Право учить. Работа над ошибками Иванова Вероника

Марек, сидящий за столом напротив меня, покачал головой, сомневаясь в доброй памяти хозяина.

— И неверующих тоже вспомню, когда придёт время!

Русоволосый криво улыбнулся, отправляя в рот очередную порцию жаркого. Пока я разговаривал с принцем, в самом деле прошло довольно много времени, и завтрак было решено перенести на обед, а высвободившееся время истратилось на приведение в сносный вид ещё одной комнаты — пусть без мебели, но с местом для спанья.

— Раз уж вы заговорили о мальчике… Так ли необходимо держать его в подвале? Холод и темнота не пойдут на пользу здоровью.

Некромант отхлебнул эля и признал:

— Вынужденная мера. Сами видели, в доме слишком мало пригодных для жилья помещений. К тому же я не хочу, чтобы с мальчишкой что-то случилось.

— Разве он может выйти отсюда? Вы ведь не подарили ему браслет?

— Выйти не сможет, но если будет свободно шататься по дому, ещё покалечится, а то и вовсе убьётся… Нет, пусть пока посидит внизу.

— Ну хотя бы выводите его гулять, я видел на втором этаже небольшой балкон, там можно подышать воздухом.

— Сами займитесь мальчиком, если желаете. Только смотрите, отвечаете за его голову своей!

Я заинтересованно уточнил:

— Он настолько ценен?

Некромант прожевал кусок лепёшки, проглотил и, помолчав, признался:

— Для меня он дороже всех сокровищ мира.

— Неужели? А с виду…

— Внутри мальчика вся сила моей будущей армии. Он Мост. Знаете, что сие означает?

Я наморщил лоб, Марек навострил уши.

— Кажется, мне где-то попадалось это название.

— Мосты черпают напрямую из Источников. Как только мальчик будет инициирован, я получу огромное, неиссякаемое количество Силы!

— Вспомнил!

На меня с недоумением воззрились две пары глаз.

— Вспомнил! Когда я занимался переписыванием черновиков в Королевской библиотеке, мне попадалась небольшая книжка как раз с описанием инициации этих самых Мостов!

Нижняя губа некроманта жадно опустилась вниз:

— Что это была за книжка?

— Кажется, дневник какого-то мага… По имени Лара.

Струйка слюны каплей упала на стол:

— Самого Лары? Не может быть… Вы знаете, как подобраться к этим записям?

— Зачем?

— Но Мост же нужно инициировать, ведь иначе я не смогу получить источник Силы!

— Я понимаю. Только зачем вам сама книжка?

— Ну как это — зачем?!

— Я помню текст почти дословно, потому что делал с него то ли три, то ли четыре списка.

Некромант, невольно приподнявшийся над скамьёй, снова рухнул на неё, ошалело бегая по мне взглядом.

— Помните… всё?

— Ну да. Если желаете…

— Обязательно! А вы уверены, что ничего из текста не забыли?

— Уверен. Его было не так уж много.

Будущего завоевателя мира можно было в эти минуты показывать за деньги тем, кто никогда не видел истинно счастливого человека. Думаю, таким способом можно было бы обогатиться проще и быстрее, нежели мастерить войско из мертвецов, но лёгких путей никто и никогда не искал. Причём некоторые личности нарочно избирают пути не только трудные, но и опасные для жизни…

Запястье сдавило браслетом чуть ли не до хруста костей. Я удивлённо приоткрыл рот, собираясь спросить, в чём причина неожиданно зверского поведения прежде вполне миролюбивой вещицы, но некромант, опережая вопросы, объяснил:

— Кто-то вошёл.

— Вы же говорили, это невозможно?

— Возможно войти. Но не всем, не всюду и не всегда.

Тут я, пожалуй, впервые за всё время увидел настоящее лицо своего нанимателя: в каждой чёрточке появилось предвкушение удовольствия, мигом прогнавшее прочь всю доброжелательность и оставившее только глубокую ненависть ко всему живому. Прежнего любезного и увлечённого своим делом мастера для меня больше не существовало. Как перестали существовать сочувствие и жалость. Грустно? Немного. Но куда полезнее, нежели испытывать человеческие чувства к безжалостному убийце.

