. – Шарлотта глубоко вздохнула и перешла в наступление: – Мы должны пойти туда ночью, когда она не будет об этом знать.

– Вломиться в чужой дом? – Эмили не верила ушам, голос у нее стал тонким и пронзительным. Но очень скоро выражение ужаса исчезло, уступив место предвкушению опасности и волнующего приключения. – Только мы вдвоем? Тогда надо идти сегодня ночью. Мы не можем терять времени.

Шарлотта едва не задохнулась.

– Да, сегодня ночью. И мы пойдем отсюда, как только… ну, примерно в полночь, наверное? – и вопросительно взглянула на Эмили.

– Но в полночь слишком рано, она может еще не лечь. Я часто в это время тоже не сплю.

– Но ты не в трауре. А она вряд ли в это время будет где-то обедать или танцевать.

– Но мы должны уйти самое раннее в час ночи.

– Да, но… Я не решусь тогда вернуться домой так поздно. Томас…

– Ну, конечно, нет, – согласилась Эмили. – Мы должны идти отсюда и сюда же вернуться. Мне тоже будет непросто объяснить Джеку свое отсутствие. Он с ума сойдет. Мы должны будем уйти отсюда пораньше и где-то подождать до часу ночи.

– Но где? И как одеться? Одежда должна быть соответствующей. И нам не надо взламывать дверь дома в буквальном смысле слова. Все, что нам нужно, должно быть в оранжерее или в сарае садовника. Однако понадобится какая-нибудь лампа. Хорошо бы у нас был фонарь, как у полицейских…

– У нас нет времени его раздобыть, – возразила с сожалением Эмили. – Я возьму каретный фонарик, он сойдет.

– А как мы туда доберемся? Вряд ли можно просить твоего кучера отвезти нас.

– Он может доставить нас куда-нибудь поблизости. Это просто. У меня есть знакомые, кто там живет. Я скажу, что мне надо их навестить.

– Ну да, в час ночи, одетая, словно для тайного дела, – невольно хихикнула Шарлотта.

– Ах, да, – и Эмили закусила губу. – Не выйдет. Тогда скажу, что моя знакомая внезапно заболела, и оденусь как обычно, только под платьем будет соответствующая одежда. А сверху на платье накину шаль. И ты оденься так же. – И прежде чем Шарлотта успела возразить, прибавила: – Я тебе что-нибудь найду. Мы возьмем платье у моей горничной. У них одежда из грубых темных тканей, она прекрасно подойдет… Ладно. Нам еще надо все это как следует продумать и обставить. – Она бросила на сестру испуганный, но взволнованный предстоящим приключением взгляд.

С бьющимся сердцем Шарлотта последовала за Эмили.

В пять минут второго сестры, переодетые в темные шерстяные платья, в шалях, накинутых на голову (Эмили особенно постаралась, чтобы скрыть платиновый блеск своих волос), пробрались к саду возле дома Далси Арледж. Каретный фонарик они еще не зажгли – было достаточно уличных ламп; кроме того, они очень боялись, что их кто-нибудь заметит.

– Следующая дверь, – прошептала Шарлотта. – У меня с собой нож и вилка на случай, если она заперта.

– Вилка? – удивилась Эмили.

– Кухонная. Ну, знаешь, чтобы пробовать, готово ли кушанье.

– Нет, не знаю. Я же не готовлю. А ты можешь ею пользоваться?

– Ну, конечно, могу. Это так просто – ткнуть, и всё.

– И можно открыть дверь? – удивилась еще больше Эмили.

– Да нет, конечно, дурочка. Ею пробуют, готово мясо или пирог.

Эмили хихикнула, Шарлотта фыркнула от волнения и тоже засмеялась.

Дойдя до садовой двери, они увидели, что та действительно заперта на засов, так что Эмили пришлось зажечь фонарик и держать его, повернувшись спиной к Шарлотте, и глядеть в оба, нет ли кого на дороге, в то время как Шарлотта, аккуратно орудуя вилкой, наконец сумела нащупать ею очень простую задвижку. Эмили сразу же пригасила фонарик, они отодвинули засов и цепочку и отворили дверь.

Облегченно вздохнув, женщины проскользнули внутрь, плотно притворив ее, чтобы не вызвать подозрений.

Шарлотта огляделась. Очень темно. Садовая стена была достаточно высока, чтобы сюда не проникал свет уличных фонарей. Небо было почти сплошь затянуто плотными облаками, так что бледная луна в третьей четверти отбрасывала только слабое мерцающее сияние.

– Ничего не вижу, – прошептала Эмили. – В такой темноте мы не сумеем найти даже оранжерею, не говоря уже о кровавых пятнах.

