Три холма, охраняющие край света Успенский Михаил

- Её, наверное, уже нашли через организаторов выставки, - сказал герцог. - Где-то она ведь учтена…

- Да менты на раз вычислят, - уверенно заявил Сергей Иванович.

- Ну да! Много вы знаете! - воскликнула Леди. - Вы в Министерстве культуры хоть раз бывали? Там никаких концов сроду не найдешь! Они у меня три работы так и замотали с приветом от батьки Махно, и уж если я не нашла…

- Тогда да, - важно молвил Дядька. - Тогда конечно…

- И Клавка молчит, - перескочила Леди. - А Рогнеда… Подалась ведь куда-то Рогнеда с этими… серфингистами, что ли?

- Байдарочниками, - поправил внимательный Терри. - Искать пейзаж, насколько я понял. Но таких пейзажей много - хотя бы в окрестностях нашего Блэкбери-холла. Хотя бы…

- Интересно, кто всё-таки вырезал рисунок… - задумался Дядька. - Вряд ли у молодого дарования Кати Беспрозванных есть завистники… И вряд ли это шедевр… Что-то не знаю я великих художниц среди женщин… Разве что новая Надя Рушева нашлась, так она бы сперва здесь прогремела… Леди надулась и зашипела.

- Сама в конце концов нарисую! - рявкнула она. - Ещё лучше выйдет!

- Это скорее пароль, условный знак, - поспешно предположил Дюк.

- Кто услышал раковины пенье, бросит берег и уйдёт в туман… - сказал Сергей Иванович. - Сигнал, которого бессознательно ждали… При чём сигнал такой силы, что действует даже в сильно искажённом виде… Почему же только сейчас задумались? Странно… Отчего, к примеру, родители этой Кати не шизанулись? Учителя? Работники барселонского музея?

- Там уж такие работнички, такие эстеты, - махнула Лидочка рукой. - Кампесинос. Крестьяне и дети крестьян. Сказано же тебе - только люди с тонкой душевной организацией!

- Типичная недооценка роли беднейшего крестьянства…

- А Рогнеда же среагировала! И бабка Канделария среагировала, только она же на колесиках… Ну, Клавка, ну, убью! Обещала ведь, как человек - сброшу, сброшу картинку…

- Ишь как деушку заусило! - сказал Дядька герцогу. - Идея овладевает массами. И ведь верно сказал поэт: «…за одни ещё толки об этом заплачено такими морями крови, что, пожалуй, цель не оправдывает средства». Гроб Господень, Эльдорадо, Незримый Халифат…

- Хай-Бразил и Авалон, - подхватил Теренс.

- Если кто-нибудь вспомнит Шамбалу и Беловодье, - сказала Леди, - зарэжу. Пошляки. Стандартное мышление. Да ведь там… Я уже знаю, как её восстановить…

- Вот! - сказал Дядька. - Началось! Вот какие мы впечатлительные - заочно обольщаемся… Хотя заочно-то, пожалуй, сильней обольщаются… Не печалуйся! До Малютина это дойдёт нескоро, если вообще дойдёт.

- Дойдёт, - с тоской сказала Лидочка. - В Сети, небось, такой тарарам стоит…

- Не интересуюсь, - сказал Сергей Иванович. - Многабукаф малатолку. Тивисеть и то пристойней…

- Тогда поехали, Дядька! - подскочила Леди.

- На ночь глядя? - удивился Турков. - Это ведь ребёнок…

- И правда, - сказала художница. - Ещё один день псу под хвост с вашим Филимонычем и прекрасной болтовнёй…

- Скоро только слепых поводырей делают, - возразил Дядька. - Но стоит ли удивляться, что люди так реагируют при первом намёке на какую-то иную жизнь? Разве впервой человечеству устремляться за символом? Расплодилось - нас без меры, свой мир мы загадили и высосали, подавай нам новый. Лемминги вот тоже…

- Протестую, сэр, - сказал Терри. - Лемминги вовсе не склонны к массовому суициду, это распространённое заблуждение. Жалко, что не удалось мне посмотреть на эти Три Холма в музее. Рядом шатался, а в это крыло зайти и не подумал.

- Сейчас тоже рвался бы неведомо куда - вперёд и с песней, - сказала Леди. - Ты же у меня впечатлительный. А лемминги - скверное название, техническое какое-то. Лемминги, молдинги… Евражками их зовут!

- Я ведь говорил, что у меня добрая дубовая каледонская голова, иначе я давно бы уже спятил, как… Нет, не думаю.

- Так ведь это вроде горного обвала, - сказал Сергей Иванович. - С массовым психозом не шутят. Эффект «золотой лихорадки». Тех, кто не поверит в Три Холма, объявят извергами рода человеческого.

  • «Моряк забудет моря соль,
  • Солдат забудет битву,
  • Масон забудет свой пароль,
  • Монах - свою молитву…»

Дежавю, друзья, дежавю.

- Если бы царь Соломон знал французский, - сказал герцог, - то вместо целого «Экклезиаста» он мог бы ограничиться одним этим выражением. Одно меня удивляет, откуда в Сибири берутся люди с такой чудовищной эрудицией. Как если бы эскимосы…

- Терри, не хами, - строго сказала Лидочка. - На континенте встречаются грамотные люди, это признавал даже Черчилль.

