Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста Минаев Сергей
— Всем камерам приготовиться! Командам занять свои места! Внимание на крупные планы. «Жертвы» готовы"? — объявляю я начало мероприятия.
— Готовы! — поднимает руку ответственный за массовку. Люди в массовке снимают куртки и предстают в изорванной военной форме, покрытой пятнами крови. Кто-то, одетый в форму работника МЧС, тащит сетку с пластмассовыми конечностями и банки с кинематографической кровью.
— Эй, ты, дятел! — кричу я ему. — Алё, я к тебе обращаюсь, «эмчеэсник», куда ты прёшься?
— Так ведь вы же скомандовали? — Мужик останавливается и кладёт сетку и банки на место. — Как скомандовали, так я и пошёл!
— Баран, это я камерам и массовке скомандовал, а не тебе. Декораторы появляются только после боя, когда мы «убитых» снимать будем, понятно?
— Понятно, Антон Геннадьевич. И что мне делать?
— Обратно вали, туда, где стоял. Снимать по моей команде «Оn the air», — объявляю я всем операторам. — Переведите американцам.
Девушки бросаются к главным в двух иностранных командах и, отчаянно жестикулируя, начинают тараторить. Иностранцы дружно смотрят в мою сторону, затем в небо и согласно кивают. На дальних закоулках моего сознания рождается вопрос: «Какого чёрта „вертушки“ летят со стороны Грузии? Должно же быть наоборот?» Но он тут же подавляется контраргументом о всегдашней тупости военных, заряженных на эту операцию. Картина в моём сознании нарисовалась примерно следующая. Генералы, которые получили бабки, передали по цепочке приказ направить четвёрку вертолётов для чего-то вроде учений. Приказ миновал все звенья и, наконец, дошёл до командира звена (или как он там называется). А командир этот решил, что лететь таким образом будет быстрее, можно сэкономить топливо, потом продать сэкономленное и купить пару ящиков водки. А то, что вертолёты появляются со стороны Грузии, в то время как видеоряд рассказывает о нападении российских вертолётов на грузинских пограничников, так это его, командира, не волнует. Это же не он потом монтировать и ретушировать всё будет. Не его задача. Его задача — купить пару ящиков водки. И в этом, как мне в тот момент казалось, лежит вся сермяжная истина российской истории. В паре ящиков водки…
Господи… только и сказал Джефф, увидев вылетающие из-за контура леса вертолёты. Вся четвёрка зависла в воздухе и стала похожа на рыцарей Средних веков, которые стоят в полной боевой амуниции, готовые к ристалищу. Во всяком случае, окна кабины и тупая морда вертолёта вызвали у меня ассоциации с рыцарским забралом и закованным в броню боевым конём.
— Впечатляет! Однажды я был на авиашоу под Новым Орлеаном. По сравнению с тем, что вытворяют эти ребята, то шоу было ерундой!
— Это другое шоу, Джефф. Это абсолютно другое шоу — Я похлопываю его по плечу.
— Блиад! — радостно соглашается Джефф и кивает башкой.
И всё-таки какого чёрта эти ебаные вертолёты прилетели с грузинской стороны? Я беру в руки мегафон и объявляю:
— Всем камерам внимание! Не снимать самолёты над лесом! Не снимать самолёты над лесом! Только в воздухе, когда они стрелять начнут! Dont make any pictures while helicopters are above the forest! Dont make a move till a say — Я стараюсь кричать как можно громче и всё равно не уверен в том, что мои слова слышны в этом стрекоте лопастей. Один из вертолётов отделился от звена и стал описывать круги над нами. Выглядело это довольно грозно.
— Господи… — снова говорит Джефф. — Посмотри на того, Антон! Господи, ты только посмотри на это!
— Господь не Иисус, Джефф. Твой Бог — Медиа! Запомни! Бог — это Медиа! — говорю я.
— Прости — то ли у меня проблемы с дикцией, то ли здесь слишком шумно. Джефф наклоняется ко мне и говорит: — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что сегодня мы делаем историю. Мы боги, Джефф. Мы Медиа боги! — кричу я ему прямо в ухо.
— О, да! — поднимает он вверх большой палец.
— В эфире! — ору я что есть сил, и камеры утыкаются в небо.
Проходит какое-то время, и звучит гром или что-то, похожее на гром. Я вижу, как из-под крыла самого дальнего от нас вертолёта вырывается пламя и ракета вдребезги разносит старый «ЗИЛ», поставленный в качестве декорации. Картинка должна получиться потрясающей. Хорошо бы, чтобы ещё вертолёты сменили дислокацию так, чтобы лес оказался перед, а не за ними. «Грузинские» пушки или «зенитки», чёрт их разберёт, начинают стрелять по вертолётам. Вокруг летающих машин возникают облачка из дыма.
Я стою на небольшом пригорке, как Наполеон, ждущий ключей от Москвы. Я уже чувствую вечерний эфир. Такое впечатление, что перед моими глазами проносится выпуск новостей целиком. Я так и представляю себе напряжённые лица ведущих «Первого канала», РТР и НТВ, которые не знают, что говорить своей аудитории. Наверняка эти бездари не придумают ничего лучше, чем назвать свои сюжеты одинаково: «Провокация на российско-грузинской границе», в то время как СNN, ВВС и прочие выйдут в эфир с коротким, но единственно верным титлом: WAR! И миллионы людей сегодняшним вечером позвонят друг другу для того, чтобы начать разговор с единственной фразы: «Видел, что в Грузии творится?» А сотни тысяч счастливых обладателей цифрового телевидения уже не уснут сегодняшней ночью, потому что до утра будут вперивать свои красные глаза в экран телевизора, переключая западные каналы, чтобы ещё и ещё раз увидеть одну и ту же картинку: кровь и огонь. Они будут жадно ловить каждое слово западных аналитиков в надежде понять, что будет завтра со страной, а ещё важней, что будет завтра конкретно с ними? Звонить таким же не спящим друзьям, консультироваться, прикидывать, строить прогнозы. А самые возрастные и малообразованные (но зачастую самые богатые) из них будут зычно призывать на помощь своих жён, наливая себе третий за последние полчаса бокал коньяка:
— Алла!
— Чего?
— Иди, позови Светку, пусть переводит, непонятно ни хера!
— Да спит она уже, отстань ты от дочери!
— Да мне её сон до фонаря, когда тут такое происходит. Я её учителю по английскому плачу двушку в месяц, а она спит, видите ли! Пусть встаёт и переводит отцу. У меня в акциях три мулика, мне надо знать, как себя завтра биржа поведёт!
— У тебя брокер есть, вот он пусть и знает. А дочь пусть спит!
— Буди, блядь, я сказал! Бабки мои, а не брокера. Может, завтра спать будем уже в другом месте и на полу!
Мама поспешно бежит на второй этаж в комнату дочери…
А завтра, того и гляди, западные правительства выступят с осуждающими действия России речами, вероятно, даже введут какие-то санкции и направят в Грузию свои миротворческие силы. Президент и правительство начнут оправдываться, собираться на ночные заседания с целью выяснить, кто проспал такую подставу, но будет уже поздно. Биржа немедленно отреагирует, акции российских компаний упадут, потом Standard аnd Рооrs, или ещё кто, даст отрицательную оценку инвестиционному климату в России и понизит наш рейтинг до невозможного, и все эти умники-прогнозисты, аналитики, брокеры, портфельные инвесторы, политтехнологи и модераторы ситуаций, просто говоря, умоются. Потому что в какой-то момент всё пошло не так. И это, заметьте, в самый неподходящий момент. В канун президентских выборов…
А все почему? Потому что один отдельно взятый человек, Антон Дроздиков, замутил весь этот спектакль. Антон, простой и в общем-то хороший чувак, которого в своё время не оценили. А если бы оценили, то ничего бы этого не было. Ни терактов, ни нападений на погранзаставу, ничего. Возможно даже, Антон сочинил бы им другой спектакль, который позволил бы президенту спокойно остаться на третий срок или спокойно передать власть Преемнику. Смотря по обстоятельствам. А теперь нате, жрите говно, ведь вы этого достойны?
Примерно такой текст лихой кавалерией проносится в моей голове в то время, как ракета, выпущенная вторым вертолётом, попадает в артиллерийский расчёт, разнося на куски пушку. Из облака пыли и ошмётков, возникшего над тем местом, которое ещё секунду назад было артиллерийским расчётом, вылетает чьё-то тело. «Каскадёры, красавцы какие, — думаю я. — Неужели грузины так работать научились? Это же чистый Голливуд». Джефф, стоящий рядом со своими камерами, оборачивается ко мне, снова поднимает большой палец и кричит:
— Отличная работа, Антон!
— К вашим услугам! — небрежно отвечаю я и снова кричу в мегафон: — Больше крупных планов! Переводчики, скажите иностранцам, больше крупных планов. Работаем быстро, у нас времени ещё пять минут, не больше.
Вертолёты начинают работать из пулемётов. Кругом стоит грохот, в воздухе висит пыль. За моей спиной что-то взрывается, и я инстинктивно падаю на землю. Думая о том, что мне, как организатору, такое поведение не к лицу, я встаю и поспешно объявляю в мегафон:
— Массовка вошла в кадр! Массовка вошла в кадр, легли в развалинах и работаем!
— Так ведь стреляют ещё, Антон Геннадьевич! — кричит мне начальник массовки.
— На войне как на войне! — смеюсь я. Действительно, это война. Великая отечественная медиа-война, которую придумал, срежиссировал, воплотил в жизнь и отснял для истории один человек — Я. Я чувствую себя этаким Шивой, который играет роли сразу нескольких сторон — и нападающих, и обороняющихся. И охотников и жертв. Хотя нет, жертв здесь ещё нет, аудитория увидит всю нашу войнушку только вечером. И состояние у меня в этот момент сродни наркотическому опьянению. Хотя нет, конечно же нет. Кайф от любого наркотика НИЧТО по сравнению с тем кайфом, когда ты управляешь ситуацией. Когда ты чётко понимаешь, что завтра миллионная аудитория, увидев по телевизору войну, испугается, впадёт в панику и дальше будет тупо бежать по дороге, которую укажут ей аналитики. Она увидит и услышит войну, которую создал ТЫ, аналитиков, чьими устами говоришь ТЫ. А потом, поверив всему этому, аудитория начнёт делать выводы и принимать решения. Но все эти выводы и решения давно уже придумал и вложил в их головы ТЫ. Хотят они того или нет, но у них нет выбора. Потому что медиа давно уже решила за них абсолютно все. А она действительно разумна. Потому что МЕДИА — ЭТО ТЫ…
И несмотря на то, что в воздухе висит пыль и видно достаточно плохо, мне кажется, что я различаю вдали солнечные лучи, которых в эту пасмурную погоду не было ещё десять минут назад. Реально я вижу, как они медленно начинают прорезать пыль и бьют в нашу сторону. Или все это мне только кажется?
Ко мне подбегает начальник массовки и спрашивает, почему взорвалась машина и пушка, если вертолёты стреляют холостыми? Я начинаю объяснять ему про пиротехнику, заранее заложенные заряды, одновременно смотря на вертолёты. Один из них снова описал над нами круг и завис над лесом. Вот идиоты! Опять над лесом. Блядь, какого чёрта он опять полез туда? Вообще, какого чёрта надо было лететь со стороны Грузии?
Вертолёт открывает огонь из пулемётов. Пули похожи на косой дождь, первые капли которого падают метров за сто перед группой американского телевидения, а последние, похожие скорее на град, методично сносят небольшую насыпь, сделанную для удобства операторов. Затем они сносят камеры первого ряда, а в финале — самих операторов. Последний из группы, высокий белобрысый парень, по инерции продолжает снимать в эти секунды стреляющий вертолёт, пока пули не разрывают его тело в клочья.
Я думаю, что это какая-то чудовищная нелепость и всё такое. Катастрофическая ошибка или трагичный сбой приборов у пилота. Я понимаю, что этот вертолёт сейчас замолчит и все остальные, увидев произошедшее, резко свалят. Ещё я думаю о том, достаточно ли мы успели снять до того момента, когда «вертушки» улетят. Выглядело ли это достаточно натуралистично? Успел ли кто-то снять гибель американской группы со стороны? Мои мысли бегают от «хороший ли получился сюжет» до «как же мы будем завтра отмазываться перед америкосами»? И тут ракета попадает в стоящий чуть поодаль блиндаж, в котором сидит группа, снимающая общий вид поля боя. Я успеваю подумать только о том, как мы боролись с нависающей на окна маскировочной сеткой, которой была укрыта крыша, как ракета натурально пробивает крышу и следует жуткий взрыв. Меня начинает охватывать паника: КТО-НИБУДЬ ПОНИМАЕТ, ЧТО ПРОИСХОДИТ? КАКОГО ЧЁРТА ОН ДЕЛАЕТ?
Гремит ещё пара взрывов, которые поднимают в воздух несколько человеческих тел. Я вижу, как Джефф снова оборачивается ко мне совершенно бледный и ничего не понимающий. Что-то подсказывает мне, что всё происходящее — это не спецэффекты. Или все это мне только кажется? Тем не менее я кричу ему:
— RUUUUUUUUUNNNNNN8 — затем поворачиваюсь спиной и несусь, сломя голову, прочь отсюда.
— Какого чёрта они творят? — кричит бегущий ко мне Джефф. — Они убили ребят из Си-Эн-Эн
— Я не знаю, Джеф, прости. — отвечаю я, не оборачиваясь.
— Ты сказал мне, что здесь будет безопасно, ублюдок! — Джефф начинает свирепеть.
— Расслабься, чувак, всё под контролем. — пытаюсь я успокоить его.
— Под каким, блядь, контролем? Отвечай! — Джефф подбегает и бьёт меня в лицо.
Я падаю. Он ещё пару раз поддаёт меня ногами с криками «Аnswer me!», «Аnswer me!». Я закрываю лицо руками и пытаюсь увернуться от ударов, катаясь по земле. Его всего колотит. Мне удаётся откатиться от него на достаточное расстояние. Я лежу и смотрю, как Джефф, воздев руки к небу, плачет и кричит, непонятно к кому обращаясь: «Разве вы люди? Нет!» Я встаю с земли и вижу, как вертолёты продолжают поливать свинцом окружающее пространство. Позади Джеффа что-то взрывается, его подбрасывает вверх, меня вместе с ним. Я падаю, каким-то чудом успев вытянуть руки перед собой, но все равно грохаюсь о землю, как мешок с костями. В паре метрах от меня приземляется Джефф. Точнее, то, что от него осталось. Ещё точнее — его голова. В ушах начинает звенеть до резкой боли, затем все погружается в тишину. То ли вертолёты улетели, закончив свою работу, то ли я просто оглох. Глядя на голову Джеффа, я вспоминаю нашу первую с ним встречу. Тогда какой-то из главарей его компании сказал, представляя его, что хед-хантеры всего мира охотятся за его головой. Вот она, голова, берите. Это было последнее, о чём я успел подумать. Затем я отключаюсь. Странно, но «I will survive» продолжает играть. Или все это мне уже снится?
АД ВЕРТАЙЗИНГ ЭНД МЕДИА ТМ
Я брёл по какой-то дороге…
Куда она вела и как я на ней оказался, мне было совершенно непонятно. Зато я отчётливо понимал, что идти по этой дороге можно было только вперёд, туда, где на горизонте виднелась гора, поросшая редкой растительностью ядовито-зелёного цвета, без возможности повернуть обратно. Источником этого понимания отчасти служил туман, который возникал каждый раз, когда я поворачивал голову назад, отчасти то, что это пресловутое «обратно» больше не существовало. Во всяком случае, для меня.
Впереди показалась очередь из стариков, старух, молодых людей и детей разных возрастов (попадались даже грудные младенцы, неизвестно каким образом самостоятельно передвигавшиеся). Очередь растянулась на многие километры, и, по моим прикидкам, оказаться в её голове мне светило не раньше, чем через неделю, а то и месяц. Я встал в хвост этой очереди и стал думать, каким образом мне быстро просочиться вперёд. Сначала я начал реально нервничать, но, раскинув мозгами, пришёл к выводу, что если есть очередь, то есть и чуваки, всегда стоящие в её голове, которые наживаются на том, что продают своё место. Во всяком случае, так было в советское время, и я уверен, что и сейчас мало что изменилось. Я стоял позади старухи в белом платке и простом ситцевом платье. Лицо её показалось мне удивительно знакомым. Она стояла, явно никуда не торопясь. Это наводило на две мысли: либо она местная и никуда не торопится, либо «в теме» и знает, куда нырнуть, чтобы выскочить впереди. А не торопится она никуда, потому что на работе и барыжит местами. По-любому, к ней стоило обратиться, чтобы просечь, что к чему.
— Бабуль, куда стоим-то? — начал я нарочито простецким тоном. — Дают чего, не в курсе?
— Дают? — Бабка обернулась ко мне, очень сильно удивлённая. — Скорее уж берут. Эх, молодёжь, все бы вам паясничать. В любом месте.
— Ну чего сразу учить-то. Я не местный, первый раз тут оказался.
— Да я и сама не второй раз тут, — засмеялась бабка.
— Ты лучше скажи мне вот что, — я наклонился к её уху, — тут наверняка есть эти… как их… «волчки» или «жучки», ну, короче, такие вёрткие ребята, которые за денежку без очереди пропускают. Не знаешь таких? Вон через двух человек впереди тебя стоит мужик в телогрейке, он не из этих? Мне просто очень сильно надо. Не могу я тут стоять долго, мне по делу, быстрее бы,
— Быстрее? — Мне показалось, что у бабки аж глаза вдавились внутрь от моей наглости. — Тут никаких мужиков, которые тебе помогут, нет. И быстрее не получится. Да и медленнее тоже. Тут все вовремя. Вроде как и не торопится никто.
— Простите, а мы с вами… нигде раньше не встречались? Не разговаривали?
— Не знаю, — пожала плечами старуха и улыбнулась.
— Да? Странно… — только и промямлил я.
Бабка ввела меня в совершенный ступор своими ответами. Я первый раз видел длиннющую очередь, стоящую за чем-то очень важным, в которой никто никуда не торопится. До сегодняшнего дня я в реальности такого не видал. Хотя реальность происходящего у меня как раз начинала вызывать вопросы. Тем не менее не прошло и часа, как я весьма странным образом оказался в голове колонны людей. Моему взору открылась небольшая площадка, посредине которой стоял стол. Люди, подходя к столу, доставали что-то из карманов и выкладывали на стол. За столом сидел старик с бородой, одетый в белое. Он оценивал содержимое карманов людей и весело трещал о чём-то с ними. Многие смеялись в ответ. После беседы со стариком кто-то уходил направо, кто-то налево от стола. Передо мной, кроме бабки, стояли трое детей, их мать и отец и двое стариков, один из которых был в военном мундире. Так вот, из всех этих людей налево пошёл только один военный. «Понятно, — подумал я про себя, — эти-то чижики все, простые лохи, а дед, небось, генерал. Или комитетчик бывший. Показал ксиву и прошёл туда, куда простым смертным даже по телевизору не покажут». После деда настала моя очередь. Я подошёл к столу, думая, с чего бы начать разговор, чтобы старик сразу воткнул, что я человек серьёзный, а не просто погулять сюда пришёл. Но он опередил меня, просто обратившись:
— Привет, Антон Дроздиков.
— Здрасьте. А откуда вы меня знаете? — растерянно поинтересовался я.
— Да не важно, Антон, я много кого знаю, показывай, с чем пришёл и куда пойдёшь.
— А куда можно?
— Можно налево, можно направо — от тебя зависит.
— А там чего, посмотреть-то хоть можно? — Я, признаться, не очень врубался, о чём шла речь.
— Легко.
Тут перспектива как-то резко прыгнула мне навстречу, и я очень чётко увидел концы двух дорог, ведущих от стола. Левая дорога упиралась в двери из затемнённого стекла, правая вела к дверям из стекла простого. Вспомнив тех лохов, которые пошли направо, и генерала, который оказался одним из немногих свернувших налево, я решил, что мне непременно нужно налево.
— Я, наверное, налево пойду, за тем дедом в мундире. У меня и документик соответствующий имеется. — Я хитро подмигнул старику. — У меня пропуск «Пресса», я с ОРТ.
Чтобы подтвердить свою компетентность, я начал искать по карманам кошелёк с набором различных «ксив-вездеходов», но отчего-то не находил его. Хотя я точно помнил, что с утра он у меня был. «В офисе забыл, вот урод, — наехал я сам на себя. — Сейчас пойду, как все лохи, направо. А мог бы как человек».
— Не стоит, Антон, я знаю, что ты «пресса». Тут у нас пропуска не канают. Дай-ка я гляну, что там у тебя. — Старик несколько секунд пристально рассматривал что-то за моей спиной, затем откинулся на спинку своего стула и сказал: — Ты прав, Антон, тебе точно налево. Причём с эскортом.
Он сунул руку под стол, и в ту же секунду рядом со мной оказались двое ребят в чёрном, похожих на охранников.
— Вот это ваш клиент, — сказал им старик. «Воистину, „VIР“ — это не надпись на карточке, это состояние души», — подумал я.
— Это точно, — сказал один из чуваков в чёрном. — Пошли за нами.
— А поуважительней можно? — После того, как старик отправил меня вслед за генералом, ко мне вернулось моё обычное состояние уверенности.
— Тут тебе не «Ритц-Карлтон», — усмехнулся другой.
Охранники оказались довольно наглыми. Такие обычно охраняют либо очень крутых олигархов, либо работают в ФСО. В любом случае, их клиенты реально важные персоны. Я пошёл за ними и подумал о том, что надо узнать имя старика, который помог мне.
— А ваше имя-отчество можно узнать? — спросил я его, обернувшись.
— Пётр.
— Ага. Ну спасибо за помощь. За мной не заржавеет. Увидимся, — я снова подмигнул ему.
— Все в руках Божьих, — спокойно ответил он.
Я шёл и рассматривал спины охранников. Они были одеты в сюртуки странного покроя. Очень пыльные, видимо, очень старые, и вдобавок у одного из них сюртук разошёлся по шву прямо по центру спины. А обе штанины у второго были словно обгрызаны собаками. Оказавшись перед дверями, я решил чуть-чуть пошутить, дабы разрядить обстановку:
— Что-то вы, ребята, выглядите неважно. Если что, у меня есть мастер по костюмам хороший.
— На себя посмотри, — сказал охранник с рваными штанами.
— Норма-а-а-а-ально, — протяжно ответил ему второй. — Сам, как из Кунсткамеры, а мы, значит, выглядим плохо.
Не поняв шутки, я опустил голову вниз, чтобы оглядеть себя. В этот момент я понял, что означает «у меня был шок». Потому что у меня реально случился шок. Обе мои ноги несли следы начавшегося гниения. От брюк кое-где остались лоскуты, прилипшие к коже. Ногти на ногах были синего цвета, обувь сгнила. К правой ступне прилип шнурок, а к левой — язычок от ботинка. Кисти рук были какие-то слегка вздувшиеся, синюшные. Некоторые ногти почернели. Я поднёс к глазам левую руку, чтобы понять, что со мной произошло. И только и смог вымолвить:
— Что это за говно? Как я выгляжу?
— Нормально выглядишь. А как ещё трупы выглядят? — засмеялся первый охранник.
— Ну. Трупное гниение. Обычное дело. Ты чего, биологию не учил?
— Эй, вы, придурки, я не понял, что происходит?
— Ругается ещё, — сказал чувак с рваной спиной и сплюнул себе под ноги.
— Ага. Прежде чем судить о внешнем виде других, на себя посмотри, — ответил второй.
— ЧТО ПРОИСХОДИТ, ВЫ МОЖЕТЕ МНЕ СКАЗАТЬ? — заорал я.
— Слушай, что-то он голосистый какой-то, надоел уже, — начал первый охранник. — Или медийщики — они все такие?
— Ага. Даже после смерти не унимаются. Слушай, может, покурим? Или спустимся и там покурим?
— Не, лучше на воздухе. А то жди, когда ещё очередного медийщика забирать. Я уж забыл, как тут поляна выглядит.
— Да, факт. Медийщики живучи, как тараканы. Ладно, доставай сигареты.
— У тебя опять своих нет?
— Я, может, бросаю.
— Ага. Точно. Здоровье бережёшь, — заржал второй. — Халявщик ты, понял? На, держи.
Казалось, что охранники не обращали на меня никакого внимания. Они закурили и продолжили разговаривать друг с другом, будто меня тут и не было. Первое, что пришло мне в голову, это броситься обратно к столу, чтобы спросить у Петра, в чём дело. Но попытавшись повернуть назад, я понял, что не могу сдвинуться с места. Я сел на землю и заплакал. То есть я понимал, что плачу, но слезы не текли у меня из глаз. Реально трупы же не плачут…
— Эй, вы, — обратился я к охранникам, — я чо, умер?
— А чо, нет, что ли? — ответил один из них и осклабился.
— И что теперь?
— Ничего. Теперь с нами пойдёшь.
— Это куда?
— На пресс-конференцию по случаю собственной смерти, — снова заржал охранник с порванной спиной. — Журналисты и телекамеры уже подтянулись.
— Куда-куда… Если на доступном тебе языке, то в Ад.
— Бля… — только и смог сказать я. — А вы кто же? Черти, что ли?
— А вот сквернословить не стоит просто так. Ты не в Интернете. Если надо, представимся. Я Велиал, — сказал второй, с порванными брюками.
— А я Вельзевул, — откликнулся первый. — Как известно из древних книг, Библии например, у нас тысячи имён. О самых старых из них мы уже и сами забыли. Как человек образованный, ты об этом наверняка читал. Или в кино видел.
— В любом случае, это тебе без надобности, — подытожил Велиал и выкинул сигарету. — Пошли.
Я оглядел их снизу вверх и только сейчас заметил маленькие рожки на головах. Странно, как я их раньше не отметил? Велиал некоторое время возился с ключами, затем всё-таки открыл дверь.
«Вельзевул. Фиг выговоришь. Буду его Валей звать, а то язык сломаю», — подумал я.
— А вот за это сразу по ебальнику получишь, — шёпотом сказал мне в ухо Вельзевул, — имей уважение.
Я, признаться, не на шутку разозлился. Дело выходило со всех сторон абсолютно гнилое. Мало того, что я попал в ад, к самым настоящим чертям, так они ещё и мысли мои читали. При таких раскладах, даже объединившись с другими здешними обитателями, невозможно было замыслить побег.
— Почему? Замыслить-то можно. Только куда ты бежать собрался отсюда? В рай, что ли? — Вельзевул захохотал так, что за дверью лаем отозвалась какая-то собака.
— Все, граждане, заходим. Время вышло, — позвал Велиал.
Я вошёл вслед за чертями. За дверью находилась огромная комната, в углу которой сидел пёс о пяти головах. Велиал подошёл вплотную к собаке и попытался щёлкнуть её по уху на крайней слева голове. Пёс бесился, ревел и бросался на Велиала, насколько позволяла цепь. Велиал ловко отпрыгивал. Судя по его брюкам, иногда собака всё-таки вцеплялась в его ногу.
— Интеллектуальное занятие, — отметил я, — а если когда-нибудь цепь оборвётся?
— Ой, чья бы корова мычала, — обернулся ко мне Велиал. — Ты, когда народ дразнил годами, думал о том, что цепь когда-нибудь оборвётся? То-то и оно.
Мы пересекли комнату по диагонали и вышли в другую дверь. Все пространство, которое мог охватить человеческий взор, было пустынной местностью с растрескавшейся от долгой засухи землёй. Мы достаточно долго шли молча, изредка перепрыгивая через трещины, достигавшие иногда размера в несколько метров. Встав на краю одной из них, я посмотрел вниз.
— Э, аккуратней, а то провалишься! — крикнул мне Велиал.
— Куда? — не понял я.
— В тартарары.
— Это понятно, а что там, внизу? Подземная парковка, что ли?
— Говорят же тебе, баран, — тартар.
— А чо это? — не понял я.
— Мусульманские дела. Не заморачивайся.
Мы продолжали идти, и я даже научился почти так же ловко, как черти, скакать между трещин. Черти тихо переговаривались меж собой на каком-то тарабарском языке. Окружающий пейзаж довольно быстро утомил меня своим однообразием.
— Послушайте, — обратился я к чертям, устав от молчания, — а вот говорят «адские сковородки», «адский огонь», «грешники», а чо-то никого не видно. Мы не дошли ещё, что ли?
— Ты нижние этажи имеешь в виду? — спросил Вельзевул. — Так это тебе год идти через них, и не факт, что вообще дойдёшь. Довольно запутанная схема.
— Сам чёрт ногу сломит, — многозначительно поднял вверх палец Велиал.
Пройдя ещё какое-то расстояние, я увидел по левую руку от меня горный хребет, представляющий собой одну сплошную витрину, на которой были изображены разные красочные картинки. Развратного вида девицы вертелись вокруг шестов для стриптиза; вокруг игровых столов толпилась нарядная публика, юноша, явно гомосексуалист, нюхал кокаин с приятелем; какой-то стареющий плейбой ехал на кабриолете; двое мужиков пороли пышногрудую блондинку. Витрины переливались неоном и были стилизованы под обложки глянцевых журналов или заставки телепередач. Выглядело всё примерно как салон игровых автоматов, манящие огни которого привлекают ночью таксистов, праздношатающихся и окрестных бомжей.
— Гламурненько тут у вас, — пошутил я.
— Это точно, — отозвался Велиал.
— Это просто праздник какой-то, — продолжал я. — Тут чо, у вас зона отдыха?
— Типа того. Для навсегда уставших.
— А кого сюда пускают? Или это для почётных чертей? Попасть-то можно?
— Ты уже и так попал.
— Не понял?
— Это промоушн, чувак, про-мо-ак-ци-я, — по слогам выговорил Вельзевул и посмотрел на меня подобно тому, как ветеринар смотрит на больного осла.
— А… ну… а что внутри? — недоверчиво поинтересовался я, — можно взглянуть?
— Говно вопрос, — сказал Велиал и ловко прошёл сквозь витрину с девкой. Следом за ним сквозь витрину прошёл Вельзевул. Я остался стоять, недоумевая, каким образом мне повторить манёвр чертей. Через пару секунд сквозь витрину просочилась голова Вельзевула:
— Ну, ты идёшь или передумал?
Я сделал шаг к витрине и ткнул в неё рукой. Она не поддавалась. «Видимо, законы физики подчиняются только чертям», — подумалось мне.
— Головой вперёд ныряй.
— Как в омут.
Из-за витрины послышался смех и приглушённые голоса чертей. Я разбежался и прыгнул в витрину головой вперёд. Витрина всосала моё тело, а затем будто выплюнула под ноги чертям.
— Ну ты как в бассейне, в натуре, — усмехнулся Велиал.
Я встал, отряхнулся и почувствовал, как меня разворачивают за плечи.
— Смотри, коль пришёл, — раздался откуда-то сверху голос Вельзевула.
На моём лице заплясали тени подобно тому, как это бывает, когда сидишь на некотором удалении от костра. Я вглядывался вдаль, но ничего, кроме копошащейся массы вдали, не различал.
— Чо-то не видно ни хера.
— А ты глазами зырь ярче.
То ли мои глаза действительно привыкли к здешнему полумраку, то ли черти исполнили какой-то фокус, но теперь я видел всю картину довольно отчётливо. Вся панорама была довольно хитро подсвечена то ли разбросанными тут и там кострами, то ли софитами. Прямо передо мной извивалась привязанная к столбу девица, которую хлестали плетьми два беса. Рядом толпа скелетов кидала на игровой стол собственные кости, а черт-крупье в смокинге лихо вертел колесо рулетки. От одного из игроков, видимо, проигравшего все свои кости, остался только череп, покатившийся по столу и упавший на зеро. Чуть вдалеке к другому столу стояла очередь. Ровными порциями по двое из очереди выходили люди и садились за стол. Седой черт в яркой, расписанной непонятным граффити майке долбил молотком по их носовым костям, которые тут же превращались в порошок. Люди ловко снюхивали его со столов и уходили прочь. Ещё дальше здоровенный черт верхом катался на автомобиле, сложенном из человеческих тел. Стоит ли говорить, что отбрасываемые всеми участниками этого адского шапито тени рисовали те самые красочные картинки в витринах. Пройти дальше, чтобы посмотреть на исходный материал для соития двух мужчин с блондинкой, я как-то не решился. То ли из-за того, что тут сильно воняло серой, то ли из-за боязни увидеть, кого на самом деле сношают эти порнушного вида мужики.
— Может, пойдём? — обратился я к своим провожатым.
— Насмотрелся?
— Ну, типа. Хороший креатив. Кто автор?
— Да у нас этих авторов тут… — скривился Велиал и вытащил сигарету.
— Одни профи. Почитай, все ветераны клубного движения со времён сотворения… — вторил ему Вельзевул, — ладно, двинем дальше.
— Может, наискось срежем? — поинтересовался Велиал.
— Давай.
Черти двинулись сквозь толпу из грешников, младших бесов, сковородок, шестов и столов. Все окружающие, увидев нас, падали ниц. Наконец мы преодолели всю огромную площадь и вышли через витрины с обратной стороны.
— А вы, я вижу, тут ребята уважаемые. А я сначала вас за охранников принял.
— А ты и при жизни особым умом не отличался, что уж теперь-то, — повернулся ко мне Вельзевул.
— От кого тебя охранять-то, дурило? — вежливым голосом осведомился Велиал.
— А вы типа старшие тут? А на каких постах?
— Я — что-то типа заместителя генерального директора. Смотрящий, если короче, — скромно ответил Вельзевул.
— А я по технической части. Вроде управляющий. За порядком следить, новые пытки, прогресс — все дела.
— А вот у меня к вам предложение. С картинками у вас все ништяк. А вот как с идеологией? А? Формирование общественного мнения, работа с аудиторией, комбинаторика, проведение выборов? Нужны такие специалисты? Политтехнологи?
— Политтехнологи? — переспросил Велиал.
— Нужны, нужны. Мы как раз, считай, что в предвыборный штаб идём, — кивнул головой Вельзевул.
После этих его слов я несколько приободрился. За разговорами мы прошли пустыню и вышли на каменистое плато.
На плато рядами стояли остроконечные металлические стержни высотой метра два, напоминающие иголки. Когда мы поравнялись с первыми рядами стержней, я понял, что это и есть иголки. Каждый стержень имел небольшое сквозное отверстие у своего основания, при ближайшем рассмотрении оказавшееся пресловутым «игольным ушком». У подножия каждой иголки суетились люди, пытавшиеся протиснуться сквозь её отверстие. Несмотря на то, что все они были разной комплекции — высокие и низенькие, толстые и худые, ни один из них не мог пролезть через «ушко». У кого-то застревала голова, кто-то пролезал до середины, но застревал задницей, кого-то не пускал живот. Вероятно, «ушко» обладало специальной функцией, позволяющей моментально подстраиваться под любую комплекцию человеческой особи, дабы не пропустить её через себя.
За последним рядом иголок, через которые лазили люди, начинались небольшие горы. Вершины гор сливались в одну большую площадку, все пространство которой было также занято иглами. Но в отличие от своих равнинных коллег, эти иглы были небольшой высоты, тогда как их «ушки», напротив, представляли собой громадные обручи, сквозь которые туда-сюда шастали верблюды. Вся панорама была выстроена таким образом, что люди внизу, выполняя свои манипуляции, всякий раз утыкались взором в верблюдов.
— Послушай, — спросил я черта, — по поводу «легче верблюда протащить сквозь игольное ушко» это я врубился, конечно. Но ведь условия соревнований изначально неравны. Верблюды ломятся через вон какую дыру, а люди внизу через такие щели никогда не пролезут, дураку ясно. Почему так устроено?
— Наглядная агитация, — сухо ответствовал Велиал,
— Чтоб не забывали, что не стоило при жизни всех остальных держать за верблюдов и ослов, обещая им блага на том свете. Это же президентская равнина, — разъяснил Вельзевул.
Пройдя сквозь ряды игл с копошащимися людьми, я увидел у одной из них Клинтона, вспотевшего и осунувшегося, который просовывал голову в одно из «ушек».
— Это тебе за Сербию, козёл! — озорно крикнул я ему.
— Как стыдно, — укоризненно покачал головой Велиал, — а ещё называешь себя воспитанным человеком.
— Так это на том свете было, — потупился я.
— А в аду, значит, можно всем хамить? Тем более, он тебя не слышит и не видит.
— Ладно, я ж пошутил.
— Проходи, шутник, — вежливо сказал Вельзевул, открывая дверь в стене.
Мы зашли в какое-то подобие цеха, всю длину которого по обе стороны занимали канцелярские столы. За столами сидели удивительно знакомые люди, макавшие гусиные перья в чернильницы, пишущие ручками и карандашами. Странно, но листы бумаги перед ними были чистые.
— Это писатели, — сказал Велиал, поймав мой вопросительный взгляд.
— Ага. «Муки творчества» называется. Пишут столетиями, оставляя лишь чистые листы. Без результата.
— Логично, — я многозначительно кивнул головой, — так и в жизни. Сколько ни пиши, никого не научишь образами литературных героев.
— Смотри-ка, начал врубаться, — удивился Велиал.
Поравнявшись с одним из столов, я заметил мужика с длинным носом, которому бес что-то читал вслух. Мужик отстраненно смотрел вдаль, сидя в кресле-качалке. Что-то до боли знакомое было в его чертах.
— Это ж Гоголь! — вскрикнул я.
— Ну, Гоголь, и что? — бросил Вельзевул.
— А за что он-то здесь?
Читать бесплатно другие книги:
