Темная сторона Солнца Пратчетт Терри
– Ах, Кородор! Прошу прощения. Но ваша вера в причинно-следственные связи так трогательна! Разве вы не знаете, что в бесконечной Совокупности одновременно возможны все Вселенные? Есть где-нибудь такая, в которой минуту спустя вы превратитесь в…
– Подобное предположение выдвигалось, мэм, – пробормотал он.
– Вы меня не понимаете, – капризно надула губы Джоан.
Подняв глаза на золотой, свидетельствующий о столетнем возрасте обладателя диск у нее над переносицей, Кородор сухо улыбнулся.
– Бросьте, мэм, для таких уловок мы слишком стары. Но я действительно не понимаю вашего отношения. Из этой возни ничего хорошего не выйдет. Слишком уж она отдает магией, колдовством.
– Я не изучала всерьез религий, предшественников жалостливой йоги, Кородор.
– Как скажете, мэм. Но нам следует задаться вопросом: «Что случится, если Дом не умрет?»
– Это немыслимо. Мы живем в заданной Вселенной – он умрет. В некотором смысле вся Вселенная зависит от этого факта. Если он не умрет, то, наверное, откроет планету Шутников, а это может быть ужасно.
– А что, если не откроет?
Поправив парик, Джоан открыла окно, выходящее на море. Флотилия ловцов возвращалась с приливом, расцвеченным крохотным синим солнцем Противусолони. На горизонте болезненно ярко отражала свет башня в топях.
– Слишком жарко, чтобы спать, – сказала она. – Закончу вот с этим и спущусь на пристань.
– С мистическим законом Вселенной? – спросил Кородор, когда она снова открыла книгу.
– С отчетами по хозяйству, сэр, – отрезала она. – Большое утешение в часы испытаний.
Она спросила себя, почему так и не уволила его с поста главы службы безопасности, и в мыслях у нее снова выстроились очередью ответы, начиная с его не раз доказанной расторопности и кончая тем смягчающим обстоятельством, что рожден он был на Земле. Вероятно, были и другие причины.
Когда Кородор повернулся, чтобы уйти, Джоан его остановила.
– Отвечая на ваш вопрос о Доме, – сказала она, – следует учитывать, что В-математика – совсем новая наука. Сомневаюсь, что где-либо есть некто, достаточно в ней сведущий, чтобы знать наверняка. Даже Институт не знает всего.
– Дом, возможно, знает. Его наставник говорит, что его интуиция собьет с толку любого. Нет, я ни в коей мере не собираюсь оспаривать ваши доводы. Если это неизбежно, Дому, возможно, лучше не знать. С первого взгляда очевидно, что он из тех, за кем охотится Институт.
– Значит, вы понимаете, что у нас нет ответов на все вопросы.
Он пожал плечами.
– Возможно, мы задаем не те вопросы.
ВЕРОЯТНОСТНАЯ МАТЕМАТИКА
«Как Теория относительности и Единственная Заповедь жалостливой йоги, девять уравнений вероятностной математики служат примером того, как, на первый взгляд, малая искра способна спровоцировать чудовищный взрыв социальных трансформаций.
«Вероятностная математика предсказывает будущее» – так говорят малообразованные люди. Тысячу лет назад они изрекали бы «Е равно МС в квадрате», полагая, будто охватили все стороны математического мышления…
Вероятностная математика исходит из допущения, что мы обитаем в поистине бесконечной совокупности Вселенных, в не имеющих пределов пространстве и времени, мирах без конца… – в творении столь безбрежном, что нашу заданную причинно-следственными связями Вселенную вольны называть просто кругом света от свечки. В подобной совокупности мы можем только вторить словам Дон Кихота: «Все возможно…», «… По разные „стороны“ от нашей выстроились альтернативные Вселенные, бесчисленные миллионы миров, различающиеся, быть может, орбитой одного-единственного электрона. Чем дальше, тем все больше различия – пока в сгущающихся тенях на краю воображения не появились бы Вселенные, не знающие времени, звезд, пространства и рацио».
«… Как указывал Подлунный, на заре своего развития В-математика опиралась на определенную врожденную подвижность ума. Многие превосходные практики были одновременно неизлечимыми безумцами, возможно, именно вследствие этой лабильности. Если оставить в стороне эту особую подгруппу, к которой принадлежал сам Подлунный (остальные были как правило, высокообразованны и обладали потрясающей интуицией). Удача словно держала их за руку. Многие В-математики работали на Шутниковский Институт.
Подобные черты были наследственными в семье Сабалосов на Противусолони. Для тех, кто мало знаком с этой планетой…»
«… незадолго до рождения своего сына и гибели от руки убийцы в топях Джон III предсказал, что мальчик умрет в день своего введения в должность Председателя Планетарного Правления. Шанс, что это не случится, был настолько мизерным, что по сравнению с ним „один на миллион“ показался бы почти бесспорным выигрышем. Да? Прошу прощения. Наверное, мне следует объяснить.
Предположим, вероятностная математика не была бы открыта. Возьмем существующее на Земле животное под названием лошадь. Давным-давно было установлено, что если некоторое число этих животных пустить бежать наперегонки на определенную дистанцию, одна неизменно оказывается быстрее другой, и на этом основании было…
«… возвращаясь к теме. Одна аномалия В-математики касалась Шутников, этих полумифических существ, усеявших половину Галактики своими артефактами. Причем артефактами массивными – большинство можно даже назвать гигантскими. Согласно вероятностной математике создатели этих превратившихся впоследствии в аттракционы для туристов артефактов вообще никогда не существовали…»
Его Пушистость доктор КрАарг +458°. Из неформальной лекции студентам университета Дис
Проснувшись рано, Дом долгое время провел, рассматривая знакомую роспись на потолке своего купола. Потолок расписал его прапрадед, выбрав кричащие синие и зеленые тона, причем темой взял битву трех чрезмерно мускулистых ловцов с разъяренным дагоном. Дом знал, что это клевета на дагонов: нервная система у них отсутствовала, и вообще было сомнительно, способны ли они думать. Они просто реагировали.
Маленький болотный еж сидел на рукомойнике. Своей тревожно человечьей лапкой он сумел повернуть кран и теперь играл со струйкой воды. Увидев, что Дом проснулся, он издал звук, похожий на царапанье ногтем по стеклу. Контрабандист говорил, мол, это признак того, что зверушка счастлива.
– А ты умненький, правда? – сказал Дом, отключая поле теплого воздуха и сбрасывая ноги с кровати.
Тут он увидел, что его одежда аккуратно развешана на манекене, и прикусил губу. От вчерашнего остались только болотный еж, заживший шрам на груди и несколько болезненных воспоминаний от беседы с Кородором.
Председатель Планетарного Правления. В его собственность перейдет три процента добычи пилака. Он будет председательствовать на бесчисленных заседаниях комитетов, а раз в год делать традиционный ежегодный отчет на традиционном Ежегодном Общем Собрании. И такой отчет будут писать за него. Хрш-Хгн неоднократно ясно это давал понять. Председатель в Правлении планеты необходим так же, как ноль в математике, но у того, чтобы быть нулем, есть большие недостатки…
Математика. Что-то такое, с ней связанное… Ему следовало бы помнить. Ладно, само придет. Помывшись, Дом с трудом натянул толстый серый костюм и выбрал короткий парик из золотых волокон.
В дверь вежливо постучали.
– Валяйте, – сказал Дом.
Дверь распахнулась, и, вбежав в комнату, Кеджа бросилась обнимать брата. Она смеялась и плакала разом. На одно конфузливое мгновение он едва не задохнулся в ее шелках, но тут сестра отступила на шаг, чтобы внимательно на него посмотреть.
– Вот те на, господин Председатель! – воскликнула она. Потом опять бросилась его целовать. Он выпутался, насколько возможно, тактично.
– Я пока еще не Председатель, – начал он.
– Фу! Что такое несколько часов? Ты как будто не слишком рад меня видеть, Дом, – прибавила она с упреком.
– Честное слово, рад, Ке. В последнее время у нас тут немного беспокойно.
– Я слышала. Контрабандисты и так далее? Весело? Дом задумался.
– Нет, – сказал он. – Я бы сказал, скорее, странно.
Кеджа скользнула взглядом по комнате. Та была загромождена вещами Дома: старый анализатор Брендикина, заваленный раковинами стеллаж, голограмма Башни Шутников и кубы памяти на каждой плоской поверхности.
– Как же изменился старый дом, – сказала она, наморщив носик, потом сделала пируэт перед высоким зеркалом. – Я похожа на замужнюю женщину, Дом?
– Не знаю. Каков собой твой Птармиган?
Церемония подписания брачного контракта состоялась два месяца назад, после чего у Дома осталось лишь очень смутное воспоминание об очень большом, свирепого вида старике.
– Он добрый, – сказала Кеджа. – И, конечно, богатый. Не такой богатый, как мы, но, как бы это объяснить, больше этим богатством щеголяет. Его дети пока меня не полюбили по-настоящему. Тебе надо приехать к нам с официальным визитом, Дом! На Лаоте так жарко и так – понимаешь! – сухо. Да, кстати, я привезла тебе подарок.
Просеменив к двери, она вернулась с роботом-слугой, который нес какую-то коробочку.
– Он пятого класса. Один из наших лучших, – гордо объяснила она.
– Робот? – переспросил Дом, выжидательно смотревший на коробочку.
– Строго говоря, он гуманоид. Совершенно живой, только механический. Нравится?
– Очень!
Подойдя к высокой металлической фигуре, Дом ткнул ее пальцем в грудь. Робот поглядел на него сверху вниз.
– Интересно, и почему мы изготавливаем неэффективных с точки зрения формы человекообразных роботов, а не симпатичные обтекаемые машины?
– Из гордости, сэр.
– Ха, неплохо! Как тебя зовут?
– Насколько я понимаю, Исаак, сэр.
Дом почесал в затылке. Жилые купола кишели роботами третьего класса – добрыми, но глуповатыми, которых Дом помнил с раннего детства: скучные голоса, мягкие, ради ребенка снабженные подушечками руки. Его мать, которая редко покидала свой купол, их вообще не любила, даже готовила себе сама. Она говорила, что они все как один идиоты и совсем не похожи на настоящих с Лаота. Дом был в растерянности.
– Э… можно не так официально, Исаак?
– Как скажешь, босс.
– Вижу, вы прекрасно поладите, пытаясь обхитрить один другого, – сказала Кеджа. – Ну, мне пора. Кстати, бабушка сказала, ты должен спуститься в главный купол, Дом. Для Рабочего Завтрака.
Дом вздохнул.
– Я за последние несколько дней двадцать лекций от Хрш-Хгна выслушал.
Кеджа остановилась как вкопанная.
– Это еще что такое? – воскликнула она, указывая на существо на рукомойнике.
Дом поднял мокрую зверушку за шкирку.
– Болотный еж. Я зову его Еж. Мне… Я нашел… э… – Он нервно моргнул. – Кажется, я нашел его вчера в топях. Я… я немного запутался.
Она поглядела на него, и в глазах сестры Дом увидел тревогу.
– Все в порядке, – пробормотал он. – Это от ожидания.
– Ну, как скажешь… – протянула Кеджа и перевела взгляд на Ежа. – Какой же он безобразный!
– Прошу прощения, мэм, сэр, но это не он, а оно, – пророкотал робот. – Гермафродит. Яйцеродный. Полухолоднокровный.[3] В меня заложена полная информационная база данных по формам жизни на Противусолони, сэр. Шеф. Что надо.
– Если подхватишь зооноз, меня не вини, – сказала Кеджа и сердито выбежала из купола. Дом поглядел на Исаака.
– Зооноз?
– Паразитное заболевание, передающееся людям. Ни шанса, приятель.
Сделав несколько шагов к Дому, Исаак протянул ему коробочку. Отпустив зверька, который тут же принялся обнюхивать ноги робота, Дом взял ее и открыл.
– Здесь гарантийный сертификат, руководство по эксплуатации и обслуживанию и акт передачи собственности, – сказал Исаак.
Дом поглядел на него недоуменно.
– Тело и гипотетические сверхъестественные конечности, босс, – протараторил робот, поспешно отступив, когда Дом протянул ему коробочку. – Ну нет, шеф. Ты должен. Я самовладения не одобряю.
– Крас! Да за это люди три тысячи лет боролись!
– Но мы, роботы, точно знаем, ради чего нас создали, босс. Никаких стремлений открыть сокровеннейшие тайны нашего творения. Никаких проблем.
– Неужели ты не хочешь быть свободным?
– Что? И чтобы Господь обвинял в Мироздании меня? Разве тебе не пора пройти теперь в главный купол?
Дом свистнул, и Еж вскарабкался ему на плечо и обвился вокруг шеи. Бросив свирепый взгляд на робота, Дом широким шагом покинул купол.
Традиция повелевала, чтобы Рабочий Завтрак потреблялся Председателем в одиночестве утром в день его вступления в должность. Проходя по покинутым коридорам, Дом испытывал уютно знакомое чувство, что за ним наблюдают. Старый Кородор засеял все кругом крохотными камерами и робонасекомыми – ходили слухи, что он даже себя проверяет на благонадежность.
Стены главного купола были из полупрозрачного пластика, через них открывался вид на сады, лагуну и топи за ней и, наконец, тонкой черточкой на горизонте – башню Шутников, на вершине которой веяло как штандарт одинокое облачко. Дом несколько секунд всматривался в нее, пытаясь уловить ускользающее воспоминание.
Гора подарков – в конце концов, ему ведь исполнилась целая половина противусолоньского года – была сложена возле стола. По обеим сторонам одинокого столового прибора застыли два придворных робота.
Дом многократно планировал этот завтрак и в конечном итоге выбрал из меню то, что ел каждый Председатель Противусолони. Это была знаменитая еда. Согласно Новейшему Завету то же самое ел Жалостливый Йог, когда стал Повелителем Земли: четвертушка черного хлеба, кусочек соленой рыбы, яблоко и стакан воды.
Но были мелкие отличия. Муку для хлеба Дома привезли грузовым звездолетом с Третьего Глаза. Рыба была местной, противусолоньской, но соль добыли на Терра-Нове. Яблоко доставили с земного Авалона, ради стакана воды растопили частицу кометы. В общем и целом завтрак обошелся примерно в две тысячи стандартов. Одна простота дороже другой.
Кородор, будучи уроженцем Старой Земли – а это означало диету из пищевых концентратов, – за тем, как Дом ест, наблюдал с легкой тошнотой. Камера находилась в металлическом комаре, примостившемся под самым потолком. Он щелкнул тумблером, и изображение сменилось. Теперь Кородор смотрел глазами механической белки-летяги, сидевшей в ветвях дерева на краю западного газона. Большинство гостей уже прибыли и вели светские беседы, дефилируя вокруг длинного фуршетного стола.
По меньшей мере половину составляли фнобы, многие из буруку Тау-сити. Кородор узнал дипломатов: высокие, темные альфа-самцы в выпуклых солнечных очках. Не столь возвышенные и потому более акклиматизировавшиеся к свету беты стояли небольшими молчаливыми группками на газоне. Кородор переключался с камеры на камеру, пока не отыскал Хрш-Хгна, который читал в тени поставленного на прикол гелиевого дерева. Что-нибудь из стоиков скорее всего.
За спиной у Кородора темноту большого центра наблюдения гут и там освещали экраны: другие офицеры службы безопасности наблюдали тоже. Только Кородор знал, что под садовым куполом у северного газона находится еще один, меньший центр наблюдения, следящий за этим, большим. Временами он переключался на собственный частный канал и наблюдал за офицерами там. А еще, спрятанный им в месте, точное местонахождение которого он стер из своей памяти, находился маленький биокомпьютер. Кородор тщательно его запрограммировал: компьютер следил за самим Кородором.
Он вернулся к гостям. Тут и там в толпе выделялись крупные золотые яйца – послы креапов. По прошлому опыту, никакой угрозы ждать от них не приходилось. Они редко вмешивались в дела планет, где вода пребывала в жидком состоянии.
Один креап держал в бронированном щупальце блюдо с силиконово-соляными закусками. Временами он подносил его к сложному шлюзу на своей поверхности. Посол болтал с Джоан I, такой величественной в черном мемориальном бархате-памяти и пурпурной накидке жрицы по ритуалу жалостливой йоги в ее негативном аспекте Ноктикулы-Гекаты. Повелительница Ночи и Смерти, подумал Кородор. Не слишком тактичный выбор.
Улыбнувшись креапу, она повернулась лицом к скрытой камере и подняла руку. Потянувшись, Кородор щелкнул еще одной клавишей.
– Как у нас дела? – спросила Джоан.
Кородор как зачарованный смотрел на ее лицо:
Джоан обладала удивительным талантом мысленной речи.
– Завтракает. Мы трижды перепроверили еду и все остальное.
– Вчерашнее как-нибудь сказывается? Кородор помедлил.
– Нет. Пока он спал, я обработал его мозготеркой. Я…
– Как вы посмели!!!!
– На несколько часов это удержит вчерашние воспоминания в стазисе. А вы бы предпочли, чтобы он узнал правду? Ведь не прими я меры, он бы ее узнал – даже если бы ему пришлось выбить ее из Хрш-Хгна угрозами.
– Вам следовало посоветоваться со мной!
Вздохнув, Кородор взял с консоли куб памяти.
– Прошу прощения, но на данный момент ваш рейтинг безопасности всего 99, 087 процента. Я проверил. Возможно, это всего лишь глубокие фрейдистские импульсы, но, боюсь, с настоящего момента я должен взять руководство на себя. Как я и говорил, мэм, я не склонен мириться с вероятностной математикой. Вы же вольны поступать как вам угодно.
Он отключился. Мгновение Джоан стояла неподвижно, пытаясь с ним связаться, но потом повернулась и живо заговорила с высоким дипломатом из Правления Земли.
Кородор сосредоточился на главном куполе. Дома там не было. Сердце у Кородора на мгновение остановилось, но потом он сообразил, что мальчик, наверное, вышел из поля видимости камеры, чтобы развернуть подарки.
Открыв первый сверток, Дом достал покрытые тонким блестящим слоем смазки гравитационные сандалии. Приложенная к ним карточка гласила: «От твоего крестного. Прилетай как-нибудь покружить на моей орбите. Тут бывает чертовски одиноко».
Улыбнувшись, Дом застегнул пряжки. Несколько минут он бешено подпрыгивал и нырял вниз среди распорок купола, пока наконец не проплыл и не завис, покачиваясь, в шести дюймах над полом. Ему подумалось, что сандалии, пожалуй, окажутся наилучшим подарком – все остальные будут много скучнее.
От Хрш-Хгна – плоский прямоугольник. Развернув куб памяти, Дом провел пальцем по фаске оглавления. Куб зажегся, в нескольких сантиметрах над поверхностью загорелись белые буквы заглавного листа: «Стеклянные замки: История Шутниковских Исследований», доктор Хрш-Хгн. Посвящается Председателю Доминикданиэлю Сабалосу с Противусолони».
Ниже шел шрифт помельче: «Экземпляр № 1 издания ограниченным тиражом в один (1) экземпляр, отпечатано на Третьем Глазе, шафран-кварц».
– Поистине большая честь, – сказал Исаак. Кивнув, Дом наугад ткнул пальцем в поверхность куба и прочел:
«… тайна Галактик. Как отмечал Подлунный, для обладающего творческим воображением ума они – составная часть галактической мифологии: Стеклянные Замки на задворках Галактического Северного Ветра.[4] Эти башни, воздвигнутые задолго до того, как старейшая из официально гуманоидных рас открыла, как пользоваться камнем, памятники расе, которая…» Дом медленно положил куб и открыл подарок от Кородора.
– С виду опасный, – прокомментировал Исаак.
Дом осторожно взвесил на руке меч-память, всматриваясь в почти невидимые расплывчатые очертания, в то время как оружие в его руке мутировало из меча в нож, из ножа в пистолет.
– Гм… – пробормотал Дом. – На Терра-Нове и на Земле мечи ведь в ходу, так? И на Лаоте тоже?
– Да, с металлическими клинками. Они более традиционны, но, говорят, приносят большее удовлетворение, чем огнестрельное оружие. Но вот это предназначено для того, чтобы убивать. Впрочем, я нисколько не хочу его принизить, босс.
Дом усмехнулся.
– А для робота ты довольно нахален. В былые времена толпа линчевателей разобрала бы тебя на части.
– В былые дни роботы не считались живыми существами.
Подарок от Джоан оказался простым черным жалостливо-йоговым атамом[5] в преддверие той поры, когда он будет принят в члены церемониальной «говорильни», а от матери он получил дарственную на одно из ее личных поместий на Земле. Подарок был слишком щедрым и вообще типичным для леди Виан, в тех случаях, когда она вообще вспоминала о существовании сына.
Еще тут были подарки от младших директоров и глав подкомитетов, по большей части дорогие – слишком дорогие, чтобы их можно было оставить у себя, даже если Джоан это позволит. Но Дом мечтательно повертел в руках документы на робоконя, подаренного Хугаганом из Межпланетных отношений. Заглянув ему через плечо, Исаак громко фыркнул.
– Изготовлен на Луне, – сказал он. – Полагаю, сойдет, но не чета тем, которые делаем мы на Лаоте. Вот эти уж точно живут и дышат.
Дом поднял на него взгляд.
– Обязательно слетаю на Лаот.
– Жемчужина Вселенной, поверь мне на слово.
Рассмеявшись, Дом проверил, надежно ли уселся у него на плече Еж, потом щелкнул контрольной клавишей, и сандалии подняли его в вышину – мимо заполнявших купол запыленных лонжеронов, через отверстие в крыше, потом еще выше к морю.
Он медленно опустился по спирали к лагуне, где паслись мелкие ручные ветрораковины леди Виан, и почувствовал, как у него на шее завозился Еж. Повернув голову, он увидел, что мелкий зверек надежно зацепился ему за шею хвостом и, раздувая ноздри, нюхает ветер.
Ветрораковины внизу перестали пастись и повернулись, став одна за другой, так что, касаясь передней носом, а задней кормой, образовали круг. Виан часами вбивала в их крохотные мозги самые простые трюки.
Что-то беспокойно закопошилось на задворках памяти Дома, но, беспечно отмахнувшись от этой возни, он поднялся выше.
С лету проскочив окаймлявшие газон гелиевые деревья, протыкая на лету их тонкие, полные воздуха плоды-шары, он затормозил в каком-то дюйме над травой.
Подошедшая решительным шагом Джоан поцеловала его с чуть большей нежностью, чем обычно. Он заглянул в ее серые глаза.
– Здравствуй, внук. Как ты себя чувствуешь в такой день?
– На седьмом небе, мэм. Спасибо. Но должен сказать, у вас вид довольно усталый.
«… Она только разыгрывает хладнокровие, – подумалось ему. – Что же ее так тревожит?» Джоан слабо улыбнулась.
– Всегда нелегко смотреть, как твои потомки прокладывают себе дорогу в жизнь. А сейчас тебе нужно познакомиться с гостями.
Медленно подошла леди Виан, чье лицо скрывала густая серая вуаль. Она протянула белую руку. Опустившись на одно колено, Дом эту руку поцеловал.
– Что ж, – сказала она, – да здравствует хозяин планеты. Кто твой железосодержащий друг?
– Исаак, миледи, – ответил Дом, – назойливый робот, которому ни к чему свобода.
– Ну разумеется, – отозвалась леди Виан, – нам всем суждено носить цепи, пусть даже они выкованы из случая и энтропии. Разве Шутники не заключили в оковы сами звезды?
– Вы превосходно проникли в суть, – сказал с поклоном Исаак.
– А ты излишне самонадеян, робот. Но благодарю тебя. Дом, я желаю, чтобы ты отдал это болотное существо в музей или в зоопарк.
Еж почесался и фыркнул, а затем издал долгое, протяжное шипение. Посмотрев за плечо матери, Дом поймал взгляд высокого мужчины в длинном синем плаще и с тяжелым золотым ожерельем-воротником на шее. Лицо незнакомца испещрили морщинки от смеха, и, подмигнув Дому, он поднял свой стакан вверх точно для тоста или салюта. Проследив его взгляд, Дом увидел, как над куполами поворачивает стая голубых фламинго. На мгновение они образовали круг, а потом, медленно взмахивая длинными крыльями, улетели к морю.
Откинувшись на спинку стула, Кородор вздохнул с облегчением. Если только не отравить воздух – а заодно и окружающую газон фильтр-дымку, – напасть на Дома можно теперь только одним способом: голыми руками или щупальцами. Или, во всяком случае, попытаться, прежде чем скрытые дезинтеграторы разберут их на составляющие молекулы.
Оставалось торжественное шествие по Тау-сити. В то время как все поедут, Дом пойдет пешком, и будет на нем только символизирующая его полномочия свинцовая с железом цепь и семь невидимых щитов различных типов, встроенных в ее звенья. Разумеется, посланцы большинства гуманоидных планет и еще пары-тройки других рас распихали вдоль маршрута своих «жучков», а несколько даже подкупили Кородора. Он…
… подался вперед. Кто-то вошел в поле зрения одной мини-камеры и смотрел прямо на него. Кородора пронзило неприятное, но стойкое ощущение, что незнакомец смеется. Выглядел он как человек, который смеется всю свою жизнь.
Кородор мысленно перебрал список приглашенных. Синий плащ, высокий… Ага, мелкая сошка в представительстве Правления Старой Земли в Тау-сити, назначен недавно…
Человек на экране оторвал от земли левую стопу и застыл, балансируя на правой ноге.
– Мадерн. Переведи камеру на типа в синем плаще. Нет, лучше… Гролль, сможешь навести на него луч?
– Уже, Ко. Вырубить его?
Кородор задумался. Земля была еще сильна. А за стояние на одной ноге per se[6] не убивают.
– Пока подожди.
Землянин вытянул левую руку, точно указывая кулаком и четырьмя пальцами прямо на центр наблюдения. Закрыв один глаз, землянин как будто целился вдоль вытянутой руки.
«Давай-ка посмотрим, как ты выглядишь без оптического нерва», – подумал Кородор.
Взрывной волной его отбросило в сторону. Приземлившись в боевой стойке на полусогнутых ногах, он рефлекторно выбросил перед собой, нацеливая, дезинтегратор, и нырнул, когда второй взрыв и крик знаменовали превращение консоли контроля за вооружением в столб дыма с нитью накаливания в середине.
Гости вежливо похлопали. По кивку бабушки Дом поднялся на несколько метров над землей и произнес:
– Я благодарен всем вам. И прошу лишь о том, чтобы дух Жалостливого Йога и Малые Боги всех народов и рас даровали мне… даровали мне… – Он остановился.
Со стороны жилых куполов эхо донесло низкий рокот.
Расширив от удивления глаза, Дом всмотрелся в купола и мысленно снова вдруг услышал слабый щелчок выстрела из дезинтегратора в прозрачном воздухе вокруг башни Шутников. В его сознание хлынул поток образов, обрывки фраз, которые соединились и сложились в смысл, а за ними последовали воспоминания о жаркой боли и холодной прохладе болотной воды…
Точка в воздухе стремительно росла. Он услышал, как где-то далеко-далеко вскрикнула мать.
Неизвестно откуда выпрыгнул Кородор: одежда на нем тлела, вместо рук – сплошные ожоги, вместо лица – кровавое месиво.
Тяжело приземлившись подле Дома, он бессвязно на него заорал. Все еще находясь под властью воспоминаний, Дом покорно кивнул.
Легкой походкой к ним подошел человек в синем плаще и принял свою театральную позу. Пронзительно взвизгнул еж.
Обеими руками поднимая дезинтегратор, Кородор рванулся вперед, но взревел и выронил дымящийся приклад и тут же всем телом бросился на вытянутую руку землянина.
Над опаленным газоном закружился шар не-света, искривился сам ландшафт. Видишь-Почему было ярким солнцем. В болезненно светлом небе оно показалось теперь просто темным пятном.
ГЛАВА 3
Понимание – первый шаг к контролю. Теперь мы понимаем вероятность.
Умей мы ее контролировать, каждый человек был бы волшебником. Давайте надеяться, что такого не случится. Ибо наша вселенная – хрупкое здание, состоящее из атомов, скрепленных слабым раствором причины и следствия. Даже одного волшебника в нем было бы слишком много.
Чарльз Подлунный. «Плачь, о Континуум»
Рыба плывет – весе!
Птица летит – вжесс!
Грибоедка бежит – фрсс!
Колесо поворачивается, и
Все едино.
Я должен кричать, но у меня рта нет.
Я должен бежать, но у меня ног нет.
Я должен умереть, но жизни у меня нет.
Колесо поворачивается, и
Все едино.
Погребальная песнь региона Глубоко-Скалистые горы
Пять островов, Фнобис. Шум моря. Дышать? Но он не мог дышать.
Оно накатывало и отходило, как приливная волна. Это был только звук, но он таил в себе странные гармонии – тепло и мягкость.
Дом плавал в дышащем море.
Появился мужчина, одетый в старое коричневое одеяние адепта жалостливой йоги, облаченного для церемонии Страшдества. Лицо было знакомым. Его собственное.
– Раскрой глаза, черт побери! Я твой отец.
– Привет, пап. Это правда ты?
Джон II Сабалос сердито отмахнулся.
– Нет, я лишь проекция твоего подсознания. Неужели Хрш-Хгн ничему тебя не научил? Крас! Да хоть бы все звезды упали, ты, дружок, должен был быть мертв. А следовательно, какой теперь прок от вероятностной математики!
– Что со мной происходит, папа?
Знакомое лицо поблекло и растворилось.
– Не знаю. Это ведь твой сон. – Осталась одна улыбка.[7]
Появился Хрш-Хгн – возник перед привычной классной доской-проектором.
– В бесконечной Вселенной возможно все, включая и возможность того, что эта Вселенная не существует, – прокурлыкал он. – Если развить эту теорию, то на графиках…
Дом услышал собственный голос:
– Это не теория. Это всего лишь гипотеза.
– Э-э, опасайся парадокса! – Фноб погрозил ему пальцем. – Ибо как только ты выпустишь во Вселенную парадокс, у тебя окажется пойит.
– Пойит?
Появился Исаак – выступил из тумана, шаркая мягкими тапочками.
– Силы небесные! Неужто и роботов в этот сон пускают?! Или им приходится сидеть на заднем ряду в снах второго класса? Так вот, интрига тут, босс, такая: ты на самом деле наследственный Председатель самой Земли, но в результате дворцового переворота тебя загнали сюда…