- Точно! - обрадовался Дядька. - Видите ли, герцог, в нашей областной фундаментальной библиотеке хранятся всего две книги: «Арифметика» Магницкого и «Грамматика» Смотрицкого. Пётр Великий, по милосердию своему, прислал их в дар непросвещённым казакам. Зато в этих книгах есть всё!

- Прошу экскьюзу, - замахал руками Дюк. - Но почему человек с такой головой не сидит в губернаторском кресле? Даже не входит в элиту?

- Злые они. Ушёл я от них, - признался Сергей Иванович. - Я свободный эсквайр. А в элиту не вхожу по той простой причине, что маменька ещё в детстве не велела мне водиться со всякой швалью. И вдруг немелодично возопил:

  • Не ходи на тот конец,
  • Не водись с ворами -
  • В Сибирь-каторгу сошлют,
  • Скуют кандалами!

- Дядька, тебе хватит, - сказала Леди. - И кавалера моего спаиваешь. Мне с обоими не управиться! Спокойной ночи! Она поднялась и поскакала по лестнице наверх.

- Счастливый народ женщины, - завистливо сказал Дядька. - Может, из-за этой картинки Апокалипсис грядёт, а ей надо, чтобы назавтра морда не была опухшая… Чуня! Марш на пост! Выспался, поди!

Верный страж выспался, а люди, напротив, заснули так крепко, что не услышали никакого шума вокруг дачи и не узнали, что происходило этой ночью.

Утром, когда Сергей Иванович собрался на веранду, чтобы сделать нечто вроде физзарядки, а молодёжь ещё нежилась в постели - увы, по отдельности (что в который уже раз лишает нас великолепной, яркой, потрясающей, воистину незабываемой и непередаваемо возбуждающей эротической сцены), - мега-йорк-терьер вернулся в дом с добычей.

Это был замурзанный чёрный портплед, украшенный золотым гербом.

ГЛАВА 30

Деревня Шалаболиха существовала всегда. Деревня Шалаболиха всегда процветала.

Декабрист Юренёв, сосланный туда, после прощения не вернулся в родной Петербург, а придумал совершенно оригинальный сепаратор, каких и в самой Англии не водилось.

Эсеры и большевики, угодившие на поселение в странную деревню, быстро утрачивали связь с партией и не могли уже отличить Маркса от Энгельса даже в трезвом виде. В Гражданскую Шалаболихе грозило быть спалённой анненковцами, но она уцелела благодаря подвигу юного партизана Кири Деева, а исчезновение единственного добравшегося туда красного продотряда списали на недобитых белогвардейцев. Никого из её насельников не раскулачили. Никого не репрессировали.

Все тамошние мужики, ушедшие на Великую Отечественную, вернулись невредимыми за исключением пастуха Тихона, который проиграл ногу блатным штрафникам в «чику» на разбомблённом лейпцигском вокзале.

Шалаболиха всегда торговала - вне зависимости от того, рыночная была экономика или наоборот. И откупалась практически от всего и всегда.

Даже кукуруза, навязанная-таки колхозу, давала там урожаи чисто молдавские или, забирай выше, арканзасские. Именно из-за кукурузы всё остальное малютинское крестьянство искренне ненавидело шалаболихинских председателей.

Главной ненавистницей Шалаболихи была Проспиха. В драках как по престольным, так и по советским праздникам проспихинские бывали неизменно битыми. Проспиха заливала горе плохим самогоном, а потом совсем обленилась и перешла на синюю жидкость для чистки стекла: гепатит не гепатит, а орёликом летит! Художественная самодеятельность в Шалаболихе дошла до того, что своими силами поставила мини-балет «Тщетная предосторожность».

Шалаболиху никто не покидал навсегда - за её пределами люди чувствовали себя неуютно, тосковали и плакали.

Ни один призывник из Шалаболихи не погиб в армии и не повесился.

После несчастья, приключившегося с Советской властью, никому из расплодившихся бандитов не удалось подмять деревню под себя. Даже чеченцы, легко покорившие Проспиху и нацелившиеся на её богатых соседей, в Шалаболихе с пугающей быстротой обрусели, свирепо гоняли посторонних, особенно журналистов, и научились на все вопросы пришельцев отвечать фирменным: «Чаво-о?»

По субботам в Шалаболиху стремилась малютинская молодёжь - там был знаменитый ночной сельский клуб «Конопляный Джо», в котором дважды выступал самый настоящий Стинг. Зал не мог вместить всех желающих, и неудачники возвращались в город, в надоевшие клубы «Страстная Заба», «Дедушка Пихто» и «Полковник Редль» - альтернативное заведение для геев.

В Шалаболихе не то что геев - мирных буколических скотоложцев не водилось, хотя молочные стада колхоза были неисчислимы и неучтённы.

Правда, тамошнего молока никто на рынке не видел.

Нельзя сказать, что власти не имели совсем уж никакого контроля над этим населённым пунктом - ездили комиссии, работали участковые. Но комиссии уезжали в блаженном состоянии, участковые же сперва слали совершенно бредовые рапорты, а потом и вовсе замолкали, боясь потревожить своё нечаянное счастье.

