Тщательная работа Леметр Пьер
1. Редкость использованного оружия: кольт «вудсмен-22».
2. Одежда жертвы ему не принадлежала.
Дело 3 — 24 марта 1998 — Париж — Беременной женщине 35 лет вспороли живот в пакгаузе.
Необъясненные детали:
У ног жертвы, сироты, выросшей в государственном приюте, обнаружен похоронный венок с надписью: «Моим дорогим родителям».
Дело 4 — 27 сентября 1998 — Мезон-Альфор — Мужчина 48 лет, скончавшийся от сердечного приступа, найден в сточной канаве гаража.
Необъясненные детали:
1. Жертву, провизора из Дуэ, три независимых свидетеля видели на его рабочем месте в предполагаемый день и час его смерти.
2. Смерть наступила за три дня до его перевозки в гараж, где было обнаружено тело.
Дело 5 — 24 декабря 1999 — Кастельно (65) — Девочка 9 лет была найдена повешенной на вишне в саду, удаленном на 30 километров от ее дома.
Необъясненные детали:
Пупок юной жертвы был вырезан куттером[38] до повешения.
Дело 6 — 4 февраля 2000 — Лилль — Смерть от гипотермии женщины 47 лет без определенного места жительства.
Необъясненные детали:
Ее тело было обнаружено в действующем морозильном шкафу заброшенной скотобойни, электропитание к которому было подведено от уличного фонаря.
Дело 7 — 24 августа 2000 — Париж — Обнаженное тело задушенной молодой женщины извлечено из черпака механизма для чистки речного дна на берегу канала Урк.
Необъясненные детали:
1. На жертве было ложное родимое пятно (на внутренней стороне левого бедра), нанесенное несмываемыми чернилами.
2. Свежий ил, извлеченный из канала, частично покрывал тело жертвы, хотя механизм в последнее время не использовался.
Дело 8 — 4 мая 2001 — Клермон-Ферран — Женщина 71 года, вдова, бездетная, убита двумя пулями в сердце.
Необъясненные детали:
Убийство совершено и тело найдено в машине марки «рено» 1987 г., которая числилась уничтоженной за 6 лет до убийства.
Дело 9 — 8 ноября 2002 — Ла-Боль — Женщина 24 лет, задушена.
Необъясненные детали:
Тело жертвы в городской одежде, найденное на пляже, было покрыто сухим льдом из промышленного огнетушителя.
3
После полудня команда принялась за первый список Коба. Луи было поручено изучить дело в Перриньи, Элизабет — тулузское дело, Мальвалю достался полицейский, убитый в Париже, Арману — дело в Корбее, а Камилю — самоубийство парижского полицейского.
Хорошие новости не заставили себя ждать. Ни в одном деле не обнаружилось, при сравнении с синопсисами романов, представленных профессором Балланже, достаточного сходства ни с одним из сюжетов. Как теперь было достоверно установлено, убийца отличался скрупулезностью вплоть до мельчайших деталей, а каждое дело обнаруживало серьезные расхождения с текстом, который мог бы послужить его основой. Луи первым сдал свое досье менее чем через три четверти часа («Невозможно…» — только и бросил он), вскоре за ним последовала Элизабет, потом Мальваль. Камиль добавил свою папку в общую кипу с легким облегчением:
— Всем по чашечке кофе от меня лично?
— Только не мне… — ответил Арман, появляясь в кабинете с глубоко удрученным взглядом.
Камиль сложил руки, медленно помассировал веки в почти молитвенной тишине.
Все взоры обратились к худосочной фигуре Армана.
— Я сопоставил все данные, которые у меня были… Думаю, тебе придется позвонить дивизионному. И судье Дешам…
— Что оказалось?
— Штука под названием «Преступление в Орвикале».
— В Орсивале, — мягко поправил Луи.
— Орвикаль или Орсиваль, называй как хочешь, — гнул свое Арман, — но для меня это дело в Корбее. Тютелька в тютельку.
Именно этот момент выбрал профессор Балланже, чтобы позвонить Камилю.
Свободной рукой Камиль снова принялся массировать веки. С того места, где он стоял, ему была видна пробковая доска с приколотыми фотографиями двойного убийства в Курбевуа (отрезанные пальцы девушки, уложенные венчиком), в Трамбле (сложенные вместе половинки разрезанного по талии тела Мануэлы), в Глазго (тело маленькой Грейс Хобсон в его трогательном одиночестве). Он почувствовал, что ему стало трудно дышать.
— Есть новости? — спросил он осторожно.
— Ни одно дело не соответствует полностью чему-то, что нам известно, — заговорил Балланже профессорским тоном. — Один из моих студентов думает, что узнал ваш сюжет — то дело в марте тысяча девятьсот девяносто восьмого года, история женщины со вспоротым животом в пакгаузе. Я этой книги не знаю. Называется она… — Балланже поискал в своих бумагах, — «Убийца из тени». Автор Филип Шуб или Хуб. Совершенно неизвестный. Я заглянул в Интернет и ничего о нем не нашел. Книга, должно быть, очень старая, и тираж распродан. И еще, майор, другое дело, этот коммивояжер из леса в Фонтенбло… Признаюсь, у меня остались кое-какие сомнения. Некоторые детали не на месте, но, вообще-то, сильно похоже на роман «Конец тьмы» Джона Д. Макдональда, его еще называют «Капкан на „Волчью стаю“», знаете ли…
4
Луи принес Верховену уведомление о получении нового объявления, переданного Кобом, которое появится в электронной версии журнала самое позднее завтра утром. Молодой человек уже собирался покинуть кабинет, но Камиль задержал его:
— Луи! Я хотел бы знать, что происходит у вас с Мальвалем.
Лицо заместителя тут же приобрело замкнутое выражение. Камиль мгновенно понял, что ничего не узнает.
— Какие-то мужские дела?.. — запустил он все-таки пробный шар, пытаясь заставить коллегу отреагировать.
— Это вообще не дела. Так… небольшое разногласие, ничего больше.
Камиль встал и подошел ближе. В таких случаях у Луи всегда срабатывал один и тот же рефлекс. Он как бы съеживался немного, словно хотел свести на нет их разницу в росте или проявить преданность, что одновременно и льстило Камилю, и раздражало.
— Я просто скажу тебе, Луи, и не хочу, чтобы пришлось повторять. Если ваши дела касаются нашей работы…
Он не успел даже закончить фразу, как Луи прервал его:
— Никоим образом!
Камиль секунду вглядывался в его лицо, выбирая, какой тактики придерживаться:
— Мне это не нравится, Луи.
— Это личное.
— Интимное?
— Личное.
— Ле-Гуэн ждет, мне пора, — закончил разговор Камиль, возвращаясь к столу.
Луи тут же исчез. Камиль отследил, какой рукой тот откинет прядь, но уже не помнил кода расшифровки. Он посидел в задумчивости еще несколько мгновений, позвонил Кобу по внутренней линии и наконец решил уйти.
5
В конце дня Ле-Гуэн дочитывал две памятки, которые Камиль второпях для него напечатал. Вольготно раскинувшись в новом кресле, он держал документ двумя руками, а кофе на животе. Пока он читал, в голове Камиля прокручивался фильм о двух возникших делах, по крайней мере в том виде, в каком он сумел их воссоздать.
Первая памятка касалась «достаточно отдаленного сходства», обнаруженного профессором Балланже между американским романом 1950 года под названием «Конец тьмы» и делом в Фонтенбло.
16 мая 1996 года поздним утром Жан Клод Бонифас и Надеж Вермонтель наткнулись в лесу Фонтенбло на труп мужчины с пулей в голове.
Мужчину быстро идентифицировали как Ролана Сушье, торгового представителя, занимающегося санитарным и отопительным оборудованием. Пуля из автоматического оружия 22-го калибра, редко встречающегося в здешних краях. В картотеке оно не значилось. Бумажник, деньги и кредитные карточки исчезли. Гипотеза об убийстве с целью ограбления была тем более убедительна, что его кредиткой воспользовались в тот же день на маленькой автозаправке в тридцати километрах к югу и что беглец использовал машину Сушье.
Две детали все же привлекли внимание следователей. Первой было малоизвестное оружие 22-го калибра. Баллистическая экспертиза показала, что это кольт «вудсмен», американское оружие, используемое на соревнованиях, производство которого было прекращено в 60-х годах. Только несколько экземпляров были зафиксированы во Франции.
Второй любопытный факт касался одежды жертвы. В тот день на нем была спортивная голубая рубашка и белые мокасины. Его жена обнаружила этот факт при опознании тела. Она была совершенно категорична: у ее мужа никогда не было такой одежды. В ее заявлении даже упоминалось, что никогда «она не позволила бы ему надеть нечто подобное».
— Не слишком убедительно… — протянул Ле-Гуэн.
— Самому слабо верится.
Они сравнили детали расследования с отрывками из книги, которую факсом переправил им Балланже. Джон Д. Макдональд, № 698 в «Черной серии».
Французский перевод вышел в 1962-м.
Стр. 163
В семи-восьми метрах от них лежала куча камней.
<…> Мужчина лет тридцати пяти стоял у открытой дверцы машины. Он потер затылок и скривился. <…> На нем была голубая спортивная рубашка, влажная под мышками, серые брюки и черно-белые башмаки. <…>
— Чуть дальше, — продолжил Камиль, — автор говорит об убийце.
Он прицелился снова. Маленькая круглая дыра появилась во лбу Бечера, наверху, чуть слева. Глаза его расширились. Он шагнул, попытался расставить ноги, чтобы устоять на земле. Потом медленно осел, будто стараясь смягчить падение.
— М-да, — хмыкнул Ле-Гуэн с гримасой отвращения.
Какое-то мгновение они сидели в задумчивости.
— Ладно, — начал Камиль, — мне тоже кажется, что это пустой номер. Слишком много расхождений в деталях. В книге определенно сказано, что мужчина получил «удары перочинным ножом» и что у него «на мизинце левой руки тяжелый перстень»: нет и следа чего-то подобного у покойника в Фонтенбло. В романе на месте убийства находят огрызок сигары и полбутылки бурбона: этого тоже нет. Как и коробки с итальянской плиткой, брошенной на камни. Нет, не сходится. Обманка.
Ле-Гуэн думал о другом.
Последовавшее молчание касалось уже не этого дела, которое для них было решенным, а другого, и с неизбежностью вело к менее тихим берегам…
— А что до этого… — глухим голосом проговорил Ле-Гуэн, — тут я с тобой более или менее согласен. Думаю, надо предупредить судью.
Жан Франсуа Рише отпуск не брал, но работа торгового представителя оставляла ему свободное время, особенно в июле. Как-то вечером во вторник он предложил своему шестнадцатилетнему сыну Лорану поехать порыбачить на Сену. Что они и проделали 6 июля 2000 г. По традиции место выбирал сын. Лоран искал «подходящий уголок» для того дня, но найти не успел. Едва отойдя на несколько шагов, он напряженным тревожным голосом позвал отца: у берега реки, животом вниз, в неглубокой воде плавал труп женщины. Лицо погружено в ил. На ней было серое платье, покрытое кровью и грязью.
Двадцать минут спустя прибыли жандармы из Корбея. Расследование, порученное подполковнику Андреани, было немедленно начато. Менее чем через неделю стало известно приблизительно то же, что и осталось известным: практически ничего.
Молодая женщина, белая, около 25 лет, со следами жестокого избиения, во время которого ее буквально таскали за волосы, о чем свидетельствует содранная кожа на лбу и целые пригоршни вырванных волос. Для нанесения ударов убийца использовал молоток. Вскрытие, проведенное неким доктором Монье, показало, что жертва умерла не от жестоких побоев, а немного позже, от двадцати одного удара ножом. Никакого следа сексуального насилия не выявлено. Жертва зажала в руке обрывок серой ткани. Смерть наступила около сорока восьми часов назад.
Расследование быстро установило, что молодая женщина была жительницей Корбея по имени Мариза Перрэн, о чьем исчезновении четыре дня назад заявили ее родители; исчезновение подтверждали ее друзья и работодатели. Молодая парикмахерша, которой было 23 года, проживала на бульваре Республики, дом 16, в съемной трехкомнатной квартире, которую она делила со своей кузиной Софи Перрэн. Все, что о ней можно было сказать, выглядело вполне банальным: каждое утро на общественном транспорте отправлялась на работу в салон, на работе ее ценили, в конце недели вместе с кузиной выбиралась в какое-нибудь модное местечко, флиртовала с мальчиками, с некоторыми из них спала. В общем, ничего примечательного, кроме того факта, что она покинула свой дом в четверг, 7 июля, около 7.30, одетая в белую юбку, белую блузку, розовую куртку и туфли на низком каблуке, и нашли ее только два дня спустя, одетую в серое платье, с наполовину разбитой головой, погруженной в ил. Эта смерть осталась необъяснимой. Ни одна деталь не позволила выяснить ни как она исчезла, ни как попала на берег Сены, ни что делала все то время, которое прошло между исчезновением и смертью, ни кого она встретила, ни кто, по всей вероятности, ее убил.
Следователи выявили несколько странных моментов в этом на первый взгляд банальном деле. Например, тот факт, что жертва не подверглась сексуальному насилию. В большинстве случаев, когда девушек обнаруживают в сходных обстоятельствах, есть следы такого насилия. Здесь — ничего подобного. Насколько мог установить судмедэксперт, последние сексуальные контакты Маризы Перрэн имели большой срок давности. Говоря яснее, настолько большой, насколько имеющееся в его распоряжении оборудование могло определить. Такого рода периоды исчисляются неделями. И действительно, ее кузина на втором допросе подтвердила, что жертва в последнее время «не тусовалась» из-за любовного разрыва, который едва начал затягиваться («Она прям места себе не находила!» — подчеркнула кузина, похоже с оттенком восхищения). Герой этого разрыва, некий Жоэль Ванекер, почтовый служащий, был допрошен и тут же освобожден от подозрений.
Настоящей странностью (ни изнасилование, ни его отсутствие в наши дни не дают оснований для разговора о странности в буквальном смысле), воистину диковинным фактом было серое платье, в котором обнаружили жертву. Ее след потерялся на несколько дней, девушка вполне могла переодеться, и даже не один раз, но чего следователи не могли объяснить, так это почему ее выловили одетой в длинное платье, сшитое приблизительно в 1870 году. Сам факт, кстати, был установлен довольно поздно. Казалось странным, прежде всего родителям и кузине, что девушку нашли в бальном платье. Эта деталь не вязалась ни с ее привычками, ни со сложившимся представлением о ней, к тому же никакого бального платья у нее отродясь не было. Внимание экспертов привлекла и степень ветхости платья, которая шла вразрез с продолжительностью пребывания тела в воде. Тогда следователи обратились к специалистам и провели экспертизу ткани и пошива. Мнение было единодушным: платье было произведено, без сомнения, в парижском регионе, нитками и пошивочными приемами, восходящими к середине ХIХ века. Использованные пуговицы, как и синий позумент, позволили уточнить дату — 1863 год, с возможным отклонением плюс-минус три года.
Экспертов, консультировавших расследование, попросили определить цену платья. В преступлении не было, если можно так сказать, ничего беспричинного, раз уж убийца решился отправить в реку вместе с трупом антикварное изделие стоимостью в три тысячи евро. Единственным объяснением, которое сумели придумать, было то, что он, возможно, не знал его истинной стоимости.
Поиски продолжились среди антикваров и старьевщиков. Из-за нехватки людей область расследования ограничилась районом преступления, и после долгих недель работы выводы не продвинулись ни на миллиметр.
Если упоминалось, что девушка была «найдена одетой в это платье», то потому, что умерла она не в нем. Девушку жестоко избили и убили в другой одежде, а приблизительно через тридцать шесть часов переодели в это проклятое бальное платье — и тут опять-таки имелась странная деталь. Убийца не удовольствовался тем, что бросил тело в воду. Он уложил тело девушки с определенной деликатностью: и складки платья, и глубина, на которую лицо было погружено в ил, все указывало на старание, на особые предосторожности — что было весьма удивительно со стороны человека, который несколькими часами раньше убил ее ударами молотка.
Следователи так и остались в недоумении относительно значения этой детали.
Сегодня, благодаря появлению «Преступления в Орсивале», изданного в 1867 году романа Эмиля Габорио, который Балланже поместил среди романов-основателей детективного жанра, ни одна из странных деталей этого преступления не казалась больше загадочной. Графиня Треморель, жертва из романа Габорио, была, как и малышка Перрэн, блондинкой с голубыми глазами. Все сходилось: то, как было расположено тело, способ, каким она была убита, ее одежда, обрывок серой ткани, который она продолжала сжимать в левой руке, — короче, каждая деталь точь-в-точь совпадала с романом. Совершенство в деталях: даже платье было изготовлено в год, соответствующий действию книги. У Камиля, конечно же, не оставалось и тени сомнения: перед ним было четвертое дело.
— Кроме отпечатка, — обронил Ле-Гуэн. — Почему этот тип оставляет фальшивый отпечаток на каждом теле, кроме этого?
— Галлахер подтвердил мне, что шотландская полиция присоединилась к банку данных только первого января этого года. По той же причине было невозможно провести сверку раньше. Этот тип стал подписывать свои преступления, начиная с Глазго, и не спрашивай меня почему. С того момента он их подписывает все. А следовательно, других преступлений после Глазго мы не обнаружим. Единственная хорошая новость.
— Теперь остается только ждать новых дел… — проговорил Ле-Гуэн, словно обращаясь к самому себе.
6
Ирэн приготовила травяной чай.
Устроившись в кресле в гостиной, она смотрела, как начавшийся вечером дождь бьет в стекла со спокойным упорством, которое не оставляло сомнений в его решимости.
Они устроили что-то вроде интимного ужина. Ирэн теперь готовила только холодные блюда. Не говоря о том, что с начала месяца у нее вообще не было желания стоять у плиты. Она никогда не знала, во сколько они смогут сесть за стол.
— Отличная погода для преступлений, любовь моя, — задумчиво заметила она, держа чашку двумя руками, как будто грея ладони.
— Почему ты так говоришь? — спросил он.
— О, просто так…
Он взял книгу, которую листал, и пристроился у нее в ногах.
— Уста…
— Устала?
Они заговорили одновременно.
— Как это называют? — спросил Камиль.
— Не знаю… Общение на бессознательном уровне, наверное.
Они довольно долго просидели молча, каждый был погружен в свои мысли.
— Ты сильно скучаешь, да?
— Сейчас да. Время тянется так медленно.
— Что бы ты хотела делать завтра вечером? — спросил Камиль без особой уверенности.
— Хорошо бы рожать…
— Интересно, где моя аптечка первой помощи…
Он положил книгу рядом с собой и рассеянно листал страницы, рассматривая череду картин Караваджо. Он остановился на репродукции «Экстаза Магдалины». Ирэн чуть перегнулась, чтобы посмотреть через его плечо. На полотне Магдалина тянется лицом к небу, рот полуоткрыт, руки скрещены на животе. Длинные рыжие волосы сбегают с правого плеча, подчеркивая линию груди, причем левая грудь едва прикрыта. Камиль любил этот женский образ. Он вернулся на несколько страниц назад и секунду разглядывал Марию, какой ее изобразил Караваджо в «Отдыхе на пути в Египет».
— Это та же? — спросила Ирэн.
— Не знаю.
Эта склонилась над младенцем. Здесь рыжина ее волос отливала пурпуром.
— Мне кажется, она кончает, — сказала Ирэн.
— Нет, мне кажется, кончает Тереза.
— Они все кончают.
Магдалина в экстазе, Мария с ребенком. Он этого не сказал, но именно так, думая о ней, он видел Ирэн. Он чувствовал ее за спиной, тяжелую и теплую. Последствия появления Ирэн в его жизни были неисчислимы. Он поймал ее руку у себя за плечом.
Среда, 23 апреля 2003 г.
1
Из тех женщин, о которых ничего не скажешь: ни красивы, ни уродливы, почти без возраста. Примелькавшееся лицо, часть семейного окружения, как старая школьная приятельница. Лет сорок, одежда безнадежно скромная, женская копия своего брата: Кристина Лезаж сидит напротив Верховена, чопорно сложив руки на коленях. Испытывает она страх или волнение, сказать сложно. Ее взгляд упорно не отрывается от коленей. Камиль чувствует в ней решимость, которая может дойти до абсурда. Хотя лицо ее несет отпечаток поразительного сходства с братом, в Кристине Лезаж угадывается куда более сильная воля.
Однако в ней проступает и нечто потерянное, глаза иногда становятся пустыми, словно она на мгновение отключается.
— Мадам Лезаж, вы знаете, почему вы здесь… — начинает Камиль, снимая очки.
— В связи с моим братом, так мне сказали…
Ее голос, который Камиль слышит впервые, кажется чересчур высоким и тонким, как если бы ее вынуждали отвечать на провокацию. Сам тон, каким она произнесла слово «брат», говорит о многом. В своем роде материнский рефлекс.
— Именно. У нас возникло несколько вопросов в связи с ним.
— Не понимаю, какие у вас могут быть к нему претензии.
— Как раз в этом мы и постараемся вместе разобраться, если вы не возражаете. От вас мне потребуется несколько разъяснений.
— Я уже сказала все, что могла, вашему коллеге…
— Да, — продолжает Камиль, указывая на лежащий перед ним документ, — но в том-то и дело, что вы ничего существенного не сказали.
Кристина Лезаж снова складывает руки на коленях. Для нее беседа только что закончилась.
— Нас особенно интересует ваше пребывание в Великобритании. В… — Камиль на секунду снова надевает очки, чтобы свериться с памяткой, — июле две тысячи первого года.
— Мы не были в Великобритании, инспектор…
— Майор.
— Мы были в Англии.[39]
— Вы уверены?
— А вы нет?
— Нет, должен признаться, что мы — нет… Во всяком случае, не все время. Вы приехали в Лондон второго июля… Вы согласны?
— Возможно…
— Точно. Ваш брат уехал из Лондона восьмого в Эдинбург. В Шотландию, мадам Лезаж. Некоторым образом, в Великобританию. Его обратный билет подтверждает возвращение в Лондон двенадцатого июля. Я ошибаюсь?
— Если вы так считаете…
— А вы не заметили почти пятидневного отсутствия брата?
— Вы сказали с восьмого по двенадцатое. Получается четыре, а не пять.
— Где он был?
— Вы же сами сказали: в Эдинбурге.
— Что он там делал?
— У нас там контрагент. Как и в Лондоне. Мой брат встречается с нашими контрагентами всякий раз, когда представляется случай. Это… бизнес, если вам так больше нравится.
— Ваш контрагент — это мсье Сомервиль, — продолжает Камиль.
— Именно так, мсье Сомервиль.
— Вот тут у нас небольшая проблема, мадам Лезаж. Мсье Сомервиль был сегодня допрошен полицией Эдинбурга. Он действительно виделся с вашим братом, но только восьмого. А девятого ваш брат покинул Эдинбург. Не могли бы вы мне сказать, чем он занимался с девятого по двенадцатое?
У Камиля мгновенно возникает ощущение, что эта информация для нее новость. Вид у нее делается недоверчивый и недобрый.
— Туризмом, полагаю, — цедит она наконец.
— Туризмом. Ну конечно. Он осмотрел Шотландию, ее ланды, озера, замки, привидения…
— Избавьте меня от банальностей, инспектор.
— Майор. А могло ли любопытство завести его в Глазго, как вы думаете?
— Майор, я ничего не думаю по этому поводу. И кстати, не понимаю, что ему там делать.
— Убить там малышку Грейс Хобсон, например? — Верховен должен был попытаться. Иногда стратегический успех достигается и куда менее обоснованными предположениями. Но Кристина Лезаж и бровью не ведет:
— У вас есть доказательства?
— Вам знакомо имя Грейс Хобсон?
— Я видела его в газетах. Тех, где столько говорится о вас, майор.
— Подвожу итог: ваш брат покидает Лондон, чтобы отправиться на четыре дня в Эдинбург, остается там всего на день, и вы не знаете, что он делал оставшиеся три дня.
— Приблизительно так, да.
— Приблизительно…
— Да. Уверена, что ему не составит труда…
— Увидим. Перейдем к ноябрю две тысячи первого, если не возражаете.
— Ваш коллега меня уже…
— Я знаю, мадам Лезаж, я знаю. Вы только подтвердите мне все, и мы больше не будем к этому возвращаться. Итак, двадцать первое ноября…
— А вы сами помните, что делали двадцать первого ноября два года назад?
— Мадам Лезаж, вопрос задан не мне, а вам! По поводу вашего брата. Он ведь часто отсутствует, верно?
— Майор, — терпеливо, будто ребенку, отвечает Кристина Лезаж, — мы держим магазин. Старые книги, книги, купленные по случаю… мой брат покупает и перепродает. Он посещает частные библиотеки, чтобы купить книги или лоты, он проводит экспертизы, покупает у коллег, перепродает им же, сами понимаете, всего этого не сделаешь, стоя за прилавком. Поэтому да, мой брат часто отсутствует.
— А значит, никогда не известно, где он…
Кристина Лезаж довольно долго размышляет, прикидывая, какой стратегии придерживаться.
— Вам не кажется, что мы могли бы сэкономить время? Если бы вы мне прямо сказали…
— Это довольно просто, мадам Лезаж. Ваш брат позвонил нам, чтобы навести на след преступления и…
— Вот и помогай вам…
— Мы не просили его о помощи, он сам предложил ее. В порыве чувств. Великодушно. Он сообщил нам, что двойное преступление в Курбевуа было инспирировано произведением Брета Истона Эллиса. Он хорошо осведомлен. И оказался прав.
— Это его профессия.
— Убивать проституток?
Кристина Лезаж немедленно краснеет.
— Если у вас есть доказательства, майор, я вас слушаю. Кстати, если б они у вас были, я не сидела бы здесь и не отвечала на ваши вопросы. Я могу идти? — заключает она, делая вид, что встает.
Камиль ограничивается тем, что просто внимательно на нее смотрит. Она неохотно остается на месте, так и не закончив движения, которое якобы собиралась сделать.
— Мы забрали еженедельники вашего брата. Он человек скрупулезный. И вроде бы очень организованный. Наши агенты сейчас перепроверяют расписание его встреч. За последние пять лет. На данный момент мы провели только поверхностный опрос, и просто невероятно, сколько там оказалось нестыковок. Особенно для человека столь организованного.
— Нестыковок?.. — удивленно переспрашивает она.
— Да, читаем, что он был там-то и там-то… а его там не было. Отмечает несуществующие встречи. И все в таком роде. Записывает, что он с кем-то, а сам где-то в другом месте. Естественно, мы начали задумываться.
— О чем задумываться, майор?
— Ну как же, о том, что же он делал в это время. Что он делал в ноябре две тысячи первого, в то время, когда кто-то разрезал на две равные части проститутку; что он делал в начале этого месяца, когда резали на куски двух проституток в Курбевуа. Он часто ходит по проституткам, ваш брат?
— Вы отвратительны.
— А он?
— Если это все, что у вас имеется против моего брата…
— Ну что ж, мадам Лезаж, это не единственные вопросы, которые у нас возникли в связи с ним. Нам также интересно узнать, куда уходят его деньги.
Кристина Лезаж поднимает на Камиля ошеломленный взгляд:
— Его деньги?
— Вообще-то, ваши деньги. Потому что, как мы поняли… это ведь он управляет вашим состоянием?
— У меня нет «состояния»!
Она выделяет слово, как будто это ругательство.
— И все же… У вас имеется… дайте посмотреть… пакет акций, две квартиры в Париже, которые вы сдаете, фамильный дом. Да, кстати, мы туда послали наших людей.
— В Вильреаль? И можно узнать, зачем?
Читать бесплатно другие книги:
