Инсайдер. Биржевой триллер Ильин Виктор

Об авторе

Виктор Ильин имеет опыт работы в качестве частного инвестора. Являлся ведущим аналитического направления образовательного проекта инвестиционной компании «РФЦ» (тематика – обучение рядовых граждан основам биржевой торговли на российском фондовом рынке). Автор книг и публикаций в СМИ, освещающих проблемы частных инвестиций в России. Автор с благодарностью примет любые читательские отклики по e-mail: [email protected]

Посвящается памяти моего отца и брата

От автора

Инсайдер – лицо, в силу сложившихся обстоятельств владеющее важной (финансовой) информацией, недоступной широкой публике.

Все использованные в тексте имена и названия за исключением исторических личностей, названий бирж и компаний-эмитентов акций являются вымышленными. Права собственности на названия бирж и компаний-эмитентов принадлежат их законным владельцам. Любые иные совпадения имен и названий следует считать случайными. Специфика темы данной книги обусловливает использование в тексте многочисленных биржевых терминов, а также применяемых трейдерами жаргонных слов и выражений. Для читателей, не знакомых с биржевым сленгом, в конце книги приводится словарь, доступным языком разъясняющий большинство терминов, выделенных в тексте курсивом.

Автор не утверждает, что все описанные в данной книге события происходили на самом деле. Однако характер и степень использованных допущений не опровергают рыночных возможностей, стратегий и методов торговли, применяемых героями данной книги.

Приведенные в тексте биржевые котировки акций не претендуют на статистическую и хронологическую точность. В целом они соответствуют общему масштабу и динамике цен на фондовом рынке в июле-сентябре 2004 г.

Автор не ставил перед собой цели побудить читателя к совершению каких-либо биржевых операций или к использованию той или иной торговой стратегии. Однако он будет рад, если мысли и идеи, изложенные в книге, помогут читателю получить инвестиционную прибыль или избежать убытка.

Пролог

Чарли неспешно изучал открытый в МеtaStock’e пятиминутный биржевой график изменений котировок акций РАО ЕЭС. Торопиться было некуда. Он не использовал ничего из мощного арсенала средств технического анализа, любезно предлагаемого программой. Не строил скользящие средние, не чертил линии стохастиков и осцилляторов. Время от времени он бросал взгляд на гистограмму, характеризующую объемы торгов, отмечая что-то для себя, но в основном отстраненно, как за ползущей улиткой, наблюдал за появлением все новых баров, отражающих текущие движения биржевой цены. «По линиям пусть цыганка лохам гадает. А нам гадать нельзя, нам только наверняка надо. Не прав, ох, не прав был БГ со своим "в игре наверняка что-то не так". Все в ней так, но только для тех, кто внутри этой игры, а не снаружи, для тех, кто in, а не outside». Улыбнувшись собственной шутке, Чарли посмотрел на часы. Альфа запаздывал, и это начинало тревожить. «Чего он там задумался? Все ведь уже просчитано и ясно как белый день. Завтрашние торги вполне подходят для сбора урожая. Тянуть нельзя – не дай Бог, какие-нибудь идиоты тренд затеют строить. В моменте можно, конечно, и против ветра сыграть, но зачем эта лишняя нервотрепка? Поправка на ветер стоит лишних денег… Хм, "деньги на ветер", эк я сегодня раскаламбурился… к чему бы это?»

Плавный ход мысли прервал телефонный звонок.

– Да… О'кей, продавайте. Хотя, стоп! Потерпите пока… Пару дней, точнее скажу завтра. Все, отбой.

Чарли вновь повернулся к монитору одновременно с появлением на нем долгожданного сообщения от Альфы. Ознакомившись с содержанием, хмыкнул: «Альфа в своем репертуаре. Выдержал паузу и выдал напрашивающееся решение как гениальное. Ну и хрен с тобой! Главное, что завтра нас снова ждет веселый, а главное, урожайный день… хеппи-дэй… а еще точнее, хеппи-интрадэй!»

Часть 1

Потерпевшие кораблекрушение

«В Мещанском суде Москвы началось оглашение обвинительного заключения в отношении Михаила Ходорковского. Гособвинитель Дмитрий Шохин заявил, что экс-глава НК "ЮКОС", работая председателем совета директоров ОАО КБ "Менатеп", в 1994 году создал организованную группу лиц с целью завладения путем обмана акциями российских предприятий в период проведения приватизации и в процессе совершения преступления руководил деятельностью этой группы».

Диктор с экрана грустно улыбнулся Пете, сочувствуя нелегкой судьбе олигарха и одновременно намекая, что вот, мол, бывают неприятности и похуже необходимости утреннего подъема.

С тех пор, как сломался будильник (а купить новый было все недосуг), Петя пристрастился просыпаться под телевизор, благо в нем имелась функция, позволяющая запрограммировать время включения. Вначале Петя использовал для этой цели музыкальные каналы, но однажды, ошибившись в настройках, выяснил, что бизнес-канал РБК бодрит его гораздо эффективнее. Учитывая, что Петя работал в аналитическом отделе довольно крупного банка, утренняя порция экономических новостей, даже поданная в фоновом режиме, настраивала на деловой лад. Но сегодня вставать особенно не хотелось.

«Дурацкий сон», – потягиваясь, подумал Петя, хотя отчетливо не помнил ни одного эпизода. «Ду-рац-кий», – повторил он уже вслух, но ощущение сосущей пустоты в груди не проходило. Молодой человек снова закрыл глаза и просто лежал, малодушно обманывая себя тем, что не смотрел на часы.

Диктор перешел в более жизнеутверждающую тональность:

«…Тем не менее индекс РТС поднялся на 0,86 %. Сводный индикатор постепенно приближается к важному психологическому барьеру 600 пунктов, при этом сопротивление возрастает, что выражается в росте оборотов торгов. Объемы торгов постепенно увеличиваются с начала недели…»

Вот так. Жизнь продолжается, несмотря на все передряги.

Начался обзор западных рынков. Теперь Петя уже точно опаздывал…

Наскоро умывшись и побрившись, запивая разогретым вчерашним чаем кажущийся с утра совершенно безвкусным бутерброд с колбасой, Петя снова ощутил в груди волну темной пустоты и сразу вспомнил вчерашний вечерний разговор в курилке.

– Крепись, Михалыч… – Серега из отдела биржевых операций был единственным человеком в их банке, кто знал, что Пете не нравится собственное имя, и дипломатично звал его исключительно по отчеству.

Впрочем, «не нравится» – еще мягко сказано. Петю просто бесила необходимость откликаться на это издевательское сочетание мягких звуков, он почти физически чувствовал, как имя било брошенным в спину помидором, и каждый звук стекал липкой массой, увлекая за собой и самого Петю, растворяя его личность в лужице на полу… Пь-еее-ть-яяяя… Быстрому растворению личности в немалой степени способствовал и невысокий рост – 165 см. Из-за въевшихся в сознание ассоциаций вариант «Пьер», применявшийся еще в институтскую пору некоторыми веселыми сокурсницами, в израненном Петином мозгу быстро трансформировался в такое же неприемлемое клоунское «Пьеро»…

– …Да ты не переживай. Кому сейчас легко? – погрузившийся в воспоминания Петя понял, что пропустил значительный кусок Серегиного монолога, и теперь пытался сообразить, о чем речь. – Кстати, на наш отдел знаешь, сколько работы в этом году навалили?! Клиенты на рынок поперли, денег закачивают в сто раз больше, чем за весь прошлый год. И вкладывают не в облигации, а в акции, прикинь! Воистину, никакими арестами Ходорковского не истребить жадность там, где народ видит стопроцентную прибыль. А мне теперь крутись, как хочешь! В нашем банке всю жизнь услуги на рынке ценных бумаг шли как имиджевые, типа, чтоб не хуже, чем в лучших домах. Потому и отдел – три человека, из них два пенсионера. Так теперь какому-то «гению» в совете пришла идея пропиарить это направление через интенсивный рекламинг! А клиент и сам не дурак, газеты читает, телевизор смотрит, компьютером владеет – знает и про интернет-трейдинг, и про то, что фондовый рынок год за годом в полтора-два раза растет. Тут и рекламы-то никакой не надо, покажи только, куда деньги нести. Я не против, все правильно, прибыль превыше всего, но ты людей в отдел дай! Да не тех, кого просто выгнать нельзя, а специалистов! Что мне, разорваться, что ли? Где это видано, чтоб один человек и трейдер, и бэк-офис, и…

– Стоп! Ты что-то там про мои переживания начинал говорить, но, по-моему, плавно перешел на свои. Я тебе, конечно, сочувствую, но с какой стати мне переживать за твою монопольную роль на нашем биржевом направлении?