Ну как можно было всерьёз принять донесение о том, что водитель японского молоковоза-холодильника никогда не покидает родимых окрестностей, а, налившись молочком по самые люки, заезжает в одну и ту же берёзовую рощицу, где сливает ценный продукт прямо в траву? Тем более что эксперты не нашли в помянутой рощице никаких следов молока.

- А ещё там никогда не было церкви! - подытожил разрозненные воспоминания заговорщиков владыка Плазмодий. - Потому она всегда считалась деревней, а не селом. В том и корень.

- Не только церкви - там и медпункта сроду не было. А деньги там на дереве растут, оттого и обращаются в листья, - сказал Валетик.

- Это точно, - поддержал губернатор Солдатиков. - Ещё когда я простым инструктором сельхозотдела работал, то замечал: когда из Шалаболихи с актива возвращаешься, схватишься по привычке за карманы - а они битком набиты. Не валютой, конечно, тогда мы даже живого - доллара не видели… Но никаких штучек с листьями не позволяли.

- Проверяли купюры - чисто, - кивнул генерал.

- Насчёт листьев, - сказал референт Ценципер. - Их в сельхозакадемии профессор Пуляев атрибутировал. Обыкновенный канадский клён, можно сказать, брендовый. Только крупный очень. Этот клён у нас не растёт даже в дендрарии - холодно ему.

- А там - растёт, растёт! Там всё растёт! - горячо зачастил Валетик. - Там на Ивана Купалу балерины в воздухе пляшут с чертями! Зелёная Бабушка младенцев своих загорать под луной выносит! Сяка, сяка, чичибу! Едет милая в гробу! Едет, едет милая - морда крокодилая…

- Ну, недолго ремиссия играла! - огорчился епископ. - Я-то надеялся… Ты лучше помолчи, чадо неразумное…

Но Валетик ради прощания с разумом ещё немного попророчествовал - заявил, что к Концу Времён на всей Земле останется только два народа: русские и нерусские, после чего понёс привычную безлепицу.

- Один среди нас человек, и тот дурак, - грустно сказал иерей. - Ладно. Не втуне провели мы брэйнсторминг сей. Кое-что мне в голову пришло. Только один человек может нам помочь, но…

- Да какое «но»! - закричал Лошкомоев. - Мы его золотом осыплем!

- В деньгах он не нуждается, - вздохнул владыка. - Это Серёжа Турков. Только вы ведь, аспиды, брата его Антона по-настоящему сдали Никону со всеми потрохами. А я смолчал…

  • Из-за жалкой плошки мёда…
  • И лепёшки зачерствевшей,
  • Племена, что населяли
  • Дорогую Индарейю,
  • Благодатнейший Край Света,
  • Этой ночью роковою
  • Разошлись и разделились
  • На ульванов и людей!!

ГЛАВА 31

Путешествие было мучительным.

Фланелевый преследователь и сопровождавшая его стражница аэропортовской нравственности под дулом пистолета надели наручники на кума Понсиано и Веру Игнатьевну и загнали их в просторный салон розового лимузина. Там были и роскошное ложе страсти, и лампы эротопод-светки, и порновизор, и сексонатор, и зеркало на потолке, и холодильник с возбуждающими яствами, и кондиционер, и прочее необходимое для свадебного путешествия - всё, о чём могла бы мечтать влюблённая парочка.

Но, как было сказано в другом месте, мечта сбылась, а счастья нету. В путах не покайфуешь. На редких привалах пленников выпускали по одному: размять ноги и всё такое. Рты у них были заклеены скотчем. Но и это не самое плохое.

Сеньор Давила в конце концов смог бы совладать со знакомыми оковами и освободить себя и подругу. Но в этом случае проклятый чертёнок мгновенно оглушил бы свободолюбцев и надолго поверг в беспамятство. А русская учительница и каталонский жандарм хотели знать, где они находятся в данный момент, поскольку были люди опытные.

Чертёнок - а как его иначе назвать? Только рожек и хвоста не хватало.

Милицейский мундир и документы Анжелы Ляпиной открывали похитителям все дороги. Столичная ментовка сопровождает знатного иностранца и его русскую избранницу в свадебном путешествии - для любого дорожного инспектора этого было вполне достаточно. В тонкостях и расцветках однополой любви разбирались немногие. В салон никто подробно не заглядывал, да и прикрыты узники были одеялом до самых глаз. Глаза сверкали от негодования, но гаишники охотно принимали их блеск за признак подлинного чувства, а документы были в порядке. Дорожные стражи козыряли и давали похабные советы. Правда, водила попался какой-то чудной, но что уж тут поделаешь - басурманин! Трезвый, и ладно. «Кадиллак» летел так быстро, как ему по функции вроде бы и не полагалось - словно этот чёртик ему помогал, думалось злосчастной парочке. Иногда это существо полностью растворялось в полумраке, и тогда за притенёнными окнами пейзаж менялся с особенной скоростью. И при этом лесбовоз ни разу не заправлялся!

Всё шло гладко вплоть до встречи с вечным сержантом Сысоевым.

На девятьсот девяносто девять умных евреев приходится один глупый, на девятьсот девяносто девять дорожных мздоимцев - один честный.

Саня Сысоев и был таким ходячим промилле. Его напарник-водитель Дима Подопринога страшно из-за этого горевал. Работать с Сысоевым считалось у них в отделе строгим взысканием.