– Нет, мы найдем оранжерею, – ответила Шарлотта, – а там опять зажжем фонарик.

– Как ты думаешь, кто-нибудь в доме сейчас еще может не спать?

– Тогда не стоит рисковать. Нас сразу же выгонят, еще до того, как мы что-нибудь обнаружим. И как, скажи на милость, мы объясним здесь наше присутствие? Так что лучше помолчи.

Этот аргумент убедил Эмили. Было даже страшно представить себе такую возможность. У них нет никакого правдоподобного объяснения.

Шарлотта шла впереди. Они осторожно пробирались по узкой, обложенной кирпичами дорожке, поросшей мхом и влажной от росы. Эмили держалась за юбку Шарлотты, чтобы не потеряться в темноте. Потому что вот так потерять друг друга из виду, а потом внезапно столкнуться лицом к лицу – этого нервы просто не выдержат. Кто-нибудь невольно вскрикнет и всех перебудит.

Налево возвышалась темная громада дома, черневшая на фоне белесых облаков. Впереди они разглядели ломаную линию крыши, и под ней еще одну, изогнутую линию навеса, а на нем сбоку – изящные очертания шпиля, как палец указывающего вверх.

– Оранжерея? – спросила Эмили.

– Нет, зимний сад, – ответила Шарлотта.

– Почему ты так думаешь?

– Шпиль, – прошептала Шарлотта. – На оранжереях шпилей не бывает. Она где-нибудь там, за углом.

– А ты уверена, что у них есть оранжерея?

– Должна быть. У каждого такого большого дома обычно бывает оранжерея или теплица. Но, как правило, предпочитают оранжереи. И в нашем случае последняя подходит больше.

– Почему?

– Просто его туда легче заманить. Как можно заманить мужа ночью в теплицу?

Эмили нервно засмеялась.

– Не смеши. Но может быть, она повела его в зимний сад? В этаком романтическом порыве. Облачилась в свой лучший пеньюар и увела повздыхать среди лилий…

– Вряд ли. Если ты замужем уже двадцать лет и муж предпочитает мужчин… Проклятье! – Это Шарлотта споткнулась и ушибла ногу о большой декоративный камень.

– Что это? – заволновалась Эмили.

– Да просто камень. Все в порядке, – и она сразу же перешла на прежний, очень осторожный шаг.

Пять минут сестры крались молча. К этому времени они обошли зимний сад и прошмыгнули через открытую террасу к какой-то темной массе впереди.

– Вот это и есть, наверное, оранжерея, – с надеждой сказала Эмили.

– Или беседка, – прибавила Шарлотта. – Может быть, она тоже подошла бы. Хотя нет. В беседке нет стен и садового инвентаря.

– Не вижу стекол, – сказала тревожно Эмили.

– А я вообще ничего не вижу, – ответила Шарлотта.

– Если бы там было стекло, мы бы увидели отблеск света, – прошипела Эмили. – Сейчас уже, кажется, не так темно.

Шарлотта остановилась и медленно повернулась, чего Эмили не ожидала и натолкнулась на нее.

– Предупреждай заранее! – огрызнулась она.

– Извини… Смотри-ка! Что-то блеснуло. Там стекло. Это, наверное, оранжерея.

Не дожидаясь ответа, Шарлотта двинулась в другом направлении. Через несколько минут они оказались возле небольшого строения, чьи тусклые стекла отражали капризное сияние луны и были какого-то водянистого, расплывчатого цвета, напоминающего дымчатый шелк.

– Она заперта? – спросила Эмили.

Шарлотта протянула руку и попробовала дверь. Та подалась, однако скрипнули несмазанные петли. Эмили едва не вскрикнула, но вовремя зажала рот.

– Фонарь! – приказала Шарлотта.

Войдя, она подняла его повыше и держала, пока Эмили снова его не зажгла. Теплый свет озарил оранжерею изнутри. Это было небольшое помещение, предназначенное для выращивания ранних цветов и овощей. На полках стояли ящики с салатом и златоцветом, дельфиниумом и рассадой шпорника. На другой полке было несколько горшков с геранью.

– Свети на пол! – прошипела Эмили. – Не глазей по сторонам!

Шарлотта опустила фонарик на два фута над деревянными мостками, на которых они стояли.

– Ничего не вижу, – разочарованно сказала Эмили. – Просто утрамбованная земля. Сдвинь фонарь немного в сторону.

Шарлотта протянула его подальше, осторожно держа, чтобы случайно не выронить. И зацепила краем юбки цветочный горшок, который с глухим стуком упал.

– Ах! – едва подавила крик Эмили.

– Ш-ш-ш, – прошипела Шарлотта и протянула руку с фонариком еще дальше. И тогда они увидели это: длинный темный потек на земляном полу у дальней стены.

