Кошка, которая умела плакать. Книга 1 Аникина Наталия
— А кто это тогда? — растерянно спросил Анар, разглядывая распластанное на чёрном меху существо. Он рассмотрел необычайное серебряное одеяние «гоблина» — оно состояло из тысяч серебристых рыбёшек, скрепленных между собой каким-то непостижимым способом.
— Это? Это илшааг, Ис-аншу-роимри, — он помогает мне с расшифровкой ваших священных текстов, — пояснила девушка, не отрываясь от осмотра пострадавшего. — Но пока, — Аниаллу широко зевнула, блеснув длинными клыками, — пока мы не нашли там ничего интересного о Барьере. Только сплошные восхваления в адрес Агира Девятого. А одними восхвалениями сыт не будешь, — закончила она, многозначительно взглянув на всё ещё не пришедшего в себя Анара.
— Я отнесу его домой и попытаюсь уладить весь этот… инцидент, — усмехнулась Аниаллу и протянула Анару книгу в переплёте из тёмной кожи с золотым знаком на обложке. — Я принесла тебе книгу про тёмных алаев, как ты просил, — пояснила она, потом взяла существо на руки, бережно прижав его к себе, как ребёнка, и скрылась в сиянии портала.
Анар открыл книгу на заложенной листком бумаги странице и начал читать. Язык, на котором она была написана, походил на руалский.
«…но помимо эльфов, — медленно разбирал Анар, — в Великом лесу обитает ещё один народ, называющий его Ал Эменаит. Это тёмные алай, или эалы. Темнокожие, с длинными чёрными волосами, словно тени они блуждают в вечном сумраке своих лесов, сокрытые от солнца густой листвой могучих деревьев. Лишь изредка поднимаются они на их вершины, чтобы понежиться на солнце, потому что тьма, пронизанная лучами магических огней, милее их сердцам, чем яркое сияние дневного светила…
…бывают ночи, когда ветви древних деревьев Ал Эменаит расступаются, и на мир залов льётся серебристое сияние лун. Закономерности наступления этих ночей никому из чужеземцев эалы не открывают. Говорят, что в это время в части леса, расположенной над подземными озерами, происходят разные чудеса. В момент, когда Глаза Аласаис проходят точку зенита, лунный свет пронизывает поверхность земли, и она становится прозрачной. Все эалы Ал Эменаит от мала до велика собираются посмотреть на это чудо. На дне сверкающей хрустальной чаши кристально чистые воды озера словно бурлят от неимоверного числа прозрачных рыб. Тела их, взлетая над поверхностью и изгибаясь в причудливом танце, сверкают и переливаются в свете лун сотнями нежнейших оттенков. Сидя по берегам и подняв головы к небу, словно глядя в Глаза своей богини, эалы поют шэамиэ — вечную Песнь Жизни. А лунный свет, проходя через прозрачную толщу земли и дробясь в словно ставших стеклянными переплетениях корней и ветвей, радужными переливами играет на их шкурах…
…живут в гармонии с природой. Лес даёт им всё необходимое: грибы, плоды и дичь, они же наполняют его своей магией, от которой деревья вырастают до небес и, говорят, обретают собственную волшебную силу. Но сила эта иная — это вовсе не те деревья, которые охраняют владения эльфов, и Ал Эменаит совершенно не похож на эльфийские леса, его питает не только солнце и живительные соки земли — этот лес живёт благодаря особому волшебству»…
Так…
«…холодная расчётливость мужчин соседствует с эмоциональностью женщин… Сильные телепаты… способны проникнуть в разум любого существа, незаметно сломать все мысленные барьеры и завладев сознанием, подчинить себе свою жертву… Самые быстрые и ловкие из алаев… порой необъяснимо жестоки, способны подраться из-за права спать на той или иной ветке…» — Ха-ха…
«…Местные законы позволяют им безбоязненно высказать своё мнение правителям по поводу того или иного решения, но если те не прислушаются к возражениям своих подданных, то воля владык будет выполнена беспрекословно…
…Женщины… отточенная веками интуиция… Правители, принимая важнейшие решения, опираются на советы Чувствующих…
…На протяжении веков эалами правили двое владык — Селорн и Аринола. Верховную власть всегда представляла пара алаев — мужчина и женщина. Это было священной традицией. Она не просто олицетворяла союз мужского и женского начала, тем более, что правители не могли быть супружеской парой. Эта была наиболее гармоничная модель управления государством, опирающаяся на оба уникальных дара, ниспосланных эалам Аласаис: сверхинтуицию женщин и блестящий ум телепатов-мужчин.
Но более двухсот лет назад Селорн переселился в Бриаэл-лар, дабы стать правителем всех живущих там тёмных алаев, которые любили своего владыку и не желали разлучаться с ним. После того как Селорн покинул Ал Эменаит, королевой стала его сестра Тимела, а её соправителем — Инаан, уже бывший в далёком прошлом первым владыкой алаев Великого леса и добровольно освободивший свой трон, ибо устал от бремени власти. Долгое время Тимела странствовала за пределами родных лесов, а вернувшись домой, явила своим соплеменникам великую мудрость и силу вести их в новый день. Увидев в ней достойную преемницу, владычица Аринола передала ей корону и, как давно желало её сердце, удалилась в неведомые пределы…
Говорят, что где-то там находится Вечное Дерево, священное для всех эалов — сердце Ал Эменаит…..ветви же его являются и корнями, ибо из всего мира собирает оно свою силу…
…Лесные эльфы — соседи эалов, опасаются заходить в их владения. И хотя эалы никогда не проявляли никакой агрессии в отношении своих соседей, эльфы не могли смириться с присутствием поблизости от своих жилищ в корне чуждых им существ. Этот страх сводил эльфов с ума, и однажды они решились напасть на эалов, воспользовавшись каким-то незначительным предлогом, которого история не сохранила.
Отряд вернулся и… атаковал своих.
После этого эалы и эльфы не общаются вовсе…
Тёмных алаев побаиваются и за пределами Великого леса. Покинув Ал Эменаит, они часто состоят при дворах правителей в качестве телепатов…
…В Бриаэлларе существует дом ан Ал Эменаит, основанный переселенцами из Великого леса. Его первый и единственный правитель патриарх Селорн, член Совета Бриаэллара и…»
Буквы поблёкли до такой степени, что строчки казались Анару просто серыми полосками. Они начали извиваться, словно струйки тумана, закручиваясь в спираль, в маленький водоворот, куда медленно, но неумолимо тянуло Анара…
… — Таемасс, — прозвучал в его сознании исполненный силы глубокий, низкий голос. Анар мотнул головой, пытаясь отогнать, развеять захлестнувшее его видение, но это ему не удалось. Он был в плену сна и уже почти не чувствовал своего тела…
…Перед ним на огромном троне восседал властитель. Неизвестно откуда к Анару пришла уверенность, что это король Ал Эменаит. Его лицо не было ни злым, ни высокомерным, оно выражало холодное спокойствие и уверенность в себе. Он был мудрым и древним, как сама вечность.
— Гнев. Ярость, — произнёс он своим странным, рычащим и по-своему мелодичным голосом. — Зло проникает в наш мир, струится сквозь пространство и вливается в живущих, — взгляд эала из отрешённого и устремлённого вглубь себя стал грозным и властным. — Отправляйся к людям в Канирали, — сказал он кому-то невидимому для Анара. — Вы станете щитом на пути зла.
Анар попытался перевести взгляд и рассмотреть собеседника Властителя. Точка обзора тотчас изменилась, и он увидел четырех эалов, стоящих перед троном. Строгое выражение не вязалось с молодыми, живыми чертами их лиц.