Анжела Ляпина напрасно кричала, что она капитан и почти майор - сержант Сысоев был неумолим. Фланелевый кавалер капитана тихо рычал и скрежетал.

Сержанту приспичило проверить розовый храм любви на предмет оружия и наркотиков, а его пассажиров - на предмет сравнения со словесными портретами странствующих супругов-аферистов из Симферополя.

Анжела Ляпина обернулась к заложникам. Ствол её «Макарова», высунувшийся между передними креслами, направлен был на Веру Игнатьевну. Раздался шипящий шёпот:

- Токо пикни не по делу, бикса чертановская! Я вашей сестры уже херову тучу перестреляла и закопала на Каширке! Ты, Шагов, или как тебя там! Не сиди, немытый! Делай что-нибудь!

Для неё-то путешествие с фланелевым мистером было воистину свадебным. Когда ещё так повезёт? Красавицы в полицию нравов не идут - обычно их туда доставляют под конвоем..

Чертёнок стремительно освободил пленников, оторвал скотч чуть не вместе с кожей и спрятался - да так дерзко и хитро, что Вера Игнатьевна даже испугаться не успела.

- Не дурней тебя, долблёнка козлогвардейская! Факуха чмарошная! Я заслуженный работник просвещения! Нам тоже светиться ни к чему! И шмон всякому в лом! - достойно ответила сеньора Попова врагине.

Она решительно отбросила вздувшееся одеяло, поднялась, откатила дверь и вышла наружу.

- Миленький! - заголосила она. - Ты что, не видишь - рожаю я! Сейчас воды отойдут! А муж испанец - у них там всё по-другому. Не позорь меня, не позорь отчизну, пропусти! Денег осталось - только врачам сунуть, чтобы ребёночка вниз головкой не роняли!

Громадный живот женщины не позволил сержанту заметить ни следов от наручников на запястьях, ни других подозрительных деталей.

В довершение всего из страшного живота раздался звук, чрезвычайно похожий на первый крик младенца!

Никакого опыта в таких делах у сержанта Сысоева не было. Во-первых, работник органов - не шериф какой-нибудь драный, чтобы у граждан роды принимать, во-вторых, за него, честного, замуж никто не шёл, а даром тем более не давали. Он покраснел и забормотал:

- Так бы и сказали, товарищ капитан! Раз такое дело - как тут не понять! Езжайте, граждане и гражданочки, быстрее! Через двадцать километров будет поворот на секретную воинскую часть, там медицина нормальная. Объясните - примут, они тоже люди…

Он откозырял, повернулся и пошагал к своей машине, где бился и бесился несчастный Подопринога от сознания, что такой роскошный клиент уходит по-гусарски - не заплатив.

Инспекторский «газик» стоял аккурат возле синего указателя со стрелками и надписью: «Новосибирск 250 км. Малютин 700 км».

Вера Игнатьевна с видом победительницы вернулась в салон, уселась на ложе страсти и крепенько стукнула себя кулачком по животу: - Вылазь, тварюга бесстыжая!

Чертёнок обиженно выскочил из-под юбки и вопросительно поглядел на хозяев.

- И ты, Анжелка, будь человеком! - продолжала развивать успех сеньора Попова. - Кончай стволом трясти! Я бы вас сто раз успела сдать, пусть и ценой собственной жизни… И никакой чёрт не помог бы! Кроме того, без меня ты со своим брюнетиком не столкуешься, ведь языку-то вас небось по методу разоблачённой Илоны Давыдовой обучали!

- Не такая я дряхлая, чтобы Илону Давыдову помнить, как некоторые! - воскликнула Анжела Ляпина и крепко обняла в доказательство своего желанного. Фланелевый колдун вздрогнул, но стерпел.

- Ладно, - сказала стражница морали. То ли нравственный подвиг сержанта Сани Сысоева подействовал на неё, то ли сотрудничество заложницы, то ли заработал стокгольмский синдром. - Но чтобы тихо мне сидели! Да малой наш и не даст вам баловать. Возможно, впоследствии мы вас и освободим… Если товарищ прикажет…

Кум Понсиано вообще толком не понял, что произошло, но жизнь явно улучшилась.

Вскоре Вера Игнатьевна кормила каталонца всякими вкусностями из холодильника. Кое-что перепадало и чертёнку-пленителю - он лопал всё подряд не жуя. Да и не видно у него было зубов. Перепелиные яйца вообще глотал в скорлупе. А уж ласки ему досталось не по чину…

- Кушай, кушай, бушменчик, - приговаривала Вера Игнатьевна, гладя малыша по ледяной влажной головке. - Они тебя, поди, и покормить ни разу не догадались… У-у, они какие… Это икра, маленький, вот такая называется чёрная, а такая красная… Кэвиар по-вашему… Кто ж тебя голодом морил? Наверное, поработители африканского народа… Расти большой-большой…

Тотчас чертёнок раздулся до размеров настоящего чёрта. Сеньор Понсиано поперхнулся пивом «Спэниш флай» и выпучил глаза.

- Ты, коза! Следи за базаром! - скомандовала Анжела Ляпина. - Он всякий бывает…

Фланелевый хозяин, не оглядываясь, выдохнул нечто шипящее, отчего взрослый чёрт снова стал маленьким.

