Три холма, охраняющие край света Успенский Михаил

ГЛАВА 13

Герцог Блэкбери от самолёта отказался: за три дня шлянья и веселья он смертельно устал.

- Дорогая, я давно хотел поглядеть на Россию во всём её, так сказать, просторе. Неужели вам нравится этот массовый воздушный стриптиз? - Смотри - тебе жить! - предупредила Леди. Взял Теренс, конечно, СВ - и промаялся трое суток от близости любимой и невозможности чего-то более. Пресловутый антиэротический массаж укрощал только тело, но не душу. Выспаться толком не удалось. Кроме того, в вагоне-ресторане ему пришлось столкнуться с поздними и оттого лютыми омскими дембелями, ушедшими на гражданку прямо с гауптвахты. Да ещё на каждой остановке Лидочка выгоняла лорда за экзотическими продуктами и напитками: подтверждала свой невозможный характер, чтобы похерил бедный Терри беспочвенные мечтания.

Когда поезд миновал мост через реку Алду, она привела лицо влюблённого в относительный порядок, а сама напялила на голову белокурый парик:

- Ты правильно придумал, что на поезде, а то Синеоков сразу бы узнал, кто сюда летит! У него везде схвачено… Так что в город мы не поедем, а мы поедем прямо к Дядьке! Дядька тебе сразу в репу даст, но ты не смущайся - он со всеми так знакомится… Посмотрела на Дюка и добавила:

- А может, и пожалеет: не даст в репу. При таксисте говорим только по-английски! И за чемоданами приглядывай!

Но таксист всё равно удивился, когда пара явных иностранцев пожелала отправиться не в «Рэдиссон-Сайбериа», но в сторону Шалаболихи.

Дюк так и не успел как следует рассмотреть малютинский вокзал, напоминавший вычурный, дорогой, но явно несъедобный торт. Над привокзальной площадью качался громадный плакат, на котором изображён был обесцвеченный молодой человек. В каждую его щёку было вшито по застёжке-молнии. Подбородок украшала интимная стрижка. Подпись гласила: DJ GONDON PROEZDOM.

- Смотри-ка - мой бывший жених! Большим человеком стал! - сказала Леди.

…А вот дача Турковых напоминала гнездо средневекового барона-разбойника - правда, разбойника доброго, старшего брата своим вассалам и отца родного своим крестьянам. «Если бы Гауди хоть раз в жизни напился, - пояснила Леди, - он бы примерно что-нибудь такое и напроектировал». Дюк только хмыкал да охал, всерьёз ожидая получить от неведомого Дядьки в репу.

В репу он не получил, но потрясение было нешуточное.

Едва они прошли за калитку, как по выложенной камнями дорожке промчалось что-то огромное и лохматое. Лохматое встало на задние лапы и, оказавшись выше Лидочки, едва не опрокинуло её на землю. Герцог бросил чемоданы (один жалобно звякнул), кинулся на выручку. Нападавший переключился на Дюка и разом слизал с его лица всю маскировочную косметику языком шириной с сапёрную лопатку.

- Дядька! - заорала Леди. - Ты чего тут развёл? Брысь! Брысь!

- Это, деушка, твой Чуня! - послышалось с высоты крыльца.

Сергей Иванович Турков был высокий крепкий мужик с обветренной рожей и седой бородкой по её краям. Глаза у Дядьки были маленькие, чёрные и пронзительные. Одежду его составляли просторная тельняшка и фирменные кремовые пижамные штаны «Поло», в знак полного презрения к ним заляпанные чёрным кузбасс-лаком.

Гигант Чуня успокоился, сел, завилял хвостом и вопросительно глянул на хозяина точно такими же хитрыми глазками.

- Какой Чуня, Дядька? - Лидочка успокоилась и вытерла лицо. - Издеваешься?

- А тот Чуня, какого ты мне навязала в Лондоне!

- Дядька! Лох цепенеет! Чуня не может быть такой!

Дюк тоже опомнился и пролепетал: - Постойте, но ведь это же… Невероятно!

В принципе герцог Блэкбери был прав. Йоркширские терьеры, эти непременные атрибуты светских дам, должны в дамской же сумочке и умещаться. Британские углекопы в своё время вывели эту породу для того, чтобы крошечные друзья охраняли под землёй от крыс шахтёрские тормозки с обедом. Но леди Тэтчер в своё время ликвидировала шахтёров как класс, а собачек пристроили на житьё в аристократические семьи.

- Так он у меня первые дни за пазухой и жил! - пояснил Сергей Иванович. - А потом я вспомнил, что размер аквариумных рыбок зависит от величины водоёма. Что он, думаю, на диване будет скучать!

- Ты что его, стероидами кормил? Или пищей богов?

