Тщательная работа Леметр Пьер

— Прислать команду?

— Нет времени. Я перезвоню.

— Погоди…

— Что?

— Только что звонила бригада из Перигё. Фамильный дом Бюиссонов пуст и даже опустошен. Ни мебели, ничего.

— А тела? — спрашивает Камиль.

— Прошло два года, но он особо не парился. Закопал их в лесу прямо за домом. Группа займется эксгумацией. Буду держать тебя в курсе.

Луи протягивает Камилю салатницу с водой и линялое кухонное полотенце. Верховен погружает тряпку в воду и прикладывает к лицу мужчины. Тот едва реагирует.

— Мсье Бриюк… Вы меня слышите?

Бриюк прерывисто дышит. Камиль повторяет процедуру, еще раз прикладывая смоченную тряпку к его лицу. Потом наклоняется. Рядом с диваном, в дальнем углу у стены, валяются пивные банки. Он насчитывает дюжину.

Берет Бриюка за руку и нащупывает пульс.

— Ладно, — говорит он, посчитав удары. — Тут душ имеется?

Мужик даже не заорал. Пока двое агентов держат его в ванне, Верховен, подкручивая кран, старается найти нужную температуру, ни слишком холодную, ни слишком горячую.

— Давайте, — командует он, протягивая старшему душевой шланг.

— Вот дерьмо! — жалуется Бриюк, когда вода, выплескиваясь над его головой, мочит одежду и та прилипает к его тощему телу.

— Мсье Бриюк, — спрашивает Камиль, — теперь вы меня слышите?

— Да, черт, слышу, отвалите…

Верховен делает знак. Молодой человек кладет душ, не выключая воду, которая теперь брызжет на ноги Бриюка. Тот, весь вымокший, задирает то одну ступню, то другую, будто шагает по морю. Луи, взяв полотенце, протягивает его Бриюку. Тот поворачивается и тяжело садится на бортик ванны. Вода со спины сбегает на пол. Он долго писает в ванну, отогнув край трусов.

— Приведите его сюда, — говорит Верховен, направляясь в гостиную.

Луи осмотрел всю квартиру, тщательно обследовал кухню, спальню, кладовку. Теперь он открывает ящики и дверцы буфета в стиле Генриха II.

Бриюк сидит на диване. У него стучат зубы. Фабрис сходил в спальню за покрывалом и набросил ему на плечи. Камиль придвигает стул и усаживается напротив. В первый раз мужчины смотрят друг на друга. Бриюк медленно приходит в себя. Он наконец замечает, что вокруг него четверо незнакомцев, двое стоят и смотрят на него с видом, который ему кажется угрожающим, еще один роется в ящиках, а прямо перед ним сидит маленький человечек и холодно его разглядывает. Бриюк протирает глаза. И внезапно пугается и вскакивает. Камиль и шевельнуться не успел, как Бриюк толкает его, и Верховен тяжело рушится на пол. Но Бриюк и шага не сделал, как двое агентов схватили его и уложили на пол с заломленными за спину руками. Фабрис надавил подошвой на затылок, а Бернар с силой удерживает его руки за спиной. Луи кидается к Камилю.

— Да отстань ты от меня! — бросает Камиль, яростно отмахиваясь, словно отгоняя осу.

Он поднимается, держась за голову, и становится на колени перед Бриюком, лицо которого так вдавлено в пол, что ему тяжело дышать.

— А теперь, — произносит Камиль голосом, в котором сквозит едва сдерживаемое ожесточение, — я тебе объясню…

— Я ничего… не сделал… — с трудом выдавливает Бриюк.

Камиль кладет ладонь на щеку мужчины. Поднимает глаза на Фабриса и кивает ему. Молодой человек давит ногой сильнее, у Бриюка вырывается крик.

— Слушай меня хорошенько. У меня очень мало времени…

— Камиль… — говорит Луи.

— Я тебе объясню… — продолжает Камиль. — Я майор Верховен. Сейчас где-то умирает женщина. — Он убирает руку и медленно наклоняется. — Если ты мне не поможешь, — шепчет он ему на ухо, — я тебя убью…

— Камиль… — повторяет Луи громче.

— Ты сможешь надираться, сколько тебе влезет, — продолжает Верховен очень мягким голосом, но с такой силой, что дрожь идет по всей комнате. — Но после… Когда я уйду. А сейчас ты меня выслушаешь и, главное, ответишь. Я ясно выражаюсь?

Камиль не заметил, как Луи сделал знак Фабрису и тот медленно убрал ногу. Бриюк все равно не двигается. Он так и лежит, растянувшись на полу и прижавшись к нему щекой. Смотрит в глаза маленького человечка и читает в них решимость, которая его пугает. Головой он делает знак «да».

— Мы все пустили под нож…

Бриюк снова сидит на диване. Верховен выдал ему пиво, и тот одним глотком всосал половину. Слегка взбодрившись, он выслушал краткие объяснения Камиля. Не все понял, но кивал, как будто понял все, и для Верховена этого было вполне достаточно. Они ищут книгу, сказал себе он. Вот все, что он понял. Бильбан. Он проработал у них кладовщиком… сколько лет? Ему трудно сообразить, сколько же он проработал, понятие времени утратило реальность. И это было давно. Когда предприятие закрылось? Куда делся нераспроданный товар? На лице Бриюка написано, что до него не доходит, какое значение теперь могут иметь эти дерьмовые книжки и их запасы. А главное, откуда такая срочность. И он-то здесь при чем… Напрасно он пытается сосредоточиться, в голове полная неразбериха, и расставить все по местам никак не удается.

Верховен не вдается в объяснения. Ему по-прежнему нужны только факты. Главное — не дать разуму Бриюка унестись к новым туманным горизонтам. «Если он попытается понять, мы потеряем время», — говорит себе Камиль. Только факты. Где сейчас книги?

— Мы пустили под нож все запасы, клянусь. А что с ними еще было делать? Это ж был полный отстой.

Бриюк поднимает руку, чтобы допить пиво, но Верховен точным движением перехватывает руку:

— Потом!

Бриюк взглядом ищет поддержки, но натыкается на замкнутые лица трех остальных. Его снова охватывает страх, и он начинает дрожать.

— Успокойся, — говорит Верховен, не двигаясь. — Не заставляй меня терять время…

— Да говорю ж вам…

— Да, я понял. Но никогда невозможно уничтожить все. Никогда. Товар разбросан по разным складам, где-то хранились экземпляры, которые доставили уже после того, как остальные были отправлены на переработку… Вспоминай.

— Все пустили под нож… — тупо повторяет Бриюк, глядя на банку пива, которая дрожит в его руке.

— Ладно, — говорит Верховен; его внезапно оставляют силы.

Он смотрит на часы. 1.20 ночи. Его вдруг пробирает холод в этой комнате, и он смотрит на распахнутые окна. Упирается руками в колени и встает:

— Из него ничего больше не вытянешь. Пошли отсюда.

Луи наклоняет голову в знак того, что это действительно лучшее, что можно сделать. Все выходят на площадку. Фабрис и Бернар спускаются первыми, спокойно отстраняя тех соседей, которые вышли посмотреть, что происходит. Верховен снова трет голову. Чувствует, как за несколько минут начала вздуваться шишка. Возвращается в квартиру, дверь которой осталась распахнутой. Бриюк так и сидит в том же положении, с банкой пива в руках, локти упираются в колени, вид ошалелый. Камиль проходит в ванную, забирается на мусорный бак, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Сбоку на черепе след мощного удара, круглый и уже начинающий синеть. Он кладет на него палец, открывает холодную воду и смачивает синяк.

— Я не совсем уверен…

Камиль резко оборачивается. Бриюк стоит в дверном проеме, жалкий в мокрых трусах и с шотландским пледом на плечах, как беженец после катастрофы.

— По-моему, я привез несколько коробок для сына. А он их так и не забрал. Они должны быть в подвале, гляньте, если хотите…

Машина несется слишком быстро. Теперь за рулем Луи. С этими бесконечными поворотами, внезапными рывками и торможениями, не считая оглушительного завывания сирен, Верховен не может прочесть ни строчки. Правой рукой он держится за дверцу, постоянно пытаясь отцепить руку, чтобы перевернуть страницу, но его тут же кидает вперед или вбок. Он выхватывает отдельные слова, текст кувыркается перед глазами. Времени надеть очки у него не было, и теперь все расплывается перед глазами. Читать пришлось бы, держа книгу на вытянутой руке. После нескольких минут безнадежной борьбы он сдается. Крепко сжимает книгу, держа ее на коленях. На обложке изображена женщина, молодая, светловолосая. Она лежит на чем-то похожем на кровать. Расстегнутый корсаж обнажает верх полной груди и округлый живот. Ее руки тянутся к шее, как если бы она была привязана. В ужасе, с широко раскрытым ртом, она кричит, вращая обезумевшими глазами. Верховен на мгновение высвобождает руку и переворачивает книгу. Задняя сторона обложки черно-белая.

Ему не удается различить буквы, они слишком мелкие. Машина делает резкий поворот направо и влетает во двор полиции. Луи яростно жмет на ручной тормоз, вырывает книгу из рук Верховена и бежит впереди него к лестнице.

Ксерокс выплюнул сотни страниц за несколько очень длинных минут, и Луи наконец возвращается с четырьмя экземплярами, разложенными по четырем одинаковым зеленым картонным папкам, в штабную комнату, где мечется Камиль.

— Получается… — начинает Камиль, открыв папку с конца, — двести пятьдесят страниц. Если что-то удастся найти, то только в финале. Скажем, со страницы сто тридцатой. Арман, ты начнешь отсюда. Луи, Жан и я читаем конец. Доктор, вы просмотрите начало на всякий случай. Мы не знаем, что ищем. Все может иметь значение. Коб! Брось все остальное. По мере того как вы находите детали дела, вы сообщаете их Кобу, громким голосом, чтобы все могли слышать, понятно? Давайте!

Верховен открывает папку. Пока он пролистывает ее к концу, несколько абзацев привлекают его внимание, он пробегает отрывок в пару строк, подавляя желание прочесть и понять, — прежде всего следует искать. Опускает очки, которые свешиваются на нос.

Согнувшись почти до пола, Матео умудряется разглядеть тело Кори, распластанное на земле. Дым перехватывает ему горло и вызывает жестокий кашель. И все же он ложится и продвигается ползком. Оружие мешает. На ощупь он сдвигает предохранитель и, перегнувшись, с трудом убирает оружие в кобуру.

Он переворачивает пару страниц.

Он не мог разглядеть, жив ли еще Кори.

Вроде бы он не двигался, но видел Матео смутно. Глаза чудовищно щипало. В…

Камиль смотрит на номер страницы и решительно переходит на страницу 181.

— У меня некто Кори, — бросает Кобу Луи, не поднимая головы.

Повторяет фамилию по буквам.

— Но пока нет имени.

— Девушку зовут Надин Лефран, — говорит Ле-Гуэн.

— У меня их будет тыщи три, — бормочет Коб.

Страница 71

Надин вышла из клиники около 16 часов и пошла к машине, оставленной на стоянке супермаркета. Получив результаты эхографии, она ощутила внутренний трепет. В это мгновение все, что окружало ее, казалось прекрасным. Погода, хоть и пасмурная, воздух, хоть и холодный, город, хоть и…

«Дальше», — говорит себе Верховен. Он быстро пролистывает несколько страниц, выхватывая отдельные слова, но ничто не привлекает особого внимания.

— У меня комиссар Матео. Франсис Матео, — говорит Арман.

— Похоронное бюро в Ленсе, в районе Па-де-Кале, — объявляет Ле-Гуэн. — «Дюбуа и сын».

— Не так быстро, парни, — ворчит Коб, на полной скорости стуча по клавиатурам. — У меня восемьдесят семь Кори. Если кому-нибудь попадется имя…

Страница 211

Кори пристроился у окна. Из предосторожности, не желая рисковать и привлекать внимание какого-нибудь прохожего, даже в этом столь малолюдном районе он не стал протирать стекла, серые от пыли, скопившейся с момента, когда в двери последний раз поворачивался ключ, десять лет назад. Перед собой в свете двух еще сохранившихся фонарей он видел…

Верховен возвращается на несколько страниц назад.

Страница 207

Кори долгое время просидел в машине, разглядывая заброшенные здания. Он сверился с часами: 22.00. Еще раз перепроверил свои подсчеты и вернулся к тому же результату. Время, пока она оденется, спустится, дойдет, а неизбежная паника, которая должна ее охватить, добавит еще несколько необходимых для поиска дороги минут, — итого Надин будет здесь минут через двадцать. Он слегка приспустил окно и прикурил сигарету. Все было готово. Если все…

Раньше. Еще раньше.

Страница 205

Это было вытянутое в длину здание, расположенное в конце улицы, которая двумя километрами дальше выходила к въезду в Паренси. У Кори было…

— Город называется Паренси, — говорит Камиль. — Это деревня.

— Нет никакого похоронного агентства «Дюбуа и сын», — говорит Коб. — У меня четыре другие фирмы Дюбуа: водопроводчики, бухгалтерия, покрышки и садовые работы. Я распечатаю список.

Ле-Гуэн встает и идет к принтеру, чтобы принести распечатку.

Страница 221

— Говорите же, — повторил комиссар Матео.

Казалось, Кристиан его не слышит.

— Если бы я знал… — пробормотал он. — Через…

— Девушка работает у адвоката по имени Перно, — говорит Арман. — В Лилле, улица Святого Христофора.

Верховен прерывает чтение. «Надин Лефран, Кори, Матео, Кристиан, похоронное бюро, Дюбуа», — повторяет он в уме, но эти слова не вызывают у него никаких ассоциаций.

Страница 227

Молодая женщина наконец-то пришла в себя. Она повернула голову в одну сторону, потом в другую и обнаружила Кори, который стоял рядом и странно улыбался.

Верховена вдруг прошиб пот, руки снова начинают дрожать.

— Это вы? — сказала она.

Охваченная внезапной паникой, она попыталась подняться, но ее руки и ноги были крепко связаны. Стягивающие ее путы были такими тугими, что конечности заледенели. «Сколько времени я уже здесь?» — спросила себя она.

— Хорошо поспали? — поинтересовался Кори, прикуривая сигарету.

Надин, впав в истерику, принялась кричать, мотая головой во все стороны. Она кричала до тех пор, пока не стала задыхаться, и наконец замолкла, без голоса и без сил. Кори и бровью не повел.

— Ты очень красива, Надин. Правда… Очень красива, когда ты плачешь.

Не переставая курить, он положил руку на огромный живот женщины. От этого прикосновения она мгновенно задрожала.

— И я уверен, что ты очень красива, когда умираешь, — бросил он с улыбкой.

— Нет никакой улицы Святого Христофора в Лилле, — говорит Коб. — И никакого мэтра Перно тоже.

— Вот черт! — бросает Ле-Гуэн.

Камиль поднимает глаза на него, потом на открытую перед ним папку. Тот тоже читает последние страницы. Верховен опускает взгляд на свою собственную папку.

Страница 237

— Красиво, правда? — спрашивает Кори.

Надин удалось повернуть голову. Ее лицо распухло, заплывшие глаза наверняка пропускали только узенький лучик света, кровоподтеки на надбровных дугах уже приобретали неприятный оттенок. И если рана на щеке перестала кровоточить, то с нижней губы до самой шеи по-прежнему стекали густые темно-красные капли. Ей было трудно дышать, и грудь вздымалась тяжело, рывками.

Кори, закатав рукава рубашки до локтей, подошел к ней.

— Почему, Надин? Разве тебе не кажется, что это красиво? — добавил он, указывая на какой-то предмет, расположенный в ногах кровати.

Надин с полными слез глазами рассмотрела нечто вроде деревянного креста на подставке. Шириной он был сантиметров пятьдесят. Как церковный крест в миниатюре.

— Это для младенца, Надин, — произнес он очень мягким голосом.

Он погрузил ноготь большого пальца так глубоко под груди Надин, что она издала вопль боли. Ноготь медленно опустился до самого лобка, будто прокладывая борозду в натянутой коже живота и вырывая у молодой женщины протяжный глухой крик.

— Достанем его отсюда, — мягко говорил Кори, следуя движению руки. — Что-то вроде кесарева. Потом ты уже не будешь достаточно живой, чтобы увидеть его, но этот младенец будет очень красив на кресте, уверяю тебя. Твой Кристиан будет доволен. Его маленький Иисус…

Верховен резко встает, хватает рукопись Бюиссона и яростно ее листает. «Крест… — бормочет он — на подставке…» Наконец он находит. Страница 205, нет, следующая. Тоже ничего, страница 207. Внезапно он замирает, словно делая стойку на текст. Вот оно, прямо перед ним: Кори очень тщательно выбрал обстановку. Здание, которое лет десять служило складом обувной фабрики, было идеальным местом. Бывшая мастерская гончара, которую тот забросил, разорившись…

Верховен круто оборачивается. Оказывается нос к носу с Луи.

Возвращается к тексту Бюиссона, лихорадочно листает страницы назад.

— Что ты ищешь? — спрашивает Ле-Гуэн.

Тот на него даже не смотрит:

— Если он говорит о…

Страницы мелькают, и Камиль вдруг ощущает полную ясность.

— Его пакгауз, — говорит он, потрясая пачкой страниц, — он как… как бывшая мастерская художника. Мастерская художника… Он отвез ее в Монфор. В мастерскую моей матери.

Ле-Гуэн кидается к телефону, чтобы вызвать бригаду быстрого реагирования, но Камиль уже схватил пиджак. Он вытаскивает связку ключей и бросается к лестнице. Прежде чем кинуться следом, Луи собирает всех и дает указания. Только Арман остается за столом, уткнувшись в раскрытую перед ним папку. Формируются группы, Ле-Гуэн ведет переговоры с агентом из бригады быстрого реагирования, объясняя ему ситуацию.

В тот момент, когда он уже собирается бежать к лестнице, чтобы догнать Верховена, внимание Луи привлекает одна застывшая точка. Среди всеобщего мельтешения кое-что не двигается. Это замерший Арман, неотрывно глядящий в лежащую перед ним папку. Луи хмурится и вопросительно на него смотрит.

Не отводя пальца, указывающего на строку, Арман произносит:

— Он убивает ее в два часа ночи, ровно.

Все глаза обращаются к настенным часам. На них без четверти два.

Верховен резко подает назад, и Луи забирается в машину, которая тут же трогается.

Пока они двигаются по бульвару Сен-Жермен, в голове у обоих прокручивается неотвязная картина: молодая женщина, привязанная, опухшая, кричащая, и палец, скользящий по ее животу.

Камиль все прибавляет скорость, а Луи, стянутый ремнем безопасности, тем временем поглядывает на него краем глаза. Что происходит в данный конкретный момент в уме майора Верховена? Может быть, за маской решимости он различает зовущий его голос Ирэн, все твердящей: «Камиль, приходи скорее, приходи за мной», пока машина закладывает крутой вираж, чтобы объехать автомобиль, остановившийся на красный свет на авеню Данфер-Рошро, — конечно, он слышит ее, и его руки так вцепляются в руль, что едва не ломают пластик.

Луи в мыслях вдруг видит Ирэн, которая вопит от ужаса, поняв, что сейчас умрет — вот так, беспомощная, связанная, отданная смерти.

Вся жизнь Камиля тоже наверняка сконцентрировалась на лице Ирэн, с которого капает кровь, растекаясь по шее, пока машина вихрем проносится через перекресток, чтобы устремиться по авеню Генерала Леклерка, занимая всю центральную полосу, быстро, так быстро. «Только бы нам сейчас не разбиться», — думает Луи. Но боится он не за свою жизнь.

«Камиль, только не разбейся сейчас, — говорит голос Ирэн, — приезжай живым, найди меня живой, спаси меня, потому что без вас я умру здесь, сейчас, а я не хочу умирать, ведь я жду вас уже много часов, показавшихся мне годами, я вас жду».

Улицы неслись мимо, тоже неистовые, пустые, быстрые, такие быстрые в этой ночи, которая могла бы быть прекрасна, если бы все сложилось иначе. Ревущий автомобиль добирается до выезда из Парижа и вонзается, как бурав, в заснувший пригород, лавирует между машинами, на полной скорости вылетает на перекресток, заворачивает так, что становится на два колеса, скребет корпусом о мостовую, натыкается на тротуар. «Это всего лишь удар», — думает Луи. И все же машина, кажется, взмывает в воздух, отрываясь от земли. Это уже наша смерть? Дьявол заберет и нас тоже? Камиль конвульсивно жмет на тормоза, визжит под колесами асфальт, справа несутся припаркованные автомобили, он задевает их, врезается в один, потом в другой, от их обезумевшей машины во вспышках мигалки летят искры, высеченные железом, колеса воют, машина становится на дыбы, ее кидает от одной стороны улицы к другой, она ураганом проносится поперек проезжей части под вопль вдавленных до упора тормозов.

Машину несло в опасной близости от припаркованных вдоль тротуара автомобилей, она задела один, потом другой, отскакивая раз за разом от одной стороны проезжей части к другой, вспарывая дверцы, вырывая боковые зеркала, пока Верховен, изо всех сил давя на тормоза, пытался выровнять ее ставшую безумной траекторию. После всех курбетов она наконец испустила дух, забравшись двумя колесами на тротуар на углу перекрестка на въезде в Плесси-Робинсон.

Внезапная тишина оглушила. Сирена смолкла. Мигалку во время столкновений снесло с крыши, и теперь она свисала вдоль кузова. Верховен, которого отбросило к дверце, сильно ударился головой, из раны обильно текла кровь. С ними поравнялась какая-то машина, проехала медленно, блеснули устремленные на них глаза и исчезли. Камиль поднимает голову, проводит рукой по лицу, рука полна крови.

У него болит спина, болят ноги, он оглушен ударом, пытается разогнуться, отказывается от попытки и тяжело падает. Остается лежать несколько секунд, потом снова безуспешно старается встать. Рядом с ним Луи в полубессознательном состоянии. Он мотает головой из стороны в сторону.

Верховен приходит в себя. Кладет руку на плечо Луи и легонько встряхивает его.

— Я нормально… — выговаривает молодой человек, приходя в себя. — Сейчас пройдет.

Верховен ищет свой телефон. Наверное, выпал при ударе. Он шарит на ощупь, даже под сиденьями, но света слишком мало. Ничего нет. Его пальцы наталкиваются на какой-то предмет, это его оружие; изогнувшись, он убирает его в кобуру. Понимает, что жестяной грохот в середине ночи в пригороде привлечет людей: мужчины выйдут на улицу, женщины прилепятся к окнам. Он упирается в дверцу и резким толчком умудряется открыть ее; железо со скрежетом поддается. Вытянув ноги наружу, он наконец встает. Кровь идет сильно, но он не может понять, откуда именно.

Пошатываясь, обходит вокруг машины, открывает дверцу и поддерживает Луи за плечи. Молодой человек делает ему знак рукой, Верховен дает ему время оклематься, идет к багажнику, открывает его, в царящем там кавардаке находит кусок грязной тряпки и прикладывает ко лбу. Потом смотрит на тряпку, кончиком указательного пальца пытается нащупать рану и обнаруживает порез у самого основания волос. Все четыре дверцы разбиты, как и два задних крыла. В этот момент он осознает, что мотор все еще на ходу. Он снова ставит на крышу мигалку, которая тоже продолжает исходить синим мерцанием, замечает, что одна фара разбита. Потом садится на свое место за рулем, смотрит на Луи, который головой делает знак «да», и медленно дает задний ход. Машина послушно откатывается. Оттого что она по-прежнему готова служить, оба испытывают внезапное облегчение, как если бы они избежали аварии, а не попали в нее. Камиль включает первую передачу, прибавляет газ, переходит на вторую. И машина вновь устремляется в пригород, быстро набирая скорость.

Часы на приборном щитке показывают 2.15, когда Верховен наконец, замедлив ход, сворачивает на спящие улицы, ведущие к опушке леса. Поворот направо, потом налево, и он, прибавив скорость, летит по прямой, словно вонзаясь в высокие деревья, растущие вдали. Он отбрасывает за плечо тряпку, которую до этого с грехом пополам умудрялся прижимать ко лбу, достает пистолет, зажимает его между ляжками; то же самое делает Луи — он, сдвинувшись на сиденье вперед, обеими руками держится за приборную доску. Стрелка спидометра показывает 120, когда они начинают тормозить метрах в ста от ведущей к мастерской улочки. За этой дорогой никто не следит, и она вся усеяна выбоинами, обычно здесь ездят на малой скорости. Машина виляет, огибая самые глубокие ухабы, но опасно трясется, попадая на полном ходу в те, которых не удалось избежать. Луи старается удержаться. Камиль выключает мигалку и, едва заметив очертания погруженного в темноту здания, резко тормозит.

Перед домом ни одной машины. Возможно, Бюиссон предпочел припарковаться сзади, подальше от посторонних взглядов. Верховен выключил фары, и глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть. Здание одноэтажное, и всю правую часть его фасада занимает застекленный оконный проем. Все вместе кажется таким же опустелым, как обычно. Внезапно Камиля охватывает сомнение. А вдруг он ошибся, приехав сюда? Сюда ли Бюиссон привез Ирэн? Возможно, все дело в ночи, в тишине темного леса, простирающегося за домом, но у этого места до ужаса угрожающий вид. Почему нет никакого света? — спрашивают себя они оба, не обменявшись ни словом. До входа остается метров тридцать. Верховен выключает мотор и дает машине без звука подкатиться ближе. Он тормозит аккуратно, как если бы боялся шума, на ощупь хватает оружие, по-прежнему глядя перед собой, медленно открывает дверцу и вылезает из машины. Луи пытается сделать то же самое, но его погнутая дверца не поддается. Когда ему в конце концов удается открыть ее ударом плеча, она издает заунывный звук. Оба смотрят друг на друга и собираются что-то сказать, когда слышат четкий прерывистый шум. Вернее, два шума. Камиль медленно движется к дому, вытянув перед собой руку с оружием. Луи, точно в такой же позиции, остается в нескольких шагах позади него. Дверь в дом заперта, ничто не указывает на чье-либо присутствие внутри. Камиль поднимает голову, наклоняет ее, сосредоточившись на нарастающем шуме, который теперь слышен более отчетливо. Вопросительно смотрит на Луи, но молодой человек уставился в землю, тоже внимательно прислушиваясь к звуку, природу которого никак не может определить.

Но раньше, чем они успевают понять и обменяться хоть словом о том, что слышат, из-за верхушек деревьев показывается вертолет. Он закладывает крутой вираж, чтобы зависнуть над зданием, и мощные прожектора внезапно высвечивают, как днем, крышу мастерской, заливая белым светом глинобитный двор. Звук становится оглушительным, поднимается шквальный ветер, вздымающий пыль, которая начинает завиваться спиралью, как во время урагана. Огромные деревья, растущие вокруг двора, охватывает неистовая дрожь. Вертолет делает еще несколько небольших быстрых кругов. Инстинктивно оба мужчины пригибаются, буквально прибитые к земле метрах в сорока от дома.

Прерывистый гул аппарата, чьи полозья нависают едва ли не в нескольких метрах над крышей дома, не дает им даже думать.

Воздушные волны так сильны, что люди не могут поднять глаз и вынуждены отвернуться, чтобы хоть как-то защитить себя. И то, что до сих пор они только слышали, теперь становится видно. С другого конца дороги три гигантские черные машины с затемненными стеклами стремительно летят вереницей в их направлении. Они продвигаются по идеальной прямой, безразличные к хаосу, подпрыгивая на ухабах, но не сворачивая со своей траектории. На первой установлена сверхмощная фара, которая тут же их ослепила.

Вертолет немедленно меняет курс и направляет свои прожектора на заднюю часть здания и окружающий лес.

Внезапно наэлектризованный появлением бригады быстрого реагирования, оглушенный шумом, ветром, пылью, светом, Камиль резко поворачивается к мастерской и пускается бежать со всех ног. Высвеченная фарой первой машины, которая теперь находится всего в десятке метров у него за спиной, перед ним маячит его тень, которая быстро уменьшается, заставляя напрягать последние оставшиеся у него силы. Луи, который следовал за ним в нескольких метрах, вдруг исчезает где-то справа. В считаные секунды Камиль добирается до входа, перепрыгнув через четыре ступеньки из источенного червями дерева, и останавливается перед дверью. Ни секунды не колеблясь, он выпускает в замок две пули, которые разносят створку и наличник. Яростно толкает дверь и врывается в помещение.

Едва он делает пару шагов, как его ноги скользят в вязкой жидкости, и он тяжело падает, не успев сгруппироваться. От сильного толчка дверь мастерской отскочила и снова захлопнулась позади него. На краткое мгновение мастерская погрузилась в темноту, но дверь ударяется о наличник и снова отворяется, уже медленнее. Фара первой машины, подъехавшей к входу, в один миг высвечивает перед Камилем широкую доску, положенную на козлы, на которой вытянулось тело Ирэн, привязанной за руки. Ее голова повернута к нему, глаза распахнуты, лицо застыло, губы приоткрыты. Ее плоский живот, если смотреть отсюда, представляет собой широкие полосы плоти, как если бы по нему прошла гусеница танка.

В ту секунду, как он ощущает сотрясение пола под ногами взбегающих по ступеням рейнджеров, в ту секунду, когда тени агентов из бригады быстрого реагирования перекрывают свет из двери, Камиль поворачивает голову вправо. Там, в полумраке, спазматически прорезаемом синим светом мигалки, крест кажется парящим над землей, и на этом кресте он различает крошечный темный силуэт, почти бесформенный, с широко разведенными руками.

Эпилог

Понедельник, 26 апреля 2004 г.

Мой дорогой Камиль,

год. Уже целый год. Здесь, как вы догадываетесь, время тянется не быстро и не медленно. Это бесплотное время, которое приходит к нам извне таким приглушенным, что иногда мы сомневаемся, течет ли оно для нас так же, как для других. Тем более что мое положение долго было весьма дискомфортным.

С того момента, как ваш заместитель погнался за мной до самого леса Кламар и подло выстрелил мне в спину, причинив тем самым необратимый вред спинному мозгу, я живу в инвалидном кресле, откуда и пишу вам сегодня.

Я приспособился. Иногда мне даже случается благословлять сложившуюся ситуацию, потому что она обеспечивает мне комфорт, которого большинство мне подобных лишены. Мне уделяют больше внимания, чем другим. От меня не требуют тех же унизительных процедур. Это скудные льготы, но, знаете ли, здесь любая мелочь идет в счет.

Кстати, я чувствую себя лучше, чем вначале. Я снова вышел на старт, как говорится. Мои ноги окончательно отказались мне служить, но все остальное функционирует отлично. Я читаю, пишу. Одним словом, я живу.

И потом, здесь мало-помалу я обрел свое место. Могу вам даже признаться, что, вопреки всякой вероятности, мне завидуют. После долгих месяцев в больнице меня в конце концов перевели в это заведение, где моему появлению предшествовала определенная репутация, снискавшая мне некоторое уважение. И это еще не предел.

Суд состоится не скоро. Кстати, меня это совершенно не волнует, ведь решение уже вынесено. Нет, на самом деле не совсем так. Я многого жду от процесса. Несмотря на беспрестанные придирки со стороны администрации, я питаю твердую надежду, что мои адвокаты — эти стервятники меня просто обирают, вы не можете себе представить! — добьются наконец издания моей книги, которая, учитывая все, что обо мне написано до сих пор, безусловно вызовет большой шум. Ей уже уготована международная слава, которую еще больше раздует вовремя начавшийся суд. Как говорит мой издатель — редкая гадина, — это отлично для бизнеса. С нами уже связывались представители кинокомпаний, так что сами понимаете…

Именно поэтому я решил, что обязан сказать вам несколько слов еще до того, как поднимется новая волна всякой писанины, статей, репортажей и прочего.

Несмотря на принятые мной меры предосторожности, все произошло не так идеально, как я надеялся. Это тем более огорчительно, что я был так близок к успеху. Если бы я соблюдал расписание (которое, признаю, сам себе наметил), если бы я не был так уверен, что продумал свое дело до мельчайшей детали, сразу же после смерти вашей супруги я бы исчез, как то и предполагалось, и сегодня писал бы вам из маленького обустроенного рая, где ходил бы на своих двоих. Правосудие все-таки свершилось. Вам это должно служить утешением.

Заметьте, я говорю здесь о «моем деле», а не о моем произведении.

Это потому, что сегодня я могу наконец избавиться от того претенциозного жаргона, который был мне полезен для осуществления моего плана и в который я ни секунды не верил. Выглядеть в ваших глазах человеком, «наделенным миссией», которому «поручен труд больший, чем он сам», — все это было лишь литературным измышлением, и не больше. И даже не самым удачным. К счастью, я сам не таков. Я даже был удивлен тем, что и вы присоединились к сторонникам данной теории. Решительно, ваши психологи в очередной раз показали себя, и, как обычно, в самом невыгодном свете… Нет, я человек в высшей степени практичный. И скромный. Как бы мне ни хотелось обратного, я никогда не питал иллюзий относительно своего писательского таланта. Но на волне скандала, подхваченная тем ужасом, который у любого человека вызывает трагическое происшествие, моя книга будет продаваться миллионами экземпляров, она будет переведена, по ней поставят фильмы, она еще долго будет оставаться в анналах литературы. Все то, чего я и надеяться не мог добиться одним своим талантом. Я обошел препятствие, вот и все. Я не украл мою славу.

Что касается вас, Камиль, это менее очевидно, простите за такие слова. Те, кто близко с вами знаком, знают, что вы за человек. Весьма далекий от того Верховена, каким я вас описал. По законам жанра я был вынужден набросать ваш портрет несколько… агиографическим,[44] несколько смягченным. Читатель требует жертв. Но в глубине души вы знаете, что намного меньше походите на этот портрет, чем на тот, который я раньше написал для «Ле Матен».

Оба мы, и вы и я, не те люди, в которых поверили остальные. Возможно, в конечном счете мы, вы и я, более схожи между собой, чем сами думали. В некотором смысле не мы ли оба явились причиной смерти вашей жены?

Оставляю вас размышлять над этим вопросом.

Искренне ваш

Ф. Бюиссон Сент-Уэн. Сентябрь 2005

Отдаю дань литературе, без нее этой книги никогда бы не было.

В течение повествования читатель мог узнать некоторые цитаты, иногда слегка видоизмененные.

Как говорится, в порядке появления:

Луи Альтюссер — Жорж Перек — Шодерло де Лакло — Морис Понс — Жак Лакан — Александр Дюма — Оноре де Бальзак — Поль Валери — Гомер — Пьер Бост — Поль Клодель — Виктор Гюго — Марсель Пруст — Дантон — Мишель Одиар — Луи Жийу — Жорж Санд — Хавьер Мариас — Уильям Гэддис — Уильям Шекспир.

~

Pierre Lemaitre

TRAVAIL SOIGNE

Copyright © Pierre Lemaitre et Editions du Masque, departement des editions Jean-Claude Lattes, 2006

© Р. Генкина, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Страницы: «« ... 1112131415161718

Читать бесплатно другие книги:

Бывший галактический турист Виктор Палцени, волею капризной Фортуны, оказавшийся на планете, где тир...
«Собирайся, мы уезжаем» – моя дебютная повесть. Редактор выловила ее из залежей папок, которые громо...
В данной книге приводятся удивительные жизненные истории матерей, которые оставили след в истории че...
Приключения нашего соотечественника Алексея Сурка на просторах неизведанной вселенной продолжаются н...
Эта книга для самых амбициозных и сильных духом людей, а также для тех, кто в самое ближайшее время ...
В сборнике собраны все основные православные молитвы. Молитва – это общение человека с Богом, с миро...