- Вот мы какие! - ворковала учительница. - Мы, оказывается, как леший: то мы ниже травы, то мы выше сосны… Молодец! Ну, хватит, хватит, а то животик заболит… Много лавбургеров вредно с голодухи…

Чертёнок прекратил питаться и переключил всё внимание на внезапно заработавший порновизор. Виртуальный японский секс настолько потряс маленького разбойника, что он вцепился в джойстик обеими лапками и завибрировал. Но педагог - он и в Африке педагог.

- Анжела Петровна! Чем у вас ребёнок занимается? - строго сказала Вера Игнатьевна. - Прекратите сейчас же! Кто потом из него вырастет? Маньяк Девочкин? И сами ведите себя пристойно! Я же не слепая! В конце концов, кто из нас служит в полиции нравов? Я к вам обращаюсь! А то наш водитель во что-нибудь врежется! Хмельная от счастья Анжела подняла голову:

- Не такой уж он маленький, Верка… - хихикнула она и облизнулась. - Не прессуй чёрного. Он вне нашей кон… компетем… ции… И снова предалась изнеженности нравов.

- Хиха де пута манчада, - злобно процедила учительница. - Вергуэнца!

- Не связывайтесь с ними, сеньора Вера, - сказал кум Понсиано, покончивший с угощением. - И с этим парнем тоже зря возитесь. Это же обыкновенный коко, только во плоти. Он бродит ночью по деревне, бесит скотину, пугает парочки после танцулек, орёт, гадит в квашню хозяйкам - отвратительный тип. Такой жил у нас в кладовой, и я лет до семи в него верил и боялся, а потом взял оглоблю да ка-ак…

Но сердобольная Вера и письменным-то характеристикам не придавала значения, уповая на индивидуальный подход:

- Маленький! Это дрянь! Я тебе лучше песенку спою!

Малыш неожиданно легко отказался от растлевающего устройства и присел у ног Веры Игнатьевны на какую-то бесформенную кучу.

- Куда это мы залезли? А, знаю! Наши балбесы на выпускной в такие наряжались! Это то же дрянь. Ты лучше слушай:

  • Баю-бай, баю-бай,
  • Поди, бука, под сарай,
  • Поди, бука, под сарай,
  • Коням сена надавай.
  • Кони сена не едят,
  • Все на буконьку глядят.
  • Баю-бай, баю-бай!
  • К нам приехал Мамай.
  • К нам приехал Мамай,
  • Просит - буконьку отдай.
  • А мы буку не дадим -
  • Пригодится нам самим.
  • Буке некуда легчи:
  • Под сараем кирпичи…

Первым захрапел кум Понсиано.

ГЛАВА 32

Никогда не понимал женщин.

Что им нужно? Что им всем нужно? Что им всем нужно от меня?

Неужели дремлющий в них первобытный инстинкт позволяет разглядеть сквозь ветхую телесную оболочку настоящего меня - Повелителя Грёз и Владыку Хаоса? Неужели в мешке нельзя утаить не только шило, но также и мыло?

А, может быть, эта гиперборейская жрица варварского культа Кибелы или Иштар-Ашторет лишь случайно воспользовалась моей минутной человеческой слабостью там, в полумраке отхожего места, подобно коварной вдове уничтоженного мной Родерика Блэкбери?

О нет! Я узнал её! Я узрел стоявшую у её ног Чашу Танит, выкованную из освящённого цинка, а в руках она держала Посох Танит, вырезанный лично Хастуром из самой тонкой ветви вековечного ясеня и увенчанный перекладиной, поддерживающей влажный Покров Богини.

Узкий язык пламени, вспыхнувший между нами, сделал всё очевидным. Это она, моя Вечная Супруга, похищенная мстительным Азатотом ещё в те далёкие зоны, когда по Земле бродили только одинокие эласмотерии, а вулканы не могли вырваться из своих узилищ. Все эти бесконечные тысячелетия ждала она меня на бескрайних зимних просторах…

Моя верная Танит! Так вот что означали твои странные телодвижения и нарочито грубые троглодитские выкрики! Ты пыталась с помощью Посоха и Покрова, смоченного в Источнике Забвения, стереть мои следы! Ты думала, что твой Леденящий Перст Угольных Полей Херакса - всё тот же жалкий беглец, преследуемый нашим гонителем и разлучником! Ты решила спасти меня!

Но я произнёс несколько слов - и свершилось преображение.

О нет, моя Танит, насколько я понял, не утратила своей силы, напротив - ей даровано было право преследовать тех самых жриц Кибелы, что ритуально торговали своими телами в воздушном порту, стараясь, в угоду Азатоту, помешать моему визиту. Вот почему нас так страшно болтало в воздухе!

Даже шоггот сразу же признал власть Госпожи Снов, но старался держаться подальше от цинковой Чаши и смертоносного Посоха.

Теперь она, как и я, предстала во всей силе. Вредоносные жрицы Кибелы разбегались при виде серого одеяния, украшенного пентаклями на серых нараменниках.

Она сразу же поняла свою задачу. И экипаж, выбранный ею, был воистину достоин меня - её Вечного Супруга и Господина. Водитель, мерзкий трус, был настолько потрясён маленьким шогготом, шутки ради напялившим мою истинную оболочку, что сделался невменяем, и его можно понять. Пришлось взять управление в собственные руки - правда, для этого понадобилось поймать крысу и оторвать ей голову, чтобы нанести на поверхность машины соответствующие Знаки. Моя Танит выразила искреннее удивление - бедняжка! Она успела забыть так много!