- Мясом я его, деушка, кормил, мясом! А чего это твой молодой человек весь с лица сбледнул? Когда я Чунину родословную нашим собачницам показал, они вот тоже в отключке были. Вязать его хотели со своими микробами! Будет Чуня с ними вязаться! От него все овчарки без ума, даже некоторые волчицы. А чего? Рос на вольном воздухе, за кроликами гонялся, на дворе зимовал - шуба-то вон какая! Чуня, как видно, любил такие речи, но проявил личную скромность. Он встал, безошибочно выбрал самую тяжелую сумку, взял ремень в зубы и потащил груз на крыльцо.

- Это он ради тебя, - сказал Дядька. - А вообще ленивый фантастически. Как русский витязь, что спит в кургане до тревожного часа. И лишь в минуту испытаний встаёт лицом к врагу. Прошлой зимой молочную ферму в Шалаболихе от волков отстоял. Задавил шестерых - я только у мужиков ружья отнимал, чтобы его не подстрелили. Тогда оставшиеся волки что делают? Они тогда нанимают за две бараньи туши медведя-шатуна…

- Дядька, ты гонишь… - растерянно сказала Леди. - Это же кавказон, только лапы покороче, а не Чуня…

- Кавказон нам не противник, - гордо сказал Сергей Иваныч. - Кавказонам он всю психику ломает на расстоянии. Чуня вернулся за другой поклажей.

- Смотри-ка - вечный труженик… Лицемер! - воскликнул Дядька. - Значит, молодой человек, вы и есть та самая бледная британская спирохета, о которой настырно сообщала моя племянница?

- Дядька! Ты негодяй! - Лидочка чуть не за плакала. - Терри, он врёт! Он всё время врёт! У Турковых вся порода такая!

- Ну полно, полно, - и Сергей Иваныч обнял племянницу, а она в бессильной злобе выбивала кулачками дробь на полосатой спине. - Нет, зря ты так молодого человека трактуешь. Порода есть, а мышцу мы нарастим…

Дюк выпрямился и бесстрашно протянул Чуне очередной Лидочкин чемодан:

- Лорд Теренс Фицморис, восемнадцатый герцог Блэкбери, к вашим услугам, сэр, - и с достоинством поклонился - то ли псу, то ли человеку.

- Это хорошо, - сказал Дядька. - У вас прекрасное произношение, герцог. Сергей Иванович Турков-Синюха, лицо без определённых занятий. Домовладелец. Можно сказать, даже эсквайр… Герцог и эсквайр застыли в рукопожатии.

- Ты кормить нас думаешь, эсквайр? - сказала Леди.

ГЛАВА 14

…Сибирские города молоды - их история насчитывает самое большее четыре века. У американцев и того меньше - поэтому они относятся к былому трепетно, любую перестрелку в салуне считают судьбоносным событием и посвящают ей песни и фильмы.

Бедный город Малютин был лишён даже куцей истории Томбстоуна. Начались его несчастья вместе с революцией.

Ещё в марте 1917 года освобождённые уголовники и ссыльнопоселенцы первым делом уничтожили полицейские архивы, а заодно и тех, кто эти архивы составлял.

«А ведь называли нас каторжной столицей!» - сокрушались местные краеведы. Им пришлось восстанавливать всё с нуля, под взрывами, картечью и пожарами Гражданской войны. Подшивки старых газет шли на растопку и самокрутки, жалованые грамоты - на сапожные стельки, письма и семейные альбомы разлетались по улицам, а сами улицы приобрели новые имена.

От тяжкого труда краеведов избавило ГПУ, эту категорию граждан выводившее в расход в первую очередь.

- А как же им было не выводить? - объяснял Дядька Серёжа. - Ведь краевед - он что? Он же не только про природу и окрестности всё знает, он же и людьми интересуется! Он, проклятый, помнит, кто чей сын, кто чей внук и правнук, кто на ком женился и при каких обстоятельствах. Он, окаянный, ведает, что красный трибун товарищ Орлов-Соколов - это бывший Барух Гуральник, у которого была своя аптека на углу Крестовоздвиженской и Кандальной! Он, контра недобитая, не забыл, что начальник пароходства Артём Капидонов ходил в левых эсерах! Ему, гидре капитализма, известно, что первый секретарь губернии товарищ Оськин женат на старшей поповской дочке! Он, белогвардейский недобиток, знает, что партизанский командир Кулешов и налётчик Егоза - одно и то же лицо! У него, у гада, картотека! Нет, милый, пожалуй бриться! Много будешь знать - мигом состаришься! Как же было краеведов не трогать? Вот их и тронули…

Но такое водилось по всей стране. Настоящая же, бесповоротная беда случилась позже, уже во время большой войны.

Тёмной зимней ночью 1942 года, когда над городом бушевала небывалая пурга, маленький Малютин потрясён был взрывом, взметнувшимся на площади Красных Жертв, бывшей Колокольной.

Поднятые по тревоге чекисты, милиционеры и пожарные не сразу сообразили, что произошло, - искали вредителей и поджигателей, причём довольно успешно.