— Какое нам дело до людей? — фыркнул один из них, презрительно наморщив нос. — Самоуверенные и гордые до глупости твари, вечно суют свои носы куда не следует, так пусть передерутся и перемрут поскорее!
— Люди слабы, — спокойно ответил король. — Именно тем, что не знают своего места, они и притягивают зло к себе. Но если оно сначала поработит их, заставит напасть на соседей, а потом этих самых соседей, ослабленных войной, тоже подчинит себе, что будешь делать ты, сын мой, против объединённых армий всех окрестных земель?
Юноша промолчал, и правитель, явно довольный его молчанием, продолжил:
— Если не остановить эту болезнь сейчас, когда ей заражены единицы, то потом, когда она превратится в эпидемию, не в наших силах будет с ней совладать. Она поглотит и тех, кто подчинился ей добровольно, и тех, кто проявил равнодушие, и даже тех, кто противостоял ей.
— Твои слова мудры, я не могу заглядывать так далеко. Поэтому я просто сделаю так, как ты приказываешь, — молодой эал поклонился, сделал знак своим спутникам, и все четверо покинули зал.
Стоило им выйти, как из тьмы в дальнем углу зала материализовалась фигура темнокожей женщины. Её губы и ногти казались усыпанными гранатовой крошкой. Платье, разрезанное по бокам от подола до бёдер и спереди от шеи почти до талии, было изумрудно-зелёным, как и её глаза. Стремительная поступь, под лёгкой тканью — рельефные мышцы стройного тела. Властительница Тимела.
Сияющая на её голове диадема, сплетённая из золотых нитей, была не только символом власти — она давала королеве Ал Эменаит защиту от лишающих воли взглядов мужчин её племени. Не обладай она подобным приспособлением, эалами правил бы один король, а королева, полностью подчинённая ему и покорно повторяющая все его слова, была бы лишь иллюзорной фигурой, никак не влияющей на судьбы своих подданных. Анар не представлял себе, откуда пришло к нему знание об этом. Ему казалось, что оно было в его голове всегда.
— Он не стал спорить. Это хороший знак, — проговорила эалийка неожиданно низким, рычащим голосом, который очень походил на голос Инаана. Но если голос властителя выдавал холодный ум, то в ее голосе бурлили эмоции, она вся была в них. Всё, что бы она ни делала, шло от природы, всё было естественно. Ум сочетался в ней с натурой и повадками её младших сестёр пантер. В ней было что-то обольстительно звериное. Она была дикой кошкой, живущей инстинктами, которые подчас оказывались куда лучшими советчиками, чем самый изощрённый разум. Всё это Анар понял, лишь взглянув на неё.
— Он знает своё место, — подтвердил Инаан. — Жаль, что ему пришлось умереть четыре раза, чтобы осознать прописные истины.
— Я не согласна с тем, что нам надо вмешиваться в дела людей. Ты скажешь, что причина этого — моё собственное отвращение к этим существам. Люди… Эльфы… — задумчиво проговорила она. — Твой сын высказал всё, что я чувствую по отношению к ним.
— Быть может, тебе, Властительница, стоит примириться с твоим прошлым? — спросил Инаан, хотя Анар видел, что владыка эалов отлично знает, что его соправительница никогда не согласится с ним, да и сам он полностью разделяет её мнение о людях. — Ты Чувствующая, и твои личные симпатии и антипатии не должны затуманивать твой внутренний взгляд.
— Примириться? — зловеще усмехнулась женщина. От этой улыбки, больше похожей на оскал готовой к прыжку пантеры, Анару, легко выдерживавшему грозный взгляд владыки Кора, стало не по себе.
— Нет, Инаан, — тихо, почти нежно протянула Тимела, склонив голову набок, — пусть эти твари примирятся со мной! И говорю тебе еще раз: ты ошибаешься, посылая телепатов в Канирали. Ты ошибаешься вдвойне, лишая Ал Эменаит королевы — я не намерена более быть пленницей своих сомнений и твоих мудрых речей. Я ухожу к Вечному Дереву, уже сегодня.
Она быстро отвернулась и направилась к выходу, все еще нервно подрагивая хвостом. Анар мысленно следовал за ней узкими извилистыми коридорами, поднимался по винтовым лестницам и наконец оказался на открытой площадке. Открывшийся пейзаж поразил Анара: он, всю свою жизнь проведший в лесах, вдруг увидел, что они могут быть совсем не такими, как в Руале.
Деревянное кружево живых галерей, обвивающих могучие деревья, и змеящиеся сплетения ветвей, образующие открытые платформы, стены беседок и вырастающие из стволов деревьев дома; лианы, цветы и листья. Неохватные стволы уходили далеко вниз, на сколько хватало глаз. Высоко вверху — тёмный полог из крон исполинских деревьев. Весь этот погружённый в полумрак лесной мир сиял неяркими огнями: светился мох, мерцали грибы и цветы, волшебными огоньками мелькали стайки насекомых.
Властительница шла через своё шелестящее, цветущее королевство. Огромный лес вокруг неё жил своей обычной ночной жизнью. Но что-то было неправильно. Непривычно. Тимела никогда не чувствовала себя полностью комфортно, пребывая в своей двуногой форме. Она пожелала измениться, и вот её тело окутало облачко тумана, и через мгновение из него выступили две чёрные, сильные лапы пантеры.
Чувства Тимелы мгновенно обострились до предела. Анар переживал это вместе с ней, хотя и глядел на эалийку со стороны. Теперь она была довольна.
Тимела сосредоточенно точила когти. С наслаждением изогнув спину, она сконцентрировалась на ощущениях в кончиках лап. И тут внезапно почувствовала, что кто-то… недвусмысленно прихватывает её за загривок. Разъярённая кошка развернулась и с размаху огрела незадачливого ухажера тяжёлой лапой по морде. Того буквально сдуло с ветки. Послышался треск ломающихся сучьев и шум листвы, сопровождающие жалобный мяв. Тимела не удосужилась даже проследить взглядом за падением своей жертвы. Благо, жертва была не только четверонога, но и наделена богиней даром всегда падать на эти самые четыре ноги. Властительница раздражённо дёрнула кончиком хвоста и продолжила свой путь.
Чем дальше она шла, тем темнее становилось вокруг. Наконец ноздри Тимелы уловили специфический запах, говорящий, что дальше начинается территория Совета анеис. Никто кроме Чувствующих высшего посвящения не мог пройти дальше.
Ещё несколько минут пути, и вдалеке показалось чуть заметное зелёное сияние. Оно робко пробивалось через чёрную стену стволов, ложась на них полосками мерцающего мха. Сделав ещё несколько шагов, Властительница миновала едва ощутимый магический барьер, и тут же её чуткие уши встрепенулись, улавливая льющуюся со стороны источника света песнь.
Удивительно, что кошачья гортань, не приспособленная даже к речи, способна издавать такие звуки — манящие, таинственные, чарующие, — но между тем это было пением анеис, чёрными пантерами притаившихся в листве. Чем ближе подходила Тимела, тем больше ей хотелось присоединить свой голос к их голосам, почувствовать себя частью восхитительного целого. Это желание охватывало ее всегда, когда анеис исполняли Гимн Единения Чувств, перед тем как разойтись с Совета. Но сегодня она вынуждена была сдержать себя, и, скользнув вперёд, Тимела прижалась к чёрному стволу, слилась с ним, став совершенно незаметной. Она не хотела появляться на Совете.