Азатот в бессильной ярости пытался преграждать нам путь, то и дело выставляя на дороге препоны в виде красных огней. Вотще! Рубиновый Запрет после пары весьма несложных заклятий претворялся в Изумруд Благоприятности.

Чутьё подсказывало моему рабу шогготу, что рано или поздно мы настигнем барселонского беглеца и его ведьму.

День сменялся ночью - даже мне не всегда удаётся восторжествовать над Временем. Иногда, чтобы отвлечься и дать волю обуревавшим нас чувствам, я передавал управление слуге. При виде его стражи Азатота, явно имевшие приказ преступного владыки задержать нас, шарахались в стороны и пытались спастись, выставляя примитивные Жезлы Афтамота с чёрно-белыми полосами. Здесь, в Гиперборее, слуги моего врага на удивление мелки и кривоноги. Некоторые из этих примитивных существ, впрочем, узнавали Серую Танит и отдавали ей несуществующую честь. Первобытные рефлексы ещё работали…

Настигнутая ведьма даже попыталась отделаться от меня ритуальным приношением. Жертвенное блюдо приготовлено было по всем правилам и в иное время могло быть принято с благосклонностью, но сейчас цели изменились. Впрочем, шогготу пирожки пришлись по вкусу, и он, согласно правилам, не станет причинять ей вред. Придётся задушить колдунью самому. Это будет даже забавно.

Вскоре нам попробовали оказать нечто вроде сопротивления - как раз в тот момент, когда промежуточная задача была решена. Надеюсь, все наглые мятежники эти сгинули в бушующем водовороте всеочищающего пламени.

Барселонец и его спутница понадобились нам скорее как проводники - хотя внешне они и сопротивлялись, но можно ли противиться могуществу и обаянию высших существ? Скоро они сделались покорными нашими помощниками…

ГЛАВА 33

- Ну, долго мы ещё будем колесить вокруг этого хутора? Анжела Петровна, ежиха цементовозная, ведь твой хахаль не круги мотает - это он срок тебе наматывает!

- Верка! Ты блядь, но ты ведь советский человек! Имей совесть!

- Ага, про совесть вспомнила! Машина чужая - так? Через посты мы только благодаря дурацкому счастью проезжаем - так? А счётчикто тикает - так?

- Тик! Не борзей! Не серди Катульку! Он на Джонни Деппа похож!

- Да! Я советский человек! Хуже того - я советский учитель! А вот твой Катулька, боюсь, террорист или шпион. Если не хуже. Сама подумай, что потом фээсбэшникам скажешь, они ментов не любят… А я молчать не буду! И сеньор Понсиано тоже - он, между прочим, и сам в прошлом из органов!

- Квашня ты колхозная, а не учительница. Темнота! У нас теперь не фээсбэ называется, а, это… Неважно! Катулька большой вип - разве не поняла? Только он с неофициальным визитом, как принц Флоризель.

- Флоризель с ряженым ручным чёртом - ну-ну… Где вы его взяли? Это же похищение ребёнка! Африканца из дикого племени бушменов! Ты соображаешь, во что влипла? Здесь хоть и Сибирь, но власть кое-какая наверняка сохранилась. Не век вам гулять.

- Вот они вернутся, тогда узнаешь - век или не век! Какой он тебе бушмен? Он, может быть, и не человек вовсе! Видела же, как он на заправке мужиков кидал? А Катульку он слушается, вот и соображай, что Катулька сам-то может сделать.

- Ещё вернутся ли? В первый-то заход еле ноги унесли твои шпионы. Штаны ведь штопала своему Катульке! Нет, на супермена он не похож, а вот на сумасшедшего - вполне.

- Ох, Верка, ты лучше сама подумай. Ежели чего - я всегда отбрешусь. Скажут - опытная работник милиции не растерялась, установила плотное наблюдение над субъектом, могущим представлять общественную опасность, и взяла его под свой контроль. Катулька меня почему-то Таней зовёт. Наверное, для него все русские - Тани. Как для турка вот такие, как ты, - все Наташи. - Анжела Петровна, я не позволю…

- Позволишь-позволишь! Кому поверят - тебе или мне? Так и вот.

- Тогда я скажу, что мы с тобой на пару работаем: сняли парочку форинов и загуляли на - всю Россию. У меня заснято, как ты с Юсуфа бабки снимаешь… Нет, не дёргайся. Снимки у надёжной буфетчицы, там, в порту. Если я ей в назначенное время не позвоню… Там ведь непонятно - то ли ты с него еврики берёшь, то ли сама ему отдаёшь позорный нетрудовой заработок. И в газетку «Ночная жизнь». Так что, Анжела Петровна, уберите пистолет и обсудим по-хорошему, как нам дальше жить…

- Кому жить, кому не жить…

- Сеньора Вера, о чём вам толкует эта измученная перекисью водорода шлюха - позор все мирного полицейского братства? - спросил сеньор Давила и окончательно проснулся.

- Пока упорствует, - сказала Вера Игнатьевна. - Запугал он бедняжку, она аж бредит… Гипнотизёр, наверное.

Они совещались в салоне «Кадиллака», прикованные наручниками к стойке порновизора. Капитан полиции нравов сидела в развёрнутом к пленникам кресле, играясь пистолетом.

Фланелевый оборванец с негритёнком снова ушли в ночной поиск - Вера Игнатьевна давно сообразила, что странный бушменчик ловчее всего чувствует себя по ночам. В прошлый раз оба вернулись злые - то есть злился-то мистер Катулька, чьи брюки основательно пострадали, а по бушменчику не поймёшь. Минувший день прошёл в такой же, как сейчас, бесплодной женской ругани, до которой Катулька не снисходил, а кум Понсиано, к его счастью, ничего не понимал. Эротические припасы в холодильнике подходили к концу и ничего, кроме взаимного раздражения, не вызывали…

- Деньги и документы наши этот негодяй опять забрал с собой, - сказал сеньор Давила. - Чокнутый, а соображает, как ласково в вашей Сибири примут иностранца без визы и паспорта, к тому же ещё и с краденой машиной! Боже милосердный, да ведь этот катафалк никаких шансов не имел добраться сюда по таким дорогам, хотя у нас в Клаверо тоже, прямо скажем, не хайвэй…

- Да ещё с такой скоростью, - добавила учительница. - Хотя первые сутки мы фактически проспали…

- Ну-ка, по-русски! - рявкнула женщина-капитан. - Нехер шептаться по-своему!

- Не знает он по-русски! - рявкнула в ответ женщина-педагог. - Из Интерпола он, к вашему ментовскому министру дверь пинком отворяет! Тогда узнаешь, когда чукотский придётся учить!

- Врёшь ты всё… - привычно ответила Анжела Петровна, но всё же как-то нетвёрдо, словно вместе с желанным Катулькой ушли в ночь и все его любовные чары. - Там увидим, - пригрозила Вера Игнатьевна.

- Ну, достаточно! - воскликнул сеньор Давила. - Надоело мне каждый раз перед этой сукиной дочкой унижаться! Довольно ей и над вами глумиться, сеньора Верита! Жандарм жандарма не обидит, как-нибудь разберутся тут с нами!

Кум Понсиано поднялся, и оказалось, что был он страшен - даже капли пота на лысине, отражавшие приглушённый огонь светильников-фаллосов, горели зловеще, не говоря уже о чёрных каталонских очах.

Никелированная стойка порновизора крякнула и оторвалась от пола.

Женщина-мент тоже вскочила, направив в грудь пленника своё оружие. - Убью, нерусь!

Вера Игнатьевна, которую наручники заставили подскочить, завизжала: - Дура! Опомнись!

Но освобождённый кум Понсиано уже бесстрашно шёл навстречу возможной гибели, вытянув вперёд лапы. Ствол упёрся в широкую волосатую грудь.

- Мне терять нечего! - заверещала Анжела. - Я за свою любовь сдохну - и не пожалею!

Вера Игнатьевна безуспешно соображала, что же ей-то делать, и не заметила, как сеньор Давила от всей деревенской душеньки врезал озверевшей тётке промеж глаз - как врезал бы любой каталонский мужик любой каталонской бабе в подобных условиях.

Вере Игнатьевне померещился выстрел, и она сомлела.

- …Да нет, Верита, это я вашу стойку сгоряча рванул, - объяснял кум Понсиано. - Не выстрелила она, прав оказался Грязный Энрике…

- К-какой Энрике? - очумело спросила бедняжка.

- Грязный! Клинт Иствуд! Он сказал, что женщины всегда забывают снять оружие с предохранителя. Думал - киношные понты. Оказалось - правда!

- Господи! Дурачок! Она же могла тебя убить!

Вера Игнатьевна бросилась к нему на грудь и зарыдала.

- Ну всё, всё, - утешал её кабальеро. - Не хватало ещё, чтобы меня застрелила бешеная русская баба! Представляю, что сказал бы дед Балагер на поминках! Уж он бы поплясал на моих косточках… Уймись, Верита! Живой я, живой!

Не сразу сеньора Попова вспомнила о давней врагине: - Эта… Что с ней? Да она мёртвая!

- Не мертвей того монгола на трассе. Реакции, правда, никакой. Вот если бы она не порола горячку, а выскочила наружу, включила соображаловку, тогда бы… М-да…

- Контрольный выстрел! - потребовала, раздувая ноздри, заслуженный работник просвещения и наставник юношества.

- Обойдётся, - сказал кум Понсиано, вылез из салона, обошёл осточертевший лимузин и уселся в кресло водителя.

Вера Игнатьевна не хотела оставлять Анжелу Петровну в тылу - вдруг очухается и начнёт вредить?

- Не начнёт, - сказал сеньор Давила. - Дай-ка его сюда.

Он взял пистолет, выщелкал патроны в траву возле колёс и зашвырнул оружие подальше во тьму.

- Торопиться надо, - сказала боевая сподвижница. - У нас летние ночи короткие, а бушменчик ведь и при свете кое-что может. Жалко оставлять ребёнка под тлетворным влиянием, но делать-то нечего. Куда ехать - помнишь?

- Разберёмся, - сказал кум. - Нам бы до шоссе. Там бросим наконец колымагу эту проклятую, запах этот… До смерти помнить буду… А пока по своим следам… Смотри - бензина мало, а не должно бы вообще остаться. Но мы не волшебники.