– Вот и я говорю, было бы чего переживать – формой больше, формой меньше… Да ты что, Михалыч, не въехал, что ли? Я тебе толкую, что с завтрашнего дня отчет по потребкредитам делать тебе, так что прими мои соболезнования.

Петя сразу понял, что Серега говорит чистую правду. Балагур и душа всех коллективных посиделок, он, в отличие от Пети, необъяснимым образом умудрялся всегда быть в курсе всех последних внутрибанковских событий, включая закулисные интриги.

– Угу. А эта… длинноногая что?… Как ее… Ольга? Она же этот отчет делает. Почему вдруг я-то?!

– А как ты хотел? Дураку понятно, что наша Оленька не в состоянии нормально сделать даже простую калькуляцию, а в результате ты не можешь слепить свою сводную аналитику. Не обижайся на правду, Михалыч, все мы тут винтики большого механизма, но ты – винтик еще и бессловесный. Первый раз, что ли? Хороший ты парень и специалист неплохой, но для работы в нашей стае требуется кое-что еще.

Серега говорил обидные вещи, но приходилось признать, что он был прав. Петя мог сколько угодно утешать себя, трактуя постоянное увеличение объема служебных обязанностей как признание его, Петиных, профессиональных качеств, но объективный взгляд на ситуацию не позволял откреститься от того, что отдел постепенно переложил на его плечи всю черновую работу. Ладно Оленька, ей, возможно, действительно не доставало мозгов или усидчивости для выполнения простой, но скрупулезной работы, однако и остальные сотрудники, компетентность которых не вызывала сомнений, тоже с радостью делегировали молодому специалисту, провинциалу из Рязани, приехавшему в столицу и попавшему в солидный банк сразу со студенческой скамьи, свои самые нудные полномочия. Причем ни на зарплате, ни на карьерном росте Пети это никак не сказывалось.

Армейский принцип «всю черную работу делают молодые» успешно прижился и в конторской среде. Причем, опять же в полном соответствии с армейскими реалиями, нельзя было считать сложившуюся ситуацию следствием корпоративной политики. Высшее руководство активно стремилось к внедрению западных стандартов организации труда, разумность которых Петя оценил, изучая их в институте. Но в соответствии с иерархическим подходом «вассал моего вассала – не мой вассал» шестеренки корпоративного механизма передавали кинетическую энергию изменений сверху вниз поэтапно, успешно доводя ее до уровня Петиного начальника отдела. И вот здесь-то механизм начинал давать сбои, поскольку шестеренка, занимающая данную должность, страдала хроническим пофигизмом. Конечно, деятельность отдела тоже должна была обеспечивать заданные показатели, и в рамках собственного понимания поставленной перед ним задачи начальник частенько устраивал подчиненным разносы, но вот методы достижения результатов его уже не интересовали, – чем и пользовались более опытные Петины коллеги. Восстать против сложившейся системы молодой человек не видел никакой возможности. Его внешнее возмущение, в отличие от внутреннего, знало свои границы, четко очерченные периметром курилки и аудиторией, состоящей из единственного близкого приятеля – Сереги.

Как завязались их отношения, Петя уже не помнил. Общим у них был разве что возраст. Во всем остальном они представляли собой скорее противоположности – энергичный балагур и молчаливый интроверт. Приятель часто, не скупясь на лестные замечания, подчеркивал в разговоре интеллектуальное превосходство Пети. При этом себе в их тандеме он отводил роль носителя житейской мудрости – и, надо сказать, совершенно заслуженно. Серега успевал везде, знал в банке всех и каждого, без него не обходилось ни одно мало-мальски значимое коллективное событие. Если бы в банке существовал профсоюз работников, Серега, несомненно, стал бы его председателем или, как минимум, возглавил бы культмассовую работу. Впрочем, как уже было сказано, он проявлял себя на этом поприще и без официального статуса.

При этом Петя никогда не слышал, чтобы начальство было недовольно качеством его работы. Несмотря на сложившийся легкомысленный имидж, Серега иногда давал интеллектуалу Пете весомые поводы подозревать, что приятель не так уж и прост, и его интеллектуальные способности ничем не уступают Петиным, а, будучи помножены на наличие опыта в различных областях практических знаний, обеспечивают своему носителю несомненное превосходство. Отдел биржевых операций не входил в их банке в число ведущих и действительно состоял всего из трех человек, из которых, похоже, только Серега обладал специальными навыками. Начальнику отдела приходилось с этим считаться, а третья сотрудница – дама средних лет и таких же познаний о фондовом рынке – с удовольствием взяла на себя работу с бумагами, но отнюдь не ценными. Таким образом, Серега получил значительную степень творческой свободы – сам принимал решения, конечно, не забывая получить одобрение неизменно согласного начальника, сам их и реализовывал. Результаты, видимо, устраивали всех.

– …Сто раз ведь тебе советовал. Не послушал – получай очередную упряжку, – продолжал тем временем Серега. – Зато теперь будешь работать комплексно – сам для себя материалы готовить. В каком захочешь виде, в любом желаемом разрезе, белый верх – черный низ, черный верх – белый низ… Сам пью, сам гуляю, сам стреляю, сам снаряды подношу…

– А она что? – перебил Петя, хорошо зная, как долго Серега может, все более распаляясь, выстраивать такие вот лингвистические цепочки. Его вопрос не был вызван недоверием к услышанному от приятеля неприятному известию, последние сомнения в точности Серегиной информации, если они и были, быстро таяли вместе с выпущенным сигаретным дымом.

– А она… – Серега оглянулся и придвинулся ближе к уху Пети, – извини за каламбур в неподходящий момент, но с ее «формами» ей не до форм. Поэтому она будет более продуктивно использовать освободившееся рабочее время, трахаясь с нашим шефом с удвоенной энергией.

Серега задрал голову к потолку и выпустил длинную струю дыма.

– Вот так-то, старик. Информация точная, ты меня знаешь. Завтра с утречка шеф тебе сам все это и сообщит.

– Сообщит, что он трахает Оленьку? – без интонаций в голосе произнес Петя, с преувеличенным вниманием изучая задний двор конторы сквозь причудливые разводы на оконном стекле.

Серега с серьезной миной протянул ему ладонь.

– Михалыч! Вот что я в тебе уважаю, так это прежде всего чувство юмора, ей-богу!

Внезапно нахлынувшие воспоминания о вчерашнем разговоре с Серегой заставили Петю остановиться у подъездного окна. Некоторое время он изучал разводы на стекле, которые с присущей только облакам калейдоскопической способностью к трансформации являли пытливому взору исследователя то сексуальную фигурку Оленьки, то сальную рожу шефа. Внизу был виден двор. Обычный двор старой «хрущевки», еще не снесенной размашистой удалью энергичного мэра, с грязной песочницей и сломанной скамейкой у подъезда. Около скамейки маячила фигура Лехи – местного алкаша. В отличие от простодушных пьяниц, которые водятся в каждом имеющем более-менее давнюю историю дворе и выполняют традиционную для русских поселений роль обязательных деревенских дурачков, которых и ругают и жалеют одновременно, Леха был из агрессивных алкоголиков. Его пьяные выходки всегда были исполнены злости, поэтому даже «приподъездные» старушки не сочувствовали Лехе, когда тот обзаводился синяками в пьяных драках. Впрочем, Леха гораздо чаще бил свою старуху-мать, чем бывал избит сам.

