Вампир поневоле Баштовая Ксения

Часть вторая

Раз вампир, два вампир…

Тихо взвыв, я вскочил на ноги. Господи, за что мне эти муки?! Полцарства за подушку, одеяло и кровать! И не нужен мне ваш конь!

Клятый звонок не смолкал ни на мгновение: похоже перед дверью стоял Ромка (это только он звонит так, словно хочет спалить всю проводку в доме). Проползая мимо зеркала в прихожей, я покосился на свое отражение и едва не рухнул в обморок: глаза – красные, как у кролика после недосыпа, волосы стоят дыбом и завершает картинку расстегнутая на пузе рубашка… Фредди Крюгер отдыхает. Да что там Крюгер! Я сейчас Франкенштейна могу безо всякого грима играть!!!

Братишка похоже, решил спалить звонок. Сейчас самое главное – медленно подкрасться к двери, осторожно, стараясь не щелкать, повернуть ключ в замке и… резко открыть дверь. Вот черт! Не получилось по лбу заехать… Ромка стоял, сжимая в руках по сумке и недоумевающее хлопал карими глазами:

– Ты что там, спишь?!

М-мда… Задать подобный вопрос в начале шестого утра, мог только мой брат. Второго такого идиота отыскать крайне проблематично…

Я, молча, не встревая ни в какие разговоры, забрал у него кульки и оттащил их на кухню. Потом помог занести остальные вещи: мама всегда набирает столько, что кажется, что она переезжает на дачу насовсем.

Попав в дом, мама, первым делом, рванулась к холодильнику, осмотрела его содержимое и строгим голосом поинтересовалась:

– Андрей, почему ты ничего не поел за три дня?

Хороший вопрос… Знать бы еще как на него ответить…

– Я ел!

– Ага, – хмыкнул «глубоко любимый» младший братишка, заглядывая во внутренность рефрижератора через мамино плечо. – А почему тогда все на месте?

Удушу!!!

– Ну… Ничего подобного! Я ел!

– Что? – с маминым тоном было ненужно никакого холодильника.

– Все!!!

Ромка открыл рот, собираясь что-то ляпнуть, но я резко наступил ему на ногу, брат взвыл и мама, наконец-то, отвела взгляд от прокисшего борща:

– Рома, что случилось?!

– Андрей, ты с-с-с…, – я предусмотрительно показал братишке кулак, и тот быстренько поменял тему: – с-скажи лучше, почему ты не отвечал на телефонные звонки?

Нет, я его точно прибью!

– А никто не звонил!

– Быть не может, – зевнул вошедший на кухню отец: – Мама тебе через каждые полчаса звонила. И на домашний, и на сотовый.

– Не было ничего!

– Принеси свой мобильный, – потребовала мама.

Пожав плечами, я направился к себе в комнату. Обнаружив трубку на подоконнике, я минут пять рылся в шкафу, делая вид, что ищу сотовый по карманам, а на самом деле стирал все непринятые звонки за последние три дня. Их набралось ни много ни мало: сто пятьдесят семь штук. М-да…

Выйдя на кухню, я предъявил родителям свой мобильник и, честно глядя в ошарашенные глаза мамы, заявил:

– Наверно, сбой в сети был… Магнитная буря…

– Возможно…

Портреты. Хоть их всего три, кажется, что взгляд преследует повсюду. Молодая девушка, не отрываясь, смотрит вперед. Где-то взор удивленный, где-то – чуть насмешливый, где-то спокойный…

Такой же спокойный, как и на ТОЙ картине…

Кто он, тот вампир? Надо было сразу выяснить у этих мальчишек…

Теперь вот еще и они… Новые инициированные. И зачем только напоил своей кровью?

Хотя… Через неделю превращение будет полностью завершено: станут клыки, окончательно проявится сила…

Вот через неделю и заглянем к этому… господину… Кем бы он ни был…

К восьми часам родители ушли на работу, и Ромка рванулся к компьютеру, уничтожать то ли гоблинов, то ли троллей, то ли еще каких-то монстров. Бедненький, три дня без компьютера. Как же он выжил в таких бесчеловечных условиях?

Я же прошел в свою комнату, разделся и рухнул на разложенный диван-кровать, искренне надеясь поспать часов до четырех. Так бы и произошло, если бы у меня был нормальный брат, но дело в том, что брат у меня не нормальный, и я с каждым днем все больше и больше в этом убеждаюсь…

Дело в том, что гоблинов Ромка уничтожал примерно до часа дня. Потом ему это резко надоело и братишка не нашел ничего лучшего кроме как поиграть с собаками. В мячик.

Никогда не верьте, если вам скажут, что чау-чау – флегматичные собаки. Нет, возможно где-нибудь в Китае (кажется они оттуда), они и флегматичные, но только не у нас в квартире.

Началось все с того, что кое-кто (не буду показывать пальцем) залепил мне в лоб погрызенной собачьей игрушкой. Потом по мне пробежались килограмм пятнадцать живого собачьего веса. Ничего не понимающий я подскочил на кровати и ошарашено заозирался по сторонам. Мурзик вовсю греб лапами по моей кровати, стремясь выкопать закатившийся неизвестно куда мячик, Ромка стоял и тихонько хихикал в кулак, а вокруг него с радостным лаем прыгал Барсик.

– Кретин!!! – взвыл я, хватая свою подушку и запуская ею в братца.

При этом я искренне надеялся, что смогу засветить ею Ромке по кумполу… но… увы и ах… Я не учел такого важного фактора, как Барсик. За мгновение до того, как подушка врезалась в физиономию моему братцу, чау-чау подскочил, как на пружинах, вцепился зубами в угол наволочки и, яростно рыча начал ее трепать. Ромка замер, удивленно уставившись на меня.

Мурзик тоже остановился, а потом рванулся к Барсику, в очередной раз пробежавшись по мне.

Нет, теперь я уверен, что если не заработаю за этот месяц шизофрению, то язва с аппендицитом у меня будет точно.

Итак, Барсик вцепился во второй угол, собаки потянули в разные стороны, раздался оглушительный треск и…

Всю комнату припорошило легким снежком куриных перьев…

Я так и замер. И на чем я теперь буду спать?!

Ромка скользнул взглядом по комнате, уставился на меня и внезапно расхохотался в полный голос.

– Ты че ржешь?!

– Андрей, да ты на себя посмотри!!!

Я встал на ноги и осторожненько прошел в родительскую спальню мимо собак, по-прежнему треплющих остатки наволочки (кто их знает, щас как кто-нибудь из них укусит меня за ногу. И между прочим, хотя их и две, обе они мне дороги как память). Напротив родительской кровати стоит большое трюмо, и я остановился перед ним, разглядывая себя в зеркало.

Я, конечно, не тормоз, но первая мысля после этого взгляда у меня возникла минут через пять. Не меньше. Причем звучала эта мысля примерно так: «Куда уехал цирк и почему я, собственно, остался?!»

И было от чего. Перед зеркалом стояло НЕЧТО. В одних семейных трусах. Судя по трехдневной щетине – мужского пола. С перекошенной физиономией, ясно повествующей о вечной трагедии русского народа на бессмертную тему «перенедопил», то бишь, «выпил меньше, чем хотел, но больше, чем мог»… Хотя, по-моему, за три дня похмельный синдром мог и исчезнуть…

В всклокоченных волосах этого самого НЕЧТА (в моих, то есть) застрял пучок куриных перьев. Еще одно перо прилипло к кончику носа…

Я скосил глаза к переносице, отклеил перо и, стараясь не очень сильно дергать головой при ходьбе (не дай бог, перья рассыплю!), вернулся в свою спальню. Там я вынул перья из волос, всунул их в руки брату, вырвал из пастей Барсика и Мурзика жалкие останки наперника и задушевным голосом сообщил Ромке:

– А сейчас ты возьмешь нитку, иголку и починишь подушку.

– а почему я?! – вскинулся он. – Это ведь из-за тебя она порвалась!

– Прибью…

– Кого? Куда? – решил покосить под идиота Ромка.

Господи, закрой уши, мне выговориться надо!

– Тебя. К потолку. За уши.

– А я маме пожалуюсь! – хмыкнул он, естественно не поверив мне.

Пора придумать что-нибудь поновее и пострашнее. А то он уже не боится…

– А ужин тоже ты готовить будешь?

Этого Ромка терпеть не может делать:

– Ма-а-а-аленьких все-е-е…

– Значит, все-таки, ты.

– Я уже иду за иголкой, – крикнул он, выбегая из комнаты.

К счастью, Барсик с Мурзиком не успели растаскать содержимое подушки по квартире, хотя перьев на них налипло порядочно…

В общем, я помог Ромке пропылесосить квартиру, предварительно общипав собак, и показал брату, как правильно сшивать подушку. Тот ковырялся около получаса и, наконец, предъявил мне свое произведение…

Честно говоря, принять ЭТО за подушку мог только какой-нибудь слепой абориген Африки, в жизни не видевший постельных принадлежностей. В настоящий момент ЭТО больше всего напоминало выброшенного на берег потомка медузы и осьминога…

Будем надеяться, я смогу подобрать под нее наволочку…

А пока я оделся и сложил кровать, засунув подушку подальше и поглубже в диван. К вечеру что-нибудь придумаю.

Потом мы с братом по мелочи прибрали в квартире (ну, там, пыль пропылесосить, собак расчесать) и я поинтересовался:

– Что будем готовить на ужин?

Ромка выпучил глаза:

– Ты же сказал, что готовить будешь ты!!!

– Буду. А ты будешь мне помогать.

– Так не честно! Не буду я тебе помогать!!!

– А в глаз?!

– А в ухо?!

– ЧЕГО???

Нет, ну что за подлость?! Почему он младше меня всего на три года?! Была бы разница в возрасте лет пять, я бы мог его повоспитывать, а так…

– То, что слышал!

– Выпорю!!!

Угроза, кстати, совершенно беспочвенная. И Ромка это, между прочим, знает. Так что, он смерил меня взглядом и критически хмыкнул:

– Во-первых, я выше тебя на голову. А во-вторых, – противно загундосил братишка, – я ма-а-аме пожа-а-а-алуюсь!!! – а после этого перешел на спокойный тон: – Она тебе покажет, как маленьких обижать!

– Серьезно?! – не поверил я. – Покажет?!

Ромка решил, что я испугался:

– Да! Покажет!

– Ой, как здорово!!! А то эти маленькие совершенно распустились, жизни от них нет. Может хоть мама покажет, как их правильно обижать, чтобы эти маленькие себя по-человечески вели!

Ромка сразу пожух:

– Злой ты… Чего мне делать-то надо?

В общем, я предложил ему подумать над тем, что мы будем готовить на ужин, а сам пошел в ванную – умыться хоть за три дня.

В ванной я включил воду и уставился на себя в зеркало. Ну что тут у нас? Вроде как ничего страшного. На этот раз. Что радует…

В общем, чистить зубы я не буду. В три часа дня?! Да это просто маразм!

Бриться не будем по той же причине. В конце концов. Раз уж у меня образуется эта самая трехдневная щетина, доношу ее положенный третий день и сбрею завтра к чертовой матери.

В общем, я плеснул в лицо воды, растер ее по щекам, вытерся махровым полотенцем, висевшим сбоку на сушилке, и со спокойной совестью пошел на кухню.

Ромка стоял перед открытым холодильником и задумчиво изучал его содержимое. Услышав мои шаги, он начал, медленно поворачиваясь ко мне:

– Андрей, я думаю, может нам не мучиться, а просто…

Тут он, наконец, обратил на меня свой «светлый» взор, удивленно смерил меня взглядом и, прервав свой монолог, спросил:

– О, Вождь, почему ты не закончил боевую окраску?… Или раскраску? Как правильно?

– Чего? – не понял я

– Чернила с щеки сотри или вторую полоску нарисуй, Чингачгук Большой Осел!

Я метнулся в ванную, уставился в зеркало и Ромкин небогатый запас по немецкому языку, состоявший до недавнего времени из «russische Schwein» и «Hitler-caput!», пополнился несколькими новыми выражениями…

Уж не знаю, в кого я такой уродился (отец, с утра непобрившись, к вечеру зарастает до глаз, как чеченец), но у меня щетина растет лишь над верхней губой и на подбородке, оставляя щеки совершенно голыми («козлячья бородка» как иногда издевается Вовка). В любом случае, сейчас у меня на левой щеке отпечаталась толстая смазанная полоса. Такая же полоска был на левой ладони…

Ч-черт!!! Там же был Анин телефон, я его переписать не успел!

Еще полчаса я потратил на то, чтобы оттереть чернила с лица. Пемзой. А это больно, однако… Пару раз в ванную заглядывал Ромка и ехидно советовал воспользоваться щеточкой для ног… Оба раза я посылал его подальше.

И ладно бы, полоска была тонкой. Это можно было бы пережить – я сотни раз нечаянно разрисовывал себя ручкой во время уроков. А так…

Наконец, я оттер эту чертову ручку. Щека горела как пожар и болела-а-а… Дотронуться до нее было не возможно. Скотство!!!

– Так что ты хотел, – приготовить спросил я у Ромки.

– Давай отбивные пожарим?

Почему бы и нет?

К приходу родителей все было вымыто, вычищено и приготовлено. И я даже смог подобрать более ли менее подходящую наволочку для своей подушки. Конечно, девять десятых этой самой наволочки заполнено не было, а в середине выпирал страшный горб, ну да фиг с ним. Кроме того, моя щека приняла более ли менее нормальный вид…

В кроватку я пошел в десять часов вечера. Родители отправились спать тоже примерно в это время. Только Ромка застрял у телевизора (Сколько можно?! Сидит у этого ящика, как приклеенный. Если так дальше пойдет, то его скоро дикторы узнавать будут.)

В общем, я отключил на сотовом телефоне звук, оставив вибрацию (у моих однокурсников есть вредная манера звонить в час ночи и интересоваться, с какого числа у нас начинаются занятия и точно ли я не хочу присоединиться к их пьянке), разделся, принял душ и лег спать. К счастью, родители не обратили внимания на странный вид моей подушки.

Ровно в двенадцать ноль-нуль (как по сигналу точного времени сверяли) сотовый застучал-задребезжал, подскакивая на столе. Я подскочил на диване. Все! С завтрашнего дня отключаю на ночь сотовый. А еще лучше – отключаю его вообще.

– Алло? – прошептал я в трубку.

Не хватало еще Ромку с родителями разбудить.

– Алло, Андрей? Привет.

Вовка? Ему-то что надо?

– Андрюх, можно я у тебя переночую?

Я поперхнулся. Переночевать? С какой это радости?!

– Вов, ты где сейчас? Тебе же до меня ехать и ехать…

– Я во дворе, перед твоим домом… Чего-чего? Sacredieu[1]? Надо запомнить…

– Сейчас выйду.

Я наспех оделся, натянув джинсы и какую-то рубашку, сунул трубку в карман и осторожно «выполз» в прихожую. Так… Один шлепанец – вот, а второй…

В этот момент приоткрылась дверь в зал, где в последнее время и спит Ромка:

– Андрей, ты куда?

О, Господи, разбудил-таки!

– Ром, иди спать!

– Я фильм смотрю. А ты куда?

Не скажешь, так он такой буй-гай поднимет… Родителей разбудит…

– Вовка звонил. Он сейчас перед домом, на улице. Я выясню, чего он хочет и приду.

– А-а-а, – понимающе протянул Рома. – Ты только побыстрее там. А то мало ли что…

– Хорошо, – улыбнулся я, забирая с тумбочки ключи с брелком в виде небольшого, с пол-ладони, плюшевого мишки. – Закрывай дверь, я сам открою.

– Ага, – он едва слышно щелкнул замком, замыкая дверь.

Не, на лифте я сейчас не поеду, лучше пешочком спущусь… А то решат коммунальщики поступить по заветам дедушки Толи (это который Чубайс), электричество сэкономить, и буду я до утра в лифте куковать.

Вовка сидел на деревянной лавке неподалеку от детской песочницы и курил сигарету, уныло пуская колечки дыма. Ну, по крайней мере, он переоделся. Сейчас на Вовке была выглаженная белоснежная рубашка и рваные джинсы. Большей несочетаемости и придумать был нельзя…

Я подошел к нему:

– Привет.

– Привет… Мышка – норушка, а, мышка – норушка, пустишь меня в теремок к себе переночевать?

– Между прочим, – заявил я, – если ты не заметил, я – мужского пола!

– Серьезно? Никогда бы не догадался! – делано удивился Вовка. – Тогда будешь старым седым крысом! Ну, так пустишь ты меня или нет?

А утром меня родители вместе с ним к чертям собачьим выгонят:

– А что случилось? С матерью поссорился?

– Да нет, – вздохнул Вовка. – С дядей Витей.

– У-у-у, – протянул я. – Тяжелый случай…

Тяжелый вздох.

– Ага…

Дядя Витя появился в Вовкиной и Аськиной жизни около пяти лет назад. Сперва провожал тетю Лиду до дома. Потом начал захаживать по выходным… А потом и вовсе переехал к ним.

Своих детей у дяди Вити не было, а потому он решил, что имеет право воспитывать чужих… Хотя нет, вру. Асю дядя Витя не доставал, а вот Вовке, с его манерой каждые два-три дня менять стиль и представать то в образе расхлябанного хиппи, то в строгом костюме, пришлось потуже. Едва вышеупомянутый дядя переехал в дом к тете Лиде, так сразу и заявил, что он сделает (цитирую) «из этого оболтуса – человека»… Вот Вовану и доставалось по полной программе.

– Так ты, что, – поинтересовался я, – с утра по городу шастаешь?