- Правильно, Паня. Мы только учимся. А с Анжелкой мы вот что сделаем… - сказала Верита, поправляя перед водительским зеркальцем изрядно помятую шляпку из английской соломки. Но до шоссе они не добрались.

  • …«Люди хуже, чем ульваны!» -
  • Наморгал твердил упорно.
  • «Чем же, чем? - кричали люди,
  • Оскорблённые сердечно.-
  • Чем мы хуже? Чем мы хуже?»
  • Наморгал же хитрозобый
  • Каждый раз им неизменно
  • «Чем ульваны!» отвечал.

ГЛАВА 34

Только когда Лидочка Туркова соизволила пробудиться, привести себя в божеский вид и спуститься вниз, она кое-как растолкала Терри. Он, смущаясь, поднялся и натянул джинсы. Его наспанное место на оттоманке немедленно занял Чуня: пост сдал - пост принял.

- Дядька ушёл, - определила Леди. - При нём он всё-таки ведёт себя не так нахально. Чуня, покажи, как крыска делает?

Чуня поднял морду и вроде как улыбнулся, потом издал задушенный хрип. - Молодец! Помнит! Куда же эсквайра унесло?

- Я ничего не слышал, - признался герцог и покраснел. - Конечно! Ты же не сторож Дядьке моему.

Дядька обнаружился на дворе в летней кухне. Он сидел на табурете и раскачивался, обхватив седую стриженую голову. На плите в громадной чугунной сковороде обугливалось что-то недавно вкусное. Дядька старательно, но почти беззвучно выводил:

  • «Сижу и целый день скучаю,
  • В окно тюремное смотрю.
  • А слёзы катятся, братишка, незаметно
  • По исхудалому мому лицу!»

- Вот тебе и каторжная экзотика, - вздохнула Леди. - Сорвался всё-таки! Не мог потерпеть!

На столе перед Турковым стояла огромная витринная бутыль «Клонтарфа», но сколько в ней осталось, скрывало тёмное стекло. Рядом валялся на газете среди рыбьей чешуи истерзанный портплед. Тут же разложено было и его содержимое - нарочито скромный сенлорановский несессер сафьяновой кожи, пачки денег, нестираные носки, какие-то документы, свежий номер «Эсквайра».

- Интересуется, пень старый! - злобно сказала Леди. - Сергей Иванович! У тебя совесть есть?

Старый пень поднял повинную голову, поглядел воистину заплаканными выцветшими глазами и нараспев ответил:

  • «Меня заметят часовые,
  • Вскричат мне «Раз!», вскричат мне «Два!».
  • Потом нажмут они курки свои стальные,
  • И враз убью-ут они меня!"

- Вот так всю жизнь! Ни семьи, ни детей, ни карьеры! Его вот такого же светлого приносили докторскую защищать… Интересно, где он эту суму перемётную подобрал, - сказала Леди герцогу. - Вещь дорогая, а выглядит, как рюкзак заслуженного туриста или геолога… Впрочем, Сергей Иванович у нас и под машиной в карденовской тройке от кутюр лежал и масло менял… Сергей Иванович, ты хоть помнишь, кто я тебе? Сергей Иванович оскорбился. - Помню, - уверенно икнул он.

- И кто?

- А Нина Зырянова с фермы! - весело сказал Дядька и как бы оттолкнулся от земли воображаемыми лыжными палками.

Но Теренс Фицморис не глядел ни на Леди, ни на загулявшего хозяина. Он бросился к портпледу, перевернул его и уставился на золотой знак.

- Этого не может быть, - сказал он. - Простите, я должен позвонить герцогине-матери.

- Вот видишь, горюшко ты наше - даже гостю тошно стало, маму зовёт! - продолжала Леди. - Что он теперь о нас подумает? Свою личную жизнь разрушил, теперь мою хочешь? И ведь всегда в самый неподходящий момент! Отец рассказывал, что ты на его свадьбе учудил! Вот вызову сейчас алкобригаду, поставят тебе капель ницу… И клизму семиведёрную - от меня лично! Только-только племянница прославиться собиралась - и гуленьки! Ты же на меня водительскую доверенность так и не оформил? По глазам бесстыжим вижу, что нет. Я что - пешком в город пойду?

Дядька хватал воздух и мучительно искал слова оправдания.

Вернулся Терри - он был гневен не меньше возлюбленной.

- Ларкин и Макмерри! - приговаривал он, тараня воздух кулаками. - Ларкин и Макмерри!

- Это кто такие? - хмуро спросила Лидочка. Герцог Блэкбери опомнился.

- Так, два потомственных дармоеда, - махнул он рукой. - Одно из многочисленных проклятий рода Фицморисов. Не обращайте внимания.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Юный Мердок, житель планеты Ангкор, получил в наследство от своего отца, тесно связанного с могущест...
Г.И.Гурджиев – легендарный гуру многочисленных европейских и американских интеллектуалов, чье имя по...
История отряда, состоящего из 452 «стандартных» людей и 40 000 запрограммированных клонов, посланных...
В легкой, юмористической форме в книге рассказано о том, как управлять машиной без риска для жизни, ...
Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки ...
Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки ...