Народ Моржа Щепетов Сергей

— Во дурак-то! — обратился Медведь к Бизону.

— Это пройдет, — пожал плечами вождь и добавил со вздохом: — Наверное.

— Щас вылечим, — заверил Кижуч и понюхал содержимое стопки. — За что пить будем?

— За хозяйку, — сказал Семен. — Вспомним Веточку.

Присутствующие переглянулись с некоторым недоумением, вождь снова пожал могучими плечами и, подавая пример, первым отправил в рот содержимое глиняного стаканчика.

Пищевод обожгло, в нос изнутри ударил знакомый, но забытый аромат сивухи. Семен запил самогон травяным отваром из кружки и почувствовал, что голоден — просто зверски. Кончиком ножа он перебросил несколько кусков из общего блюда к себе в миску и принялся набивать желудок — мясо оказалось мягким и приготовлено было с использованием знакомых специй. Семен вспомнил, что руки Сухой Ветки его не касались, и ему вновь стало тоскливо. Спирт, всасывающийся в кровь, казалось, еще больше усиливал это чувство. Надеясь выбить «клин клином», Семен разлил по второй.

Выпили, закусили. Помолчали, смакуя нарастающее чувство родства. Потом Кижуч завозился на своем месте — он устраивался поудобней для долгой беседы:

— Ну, и как там оно — в Нижнем мире? Ловко ты ее на этот раз — мы даже не поверили сначала!

— Что ловко-то? — пожал плечами Семен. — Доплыли с хьюггами до горькой воды и стали там жить.

— А Ветку как?

— Что «Ветку»?! — Комната стала светлее и просторнее, но настроение не улучшилось. — Я же говорил вам, что иду не за ней. Ее больше не вернуть.

— Конечно, говорил, — подтвердил начинающий пьянеть Медведь. — Ты всегда так удачу колдуешь!

— Погоди! — остановил его Кижуч. — Может, это все-таки не она? Может, мы спутали, а?

— Чего спутали?! — возмутился Медведь. — Сколько раз уже проверяли — все сходится!

— Не-е-е, — протянул уже слегка нетрезвый Кижуч, — пускай теперь Семхон сам подтвердит! Он же с ней… по ней… в ней… Ну, в общем, понимает он!

— Как же он ее под… — Медведь громко икнул, — …твердит, если она того? Сбежала если?

— Найдем! — твердо заявил Бизон. Он стукнул кулаком по столу и рявкнул: — Рюнга! Тащи ее сюда!

Тонкие бревна потолка пришли в движение — они прогибались под чьими-то тяжелыми шагами.

— Подслушивает, — с пьяной фамильярностью подмигнул Кижуч Семену. — Сейчас заявится.

Дверь распахнулась, в помещение хлынул холодный воздух. Вместе с ним внутри оказались толстая низкорослая тетка и светловолосая худенькая девочка. Тетка эту девочку держала и толкала перед собой. Одну руку ей пришлось отпустить, чтобы закрыть за собой дверь. Пленница этим воспользовалась — освободилась от захвата и рванулась наружу. В последний момент тетка поймала ее за волосы и буквально швырнула к столу, где сидели главные люди лоуринов. Девочка негромко взвизгнула и кинулась на обидчицу, целясь ногтями в лицо. Взмахом мощной руки тетка отбила атаку и…

— Стоять!!! — крикнул Бизон и снова стукнул кулаком по столу. — Совсем бабы озверели!

Девочка закрыла лицо руками, а тетка свои руки уперла в бока. Такая поза в сочетании с просторной меховой рубахой сделала ее фигуру вообще круглой, точнее квадратной. В полутьме Семен разглядел, что это действительно Рюнга — чуть постаревшая и, кажется, снова растолстевшая.

— А ты не ори, — сказала женщина басом и подошла к столу. Толстыми и не слишком чистыми пальцами она ухватила с блюда кусок мяса, запрокинула голову, отправила его в рот и принялась жевать. Проглотила, отерла жирные губы тыльной стороной ладони и, глядя на Семена, заявила:

— Приветствую тебя, Семхон Длинная Лапа!

В голове у Семена шумело, но он сообразил, что здоровается с ним Рюнга не «по уставу» — так звучит приветствие воинов-мужчин. Кижуч понял недоуменный взгляд Семена и пояснил:

— Без тебя наши воительницы совсем от рук отбились — творят, что хотят! Даже посвящение — свое, женское, — устраивать начали. А Рюнга у них теперь вроде как главная.

— Р-разберемся! — с пьяной самоуверенностью пообещал Семен. — А что за девчонка?

— Не узнаешь, что ли?

— Не-а… Ну, может, и видел в поселке или даже здесь. Они тут часто вокруг Ветки крутились.

— Ты ее саму спроси, — с пьяной ухмылкой посоветовал Медведь. — Пусть и тебе расскажет.

— Да? — заколебался Семен, но потом развернулся и поманил к себе девочку: — Иди сюда! Голову подними, руки от лица убери! Вот так! Стой ровно, смотри на меня и отвечай внятно: ты кто?

— Сухая Ветка…

— Хек, — крякнул Семен. — Тезка, значит. Хотя… Хотя, если честно, то похожа. Когда мы познакомились, Ветка вот так и выглядела.

— При чем тут похожа?! — удивился вождь. — Получается, что это она и есть.

— Перестань, — попросил Семен. — Ветка умерла… Я сам ее…

— Кто же спорит?! — встряла Рюнга. Она говорила теперь на октаву выше. — Конечно, померла! А потом возродилась — передала этой соплячке свое имя! Думаешь, только у мужиков так бывает?

— Ничего я не думаю… Имя — это внутренняя сущность…

— И внутренняя, и всякая! — заявила Рюнга. — Мы проверяли — вроде как всё без обману.

— Не мучайте вы меня, — попросил Семен. — Объясните толком, в чем тут дело.

— Понимаешь, Семхон, — начал вождь, — приходит однажды к Рюнге вот эта девчонка — ее, вообще-то, Эльхой зовут — и говорит, что желает быть воительницей. Она когда-то раньше уже просилась, но ее не взяли — слабосильная слишком. И, значит, опять приходит. Я, говорит, теперь Сухая Ветка и всем накостыляю. Посмеялись над ней, конечно, а она палку схватила и давай махать, хотя никто ее не учил. Ну, тетки ее за наглость уделали, конечно, до полусмерти. Только им и самим досталось — вон, Рюнга с тех пор без зуба ходит!

— Врешь! — взвизгнула воительница. — У меня его и раньше не было!

— Видал? — обратился Кижуч к Семену. — На самого Бизона орет, как будто так и надо!

— Да ладно вам, — махнул рукой Семен. — Не ссорьтесь, мне и так грустно. Давайте лучше еще по одной вмажем — за подрастающее поколение. Ты будешь, Рюнга?

— Сами пейте эту гадость! Никакая она не подрастающая — выросла давно!

— Тогда просто посиди с нами, — предложил Семен, наполняя стопки. — Подвинься, Кижуч!

— Она все равно не поместится, — гаденько хихикнул Медведь. — Слишком великая воительница.

— Убью, сморчок! — пригрозила женщина и принялась стаскивать меховую рубаху. Кижуч благоразумно освободил край лавки, но этого оказалось мало — мощное движение бедра притиснуло старейшин друг к другу.

— Они же дышать не смогут, — улыбнулся Семен. — В них волшебный напиток не влезет!

— Да их хоть кверху ногами подвесь, — махнула изящной ручкой женщина, — все равно выпьют.

Она оказалась права — очередная доза благополучно перекочевала в мужские организмы.

— Так что же дальше было? Ну, с девчонкой этой?

— Да ничего не было, — просипел полураздавленный стеной и боком соседа Медведь. — Потом она заявила, что Семхона нет, а дом надо в порядке держать. Ну, привезли ее сюда — оказывается, все она тут знает, все умеет, хотя никогда раньше не была. Так и живет здесь. Каждый вечер тебе еду готовит — на случай, если вернешься. А утром разогревает. Потом детишкам скармливает и снова готовит…

Народ медленно косел и рассказывал новости. Они были в основном хорошими. Школа продолжала действовать на полную катушку, хотя качество образования в ней, надо полагать, не улучшилось. Что сделалось за два года с русским языком — устным и письменным — лучше не выяснять. После отбытия Семена главные лоурины — люди неграмотные — взялись школу патронировать и окружать вниманием. Увеличить квоту приема своих соплеменников они не решились, поскольку понятие «соплеменник» стало довольно размытым.

В прошлом году вспыхнул мятеж женщин-воительниц, который поддержали «штатские» дамы. Вождь лоуринов и старейшины с трудом сохранили контроль над ситуацией — женщины отказались готовить еду и удовлетворять сексуальные запросы мужчин. Основным требованием повстанцев было обучение в школе и девочек. В конце концов восстание подавили — цинично и жестоко. А именно: женщинам было объявлено, что в племени достаточно «валюты», чтобы «купить» других подруг, благо желающих стать лоуринками хоть отбавляй. Если же «денег» не хватит, то можно начать жить с неандерталками. Первая угроза заставила мятежниц дрогнуть, а вторая внесла в их ряды раскол, и они сдались. Но предупредили, что это временно — до возвращения Семхона.

Молодежь стремительно отбивалась от рук — возникла мода летом отправляться в степь и бродить там вместе с мамонтами. Однако подружиться с каким-нибудь мамонтенком оказалось делом трудным — для этого нужно его развлекать, рассказывать интересные истории, которым, в основном, учат в школе. Дети, не попавшие в школу по конкурсу, стали обижаться и требовать реализации своего права на получение образования. Кто им такое право дал, осталось невыясненным. В этой связи у руководства лоуринов возникла идея… Даже две…

Головастик совсем одичал и перестал заниматься чем-либо полезным. Познакомившись с русским алфавитом, он заявил, что рисовать магические знаки глупо — нужно их вырезать из бивня, макать в чернила и прикладывать к бересте. Чуть ли не всю зиму косторезная мастерская в основном этим и занималась. К тому времени, когда шрифт был готов, выяснилось, что приличная береста кончилась — и в ближней округе, и в дальней. Добыть ее, конечно, можно, но это дело хлопотное или дорогостоящее. Головастик им заниматься не стал, а начал… В общем, с тех пор он ест через день, спит когда попало и заговаривается, потому что пытается наколдовать… Бумагу?!

Кланы аддоков и имазров, похоже, заканчивают свое существование — возник новый клан, возглавляемый одним из выпускников школы, и народ активно перетекает туда. Данкой с Ващугом жалуются на это лоуринам и просят помочь прекратить безобразие. Лоурины им охотно помогают — советами, причем очень непристойными…

Пьяненькие вождь и старейшины от новостей плавно перешли к обсуждению текущих проблем. Время от времени они обращались к Семену, требуя высказать мнение или поддержать кого-то из спорящих. Семен же погрузился в свой собственный внутренний мир и отвечал невпопад. Этого, правда, никто, кроме трезвой Рюнги, не замечал. В конце концов воительница рявкнула:

— Хватит болтать! Пошли отсюда!

— Что-о?! — возмутился Медведь. — Т-ты кем командуешь, женщина?! Ой!

Раздался звук подзатыльника, и Семен удивленно вскинул голову:

— Не понял?!

— Бьет она его, — шумно вздохнул вождь. — Хорошо, хоть не на людях… Только Медведь сам виноват — нашел подругу на старости лет!

— Дела-а… — протянул Семен. Его уже ничто больше здесь не удивляло. — Спать охота…

— Спи! — разрешил Кижуч. — Мы в другом месте продолжим. Тебе же — хе-хе — девочку проверить надо. На соответствие — хе-хе! А ты при людях не любишь…

— Ща в лоб схлопочешь, — вяло пригрозил Семен и вновь задумался.

Гости ушли, Эльха занялась уборкой и мытьем посуды. Действовала она почти бесшумно, и Семен ее не замечал, пока очередь не дошла до кувшина с остатками самогона.

— Погоди-ка… — остановил он девушку. — Может, и правда, прошлое существует реально?

Эльха заморгала, собираясь плакать, а Семен налил себе самогонки, выпил, занюхал кулаком и вернулся на берег.

— Спой немножко, Семхон, — попросила Ветка. — Я хочу танцевать — ну, как там, в пещере. Можно?

— Нет, — поднял лицо к луне Семен. — Сейчас не поется. Давай я тебе на зубе сыграю.

— На зубе?

— Ага! Слушай!..

И он заиграл старую и жутко популярную в семидесятые годе пьеску «Воздушная кукуруза»…

…Ветка уловила ритм и пластику почти мгновенно и начала хихикать и «выделываться» на песке перед единственным зрителем. Шелестел листвой ночной ветер, журчала вода в соседней протоке, костер за спиной догорал, а Семен гнал и гнал повторы основной темы…

Он обнаружил, что сидит за пустым столом и выщелкивает на зубе «Воздушную кукурузу». А перед ним на истоптанных плахах пола танцует обнаженная девушка. Ее движения болезненно знакомы: «Она никогда не репетировала, она делает это первый раз в жизни — и не ошибается! Разве так бывает? Можно сказать, что круг замкнулся: мне, наверное, опять около сорока лет, и опять девушка, которая годится мне в дочери. Смешно…»

Семен перестал играть, Эльха остановилась, опустила голову и плечи. Традиционного «европейского» жеста, означающего попытку прикрыться, она не сделала.

— Откуда в тебе это? — спросил Семен. — Каким образом?

— Не знаю… Однажды мне снился сон… Про тебя. А утром оказалось, что я стала другая. Никто не верил…

— Ты дружила с Веткой?

— Нет, что ты! Она ж такая… такая… А я… Но она несколько раз учила нас готовить в глиняной посуде. Про травки рассказывала… А теперь оказалось, что я и так все знаю… И умею — как она…

— Сыграй на зубе!

— Не-ет… Ты же не научил ее… Только обещал… А вот плавать я могу!

Решительно ничего не хотелось Семену ни выяснять, ни проверять. Однако он сделал над собой усилие.

— А помнишь, — спросил он задумчиво, — помнишь, как ты гладила саблезубого котенка? Чесала ему желтое брюхо?

— Что ты, — улыбнулась девушка, — у него было белое пушистое брюхо — как снег белое!

— Да, наверное, — кивнул Семен. — Я подзабыл уже … А что стало с Эльхой? С ее памятью?

— Ничего… Она осталась… Я все помню — все-все! Ты прогонишь меня, да? Просто теперь я как бы не я… Или не всегда я… Не знаю, как это…

— Читать по-русски умеешь? — спросил Семен и подумал, что сначала надо было бы узнать, умеет ли она говорить.

— Не-ет… Но я научусь! Если надо, я быстро научусь! Зато я писать могу…

— Что-о-о?!

— Ну, значки такие рисовать — как мальчишки, которые в школе учатся. Правда-правда! Только мало совсем…

— Ветка не умела…

— Да, я знаю, знаю! Но мне почему-то стало хотеться рисовать такие палочки. Они соединяются… Я и рисовала, а потом увидела, что они как значки, которым в школе учат.

— И на чем же ты рисуешь?

— На всем! На песке, на снегу, на камне — очень хочется! Старейшины говорят, что это дух какой-то в меня вселился.

— Ну, нарисуй, — зевнул Семен, — а я посмотрю. Возьми уголек и прямо на столе нарисуй!

Как была голая, Эльха метнулась к печке и принялась доставать палочкой остывший уголек. Семен смотрел на нее и думал, что она удивительно хорошо сложена, а двигается грациозно, как… как Сухая Ветка.

Наконец уголек был извлечен. Эльха встала коленками на лавку напротив Семена и, высунув от усердия язык, принялась за работу.

— Вот! — наконец сказала она. — Даже лучше, чем обычно, получилось!

— Молодец! — похвалил Семен. — А теперь тыкай пальцем в каждую букву и говори, как она называется.

— Но… Но я не знаю… Ты прогонишь меня, да?

— Нет, — улыбнулся Семен. — Куда ж я тебя? Стели постель и иди мыться. Впрочем, как хочешь — вода-то холодная.

— А я не боюсь! — засмеялась девушка. — Я всегда холодной моюсь — каждый день!

Она вскочила и действительно занялась обустройством ложа. Семен тяжело поднялся, обошел стол, поправил светильник. От края до края столешницы разместились корявые печатные буквы. «Надо же, — удивился Семен, — почти половина алфавита! Если бы это еще и значило что-нибудь…»

Он попытался прочитать справа налево и слева направо — результат оказался одинаков.

— Это все буквы, которые ты умеешь рисовать?

— Все! Еле поместились! А что, неправильно?

— Правильно! А они у тебя в каком-то определенном порядке или ты их переставляешь местами?

— Как это? Разве по-другому можно?!

— Можно.

— А я почему-то всегда так рисую! Только места для дырок и пятнышка не хватило.

— Дырок?! Где?

— Ну вот… Сейчас! — Эльха подошла и показала пальчиком: — Здесь и здесь, но с ними не поместилось бы.

— Да, я понял, — пробормотал Семен и мысленно раздвинул строку, образовав слова: ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ПУМ.

«Без тебя знаю, сволочь инопланетная, — подумал Семен и вдруг улыбнулся: — Все равно этот мир вам не достанется! Мы еще к всеобщему образованию перейдем и книги печатать будем!»