Три холма, охраняющие край света Успенский Михаил
В руке у него был пистолет, и ствол смотрел в сторону городского дурачка-инвалида.
- Сапёр, ты ещё раз ошибся, - сказал Ценципер. - Не на того поставил…
Поднялся и бледный Валетик - сука и крот в одном флаконе.
- Мосад - это фирма! - уныло сказал он и развёл руками.
ГЛАВА 50
- …Это явная несправедливость всё же - ведь мастер сам велел в болезни быть с ним по строже, но мы же мастера не лупили же по роже и по жизненно важным органам тоже, ни минуты не спали ни сидя, ни лёжа, а если и вздремнём - и то в одёже; мы же, к тому же, профессиональных санитаров нисколько не хуже; мы всегда держали вас на контроле, как и положено нам по роли - и в Глазго, и в Абердине, и в Бристоле, увы, не позавидуешь нашей доле, сэр, уж вы бы простили нас, что ли - ошибочка вышла, херню спороли; а главный виновник, что заманил малых пташек в колючий терновник, - старый Макдоннеган, горе-садовник; он целую флягу зарыл от бабы в теплице, как же нам было слегка не причаститься, ведь молекула виски совсем небольшая частица, я-то знаю, я в школе успел поучиться, да и много ли в такой фляге уместится? Думаем, куда торопиться - пока-то там мастер проспится, встанет, умоется, побреется… Возвращаемся в дом - а там вон чё деется!
Всё это излагал Питер Ларкин в своём жалком рэпе оправдания, не забывая приплясывать так, что все предметы в квартирке гражданки Беспрозванных подпрыгивали, а в питьё и закуску соседей снизу падали куски штукатурки и домашние насекомые. На своё счастье, соседи забылись здоровым пьяным сном.
Джо Макмерри рэпом не баловался, зато он нажимал воображаемые клапаны у себя на животе, а голосом искусно имитировал звуки волынки, взывая к патриотическим чувствам герцога Блэкбери-старшего. Пёсик Никифор ему старательно и, главное, в тон подвывал. Катя Беспрозванных изнемогала от хохота.
- Они ведь лучше Деда Мороза со Снегурочкой, правда, мам? Можно, мы оставим их у себя?
Это безумное предложение развеяло чары и вернуло всех присутствующих в разум - Ларкин и Макмерри занимали практически весь объём этого странноприимного дома, вытесняя даже воздух…
- Не хотелось бы мне туда ехать, - сказала Алевтина, - но сами вы не местные, трудно вам будет…
- А без меня они Муллиана вообще не найдут, - сказала Катя. - Если он сам не захочет.
- Пошли - нам ещё в магазин надо, - скомандовала Вера Игнатьевна. - Сэр Родерик, вы, как говорится, только щёки надувайте. Вы не знаете, как с этой публикой разговаривать, а я ой как знаю… И предупредите своих бодигардов, чтобы не вздумали в сиротском доме свой номер показывать! Они хоть о транспорте-то позаботились?
…Ларкин и Макмерри уж так позаботились о транспорте, что кум Понсиано похолодел: у подъезда стоял проклятый розовый лесбовоз, и глядеть на который с души воротило. Правда, зловещие символы были смыты заодно с дорожной грязью, и на капоте сияла искусно привинченная латунная табличка с гравировкой: «Питеру Ларкину и Джозефу Макмерри на память о совместной борьбе с бандитизмом - от коллектива Малютинского областного УВД».
Вера Игнатьевна перевела, и барселонец со старшим герцогом поглядели на босоногих негодяев с невольным уважением.
Внутри, правда, всё эротическое оборудование растащили, зато теперь в лимузин могло уместиться множество людей - только что сидеть приходилось на полу. На смену прежнему гнусному запаху пришёл бодрящий аромат свежевыпитой здесь водки. С таким же бодрым настроением покатили в ближайший торговый центр…
Без проводниц учительница и барселонец нипочём не нашли бы нужное заведение - детский дом находился на самой окраине Малютина, с одной стороны теснимый строящимся небоскрёбом, с другой - кирпичными особняками, которые здесь, в глубинке, ещё и не жгли по-настоящему. Видно было, что сроки его сочтены - березняк, окружавший старое двухэтажное здание, уже вовсю вырубали. Катя сидела рядом с шофёром (герцог, вздохнув, признался, что у него есть опыт вождения этого дива) и давала указания, то и дело путая левую и правую руки.
Здоровенный вахтёр, что сидел внизу, хотел было сказать что-то очень грубое, но проглотил несказанное, поглядев на Ларкина и Макмерри. Получив от герцога-папы очередное отпущение грехов, они тут же обнаглели, сменили стиль, купив себе джинсы и ковбойские шляпы, и ходили теперь в обнимку, хватая друг друга за задницы - пародировали героев полузабытого фильма «Горбатая гора». Но и в таком виде обуви они не признавали.
Вахтёр бурчал вслед что-то о совещании у директора. Как будто это могло кого-то остановить!
В доме пахло чем-то неистребимо казённым и малосъедобным - в нормальных условиях такой запах не существует. Должно быть, баллоны с этим зловещим газом, заправленные в некоем тайном бункере, развозят потом по всей стране - по тюрьмам, по больницам, по богадельням, по благотворительным столовым…
- Верита, у нас дома для сельского мальчишки не было страшней угрозы, чем отдать на воспитание в монастырь, - сказал сеньор Давила. - И вижу, что правильно мы боялись…
Герцогу с его воображаемым сиротством тоже было не по себе, он страшно жалел, что не остался в машине, и всё норовил спрятаться за мать и дочь Беспрозванных, а они - за него.
Вера Игнатьевна осталась недовольна своим туалетом, хотя в магазине копалась часа два, так что даже кум Понсиано возроптал, - но всё равно выглядела она сейчас минимум на депутатку с бурным комсомольским прошлым.
- Учитесь! - воскликнула госпожа Попова, неизвестно к кому обращаясь.
Потом пинком распахнула дверь директорского кабинета и рявкнула:
- Что, пр-ритихли, р-растлители малолетних?!
Дверь захлопнулась.
Оставшиеся ждали, что Веру Игнатьевну немедленно выкинут в коридор, Ларкин и Макмерри даже закатали рукава клетчатых рубах для своего собственного захода, но у директора всё было тихо. Алевтина Анисимовна беззвучно молилась, Катя сжимала кулачки на счастье…
Потом дверь бесшумно отворилась, и оттуда, храня молчание, стали выходить мужчины и женщины - они расходились, втянув головы в плечи и не глядя ни на кого…
- Ой-ой, - сказала Алевтина.
Наконец вышла и сама Вера Игнатьевна, рассыпая искры.
- Чтобы через пять минут все были в спортзале! - сказала она на прощание невидимому (или невидимой) директору.
Воспитанников было немного, всего три десятка - видимо, проект «Сироты вместо нефти» здесь выполнялся на совесть. Обыкновенные мальчишки и девчонки, от семи до примерно тринадцати, чисто одетые, не выглядевшие несчастными… Белые, чёрные, рыжие, славянские, узбекские, бурятские рожицы…
- Зови своего Муллиана, - сказала Вера Игнатьевна Кате.
Катя подбежала к баскетбольному щиту, стала здороваться с ребятами, о чем-то совещаться…
- Аля, где же он? - сказала учительница. - Быстрее надо, пока они не опомнились…
- Не знаю, - растерянно сказала Алевтина. - Только что ведь перед глазами стоял, всё равно как вчера расстались, а сейчас вспомнить не могу…
- Ну, приметы у него какие? - нетерпеливо спросила Вера Игнатьевна.
- Приметы? Да он вообще не такой…
- Аля, не время шутить…
Тут вернулась Катя.
- Муллиан передал, что не хочет выделяться из коллектива, - радостно доложила она.
- Как это? Покажи мне его!