Эмили наклонилась и стала его тщательно рассматривать.

– Но это может быть что угодно, – сказала она разочарованно. – Смотри! – Сверху нависала полка с банками и бутылками, в которых были химикалии, удобрения, креозот и яды для гусениц и муравьев.

– Это, наверное, пятно от креозота, – осторожно предположила Шарлотта. – Хотя и необязательно. Если бы у меня были вокруг пятна крови, я бы тоже замазала их, чтобы стало незаметно, каким-нибудь сильнодействующим средством. Дай-ка мне вон тот совок!

– Что ты собираешься делать? – спросила Эмили, подав его сестре.

– Копать.

Несколько минут Шарлотта сосредоточенно скребла жесткую почву, осторожно снимая верхний слой, пропитанный креозотом. Под ним показался другой, и пахнул он, когда она поднесла немного земли к носу, совсем иначе. В этом запахе не было ничего острого и ядовитого. Он был затхлый и чуть-чуть сладковатый.

– Кровь? – спросила с любопытством Эмили.

– Наверное, – Шарлотта медленно поднялась с колен, лицо ее побледнело. – А теперь надо отыскать тачку. Пойдем. Наверное, в такое время года ее держат снаружи.

Очень осторожно, опустив фонарик и наполовину прикрыв его шалью, они на цыпочках вышли из оранжереи, осторожно притворили за собой дверь и снова оказались в саду.

– Подними фонарь повыше, – с беспокойством сказала Эмили. – Ведь иначе мы ничего не увидим.

Шарлотта послушалась.

– Но где можно держать тачку? – спросила она задумчиво и так тихо, что сестра едва ее расслышала. – И рукавицы. Интересно, где они?

– А может, она их сожгла? – предположила Эмили. – Я бы обязательно так сделала.

– Но только в том случае, если бы у тебя была в саду печь и ничего не заметили бы слуги. Кожаные рукавицы горят с ужасным смрадом. Да и не думаю я, что у нее были такие. Это, наверное, рукавицы садовника. Он бы стал их искать. Нет, она тщательно все отмыла и водворила на место. Где-то здесь должен находиться сарайчик для лопат, грабель и тому подобного… – Шарлотта огляделась вокруг, подняв повыше фонарик.

– Вон он! – зашипела Эмили. – Убавь свет! Кто-нибудь увидит! Пойдем. Быстрей!

Они осторожно прокрались в темноте, стараясь ни за что не задевать, к сараю, который тоже, по счастью, был не заперт. Войдя, они поставили фонарь на скамейку, но необходимости в этом не было – они сразу же увидели тачку, а около нее, на гвозде, висели кожаный фартук и рукавицы.

Эмили легонько вскрикнула от страха, и Шарлотта вздрогнула, ужаснувшись тому, что они сейчас видят. Очень осторожно, с безумно забившимся сердцем, отчего, казалось, у нее содрогается все тело, Шарлотта протянула руку и провела по дереву тачки.

– Влажная? – спросила Эмили.

– Ну конечно, нет, – ответила Шарлотта, – но она вся в пятнах. Наверное, тоже креозот. – Она подошла к фартуку и посветила. – В швах что-то есть… Уверена, это кровь.

– Тогда скорей! – прошептала тревожно Эмили. – У нас уже достаточно улик. Давай уйдем, прежде чем нас схватят.

Обрадованная, Шарлотта отошла от стены, задев шалью тачку, и отшатнулась от нее в испуге.

Выйдя, они уже хотели было потушить огонь, опять обойти зимний сад и пробежать к садовой стене, как вдруг в десяти шагах увидели свет другого фонаря.

И застыли на месте.

– Кто идет? – спросил громкий мужской голос. – Стойте, или будет хуже!

– О господи! – простонала Эмили. – Это полиция!

– Но мы скажем, что мы нашли! – сказала храбро Шарлотта, хотя ноги у нее подкосились и она почувствовала тошноту. Какое-то мгновение ноги были словно ватные, отказываясь подчиняться.

Эмили попыталась что-то сказать, но ничего членораздельного у нее не получилось.

Полицейский был уже почти рядом. Сестры ясно видели фуражку и блестящие пуговицы. Он поднял фонарик «бычий глаз» и, не веря собственным глазам, уставился на них.

– Вот это да! Что же мы такое имеем! Две служанки пришли воровать салат? А?

– Нет, конечно, – ответила Шарлотта, собрав все свое мужество и достоинство, что было весьма трудно. – Мы…

Эмили внезапно пришла в себя и сильно толкнула ее в бок.

Шарлотта невольно вскрикнула и выругалась.