Её глазам открылась большая глубокая котловина, по периметру которой возвышались деревья с пышными тёмными кронами и почти соприкасающимися стволами. Их воздушные корни, переплетаясь и змеями сползая вниз, образовывали стенки земляной чаши. В центре её несколько мощных корней выныривали из земли и, образуя витую подставку, поддерживали огромный изумруд, освещающий всю котловину.
Десятки более мелких огоньков попарно пылали среди тёмной листвы. Приглядевшись, можно было заметить, что в их сиянии обрисовываются морды пантер — обладательниц этих лучистых глаз.
Огоньки гасли один за другим — анеис расходились по своим делам. Тимела терпеливо ждала, попрежнему не выдавая своего присутствия.
Наконец лишь одна пантера осталась в Льен те анеис. Она лежала на нависающей над котловиной ветви, изящно скрестив передние лапы, и задумчиво смотрела на изумруд, такой же зелёный, как глаза Тимелы. Её звали Ларе. Она была к'элене — учителем, наставником, вырастившим многие поколения Чувствующих. Тимела была в их числе. Теперь же Ларе была ей другом, верной советчицей, поверенной всех её секретов. С ней единственной из всех Чувствующих поделилась Тимела своими опасениями, ей одной поведала о плане Инаана. И вот теперь Властительница, покинув своё убежище за стволом, вновь шла к Ларе с печальным рассказом о своей неудаче. А ещё затем, чтобы попрощаться.
Тимела спустилась на стенку чаши. В то же мгновение Ларе, резко оттолкнувшись лапами, взметнулась со своей ветви, одним прыжком перелетела через котловину, приземлилась на корень рядом с Тимелой и заглянула ей в глаза. Их морды были так близко, что длинные усы соприкасались. Мало кому, кроме Ларе, позволяла Властительница подобную фамильярность. Но та пошла еще дальше:
— Клыки и когти, Тимела! — словно шипение раздалось в сознании королевы. — Сын Инаана и его телепаты все-таки отбыли в Канирали? — сверлил мозг язвительный голос. — Еще вчера вечером ты была вне себя от беспокойства и доказывала, хотя мне и не надо ничего доказывать, что вмешиваться в дела Канирали — подобно самоубийству! Ты обещала еще раз поговорить с Инааном… И что же?
— Он сказал, что это мой гнев ослепляет меня, а ненависть к людям лишает меня права называться Чувствующей… — опустила гордую голову королева.
— Тимела! — Ларе хлестнула хвостом по боку. — Ты ходишь по кругу. Вчера ты полна решимости не допустить трагедии, а сегодня ты напоминаешь домашнюю кошку, которой рачительный хозяин подрезал когти, чтобы любимая Мурка не причиняла хлопот.
— «Обрезая мне когти», он был очень убедителен, Ларе. Он всегда убедителен: он — из Сотворенных Первыми, один из праотцов нашей расы, первый Властитель Ал Эменаит, давший имя нашему лесу, правивший им на протяжении тридцати веков… И заметь! — горестно воскликнула Тимела, поднимая глаза. — Правивший мудро.
— А я… — Властительница вновь принялась разглядывать свои выпущенные когти. — Конечно, Аринола сочла меня достойной преемницей, да и я сама была тогда согласна с этим! Но потом… Нет, Инаан ни разу не подверг сомнению мое право на корону, но вот сейчас, когда принимается такое серьезное решение, мне приходится соглашаться с ним, хотя я вижу — чувствую! — что он не прав… Он бьет в мое больное место, Ларе…
— С каких это пор мужчины взялись спорить с Чувствующими?! — возмущённо фыркнула Ларе. — Такого не было с начала времен…
— А он и не спорит, — отозвалась опустившая голову Тимела, — он просто делает, как считает нужным, и, согласись, он заслужил это право.
— Что ты говоришь, что! — воскликнула Ларе, ткнувшись мордой в подбородок Тимелы, чтобы заставить ту поднять голову. — Народ эалов тем и силен, — проникновенно сказала она, глядя в глаза Властительницы, — что, следуя мудрости Аласаис, правители его в равной мере опираются на разум и интуицию. Мы знаем тому не один пример. Мы помним также тех, кто по глупой гордости своей не прислушался к совету одной из нас. Вспомни хотя бы историю Ри! Её возлюбленному-человеку стоило жизни его упрямство!
— Инаан не человек… — хмыкнула Тимела.
— Но уже скоро скатится до его уровня! Да… Инаана уже не переубедишь, — покачала головой Ларе. — Плохо, когда мы, кошки, забываем о своей кошачьей сути и пытаемся заменять её чем-то иным. Разумом, например. Разум и логика — удел наших мужчин. Предавать свою родину подло, но ещё хуже предавать саму себя, свою алаит, — пантера оскалилась, но вдруг морда её приобрела задумчивое и даже мечтательное выражение. Тихим, вкрадчивым голосом она заговорила: — Когда мы доверяем своей интуиции, наши глаза становятся подобными Глазам Аласаис, что смотрят на мир с высоты ночных небес. Ничто не может затуманить их взор — они выше личных чувств, выше разума и знаний. Они просто видят. В этом и есть суть нашего «неразумного» дара! — попыталась пошутить Ларе.
— Я во всем с тобой согласна, Ларе, — кивнула Тимела, но подёргивающийся хвост её выдавал, что Властительница не обрела покоя после этого разговора и не изменила своих намерений. — Возможно, я проявила слабость, и если беде суждено произойти, то она произойдет. Но я хочу отсечь все сомнения в том, смогу ли я отпустить свое прошлое, достойна ли я быть вашей королевой, могу ли быть Чувствующей. Потому я и иду к Вечному Дереву в последней надежде вернуть себя…
Дикая кошка Тимела неслась сквозь звенящий птичьими голосами Ал Эменаит. Она прыгала с ветки на ветку, взбираясь всё выше и выше, на верхние этажи леса. Мимо проносились стайки радужных льетри, поспешно упорхнули с её дороги яркие бабочки. Бегущая Тимела приводила мир вокруг себя в такое же смятение, что царило в её душе. Она жаждала успокоения, искала ответов, подтверждений своим чувствам, и инстинкт, более древний, чем Инаан, более мудрый, чем все его слова и увещевания подруг, указывал ей тропу…
Видимо, Анару не положено было узнать путь к сердцу Ал Эменаит — месту, где росло таинственное Вечное Дерево: виденье его поблёкло, образ Тимелы растворился в ставшей единым зелёным пятном листве, а потом картину перед глазами алая сменили бессмысленные переливы красок.
— Если бы Властительница Тимела знала, насколько правильными были её опасения… — внезапно прозвучал в сознании Анара другой, не принадлежащий эалийской властительнице голос.
Анар потряс головой, пытаясь прогнать образы, навеянные, видимо, только что прочитанной книгой и расцвеченные его богатым воображением. Перед глазами всё плыло, в ушах шумело, как в общем-то часто случалось с ним, когда он возвращался из мира своих грёз.
Рядом с ним сидела Аниаллу с расширившимися от изумления глазами.
— Ты часто видишь такое? — спросила девушка.
— Со мной это постоянно происходит, — горестно вздохнул Анар. Его ничуть не удивило и почему-то вовсе не оскорбило, что девушка заглянула в его мысли. — Моя мать и жрецы пытались научить меня…
— Это не твои фантазии, а реальные события, — перебила Аниаллу, — это уникальный дар, который доступен единицам алаев! Сама Тимела, которая славится даром предчувствовать беды, не видит события так ясно, так подробно.