На самом деле это была не вражеская мина, но дружеская помощь по ленд-лизу. «Бостона» перегонял с Чукотки не шибко опытный экипаж, ветрище дул неистовый, мороз был ему под стать, ребята заблудились среди бушующей бездны… Такое случалось обычно над тайгой, но тут груда металла с остатками высокооктанового бензина обрушилась на малютинский краеведческий музей. Золотопромышленник Балашов, большой оригинал и меценат, возжелал построить здание в виде египетского Сфинкса, чтобы простояло века и зоны. Но хватило и тридцати лет. Спасать было некого и нечего.

Мало того. Первый секретарь малютинского обкома партии товарищ Задерихин от взрыва малость тронулся и вообразил, что враг у порога. Он ни на секунду не растерялся: приказал собрать все партийные архивы и вообще документы всех госучреждений, свезти собранное в ближайший овраг и там сжечь, обеспечив оцепление.

Безумие первого лица по цепочке передалось всем остальным. Для любой бумаги настала Варфоломеевская ночь. Спалили всё, что не было уничтожено в предыдущие лихие годы. Три дня носился над Малютином пепел… Город, как человек, до срока поседел и утратил память окончательно…

Дурака Задерихина расстреляли, но и на том свете не было ему покоя.

Взвыли не по-хорошему малютинцы, когда после Победы пришлось им восстанавливать все справки, прописки, права и прочие документы. Жизнь и без того была тяжёлая, а задерихинское художество сделало её и вовсе невыносимой.

Город приходил в себя, словно боец после тяжкого ранения с амнезией. Он вырос, распространился по обоим берегам реки Алды вдоль железной дороги, оброс тяжкими корпусами эвакуированных заводов, временно-вечными бараками, сталинским ампиром, потом штампованными пятиэтажками. Восстановили и музей, только вместо Сфинкса встала типовая унылая песня стекла и бетона. Уныние царило и внутри: вымпелы передовых бригад, групповые портреты с партконференций, чучело росомахи, небольшая пушка, якобы собственноручно отлитая Петром Великим… Но должна же быть хоть какая-то история!

Место фактов нагло, по-хозяйски, заняли легенды. «Полнится легендами земля малютинская!» - писали журналисты и ничуть не преувеличивали.

Основателю города, казачьему атаману по имени Агафон Басалай, приписывали сперва самое пролетарское, а потом и самое княжеское происхождение от Всеволода Большое Гнездо. Видно, Басалай, выпав из этого самого гнезда, крепко приложился головой, коли дал острогу название в честь заплечных дел мастера Малюты Скуратова - ведь время называть русские города именами палачей ещё не настало.

Всякий уважающий себя коренной, матёрый малютинец выводил свою родословную от первопоселенцев; выходило, что атаман привёл на берега Алды не меньше, чем группу армий. В доказательство малютинец обычно показывал новенькую нагайку, переходившую от отца к сыну в течение нескольких поколений. Особенно хороша была форменная одежда малютинских казаков: околыш кубанский, погоны терские, лампасы уссурийские, папахи даурские…

Малютинцы же некоренные либо принимали всё на веру, либо слагали свои легенды, принесённые со всех концов Советского Союза.

Так, почти в каждом доме среднего возраста утверждали, что строившие его заключённые замуровали в стену живого злодея-прораба либо, из вредности, спичечный коробок со спящими клопами. Блочные хрущёвки похвастаться замурованным прорабом уже не могли, но клопы их тоже не миновали.

В любой из школ некогда учился незаконный внук Кагановича.

Во всяком предместье существовал свой пьяница-отец, пропивший валеночки сына, отчего малютка отморозил конечности и кричал: «Папа, папа! Отдай мои ножки!»

В тех же местах в погребе под воздействием радиации вырос гигантский маринованный гриб-мутант, начисто растворивший оплошавших хозяев.

Каждый мало-мальски приличный особняк в стиле модерн считался подарком пламенного купца Герантиди своей любовнице.

Одна из улиц носила имя не менее пламенного Ладо Кецховели; чем пламенел товарищ Ладо, уже никто не помнил, зато сложили историю о девочке Ладе Кецховели, которая подслушала разговор папы-вредителя с турецкими шпионами и доложила куда следует. В доказательство показывали небольшую статую пионерки в шароварах и с лыжами - она же ведь не просто так поставлена посреди цветочной клумбы! Статуя была выкрашена бирюзовой масляной краской - говорили, что для секретности, потому что чудо-девочка всё ещё живёт и активно действует среди нас.

Малоизвестный здешний бандит Игуля Расписной считался королём всех воров в законе союзного масштаба. Известен был даже номер камеры, в которой он томился и которую загадочно покинул, нарисовав угольком на стене автомобиль «Победа». Кроме того, он проиграл в карты всех женщин города, носивших чёрные чулки. Много чего можно наплести на пустом месте!

Всё это Дядька Серёга излагал молодому герцогу, стосковавшись по внимательному слушателю, пока Лидочка летала на хозяйстве и безжалостно колотила об пол не поддававшиеся отмытию тарелки.

