100 великих сокровищ Ионина Надежда

Большой наряд царя Михаила Федоровича

После освобождения от польских интервентов русскому государству требовалось много оружия для войска, защищавшего его границы. Кроме того, новому царю – Михаилу Федоровичу Романову – необходимо было восстановить богатство и пышность московского двора. В царских мастерских стали спешно готовить новые украшения, золотую и серебряную утварь, парадное оружие. А в 1627—1628 годы кремлевские ювелиры выполнили для Михаила Федоровича «государев Большой наряд», который включал золотой, украшенный яркой эмалью и драгоценными камнями царский венец, скипетр и державу. «Большой наряд» русский царь надевал только в особо торжественных случаях – во время «парадных выходов» и во время приема иноземных послов.

Золотой чеканный венец «наряда Большой казны» окружен типично русскими прорезными «городками» и ажурными запонами с драгоценными камнями. Их обилие в сочетании с белыми, голубыми и зелеными эмалями создает звучную красочную гамму и узорочье.

Держава «Большого наряда» представляет собой золотой шар, разделенный на два равных полушария и увенчанный высоким крестом. Верхнее полушарие в свою очередь разделено на четыре части, в каждую из которых вписано чеканное изображение из жизни библейского царя Давида, символизирующее мудрость правителя. Его искусно чеканные рельефы оживляются многокрасочной мозаикой.

Скипетр состоит из трех столбиков, соединенных между собой и сплошь покрытых эмалями и драгоценными камнями. Он символизировал мировую ось, был близок магическому жезлу, палице, молнии; скипетр был эмблемой Зевса, а также всех богов, связанных с плодородием.

Эти царские регалии призваны были символизировать богатство и растущее могущество русского государства. А еще для царя Михаила Федоровича был изготовлен саадак – налуч и колчан для стрел, украшенный золотым с эмалью узором. Налуч и колчан сияют яркими красками: среди трав орнамента, вплетаясь в него, сверкают сапфиры, изумруды и рубины. Орнамент легко и свободно покрывает всю поверхность причудливыми завитками и букетами.

В центре всей композиции многоцветной эмалью выполнены геральдические символы русского государства: двуглавый орел, Георгий Победоносец, единорог, грифон и орел.

Саадак был изготовлен сравнительно быстро: работу начали в августе 1627 года, а к ноябрю 1628 года уже закончили. Его создавала большая группа мастеров, в том числе и немецкие ювелиры, служившие в Оружейной палате. И тем не менее эти вещи соответствовали исконно русским вкусам того времени.

На изготовление саадака пошло около 3,5 килограмма золота, более 500 алмазов, рубинов, изумрудов и сапфиров. Поверхность саадака была расцвечена ярким эмалевым узором и золотым орнаментом из трав, цветов и букетов, образующих весьма замысловатую композицию.

Алмазный трон царя Алексея Михайловича

При царе Алексее Михайловиче государство российское шло огромными шагами к возвышению, усиливаясь в могуществе своем. Оно вступало в политические связи со многими европейскими странами, и само становилось в череду первостепенных держав в мире. Русский царь видел исполнение своих желаний и хотел показать внутреннее благосостояние также и наружной пышностью своего двора.

К числу царских сокровищ относится алмазный трон русского монарха, сделанный в готическом стиле. Алмазный трон, выполненный в Исфагане в 1659 году придворными ювелирами персидского шаха, был поднесен царю Алексею Михайловичу Армянской торговой компанией. Армянские купцы были очень заинтересованы в получении различных льгот и привилегий для торговли в Русском государстве. Они полагали, что такой подарок поможет им достигнуть желанной цели.

В одной из архивных выписок о приезде персов упоминается, что «1660 года, Великому Государю Царю Алексею Михайловичу челом ударил Кизилбашскаго шахова бляжняго человека Ихто Модевлетова, купчина Армянин Захарей Сарадаров в дарех: кресла оправлены золотом с каменьи, с алмазы и с яхонты и с жемчуги, по оценке 22,591 руб. алтын».

Для украшения трона армянские купцы купили в Индии множество драгоценных камней, в числе которых были 800 замечательных алмазов. Трон был обложен золотой басмой и сетчатыми чеканными накладками, украшенными драгоценными камнями.

Из четырех столбиков, составляющих основу сидения, на двух задних были поставлены еще два столбика, отклоняющиеся назад и образующие с перететивьями спинку. На ней по черному бархату вышиты шелком и золотом (местами нанизанным жемчугом) два Гения, держащие в руках по трубе, а другой рукой поддерживающие корону с жемчугом и драгоценными камнями. В короне находятся 21 алмаз, 28 яхонтов, два места остались пустые, а в трех нитках крупного жемчуга 105 зерен. Украшена яхонтами и жемчугом и грудь Гениев. Между ними расположена унизанная жемчугом надпись (162 зерна мелкого жемчуга): «Могущественнейшему и непобедимейшему Московии Императору Алексею, на земле благополучно царствующему, сей трон великим искусством сделанный; да будет предзнаменованием грядущего в небесах вечного блаженства. Лета Христова 1659».

С боковых наружных сторон столбиков в каждом алмазном ряду находится по тринадцать алмазов, а в середине между алмазными полосами расположено по тринадцать красных алмазов и гранатов.

На верхнем отдельном перететивье находится крест, составленный из бирюзового набора, а посреди креста посажен гранат, вокруг которого в золотых гнездах укреплены четыре алмаза. Верхний и боковые алмаза сделаны в форме овала, а нижний – треугольный. По бокам самого креста, в двух подобных ему звездообразных крестах из бирюзового набора и между ними, укреплены 54 больших алмаза и 62 малых.

Лицевая сторона алмазного трона тоже украшена драгоценными камнями: здесь укреплены 876 алмазов и еще 1224 драгоценных камня – яхонты, изумруды и другие, а сверх этого еще и множество жемчуга. По боковым сторонам помещены полосы удивительных персидских миниатюр, на которых изображены птицы, животные, растения и сцены охоты. Выемы и отвалы алмазного трона отделаны чеканным золотом, своими выпуклостями изображающим разнообразные восточные фигуры.

На самом верху алмазного трона, на столбиках, установлены золотые фигуры апостола Петра и Николая Чудотворца, а двуглавый орел посреди спинки был приделан уже в России.

Патриаршая ризница

В январе 1918 года была ограблена находившаяся в московском Кремле Патриаршая ризница – бесценная сокровищница древнего прикладного и декоративного искусства. В те зимние послереволюционные дни Кремль являл собой картину довольно неприглядную: его тротуары, мостовые и площади были покрыты жижей грязного снега, растоптанного тысячами ног; во дворах выше человеческого роста стояли сугробы неубранного снега и были навалены кучи всевозможного хлама. В самых неожиданных и неподходящих местах лежали огромные штабели дров, ведь для отопления всех кремлевских зданий их требовалось два, а то и три вагона в день. По всей территории Кремля с утра до позднего вечера бродили толпы людей: никто не знал, кто были эти люди и что им тут нужно. Впрочем, никто этим и не интересовался…

Понятно, что в подобных условиях некоторые кремлевские хранилища ценностей являлись объектами «угрожающими» – с точки зрения их охраны и обеспечения безопасности. В число таких объектов входила и Патриаршая ризница, которая размещалась в верхнем этаже пристройки к знаменитой колокольне «Иван Великий».

В архивах Московского археологического общества сохранился любопытный документ (от 24 мая 1910 года) о том, что еще в то время специальная комиссия осматривала Патриаршую ризницу и установила: ее помещение «небезопасно». Ненадежными были признаны два окна на южной стороне колокольни, обращенные к Царь-колоколу. А так называемые тепловые каналы и каналы обратной тяги, проходящие в стенах здания, комиссия признала «вполне доступными для проникновения злоумышленников через камеру печи или через приточный канал снаружи». Тогда комиссия предложила выставлять пост под окнами ризницы и Царь-колокола, а тепловой и приточный каналы заделать стальной решеткой. Но меры эти вовремя не были приняты, и через восемь лет грабители воспользовались именно этим способом.

Когда-то Патриаршая ризница размещалась в Патриарших палатах, в здании, которое было построено в 1643—1645 годы около Успенского собора. Здесь же находилась и Крестовая палата – приемная патриархов, и патриаршая библиотека, и церковь Двенадцати апостолов – домовая церковь патриархов, над ней и располагалась ризница.

В начале XVIII века, когда Петр I ликвидировал патриаршество, часть сокровищ ризницы раздали церквам и монастырям, а оставшиеся поместили в небольшую церковь Филиппа, «что у патриарха вверху». Во время наполеоновского нашествия в 1812 году сокровища ризницы вывезли в вологодский Спасо-Прилуцкий монастырь, а по возвращении их разместили на третьем ярусе звонницы, которую итальянский зодчий Петрок Малый возвел в 1552 году рядом с «Иваном Великим».

Когда 30 января 1918 года ризничий и сопровождавшая его охрана подошли к дверям ризницы, они увидели, что находившийся справа от двери металлический ставень с зеркальным стеклом, закрывавший небольшую нишу в стене, вскрыт… Перед вошедшими предстала картина самого варварского разгрома. Сначала им даже показалось, что грабители вынесли буквально все, лишь со временем удалось установить размеры похищенного.

Из Патриаршей ризницы исчезло большинство икон и панагий, изготовленных из драгоценных металлов и украшенных драгоценными камнями. Слово «панагия» означает Всесвятая, и наименование это принадлежит Божией Матери. В древние церкви приносили особую просфору в честь Божией Матери, которую клали в особый ковчежец. Во время трапез в древних обителях этот ковчежец возлагали на себя и носили его в воспоминание о явлении Божией Матери апостолам после Вознесения Ее на небо. Сам ковчежец назывался панагиаром, и по примеру древних настоятелей такие же панагиары стали устраивать для себя и архиепископы. Отсюда и получили свое название иконы, которые архиепископы носят на груди, – панагии.

В Патриаршей ризнице можно увидеть священную и домашнуюю одежду и утварь не только патриархов московских, но и древних митрополитов всероссийских. Большинство священных предметов ризницы – это вклады русских государей, но есть среди них и такие, которые в разное время были доставлены из Константинополя.

Например, в Патриаршей ризнице хранятся омофоры – облачение, представляющее собой длинный широкий плат, который использовался священнослужителями во время богослужений. Омофора восходит к временам апостольским, когда, по преданию, такие омофоры носили апостолы Петр и Марк. В древности омофоры делались из овечьей шерсти и служили символом той заблудшей овцы, которую Христос обрел и взял на рамена свои. Впоследствии омофоры стали изготовлять из различных тканей – с крестами и другими священными изображениями.

Древнейшим в Патриаршей ризнице является омофор из белой камки[48] – на красной тафтяной подкладке и с малиновыми шелковыми кистями. На омофоре на четырех крестах помещены четыре изображения с греческими надписями: Рождество Христово, Крещение, Распятие и Воскресение. Омофор состоит из двух кусков ткани, и на одном из них, в круге, помещено Воскресение Христово.

Изображение Рождества Христова представляет Богоматерь, возлежащую на одре и обратившую голову свою в правую сторону, где перед ней в яслях лежит спеленатый младенец, а над яслями стоит звезда. У изголовья Богоматери стоят волхвы и осел, а ниже (в левой стороне изображения) сидит в задумчивой позе Иосиф. Перед ним – традиционная фигура старца в козлиной шкуре и с клюкой в руке; справа – сцена омовения младенца, совершаемая старой женщиной и служанкой.

Изображены едущие на конях волхвы в красных шапках, а на небе – три ангела, один из которых несколько удален от других, на него и обратил свой взор пастух в круглой шапке и с посохом в руке.

Время изготовления этого омофора относили и IV, и к VII векам, приурочивая его то к Первому, то к Шестому Вселенским соборам. Этот драгоценнейший омофор, который приписывали святителю Николаю Чудотворцу, привез в XVII веке в Москву митрополит никейский Григорий – в дар царю Алексею Михайловичу. В грамоте патриарха иерусалимского Паисия, писанной к русскому царю, об омофоре сообщалось: «Он[49] показывал нам найденный в ризнице своей митрополии (Никеи) один ветхий священный омофор. Как значится в ризничной описи митрополии, он принадлежал святейшему патриарху александрийскому Александру, присутствовавшему на соборе 318-ти свв. Отцев, где он сам возлагал его на себя и свв. Отцы». Позднее исследователь А.И. Успенский, на основе палеографических признаков и характере иконографического изображения, определил, что омофор мог быть лишь на Седьмом Вселенском соборе, состоявшемся в 788 году.

Из других священных одежд Патриаршей ризницы можно выделить облачение святого Фотия – митрополита московского. Ему принадлежат два саккоса, епитрахиль, поручи и парамонд искусной греческой работы. Эти облачения и по богатству украшений, и по искусству исполнения принадлежат к числу самых замечательных памятников священной древности.

Большой саккос митрополита Фотия шит золотом и серебром волоченым по лазоревому атласу, а подол его весь унизан жемчугом. Изнутри саккос подложен вишневой тафтой, у него есть десять колоколец, а мелкого жемчуга и сосчитать трудно.

Большой саккос митрополита Фотия украшен изображениями праздников и ликами святых, которые вышиты шелками и золотом и унизаны жемчугом. Все изображения и надписи размещены на саккосе по плану и в определенном порядке, что придает ему вид самый благолепный. На одной стороне саккоса вышиты Благовещение Богоматери, Распятие Господне, Вход Господень в Иерусалим, Положение во гроб, Тайная вечеря, Сошествие во ад; пророки Соломон, Давид, Исайя, Иеремия и другие, а также святые и мученики.

Распятие Господне изображено на передней стороне саккоса, в кресте – с предстоящими Богоматерью и Иоанном Богословом (погрудное изображение), святым сотником Лонгином и воином. Сверху к кресту Иисуса Христа приникли два ангела, а в пещере у подножия креста изображена голова Адама; между концами креста изображены пророки, а вверху креста – Спаситель-отрок с открытыми глазами, за ним справа – ангел с орудиями страданий. Внизу креста изображен Гроб Господень с лежащим спеленатым телом Иисуса Христа.

На оплечьях саккоса вышиты Спаситель, Богоматерь, Иоанн Богослов и ангелы. Святые изображены с подвижническими лицами, в которых выражается их святость и богоугодная жизнь.

К числу сокровищ Патриаршей ризницы относится панагия митрополита Дионисия, сделанная из оникса, на котором было вырезано Знамение Божией Матери. Внутри этой панагии находятся частицы святых мощей, а также частица Животворящего Древа и частица камня от Гроба Господня.

Митрополиту Дионисию принадлежала и другая панагия, тоже сделанная из оникса, на котором вырезано изображение Иоанна Лествичника. Между находящимися в панагии частями святых мощей лежит часть багряницы Спасителя и часть камня от горы Голгофы. Обе эти панагии были сделаны по повелению Ивана Грозного в память об убиенном им сыне.

Золотая панагия митрополита Петра – небольшая. В середину ее вставлен халцедон, на котором вырезан образ пророка Даниила. Около халцедона расположены четыре граната в золотых гнездах, а между ними восемь кафимских зерен. Сзади вырезан образ Богоматери Одигитрии с Предвечным младенцем. Возглавие панагии сделано золотом с чернью, и в нем укреплен винис в золотом гнезде, на возглавии и на закрепах – пять жемчужин.

Во время разграбления[50] из ризницы исчезла серебряная дарохранительница «Малый Сион» (1486 год), украшенная драгоценными камнями. Исчезла и задняя доска гигантского оклада печатного Евангелия. Этот оклад был в 1693 году подарен Успенскому собору Кремля царицей Настасьей Кирилловной – матерью Петра I. Все поле оклада покрывали эмалевые украшения, алмазы и драгоценные камни, а фигуры евангелистов на лицевой стороне доски были вырезаны на крупных изумрудах.

Трудно рассказать о всех священных реликвиях Патриаршей ризницы, ведь она является богатейшей коллекцией предметов церковного убранства, а также предметов прикладного и декоративного искусства разных веков. В ней находилось церемониальное и келейное (обиходное) имущество русских патриархов и митрополитов (саккосы, омофоры, епитрахили, митры, панагии, кресты и другое облачение), а также ценнейшие и древнейшие вещи из ризниц кремлевских соборов. Были тут вещи, изготовленные по специальному заказу русских патриархов, а также подаренные им. Количество драгоценного металла и камней, пошедших на изготовление этих изделий, не поддавалось никакому исчислению, но намного значительней была художественная стоимость этих предметов.

Оружейная коллекция Петра I

Петр I собирал оружие на протяжении всей своей жизни, ему принадлежала одна из самых значительных оружейных коллекций мира: она насчитывает 526 образцов охотничьего и строевого холодного и огнестрельного оружия, созданных как западноевропейскими и восточными мастерами, так и русскими оружейниками конца XVII – начала XVIII веков.

Образцы оружия, принадлежавшие русским вельможам, нередко после их смерти отходили в государственную казну, а потом передавались в Оружейную палату. Петровское собрание, и это особенно важно, хранилось отдельно от государственной казны – при его жизни всегда, а после кончины царя – тоже довольно определенное время.

При жизни русского царя его оружие сначала хранилось в селе Преображенском под Москвой, а в 1736 году коллекцию перевезли в Санкт-Петербург и разместили в бывшем доме царевича Алексея. Однако уже в 1737 году коллекция находилась в Итальянском домике Екатерины I, в дальнейшем она хранилась в Ораниенбауме, а в 1810 году была перевезена в Оружейную палату Кремля.

Петр I следил за всеми новшествами в оружейном деле, особенно интересовался возможностями увеличить огнестрельность оружия. Задача эта решалась тремя путями: увеличением количества стволов, заряжением с казенной части (что позволяло ускорять перезарядку оружия) и созданием магазинных систем. Образцы оружейной коллекции Петра Великого во многом и отражают эти поиски.

Ядро петровского собрания составили не пышно украшенное парадное оружие, а типичные национальные образцы основных его видов и конструкций. Следует отметить, что царь-реформатор интересовался этим предметом не как любитель-коллекционер, а как государственный деятель, занятый организацией регулярной русской армии. Сам он любил повторять, что «военное дело – есть первое из мирских дел!». Но хотя Петр I и подбирал экспонаты своей коллекции с государственными целями, она тем не менее оставалась личным, уникальным собранием.

Интерес к оружию у Петра I проявился очень рано. В 1675 году для братьев-царевичей (девятилетнего Ивана и трехлетнего Петра) были устроены потехи – царские забавы с использованием оружия. Согласно сохранившимся архивным записям, живописцу Ивану Безминову выдали 200 листов золота и сто листов серебра для украшения «булав, буздыханов, ножиков, шестоперов, чеканов, топоров, посольских и простых, молотков, пары пистолей и карабинов…». Потом появились другие записи, а в 1682 году помазанный на царство десятилетний Петр впервые потребовал из Оружейной палаты уже не игрушки или единичные образцы, а «50 пищалей винтованных, 100 завесных (крепостных), 50 карабинов, и к тем пищалям купить трещотки, затравки до 20 натрусок (пороховниц) карельчатых и к ним шнуры, да пуль разных статей два пуда».

В каком именно году Петр I заложил основу собственного оружейного собрания – точно неизвестно. Большую часть его (320 предметов) составляет ручное огнестрельное оружие западноевропейского и восточного производства. В том числе образцы с различными механизмами воспламенения: фитильные, колесцовые и кремневые ружья и пистолеты.

Фитильное и колесцовое оружие представлено в коллекции Петра I небольшим количеством образцов, и хотя фитильные мушкеты и карабины, колесцовые пистолеты и аркебузы еще состояли на вооружении многих европейских держав, разработка новых конструкций подобных механизмов во второй половине XVII века была уже почти завершена. Поэтому основное место в петровской коллекции занимает оружие с кремневым замком, потому что замок, использующий удар кремня по огниву, обладал лучшими боевыми качествами – был прост, удобен и надежен.

Больше всего в коллекции русского царя образцов шведского оружия – в основном военного. Оно было очень просто оформлено, так как шведские мастера-оружейники уделяли внимание его прочности и надежности. Во время Северной войны оружейное производство Швеции было практически полностью сосредоточено на выпуске армейского строевого оружия. Естественно, что Петр I интересовался оружием противника, так как мастерство шведских оружейников находилось на очень высоком уровне. В строевом оружии они применяли нарезные стволы, оригинальные прицельные приспособления в виде трубок-диоптров, различные усовершенствования кремневых замков и т.д.

Среди образцов шведского оружия есть работы Даниэля Ролофа – стокгольмского мастера последней четверти XVII века. Он делал гладкоствольные ружья с замком с округлыми формами деталей и предохранителем в виде крюка у основания курка, а еще он применял широкий фузейный приклад (без ящика для принадлежностей) и толстостенный граненый ствол.

Особенно интересны строевые винтовки, которые скорее всего поступили в собрание Петра I как трофеи после взятия Нарвы в 1704 году. Подобные образцы сохранились и в некоторых других оружейных коллекциях, однако среди петровских есть два с надписью «NARVA», указывающей на место их изготовления. Причем одна из винтовок сделана известным мастером Г. Классом. Для изготовления таких винтовок нарвские оружейники использовали доставленные из Швеции и других европейских стран нарезные стволы, калибром не более 11 миллиметров.

Широко представлено в петровской коллекции и голландское оружие, созданное в таких крупных городах, как Амстердам, Утрехт, Маастрихт, а также оружие французское. Во второй половине XVII века Франция стала не только лидером оружейного дела в Европе, но и своего рода законодательницей художественных направлений в оформлении оружия.

Самым известным из французских мастеров-оружейников был парижанин Шасто. Изготовленные им пистолеты и фузеи отличаются великолепным качеством и художественным вкусом; мастер владел разнообразными техниками обработки металла и дерева. Например, очень необычна пара пистолетов, изготовленная Шасто. Стволы пистолетов с кремневыми замками круглые, в казенной части они украшены обронными орнаментами и изображением воина в античных одеждах в орнаментальном обрамлении. На прицельной грани сделана надпись: «CHASTEAU A PARIS». Рукояти пистолетов инкрустированы серебряной проволокой и фигурными серебряными пластинами; приборы – железные, с гравировкой и золочением. Набалдашники рукоятей выполнены в виде золоченых литых оскаленных собачьих голов.

Пышная резьба на цевье пистолетов словно вторит обронному орнаменту высокого рельефа на казенной части ствола, а на гербовых щитках были изображены мужские и женские профили. Мастер Шасто в гравировке на небольших металлических деталях достиг подлинного совершенства.

Кроме огнестрельного, в оружейное собрание Петра I входили и образцы холодного оружия. В те времена были широко распространены разнообразные виды шпаг, палашей, сабель, кортиков и т.д. Одним из крупнейших в Европе центров по производству холодного оружия был немецкий город Золинген. На клинке одной из шпаг парадного образца есть надпись «SOLINGEN 1703» и изображение двуглавого орла с вензелем Петра I.

Сам клинок имеет довольно необычную форму: он трехгранный, однолезвийный, с широким обухом, на конце – обоюдоострый. Поверхность клинка сплошь покрыта воронением и резными золочеными изображениями. На одной его стороне – восемь аллегорических женских фигур, олицетворяющих основные христианские добродетели; на другой – правители – германские курфюрсты и императоры (с поясняющими надписями). Исследователи предполагают, что эту великолепную шпагу изготовили специально в подарок русскому царю.

Петровский кубок

«Весьма драгоценная золотая кружка… снаружи покрыта золотой финифтью и везде равномерно, как и крышка; обложена прекраснейшими каменьями или выпуклыми на разных драгоценных камнях головками, одинаковыми фигурами древними и новейшими. Из сей драгоценной кружки, говорят, король Дацкий однажды за столом пил за здравие Петра Великого в Копенгагене и потом оную бывшей с ним Императрице Екатерине поднес «в подарок для памяти». Так писал академик Якоб Штелин в своих «Сказаниях о Петре Великом».

В июле 1716 года в Копенгагене, во время второго заграничного путешествия Петра I, датский король Христиан VI действительно преподнес царственной чете из России роскошный дар – золотой кубок, усеянный множеством резных камней. После смерти Петра I этот кубок поступил в Кунсткамеру, где его и увидел академик Я. Штелин.

Драгоценный кубок был описан и в двухтомном издании (на латинском языке) «Императорского Петербургского музея»: «Застольная золотая чаша с крышкой, покрытая голубой эмалью, стоящая на трех ножках, изображающих дельфинов, украшена древними и новыми геммами различной формы и величины из агата, оникса, сардоникса и т.п. Дар короля Датского. 1716 г.».

В 1747 году в здании Академии наук, где тогда располагалась и Кунсткамера, произошел такой сильный пожар, что в огне погибли даже медные доски. Что уж было говорить о коллекциях Кунсткамеры!

Но «петровский кубок» не погиб в огне. В середине XVIII века английский резчик по камню Л. Наттер отметил эту реликвию как самое интересное из того, что он видел в Петербурге. В Лондоне Л. Наттер издал свой «Трактат о резьбе на камнях», в котором есть и такие строки: «В Копенгагене показывают большой золотой кубок, весь покрытый античными камеями, и похожий есть в Петербурге, но в том и другом хорошее и плохое смешано вместе… Это и все, что я мог открыть во время моего петербургского путешествия».

Заграничные путешественники, посещавшие Россию в годы правления Екатерины II, единодушно хвалили «петровский кубок», который им показывали в Кунсткамере. Кавалер Карберон, секретарь французского посольства, в феврале 1776 года так писал в Париж о своем посещении Петербургской Академии наук: «Среди этих редкостей имеется великолепный кубок, подаренный жене Петра I королевой Дании. Этот кубок из тонкого золота, инкрустированный прекрасными антиками и резными геммами».

На всей поверхности кубка, высота которого составляла примерно 32 сантиметра, располагалось около 2320 резных камней. Самые ранние из них относились к XVI веку – к работам итальянских и французских мастерских эпохи Возрождения; самые поздние по времени были близки времени изготовления самого кубка – XVIII веку.

В 1785 году кубок был взят из Кунсткамеры «в комнату ее величества императрицы Екатерины II». Страстная собирательница «антиков» (так тогда называли камеи), Екатерина II не устояла перед соблазном увеличить свою коллекцию: 1 января 1785 года кубок был «изъят» из Кунсткамеры, а взамен него туда поступил «пожалованный Императрицей минеральный кабинет профессора Лаксмана». Инициатором этого «изъятия» была Е.Р. Дашкова, назначенная Президентом Академии наук, которую негласно называли «Екатериной Малой».

К сожалению, великолепный дар датского короля до наших дней не сохранился. Пережив пожар 1747 года, он был испорчен людьми и лишился своего богатого украшения. Варварское уничтожение «петровского кубка» было не только личным капризом русской императрицы: к тому времени отношение к геммам резко изменилось, и их стали воспринимать как самоценные произведения искусства… И бесценный кубок перестал существовать.

Сейчас его можно увидеть только в Отделе гравюр Эрмитажа, на чудом уцелевшей акварели О. Эллинера и на гравюре, выполненной для задумывавшегося (но неосуществленного) каталога Кунсткамеры. Эти изображения и позволили сотрудникам Эрмитажа найти в коллекции глиптики геммы, некогда украшавшие лицевую сторону «петровской реликвии».

Камея с портретом французского короля Франциска I, некогда располагавшаяся на крышке кубка, была выполнена Маттео дель Нассаро – мастером из Вероны; камея «Падение Икара» была изготовлена в Италии и восходит к рисунку Перино дель Вага, ученика Рафаэля. Великолепны также крупные камеи «Вакханки» и «Минервы», украшавшие центральную часть «петровского кубка», как и многофигурные геммы «Актеон» и «Суд Париса».

Алмаз «Великий Могол»

Голконда – столица древнего индийского государства. Опоясанная многокилометровой стеной (причем не один раз!), крепость и сейчас смотрится неприступной. А еще Голконда, что на языке телугу означает всего-навсего «пастушеский холм», – это синоним несметных сокровищ и богатств, ведь именно здесь, в бассейне реки Кришны, найдено множество драгоценных камней, которые до XVIII века и добывались-то только в Индии.

Вот как в 1298 году описывал Голконду известный путешественник Марко Поло: «В этом царстве находят алмазы, и скажу вам, много тут гор, где находят… алмазы. Пойдет дождь, вода и потечет ручьями по горам да по большим пещерам, а как перестанет дождь и только что вода сойдет, идут люди искать алмазы в тех самых руслах, что вода понаделала, и много их находят.

А летом, когда тут ни капли воды, много алмазов находят в горах, но жара тогда тут нестерпимая. В этих горах, скажу вам, больших да толстых змей великое множество, и ходят туда люди с опаскою. Но если могут, так все-таки и находят там большие и крупные алмазы».

Именно из старой Голконды отправились в путешествие по белу свету известные всем бриллианты, такие, как «Кохинор», «Орлов», «Шах», «Регент», «Великий Могол» и другие. Все знаменитые камни индийского происхождения окутаны дымкой таинственности и загадочности. И чем меньше наука знает об их происхождении, тем богаче и красочней становятся легенды, окутывающие их.

Старейший драгоценный камень «Великий Могол» был найден в копях Колур на реке Кистне в Голконде в 1640 году (по другим данным в 1650 году), поэтому его происхождение не столь легендарно. А вот дальнейшая судьба «Великого Могола» исключительно богата драматическими событиями.

Древние предания рассказывают, что на этом камне остались кровавые следы интриг правителей из династии Великих Моголов. Близкие родственники – родители и дети, братья и сестры – из-за этого алмаза стали самыми яростными и непримиримыми врагами.

Когда нашли алмаз «Великий Могол», он был размером с шарик для игры в настольный теннис, весил около 800 каратов и до 1905 года был самым крупным из всех встречавшихся до той поры алмазов.[51]

Французский ювелир и путешественник Жан Батист Тавернье в своих путевых заметках об Индии утверждает, что видел этот алмаз своими глазами 1 ноября 1665 года в царской сокровищнице Аурангзеба в древней столице Индийской империи – городе Агре. Согласно описанию Ж.Б. Тавернье, камень имел круглую форму и с одной стороны был огранен в виде очень высокой, но не вполне правильной розы. Наметанный глаз ювелира заметил также в «Великом Моголе» и небольшой дефект в виде трещинки.

Об алмазе Ж.Б. Тавернье сообщает, что некто Миргимола «предал своего господина, раджу Голконды, и принес этот камень в дар Чагехану» (Шах-Джахану – отцу Аурангзеба). Выходец из Персии, Миргимола был искателем приключений и при дворе правителя Голконды занимал пост казначея. Он сам имел несколько частных лавочек по продаже драгоценных камней и однажды стал обладателем найденного на реке Кистне драгоценного камня. Однако вскоре Миргимола впал в немилость у раджи Голконды, но нашел покровительство у Шах-Джахана. При помощи богатых подарков, в числе которых находился и «Великий Могол», он надеялся убедить последнего напасть на раджу Голконды.

С того времени как французский путешественник увидел «Великий Могол», следы этого камня окончательно затерялись. После разграбления Дели камень, вполне вероятно, мог попасть в руки Надир-шаха. Долгое время даже ювелиры придерживались мнения, что алмаз «Кохинор», принадлежащий сейчас английской короне, – это неотшлифованный «Великий Могол». Сегодня никто не в состоянии документально подтвердить, что драгоценные камни, которые тогда появились в Европе, действительно принадлежали династии Великих Моголов. Больше всего споров возникало, и возникает в наше время, по поводу «Великого Могола».

Французский философ и писатель Дени Дидро в своей «Энциклопедии» (1756 год) изображает его в виде островерхой конусообразной розы. В конце XIX века ученые обратили внимание на очевидное сходство алмазов «Великий Могол» и «Орлов», хотя английский ювелир Стриттер, самым тщательнейшим образом изучивший историю драгоценных камней, только однажды высказал мысль об идентичности внешней формы этих двух драгоценных камней.

Однако русский ученый А. Ферсман, тоже обративший внимание на эту проблему, в своих исследованиях убедительно доказывает, что пересчет Ж.Б. Тавернье рати (индийской меры веса) в караты не соответствует действительности. Французский путешественник руководствовался соотношением 7:8, а А. Ферсман считает его равным 6:10. В результате дополнительных пересчетов и других исследований русский ученый-минералог пришел к выводу, что «Великий Могол» и «Орлов» – это один и тот же алмаз.

Алмаз «Орлов»

История этого знаменитого алмаза началась в Индии в начале XVII века. Здесь в копях Голконды был найден один из крупнейших в стране алмазов, который представлял собой природный осколок крупного кристалла, вес которого оценивался в 400 каратов.

В таком виде алмаз попал к «властителю мира» Шах-Джахану, принадлежавшему к десятому поколению Тимура. Шах-Джахан был знатоком драгоценных камней, собирал их и иногда даже сам занимался их обработкой.

По повелению владыки новый алмаз был передан в огранку. Гранильщик стремился максимально сохранить массу алмаза и потому лишь подшлифовывал природные грани камня, чем и объясняется его не совсем правильная форма. Однако, несмотря на все старания огранщика, алмаз потерял почти половину своей массы и в ограненном виде весил 194,8 карата.

В середине XVII века, когда Шах-Джахан тяжело заболел, встал вопрос, кому из сыновей занять его престол. Старший сын, Дара-шикал, был единомышленником отца, деда и прадеда. Он хотел единства страны, мира с индусами, единства с раджпутскими и маратхскими раджами. Мусульманские муллы и вельможи стеной стояли за второго сына – Аурангзеба, жестокого фанатика.

Аурангзеб победил брата и вошел в Агру с войсками. Здесь он узнал, что отец благополучно выздоровел и не собирается освобождать трон. Но власть, получив однажды, нелегко добровольно отдавать. Сколько еще проживет отец? И Аурангзеб приказал арестовать отца и заточить его в крепость.

В 1665 году новый правитель демонстрировал свои богатства знатоку драгоценных камней Ж.Б. Тавернье и даже разрешил ему взвесить и описать главнейшие камни. В книге француза самый большой алмаз описан под названием «Великий Могол», но по всей вероятности это был «Орлов» – камень белого, чуть голубоватого и зеленоватого тонов, со всех сторон покрытый трех– и четырехугольными фацетками. Об этом бриллианте чистейшей воды тоже существует множество легенд.

По одной версии, это один из больших осколков камня «Великий Могол». Как гласит предание, алмаз долгое время был третьим глазом (находился между бровей) у статуи Брамы в храме Серингапатама. Может быть, одну из таких легенд (несколько видоизменив ее для занимательности повествования) английский писатель Уилки Коллинз и положил в основу своего захватывающего романа «Лунный камень».[52]

Стариннейшее из преданий гласит, что камень этот украшал чело четверорукого индийского бога Луны. Отчасти по своему особенному цвету, отчасти из-за легенды – будто камень этот подчиняется влиянию украшаемого им божества и блеск его увеличивается и уменьшается с полнолунием и ущербом луны – он получил название, под которым до сих пор известен в Индии – Лунный камень.

Приключения желтого алмаза начинаются с одиннадцатого столетия христианской веры. В ту эпоху магометанский завоеватель Махмуд Газни вторгся в Индию, овладел священным городом Сомнаут и захватил сокровища знаменитого храма, несколько столетий привлекавшего индийских богомольцев и почитавшегося чудом Востока.

Из всех божеств, которым поклонялись в этом храме, один бог Луны избег алчности магометанских победителей. Охраняемый тремя браминами, неприкосновенный идол с желтым алмазом во лбу был перевезен ночью во второй по значению священный город Индии – Бенарес.

Там, в новом капище – в чертоге, украшенном драгоценными каменьями, под сводами, покоящимися на золотых колоннах, был помещен бог Луны… В ночь, когда капище было достроено, Вишну-зиждитель явился будто бы во сне трем браминам. Он вдохнул свое дыхание в алмаз, украшавший чело идола, и брамины пали перед ним на колена и закрыли лицо одеждой. Вишну повелел, чтобы Лунный камень охранялся тремя жрецами день и ночь, до скончания века… и предсказал несчастье тому дерзновенному, кто осмелится завладеть священным камнем, и всем его потомкам, к которым камень перейдет после него. Брамины велели записать это предсказание на вратах святилища золотыми буквами.

Век проходил за веком, и из поколения в поколение преемники трех браминов день и ночь охраняли драгоценный Лунный камень. Век проходил за веком, пока в начале восемнадцатого столетия христианской веры не воцарился Аурангзеб… По его приказу храмы поклонников Брамы были снова преданы грабежу и разорению, капище четверорукого бога осквернено умерщвлением священных животных, идолы разбиты на куски, а Лунный камень похищен одним из военачальников Аурангзеба.

Не будучи в состоянии возвратить свое потерянное сокровище силой, три жреца-хранителя, переодевшись, следили за ним… Лунный камень переходил, принося с собой проклятие, от одного незаконного владельца к другому, и, несмотря на все случайности и перемены, преемники трех жрецов-хранителей продолжали следить за своим сокровищем…

Так говорится в романе английского писателя, но по другой версии священный алмаз был похищен французским солдатом-дезертиром, который специально, чтобы проникнуть в храм, принял индуистскую веру. В Мадрасе солдат продал камень за две тысячи фунтов стерлингов капитану английского корабля, а тот в свою очередь продал камень купцу-еврею за двенадцать тысяч фунтов стерлингов. Но есть и другая версия, будто камнем завладел Надир-шах и самоцвет был вставлен в шахский трон, причем алмаз тогда назывался «Дерианур» («Море света»).

Как бы там ни было, но с тех пор следы знаменитого алмаза затерялись до того времени, пока он не оказался в руках армянского купца Григория Сафраса. В 1767 году он положил алмаз в Амстердамский банк, а через пять лет продал камень за 125 000 рублей племяннику своей жены, придворному ювелиру Ивану Лазареву, а тот перепродал его графу Г.Г. Орлову уже за четыреста тысяч рублей, пожизненную пенсию в размере двух тысяч рублей и дворянскую грамоту.

Г.Г. Орлов в надежде вернуть расположение Екатерины II в день ее именин 24 ноября 1773 года (по старому стилю) подарил императрице драгоценный бриллиант. Князь фон Сольмс, прусский посол в России, в 1773 году доносил своему императору о торжествах по случаю празднеств в честь именин Екатерины II: «Среди подарков, преподнесенных царице, можно было видеть и изумительный по красоте крупный алмаз, подарок графа Григория Орлова».

Необычайность самой драгоценности и обстоятельства, при которых она была преподнесена императрице, породили множество самых фантастических слухов и выдумок о том, как камень достался самому И. Лазареву. Одни утверждали, что алмаз был выкраден прямо из сокровищницы Надир-шаха; другие были убеждены, что Лазарев купил его за бесценок у человека, который не знал цену камню; третьи говорили, будто кто-то из кавказцев (по поручению Лазарева) врезал драгоценный алмаз себе в ногу и в таком виде доставил его из Индии в Санкт-Петербург.

Слухи были самые невероятные, однако опальному фавориту не удалось вернуть себе утраченную благосклонность императрицы. В 1784 году Екатерина повелела вставить алмаз в свой скипетр, и с тех пор он украшал навершие скипетра русских царей. В настоящее время этот «камень дома Романовых» хранится в Алмазном фонде Московского Кремля.

Орден Андрея Первозванного

Иоанн Георг Корб, секретарь австрийского посольства в России, в марте 1699 года записал в своем «Дневнике»: «Его Царское Величество учредил орден святого Андрея Апостола». Это и есть самое первое упоминание о первом российском ордене.

Однако к моменту появления этого ордена наградная система в России прошла уже довольно длинный путь. Известия о выдаче особых знаков отличия содержатся еще в русских летописях. Так, например, в рассказе об отражении набега половцев на Киев при Владимире Мономахе упоминается Александр Попович, отличившийся в битве и награжденный князем золотой гривной – массивным золотым обручем, который носили на шее.

В дальнейшем в нашем Отечестве была создана довольно сложная система наград за военные и гражданские отличия перед государством и лично перед государем. Кроме денежных выдач и земельных наделов, заслуги отмечались пожалованиями оружия, шуб, различных драгоценных предметов – кубков, ковшей и т.д.

К моменту появления ордена Андрея Первозванного практически во всех европейских государствах имелись уже собственные наградные ордена, и некоторые из них насчитывали уже сотни лет своей истории.

Само слово «орден» произошло от латинского «ordo», что означает «организация, отряд». Так в эпоху крестовых походов назывались полувоенные-полумонашеские организации, члены которых, наряду с благотворительностью (освобождение «Гроба Господня» и др.), активно участвовали в сражениях с неверными.

После крестовых походов в странах Европы оказались довольно многочисленные ордены, которые военное дело стали считать своей основной деятельностью. Они стали искать покровительства у европейских монархов, отдавая на службу им свой меч. Теперь властелин становился главой ордена и мог сам посвящать в его члены людей, имевших заслуги лично перед ним. Члены ордена продолжали носить особую одежду, основным элементом которой был нашитый на нее крест определенной формы.

Постепенно крест превратился в металлический, богато украшенный знак, который стали носить на ленте или на цепи. Потом появилась звезда, которая сначала тоже нашивалась на одежду, но уже к XIX веку она тоже стала металлической. Так образовалось понятие «знаки ордена», включавшие в себя крест (собственно знак) и звезду. Вступавшее в орден лицо получало право носить знаки своего ордена.

При учреждении ордена Андрея Первозванного в России господствовало именно такое представление об орденах и сохранялось оно довольно долго. В официальных документах награжденного сообщалось, что он получает не орден, а именно «знаки ордена».

Первый российский орден имел собственно «знак» – покрытый синей эмалью крест особой формы (в виде буквы «Х»). По преданию, на таком именно кресте был распят апостол Андрей, и на кресте изображалась фигура самого святого. Этот крест носили на широкой голубой ленте через правое плечо, а в торжественных случаях – на золотой, покрытой разноцветными эмалями цепи на груди. К кресту прилагалась большая восьмиугольная (шитая золотом) звезда, которую носили на левой стороне мундира. Звезда имела круглый центральный медальон, в котором тоже помещалось изображение Андреевского креста, а по кругу шла надпись, воспроизводящая девиз ордена: «За веру и верность».

Проект устава ордена Андрея Первозванного, который несколько десятилетий оставался единственным русским орденом, составлялся при непосредственном участии Петра I. В нем была глава «О кавалерах», в которой говорилось, за что должна выдаваться эта награда: «в воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разные нам и Отечеству оказанные услуги; а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям».

Но жаловался орден весьма скупо, потому что кандидаты в награжденные должны были иметь графский или княжеский титул, звание сенатора (министра, посла или «прочих высоких достоинств»), либо генеральский или адмиральский чин. Орден могли также получить губернаторы, которые «несколько лет, по меньшей мере десять, оказывали полезные и верные услуги». Кроме того, непременным условием было, чтобы у кандидата отсутствовали телесные недостатки, был соответствующий возраст – не менее 25 лет и наличие состояния, необходимого для того, чтобы «важность ордена поддержать».

Кавалерами ордена Андрея Первозванного могли состоять не более 12 человек «природных Российских кавалеров», и это условие на протяжении всего времени царствования Петра Великого тщательно соблюдалось. В некоторые годы их было даже меньше 12 человек.

Первым кавалером ордена Андрея Первозванного стал Федор Алексеевич Головин – ближайший соратник Петра I, отличавшийся незаурядным умом и выдающимися военными и дипломатическими талантами. Именно он в 1689 году заключил Нерчинский мир о границе между Российским государством и Китаем. Во время первого заграничного путешествия Петра I Ф.А. Головин был занят организацией российского флота: приглашал иностранных офицеров и мастеров, закупал необходимые для строительства флота материалы, отправлял за границу русских учеников. По возвращении в Отечество он встал во главе только что созданного «Приказа Воинских морских дел», одновременно возглавляя и Посольский приказ.

Вторым кавалером ордена стал гетман Мазепа, получивший первую русскую награду из рук самого Петра Великого в феврале 1700 года. После известия об измене Мазепы по приказу разгневанного Петра I «персону (манекен Мазепы) вынесли и, сняв кавалерию, которая на ту персону была надета с бантом, оную персону бросили в палаческие руки, которую палач взяв и прицепив за веревку, тащил по улице и по площади даже до виселицы и потом повесил».

В царствование Петра I орденом Андрея Первозванного были пожалованы 38 человек. В их числе был и валашский Господарь Константин Брынковяну, получивший эту награду – за симпатии к России – тайно и не внесенный даже в официальные списки награжденных. Сам Петр I был отмечен орденом в 1703 году седьмым – за руководство операцией по взятию двух шведских судов в устье Невы.[53] Знаки ордена на царя, имевшего официальный чин капитана бомбардирской роты, возложил первый андреевский кавалер Ф.А. Головин.

За Полтавскую битву орденом Андрея Первозванного было награждено сразу четыре человека, в их числе генерал Я. Брюс, командовавший во время боя русской артиллерией. Полученная им звезда сейчас хранится в Историческом музее в Москве.

До царствования Павла I кавалерами ордена Андрея Первозванного стали еще 231 человек, в том числе выдающиеся отечественные полководцы П.А. Румянцев, А.В. Суворов и др.

5 апреля 1797 года, в день своего коронования, император Павел I подписал особое Установление, которое стало первым по времени официальным статутом ордена Андрея Первозванного. Кроме конкретных положений об орденских делах, в этом Установление было дано подробное описание особого орденского костюма, в котором андреевские кавалеры должны были являться ко двору 30 ноября – в день орденского праздника (а также и в другие дни, указанные самим императором).

Этот костюм составляли длинная бархатная зеленая епанча, украшенная серебряными шнурами и кистями, с нашитой на левой стороне звездой размером «более обыкновенной»; белый супервест с золотым галуном, бахромою и с нашитым на груди крестом; черная шляпа из бархата с бело-красным плюмажем и Андреевским крестом на узкой голубой ленте.

Начиная с павловских времен андреевским кавалерам запрещалось самовольно украшать свои знаки ордена драгоценными камнями. Крест со звездой, осыпанной бриллиантами или алмазами, стали особым, высшим отличием ордена, который жаловался теперь исключительно по личному усмотрению царя.

Павел I начал награждать Андреевским орденом и лиц духовного звания, первым из них был митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Гавриил. Царь узаконил награждение при крещении орденом Андрея Первозванного всех без исключения младенцев мужского пола – великих князей, а князей императорской крови – по достижении ими совершеннолетия. При Павле I изображение апостола Андрея, помещавшееся в медальоне звезды, было заменено на двуглавого орла.

При императоре Александре I резко возросло число награжденных, только за отличия в 1812—1814 годы орден получили восемь человек. Но теперь андреевские кавалеры при пожаловании им ордена должны были вносить в кассу по 800 рублей. Примерно в это же время появились изготовленные из серебра звезды, а не шитые, как это было раньше.

В 1807 году, за пять лет до начала Отечественной войны, ордена Андрея Первозванного был удостоен… Наполеон. По случаю ратификации Тильзитского мира между Россией и Францией знаки высшей российской награды, кроме самого французского императора, получили его брат Жером, маршалы Бертье и Мюрат, а также князь Талейран. В 1815 году к имевшим Андреевский орден иностранцам прибавился английский полководец герцог Веллингтон.

До 1855 года орденские знаки, дававшиеся за военные заслуги, внешне ничем не отличались от таких же знаков за заслуги гражданские. Позднее к боевой награде стали добавляться скрещенные мечи, проходящие на звезде через середину. А на орденском знаке эти мечи помещались между собственно крестом и венчающими его коронами.

Редкости Галереи драгоценностей Эрмитажа

Первоначально Галерея драгоценностей была предназначена для картин французской и русской живописных школ. Когда же последовало высочайшее повеление разместить живописные полотна в новом здании Эрмитажа, выстроенном императором Николаем I, то в эту Галерею поступили художественные изделия и редкости, исстари принадлежавшие императорскому дому. До этого времени они хранились в Кунсткамере, в старом Эрмитаже, Зимнем дворце и отчасти в Московской Оружейной палате.

Галерея драгоценностей сначала состояла из 26 шкафов и 11 витрин. Но впоследствии, благодаря покупкам и дарам русских царей, а также вкладам частных лиц, Галерея сделалась одной из самых богатых и интересных коллекций подобного рода.

Из 26 первоначальных шкафов 16 относились ко временам Екатерины II, остальные 10 были впоследствии изготовлены столярных дел мастером Туром. С приходом к власти Екатерины II начался новый этап собирательства произведений ювелирного искусства. По завершении строительства Зимнего дворца императрица занялась его перепланировкой. В 1764 году парадная опочивальня русской императрицы была переделана в алмазный покой. «Вместо алькова, – вспоминает современник, – здесь поставили застекленный шкаф, где хранились царские драгоценности».

В 1777—1778 годы с преобразованием частной коллекции Екатерины II в Императорский музеум алмазная (или бриллиантовая) комната сохранила свое месторасположение, являясь как бы центром всего музея. Она находилась примерно в равном удалении и от Тронного зала, и от покоев императрицы. В записях тех лет отмечалось, что комнату императрицы можно считать «самым богатым кабинетом драгоценных вещей. Государственные регалии стоят в нем на столе под большим хрустальным колпаком, через который все ясно рассмотреть можно… По стенам сея комнаты разставлено несколько шкапов со стеклами, где лежит множество украшений алмазных и иных драгоценных каменьев; в других же великое число орденских знаков, портретов ее императорского величества, табакерок, часов и цепочек, готовальней, перстней, бантов, золотых шпажных эфесов и других драгоценных вещей».

Свободные стены Галереи были украшены многочисленными миниатюрами, каждая из которых большей частью была выставлена отдельно. Художественное убранство Галереи дополнялось скульптурами, вазами и букетами, вырезанными из дерева.

У входа в Галерею, справа и слева, были выставлены два туалетных шкафа аугсбургской работы, украшенные серебряными и черепаховыми пластинами. Они принадлежали правительнице Софье Алексеевне – сестре Петра I.

Здесь же был выставлен парик из серебряных нитей, преподнесенный, по преданию, Екатерине II семейством Нарышкиных. Ее трость из пальмового дерева с георгиевской лентой – это французская работа в стиле Людовика XIV, в эмалированный набалдашник трости был помещен золотой флакон.

Одним из прекраснейших экспонатов Галереи являются часы в яйцеобразном золоченом ажурном корпусе – работа механика-самоучки Ивана Петровича Кулибина. Они были поднесены императрице через графа Владимира Орлова. Кроме обычного хода, часы содержали в себе еще музыкальный механизм и двигающиеся фигуры. А в другом шкафу была выставлена золотая курильница в виде яйца на козьих ножках с эмалированным изображением «жертвоприношения сердец императрице Екатерине II».

Есть здесь и овальная золотая табакерка, украшенная портретами 32 римских императоров. На верхней стороне ее крышки под стеклом расположилась коллекция всех встречающихся на Востоке драгоценных камней; на внутренней стороне – камни, соответствующие месяцам года. Табакерка эта тоже принадлежала Екатерине II.

Большое количество разнообразных табакерок, коллекции английских часов, букеты И. Позье, многочисленные подвески, золотые и серебряные сервизы, чаши из горного хрусталя, вазы и кубки слоновой кости – вот то ядро, из которого впоследствии сложилась коллекция знаменитой Галереи драгоценностей Эрмитажа. Однако доступа к этим драгоценностям не имели порой и очень близкие к императрице люди.

Иеремия Позье, один из наиболее прославившихся ювелиров, работал в России в середине XVII века. Он еще мальчиком приехал с отцом в Петербург, здесь получил образование у ювелира Граверо, здесь же впоследствии и сам стал знаменитым мастером.

Иеремия Позье проработал в российской столице много лет, его называли «придворным ювелиром трех императриц», а в числе его заказчиков была вся петербургская знать. После себя он оставил много прекрасных ювелирных произведений, а также «Записки придворного брильянщика» – о жизни и работе в России.

Среди работ И. Позье в Эрмитаже хранится замечательная золотая табакерка, покрытая чеканным орнаментом и украшенная бриллиантами и сапфирами. Пунцированный фон ее крышки украшен золотыми ветвями и цветами, все бриллианты заключены в серебряный каст, нейтрализующий желтоватый блеск золота, оттого драгоценные камни представляются более прозрачными и блестящими. Крупный сапфир в центре табакерки представляет собой крупный цветок (или плод), как бы помещенный в корзину.

Для аристократических дам из высшего света И. Позье выполнял ювелирные букеты из великолепных камней, разных по цвету, огранке и происхождению. Такие букеты знатные дамы обычно носили на поясе или плече, иногда прикрепляли к лифу платья. Все камни такого букета закреплялись в серебряные оправы, а золото служило лишь для соединения отдельных цветков в букет. Часто для курьеза и живости впечатления И. Позье вставлял в букет маленькие фигурки какого-нибудь насекомого – стрекозы, бабочки или жука. Когда в XIX веке ювелирные букеты демонстрировались в Галерее драгоценностей Эрмитажа, для них были сделаны специальные вазочки.

В Эрмитаже хранится и золотая табакерка работы швейцарца Ж.П. Адора, в крышку и дно которой вмонтированы оттиски медали, выпущенной И.Г. Вехтером по случаю коронации Екатерины II. Императрица представлена здесь в шлеме и доспехах – в виде богини Минервы. Таких медалей было выпущено тринадцать, и все они предназначались участникам дворцового переворота, способствовавшего восшествию Екатерины на престол.

Другим известным мастером-ювелиром был Иоганн Готлиб Шарф, который тоже выполнял табакерки с изображением Екатерины II. А в крышку одной из них он вмонтировал медальон расписной эмали с изображением левретки Лизетты – любимой собачки русской императрицы.

В 1780 году И.Г. Шарф изготовил овальную табакерку, золотая основа которой была покрыта тонким гильошированным орнаментом и синей эмалью. В центр крышки вмонтирован медальон с накладкой в виде улья с пчелами и розового куста, а над ними золотыми буквами была сделана надпись: «Полезное». Этот девиз Екатерины II украшал и многие другие ювелирные произведения последней четверти XVIII века.

В крышку другой табакерки работы швейцарских мастеров вмонтирована миниатюра с портретом графини Орловой-Зиновьевой. Екатерина Александровна Орлова – дочь петербургского губернатора А. Зиновьева – в 1777 году вышла замуж за Григория Орлова, в этом же году стала статс-дамой и сразу получила Екатерининскую ленту. Миниатюра является вольной копией с одного из прижизненных портретов Е.А. Орловой и выполнена ювелиром Колтеллини в 1781 году – в год смерти графини в Лозанне, где она лечилась от чахотки. Вокруг медальона помещены волосы Е.А. Орловой (знак памяти) и жемчужник «под опалы» (ее камень).

В художественных кругах России было известно и имя французского ювелира Р.Ж. Лалика. В ноябре 1902 года агенты Училища технического рисования барона Л.К. Штиглица приобрели у самого мастера пять его работ, уплатив 4500 франков. В их числе были подвеска «Клубок змей», пряжка «Жуки» и гребень, которые с 1923 года хранятся в Эрмитаже.

Форма рогового гребня с обтекаемым контуром и достаточно большой гладкой основой дала Р.Ж. Лалику простор для фантазии. Как украшение он использовал золотые и серебряные накладки с крупными цветами и эмалью. На этом гребне серебряная чеканная ветка дельфиниума, занимающая почти всю плоскость основы, плавно переходит на наружный зубец, причем серебряный лист становится все тоньше, постепенно переходя в серебрение.

Представлены в особой кладовой и ювелирные произведения семьи Дювалей. Луи Давид Дюваль приехал в Россию еще во времена правления Елизаветы Петровны и имел звание придворного ювелира. Его сыновья унаследовали профессию отца и сначала работали вместе с ним, а потом самостоятельно.

Среди работ братьев Дювалей хранится в Эрмитаже веточка лилий, составленная из бриллиантов и жемчуга в серебряной монтировке. Веточка была изготовлена в подарок к свадьбе великой княгини Александры Павловны и австрийского эрцгерцога Иосифа. При переезде Александры Павловны в Вену веточка, как часть приданого, была увезена в австрийскую столицу, но после ее смерти возвращена в Петербург, где и стала одним из украшений Особой кладовой.

Во время правления императора Александра I одним из основных пополнений коллекций стали солонки. Они преподносились при приеме дорогих гостей (например, во время визита царя) или при отмене пошлины на разные товары (как купеческие подарки). Несколько таких солонок было подарено русскому царю после победы в войне с Наполеоном. В основном солонки поступали вместе с золотыми блюдами, но последние, к сожалению, не сохранились.

В Особой кладовой Эрмитажа представлены солонки, изготовленные как иностранными, так и русскими ювелирами. В русских изделиях воплотилось сочетание матовой и глянцевой отделок поверхности с литыми и чеканными деталями в виде орлов, лавровых ветвей, рогов изобилия, украшенные эмалями и вензелями императора из золота и бриллиантов.

В 1818—1825 годы неизвестным мастером из ювелирной мастерской Кейбеля была сделана солонка высотой 16,2 сантиметра (диаметр ее – 8,6 сантиметра). Это было массивное произведение из литого золота с подножием в виде орлов и крышкой, увенчанной короной и лавровым венком из зеленой эмали.

«Заговоренные клады» Степана Разина

Степан Разин. Художник В.И. Суриков

Совершившаяся на Красной площади в Москве казнь Степана Разина положила начало исследованиям таинственных и загадочных явлений. Когда подручные палача поволокли на плаху Фрола, брата С. Разина, тот вдруг сорвавшимся от натуги голосом крикнул: «Слово и дело государево!». А потом сказал, что знает тайну писем и кладов своего брата.

Казнь Фрола Разина была отсрочена, но через два дня его жестоко пытали, а показания его были сообщены царю Алексею Михайловичу, который проявлял живейший интерес ко всяким слухам о кладах. Ведь «по отпискам» воевод, бояр и всякого другого богатого люда, «разбойник награбил зело много добра всякого», и среди прочего находился сделанный безымянным мастером из слоновой кости «Царьград», который очень нравился Степану Разину. При разгроме восстания, когда сам атаман бежал в Кагальник, он не пожелал расстаться с «Царьградом» даже в минуту смертельной опасности и послал за этим сокровищем своего брата.

Разинских кладов насчитывается бесчисленное множество. По берегам Волги, где некогда гулял атаман со своей лихой вольницей, некоторые холмы с тех пор носят названия: Стол, Шапка, Бугры Стеньки Разина… В разинских «Буграх», по народному поверью, знаменитый разбойник в глубоких погребах спрятал свое богатство, и теперь оно лежит там «заклятое». «Сам Стенька Разин жив до сих пор, сидит где-то в горе, стережет свои поклажи», – так обобщает легенды о них знаменитый русский собиратель сказок А.Н. Афанасьев.

По поводу того, что Стенька Разин сам себя определил в сторожа, Н. Аристов приводит такую версию: «Клал Стенька клады не с тем, чтобы взять обратно, а потому, что некому было передать на сбережение… Или по желанию, чтобы сокровища его не достались никому, особенно человеку недостойному.

Словно чуял Разин, что он – великий грешник, не будет знать смерти на земле, что будут его мучить силы преисподней неслыханной мукой. По некоторым преданиям, мучается он в жигулевских горах; будто у него две бабьи груди и обе сосут змеи».

По народным преданиям, удалой атаман был не вором и разбойником, а защитником простого народа. Нарушителями народных интересов и прав (имущественных и личных) являлись помещики и воеводы, потому и неудивительно, что во многих легендах и сказаниях говорится, что клад разинский зарыт на бедных и гонимых.

Но хотя рассказов о кладах Стеньки Разина много, ни один из них до сих пор не найден, хотя как будто известны точные места их захоронения и даже «зароки», на которые эти клады положены. А не найдут их потому, что С. Разин – колдун и чернокнижник. И Марина, главная жена его, тоже была колдуньей, чарами чаровала и свои собственные клады имела – золото и серебро в заговоренных бочках, и клады ее сам Степан Разин разгадать не мог.

«Когда изловили Марину и его сотоварищей, почти за каждым из них числился клад. Но Разин ушел и спрятался в берегу между Окой и Волгой, и до сих пор там живет: весь оброс мохом, не знать ни губ, ни зуб». А не умирает он оттого, что мать-земля не принимает его, столько он нагрешил, насвятотатствовал, что не может сойти в землю. Ушел Стенька Разин в сторожа своему кладу, и будет жить, пока жив клад, тем самым обрел он свое разбойничье бессмертие.

Легенда о том, что не только клады атамана «заговоренные», но и сам он человек «заговоренный» и неуязвимый, существовала еще при жизни Степана Разина. Царицынский воевода еще в 1610 году отписывал царю: «Того атамана и есаула Разина ни пищаль, ни сабля – ничего не берет». А в народе говорили так: «У Стеньки кроме людской и другая сила была – он себя с малых лет нечистому продал, не боялся ни пули, ни железа; на огне не горел и в воде не тонул. Бывало, сядет в кошму, по Волге плывет и вдруг на воздух над ней поднимался, потому как был чернокнижником».

Клады Стеньки Разина особые, они спрятаны в землю на голову человеческую, а то и на несколько голов. Чтобы добыть их, «кладоискатель» должен погубить известное «заговоренное» число людей, и тогда уж клад достанется без особых затруднений. Иногда клад зарыт на «счастливого», но это бывает очень редко. Тогда «знаком клада» являются черная кошка или собака. В этом случае надо идти за такой кошкой (или собакой), а когда она замяучит (или залает), надо ударить ее изо всех сил и крикнуть: «Рассыпься!». А потом в этом месте копать…

На Волге среди казаков, бурлаков и другого люда долго бытовало поверье, будто по ночам Степан Разин объезжает все места, где положил свои клады – по городищам и пещерам, по горам и курганам, а то и просто вдоль Волги-матушки, – и проверяет. Видели его будто в заломленной папахе на белом коне, промчится он – только его и видели. А то в струге плывет под белыми шелковыми парусами…

Хитро и надежно спрятаны клады Степана Разина. Выше уже указывалось, что вроде бы известны места их нахождения (например, что «оставил разбойник клад под корнями шести берез»), но откопать их не помогает даже «Завещание» самого Степана Разина:

«Шел я, Степан Тимофеевич, сын Разин, из города Алатыря в верх Суры-реки и дошел до речки Транслейки (в 30 верстах от Алатыря) и спрашивал Мордвина, где пройти за Суру-реку, – и перешел со всем моим войском. Дошел я оброда в горы и нашел в правой стороне ключ, и тут мы жили полтора года, но это место нам не показалось. И нашли мы бортника, и он сказал нам место угодное, и шли мы четыре дня и дошли до горы, – еще гора, и в горе ключ в полдень течет; в горе верхней две зимницы на полдень выходят… три яблони посажены в малой стрелке (мыс между двумя оврагами), в полугоре – ломы, шипы, заступки и доска медная, на верхней горе – шелом. Тут пенек – дуб сквозь сверлом просверлен и заколочен черным дубом, и тут положены стволы и бомбы, и тут вырыт выход, и сделан, покрыт, обложен пластинками дубовыми, и в нем положена братская казна, 40 медянок, а моей – купца Бабушкина, алатарскаво клюшника, сорок тысяч, и его Ивана два сундука платья, сундук третий – запонки драгоценного жемчугу и всякие вещи драгие. Еще четыре пуда особливого жемчугу и семь ружей, а мое ружье стоит в правом углу, заряжено и заткнуто, а именно – травой. В средине стоит образ Богоматери не оцененный, украшенный всякими бриллиантами. Это место кто найдет, и будет трясение одна минута, а расстоянием от пенька полста жирелей (оглоблей); а оный сыскавши, раздать сию казну сорок тысяч на белом коне, а раздавши – из моего турецкого выстрелить и сказать: «Вот тебе, Степан Тимофеевич сын Разин, вечная память!» А коню голову отрубить… Прежде проговорить три молитвы – Богоматери, Архангелу Михаилу и Николаю Чудотворцу, а потом будет три трясения».

В «Завещании» не говорится, как надо выстрелить и куда девать икону, но в некоторых преданиях указано, что выстрелить следует в икону, а затем пешком отнести ее в Киев. И только тогда можно брать клад…

Янтарная комната

В 1701 году бранденбургский курфюрст Фридрих I cамолично короновал себя прусской короной и стал королем Пруссии. Коронация происходила в Кенигсберге, где новый король и познакомился с работами тамошних мастеров янтарного дела.

В этом же году Фридрих I заказал мастеру Готфриду Вольфраму (датчанину по происхождению) не какой-нибудь перстень, а янтарные панели для убранства одного из залов большого Королевского дворца в Берлине. Работа была гигантская, и вскоре к ней подключили архитектора и скульптора из Данцига Андреаса Шлютера. Тот создал проект, но потом первоначальная идея претерпела изменения. Взбалмошному правителю Пруссии пришла в голову мысль украсить Янтарным кабинетом свой загородный дворец в Потсдаме и тем самым превзойти роскошь Версаля. Теперь янтарные панели предназначались для галереи в замке Шарлоттенхоф.

Работу завершили в 1709 году, но это был несчастливый год для создателей чудесного кабинета: янтарные панно, которые были плохо закреплены, рухнули, и король в гневе приказал изгнать А. Шлютера из страны. Таким образом, янтарные панели, несмотря на замысел прусского короля, так и не попали в Шарлоттенхоф. Одну из причин этого ученые видят в том, что Фридрих I был очень суеверен.

Впоследствии ни янтарный кабинет, ни янтарная галерея так и не были закончены: Фридрих I умер, новый король Фридрих Вильгельм I, осуждавший мотовство своего отца, работы прекратил. Но и в незавершенном виде янтарные панели представляли собой шедевр ювелирного искусства. Это были мозаичные панно с удивительной красоты орнаментами в виде вензелей, картин, гербов, цветочных гирлянд, выполненных из кусочков солнечного камня разных оттенков – от светло-прозрачного до темно-желтого.

Уникальность творения немецких мастеров заключалась еще и в том, что до них из этого самоцвета из-за его ценности и дороговизны делали в основном ювелирные украшения, резные кубки, вазы, шкатулки и табакерки, инкрустации мебели и облицовки. Картины были созданы впервые.

Стены Янтарного кабинета представляли собой панно из полированных янтарных пластинок – целые полосы красочных драгоценных самоцветов. Лучисто-прозрачные, желтые, желтовато-коричневые – оттого что смоляной натек в янтарном лесу был обращен к солнцу, они притягивали взор каждого. Иногда встречались красивые кусочки облачного янтаря с его причудливыми узорами, напоминающими то языки пламени, то кучевые облака. Попадались и, словно чуть запыленные, пластинки дымчатого янтаря.

Все было так удивительно ладно подобрано, так выдержано в единой мягкой, красочной гамме, что взгляд просто невозможно было оторвать. В объемные резные украшения вплетались орнаментальные и мозаичные композиции из яшмы, сделанные искусной рукой большого мастера. На белых с золотом подзеркальниках и на золотистых пилястрах сверкало солнце.

Спустя несколько лет Фридрих Вильгельм I преподнес это сокровище в дар русскому царю Петру I, который со своим Великим посольством отправился в Польшу, Германию, Голландию. В Берлине празднества в честь русского царя были грандиозными и торжественными – со снопами фейерверков, фонтанами из вина и набитым птицей и дичью зажаренным быком для горожан. На другое утро Петр I с любопытством рассматривал Потсдам – город дворцов, парков и храмов.

Некоторые исследователи считают, что «фельдфебель на троне» (как называли прусского короля), не очень разбиравшийся в искусстве, просто не знал, что делать с Янтарным кабинетом, и был счастлив избавиться от него под благовидным предлогом. Однако это не совсем так: Фридрих Вильгельм I, не в пример отцу, отличался большой скупостью, о которой в истории сохранилось много легенд. Так что цену вещам он знал очень хорошо.

Не желая тратиться на завершение работ, Фридрих Вильгельм I распорядился янтарными панно достаточно умно и расчетливо, сделав дипломатический и политический дар с далеким прицелом. Пруссия тогда нуждалась в таком могучем союзнике как Россия, недавно одержавшая победу над шведами. Но и русский царь не остался в долгу. За панно он подарил прусскому королю 55 русских солдат ростом более двух метров, именно таких гигантов король собирал для своей гвардии по всей Европе.

Янтарный кабинет был разобран, упакован в восемнадцать огромных ящиков, и они морем приплыли сначала в Мемель (Клайпеду). Петр I очень высоко ценил подарок прусского короля. В Мемель он выслал специальную миссию во главе с обергофмаршалом. Затем на санях ящики попытались перевезти в российскую столицу, но беспрестанные метели и снегопады задержали транспорт. Только весной, в мае 1716 года, каждый ящик погрузили в специальную повозку, которую везла шестерка лошадей. Так Янтарный кабинет через Курляндию с большими предосторожностями был переправлен в Санкт-Петербург. Здесь он был выставлен для обозрения в одной из дворцовых гостиных, поражая всех гостей своей красотой и великолепием. В это время Янтарный кабинет имел такой же вид, как и в бытность свою в Берлине.

Однако сам Петр I, более пристально рассмотрев в Петербурге полученные драгоценности, был несколько разочарован и… потерял к ним всякий интерес.

Янтарный кабинет состоял из отдельных, не совсем готовых частей, которые невозможно было использовать для отделки, не закончив работу. Не хватало многих частей, главное – пилястров, которые должны были находиться в местах соединения панно. Кроме того, не хватало надверников, одной рамы зеркала и некоторых других деталей и частей.

Янтарный кабинет был отправлен в служебные покои Летнего дворца, где долгие годы лежал несобранным в подсобных помещениях, в так называемых «людских покоях». Здесь он находился до 1743 года, пока у императрицы Елизаветы Петровны не возникла идея убрать Янтарным кабинетом покои нового Зимнего дворца.

Но в 1755 году императрица распорядилась вновь перевезти Янтарный кабинет – теперь уже в Царское Село, где отстраивалась летняя резиденция русских монархов. Во исполнение царского распоряжения 76 специально подобранных гвардейцев, силачей и аккуратистов, отправились в пеший поход из Петербурга в Царское Село. Они попарно несли носилки, на которых лежали ящики с убранством кабинета. Неспеша двигались солдаты, шесть дней затратили они на переход в 25 верст, но в конце концов в целости и сохранности комната была доставлена на место.

В своем первоначальном виде, как уже указывалось выше, подарок прусского короля представлял отдельное панно площадью около 55 квадратных метров, покрытое мозаикой из кусков натурального янтаря различных оттенков. При расположении панно в зале Царского Села, который был в шесть раз большего размера, чем в прусском помещении, перед Варфоломеем Растрелли встала очень непростая задача. Но гениальный архитектор прекрасно справился с ней, введя в отделку золоченую деревянную резьбу, зеркала и мозаичные картины из агата и яшмы. Таким образом, был создан праздничный зал изысканной красоты. Пребывание в этом зале (благодаря целительной силе янтаря) воспринималось современниками как величайшее наслаждение, как гармония плоти и души…

Для исправления и починки Янтарной комнаты был приглашен и итальянец Александр Мартелли, который воспринял эту работу как великую честь для себя. Он подписал контракт об «исправлении» кабинета и обязался поставить на место все отпавшие детали, дополнить недостающие новыми и собрать кабинет в указанное императрицей Елизаветой время. Работа итальянского мастера оценивалась в 600 рублей, что по тем временам являлось целым состоянием.