— Видимо, моя фантазия так богата, что делает все происходящее таким реальным… — расплылся в улыбке Анар.
— Вот, ты опять! — фыркнула Алу, хлопнув его по колену. — Да что же я Тимелу и Инаана не узнаю? Хочешь знать, что случилось потом?
— А что случилось потом?
— Им ничего не удалось, — начала свой рассказа Алу, снимая с плеча лямку принесённой сумки. — Люди передрались, более двух сотен погибло. Прежнего короля свергли, что было на руку Бриаэллару, потом прилетели драконы из Тир-Веинлон и обвинили нас, что в угоду Бриаэллару же, у которого действительно в последнее время были напряжённые отношения с королём каниралийским, мы заставили его брата и обоих младших принцев совершить переворот. Нас обвинили в том, что беспорядки в Канирали дело лап магов Ал Эменаит, следы волшебства которых действительно были повсюду в королевстве — сражаясь с таким могущественным врагом, они не могли расходовать силы на то, чтобы ещё и скрывать свои действия. Драконы Веиндора, которые прежде никогда не вмешивались в дела алаев, совершили невиданный для их расы поступок: они силой забрали в свой дом в Тир-Веинлон не успевших покинуть Канирали эалов. По сей день сын Инаана и семеро его соотечественников находятся в Серебряных скалах. Каким образом дети Веиндора собираются расследовать события в Канирали, и собираются ли вообще — мы не знаем.
— Неужели не было никаких вестей? — подозрительно поинтересовался Анар. Умение кошек проникнуть куда угодно было ему известно.
— Нет, — вздохнула Аниаллу, — никаких вестей не было. Ни от них. Ни от послов в Элидане, ни от моей сестры Эталианны. Она прибыла в Серебряные скалы ещё до начала всего этого безумия и остаётся там до сих пор.
— А что это за изумруд? — продолжал спрашивать алай. — Королева Тимела видит в нём будущее?
— Нет, я уже говорила тебе — это не в её власти, — отвечала тал сианай. — И изумруд не одно из тех зеркал или камней, в которых предсказатели видят картины прошлого, настоящего или будущего. Это самый обычный изумруд, просто очень большой. Правда на него наложено одно заклятие — он не позволяет Тимеле думать, когда она смотрит на него. Ты уже наверное прочёл, что женщины тёмных алаев обладают невероятно развитой интуицией. Если они начнут анализировать информацию, пытаясь принять осмысленное решение, то, скорее всего, ошибутся. Но, — она многозначительно подняла бровь, — стоит им отключить свой разум и довериться предчувствию, как они практически всегда видят верный путь.
В общем-то это распространяется на всех алаев вне зависимости от… хм-хм… породы. Мы можем собирать информацию, но не должны делать выводы, оценивая ситуацию и рационально обдумывая все возможные выходы из нее. Наоборот, нам надо очистить свой разум, и тогда наше естество, наша интуиция подскажет самое верное решение. Этот дар — второй из великих подарков Аласаис нашему народу. Это то, что делает алаев алаями.
— Мне не кажется правильным принимать необдуманные решения, — заявил Анар.
— Руалец, — припечатала Аниаллу. — Разумеется, тебе не кажется, и все потому, что вы, алаи Руала, утратили этот дар, сделав выбор в пользу блестящего ума и мощнейших магических способностей. Вы способны достаточно верно оценить ситуацию, пользуясь своим разумом, просчитывая кучу вариантов, не упустив ни малейшего шанса. Но при этом вы уходите от своей природы, становитесь уже не алаями, вернее, не такими алаями, как вас задумывала Аласаис… И кому же я это говорю! — воскликнула Алу, заметив, что взгляд её собеседника стал отстранённым. — Я дума… — начала было она, но заглянув в глаза и помахав ладонью перед лицом Анара, поняла, что тот снова погрузился в мир видений.
— Подожди… подожди… опять… — прошептал Анар, пытаясь сконцентрироваться и сделать расплывчатую картинку видения более чёткой. Ничего не получилось, только в ушах алая зашумело, и на него накатилась волна дурноты. Анар покачнулся и почувствовал, как руки Аниаллу осторожно надавили ему на плечи, он откинулся назад, оперевшись спиной о колонну.
— Не пытайся концентрироваться… — тихо сказала девушка, убирая руки, — это должно идти от души… это вихрь эмоций…
Анар послушно расслабился и ему сразу же стало лучше, тошнота отступила, и боль, острым когтем вонзившаяся в его мозг, постепенно исчезла…
…Снова переплетение листьев, цветов и изогнутых ветвей светлого дерева с невиданным мягким золотистым оттенком. Зал. Со сводчатого потолка свисают длинные восьмиугольные светильники из такого же резного дерева, что и стены. Испускаемый заключёнными в них магическими огнями янтарный свет мерцает на одеяниях собравшихся в зале алаев. Покрои одежды, как и лица её владельцев, не знакомы Анару и кажутся странными, хотя и очень привлекательными.
Совсем рядом — группа алаев, невысокие кошки, в большинстве своём с очень белой кожей. Все золотоволосые, с изумительно прекрасными лицами, спокойные, безгранично довольные жизнью.
— Дом ан Камиан, — пояснил проникший в его видение голос Аниаллу. — Женщина в открытом… — алайка хихикнула, — самом открытом платье — матриарх Аэлла. Лучшие художники, музыканты, сочинители, певцы и танцовщики. Их магия — магия красоты. В отличие от алаев Великого леса, они не воздействуют на разум существа, их сфера — эмоции, чувства, желания… Улавливают мельчайшие изменения настроения, всегда знают, что от них хотят услышать и что надо сказать. Прирождённые актёры — способны изобразить что угодно и заставить других разделить их переживания. Там, где самый сильный мозговой штурм обречён на неудачу, их мягкая магия подчас находит тропинку к сердцу существа. Их сила не в знании и умении, а в интуиции и вдохновении. Видишь, как они держатся?
Только теперь Анар осознал, что именно в облике золотоволосых алаев так притягивало его взгляд. Его поразила их раскованность: одни стояли расслабленно прислонившись к колоннам и стенам, другие вовсе сидели на полу, свободно откинувшись назад.
— Это из-за них нас считают самой ленивой, самовлюблённой и распущенной расой. От общения друг с другом и сознания собственной привлекательности они порой пьянеют без вина. Дети ан Камиан проводят свои дни в увеселениях, пирах и бесконечных романах. В большинстве своём они наивны, по-детски добры и восторженны. Всё, что они делают, идёт от сердца, что вовсе не мешает им время от времени сплести какую-нибудь интригу — это дает им недостающую остроту ощущений.
На троне сидела темнокожая женщина. Анар подумал, что это снова королева Тимела, но, разглядев её повнимательнее, понял, что у них нет ничего общего, кроме цвета кожи. У этой было нежное лицо и ласковые, спокойные глаза, в которых не вспыхивало ни искры раздражения, хотя слова, которые говорил ей пожилой человек в богатых и вместе с тем строгих одеждах, стоящий в нескольких шагах от неё, были дерзкими и грубыми.
— …И от его имени, — видимо, продолжил он свою речь, — мы требуем уравнять в правах алаев и жителей Канирали, проживающих в Бриаэлларе в третьем поколении. Или же прекратить облагать их налогами, — он сурово блеснул серыми глазами, завершив своё обращение.
— Слово «требуем», господин посол, — тихо ответила темнокожая алайка, — подразумевает наличие некоторой причины, по которой вы можете диктовать условия Совету Бриаэллара. От вас мы её не услышали.
— Как пожелаете, — коротко и резко кивнул человек. — Мы намерены поступать с алаями, живущими на территории королевства Канирали, точно так же, как вы поступаете с каниралийцами здесь, в Бриаэлларе. Ни для кого не секрет, что неалайское население подвергается здесь дискриминации по всем позициям, — с этими словами посол передал Верховной жрице Гвелиарин длинный список своих претензий. — Помимо этого, мы желаем получить назад земли, на которых стоит Ар-Диреллейт — школа, уплачивающая налоги Бриаэллару и не подчиняющаяся нашим властям. Во главе школы вместе с Канирали ан Фейм стоит гражданка Бриаэллара Диреллея ил Лейтан. Как гражданка Канирали, леди ан Фейм обязана подчиняться его законам, то есть платить налоги с доходов, получаемых от ее деятельности в школе и не препятствовать властям Канирали производить проверки на предмет благонадежности преподавателей и слушателей. Также наш король не приветствует развитие магического искусства на территории страны и считает наличие большого количества существ со сверхспособностями угрозой неприкосновенности и спокойствию нашего государства. Поэтому деятельность такого «учебного заведения», как школа леди Канирали ан Фейм, должна быть прекращена…
— Для начала, бывшей гражданки Канирали, — промолвила Гвелиарин, задумчиво глядя на посла. — Первый король каниралийский, её супруг, изгнал леди ан Фейм из своей страны, а наэй Аласаис приняла её в свой дом как любимую дочь.
— Что же до вашей земли, — вмешался в разговор стоящий рядом с троном Верховной жрицы алай, — то этот вопрос мог бы стоять лет десять назад. Но сейчас, как вам без сомнения известно, строительство нового здания Ар-Диреллейт на землях, принадлежащих Бриаэллару, закончено, и в течение недели, если вы пожелаете, старое здание будет освобождено и передано властям Канирали. За эти дни мы даже готовы из искреннего уважения и любви к вашему народу выплатить вам арендную плату.
Анар внимательно разглядывал говорившего — эта личность показалась ему даже более интересной, чем члены дома ан Камиан, Он был довольно высоким по алайским меркам, очень стройным. Лицо его с мягкими чертами казалось совсем юным, тогда как в глазах незнакомца читались сила и мудрость.
— Кто это? — мысленно спросил Аниаллу Анар.
— Это мой третий отец, Кеан, он сейчас занимает пост Верховного жреца Бриаэллара, — ровным голосом ответила Алу.
— Это ваш… — изумился Анар. Несмотря на то что этот алай произвёл на него хорошее впечатление, Верховного жреца, самое влиятельное лицо в Бриаэлларе он представлял себе совершенно иначе.
— Именно так, — подтвердила Аниаллу, — и поверь мне, он как никто достоин этого места. В каждой паре правителей Бриаэллара один всегда принадлежал к дому ан Темиар, как и Кеан.
Их дом — это и есть истинные правители Бриаэллара. Они странствуют по мирам, похищая из чужих голов знания, впитывая, вбирая в себя чужой опыт, и обретают мудрость тысяч прожитых жизней, дабы управлять Бриаэлларом. Они координируют действия наших послов и шпионов, занимаются сбором налогов, решают вопросы о финансировании тех или иных проектов и делают многое, многое другое, без чего наша жизнь была бы куда менее прекрасной.
Пока Анар и Аниаллу беседовали, Верховная жрица Гвелиарин поднялась со своего трона и, остановившись на верхней ступени ведущей к нему лестницы, мягко улыбнулась почтительно склонившимся послам.
— Я хочу напомнить вам, что Бриаэллар — это не рядовой город или страна, — прозвучал чарующе-спокойный голос Верховной жрицы. — Это дом Аласаис. И если она впустила вас в своё жилище, то советую вам, непрошеным гостям, не указывать ей, какие порядки надо в нем устанавливать, — в словах алайки не было гнева — в них слышался лёгкий укор, какой бывает у матерей, поучающих своих неразумных чад. — Она позволила вашим соплеменникам жить здесь, приобщаясь к благодати, дарованной ей моему народу. И если вас не устраивает существующее в Бриаэлларе положение вещей, то врата города распахнуты для всякого, кто хочет его покинуть.
По напряжённым лицам послов было видно, что они уже искренне сожалеют о случившемся; казалось, что они вообще не понимают, что здесь делают. Люди выглядели растерянными — мудрый взгляд жрицы синими волнами своего благостного света смыл из их душ весь гнев, усмирил породившую его гордость, а вместе с этим и решимость спорить покинула послов. Все трое каниралийцев неловко поклонились и поспешили к выходу. На этом видение закончилось, яркие краски померкли и растаяли, словно янтарная дымка. Перед Анаром снова было освещенное зелёными огнями подземелье, кажущееся ещё более тёмным после изумительного покоя священного города. Сердце его всё ещё замирало от восторга: он был царским сыном, но такого не видел и при пышном дворе своего дяди.
— Это тоже было? — спросил алай, когда окончательно пришёл в себя.
— Да, но гораздо раньше событий твоего прошлого видения, — ответила Аниаллу. — С этого странного визита и начался наш конфликт с Канирали. Как ты видел, послы уехали от нас ни с чем, им было даже стыдно за то, что они сделали.
Они осознали свою глупость и то, насколько неравны были силы их страны и Бриаэллара.
Но они не исцелились от своего безумия — всё это повторится вновь и вновь. Среди лордов Канирали произойдёт раскол и вспыхнет конфликт. Король будет настаивать на начале репрессий против алаев, живущих в Канирали, если не на начале войны с Бриаэлларом, его брат и двое младших принцев возмутятся. Произойдёт переворот, о котором я тебе говорила. Старший сын короля погибнет, напоровшись на собственный меч: Тиалианна прокляла его и наслала свою излюбленную кару — лишила его удачи, — пояснила Аниаллу, увидев изумление на лице Анара. — Его отца свергнут, после чего на трон взойдёт средний сын короля, который принесёт извинения Бриаэллару. Всё закончится хорошо, — горько усмехнулась Аниаллу, уставившись на подёргивающийся кончик лежащего на бедре хвоста.
— А потом прилетят драконы… — проговорил алай. Теперь у него в голове сложилась полная картина произошедшего. Хотя нет, не совсем так.
— Алу, а вызволить их вы пытались? Неужели эалы Ал Эменаит не попытались отбить своих, неужели… богиня позволила кому-то судить своих детей? — это казалось обитателю Руала невероятным. Его грозная Аласаис вдруг вынуждена склонить гордую голову, увенчанную короной владычицы всего сущего, перед… перед кем? Кто вообще такой этот Веиндор?
— Это бесполезно, — грустно покачала головой Аниаллу, выпустив хвост из игравших им пальцев. — С Веиндором спорить бессмысленно и сражаться с ним невозможно.
Я еле отговорила своего отца Селорна от атаки на Серебряные скалы. Это было бы приговором нам всем.
— Они что, прилетели бы и спалили Великий лес?
— Огнём? — усмехнулась девушка, хотя в голосе её не было ни капли веселья. — Нет, Анар. Веиндор есть Смерть, он решает, кому умереть и кем возродиться, он может убить тебя, не прибегая к оружию. Ему было бы достаточно пролететь на своих призрачных крыльях сквозь лес, сквозь деревья, сквозь птиц, зверей и эалов. Забирая души последних. А лес… лес и его неразумные обитатели ничего бы не заметили. Веиндор не карает невинных, — зло улыбнулась Алу — сейчас она как никогда походила на Селорна, — дело в том, что раньше он не брался быть судьёй в мирских делах, не лез в политику…
— Этого не может быть! — прошептал, почти прошипел Анар, невольно опустив уши. — То есть, если в Энхиарге существует раса, наделённая такой силой, то она должна уже многие тысячелетия диктовать свои правила всем остальным обитателям нашего мира. Или, быть может, так уже и происходит?