«Как странно, – думал Петя, – я не пью и все равно еле встаю по утрам, а этот алкаш умудряется, нажираясь вечером до потери пульса, проснуться на следующий день ни свет ни заря, да еще и дежурить у подъезда».

На ранний подъем Леху обычно вдохновляла надежда настрелять на опохмел у спешащих на работу жильцов. Впрочем, дежурил он не только по утрам. Иногда, уходя, по-видимому, в глубокий запой, он пропускал свою утреннюю вахту (а то и несколько), или, не настреляв за день достаточного количества мелочи для покупки нужной дозы алкоголя, так и маячил у подъезда до самого вечера. Вот, например, как вчера, когда Петя, возвращаясь с работы, столкнулся с Лехой под самым козырьком подъезда. Из темноты (лампочку, как всегда, сперли или разбили) совершенно неожиданно выплыл обтянутый кожей череп, на котором выделялись только длинный кривой нос и мутные глаза, зрачки которых в этот раз не смотрели в упор, а бегали как-то особенно активно. Осипшим голосом Леха завел свое обычное:

– Слышь, это… ептыть… дай, а! Гадом буду, помру иначе, ломает меня, слышь… чирик дай, а?! – бессвязная речь действительно звучала на этот раз почти умоляюще. По крайней мере, в ней не было слышно обычных угрюмо-угрожающих интонаций.

Наверное, этот странный факт, вселявший какое-то первобытное чувство превосходства перед явно ослабленным противником, вкупе с тем, что Петя по-настоящему испугался неожиданно появившейся из темноты подъезда фигуры, поднял в душе молодого человека обжигающую волну злости. Петя представил, каким жалко-испуганным, должно быть, выглядело в этот момент его собственное лицо, и вновь ощутил себя униженным – уже второй раз за день. Серега, рассказывая о планах босса перевалить на Петю обязанности своей любовницы, по-честному проявлял участие, но, независимо от его желания, слышны были в его словах обидные интонации – вот, мол, со мной-то такие фокусы не проделывают, а Петя… ну, такой уж он человек, и такая ему соответствующая планида. Горячая волна ненависти перекатила через какую-то внутреннюю плотину…

– Не дам! – глухо ответил Петя.

Выплюнув в лицо обидчику несвойственные для себя слова, молодой человек внутренне подобрался, готовясь как минимум услышать потоки брани или даже отбить попытку алкаша вступить в рукопашную, но тот сегодня был явно не в своей тарелке. Он как будто не услышал слова Пети и продолжил свой пьяный рэп с еще более умоляющими интонациями, сразу превратившись в обычного бомжа – мерзкого и беззащитного:

– Слышь, ну помоги, правда, а! Ну, пять хоть дай, а!… Верну завтра, слышь, гадом буду!

Такого за Лехой раньше не водилось – выпрашивая или скорее вымогая деньги у населения, он никогда и никому не обещал их вернуть. Петя ощутил в себе желание швырнуть пятирублевую монету на асфальт в темноту, но, почувствовав прилив адреналина, поступил иначе.

– Отвали, – бросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал спокойно и веско, и, набычившись, шагнул вглубь подъезда, рискнув даже попутно задеть главного микрорайонного бузотера плечом.

Лишь на подходе к третьему этажу мозг Пети выдал первую осмысленную, не окрашенную бурым цветом оценку ситуации – только что Петя делал не что иное, как нарывался на драку. Почти наверняка он бы ответил ударом на удар и никак не смог бы охарактеризовать такой ответ как вынужденный – он ударил бы с удовольствием и не один раз, вымещая на подвернувшемся алкаше накопившиеся за день (за день ли?) обиды.

Однако за ночь внутреннее состояние Пети претерпело существенные изменения, и маячащая сейчас у подъезда фигура алкаша уже не вызывала кровожадных мыслей. Напротив, мозг Пети озаботился анализом имеющейся информации о том, насколько хорошей памятью обладал Леха. Пете даже пришлось стыдливо выдернуть из кармана руку, бессознательно начавшую нащупывать откупную мелочь.

Выглянув утром в подъездное окно между вторым и первым этажом, Петя понял, что стоящий у подъезда человек совсем не похож на Леху. Тот был гораздо выше и как-то… менее суетлив, что ли. Выйдя из подъезда, Петя убедился, что все это время наблюдал Шпыня – постоянного собутыльника Лехи. Обычно тот не подходил к их дому, свято соблюдая границы охотничьих угодий – «просекал поляну», да и вообще постоянно находился в тени своего более молодого, более сильного и, несомненно, более властного приятеля. Возраст Шпыня, как, собственно, и любого алкоголика со стажем, определить было трудно, а его голос Петя услышал, пожалуй, впервые.

– На Лешаню, уж будьте так любезны… на Леху, помянуть ба надоть… – сгорбившись, заглядывая как-то искоса в глаза и тут же пряча взгляд, алкаш по дуге засеменил вокруг вышедшего из подъезда Пети.

– В каком смысле «помянуть»? – остановился Петя.

– Дык, как водится, помянуть ба… сколько можете, собираю, вот. – Шпынь продемонстрировал Пете раскрытый темный пакет для мусора, в котором виднелась кое-какая мелочь и пара десятирублевок.

– Поминают умерших.

– Так это… как же – убили Лешаню-то нашего, так что царствие ему небесное…

– Кто убил? – ошарашенно уставился на Шпыня Петя.

Шпынь заозирался и засеменил на месте еще активнее:

– Так это… менты застрелили вечером вчера, ага. Худо ему совсем было вчера-то, – Шпынь обхватил ладонью свою шею и сделал движение, как бы пытаясь ослабить душащий его невидимый галстук. – Хреново совсем, извиняюсь, было… а не давал никто, – Пете показалось, что Шпынь глянул на него с укором, но тот уже продолжал, потупив взор в мешок с мелочью: – Вот он в палатку и двинул, без денег-то. А Нинка, как назло, заболела, слышь, и взамен ее какую-то мымру посадили новую. Нинка-то, она завсегда выручит, если кирдык совсем. А эта, она ж Лешку-то не знает – не дала ему ни хрена. Ну, он вспыльчивый же, знаешь, взял ей камнем по витрине ё… ну, разбил, короче, и схватил с кассы что успел… там, сотню, ну, можь, пару мелочью. Та дура давай визжать, а тут как назло менты откуда ни возьмись нарисовались, фиг сотрешь, блин… И, главное, свои ж менты-то. Они его знают, Леху – ну, брали сто раз – а тут вдруг че-то им моча вдарила… Он во дворы, они за ним. Ему б дальше дворами, а он к свалке рванул… Вообще-то правильно, они ж туда не суются – собаки там… Он же не знал че у них на уме, так ведь? Так один из пекаля ему вслед… И ведь вон как бывает – главное, говорят, они бухие были, менты-то, а с одного выстрела да на такой дальности он Лехе прям в башку зарядил… Небось ведь и не целил, пужал только, а видал, как вышло…

– Как же он в безоружного-то стрелял? Его же посадят теперь.

– Кого? Ментов то? – искренне удивился Шпынь. – Говорю ж, бухие они были. Им это как игра… пейнтбол, блин, – Шпынь исподтишка глянул на Петю, видимо, в надежде насладиться его реакцией на неожиданное в устах бомжа «навороченное» словечко. – А им чего? Подобрали они его и увезли. Выкинули, небось, где-нить подальше – хрен найдешь теперь… да и кто искать-то будет?

– А свидетели?

– Какие?! – снова изумился Шпынь. – Не было никаких свидетелей…

– А ты тогда откуда все это знаешь?

– Так это – люди видели, рассказали…

– Ну! Значит они – свидетели!

– И-и-и… – отмахнулся Шпынь. – Это ж свалковские мужики видели. Какие они нахрен свидетели, им бы слинять теперь отсюда надоть на время, шуганут их теперь… вот токмо помянем с ними Лешку-то, – вспомнив о главном, Шпынь снова выразительно протянул к Пете пакет с мелочью.

«Видать и впрямь Леху вчера приперло, – думал Петя, – и не дал никто… и он, Петя, тоже не дал – обиды вымещал на прижатом к стенке алкаше. Достойную мишень выбрал, нечего сказать».

Он, не глядя, бросил в грязный мешок первую попавшуюся купюру – судя по раздавшемуся уже за спиной возгласу Шпыня, довольно крупную (ну и хрен с ней!), – и решительно зашагал к остановке. В маршрутке, а затем и в метро было тесно. «Ездим так, чтоб людям было тесно, а мыслям просторно», – занявшись перефразированием классика, Петя, тем не менее, все еще не мог избавиться от мыслей о невинно убиенном алкаше Лехе. Внутренний голос, раз десять обозвав Петю «интеллигентом собачьим», наконец плюнул и полностью уступил инициативу нравственным терзаниям.

Невелика потеря? А где взять критерий человеческой полезности? Вот он, Петя, по какой такой системе ценностей матери-природе более полезен? Или эфемерному обществу, будь оно неладно. С природой все понятно – ей, как известно, все едино, – апатиты иль навоз… Да еще посмотреть надо, кто есть кто. От безработного Лехи пользы обществу, может, и не было, но ведь и Петина полезность весьма сомнительна. Ну, работает он экономистом в коммерческом банке: составляет отчеты, анализирует, выдает некие прогнозы, и что в итоге? Помогает кучке хозяев заработать еще немножко денежек?… А с учетом напророченных Серегой изменений с сегодняшнего дня Петина работа будет направлена еще и на то, чтобы помочь красотке Оленьке более продуктивно утолять сексуальные потребности босса среднего звена. То есть вся его польза ограничивается помощью в создании дополнительного капитала и содействием в удовлетворении сексуальных потребностей группы граждан – полный идиотизм. Никакого созидания, полезности ноль. Не пашет, не ваяет… даже не удобряет, не воняет. От Лехи пользы тоже ноль, так и выходит, что нет между ними никакой разницы… Да и неизвестно еще, не измеряется ли Петина полезность в отрицательных числах, ибо как знать, на что идут зарабатываемые с его помощью деньги? Может быть, на них потом покупают оружие или наркотики? Леха, тот хоть одного себя губил… ну, мать свою еще… ну, пусть даже всему микрорайону жизнь подпорчивал время от времени, а если Петины денежки стреляют сейчас где-нибудь в Чечне или… где у нас там сейчас еще горячие точки?

Пете представилась совершенно сюрреалистическая картина – он переливает монеты в пули и сворачивает листы со своими отчетами в аккуратные пакетики с наркодозами… Расшалившаяся фантазия внезапно решила оставить упражнения в «достоевщине» и отдать должное учениям старика Фрейда. Впечатлительный молодой человек мысленно увидел себя рядом с совершенно обнаженной Оленькой и в окружении господ явно начальственной наружности… Однако Пете было не суждено узнать сюжет и наверняка нелицеприятные нюансы своей роли в этой аллегории, явно связанной с темой его собственного косвенного участия в удовлетворении сексуальных прихотей руководства. Поезд резко затормозил перед станцией «Китай-город», – Петя очнулся от полудремы и поспешил протиснуться к выходу.

Мир стекла и бетона, вежливых масок. Черная строгость и белая безупречность оттеняли вспыхивающие искрами желтые вкрапления богатства и благополучия – корпоративные цвета объединяли, дисциплинировали, подавляли и требовали соответствовать. Иная реальность, не допускавшая даже мысли о том, что где-то не так уж и далеко существует серая пятиэтажка, из который Петя каждое рабочее утро, выполнив, подобно персонажам компьютерной игры Sims, стандартный набор операций (быстрее-быстрее) не требующих включения мозга, посредством маршрутки и метро (отсутствие личного транспорта – еще один повод покомплексовать) переносился в этот пахнущий деньгами параллельный мир.

Диспропорции ускоренного капиталистического развития. Рядовые строители нового светлого будущего, ударными темпами выращивая российских финансовых монстров и выводя их на мировой уровень, не успевали накопить жирок личного материального благополучия. Зарплаты сотрудника московского банка, которой не без оснований завидуют в провинции, вполне хватало на текущие расходы и даже на различные излишества, но отнюдь не на то, чтобы накопить капитал (вариант получения наследства после семидесяти лет господства советской власти исключался в связи с отсутствием самой возможности появления богатых родственников), приобрести приличную квартиру и обзавестись прочими атрибутами сытой а-ля западной жизни. В этом плане представители первого поколения российского среднего класса походили на американских первопоселенцев, возможно, и являвшихся авторами поговорки «Время – деньги», поскольку объем возможностей заработать деньги для основной массы активного населения ограничивался не поддающимся ни ускорению, ни растягиванию временем. Сходства добавлял еще и тот факт, что самые энергичные строители российского капитализма тоже не были аборигенами, а, бросив родные дома, приехали на московский Клондайк из всех уголков необъятной страны.

Сканируя пропуск и пробегая мимо охраны, Петя как на мину напоролся на очередную мазохистскую мысль – он боится опоздать, даже точно зная, что сегодня никто не упрекнет его в этом проступке, ибо ему и так уготовано наказание в виде передачи Оленькиных обязанностей. «Беги, беги, агнец», – хекнул внутренний голос и затем лишь насмешливо «ну-нукнул» на Петины увещевания, что психологи-де не рекомендуют излишне критиковать себя, снижая таким образом самооценку и коверкая собственную психику. Напротив, следует во всем искать положительные стороны и всячески себя хвалить. Вот, к примеру, почему бы не оценить факты с той точки зрения, что дополнительную работу ему дают только потому, что никто не справится с ней лучше него, Пети. Рефрейминг в действии… ептыть!

Несмотря на раннее утро, лицо начальника Петиного отдела Кирилла Степановича выражало серьезность и сосредоточенность, которые никак не шли его облику. Начальник хоть и был на восемь лет старше Пети, но то ли из-за своей белобрысости, то ли по причине нескрываемых родственных связей с одним из учредителей банка производил впечатление «золотого мальчика» и в результате сочетания всех своих внешних и внутренних качеств, а также первых букв имени и отчества, получил среди сотрудников прозвище «Кис-Кис».

Не удостоив Петю взглядом и не отрываясь от рассматривания бумаг, Кирилл Степанович указал на стул за приставным столом. Через пару минут молчания он, наконец, оторвался от изучения документа, бросив его перед собой на стол. Даже в перевернутом виде Петя тут же узнал таблицу своего аналитического отчета.

– Собственно, зачем я вас пригласил… Петр Михайлович, – еще сильнее нахмурившись, начал Кирилл Степанович. – Принято решение некоторым образом оптимизировать должностные обязанности сотрудников нашего отдела. С сегодняшнего дня отчет по потребительским кредитам будете вести вы. Возьмите у Ольги Николаевны все материалы и приступайте. – Давая понять, что разговор окончен и поступление вопросов от подчиненного не предусматривается, начальник нажал кнопку селектора. – Лена, пригласите ко мне Чавурина, пожалуйста.