- Не выйдет, - вздохнула Катя. - Я покажу, а он уже другой или другая… Он по-всякому может…
- Муллиан! - строго сказала Вера Игнатьевна. - Мы пришли тебе помочь. Времени у нас немного. Искать тебя по личным делам некогда. Если хочешь здесь оставаться - нечего было весь этот шум затевать…
- Мы все пойдём, - сказал самый старший на вид парнишка. - Так будет вернее.
- Вас же не выпустят… - растерялась Вера Игнатьевна.
- Никуда они не денутся! Выпустят как миленькие! - загалдели дети.
Вперёд выступила стриженная наголо девочка и сказала:
- Если мы Муллиана сейчас домой не отведём - за ним сюда придут, и где мы потом будем жить?
- Кто придёт? - спросила учительница.
- Воины Ночных Журавлей! Пастыри Тумана! Погонщики Южного Ветра! Немые Всадники! - вразнобой закричали сироты, а стриженая девочка вытащила из-за спины нечто вроде бублика и поднесла ко рту.
Странные звуки заполнили спортзал - словно где-то в немыслимой дали плакала и хлюпала носом огромная деревянная кукла.
- Это нулла, - сказала Катя.
- Эх, - сказала Вера Игнатьевна. - Нулла так нулла. Пошли в машину - в тесноте, да не в обиде. Веди своих, Муллиан!
Но хитрость не удалась - никто не обозначился лидером, нулла переходила из рук в руки, продолжала она звучать и в розовом лимузине.
- Тридцать два, - пересчитала сирот Попова.
- Ничего, уместимся, - сказала Аля.
- Девочек восемь, - сказала Вера Игнатьевна. - Их быстрее разбирают, удочер-рители эти, гумберты новодрищенские… Ох, куда же мы их повезём?
- В Синие Горушки! - хором, как на новогодней ёлке, сказали дети.
ГЛАВА 51
- …А после всего я их пересчитала - тридцать один. Только я никак вспомнить не могу - Катя с детьми была или рядом с нами стояла? И Аля не помнит, мы как только эти фигуры увидели…
Контора у Филимоныча походила на любую колхозную контору пятидесятилетней давности - правда, помнят такие интерьеры немногие. Столы под выцветшим зелёным сукном, расположенные буквой Т, скрипучие стулья, выкрашенные морилкой, классический гранёный графин без пробки, переходящее красное знамя с грустным Ильичом, растянутое на стене, мутное зеркало, плакаты, призывающие выиграть битву за урожай у незримого противника. У стены стоял застеклённый книжный шкаф с пожелтевшими подшивками газет и одиноким спортивным кубком под малахит.
Из стиля выбивался лишь компьютер на председательском столе - почему-то это был чёрный «Макинтош». Сам Прокопий Филимоныч, ни на кого не глядя, порхал указательным пальцем по клавишам. На экране виднелись обыкновенные бухгалтерские счёты, и условная зелёная рука гоняла туда-сюда костяшки - со страшной скоростью и звоном.
За столом сидели Сергей Иванович с Верой, кум Понсиано и Терри. Молодой герцог лежал головой на сукне и спал.
- Зрелище было невероятное, - говорила Вера Игнатьевна. - Рост - под два с половиной метра. Цвет кожи, представьте - оливковый «металлик». На головах какие-то венки из птичьих перьев. Копья с каменными наконечниками. Чешуйчатые шкуры вокруг бёдер. Ожерелья из клыков и когтей. Аля ко мне прижалась, Ларкин и Макмерри вообще стоят на коленях и даже не пытаются валять дурака, герцог Родерик, бледный весь, выступил вперёд, словно может нас защитить, а дети нисколько этих чудовищ не боятся - тормошат, теребят, сувениры какие-то требуют… Потом они развернулись и пошли в холмы. Дети машут вслед, словно с кем-то прощаются, а я ничего понять не могу…
- И не пытайтесь, сударыня, напрасный труд! - раздался чей-то голос.
Сергей Иванович и сеньор Давила повернули головы и открыли рты. Из-за шкафа вышел высокий мужчина средних лет с фатовскими усиками и в выцветшей,, побелевшей полевой форме - в мятой фуражке, с погонами, с портупеей и даже с шашкой на боку. Зазор между шкафом и стеной был сантиметра два.
- Ротмистр Радишевский Юрий Ананьевич к вашим услугам, - сказал человек. - Принц Муллиан благополучно доставлен в Индарейю, вождь Нарадарн благодарит всех, споспешествовавших этому благому делу, и заверяет, что ни кто не будет обделён наградой. Вот уж у них буквально служба за царём не пропадёт. Поздравляю вас, господа, с тем, что всё кончилось без шума. Ещё немного, и отряд Динабаррады вышел бы на поиски. Со всеми вытекающими последствиями… Прокопий! Здорово! Филимоныч равнодушно повернулся к офицеру.
- Здоровей видали, - сказал он. - Знакомься, это вот наш испанский гость, погоняло у него мощное - Давила, это Серёга Турков, ты про него сто раз слышал, который спит - это Лидкин хахаль Терентий, переживает, медовухи не сдюжил, а это Верочка Попова - собственно, если бы она не подсуетилась…
- Даму, Прокопий, представляют первой, - сказал ротмистр. - Кирила Иннокентьевич! Где ты там?
Из-за того же шкафа показался коренастый молодой парень с заспанной физиономией, кудрявый и в такой же курчавой папахе на голове. Папаху пересекала алая атласная лента. На гимнастёрке парня красовался чудовищных размеров орден Боевого Красного Знамени - явно самодельный. Кроме шашки, он вооружён был маузером в кобуре. Парень обеими руками обнимал здоровенный глиняный жбан.
- Вот, господа, напарник мой и вечный антагонист - юный партизан Киря Деев, - сказал офицер. - Вождь Нарадарн кланяется вам ведром священного туртука - большая, доложу вам, честь…
Парень поставил жбан на зелёное сукно, выдвинул свободный стул, развернул его спинкой вперёд и уселся.
- Кирила, - строго сказал Радишевский. - Приличные люди прежде спрашивают у дамы разрешения садиться… Вы позволите, сударыня?
Разрешения сесть у Веры Игнатьевны попросили первый раз в жизни. Она машинально кивнула.
- Может быть, и закурить дозволите? Сами пахитоску не желаете?
Она снова кивнула.
Видно было, что этот человек привык всегда и везде распоряжаться по праву хозяина.
Офицер сел, вложил в рот папиросу из тяжёлого латунного портсигара, угостил даму, дал ей огоньку, с удовольствием затянулся, обвёл взглядом присутствующих и остановился на Сергее Ивановиче.
- Сударь, тот Женька Турков, который в штабе у Трилиссера, вам не…
- Дед, - сказал Сергей Иванович.
- Де-ед, - сказал офицер. - Женька - дед… Боже мой! Так до сих пор и не могу я понять, какая сила нас развела по разные стороны! Но, впрочем, для вас это дела давно минувших дней и так далее. Но хоть вы и Турков, а за собакой приглядывать надо! Бегает где попало!
- Где? - испугался Дядька.
- Почём я знаю? Должно быть, где-то в Европе… А теперь к делу, потому что времени у нас немного, из наших увольнений принято возвращаться в срок… Так, Кирила Иннокентьевич?
- Вождь Белая Гидра сказал правду! - важно ответил юный партизан.
- Зато вождь Красная… кхм… До сих пор в индейцев играем, - сказал ротмистр. - Тем более что обстановка располагает… Значит, так. Племянница ваша жива и здорова, хотя и находится весьма далеко отсюда - во всех смыслах. Она сумела самостоятельно пройти в Индарейю, что дано немногим - только тем, кто приносит в дар самое дорогое…
- Жаль, что он не слышит, - сказал Турков, кивнув на Дюка.
- Ну и в другом смысле дар… Талантливая девица, ничего не скажешь, знаки схватывает… Кирила! Дай англичанину глотнуть туртука! Царство небесное проспит!
- Она… вернётся? - спросил Дядька.
- А это уж как сама пожелает. Сейчас она на землях вождя Гиджеригара - это, по нашим меркам, всё равно что в Швейцарии. Дорога ей предстоит дальняя, но относительно безопасная, тем более, что и провожатый найдётся…
- Вот же присосался, Антанта окаянная! - воскликнул Киря Деев и отпустил голову герцога. Терри поднял глаза - всё ещё мутные, но уже осмысленные. - Туртук не водка, много не выпьешь…
- Ага! - сказал ротмистр. - Для вас лично - только хорошие новости. Пассия ваша жива и здорова, брат ваш выслужил у вирикуна Гиджеригара положенный срок и теперь свободен. Правда, не знаю, как там у вас получится по закону - он вам хоть и близнец, а на вид всё ещё подросток. Зато старый зануда снял с вашего рода проклятье безумия! Можете спокойно заводить детей и не тревожиться за отца. Переведите сеньору испанцу, что Барселона уцелела исключительно благодаря тому, что сэр Родерик не дал окочуриться драу принца Муллиана. Дело в том, что драу приходят за телами своих покойников всем кагалом, а вы видели, на что способен малыш Трорд в одиночку… И сами-то ульваны буйные, но их драу…
- Простите, - подала голос Вера Ивановна. - А вы-то каким образом…
- О, сударыня! - махнул рукой офицер. - История забавная, но очень длинная. Временами страшная, временами весёлая, временами печальная. Свои записки я оставляю вот ему - внуку однополчанина моего незабвенного… Только не спрашивайте, сколько мне лет! В Индарейе другой счёт, и считают там отнюдь не годы. Прокопий! Бокалы всем присутствующим!
Странная жидкость, именуемая туртуком, успокоила людей - даже рассказ ротмистра теперь казался им вполне житейским, обыкновенным откровением вагонного попутчика.
- …А куда мне, собственно, возвращаться? К кому? Вот Кирила, он тут бывает чаще меня, но это понятно - желает возмужать, заматереть, а то ведь совсем юнец был! А мне стариться ни к чему, у меня еще в Крае Света дел полно - экспедиции, топографические съёмки, составление карт, племенные войны… Во время Первой мировой лежал я в госпитале с одним удивительным человеком, да вы его знаете, можно вам его теперь знать, Николеньку… О дальних странах мечтали. Вот он бы сейчас стихи слагал про Индарейю, да не судьба.
- А у вас, ротмистр, родственники в России остались? - спросил Турков.
- Ну да, - вздохнул ротмистр. - Жена, двое сыновей. Одного она увезла в Стамбул, другой потерялся. Один мой правнук живёт сейчас в Австралии. Лесоруб, мормон, бородища, как у раскольника… О чём мне с ним говорить, когда Майн Рид учит нас отстреливать этих самых мормонов на месте преступления? Так что поживу, постранствую… Кто бы мог представить, что на самом деле эльфы - сущие дикари, Монтигомо, Умслопогасы, даяки и семинолы? Вокруг озера Улавар такие живут, что даже хижин не строят и оружием не пользуются! Выхватил рыбу из воды, слопал - и дальше живёт! А есть и вовсе неведомые земли… И знаете, господа, я давно не чувствую себя наёмником! Ваша Россия - уже не моя, - а вот за Индарейю костьми лягу… Нечего людям там делать…
- Ага, а для чего ж ты на Вторую германскую ходил? Не за Россию? - меланхолично спросил Киря Деев.
- А ты сам для чего? - поинтересовался офицер.
- Коммунар - дак и ходил, - буркнул юноша.
- Нам ульваны на время войны отпуск дали, - пояснил Радишевский. - Это у них святое, отказать не могли. Но мы честно вернулись, хвоста не притащили…
- Так зачем вы им нужны? - спросил Терри. - Какой им от вас толк?
- Мы хранители. Часовые, - сказал ротмистр. - И Филимоныч тоже. И колхозники его. Хоть они и паразиты…
- Это кто паразиты? Паразиты - никогда! - взвился из-за «Макинтоша» председатель. - Мы вот детдомовских на содержание берём, в фонды всякие вкладываемся…
- Пользуетесь, что ульваны за молочко по следний виунгар отдадут, - сказал Радишевский.
- Рынок есть рынок, - сказал Филимоныч. - Ты лучше скажи, когда от меня Никон отвяжется? Сил моих нет - и сосёт, и сосёт…
Ротмистр поглядел на карманные часы.
- Скоро, - сказал он. - Очень скоро. Тащи Чашу Эрейримара.
- Киря, - засопел Филимоныч. - Подсоби. Одному мне не допереть…
- Сейчас, внучок, - сказал Киря, подмигнул и пояснил: - Прокопий мне внучатым племянником приходится…
Оба удалились за шкаф, откуда с большим кряхтением вытащили широкую каменную чашу, наполненную бурой жидкостью, и поставили её на табуретку, стоящую неподалёку от зеркала.
- Гранит из скалы Мутикутара, - с гордостью сказал ротмистр. - Вода из источника Гуна-гула. Куда там зеркалу вашей Галадриэли!
- Вы и это знаете? - воскликнула Вера Игнатьевна.
- Вынуждены следить, сударыня, чтобы утечки не было… Мало ли какое просветление найдёт на господ сочинителей! Извольте - приходится боевому офицеру в охранке работать, подрывную литературу читать… Нет, сия эпопея настолько далека от действительности, что даже смешно. Зато сейчас вы увидите завершение одной реальной операции…
С этими словами Радишевский извлёк откуда-то пёстрое птичье перышко и бросил его в чашу.
- В зеркало, в зеркало смотрите, - поспешно сказал он. - Не на чашу. Туда нельзя, ослепнуть можно…
В зеркале отражались показываемые чашей луг, холмы, далёкие скопления народа.
- Это хорошо, что зеваки остались у моста… - говорил офицер. - Мост нынче - демонстрация, отвлекающий манёвр… Настоящие дела начнутся сейчас… Господин Синеоков у нас сейчас бесприютный странник, ха-ха…
- Так это вы взорвали его крепость? - сказал Терри.
- Мой человек, - ответил ротмистр. - Его, конечно, уже разоблачили, что нам и требовалось… Извините, что вашу электронную птичку пришлось того-с… Запаниковали, опять же утечку заподозрили - не балуется ли кто из наших, не запустил ли киркалона? Это, считай, тот же сокол, только живородящий. Верно замечено, что высокая технология внешне не отличается от магии… Валетик у меня тройной агент, сдаёт всем всех… О, вот они! Вот они, мои хорошие, вот они, мои желанные…
Действительно, по лугу в направлении холмов катила яркая кавалькада Никона. С противоположной стороны ехали строгие чёрные автомобили администрации, возглавляемые бронетранспортёром. Из люка торчала голова генерала Лошкомоева в фуражке с очень высокой тульёй. Вокруг бежали спецназовцы. Перед бэтээром пятился спиной Валетик, делая руками приглашающие знаки - на меня, мол, на меня, мин нет…
А с третьей стороны, будто их здесь только и не хватало, приближались ритуальными прыжками бесштанные и татуированные новозеландские командос, без которых в последние годы не обходилась ни одна заварушка на земле. Над ними развевался флаг ООН.
- Ничего не понимаю! - воскликнул Сергей Иванович. - Это же на весь мир! Как вы допустили?
- Не беда, - хладнокровно сказал ротмистр. - В пятьдесят третьем действительно серьёзное вторжение было, да кто теперь о нём вспомнит? Иосифу хватало ума не соваться, а Лаврентий рискнул… Пришлось потом врать про восстание заключённых… Так и здесь. Вы не представляете, друг мой, какая у людей короткая память! Вот у вас в городе есть улица Декабрьских событий. Кто помнит эти события?
- Ну, я помню, - сказал Дядька.
- Вы историк, вам положено. А остальные не представляют, сколько пролилось тогда кровищи. Ох и скоро же она высыхает!
- Я здесь человек чужой, - сказала Вера Игнатьевна. - Но чувствую, что этим людям грозит беда. Страшненькие у вас воины!
- Сударыня! - воскликнул ротмистр. - Вот уж о ком не печальтесь! Да ни один взрослый ульван не станет связываться с этой мелочью, уверяю вас…
- Ну, - сказал юный партизан. - Захлопнут их сейчас там, как нас с ихним благородием за хлопнули в одна тысяча девятьсот двадцатом аккурат на Радуницу…
- И что? - спросила учительница.
Офицер вздохнул.
- А то, голубушка вы моя, что мы с этим вот юношей неведомо сколько лет потом поединствовали до смерти, а каждое утро воскресали, и патроны были набиты, а шашки наточены. Этакую Вальхаллу нам устроили, только без банкета. Пока не дошло до нас, что нами играют… Или в нас играют…
- Кто?
- Дети ульванские! - с обидой сказал Киря. - Совсем сопленосые. У них в Синих Горушках вроде полигона или, лучше сказать, компьютерной игры типа «Сёгун». Вот у пацанов нынче праздник - подвалило юнитов разного вида! И блатные, и менты, и чекисты, и людоеды! Этих надолго хватит! Им же в голову не придёт замириться!
- Значит, вам пришло? - спросил Турков.
- Дак если вы над Россией эвон чего учуди ли, - сказал партизан. - Треисподнюю задела ли заместо коммуны… Поглядели, и оба-два возрыдали…
- Да, не завидуйте нам, господа, - кивнул Радишевский.
Он еще раз посмотрел в зеркало, не глядя сунул руку в чашу, вытащил перышко и сказал:
- Финита. Дальнейшая их судьба меня не интересует. Сергей Иванович, прошу вас, присмотрите за Валетиком, когда будете возвращаться. А вы, молодой человек, - указал он пальцем на герцога, - наберитесь терпения. Девушка ваша вернётся, но сколько лет пройдёт для вас, определить не берусь…
- Придёт и скажет: «Здорово, дедуся!» - заржал юный партизан.
- Кирила! Пощади его чувства! Ты же сам молод и влюблён! - воскликнул офицер. - Сделаем, что можем… Поторопим…
Кум Понсиано сидел и даже не пытался что-нибудь понять, поскольку не видел смысла: дед Балагер в любом случае ославил бы его брехуном…
Зазвенели первые такты «Чардаша» Монти. Герцог Блэкбери встрепенулся и вытащил Лидочкин мобильник.
- Слушаю! - пискнул он, потеряв от волнения голос, словно звонила сама Леди.
- Лидка! - заорала мобила. - Лидка, это я, Клава! Тут у нас в Полтаве такое творится, такэ робыться! Даже Русланчик сегодня видел самого настоящего чёрта верхом на собаке!…
- Может, люди и вернутся
- На Край Света, в Индарейю,
- Но не раньше, чем поймают
- Чудо-рыбу Намотону,
- Но не раньше, чем отыщут
- Три волшебные предмета -
- Золотую мужебойку,
- Шерстяные рукавички
- И железный баррагун!
ОТ АВТОРА
Детский рисунок с подписью «Три холма, охраняющие край света» действительно висел на стене одного из кабинетов редакции красноярской еженедельной газеты, с которой я сотрудничаю. Подпись эта не давала мне покоя, покуда не начал писаться этот текст. Потом мне вздумалось посвятить эту книгу неизвестному ребёнку, нарисовавшему картинку, а саму её выпросить на память. Увы! Никакой картинки уже не было, никто не знал, куда она подевалась и кто её вообще принёс. Все дружно отказывались. Вот так.
Кроме холмов, на ней бесхитростно были изображены три предмета, которые, при известной доле воображения, действительно очень напоминают мужебойку, баррагун и рукавички.
Май - декабрь 2006 г., Красноярск - Санкт-Петербург