— Нет, конечно, нет… — нервно рассмеялась Аниаллу, — у драконов нет иных целей, кроме служения своему владыке. А его самого не интересуют ни власть, ни богатство. Они не способны на подлость, вся их жизнь — это служение добру, хотя и в непонятной большинству существ форме. Ни амбиций, ни страхов, ни привязанностей… в общем — никакой личной жизни.
— Я чего-то не понимаю. Веиндор — бог смерти, так? — переспросил недоумевающий алай. Что-то не увязывался в его сознании образ милосердного бога с его… родом занятий.
— Не совсем так, он наэй Перехода, перерождения, — поправила Аниаллу, но Анар не дал ей договорить.
— Не важно. И эти драконы служат ему, верно? — продолжал он настойчиво допытываться, желая немедленно докопаться до истины.
— Абсолютно, — соглашаясь, кивнула девушка. — Они, можно сказать, состоят из этого служения. Приносят волю Веиндора в миры. К несчастью, вот и мы попали к нему в немилость, хотя мне так и не понятно за что? Не может же он (Анара поразило то почтение, граничащее с восхищением, которое прозвучало в голосе алайки) быть столь слеп…
— Прекрасно, — ехидно улыбнулся Анар, — и после всего этого, ты называешь их доброй и мудрой расой?
— Да, — простодушно пожала плечами алайка, чем ещё больше взбудоражила любопытство своего собеседника. — И не я одна — их боятся и ненавидят только темные… хм…я имею в виду необразованные или совсем уж тупые существа, которые не могут постичь цели Веиндора. В Энхиарге его называют Милосердным и почитают едва ли не больше, чем Аласаис и Тиалианну. Он тратит всю доступную ему мощь на то, чтобы ликвидировать огромное количество несправедливостей, которые связаны с болезнями, старением или, наоборот, вечной жизнью. Он такой же Страж Пути, как и Тиалианна — то, что ей не удаётся исправить в судьбе существа при его жизни, Веиндор способен исправить после его смерти, даровав новое рождение… в подходящих, достойных его условиях, — Аниаллу обхватила колени руками и положила на них подбородок. Удобно откинувшись на колонну, она пристально наблюдала за реакцией Анара. А он смотрел перед собой невидящим взглядом, видимо, осмысливая услышанное.
— А как они выглядят? Ты называешь их то призрачными, то серебряными драконами? Ты сама-то видела их? — спросил он через некоторое время.
— Не видела. И никто этого не знает наверняка. Людям из Элидана, любимой расе Веиндора, они представали в сверкающей серебром чешуе. Но когда Веиндор наслал мор на Лактд в Рапе, он явился как жуткий призрак, серый… чёрный… грозный… страшный в общем, — Аниаллу махнула перед собой рукой, словно отгоняя дурное виденье. — Про Веиндора и его драконов ходят тысячи слухов, легенд и поверий, но я не думаю, что у нас есть хоть клочок от шкуры правды.
Некоторое время алаи молчали. Анар пытался понять, как он, прежде считавший себя практически неуязвимым для всех, кроме богини и матери, будет жить теперь, зная о существовании силы, превосходящей Аласаис. Но вот возникшее в первый момент неприятное чувство незащищённости ушло без следа, и алай поразился уже собственному спокойствию, одновременно с наслаждением представляя себе, какой шок испытал бы его дядя от такой новости.
— Вот такая у нас весёленькая жизнь, — промолвила Аниаллу, вздохнув и вытянув ноги. — Раньше, оказавшись в опасной ситуации, я говорила, что нас вот-вот накроет пёсьим брюхом, а теперь — теперь это брюхо превратилось в драконье. Чести, конечно, больше, но удовольствие то ещё, — девушка состроила тоскливую гримаску, но тут же глаза её задорно блеснули. — Впрочем, насколько я понимаю, в скорости это будут и твои проблемы! Если после моего рассказа ты, конечно, не передумаешь и не предпочтёшь остаться всесильным владыкой в безопасном и неизменном Руале!
— О чём это ты? — выдохнул Анар.
— О том, что я, как хорошая киска, выполнила свою часть нашей сделки, — пропела Аниаллу, любуясь всей гаммой чувств, отразившейся на выразительной Анаровой физиономии. — Ты можешь отправиться в Бриаэллар, когда пожелаешь.
— Когда ты… когда ты успела это сделать?! — воскликнул алай, едва не задохнувшись от радости. В сочетании с суровыми чертами его лица, это выглядело презабавно, и Аниаллу еле сдержала смех.
— Пока ты смотрел свои сны, — улыбнулась она. — И могу сказать, что это было не так сложно, как я ожидала.
— Почему? — проявил всегдашнее любопытство её собеседник.
— Потому что Кеан — мой приёмный отец, равно как Селорн с Малауром. Их соправительницы тоже не будут возражать, а несколько других членов Совета просто получат удовольствие подёргать твою мать за усы.
Переговоры были недолгими, я никого не убеждала и не уговаривала: кто согласился, тот согласился сразу. Но я побоялась обратиться к патриарху дома ан Руал, хотя решение его, скорее всего, было бы положительным. Неизвестно, вдруг это дойдёт до твоей матери, и тогда проблем будет множество.
— Анар, в Энхиарге неспокойно, — уже куда более серьёзным тоном продолжила своё объяснение Аниаллу. — Ситуация давно уже не стабильна, и каждый из домов хочет упрочить своё положение. Им нужны сильные маги. Со мной было точно так же: когда я только появилась в мире, несколько Великих домов сразу же предложили мне стать их дочерью. Я долго мучилась, но между семьями трёх своих учителей выбрать так и не смогла. Вот и сейчас мне стоило только намекнуть, что по приезде в Бриаэллар ты не намерен войти в дом ан Руал, как желающих поучаствовать в твоём освобождении нашлось великое множество. Кто откажется иметь своим родственником наследника руалского престола?
Ты можешь покинуть Руал, когда пожелаешь, я открою портал в Бриаэллар, — она снова произнесла эту магическую фразу, от которой сердце Анара едва не выпрыгнуло наружу. — Разумеется, после того как выполнишь свою часть договора, — выразительно дёрнув ухом, добавила она.
— Я даже не знаю, как тебя благодарить! — взволнованно сказал Анар, невольно крепко сжав ее руки, и тут же отпустил их, виновато вздохнув. — Только я не узнал ровным счётом ничего. Моя мать уничтожила все тексты, где упоминался Барьер как заклятие, и сделала это якобы по завещанию моего деда. Это всё. Ах да, была ещё сплетня — раз уж ты в прошлый раз интересовалась слухами, так, может быть, она покажется тебе любопытной, — библиотекарь обмолвился, что якобы в жилах царя Кора течёт половина эльфьей крови. Это бред, конечно, — на всех рабынь, прислуживающих во дворце, накладывают заклятье, не позволяющее им зачинать от алаев. Да даже если бы это было и так — такого богохульства, как посадить на священный трон Руала отпрыска раба, жрецы никогда бы не допустили. А судя по нраву Агира, он сам бы задушил ребёнка в колыбели, чтобы избежать позора.
— Интересно… но, значит, про Барьер опять ничего? Не нравится мне всё это, — пробормотала Аниаллу, каждой шерстинкой излучая, насколько ей вся эта головоломка на самом деле нравится, — ну что ж, тогда Гробницы — последняя моя надежда.