- Женю я тебя, Дядька! - то и дело вопила Леди. - Или «умный дом» закажу в Японии, чтобы само всё делалось, а ты только чипами в голове перебирал! Одни кролики на уме - от них уже проходу нет! И на грядках ничего нет - всё на корню сжирают!

- Что я их - убивать должен? - возмущался Сергей Иванович.

А в остальном всё было хорошо и уютно, и камин сейчас, в дождь, горел уместно, и какой-то «нью-эйдж» негромко лился из динамиков, и вискарь шёл под пельмешки за милую душу.

- Историю, в конце концов, можно заказать, - задумчиво молвил Дюк.

- Глагол «заказать», мой бедный молодой друг, имеет сейчас в России совсем иное значение, - вздохнул Дядька. - И вот в этом смысле заказ выполнен на двести процентов. Нашу скромную историю уже не только заказали, но и исполнили. Вы, вероятно, помните своих предков чуть ли не с времён Крестовых походов…

- Немного раньше, - скромно сказал герцог. - Примерно с девятого века.

- Надеюсь, нашей эры?

Дюк рассмеялся. Физиономия его покраснела.

- Ага! Теперь я вижу, от кого Лидия унаследовала язычок! Блэкбери по женской линии восходят к Маккормикам, а по мужской - к тану Атаульфу, в чьём существовании я лично не сомневаюсь.

- А я, увы, во всём сомневаюсь, - сказал Сергей Иванович и погладил длинными узловатыми пальцами седую шкиперскую бородку. - Ибо наступила эра мифотворчества, и ни один источник нельзя считать достоверным, разве что Библию, да и то…

- А тут и мы с вашей племянницей привозим очередной миф! - сказал Дюк.

- Деушка! Хватит бегать, садись за стол! - вспомнил Дядька. - Нет еды страшнее и гаже хорошо охлаждённого пельменя! А ваши барселонские похождения… Что ж, вписываются они в одну системку…

Вернулась Леди - злая, растрёпанная, в дурацком переднике, на котором изображался полосатый галстук.

- Дядька, я тебя убью! - бухнулась на стул, набуровила в стакан граммов десять «Баллантайна» и выпила залпом. - Как ты мои ранние шедевры хранишь? «Мальчика, поедающего шоколад» чуть самого мыши не сгрызли! Куда Чуня смотрит?

- Так ведь не сгрызли же, - невозмутимо сказал Сергей Иванович. - А на мышей Чуня ноль внимания, он и кроликов уже не трогает, несолидно…

- Это центральная часть триптиха «Счастли вое детство», - пояснила Леди захорошевшему Теренсу. Он на какое-то время избавился от маминой опеки, удачно объяснив, что в Сибири космическая связь то и дело глохнет по причине северного сияния. - Дядька, а чего они вокруг ходят, как бы примериваются, хвостиками машут?

- Мыши - побочное следствие кроликов, - сказал Дядька. - Они у них вроде домашних любимцев.

- Фифефа фы фафуффа, - вздохнула Леди сквозь пельмень. - Ответишь перед потомками!

- Настоящие художники - они, деушка, щедрые. Вот тибетские монахи - восемь дней строят мандалу, часок полюбуются - и метёлкой! Не стоит заводить архива, как сказал поэт, бережно вкладывая в особую папочку квитанцию из прачечной… Спать пора, господа хорошие! Вас где уложить?

- Меня - наверху, Дюка - на диван! - распорядилась Лидочка. - Замучилась я его пламень массажем гасить… Я лучше твою, дядюшка, хребтину потерзаю, а то ходишь у меня, как горбун Парижской богоматери, а тебе ведь ещё жениться! Дядька Серёга застонал.

…Россказни о невероятной русской массажистке до сих пор звучат среди оксфордских студентов - вплоть до танцевания хромых, прозревания слепых и озвучания немых. Даже китайцы завидовали.

Особенно популярна была история про принца Салаха.

Никакого Салаха в природе не существовало - Лидочка с первых дней пребывания в Оксфорде наспех выдала историю про жутко богатого, жутко горячего и жутко ревнивого знатного араба, который преследует её уже много лет и грозится зарезать любого, кто посягнёт; и есть зарезанные. Посягающие, кроме Терри, рассосались, и всё было хорошо до тех пор, пока невыдуманный сын султана Бабурин, действительно Салах, не прибыл для процесса обучения. Видимо, к реальной жизни его призвала мощная Лидочкина фантазия.

Лорд Теренс на ту пору как раз отбыл в родовой замок по семейным обстоятельствам, а то было бы делов со стрельбой и поножовщиной!

Знатный нефтяной повеса хоть и приволок с собой небольшой походный гарем на четыре койкоместа, уместившийся в минивэне, но на Лидочку тут же запал и в первую же ночь забрался к ней в окно по стеблям плюща. Соседки по комнате с визгом и свежайшими сплетнями разбежались, оповещённые ими парни разных народов дружно струсили, а начальству не донесли, страшась ужесточения и без того средневековых правил. Лидочка осталась один на один с яростным принцем, который сверкал глазами и швырялся крупным жемчугом.

