Тщательная работа Леметр Пьер

2

— И что мы с этого имеем?

— Честно, Жан, сам не знаю. У этой парочки действительно странные отношения. Нет, не знаю.

Жером Лезаж сидит на стуле очень прямо и демонстрирует нарочитое и подчеркнутое спокойствие. Он желает, чтобы все видели: с ним такие штучки не пройдут.

— Я только что беседовал с вашей сестрой, мсье Лезаж.

Несмотря на очевидную решимость не проявлять никакого волнения, Лезаж чуть заметно вздрагивает.

— Почему с ней? — спрашивает он, как если бы спрашивал меню или железнодорожное расписание.

— Чтобы лучше вас понять. Чтобы постараться лучше вас понять.

— Она защищает его, как наседка цыплят. Будет трудно вклиниться между ними.

— Что ж. В конце концов, они пара.

— И непростая пара, да.

— Пара — это всегда непростые отношения. Мои-то точно всегда были очень непростыми.

— Ваши передвижения трудно отследить, вы в курсе? Даже ваша сестра, которая хорошо вас знает…

— Она знает только то, что я считаю нужным ей сообщать.

Он складывает руки на груди. Для него тема закрыта. Камиль предпочитает молчание.

— Можете мне сказать, какие у вас ко мне претензии? — спрашивает наконец Лезаж.

— У меня нет к вам претензий. Я веду уголовное расследование. И у меня немало трупов на руках, мсье Лезаж.

— Я вообще не должен был вам помогать, даже в тот первый раз.

— Желание перевесило.

— Это верно.

Казалось, Лезаж сам удивляется своему ответу.

— Я был горд тем, что распознал книгу Эллиса, когда прочел отчеты о преступлении, — продолжает он задумчиво. — Но это не делает из меня убийцу.

— Она его прикрывает. Он ее защищает. Или наоборот.

— Что у нас есть, Камиль? Нет, правда, что у нас есть?

— Прорехи в его расписании, во-первых.

— Прежде всего мне бы хотелось, чтобы вы объяснили ваше пребывание в Шотландии.

— Что вы хотите знать?

— Ну, что вы делали между девятым и двенадцатым июля две тысячи первого года. Вы приехали в Эдинбург девятого. Уехали оттуда тем же вечером и снова объявились только двенадцатого. Получается дыра почти в четыре дня. Чем вы занимались в эти дни?

— Туризмом.

— Он дает объяснения?

— Нет. Тянет время. Ждет, пока у нас будут доказательства. Он прекрасно понял, что мы ничего против него выдвинуть не можем. Они оба поняли.

— Туризмом… Где именно?

— То здесь, то там. Я прогуливался. Как все. Когда люди на отдыхе…

— Люди на отдыхе не отправляются убивать молоденьких девушек в первой подвернувшейся им столице, мсье Лезаж.

— Я никого не убивал!..

Впервые с начала допроса книготорговец позволяет себе взорваться. Выказывать свое презрение к Верховену — одно дело, а рисковать тем, что тебя примут за убийцу, — совсем другое.

— Я этого и не говорил…

— Да, вы этого не говорили… Но я сам вижу, как вы стараетесь сделать из меня убийцу.

— Вы писали книги, мсье Лезаж? Романы?

— Нет. Никогда. Я — читатель.

— Настоящий читатель!

— Это мое ремесло. Разве я укоряю вас тем, что вы общаетесь с убийцами?

— Жаль, что вы не пишете романов, мсье Лезаж, ведь у вас такое богатое воображение. Зачем вы придумываете воображаемые встречи — встречи с никем? И куда вы деваете все это время? Для чего вам нужно столько времени, мсье Лезаж?

— Мне нужно гулять на свежем воздухе.

— Что ж вы никак не надышитесь! Бываете у проституток?

— Иногда. Как и вы, думаю…

— И дыры в его бюджете.

— Большие дыры?

— Коб сейчас проверяет. Порядка многих тысяч евро. И почти все траты наличными. Пятьсот здесь, две тысячи там… Ну и набегает.

— Как давно?

— Минимум лет пять. У нас нет разрешения заглядывать дальше.

— А сестрица ни о чем не догадывалась?

— Вроде нет.

— Мы сейчас проверяем ваши счета. Сестра будет удивлена…

— Не впутывайте во все это мою сестру!

Лезаж бросает взгляд на Камиля, словно впервые удостаивает его информацией, содержащей нечто личное:

— Она очень уязвимая женщина.

— Мне она показалась крепкой.

— После смерти мужа она очень депрессивна. Именно поэтому я забрал ее к себе. И это тяжелая ноша, уверяю вас.

— Вы щедро себя вознаграждаете, на мой взгляд.

— Это дело мое и ее, а вас совершенно не касается.

— Вы знаете хоть что-то, не касающееся полиции, мсье Лезаж?

— Ну, ты на каком этапе?

— Что сказать, в этом-то и проблема, Жан…

— Мы еще вернемся ко всему этому, мсье Лезаж. Спешить нам некуда.

— Я не могу оставаться здесь.

— Не в вашей власти это решать.

— Я хочу видеть адвоката.

— Конечно, мсье Лезаж. Полагаете, он вам понадобится?

— С такими людьми, как вы, адвокат нужен всем.

— Только один вопрос. Мы послали вам список нераскрытых дел. Я был удивлен вашей реакцией.

— Какой реакцией?

— Вот именно. Ее отсутствием.

— Я предупредил, что больше не буду вам помогать. А что я должен был, по-вашему, сделать?

— Не знаю… Заметить сходство между одним из наших дел и «Концом тьмы» Джона Д. Макдональда, например. Но возможно, вам незнакома эта книга…

— Я прекрасно ее знаю, мсье Верховен! — внезапно выходит из себя книготорговец. — И могу вам сказать, что эта история совершенно не соответствует книге Макдональда. Слишком много расхождений в деталях. Я проверил по тексту.

— И все же проверили! Надо же! Но не сочли нужным мне сообщить. Жаль.

— Я вам уже сообщал. Дважды. Это привело меня сюда. Так что теперь…

— Вы заодно сообщили прессе. Для полноты картины, без сомнения.

— Я с вами уже объяснился на эту тему. Мое заявление тому журналисту не подпадает под действие закона. Я требую, чтобы меня немедленно отсюда выпустили.

— Еще более удивительно, — продолжает Камиль, как будто ничего не услышал, — для человека вашей образованности не узнать среди восьми «историй» такую классику, как «Преступление в Орсивале» Габорио!

— Вы меня действительно за недоумка держите, майор!

— Безусловно, нет, мсье Лезаж.

— Кто вам сказал, что я не узнал?

— Вы сами. Раз вы нам об этом не сказали.

— Я узнал с первого взгляда. Кто угодно узнал бы. Кроме вас, естественно. Я мог бы вам и не то порассказать…

— Проблема… Нам что, без того проблем не хватает?

— Вот и я об этом сразу подумал. Но чего ты хочешь, Жан, им конца-краю не видно.

— И что на этот раз?

— Что именно вы могли бы нам порассказать, мсье Лезаж?

— Предпочитаю промолчать.

— Вы только усилите наши подозрения. Ваше положение и так не самое приятное…

— Наш список нераскрытых дел. Я с ним об этом еще раз говорил. Он не пожелал ничего рассказать. Ну, сам знаешь, у каждого свои амбиции…

— Так что вы не хотели нам говорить?

— …

— Ну, вам же до смерти хочется рассказать, — подбадривает его Камиль.

Лезаж холодно его разглядывает. Почти неприкрытое презрение.

— То ваше дело… Девушка в землечерпалке.

— Да?

— До того как ее убили, она была в пляжной одежде?

— Думаю, да, это можно было различить по полоскам загара. Что вы хотите сказать, Лезаж?

— Думаю… это «Розанна».

3

Окружная дорога, большие магистрали, бульвары и проспекты, каналы, навесные переходы. Сколько в таких местах происходит драм и мерзостей, несчастных случаев и скорбных историй! И радостных тоже, конечно. Глянешь невооруженным глазом, и кажется, что все там мелькает и ничто не останавливается, кроме того, что падает и чей след мгновенно исчезает, словно поглощенный водами реки. Не счесть и того, что там находят: башмаки и металлические листы, одежду, целые состояния, ручки, картонки, котелки и канистры.

И даже тела.

24 августа 2000 года. Службы снабжения готовились запустить черпаковую драгу, которой предстояло в очередной раз прочесать глубины, чтобы поднять со дна безымянный ил, а затем перелить его в резервуар.

Зевак было хоть отбавляй. Рыбаки, пенсионеры, соседи, прохожие — все сгрудились на мосту Блерио, чтобы поглазеть на предстоящий маневр.

К 10.30, слегка всхрапывая и выпуская черный как сажа выхлопной дым, заурчал мотор. Баржа с резервуаром, спокойная, как дохлая рыбина, в ожидании болталась на середине канала. Несколько минут спустя драга тоже была в готовности. Разверстый ковш глядел на мост, где собралось человек двенадцать. Стоящий рядом с драгой Люсьен Бланшар, ответственный за операцию, поднял руку, давая отмашку водителю агрегата, и тот дернул рычаг управления. Раздался сухой металлический скрежет. Широкий ковш резко дернулся. Он выровнялся по перпендикуляру к мосту и двинулся на свое первое погружение.

Не успел он опуститься и на метр, как внимание Люсьена Бланшара было привлечено движением среди небольшой толпы, наблюдавшей за шлюзом с моста. Люди переговаривались между собой, указывая на ковш. Три или четыре человека кричали ему что-то, отчаянно жестикулируя и тыча руками куда-то над их головами. Когда ковш коснулся воды, люди принялись кричать громче, и Бланшар понял, что дело неладно. Сам не понимая почему, он проорал рулевому команду прекратить маневр. Ковш тут же замер, наполовину погрузившись в воду. Бланшар глянул на мост: тот был слишком далеко, чтобы разобрать, что именно люди кричат. Мужчина на первом плане, вытянув руки с растопыренными ладонями, поводил ими снизу вверх. Бланшар понял, что его просят поднять ковш. Разозленный, он бросил сигарету на палубу. Он всегда сам руководил операцией и не привык, чтоб его вот так прерывали. На самом деле он просто не знал, что сейчас делать, и эта нерешительность действовала на нервы. Но поскольку теперь уже все стоящие на мосту повторяли жест мужчины, махали изо всех сил и продолжали кричать, он наконец решился и скомандовал обратный подъем. Ковш вынырнул из воды, внезапно качнулся назад и снова застыл. Люсьен Бланшар двинулся вперед, сделав знак рулевому опустить ковш, чтобы посмотреть, что там такое. Едва ковш опустился до уровня его глаз, Бланшар понял, что влип в передрягу. В глубине ковша из-под стекающей воды показалось обнаженное тело женщины, наполовину погруженное в лужу черноватой тины.

Первые заключения определили труп как тело женщины от 25 до 30 лет. Фотографии не оставляли иллюзий по поводу ее возможной привлекательности. Камиль разложил их на письменном столе: дюжина снимков большого формата.

Действительно, она и при жизни не была слишком красива. Широкие бедра, очень маленькие груди, тяжелые ляжки. Ее внешность напоминала черновик, как если бы природа проявила рассеянность, смешав в одном теле разнородные составляющие: тяжеловесность и худобу, внушительный зад и крошечные ножки японки. Молодая женщина наверняка принимала ультрафиолетовые ванны (анализ эпидермиса указывал, что, скорее всего, солнечные). Ясно различались следы от купальника, который она носила. На теле не было никаких явных следов жестокого обращения, кроме ссадины, которая шла от талии к подвздошной кости. Остаточные следы цемента позволяли думать, что тело молодой женщины тащили по полу. Что касается ее лица, размягченного пребыванием в воде и илом, на нем выделялись черные брови, довольно густые, рот, скорее крупный, и обрамление из темных волос средней длины.

Расследование, которое было поручено лейтенанту Маретту, установило, что женщина была задушена после того, как подверглась сексуальному насилию в извращенной форме. Хотя убийца действовал жестоко и грубо, он не позволил себе издеваться над телом. Изнасилование с содомией, потом удушение.

Камиль читал не торопясь. Много раз он поднимал голову, словно желая пропитаться информацией, прежде чем продолжить, как если бы ждал внезапного озарения, внутреннего щелчка. Ничто не срабатывало. Дознание было смертельно унылым. Оно не давало ничего или почти ничего.

Отчет о вскрытии не позволил Камилю уточнить тот портрет жертвы, который он обрисовал в уме. Ей было около 25 лет, рост 168 см, вес 58 килограммов и никаких шрамов. Отметки, оставленные ультрафиолетовыми лучами, показывали, что она носила раздельный купальник, очки и пляжные сандалии. Жертва некурящая, у нее не было ни детей, ни выкидышей. Можно было предположить, что она была ухоженной и чистенькой, но не уделяла слишком много внимания своей внешности. На ней не было никаких следов украшений, которые мог бы сорвать убийца, ни лака на ногтях, ни даже следа косметики. Последний раз пищу она принимала за шесть часов до смерти. Трапеза состояла из мяса, картошки и клубники. Она также выпила значительное количество молока.

Тело пробыло в тине около двенадцати часов, прежде чем его обнаружили. Две детали в этих заключениях все-таки привлекли внимание следователей, две странные детали, относительно которых ни один отчет не предлагал никаких выводов, ограничиваясь констатацией факта. Прежде всего, жертва была найдена уложенной в ковш и прикрытой тиной.

Наличие этой тины было удивительным обстоятельством. Тело находилось в ковше до того, как рабочие приступили к очистке дна. Черпак начал опускаться в воду канала, но не успел погрузиться достаточно глубоко, чтобы вытащить всю эту тину. Из чего можно было заключить, как бы нелепо это ни выглядело, что убийца принес тину в ковш после того, как уложил туда труп. Какие мотивы стояли за этим действием?.. Лейтенант Маретт не изложил никакой гипотезы, он только настойчиво подчеркнул этот факт. Если приглядеться, вся сцена выглядела довольно странно. Камиль попытался восстановить ее, прокрутил в голове возможные ходы и заключил, что убийце пришлось проделать странную работу. Затащив тело в ковш (судя по отчету, высота от земли не превышала 1.30 м), он должен был достать ил из канала (в этом отношении анализы были категоричны: речь шла о том же самом иле), чтобы затем набросать его на тело. Количество ила предполагало, что убийце необходимо было сделать несколько ходок, если он использовал ведро или что-то в этом роде. Следователи, которые изначально вели дело, так и не пришли ни к какому выводу относительно значения этого действия.

Камиль почувствовал странное покалывание в позвоночнике. Эта деталь не могла его не взволновать. Никакая логическая причина не могла толкнуть на подобный поступок, если только речь не шла о подражании книге…

Второй странный факт отметил в своем резюме Луи, а именно странную отметину на теле жертвы. Она была похожа на родимое пятно, какие обнаруживаются на множестве тел. Так было сказано в протоколах первых осмотров. Действовать пришлось быстро. Несколько фотографий на месте, топографические измерения, рутинный сбор данных. Настоящее обследование тела было проведено уже в морге. Согласно отчету о вскрытии, на самом деле речь шла о фальшивом пятне. Около пяти сантиметров в диаметре, коричневого цвета, оно было сделано при помощи широко используемой акриловой краски, тщательно нанесенной кисточкой. Его форма отдаленно напоминала силуэт животного. Следователи, в зависимости от предпочтений подсознания каждого, склонялись то к форме собаки, то свиньи. Нашелся даже один, достаточно продвинутый в зоологии, некий Вакье, тоже принимавший участие в расследовании, который углядел в пятне бородавочника. Пятно было покрыто применяемым в живописи прозрачным матовым лаком на основе сиккативной кислоты. Камиль внимательно изучил этот факт. Он и сам уже использовал эту технику, давно, когда работал акриловыми красками. Потом он отказался от них в пользу масла, но еще помнил исходящий от этих лаков запах эфира — одуряющий запах, про него даже не можешь сказать, нравится он тебе или нет, зато, говорят, он обеспечивает чудовищную головную боль в случае длительного использования. Для Камиля этот факт мог означать только одно. Убийца хотел, чтобы пятно осталось, чтобы пребывание тела в воде не стерло его.

Поиск, который тогда был проведен по картотеке без вести пропавших, ничего не дал. Приметы были переданы во все службы, способные добыть хоть какую-то информацию, но все впустую. Личность жертвы так и не установили. Поиск на основе улик тоже оказался безрезультатным, хотя лейтенант Маретт приложил максимум стараний. И краска и лак использовались так широко, что не могли обеспечить надежный след. Что касается наличия ила в таком количестве, данный факт так и не нашел объяснения. Дело было отправлено под сукно за отсутствием перспективы расследования.

4

— Черт, ты-то сам как это выговариваешь? — сказал Ле-Гуэн, щурясь и разглядывая имена: Sjwall и Wahl.[40]

Камиль обошелся без комментариев. Он просто открыл книгу «Розанна» и объявил:

— Страница двадцать три: Смерть наступила в результате удушения, подумал Мартин Бек.

Он просмотрел фотографии: шлюз, механик на землечерпалке, ковш крупным планом, тело на дамбе, тело в морге. <…> Он увидел ее перед собой такой, какой она была на фотографии, голая и покинутая, узкие плечи и черная прядь, обвившаяся вокруг горла. <…> Рост 166 см, глаза серо-голубые, волосы светло-каштановые. Здоровые зубы. На теле нет никаких послеоперационных шрамов или других особых примет, кроме родимого пятна, расположенного на верхней части внутренней стороны левого бедра приблизительно в 3,75 см от промежности. Пятно коричневое, размером приблизительно с десять крон, с неровными очертаниями, по форме напоминающее поросенка…

— Согласен… — бросил Ле-Гуэн.

— Последний раз она ела, — продолжил чтение Камиль, — за три-пять часов до смерти. Мясо, картошка, клубника и молоко… И здесь:

Это была женщина. Они положили ее на брезент на берегу канала. Мужчина с моста… Нет, это я пропущу, а вот здесь, слушай: Она была голой и не носила никаких украшений. Ее тело было загорелым, и, судя по более светлым полоскам, она принимала солнечные ванны в бикини. У нее были широкие бедра и сильные ляжки.

5

Луи и Мальваль в общих чертах изложили все детали расследования дела на канале Урк. Главной причиной, по которой следствие зашло в тупик, была невозможность установить личность молодой жертвы. Поиск по всем доступным картотекам, обращение в международный банк данных — все усилия ни к чему не привели. Угадывая в глубине комнаты силуэт Коба, скрытый за экранами, Верховен думал о парадоксе, каким являлось простое и очевидное исчезновение молодой женщины в так всесторонне задокументированном обществе. Реестры, списки, ведомости, регистрации всех существенных элементов нашей жизни, отслеживание всех звонков, передвижений, трат, и при этом некоторые индивидуальные судьбы в силу стечения непредвиденных обстоятельств и совпадений, граничащих с чудом, умудрялись ускользнуть от любых попыток их обнаружить. Молодая женщина 25 лет, у которой были родители, друзья, любовники, работодатели, гражданский статус, могла просто-напросто исчезнуть — и никто не удивился и не встревожился. Вот прошел месяц, а подруга не заметила, что та ей не звонит, вот пролетел целый год, а ее парень, когда-то так влюбленный, не забеспокоился, что она не возвращается из путешествия. Родители не получили ни открытки, ни ответного звонка после оставленного сообщения — девушка исчезла еще до того, как умерла для них. Если только речь не идет об одиночке, сироте, бунтовщице в бегах, которая так рассорилась со всем миром, что перестала писать кому бы то ни было. Может быть, еще до того, как она исчезла, все они исчезли для нее.

На доске с огромным листом ватмана Луи сделал для всех присутствующих краткий исторический обзор, как если бы необходимость наглядного пособия стала очевидной. В последние дни новые дела всплывали в таком ритме, что никому было не уследить.

7 июля 2000, Корбей: «Преступление в Орсивале» (Габорио)

Жертва — Мариза Перрэн (23 года)

24 августа 2000, Париж: «Розанна» (Валё и Шевалль)

Жертва —?

10 июля 2001, Глазго: «Лэйдлоу» (Макилвенни)

Жертва — Грейс Хобсон (19 лет)

21 ноября 2001, Трамбле: «Черная Далия» (Эллрой)

Жертвы — Мануэла Констанза (24 года) + Анри Ламбер (51 год)

7 апреля 2003, Курбевуа: «Американский психопат» (Б. И. Эллис)

Жертвы — Эвелин Руврей (23 года) + Жозиана Дебёф (21 год) + Франсуа Коттэ (40 лет)

— Группа, которая работает на месте в Вильреале, фамильном доме Лезажей, все еще ничего не нашла, — сказал Луи. — Они сначала осмотрели парк. По их словам, потребуется несколько месяцев, чтобы прочесать подобную территорию…

— Кристина Лезаж вернулась к себе, я послал за ней хвост, — добавил Мальваль.

— Хорошо.

Наверняка все ощущали серьезность момента, раз уж Элизабет не вышла на улицу покурить. Фернан пару раз отлучился, с достоинством покачиваясь. Обычно, если он исчезал в это время, увидеть его можно было только назавтра. Армана это, похоже, не раздражало. Он стащил у напарника последню пачку сигарет и мог спокойно подождать завтрашней дозаправки.

Мехди и Мальваль с одной стороны, Луи и Элизабет — с другой занимались сопоставлением данных, которые уже имелись о Жероме Лезаже, и тех деталей пяти дел, которыми они располагали. Первый тандем сверял даты, передвижения и встречи Лезажа, второй — бюджетные показатели. Арман с помощью Коба, который пытался удовлетворить требованиям всей команды, рассылая одновременно кучу запросов, снова сосредоточился на отдельных элементах каждого из пяти дел, оценивая их в свете информации, поступающей от других групп. Понадобится много часов, чтобы качественно выполнить эту работу, от которой в большой степени будут зависеть первые результаты завтрашних допросов. Чем точнее и надежнее будет проведена сверка данных, тем больше у Верховена шансов поставить Лезажа в затруднительное положение, а следовательно, больше шансов быстро добиться признания.

— Относительно финансов, — проинформировал его Луи, положив ладони на стол и указывая на каждую папку в отдельности, — со счетов часто снимали наличность через нерегулярные промежутки времени. Мы с Кобом сейчас прикидываем, какие суммы должны были уйти на организацию каждого преступления. А пока отмечаем все подозрительные списания и поступления тоже. Это довольно сложно, потому что источники поступлений самые разные. Проданные или обмененные акции с прибавочной стоимостью, объем которой нам иногда неизвестен, продажа за наличные в магазине, покупка и перепродажа целых библиотек, долевое участие в сделках коллег. Что касается расходов, тут тоже все непросто… Если не удастся прояснить все самим, потребуется помощь экспертов из финансовой службы.

— Я позвоню Ле-Гуэну, попрошу связаться с судьей Дешам и быть наготове, чтобы передать запрос.

Коб раздобыл третий компьютер, который из-за нехватки места не смог поставить в ряд с двумя уже имеющимися у него другими экранами, и теперь вскакивал каждые две-три минуты, чтобы активировать поиски, которые вел с отдаленной точки.

Мальваль и Мехди принадлежали оба к компьютеризированному поколению и практически не делали заметок от руки. Камиль обнаружил их прижавшимися друг к другу у общего экрана, у каждого в руке было по мобильнику, что позволяло им обзванивать, едва высвечивались данные, деловых партнеров Лезажа.

— Некоторые встречи, — комментировал Мальваль, пока Мехди дожидался ответа очередного собеседника, — довольно давние. Мы просим людей проверить, они потом перезванивают, это занимает время. Тем более что…

Мальваля прервал звонок мобильника Камиля.

— Дивизионный меня только что предупредил, — сказала судья Дешам. — Дело на канале Урк…

— Личность жертвы так и не установлена, — сказал Камиль. — Это еще больше все усложняет…

Они несколько минут обсуждали вопросы выбора стратегии.

— Не думаю, что диалог через объявления продлится очень долго, — заметил Камиль в заключение. — Сейчас этот тип пожинает плоды рекламы, о которой мечтал. На мой взгляд, все закончится на последнем объявлении.

— Что заставляет вас так думать, майор?

— Прежде всего интуиция. Но и факты тоже. Если мы правы, старых дел больше не осталось. Технически ему больше нечего нам сказать. И потом, это становится чем-то механическим. Очень скоро он и утомится, и вспомнит об осторожности. В любой привычке заложено зерно риска.

— Во всяком случае, новое дело… А дальше? Пресса нас завтра распнет, майор.

— Особенно меня.

— Вас — пресса, меня — министр. У каждого свой крест.

Тон судьи Дешам сильно переменился по сравнению с первыми днями, что само по себе было парадоксом. Чем больше буксовало расследование, тем она становилась покладистей. Ничего хорошего это не сулило, и Камиль пообещал себе до ухода перемолвиться словом с Ле-Гуэном.

— А что с вашим книготорговцем, как движется дело?

— Сестра постарается обеспечить ему алиби, в котором он наверняка будет нуждаться. Вся команда трудится, чтобы подготовить завтрашние допросы.

— Вы собираетесь по-прежнему держать его под стражей? — спросила она наконец.

— Да. И даже собираюсь пойти дальше.

— День был долгий, и завтрашний не обещает быть короче.

Камиль взглянул на часы. Тут же всплыло лицо Ирэн. Он дал сигнал к отбою.

Четверг, 24 апреля 2003 г.