— Гробницы? — поморщившись, переспросил Анар. — Вряд ли это хорошая идея.
— Почему? Ведь если мне не изменяет память, твой дед провёл в собственной гробнице больше недели, прежде чем призвал Амиалис. И ещё: эти подземелья стали запретными сразу же после его смерти, и в это же самое время Амиалис уничтожила все сведения о Барьере. Мне кажется, эти две вещи были сделаны с одной и той же целью.
— Думаешь, он написал что-то на своей Стене Жизни? Что-то, что не должны были видеть ничьи глаза?
— Думаю, да. Или Амиалис дала народу иное объяснение?
— Нет, — после некоторого раздумья ответил Анар. — Она ничего об этом не говорила — заявила, что такова последняя воля Агира Освободителя, — он посмотрел на Аниаллу с восхищением. — Что ж, быть может, ты и права.
— Даже если это и не так, — пожала плечами девушка, — то что я теряю? Не съедят же меня в этом подземелье?
Пожалуй, в её тоне, когда она задавала этот вопрос, было куда больше заинтересованности, чем ей бы хотелось.
— Съесть не должны, но вряд ли это будет приятной прогулкой — дорога туда неблизкая, на всём пути расставлены ловушки, да и кара богини обрушится на всякого, кто осмелится вторгнуться в Гробницы, — тут Аниаллу состроила такую кислую гримаску, что Анар разом вспомнил, с кем говорит. И удивился, как быстро он забыл о том, что его собеседница не обычная алайка, а тал сианай. — Так что я с удовольствием прогуляюсь туда с тобой, — быстренько исправился он, — проведаю родственников. Если ты, конечно, захочешь взять меня с собой (Алу утвердительно кивнула). Только… Всё решилось так быстро, а у меня есть одно незаконченное дело на поверхности.
— Надеюсь, ты не собираешься убить кого-нибудь… особенно праведного?
— Нет. Это куда более… гуманное дело, — улыбнулся алай, донельзя довольный тем, что Аниаллу согласилась взять его в свою экспедицию. — Я буду здесь меньше чем через час. Если меня не поймают, — пообещал Анар и, кивнув девушке, направился к выходу.
— Тогда — удачи, — пожелала Алу. — Не кажется мне, что идти туда — хорошая мысль… — проговорила она, но алай уже не слышал, в его голове было восхитительно пусто: ветер свободы вымел из нее все мысли.
Дорогу охраняли лежащие по обеим сторонам каменные пантеры. Лунный свет разливался по их спинам, делая из чёрных серебряными. Позади статуй возвышались группы колонн, какие-то строения, алтари…
Анар шёл, вдыхая прохладный чистый воздух. Было тихо, только изредка покой нарушали крики ночных птиц, свивших свои гнёзда под сводами заброшенных храмов… Вдруг он замер, отчетливо ощутив чьё-то присутствие. Ничего не заметив, он снова крадучись двинулся вперёд, прячась в тени статуй, чтобы лунный свет не мог выдать его вездесущим алаям Кора.
Она сидела на постаменте, словно на троне, гордо выпрямившись и не сводя с него ярких зелёных глаз. Она ни от кого не пряталась, да и кто бы посмел приблизиться к владычице Руала царице Аларе? Анар вышел из укрывавшей его тени, понимая, что эта величественная женщина уже обнаружила его.
Даже в простом тёмном платье, без украшений и короны, она оставалась собой — богоподобной женщиной, перед которой хотелось пасть ниц и отдать себя всего на её волю.
— Ты растерял всё своё величие, племянничек, — тихим, глубоким, исполненным силы голосом обратилась она к алаю, когда тот приблизился к ней, — забыл о том, кто ты есть. Гордость стала наглостью и безрассудством. Сила — оправданием для недостойной принца глупости. И это тот, кто сменит на троне моего мужа и лишит моего сына права занять место отца.
— Ты вправе гневаться, царица, — признал свою вину Анар, опускаясь перед ней на одно колено и склоняя голову. Всем своим видом выражая раскаянье, он в то же время готовился ответить на любой выпад Алары, женщины, меньше которой он доверял разве что своей матери.
— Теперь не вправе, — странно спокойно ответила царица. Анара так потрясли эти слова, что он не смог скрыть удивления. Он вскинул голову и взглянул в глаза Алары, ожидая увидеть в них насмешку, но её не было. Зато была скорбь и усталость. Чувства невиданные, невероятные для царицы, да и для любой другой знатной алайки.
— В отличие от тебя, дерзкий глупец, — проговорила супруга Кора, — я всегда знала и знаю своё место — в этом моя мудрость. Тебе покровительствует тал сианай, — наконец разъяснила она причину своего необычного поведения. Анар вздрогнул, — и я не смею противиться её воле. Я не убью тебя и даже не расскажу о твоём святотатстве своему супругу.
— Откуда…
— Как быстро ты забыл всё, чему тебя учили столько лет! — неожиданно рассмеялась Алара, и Анар подумал, что впервые видит эту невозмутимую, словно статуя, женщину смеющейся. — Ты смеешь задавать мне вопросы, даже не испросив на это разрешения?
— Тыне из Руала! — вырвалось вдруг у Анара — он невольно высказал вслух догадку, почему-то вспыхнувшую в его мозгу. Лишь на краткое мгновение на лице его тётки промелькнуло нечто такое, что выдало её тайну — тайну происхождения, которую не смог разгадать ни один алай на протяжении многих веков её правления.
— И бесконечно скорблю об этом, — грустно подтвердила его слова Алара. — И ты, мой наивный племянник, скоро поймёшь, почему, — она сказала это искренне и почти ласково, что было ещё удивительней, чем её смех. — Мне жаль тебя, — бросила царица уже свойственным ей пренебрежительным тоном. — За стенами нашей страны царит хаос. Войны, сомнения и вечная тревога — вот что ждёт тебя там. Ценой свободы будет неуверенность в завтрашнем дне, непочтительное отношение глупцов, которые не следят за своими языками и не знают своего места. Те, кто слабее тебя и ниже по происхождению, не будут отдавать тебе почести и беспрекословно выполнять твои приказы — они будут вести себя с тобой как равные, и ты не сможешь их покарать. Тебе, сын мой, придётся считаться с мнением этих ничтожных тварей. Ты будешь терпеть их, и узнаешь… — Алара посмотрела в глаза Анара долгим взглядом, — что даже богиня Аласаис вынуждена это делать.
А ведь помимо этих презренных существ там есть ещё и иные, те, кто бесконечно сильнее тебя. А ты уже не будешь могущественным наследником трона, которого уважают и побаиваются все… даже правитель, — к изумлению Анара добавила царица.
Он не знал, что ей ответить, да и стоило ли отвечать?
— Я позабочусь о твоём рабе, Анар Сай, — неожиданно сказала она, и Анар снова вздрогнул. — А теперь уходи, и не приведи тебе богиня попасться мне на глаза до твоего отбытия! — в грозном голосе царицы Анару послышались какие-то странные, надрывно-страдальческие нотки, но не найдя этому никаких объяснений, он склонился перед Аларой и поспешил уйти.
А царица ещё долго смотрела ему вслед, радуясь тому, какой неожиданный подарок сделала ей судьба, — она наконец-то избавится от ненавистного племянника. Но улыбка победительницы была лишь в её мыслях, на лице же этой женщины лежала печать глубокой печали и тяжких раздумий: уж как жаль было ей своего неразумного родственника, но пойти вопреки желанию тал сианай было не в её власти.