Леди потупила очеса, закрыла простынёй нижнюю часть лица и покорно предложила благородному соискателю отведать её искусства - ребята-де хвалили! Салах тут же скинул с себя всё и предоставил чаровнице спину, поросшую щетиной.

Тут-то и припёрся в мир знаменитый антиэротический массаж, которым старшекурсники Оксфорда пугают шёпотом хорошеньких новичков…

…Лидочка вышвырнула голого и сконфуженного султанёныша за дверь, громко обличая на трёх языках за недееспособность (не хотелось прослыть меж товарками недотрогой или, упаси бог, девственницей), проводила сатанинским хохотом («Обоснуй, что ты пацан!») и швырнула вслед горсть жемчужин. Одежда бедолаги полетела в окно, но до земли не долетела, застряв в плюще.

Нагой Салах поплёлся за утешением к походному гарему, но и там ничего не добился от своего юного горячего тела. Евнух-телохранитель, делая невинные глазки, предлагал господину различные афродизиаки, чем вводил в пущий гнев.

Наутро Салах покинул кампус, на ходу изымая все отцовские взносы в университетский фонд. Он поклялся страшно отомстить русской колдунье и, по слухам, осаждал праведного аятоллу Ибани мольбами издать соответствующую фетву, чтобы всякому правоверному повадно было бы зарезать на фиг оскорбительницу истинной веры за приличное вознаграждение. По слухам же, аятолла впервые в своей праведной жизни произнёс несколько неподобающих его сану слов, среди которых попадались и русские, оставшиеся в памяти с тех времён, когда будущий духовный вождь ещё шоферил в Коканде. Какая уж тут фетва!

Султанёныш сидел сейчас в своей знойной Бабурин, лелея месть и лечась лазером и кабарожьей струёй.

А вот на лорда Фицмориса коварный массаж действовал слабо и недолго, потому что Лидочка всерьёз на него не сердилась…

Перед тем как подняться в девичью свою светёлку, Леди спросила: - Дядька, а как тут Синеоковы?

ГЛАВА 15

- Это, молодой человек, фигура серьёзная, - говорил Сергей Иваныч, то и дело прикладываясь к «Баллантайну». - Правильно вы решили не отпускать Лидочку одну. Одному мне не доглядеть… Чуня, ступай на двор! Да не мотай хвостом! Бутылку опрокинешь!

Всем троим не спалось: с одной стороны, дело стариковское, с другой - дело молодое, с третьей - вообще собачье.

Лорд Теренс, уютно расположившийся на старой Чуниной оттоманке, чувствовал себя чеховским персонажем - ночь, усадьба, верный пёс, что ж, камин затоплю, буду пить, шорох листьев и дождя за окном, обильное угощение, безответная любовь, бесконечные разговоры ни о чём, разрешение судеб России и прочего мира…

- Зовут его Никон Павлович Синеоков, а происхождения он самого неизвестного. Интерес нейшее было время - заря перестройки! Такие монстры повылазили! Гоголь был пророком: «Показался какой-то Сысой Пафнутьевич и Макдональд Карлович, о которых и слышно не было никогда…» Особенно насчёт Макдональда угадал. У Синеокова нашего тут ни родни, ни однофамильцев. Поначалу он промышлял извозом на горбатом «Запорожце», снимал комнату в бараке. Бутылки сдавал - чужие. Потом как-то незаметно переехал в квартиру, кстати, помершего профессора-археолога - сомнительная история… Организовал кооператив. А через год под ним все городские бандиты ходили, хоть и ругались. Так что с моим братишкой Антоном не мог он не пересечься. Антон со своим заводом тоже в силу входил в те поры. Ждали войны, но они неожиданно закорешились. Я часто брата спрашивал: ну что между вами общего?.. Никон Павлович производил впечатление полного идиота. По большей части он молчал, иногда совершая совершенно неожиданные и нелепые, на первый взгляд, поступки. Но после этого всё складывалось в его пользу, словно он повелевал случаем. Покупал, продавал, валюта, семечки, титановые лопаты. Ну да вам неинтересно, герцог, вот если бы вы были деловой… Страшненькая была жизнь, вам такого вовек не знать. Смешались в кучу кони, люди, львы, орлы и куропатки… Ах, вы понимаете? Специализировались по этому профилю или от Лидочки?

Лорд Теренс меж тем никаких реплик не подавал, только внимал с открытым ротом: знаменитый русский ночной монолог! Пьяненький Мармеладов! Умненький Карамазов! Четвёртый сон Веры Павловны!

- Словом, братишка мой объясняет свою неожиданную дружбу так: ах, это человек-загадка! Поразительный талант! Чутьё! Самородок! Вот что значит свободный русский человек! Умный был у Лидочки папа, что и говорить, «но чёрт, друзья, был умней его, умней и хитрей его!» Узнали? Хоть это и малоизвестный перевод. Так и живём. Я себе пью потихоньку, хотя какое там потихоньку. Никуда не лезу, и все подробности проходят мимо меня, кроме обрывков. Антон, оказывается, отрядил одного толкового адвоката из ментов узнать о прошлом партнёра. На всякий случай. Адвокат постарался и даже съездил на историческую родину нашего героя, в казахские степи у самой границы с Монголией. Посёлок Коксоугли. Только оказалось, что никакого посёлка с таким названием нет. То есть, сообщили шёпотом, был, но его сожгли в своё время из огнемётов, потому что там случилась чума и никто не уцелел. Если вы, Терри, полагаете, что ваше гуманное правительство поступило бы другим образом, вы сильно ошибаетесь. Другого образа попросту не существует. Но это уже отдельный разговор. Откуда-то нарисовалась и супруга господина Синеокова, тронутая на паблисити. Сама наряжается, как… Во! Даже и сравнить не с кем! И супруга наряжает то в ковбойском стиле, то в кимоно с драконами, то в эфиопскую полосатую хламиду. Сам-то он весь век ходил бы в одном драповом пальто, ему одежда без разницы. И пиар без разницы, и всякие там светские сборища. Ненавижу слово «тусовка»! Кто срок тянул, никогда так не скажет, ибо западло… Притащит она его на какую-нибудь московскую презентацию с олигархами и визажистами, а он молчком простоит в углу. Но чувствовал Антон, что от этого скромника великий вред воспоследует, только не чувствовал, когда. Зато я чувствовал, потому и… Ну, это опять неинтересно, да и знать не надо. Ухожу это я себе в очередной запой с чистой совестью, а выхожу… Признаюсь, никак я не ожидал, что он брата того… Грязная история. Но племянницу я уберёг, и наследство её. Не бесприданница!

- Сергей Иванович, неужели вы могли подумать… - начал Дюк.

- Да я в другом смысле, - вздохнул Дядька. - Лидке человек нужен. Мужик настоящий, а герцог там, механизатор… Тогда загулял бы я напоследок, попрощался бы… С внучатыми племянниками…

- Совершеннолетними… - в тон продолжил Терри.

- Ожил! Хвалю! - сказал Сергей Иванович. - Не спирохета, выходит… Тяжело вам будет, герцог, но, как говорится, ты ходи, ходи, ты свово добивайся! А давайте на брудершафт и будемте на «ты»! Заодно и второй сосуд приговорим… Найт-кэп…

Терри вздохнул, поднялся и подошёл к дивану со стопкой. Чуня, лишённый привычного лежбища, тоже завозился у себя в углу.

- В твои годы знать похмелье вообще не положено, - сказал Дядька. - Ну, за знакомство!

Выпили за знакомство. Сергей Иванович с неудовольствием потряс бутылку и вздохнул.

- Мужик, говорю, ей нужен! А мужиков во всём мире осталось на сегодняшний день только трое: мы с тобой да ещё один японец. Куды бедной бабе податься? Матриархат наступает на всех фронтах. Возвращение Белой Богини. Сам суди - сколько женщин-президентов развелось? А бизнес-вумены? А первая в мире суданская женщина-палач? Вот то-то! А дальше хуже будет. Или лучше. Кур полон двор, а петух один. От природы не уйдёшь. Так и будем жить: самцы, не приходя в сознание, лежат в стеклянных ящиках, подключённые к аппаратам искусственного доения, поскольку ни на что большее не годятся. Потом запьют, как водится, аппаратчицы, и вообще всё кончится… И тут погас свет…

ГЛАВА 16

То есть света и без того было мало - ночничок под плотным абажурчиком да индикаторы-неонки на стенных выключателях. Заткнулся негромкий «нью-эйдж» в динамиках, прекратилось гудение холодильника. Темно и тихо стало, как двести лет назад.

- Опять кто-нибудь из проспихинских въехал на тракторе в будку трансформатора, - решил Дядька. - Сколько раз говорил Филимонычу - перекрой им дорогу, брёвна положи… Стой, а генератор? Там же у меня автоматика… Дюк подскочил.

- Вон из дома! - закричал он. - Лида, беги! Анкл, дог, гоу эвэй!

Анкл удивлённо заругался, а дог среагировал немедленно - он из своего угла перемахнул через оттоманку, распахнул башкой дверь и выскочил во двор.

Люди были не так расторопны - Дядька ничего не понимал, герцог не мог решить, одеваться или не надо, Лидочка чем-то гремела наверху и выкрикивала нечленораздельные, но увесистые слова.

Дюк примерно помнил, где лестница, и довольно неудачно бросился спасать любимую - аж взвыл, споткнувшись о ступеньку. Любимая тоже оступилась с отвычки и состукала попкой с лестницы, опрокинув воздыхателя на столик с неубранной посудой. Столик только крякнул, посуда отозвалась вразнобой, Терри подхватил Лидочку на руки, чтобы поспешно эвакуировать, и оба врезались в Дядьку, неожиданно выказавшего стариковскую бестолковость.

На террасе было посветлее, но Дюк продолжал подталкивать Дядьку к выходу - дверь на крыльцо Чуня, понятно, не закрыл.

- Вы сумасшедшие! - кричала Леди, не желавшая лезть в ночной рубахе под дождь. - По думаешь - свет погас! Поставь меня на место, наглец! Прими руки!

- Дорогая, свет ОПЯТЬ погас! СНОВА погас! - отвечал герцог.

- Чего паникуешь, крэйзи? - рявкнул Сергей Иванович. - Спокойно! Не война! Пить не умеете!

На дворе было не только сыро-темно, но и прохладно, поскольку во тьме цвела невидимая черёмуха. Где-то рычал и взлаивал столь же невидимый Чуня.

- Господи, кого он там гоняет? - сказал Дядька. - Уж не волка ли? Ну-ка…

Он отодвинул Терри и прильнувшую к тому Лидочку, вернулся на террасу.

- Чуня, ко мне! Терри, они его загрызут! - вопила Лидочка.

- Обосновать, что я есть пацан? - хладнокровно спросил герцог Блэкбери и шагнул с крыльца.

- Терри, назад! Сумасшедший! - На Лидочку было не угодить.

Внезапное сияние охватило долговязую фигуру лорда Фицмориса - то Дядька вернулся с лампой «летучая мышь» в одной руке и с ружьём в другой.

- Не стреляй, там Чуня! Там Терри! - завизжала художница.

- А в кого стрелять-то? - растерянно сказал Сергей Иванович.

У кирпичной ограды метались две тени - одна косматая, другая чёткая. Они почему-то кружились, норовя схватить то ли незримого противника, то ли друг дружку. Это выглядело, как ритуальный танец шамана в шкуре и обнажённого воина. Чуня грозно хрипел, герцог выкрикивал нечто непонятное - может быть, боевой клич Маккормиков. Дядька водил стволом туда-сюда.

- Да ну, волк, - сказал Дядька. - Чикался бы он с волком…

Сергей Иванович поднял лампу повыше, зато ствол опустил.

Внезапно Терри выпрямился, покачнулся и грохнулся навзничь. Лидочке показалось на мгновение, что лорд был в чёрных зеркальных очках. Чуня перестал кружиться, застыл, прыгнул и пропал из круга света. Слышно было, как он сквозь кусты ломится за дом. Вскрикнуло и зазвенело, рассыпаясь, стекло.

- Они убили Терри! Сволочи! - закричала Лидочка и бросилась с крыльца. Плиты, покрывавшие двор, были мокрые и шершавые.

- Стой, дура! - гаркнул Турков и устремился за ней.

Леди уже сидела на плитах, держа на коленях голову кавалера в нелепом рыжем причесоне. Она раскачивалась, как Рахиль, потерявшая детей своих.

- Спокойно, деушка, - сказал Сергей Иванович. - Может, он ещё живой…

Дядька аккуратно положил ружьё на скамейку, исчез, лязгнули двери гаража, щёлкнула дверца машины, свет галогенных фар пролился на племянницу и лежащего гостя.

Хозяин разбойничьего замка подошёл, присел, прикоснулся длинными умелыми пальцами к шее герцога.

- В обмороке он, - сказал Дядька через некоторое время. - Нежный парень! Хотя и лихой. Цени. Редко бывает. Ха, в чём у него морда-то? То ли кисель, то ли студень… Воняет…

- Живой? - повеселела Леди. - А это… Я знаю! Тогда, в музее… Лапами!

В кустах снова затрещало, и Турков потянулся было к скамейке, но это всего лишь воротился Чуня. Вид у йорка-переростка был виноватый.

- Лиса? - укоризненно спросил Дядька. - Упустил, охотничек? Из-за простой лисы… Три взрослых человека… Ах, в какое время мы живём! Я-то боялся, что Синеоков ниндзю выписал! Да таких ниндзей…

- Дядька, он живой, живой! - плакала Лидочка.

- Живой, конечно, - согласился Турков. - Между прочим, и никакая твой хайлендер не глиста… Чего, деушка, кочевряжишься? Негра тебе - подавай из джунглей с бамбуковым фаллокриптом?

Леди положила голову обеспамятевшего восемнадцатого герцога Блэкбери на камень, подолом длинной ночной рубахи вытерла лицо сначала ему, а потом себе.

- Дядька, какой ты грубый и ни фига не женственный, - сказала она в своей обычной манере.

ГЛАВА 17

Любой холуй из свиты Никона Павловича Синеокова, выслушав очередной приказ шефа, первым делом думал: «В рот меня побери, зачем я этого придурка слушаюсь?» Но эта здравая мысль тут же терялась в куче других - бежать, отличиться, землю рыть…

Да что холуи - в приёмной перед массивной эбеновой дверью с дешёвыми позолоченными египетскими ручками томились на одном бесконечном диване, покрытом казённой чёрной клеёнкой, и главный милиционер Малютинской области господин Лошкомоев, и заезжая певица Зина Тренд с подтанцовкой, и ветеринар Курейчик, и директор местной «Икеа» херр Сандер-лунд, и владыка Плазмодий, и даже сам городской сумасшедший - инвалид Афгана Валетик, ещё с советских времён считавшийся символом свободы и независимости. Они поглядывали друг на дружку с недоумением, быстро перераставшим во взаимную ненависть. Валетик, впрочем, был углублён в свою неизменную затёртую «Юманите», хотя держал газету вверх ногами. Время от времени Валетик поднимал голову и перемигивался с портретом композитора Кабалевского на стене. Вдоль стены стояло десятка полтора пар разноцветных резиновых сапог.

- Совсем обнаглел, - сказал генерал Лошкомоев, ни к кому конкретно не обращаясь. - Третий час…

Секретарша Нина Сергеевна строго зыркнула на дерзкого поверх очков, и тот нишкнул. Ветеринар Курейчик поднялся было с намерением размять ноги, но и он удостоен был свирепого взгляда. Нина Сергеевна многозначительно показала ветеринару вязальную спицу и тем самым посадила на место.

Наконец чёрная дверь распахнулась, и в приёмную вылетел губернатор Малютинской области господин Солдатиков, красный и мокрый, словно из бани - хотя и в костюме. Он встряхнулся, как пёс, обдав ожидающих брызгами пота, наклонился к милицейскому, зашипел и грубо на пальцах показал генералу, что ждёт того в кабинете шефа. Прочие поглядели сочувственно - ну кто такой губернатор по нынешним временам? Великомученик, и всё.

Лошкомоев покорно поднялся, подошёл к Валетику и обнял его, словно прощаясь навеки. - Бырики, бырики, утопа кулькуля! - утешил генерала безумец, оторвал от своего рубища лоскуток и вложил в лапищу Лошкомоева - видно, на удачу.

Губернатор оглянулся, запоздало застегнул ширинку, вздохнул и пошёл прочь на неверных ногах.

- Словил, Шепелявый? - отчётливо раздался чей-то голос - не мужской и не женский, хотя никто рта не раскрывал. Все сделали вид, что реплика исходила от композитора Кабалевского.

Генерал строевым шагом подошёл к двери и решительно пересёк страшный рубеж.

Кабинет Никона Павловича был намного меньше приёмной, даже потолок там был низкий, как в таёжной зимовейке. Сам хозяин сидел на топчане за пустым раскладным столиком на колесиках. Одет был Никон Павлович в полосатую суданскую галябию, а голову его венчал форменный берет новозеландских командос, украшенный перьями райской птицы, - очередная причуда Дианы Потаповны. Взаимных приветствий не последовало.

Мутные глазки дауна внезапно пронзили генерала ледяной молнией. Синеоков тяжко вздохнул, вытащил из-за топчана алюминиевый кейс, грохнул его об столик и жестом предложил Лошкомоеву открыть. Генерал возвёл зрачки к потолку, пошевелил губами, уточняя шифр, потом негнущимся пальцем покрутил замок.

Крышка чемоданчика подлетела вверх, явив содержимое - ворох крупных красных пятипалых листьев. Некоторые плавно слетели на пол.

- Какой державы валюта? - спросил Никон, не разжимая бледных губ.

- Было согласно расписке, - решительно ответил генерал. - Сам же пересчитывал. Принимали под видеосъёмку. Это твои подменили.

Синеоков метко плюнул чуть-чуть левее генеральского уха.

- Наши, - веско сказал он. - Все люди - наши. Вообще - все. Понял?

- Так точно, экселенц, - просипел милицейский.

- Наши. Это Филимоныч! - страшно закричал он вдруг. - Филимоныч!

- Филимоныч тебе еврики отгрузил, а не гербарий, - заметил Никон.

- Он же у вас был… - завыл генерал. - Моя ответственность кончилась…

- Никогда… - Синеоков закрыл глазки. - Никогда твоя ответственность не кончается, Аврелий Егорыч. Ты будешь двор мести, Аврелий Егорыч. Будешь Муму утоплять. Потому что станешь глухонемой, как демон… Слышал ведь, что демоны - глухонемые?

Лошкомоев покорно закивал. Предательская жгучая влага затекала ему в рот.

- А вот и слёзки на колёсках, - слегка улыбнулся Никон. - Значит, не потерянный ты ещё для меня человек, Аврелий Егорыч, нет, не потерянный… Рано тебе в демоны… Но посидишь без конвертика. Вот когда разъяснишь мне этот гербарий, тогда пятёрка тебе… По ботанике… Нет, никуда ещё не иди! Сам понимаешь, виноват. Не прогневайся, ты знаешь, что тебе полагается… Губернатор держался молодцом! Покажи и ты, как настоящий патриот мамку-родину любит!

Генерал Аврелий вытер лицо рукавом, подошёл к облупленному зелёному сейфу и открыл дверцу. Потом вытащил из кармана документы и положил их на полку. Туда же отправилась орденская колодка.

- Да-да, - поощрил его Синеоков. - У меня ничего не пропадёт.