«Ну и чего мы сидим? – ехидно поинтересовался внутренний голос, – давай топай к Оленьке, не видишь – некогда начальнику твои амбиции утешать. Лох – это судьба!» Петя почувствовал, как его лицо заливает горячей волной…

– Спасибо вам за доверие, – каким-то не своим, вкрадчивым голосом произнес Петя, – а нельзя ли узнать, чем теперь будет заниматься уважаемая Ольга Николаевна?

– Ей будет поручен… другой участок работы, – несколько удивленно и скорее механически ответил Кирилл Степанович, – но…

– Вот это правильно! – Не дал перехватить инициативу Петя. – Возможно… нет, я даже практически уверен, что ей вполне пришлось бы по душе составление отчета по лизинговым операциям. Мне почему-то кажется, что Ольга Николаевна очень сильна в лизинге, как вы считаете?

– Вы… пьяны?!

Лицо начальника тоже начало заливаться краской, и Петя снова ощутил пьянящую волну превосходства. Ошарашенный Кис-Кис все еще не отпускал кнопку селектора и в образовавшуюся паузу вклинился голос секретарши:

– Кирилл Степанович, к вам Ольга Николаевна…

– Пусть заходит, – перегнувшись через стол, нагло прокричал в микрофон вконец распоясавшийся Петя, – она как раз вовремя! Кириллу Степановичу необходимо снять стресс!

– Вон отсюда! – Крик начальника запоздало и потому слабо ударил в Петину спину, когда он уже подходил к двери кабинета. Следующая реплика была настолько предсказуема, что Кис-Кис и Петя прокричали ее хором:

– И чтобы духу твоего (Петя прокричал «моего») тут не было!!!

В этот момент дверь распахнулась, и в помещение впорхнула Оленька с очаровательно огромными от удивления глазами. Благодаря включенному селектору и хоровому исполнению реплики голоса из кабинета были хорошо слышны в приемной.

– Оленька! – Петя радушно распахнул объятья навстречу вбежавшей коллеге. – Позвольте вам сказать, что вы сегодня просто обворожительны.

– С-спасибо… – длинные ресницы сделали «хлоп-хлоп».

– Впрочем, как и всегда, – тем временем продолжал Петя, изобразив на лице светскую улыбку, которая, сказать по правде, в данной ситуации больше смахивала на хищный оскал. – Давно хотел вам сказать, Оленька, что вы напоминаете мне бутылку молодого французского вина. Такого, знаете ли, игристого Fresita…

Ольга попыталась было инстинктивно улыбнуться в ответ на комплимент, но, чувствуя некий подвох, лишь растерянно перевела взгляд с Пети на Кис-Киса.

– …И что больше всего убеждает меня в вашем сходстве, – Петя сделал шаг в приемную и говорил уже полуобернувшись, – это тот факт, что у вас обоих в голове пробка!

Конструкция двери не позволила закончить фразу смачным хлопком, но гробовая тишина и вытянутые лица сотрудников, оказавшихся в этот утренний час в приемной, вполне заменили Пете гром аплодисментов.

Иногда бюрократические шестеренки все-таки показывают чудеса проворства. К тому же в этот раз, видимо были задействованы еще и приводные ремни родственных связей. Уже через час Петю пригласили в «кадры», где его ждал ревностный хранитель производственной дисциплины, которого все банковские вольнодумцы звали Берией. Свое прозвище он заслужил даже не столько внешним сходством с черным советским кардиналом и собственным «гэбэшным» прошлым, сколько уже упомянутым стремлением постоянно «строить» коллектив. Невозможно было себе представить, что минутное опоздание на работу каким-то образом останется незамеченным грозным оком кадровика и неотмеченным в размере очередной премии. Периодически Берия устраивал хронометраж перекуров, уделяя при этом более пристальное внимание курящим сотрудницам и вводя для их пребывания в курилке правила типа «больше двух не собираться».

Сурово поблескивая круглыми стекляшками очков, кадровик поинтересовался, не хочет ли Петр Михайлович письменно выразить свое желание прямо с сегодняшнего дня оставить работу, «дабы не затягивать мучительный процесс неизбежного в сложившихся обстоятельствах расставания».

Серега куда-то запропастился, а остальные сотрудники при появлении Пети прекращали разговоры и лишь провожали его кто сочувственным, а кто удивленным взглядом. Исключение, к удивлению Пети, составила лишь… Оленька. Она поймала его на одном из длинных переходов между отделами и, схватив за руку (по самоунижительной версии Пети – лишь для того, чтобы не упасть, наклоняясь со своих шпилек к низкорослому собеседнику), эмоционально выплеснула:

– Ты псих вообще, понял?! На фига ты это сделал, вообще?! – Ее возмущенно изгибающиеся пухлые губы были совсем рядом с лицом Пети, который в этот момент продолжал терзаться мыслью, насколько сильно ей пришлось наклониться, чтобы оказаться с ним на одном уровне. Прочитав в его отсутствующем взгляде что-то свое, Ольга отстранилась. – Я не знаю, чем я тебя обидела, но, чтоб ты знал, – я тебя не подставляла и не просила Кис-Киса тебя увольнять, ясно?!

Петя даже не сообразил, что ответить… А других желающих пообщаться не нашлось. Опустошенный утренним эмоциональным взрывом, Петя и сам не горел желанием вступать в разговоры с коллегами. В образовавшемся вакууме он провел оставшуюся часть дня, сначала передавая числящиеся за ним материальные ценности, затем собирая многочисленные подписи на приказе, и, наконец, уже вечером обменял собранную макулатуру на причитавшиеся ему в результате расчета денежные знаки.

Торопиться было решительно некуда, и заключительную часть пути от метро к дому Петя преодолел пешком, с интересом разглядывая произошедшие в окрестностях разительные изменения индустриального пейзажа, которые через окно ежедневной маршрутки казались лишь яркими декорациями.

Первым делом Петя бросил взгляд на сгрудившиеся у выхода из метро палатки. Разбитых витрин и прочих следов разыгравшейся здесь ночью трагедии он не заметил.

Еще на подходе к дому он увидел около своего подъезда две маячащие в свете окон первого этажа фигуры. «Не иначе он теперь меня преследовать будет по жизни», – подумал Петя, вновь признав одну из фигур за невинно убиенного Леху. Однако при ближайшем рассмотрении призрак не растаял в воздухе и не обернулся новым другом Шпыня, который как будто и не отходил с утра от подъезда, разве что на ногах стоял уже весьма неуверенно. Скалясь в пьяной ухмылке остатками зубов, на Петю смотрел живой и даже не имевший заметных внешних повреждений Леха.

– Здорово, ептыть! – со смешком поприветствовал воскресший. – Че, говорят, не пожалел мне на похороны-то? Ну, молодца! Может, тогда хряпнешь с нами за упокой? Шпынь! Дай глотнуть интеллихенции!

– Не-е-е, – захихикал Шпынь, – оне из горла не будут, побрезгуют. Слышь, Лешань, а пусть он нам теперь за здравие поставит, а?

Покачиваясь, Шпынь двинулся в сторону Пети, при этом гнусаво пародируя свое утреннее выступление.

– На Лешаню, уж будьте так любезны… за здравие другана маво! – Не удержав равновесия, Шпынь начал заваливаться на Петю, и тот вынужден был его оттолкнуть. Возможно оттого, что толчок был излишне резким, а скорее потому, что ноги пьяного не поспели за движением тела, Шпынь полетел спиной на землю, ударившись о лавочку, но, тем не менее, успев инстинктивно вытянуть руку, сжимающую бутылку, оберегая ее от соприкосновения с асфальтом.

– Ах ты ж, сука! – тут же завозился упавший и, не в силах подняться, пополз на Петю, стараясь свободной рукой схватить его за штанину. – Гаси его, Леха! Он тя в гробу видал!

Петя выдернул ногу и отступил. Ситуация накалялась.

Вопреки ожиданиям, Леха подхватил ползущего в атаку Шпыня за шиворот и поднял на ноги.

– Ша, Шпынь! Остынь, не видишь, напугал ты пацана, – обращаясь к собутыльнику, Леха, продолжая ухмыляться, не сводил глаз с Пети. – Пусть топает. Он ведь нас уважает и денежку завсегда нам отстегнет из уважения, прально я говорю? Иди, не ссы, он не тронет.

Щеки Пети пылали (в который уж раз за день). Воспользоваться милостивым разрешением алкаша уйти означало полную капитуляцию и вытекающую из этого контрибуцию. Альтернативным же вариантом была только драка, которая, судя по Лехиному настрою, сулила Пете получение телесных повреждений, скорее всего, тяжких.

Как ни странно, обстановку разрядило неожиданное появление наряда милиции. Здоровый сержант в сопровождении двух совсем молодых мальчиков в новенькой, но не подходящей им по размеру форме в кои-то веки без особого приглашения заглянул во двор.

– Ну что, опять бузим? – еще издали с напускной строгостью обратился сержант к Лехе.

– Не, начальник, все тип-топ. Вот с соседом общаемся… на культурные темы.

Сержант бросил цепкий взгляд на Петю.

– Что-то непохоже, что он рвется с тобой пообщаться. Вы, гражданин, здесь живете? А документики у вас имеются?

– Во-во, начальник, регистрацию у него проверь, – посоветовал Леха.

– Разберемся… – сержант неспешно полистал Петин паспорт, вернул и козырнул, – не задерживаю.

– Спасибо, – буркнул Петя и вошел в подъезд.

Поднимаясь на свой этаж, в окна лестничных пролетов он видел, как вся стоящая внизу компания закурила и завела вполне мирную беседу. Подойдя к двери своей квартиры, Петя услышал раздавшийся с улицы взрыв смеха. Похоже, история чудесного воскрешения Лехи становилась частью микрорайонного фольклора.

«По итогам торговой сессии в четверг индекс РТС вырос на 0,86%, закрывшись на отметке в 593,74 пункта. Объем торгов на классическом рынке акций РТС находился на низком уровне и составил 13,9 млн долл.

На ММВБ лучше рынка выглядели акции Сбербанка (+5,63 %). Хуже рынка смотрелись акции ЮКОСа (-2,36 %), отрицательная динамика которых отразила реакцию на факт наложения ареста на реестры акций дочерних структур компании, а также ареста принадлежащих ЮКОСу 72% бумаг Сибнефти…»

Диктор РБК-ТВ, как и днем ранее теперь уже бывшие Петины коллеги, упрямо не желал встречаться с ним взглядом.

«Позвоню Семенову сегодня же», – поменял Петя свое вчерашнее решение отдохнуть до понедельника. Память услужливо раскрыла подходящий к ситуации информационный файл с когда-то прочитанной статьей, в которой специалист по подбору кадров настоятельно рекомендовал при потере работы не откладывать поиски нового места в долгий ящик.

Не стоит делать из потери работы трагедию, но и довольствоваться обретенным статусом свободного человека тоже нельзя. Шансы найти новую работу со временем только уменьшаются. В данной ситуации вы – товар, срок годности которого постепенно истекает. Каждая неудачная попытка не только ударяет по вашей уверенности в себе, но и усиливает сомнения потенциальных работодателей в ценности вашей кандидатуры. «Если с этим парнем все о'кей, то почему его еще не подобрали другие?», – думает кадровик, разглядывая ваше резюме. Уверять его, что за прошедшее с момента увольнения время вы просто не занимались поиском работы, бесполезно. Он вам не поверит, а если и поверит, то сделает вывод о том, что работа вам в принципе не очень-то и нужна.

Семенов преподавал банковское дело в Институте экономики и права, когда там учился Петя. Выделяя молодого человека в общей массе своих студентов, старичок-профессор в немалой степени посодействовал его дальнейшему трудоустройству в «СаксесБанк». А затем и сам оставил кафедру и подался в банковские работники, правда, не в столь солидное учреждение, зато на хорошую для его возраста должность. Петя искренне надеялся, что старик поможет ему и на этот раз.

Профессор на звонок бывшего ученика ответил радушно, выказал желание помочь, но вместе с тем не обнадежил и посоветовал параллельно поискать и в других направлениях. «Свободных вакансий, по крайней мере в моем отделе, сейчас нет. А что делать, голубчик, вузы ежегодно выпускают 3000 банковских специалистов, где взять столько рабочих мест?» Не нужен был видеотелефон, чтобы представить, как старик при этом виновато причмокивает и разводит руками. Кроме того, он осторожно поинтересовался причиной ухода Пети с прежнего «столь достойного места службы». Не подготовившись заранее, Петя пробормотал что-то невнятное про отсутствие взаимопонимания с непосредственным руководителем. Договорились созвониться в понедельник-вторник. При этом профессор взял с Пети клятвенное обещание разослать резюме в несколько других банков.

Собеседование, или интервью при приеме на работу существовало всегда и везде, даже в советской России, когда превыше всего ценился звонок одного уважаемого человека другому не менее уважаемому вершителю судеб кандидатов на теплое местечко. С тех пор изменилось многое. Но не все. А главное – не изменились люди, пришедшие к капитализму без предварительного сорокалетнего блуждания по пустыне. По идее, в условиях новой формации и самих «теплых мест» не должно было бы остаться, ибо они подразумевают некий перекос соотношения обязанности-зарплата в пользу последней, что противоречит основным принципам капиталистического хозяйства. А вот поди ж ты, остались!

Применение западных технологий и методик позволило формализовать процедуру отбора кадров, поставить ее на научную основу и обеспечить работой многочисленных рекрутеров, хед-хантеров и прочих кадровых работников. Наверняка появились и асы этого дела, но, во-первых, на то они и асы, чтобы существовать в единичных экземплярах. А во-вторых, научный подход бессилен там, где существует потребность применения двойных стандартов. А она существует. Нельзя же, в самом деле, применять одни и те же критерии для подбора персонала на обычные и на «теплые места»!

Кроме того, в спешке перенесенные на отечественную почву западные методики подбора кадров либо вовсе не учитывали российский менталитет соискателей, либо были адаптированы к отечественным реалиям весьма странным образом, основываясь чаще всего на субъективном мнении адаптеров.

Так, на одном из состоявшихся на следующей неделе интервью Петя был заподозрен в нечестности при ответах на вопросы анкеты, поскольку он якобы засыпался на «вопросе-ловушке». «Каверзный» вопрос звучал следующим образом: «Что Вы сделаете с бумажкой от съеденной на улице конфеты, если поблизости нет ни урн, ни людей, которые могут стать свидетелями Ваших действий?» Петя в своем «неправильном» ответе предложил положить бумажку в карман.

В другом случае ему, не задав ни одного профессионального вопроса, предложили решить ряд логических задач – определить направление движения автобуса по фрагменту рисунка его салона, перевезти через реку на маленькой лодке трех овец и трех волков так, чтобы они не съели друг друга, и т. п. Сохранить в этой задаче экологическое равновесие Пете удалось.

В третьем банке, не мудрствуя лукаво, Пете предложили стандартный тест на измерение уровня IQ. При этом было совершенно непонятно, какой показатель устроит комиссию.

Четвертое место, найденное по наводке одного из бывших однокурсников, которых Петя планомерно обзвонил по совету все той же инструкции о правильном поиске работы, заинтересовало его больше всего. Интервью там проводил довольно молодой человек, который явно имел полномочия принимать окончательное решение и при этом не был кадровиком. Он задавал профессиональные и только профессиональные вопросы и, кажется, остался вполне доволен полученными ответами.

Без теста, который в данном случае был представлен в виде логической задачи, здесь тоже не обошлось, но зато ее формулировка весьма позабавила Петю. Скорее всего, столь необычная подача задания преследовала цель попутно проверить, насколько испытуемый способен абстрагироваться от броского, отвлекающего внимание антуража и, следуя классическому принципу «зрить в корень», сосредоточиться и выделить из текста суть вопроса. Задача выглядела следующим образом.

Как-то в ночь первого появления на небе нового месяца мудрец Салих взял сослепу вместо философского камня обыкновенный голыш для чесания пяток и стал с его помощью лепить из свинца золотые динары. Даже под утро, когда он, весело напевая свою любимую песню, в которой невозможно сфальшивить, даже не имея ни малейшего слуха, бережно перевязывал тесьмой холщовый мешочек, плотно набитый свежеиспеченными монетами, ничто, кроме первых солнечных лучей, не тревожило чело этого мудрого, но рассеянного старца. «Черные глаза, вспоминаю, умираю, черные глаза…» – в очередной раз проблеял Салих и, не глядя, отточенным движением метнул мешочек в находящийся за его спиной угол комнаты. В этот самый миг яркие солнечные лучи, наконец, сонно переползли с почтенного чела мудреца на лежащий на столе голыш, и сознание старца озарилось страшным открытием. Ведь любой мальчишка на базаре Басры скажет, что золотой динар, сделанный при помощи голыша для чесания пяток, хотя по виду ничем не отличается от настоящего, по весу уступает ему целый драхм[1]. Салих молодецки метнулся было вслед за мешочком, но тщетно. Тот уже надежно замаскировался среди точно таких же холщовых близнецов с полновесными монетами, произведенными более щедрыми на удачу ночами.

Неизвестно, упомянутая ли яркая вспышка сознания Салиха или рвущиеся из его груди звуки, более всего похожие на песнь пьяного муэдзина, были тому причиной, но уже через несколько секунд в комнату быстро вбежали двое заклятых друзей Салиха, не менее уважаемые в Басре мудрецы Баатнур и ад Тахирх по прозвищу «Черный колпак».

Мудр не тот, кто смотрит, а тот, кто видит. Один беглый взгляд на грызущего голыш для чесания пяток Салиха представил их светлым разумам всю ужасную картину происшедшего.

– Надо найти последний мешок, – быстро оценил ситуацию Баатнур.

– Вы правы, уважаемый, и я зауважаю вас еще больше, если вы скажете, как же мы отличим в плодах труда этого не знающего меры жадности стахановца неликвидные монеты? – усмехнулся ад Тахирх и указал на добрый десяток сваленных в углу мешочков.

– Я бы применил здесь скорее слово «нелегитимные», – поморщился Баатнур.

И, не вполне довольные собственными версиями подходящего к случаю слова, оба мудреца насупленно задумались.

– Что вы там себе думаете? – выплевывая застрявшие в зубах голышные крошки, вопросил несколько успокоившийся в результате монотонного пережевывания Салих.

– Для начала нам нужно найти правильный термин, – не обращая внимания на явно вызывающий еврейский акцент Салиха, пробормотал Баатнур.

– А я думаю, что для начала нам надо найти весы, показывающие точный вес в драхмах! – улыбнулся своей неожиданной для столь раннего утра догадке ад Тахирх, – тогда мы сможем узнать, сколько весит каждый мешок. У нас десять мешочков, в каждом мешочке по двадцать монет, каждая нелега… э-э-э… неправильная монета вместо пяти драхм весит ровно четыре.

– Значит, правильный мешочек весит 100, а нелепый плод моей ошибки, будь он бен ладен, всего 80 драхм. Значит, самый легкий мешочек и будет предметом наших поисков! Мы их всех перевешаем! – с внушающей опасения кровожадной радостью захлопал в ладоши Салих.

– У меня где-то здесь как раз завалялись подходящие весы! – донесся его голос уже из-под лежанки.

Некоторое время друзья довольствовались изучением обтянутого длинной ночной рубахой костлявого зада хозяина дома. Затем из-под лежанки к ногам друзей-мудрецов последовательно вылетели: старые башмаки, треснувший кувшин, костяная фигурка коня, таинственно исчезнувшего с шахматной доски в доме Баатнура еще в прошлом году в самый разгар поединка с Салихом, затем почему-то кружевной черный лифчик внушающего уважение размера… и, наконец, задом наперед показался счастливый Салих, с грохотом выволакивающий на середину комнаты старинные одночашечные весы, столь большие, что они могли бы уместить на себе разом и указать точный вес всех десяти мешочков с монетами.

– Любой, кто заявит, что знает вес слона, лукавит, ибо максимум того, что он может знать, – это сумма весов каждой части этого слона, – ни к селу ни к городу брякнул Баатнур, не найдя по причине необычности ситуации более подходящего афоризма.

– Похоже, однако, что эти весы перевешали за свою жизнь всех слонов армии Ганнибала в их полной боевой экипировке и давно уже надорвались на своей неблагодарной работе, – после критического осмотра заключил ад Тахирх.

– Что-то мне подсказывает, что еще твой дед, Салих, обвешивал на этих весах моего деда, когда тот покупал у него хорезмские пряники для внука… – поддержал приятеля Баатнур. – Впрочем, если ты не будешь по примеру деда придерживать чашу пальцем, то на одно точное взвешивание их, пожалуй, что хватит.

– Вот именно, что только на одно. Осталось лишь придумать, как отличить нужный мешочек с первого раза, за одно-единственное взвешивание, – медленно поглаживая жидкую бородку, закончил постановку задачи Салих.

Мудрецы насупились пуще прежнего и засопели, что всегда показывало высшую степень накала их соревновательной задумчивости…

К обоюдному удовольствию и экзаменатора, и Пети последний попыхтел, но справился с необычной задачкой. Однако оставалось невыполненным одно условие, о котором интервьюер по-честному предупредил Петю еще в начале беседы. Их банку требовался не просто служащий, а специалист в отдел ценных бумаг с опытом работы.

За исключением последнего случая, когда единственным препятствием оказалось отсутствие у Пети опыта работы с ценными бумагами, результатом испытаний каждый раз становилось молчание, несмотря на то, что интервьюеры в один голос уверяли Петю в том, что они незамедлительно сообщат ему о своем решении. Приходилось звонить самому по контактным телефонам. И всякий раз на звонок отвечал человек, не имевший отношения к процедуре отбора, уполномоченный лишь сообщить о том, что претенденту отказано. Выяснить причины и подробности при этом не представлялось возможным из-за хронической занятости компетентных лиц. Впрочем, однажды Петя таки получил объяснение отказа:

– В данный момент в банке нет ни одной вакансии, – сказал строгий голос кадровика.

– Но зачем в таком случае вы рассматривали мое резюме и приглашали меня на собеседование?

– Я не собираюсь обсуждать с вами методы нашей работы. Всего доброго.

Результат недельных поисков – семь попыток, столько же отказов и необъяснимое молчание Семенова. На звонки Пети постоянно отвечала секретарь, и каждый раз профессор оказывался где-то за пределами офиса. Судя по всему, ему выпала напряженная неделя плавно переходящих друг в друга совещаний, командировок и прочих мероприятий. Дозвониться удалось только в пятницу вечером. «Фаерволл» в лице секретарши отсутствовал, видимо, по причине окончания рабочего дня, и Петя наконец услышал голос Семенова.

– Слушаю вас.

– Василий Никитович, это Беликов. Простите, что поздно, но я вам всю неделю не мог дозвониться…

– Да-да, напряженная неделя… очень…

– У меня тоже, Василий Никитович. Я по вашему совету разослал резюме и обошел кучу мест, но результат…

– Думаю, результат мне известен, – сухо перебил его Семенов. – Признаюсь, что мой совет был неудачен, однако вы сами в том повинны, Беликов. Вы ввели меня в заблуждение, не сообщив истинных причин вашего ухода из «СаксесБанка». Я ценю вас как специалиста, но это не дает вам права на подобное поведение по отношению к своим руководителям и оскорбление коллег. Я даже не знаю, как расценивать ваши действия. Это не мальчишество, а нечто иное… очень неприятное. Это безответственный поступок, чем бы он ни был мотивирован! Простите, но не могу скрыть от вас – мне было напомнено, что именно я выступал своего рода гарантом при вашем трудоустройстве. Черт возьми, голубчик! Вы поставили меня в весьма неудобное положение. Ваш… то есть уже не ваш… «СаксесБанк» выступает в качестве партнера нашего банка в одном крупном проекте… причем в качестве старшего партнера… Вы извините меня, я понимаю, что вы сейчас оказались в еще более, э-э… затруднительном положении, – предыдущей тирадой старик явно свалил с плеч гнетущую ношу и теперь его голос приобрел более привычную мягкость, – но поймите меня правильно…

– Я понимаю, извините меня, Василий Никитович, – горло внезапно пересохло, и Петя закашлялся.

– Вы должны были хотя бы предупредить меня! Мы бы придумали какой-нибудь иной способ. Вы же взрослый человек, разве вы не понимали, что те, кто рассматривал ваше резюме, наведут справки по последнему месту работы и получат… ну вы сами понимаете, какую характеристику вам там давали. Вы уж простите старика, что сгоряча озвучил ее в начале нашего разговора.

Остаток разговора (довольно незначительный по времени и по смыслу) Петя лишь потерянно угукал в трубку, соглашаясь, – да-да, ни в коем случае не стоит опускать рук; необходимо верить в себя и не терять надежды.

Приходилось признать, что советское «телефонное право» в решении кадровых вопросов легко приспособилось к капиталистическим реалиям и прекрасно уживается с западными методиками подбора персонала.

– Трубку не берет, дверь не открывает… – с ворчанием втиснулся в дверь грузный Серега и прямо с порога протянул Пете компьютерный компакт-диск и упаковку пива. – Это вставляй в компьютер, а это в холодильник, да смотри, не перепутай. Я тебе девочка что ли, под окнами тебя караулить и записочки писать? Договаривались же! С конференции из-за тебя сбежал…

Серега наконец вышел из узкого коридора на оперативный простор комнаты и моментально замолчал, внимательно рассматривая Петю. «Остап долго, с удивлением, рассматривал измочаленную фигуру Ипполита Матвеевича», – продекламировал внутренний голос.

– Ну и видон у тебя… Мозги не пропил еще, надеюсь? А главное, чтоб ноутбук твой цел был. Сейчас будем из тебя трейдера делать.

– Я не пил, – мрачно ответил Петя, отступая вглубь коридора под энергичным напором гостя.

– Тем более! Когда крыша едет «на сухую» – еще хуже. Так до психушки даже ближе, – обнадежил Серега. – Значит, пиво не будешь?

– Буду.

– Что и требовалось доказать! Ладно, включай «бук», времени мало – скоро торги закончатся.

Петя вспомнил, что какое-то время назад (когда он еще отвечал на звонки… черт, какое же все-таки сегодня число-то?) он действительно общался по телефону с Серегой – тот позвонил, чтобы по-дружески осведомиться о результатах собеседований. Дело было еще до потрясшего Петю разговора с Семеновым, и потому воспоминания о Серегином звонке затерлись более эмоционально насыщенным событием. Только теперь Петя постепенно вспоминал, как подробно пересказывал приятелю все перипетии своего последнего интервью с понравившимся ему не кадровым профессионалом, искавшим специалиста в отдел ценных бумаг. Серега выслушал информацию и, перезвонив через пару часов, с присущим ему энтузиазмом принялся развивать идею создания из Пети биржевого трейдера, так сказать, по собственному образу и подобию.

– Да не мое это! Не разбираюсь я в твоих ценных бумагах, – обреченно упирался Петя.

– Если не разбираешься, откуда знаешь, что не твое? Попробуй, тогда и говори. Чего ты тупишь-то? Они ж тебе сказали, что ты им подходишь в принципе, и тебе там понравилось, сам же сказал.

– Им опыт работы нужен. Не банковский, биржевой.

– Будет тебе опыт!

– Своим, что ли, поделишься?

– Своим – само собой, но этого мало. Нужен официальный документ, и я знаю, где тебе его надыбать. Тут одна контора эксперимент проводит – набирает трейдеров без опыта по результатам участия в виртуальных торгах.

– Как это?

– Очень просто. Любой желающий может принять участие в Интернет-конкурсе. В течение месяца все участники торгуют на бирже в условиях, приближенных к боевым. То есть по настоящим котировкам, но на виртуальные деньги. Как на тренажере. Потом десять человек, показавших лучшие результаты, принимают на реальную работу, усек? Правда, по сути это все фигня, потому что любые результаты торговли за месяц не могут подтверждать способность победителей обеспечить стабильную доходность. Такие сроки толкают участников на совершение сделок в режиме интрадей-трейдинга, то есть на чистые спекуляции – типа, утром купил, через час, а то и быстрее, продал, и так хоть по сотне сделок за день. Иначе высокую доходность за такое короткое время не показать. Но они там решили обкатать возникшую у кого-то из руководства идею-фикс о том, что при правильной ротации кадров всегда можно набрать спекулей, которые будут на определенном этапе превосходить среднерыночные показатели доходности и в клюве нести полученную прибыль хозяину. Работа, которую они дают победителям, – это что-то вроде второго этапа конкурса, точнее сказать, испытательный срок. Деньги для трейдинга будут уже реальные и зарплату начнут платить невеликую – пятьсот долларов, но все-таки на скромное существование хватит. Да, в виде премии они еще пятнадцать процентов от заработанной прибыли обещают. Но при отрицательных результатах тут же получаешь под зад волшебный пендель.

– Что-то я не очень понял, зачем им все это надо?

– Да чего ж тут непонятного? Это же отличный способ найти себе готовых специалистов, да еще и дешевых, потому как сытые профи в этот конкурс не полезут. Эдакий конкурс «Ау, мы ищем таланты» с применением Интернет-технологий. В общей массе всегда найдутся лучшие. Те, кто выживет в условиях жесткой конкуренции со стороны рынка и других кандидатов, получают постоянную хорошо оплачиваемую работу. Так что это тоже вариант. Но даже если с постоянной работой там не получится, опыт тебе будет обеспечен. Короче, просыпайся, увалень, финансы ждать не будут.

– Угу, а может, я лучше на пианино сыграю? Рахманинова. Хочешь?

– Чего это вдруг?

– А того это, что на пианино я хотя бы в детстве, хотя бы год играл, а про биржу имею лишь общие представления из курса экономики. Значит, мои шансы выиграть твой конкурс биржевиков и конкурс Чайковского одинаковы и равны нулю.

– Слушай, а ведь это идея! Сколько пианисты зарабатывают, не знаешь? – Серега зашелся в притворном восторге. – Но вообще-то ты, Михалыч, не прав. На самом деле шансы ни фига не равны. Потому как в жюри у твоих пианистов я никого не знаю, а вот благодаря моим знакомствам в биржевом мире победа тебе уже обеспечена.

– А по-моему, кто-то, не будем показывать пальцем, совсем недавно утверждал, что устроится трейдером только по знакомству невозможно. Мол, профессия у вас, как у минеров, мол, рынок не прощает ошибок, и ни один хозяин не захочет терпеть убытки из-за блатного идиота.

– А я от своих слов и не отказываюсь. Я ведь тебе не место трейдера обещаю, а победу в отборочном конкурсе, сечешь разницу? Эти брокеры-экспериментаторы заказали организацию и проведение состязания трейдеров всея Руси одной Интернет-компании, и на твое счастье в этой самой компании у меня как раз оказались хорошие знакомые. Дальше, надеюсь, понятно? Но упаси тебя Бог хоть кому-нибудь потом рассказывать, как ты на самом деле попал в десятку лучших. Так что, Шура, жарьте рыбу!

– Какую еще рыбу?