Короткий, по-настоящему повелительный кивок — и Марек, не попытавшись огрызнуться или съязвить в своей привычной манере, покорно и бессловесно отправился на выход, чтобы пару минут спустя вернуться, волоча за собой, как куль с мукой, судорожно вздрагивающее тело.

Некромант неторопливо поднялся, запахнул полы мантии и подошёл к пришельцу, неистово царапающему ногтями пол, только бы хоть немного отвлечься от терзающей плоть боли и услышать, о чём говорят вокруг.

— Ты вторгся в пределы чужих владений. Без приглашения или дозволения. За подобный проступок смерть — самое лёгкое из наказаний. Но я буду милосерден. Если честно ответишь, зачем пришёл, умрёшь без мучений. Солжёшь… боль станет вдвое или втрое сильнее. Выбирай!

Мог несчастный ответить или нет, неизвестно, но поднять голову и посмотреть на врага он всё же попытался. Правда, сил хватило на полвдоха, не более, но я успел вспомнить и беззвучно пробормотать большинство известных мне ругательств, потому что… Эти лиловые глаза, почти переполненные болью, и варварски выстриженные над длинными ушами волосы, мокрые от пота, но по-прежнему отливающие серебром, могли принадлежать только одному созданию на свете.

Хиэмайэ собственной персоной, фрэлл его подери!

Бывают моменты, когда невозможно рассуждать трезво, холодно, беспристрастно, тщательно рассматривая все плюсы и минусы, вот сейчас я и попал в такую ловушку: промедлю — обреку Мэя на мучительную смерть, потороплюсь — загублю всё, чего едва-едва добился. Но думать некогда, да и… А о чём тут думать?

Встаю из-за стола, подхожу к месту возможной будущей расправы, склоняюсь над корчащимся эльфом, внимательно всматриваюсь и, выдержав паузу, немного растерянно, немного устало, вроде бы не обращаясь ни к кому конкретно, размышляю:

— Судачат о листоухих, что народ лесной, а потому дурной, но не настолько же? Я ведь ясно говорил — не ходи за мной, а что вижу? И не знаешь, то ли пожалеть, то ли выдрать хворостиной как следует, чтобы неделю ни сидеть, ни лежать не мог.

Некроманту понадобилось не меньше трёх вдохов на осознание наличия некой связи между мной и попытавшимся проникнуть в дом пришельцем:

— Вам известен этот… эльф?

Выпрямляюсь, вздыхая:

— Наверное, я в чём-то согрешил перед богами, раз они послали мне такое наказание.

— Наказание?

Так, интерес пойман, теперь можно чуточку расслабиться, опасная развязка оттянута, а то и вовсе исчезла без следа.

— Я встретил его прошлым летом. Уж не знаю, что понадобилось эльфу на землях людей, наверное, как и всякому мальчишке, приключения… И так вышло, помог ему избежать неприятностей. Но прибыли не было никакой, я с радостью забыл бы о случайной встрече, так нет же, не удалось. Этот, с позволения сказать, ребёночек почему-то вбил себе в голову, что должен выразить мне благодарность, и начал ходить за мной по пятам. Уговоры не подействовали, последний наш разговор по душам закончился тем, что мне начали совать… Знаете дурацкий обычай листоухих? Своим возлюбленным и вообще тем, кто вызывает их уважение, восхищение и прочая, дарят хрустальные бусины. Оно мне было нужно? Как собаке пятая нога. Я и высказал, что думаю о дарителе. Честно говоря, надеялся, после той отповеди мальчишка одумается, но… Вижу, ошибался. И знаете, поделом ему будет получить любое наказание, которое вы назначите.

Некромант прикрыл глаза, рассуждая, правдив мой рассказ или нет. По большому счёту, подобная история вполне могла произойти: причуды эльфов известны на весь Шем. И всё же для полной уверенности требовалась проверка с другой стороны. Со стороны незваного пришельца. Если я лгу лишь ради спасения жизни, он не сообразит принять предложенную игру. Если же всё рассказанное — правда, подворачиваются повод и средства для хорошей забавы, не так ли?

Длинные жёсткие пальцы вцепились в волосы эльфа и потянули вверх, заставляя поднять голову и посмотреть на меня.

— Этот человек сказал правду?

Вообще-то крайне глупо надеяться быть узнанным и правильно понятым по одному только голосу, а в том, что сейчас эльф мало что способен рассмотреть глазами, я не сомневался: неумелое пребывание в Смещении сдавливает и перекручивает не только плоть, но и Кружево разума, мешая его обычной работе. До определённого предела остаются неизменными качества только основных Нитей — стволов, из которых вырастают ветви узора. Но в каких глубинах могли остаться отголоски syyth, следы «якоря», некогда неосторожно брошенного Мэем и с таким трудом отторгнутого мной? Ещё немного — и буду по-настоящему жалеть, что избавился от ниточки связи…

Минута ожидания ответа показалась мне невероятно долгой, но серебристые ресницы дрогнули, а из потрескавшихся, кровоточащих губ послышалось:

— Да…

— И ты хочешь вручить ему свои драгоценности вместе с вечной преданностью? Считай, тебе повезло, можешь попробовать ещё раз. Только будут ли они приняты? — Лукавый взгляд в мою сторону.

Проходит ещё очень много времени. Вернее, мне только кажется, что мгновения, раньше летящие быстрее стрел, плетутся, еле переставляя свои невидимые, но многочисленные ноги. Эльф подносит руку к шее, что-то ищет на ощупь в складках рубашки, судорожно дёргает и из последних сил тянется ко мне, сжимая опухшими пальцами… все три «искры». Золотистая, прозрачная и нежно-розовая хрустальные капли покачиваются на цепочках, по звеньям которых с израненной руки стекают, орошая пол, капельки крови.

Некромант наблюдает за происходящим с неподдельным интересом, ожидая, какое решение будет принято. Листоухий, по его мнению, не может поступить иначе, если хочет спасти свою жизнь, а вот у принимающего дары есть выбор: казнить или миловать. Второе в сложившихся обстоятельствах не менее тягостно лично для меня, чем первое, но моей маске больше подошло бы согласие на убийство незваного и нежеланного пришлеца, чем милосердие. Впрочем… Более убеждённости в том, что надо быть решительным и твёрдым, хозяину нужно знать хотя бы одно уязвимое место слуги. Сделать «милорду» подарок? Сделаю, так и быть. Любое другое решение всё равно неосуществимо.

Добился своего, lohassy? Что ж, можешь торжествовать…

Протягиваю ладонь. «Искры» ложатся в неё и в первый момент кажутся неподъёмно тяжёлыми. Всё правильно: на сей раз я принимаю не только «разум», но и «чувства», и «жизнь». Проще говоря, эльф вручает мне всего себя, с прошлым и будущим. Даже рабством такое положение трудно назвать, вернее будет говорить о полном растворении в избранном повелителе, об окончательном отказе от себя самого. Понимает ли Мэй, что творит? Я отчаянно хочу заглянуть ему в глаза, но едва «искры» упокаиваются в моей руке, силы оставляют листоухого полностью, и он оседает на пол уже совершенно неподвижным ворохом плоти и ткани.

Некромант, за миг до дарения отпустивший серебристые волосы, брезгливо отряхивает руки:

— Думаю, мы можем вернуться к трапезе. Тем более стоит отметить ваше приобретение, Рон.

Криво усмехаюсь:

— Было бы что отмечать… Лучше бы вы его добили.

Тёмные глаза смотрят с пугающей бесстрастностью:

— Теперь это ваша забота, Рон. Как и ваша зверушка.

Марек старательно подвигал челюстями, потом извлёк изо рта почти превратившийся в кашицу серо-жёлтый листок, разложил на одной ладони и придавил сверху другой, расплющивая комок. С обыкновенной корнежоркой, останавливающей кровь, я был знаком благодаря стараниям Мирримы, корнежорка же подкаменная годилась и на другое.

— Видишь, заплатка получилась? Её нужно приложить к ране, придавить, но не слишком сильно, и немного подождать: приклеится и будет держаться, пока кожа заново не вырастет.

Хорошо быть сыном лекаря, верно? Столько всего полезного знаешь и умеешь…

— Спасибо, что помог его притащить. И за всё остальное — тоже.

Русоволосый небрежно отмахнулся:

— Велика помощь! Если что ещё понадобится, говори.

По угрюмому лицу волной пробежала странная тень, заставившая парня чуть ли не болезненно скривиться, и мой неожиданный помощник поспешил уйти, даже не попытавшись подсмотреть и подслушать дальнейшие события, надо сказать, весьма познавательные. Во всех смыслах.

Я начал с того, что лезвием охотничьего ножа разрезал испорченную нахождением в Смещении пластов одежду: любая материя, равно живая или только некогда бывшая живой, попав в пространство с насильно изменённой структурой, начинает принимать его правила, то бишь отказывается от своей изначальной природы. Разумеется, бесследно подобный отказ не проходит, вот и шёлк эльфийского одеяния зиял полупрозрачными прорехами, обещая рассыпаться прахом вне зависимости от моих действий.

Да-а-а, живое пострадало ничуть не меньше: на суставах жемчужно-белая кожа треснула и теперь обильно сочилась сукровицей. Побудь Мэй в Смещении чуть дольше, мышцы и кости пришли бы в движение без воли их хозяина, скрутившись вьюнком или вовсе завязавшись в узел… Хорошо хоть некромант не стал зверствовать. Но с другой стороны, он был уверен как в собственной неуязвимости, так и в плачевном состоянии пришлеца. Почему? Надеюсь впоследствии отыскать ответ на сей вопрос, а пока…

Серебристые ресницы раздвинулись ровно на такое расстояние, чтобы позволить лиловым глазам убедиться: рядом врагов нет. Впрочем, после всего случившегося я лично имею законное основание считать листоухого если не злодеем, то злостным вредителем уж точно!

— Учти, то, что произошло, не имеет значения.

— Не-а.

Хоть с виду полученный мной ответ и походил на желаемый, довольства в нём послышалось столь много, что я вынужден был остановить движение смоченной травяным настоем тряпицы по израненному телу эльфа.

— Прости, не понял — ты согласен со мной или…

— Не-а.

Так, теперь всё ясно. Впрочем, ожидать иного и не приходилось, поскольку ни одно разумное существо подлунного мира, заполучив в свои цепкие ручонки исполненное заветное желание, не сможет отказаться от пусть случайного, но крайне ценного подарка.

— Моё мнение на сей счёт ты можешь предположить и сам, у меня ещё будет время его высказать, а пока… Какого фрэлла ты здесь делаешь?!

Мэй попытался то ли улыбнуться, то ли придать своему лицу суровое выражение, но получилась лишь невнятная гримаса, и эльф, видимо осознав, что кроме слов иными средствами общения не располагает, снизошёл до более развёрнутого ответа, нежели предыдущие:

— Ищу.

Я чуть было не спросил: «Меня, что ли?» — но вовремя спохватился. Конечно, и подобная причина не исключалась, особенно если Хиэмайэ узнал от своего брата о моём весеннем посещении эльфийских ланов. Наверняка ведь обиделся, что с ним не повидались. Но разумеется, это не повод, чтобы отправиться на поиски, верно?

— Что ищешь?

Меня устало поправили:

— Не «что», а «кого».

С каждым словом всё интереснее и интереснее…

— И кого же?

Мэю почти удалось выразить возмущение с помощью фырканья:

— Ты должен знать.

— Пра-а-авда? Я должен подвесить тебя за уши и отшлёпать так, чтобы запомнилось на всю жизнь!

— Мне или тебе?

Теперь уже впору фыркать самому. Ну мерзавец… Разве можно на него сердиться? Можно. И нужно. Но сначала следует выспросить всё имеющее значение.

— Кого ты ищешь?

Он прикрыл глаза, словно собираясь с силами.

— Дядю.

Ах да, и как я мог забыть? Стир’риаги, заслуживший своим поступком звание преступника, бесследно исчез из пределов эльфийских ланов, не дождавшись заслуженной кары. Но я же просил не вмешивать в поиски обоих братьев… Просьбы пропали втуне? Странно. Подозрительно даже.

— Тебе позволили участвовать? И Кэл согласился?

— Не-а, — следует полулукавое-полустыдливое признание.

— Но как тогда…

Рука с пугающе чётко обрисованными венами приподнялась и кончиками пальцев указала куда-то в сторону головы, вернее, в сторону ёжика серебристых волос над ухом.

Кажется, понял. И гномы, и эльфы в отличие от людей, проживают довольно долгую жизнь, потому и тела представителей этих рас вступают в совершенно иные отношения со временем. В частности, волосы и тех и других растут соответственно числу, а не скорости течения прожитых лет, разве только листоухие частенько применяют магию, дабы обзавестись роскошной шевелюрой раньше предписанного природой срока, а горный народец презирает подобные вмешательства в собственные тела. Но факт остаётся фактом: для человека остриженные волосы — ерунда не значимее обломанного ногтя, а для упомянутых рас… Наказание.

Так-так-так. Значит ли увиденное мной…

Но пока я предполагал и располагал, Мэй добавил к наброску картинки штрих, перевернувший всё с ног на голову:

— Кэл и стриг.

В голосе эльфа прозвучала неподдельная обида: мол, старший брат — и опустился до такого непотребства, как лично наказать младшего. Зато я едва не расхохотался. Ай да Кэлаэ’хель!

Вот с кем мне было бы легко и приятно вместе заниматься решением задач любой сложности. Старший из братьев располагает не только опытом и знаниями, но и соображает, как имеющиеся сокровища использовать. Разумеется, оголённые для всеобщего обозрения уши для эльфа означают позор, тяжкий проступок, запятнанную честь, но… ещё и отлучение от клана. Временное или постоянное — неважно, в конце концов, решение о возвращении в лоно семьи всегда принимает тот, кто изгонял. Но занятность ситуации состоит в другом: пока Мэй считается изгоем, он вправе совершить любой поступок по отношению к точно такому же изгою. Например, к своему дядюшке. Вплоть до убийства, которое в силу обстоятельств не ляжет тяжёлым грузом на плечи самодеятельного палача.

Значит, Хиэмайэ был настойчив и убедителен, если Кэл счёл возможным исполнить древний обычай… Кстати, при случае мне стоит быть осторожнее: описанные тонкости эльфийских обрядов известны далеко не каждому из листоухих, и уж конечно молодые эльфы совсем не имеют представления о делах старины. Стало быть, Кэлаэ’хель приближён к верхам власти? Что ж, рад за парня, хорошо, когда способности оцениваются по достоинству, но ещё лучше, если это происходит вовремя, а не, скажем, посмертно…

— Подлец, да? — явно напрашиваясь на сочувствие, спросил Мэй.

— Несомненный.

— Тебе весело?

Я отвернулся, стараясь справиться с губами, самовольно расползающимися в улыбке.

— Весело?

Эльф дёрнулся, намереваясь приподняться, чтобы заглянуть мне в лицо. Пришлось возвращать беспокойного больного на место, чувствительно нажав ладонями на грудь.

— Лежи спокойно!

— Я что-то сказал… смешное?

— И поменьше говори, пожалуйста. Если не прекратишь болтать без умолку, порвёшь губы окончательно.

— Ну и пусть.

Продолжаем упрямиться? Правда, последние слова были произнесены уже тише и неразборчивее. Мэй внял моей просьбе и всё же озаботился собственной внешностью и здоровьем.

Впрочем, терпения хватило ненадолго:

— Ты злишься?

Это мягко сказано, злюсь. Я вне себя от раздражения! Только-только втёрся в доверие к противнику, выслужился и почти получил доступ к таинствам завоевания мира — и на тебе: беспечное явление старого знакомого чуть не стало началом конца. Так злюсь ли я?

— Ничуть.

Короткий вздох.

— Злишься.

Кладу в рот один из собранных и принесённых Мареком листьев корнежорки: жевать всегда полезнее, чем говорить, особенно если говорить не хочется.

— Я что-то сделал не так?

Кажется, достаточно разжевал… Шлёп. Хм, на ощупь приятно тёплая лепёшечка получилась. Приложим, придавим, подержим… Для верности считаю до трёх дюжин, только потом отвожу руку в сторону и проверяю прочность «заплатки». Держится, надо же…

— Я не должен был приходить?

Не стану отвечать, получу ещё горсть вопросов, последний из которых вполне может оказаться чем-то вроде: «Наверное, мне нужно поскорее удавиться?»

— Если честно, ты мог делать всё, что угодно, не в моём праве запрещать или приказывать. И да, тебе почти удалось испортить задуманное мной дело. Но, к счастью, только «почти». Зато едва не испортил своё собственное будущее… Какого фрэлла ты полез в Смещение?

Мэй, не замечая боли, удивлённо распахнул глаза:

— Какое смещение?

— Ловушка, сплетённая из Прядей Пространства и служащая этому дому оградой. Если не знаешь, как с ней справиться, нечего и соваться! Ведь в отличие от дяди ты наверняка не изучал строение Пластов?

Он не успел ответить, но мне ответ и не требовался. Ещё только проговаривая последние слова, я уже оторопело соображал, откуда в местной глуши могло взяться заклинание, доступное только посвящённым…

Беглый эльф! Племянничек точно выследил дядюшку? Получается, так. Во всяком случае, найденные и вполне ещё тёплые следы не могут не принадлежать Стир’риаги, ведь владение секретами Пространства я видел воочию только в его исполнении… Что ж, одной неизвестностью меньше. Но остались другие.

— Мне хотелось бы кое-что прояснить. Надеюсь, врать не станешь?

Молчание. Впрочем, вполне красноречивое.

— Это хорошо. Итак, ты ищешь дядю. Можно узнать зачем?

Я предполагал простой и понятный ответ: «ради отмщения», но Мэй меня удивил, пробормотав:

— Хочу спросить.

— О чём?

Лиловые глаза сузились до еле заметных щёлочек:

— Почему он… Почему сделал ту страшную вещь. Почему изменился с тех пор, как вернулся из Драконьего Дома, ведь раньше… Раньше он не был ТАКИМ.

Всё просто, малыш. Всё очень просто. Твой дядя получил в руки сокровище, о котором не мог и мечтать: запретные знания. Вернее, запрещённые к разглашению среди существ, не достигших должной степени развития. Строго говоря, и Стир’риаги мало подходил под указанное условие, но, поскольку являлся хранителем артефакта, пользовался благоволением чуть большим, нежели прочие соплеменники. К тому же, если Мантия — только тень моей матери, но не может и дня провести без того, чтобы чему-нибудь меня не научить… Элрит любила делиться знаниями. Скорее, любила их дарить. Делать подарки. Но уверен, все мысли эльфа занимали тогда не тайны мироздания, а самое обыкновенное чувство, так часто и незаметно возникающее у ученика к учителю. Влюблённость. И когда предмет приложения чувства исчез, остались одни лишь знания, неполные и незавершённые. Что мы делаем, если нам известно, КАК делать? Правильно, воплощаем знания в жизнь. Особенно если ничего другого больше уже не желаем…

Можно было бы объяснить. Но разве Мэй поверит моим словам? Ведь сказать правду невозможно, а тень лжи в некоторых вещах совершенно недопустима. Наверное, нужно и впрямь оставить ответы до задушевного разговора листоухих родственников и…

— Я знаю, это их вина.

— Прости, что?

— Драконы. Они во всём виноваты. Они чудовища.

Я кинул тряпицу на дно миски — в лужицу отвара, поднялся с колен, на которых стоял, занимаясь ранами эльфа, и подошёл к распахнутому окну. Рубить плющ пришлось наспех, но расчистить местечко для проникновения в комнату солнечных лучей удалось вполне достаточное, чтобы ясно разглядеть на лице Мэя ужас, смешанный с ненавистью.

Чудовища, конечно. И я не меньшее чудовище, а может, и большее из всех. Но мне никогда не хотелось избавиться от своей драконьей крови. Стать таким же, как мои родичи? Сколько угодно раз! Но отказаться от них навсегда… Нет. Пусть моими поступками руководят трусость, малодушие и прочие неприглядные качества, я родился драконом. И умру им. Ущербным, искалеченным, ненавидимым, презираемым, но всё же драконом. Это единственное, чем я могу гордиться без оговорок и доказательств. Прочее, что сотворено мной по делу и без дела, колеблется на весах мира, не способное склониться ни в пользу добра, ни в сторону зла. Происхождение же останется неизменным и необсуждаемым.

Наверное, мне следовало пылать ненавистью и праведным гневом, но… Я всегда буду любить свою мать. За то, что она позволила мне увидеть свет. Позволила вдохнуть воздух подлунного мира. Подарила хоть короткую, но жизнь. Правда, уходя за Порог и зная, каково это — жить, только горче жалеешь, однако… Лучше знать и платить высокую цену за своё знание, чем беззаботно пребывать в небытии. По крайней мере, интереснее.

— Я опять что-то сказал не так?

А он искренне расстроен. Чем? Моим огорчением? Вот уж беда так беда…

— Нет, всё верно. Драконы — чудовища.

— Тогда почему ты так странно это говоришь?

Оборачиваюсь. Теперь он смотрит на меня против света, а значит, не может толком видеть моё лицо и различать чувства в моих глазах.

— Странно?

— Словно это больно.

— Тебе показалось.

— Нет. Не показалось.

— Поговорим потом, хорошо?

Он промолчал, соглашаясь, но через вдох сказал:

— «Искры» назад всё равно не возьму.

— Мэй, я не желаю слушать никакие возражения по этому…

— Я не хочу оказаться в Драконьих Домах.

Вот как? Страх перед непонятной до конца, но очевидной опасностью подтолкнул эльфа к безрассудному, но единственно возможному — в меру его фантазии, разумеется, — обходному пути. Однако представляющееся одному спасением для другого может означать безусловный и трагичный финал. Для меня, к примеру. Потому что, доверив гроздь «искр» моим пальцам, Мэй, сам того не ведая и не желая, принёс присягу тем чудовищам, от которых старался убежать. Ну что за наказание…

Ладно, вывернусь и из этой ловушки. Можно же заявить, что вручение состоялось без соблюдения надлежащих церемоний, да и вообще персоне, участвующей в обряде не под своим собственным именем, и… Можно. И мне будет достаточно подобных оправданий. Мне. А ему? Тупик. От слова «тупой». Причём относится сие определение целиком и полностью только к одному из присутствующих в комнате. Показывать пальцем не нужно, и так всё ясно.

Но обнадёживать малолетнего хитреца лишний раз не буду.

— Думаешь, я смогу поспорить за тебя с драконами?

Он молчит, делая вид, будто погружён в размышления, а на деле просто надувая щёки для пущей важности.

— Думаешь, моих сил хватит, чтобы бросить вызов самым могущественным существам в мире? Если они потребуют твоего служения, мне придётся…

— Ты всё равно не уступишь.

— Почему это?

— Потому что ты упрямее всех драконов вместе.

Скорее уж всех ослов, когда-либо рождавшихся под тремя лунами.

— Одного упрямства мало.

— Для сражения?

— Для войны.

Мэй улыбнулся, и на сей раз движение губ, припухающих от начинающих затягиваться ранок, почти лишено боли, остаётся лишь лёгкая тень где-то в глубине, тень, растворяющаяся в забвении.

— Вот видишь, ты уже согласился!

Согласился? Когда? С чем? Ах мерзавец! Поймал-таки на слове — раз начинаю углубляться в расчёты по приложению сил, значит, готовлюсь к действиям. Всё верно. Но мне-то не легче…

— И этот разговор можно будет продолжить позже. Пока всё, чем тебе нужно заниматься, — лечение. И покой, насколько возможно, чтобы Пряди, составляющие твою плоть, перестали дрожать и вернули себе прежнее сечение.

Уши эльфа дрогнули, приподнимаясь в удивлении и заинтересованности:

— Откуда ты знаешь?

— Что именно?

— Про дрожь.

— Э…

Страницы: «« ... 1112131415161718 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Первый парень на деревне Динамит решил проучить своего односельчанина Сашку. Но нужно быть осторожне...
Чтобы отпраздновать сто недель совместной жизни молодая супружеская пара отправляется на затерянный ...
Ученик дает известному писателю рукопись своей работы, которая представляет собой рассказ маньяка о ...
Арендовав дешевую квартиру, студентки Ольга и Люда столкнулись просто с ужасающим количеством пароно...
Дима Немчинов, как ему казалось, придумал первоклассный первоапрельский сюжет для телевидения. Тольк...
Агенты ФБР Балдер и Смалли могут разобраться в самом загадочном деле. Они поймут, если «истина где-т...