И из этой же «жалости», чтобы хоть как-то обойти запрет Когтя Наказующего, Алара позволила одному из шпионов Амиалис проследить за собой, когда отправлялась в эти запретные земли, чтобы встретиться с наследником — с бывшим наследником! — и разрешила подслушать их разговор.
Именно этим ушам предназначались все её увещевания. Амиалис должна была поверить, что царица приложила все силы к тому, чтобы наставить её неразумного отпрыска на путь истинный. Поэтому Алара пошла на риск и позволила Анару «догадаться» о страшной тайне своего настоящего происхождения, что, разумеется, было неопровержимым доказательством её добрых намерений. Бывшая царица не сможет ни в чём обвинить супругу брата, а значит, ни о каком вызове на Поединок речи идти не может, и кинжал в спину ей тоже не грозил.
Да, Амиалис должна была всё узнать. Ибо, как бы ни поступила она, узнав это, сестрица Кора потерпела бы поражение перед его супругой. Само появление тал сианай в Руале было началом конца Амиалис: дойди до Аласаис, что бывшая царица Руала сделала с памятью сына, — кары ей не избежать. Это должно было заставить её занервничать, начать делать ошибки, и какая-то из них вполне могла стать роковой.
— Я мудрая царица, — похвалила себя Алара, еще и еще раз мысленным взором окидывая игровое поле и расставленные на нем фигуры. — Если бы Амиалис ничего не узнала, и Анару удалось скрыться, он, скорее всего, заручился бы покровительством какого-нибудь влиятельного дома Бриаэллара, вернул себе память и ту часть силы, которой вместе с ней лишился. Амиалис уже не посмела бы ему ничем угрожать — то, что он сможет уличить её в одном из тягчайших преступлений, было бы веским поводом для перемирия.
Позиция Анара сильна, и если бы мальчишка был истинным руалцем, то он немедленно воспользовался бы случаем и отплатил матери за все её дела. Но он безнадёжно добр и попросту вычеркнет ее из своей памяти. И уговорит сделать то же самое тал сианай.
Тогда, — рассуждала Алара, как опытный полководец, — на передний план выдвигается фигура, до этого момента бывшая в тени: Накар — сестра Анара. Мать немедленно отзовёт ее от служения богине в Бриаэлларе и заменит ею брата. Вместо наследника престола, оттесняющего от этого самого престола детей Алары, она получит наследницу. А та куда больше брата умеет ценить власть и положение в обществе и куда лучше умеет их добиваться.
Поэтому Аларе следовало избавиться не столько от самого Анара, сколько от его матери. Без неё ни сам Анар, ни его сестра, метящая на совсем другой пост в Бриаэлларе, не будут помехой честолюбивым планам царицы. Амиалис должна все узнать. Узнав о готовящемся побеге сына, Амиалис примчится сюда, словно ей хвост подпалили, и приложит все силы, чтобы его остановить. Любым способом. И тал сианай не будет ей помехой — алайское чутьё, которое было присуще царице, в отличие от большинства её подданных, подсказывало ей, что это на первый взгляд нелепое предположение не так уж нелепо. Что послужит причиной такого безумия её предшественницы, Алара не знала, но чутью своему доверяла.
В любом случае Алара будет совершенно ни при чём — она сделала всё возможное, чтобы сын Амиалис остался в Руале. Она чиста и перед богиней, и перед Амиалис, и перед собственной совестью. Ей даже практически не пришлось лгать — единственной неправдой было заявление о том, что она говорила с тал сианай. Нет, этого не случилось.
Просто Алара давно взяла за правило: если у неё нет возможности заглянуть в сознание хозяина, так стоит попытать счастья заглянуть в мысли его слуг. Так она узнала про тал сианай. Нет, конечно, царица не смогла проломить ментальную защиту, которой та оградила разум полуэльфа, но вот природу самого заклятья, а значит, и руку того, кто его наложил, она смогла узнать без труда.
Царица Руала, её святейшество Алара, праздновала самую грандиозную в своей жизни победу. Мир вокруг неё стал идеальным, и она была счастлива. Откуда было знать наивной царице, что Амиалис было уже не впервой расправляться с членами царской семьи, и она нашла способ скрывать свои преступления даже от самой богини.
А тем временем ничего не подозревающий об истинных мотивах Алары Анар возвращался домой. Вокруг мелькало и уносилось во мрак множество теней — его сородичи обделывали свои делишки, которым не было места при обличающем свете дня. Следя за ними какой-то частью своего сознания, Анар при этом был сосредоточен на одной единственной мысли, одном пьянящем слове — свобода.
«Свободен! Свободен!» — кричало всё у него внутри. Все предупреждения своей царственной тётки он пропустил мимо ушей, ничто в её словах не изменило его решимости как можно скорее покинуть Руал… Ветер ласково шевелил его волосы… Впервые он шел так — открыто, широким шагом, хотя прекрасно знал, что множество глаз, непрестанно наблюдающих за ним, не могут не заметить ни его изменившейся походки, ни того, с какой стороны он приближается к дому.
Он не был более частью Руала. Анар всё ещё дышал воздухом родных лесов, но вместе с тем его не покидало странное чувство, что он находится в совершенно чужом, незнакомом месте. И место это ему нетерпелось покинуть в кратчайший срок.
Лица стражников не выразили ни тени изумления — они были слишком хорошо вышколены, чтобы позволить себе не то что демонстрировать, а даже иметь собственное мнение.
Чувство эйфории сменилось необъяснимой тревогой. Анар чувствовал, что стоит ему промедлить или совершить неверный шаг — и все его надежды рухнут, он не покинет Руала, и все происшедшее с ним за последние три дня превратится лишь в дивный, но несбыточный сон.
Он быстро прошел в свои покои.
Рюкзак был таким же, как и у Аниаллу. Только более потёртым. Анар не представлял, откуда он взялся в Руале, где за ненадобностью никогда не изготовляли подобных вещевых мешков — он мог пригодиться в дальнем путешествии, а в Руале никакие дальние путешествия были невозможны, город был не таким большим…
Сколько Анар себя помнил, рюкзак просто лежал в одном из шкафов. Он был сшит из тёмно-коричневой кожи неизвестного Анару животного, которая не пропускала магию. С внутренней стороны в некоторых местах стенки его были аккуратно разрезаны, видимо, там некогда располагались потайные кармашки, откуда его родня уже извлекла содержимое. Анар часто открывал этот шкаф, чтобы вдохнуть запах старой кожи. Нет, это был совсем иной запах — манящий, запретный. Запах надежды, аромат свободы и перемен. Каждый раз, стоило алаю вдохнуть его, и сердце его начинала грызть странная тоска. Но, видимо, сердце оказалось слишком большим, и по сей день от него ещё много чего осталось.
Еще была книга — тонкая книжица в жёстком коричневом переплёте. На кожаной обложке был выдавлен рисунок дракона. Прежде он, наверное, был покрыт золотой краской, но она успела истереться, и лишь местами время от времени поблёскивали редкие искорки. Её страницы были исписаны от руки, причём некоторые строчки были кривыми, словно их писали в спешке или в неудобном положении. Книга вообще казалась какой-то слишком потёртой, словно ею постоянно пользовались и делали это очень небрежно.
Однажды он застал за ней своего раба.
Анар подошёл к нему сзади так, что тот не слышал его шагов. Полуэльф лихорадочно перебирал страницы книги, проверяя, не измялись ли они. К счастью, ни один не был поврежден, и ругать раба Анару было не за что. Вот только, к изумлению алая, все они оказались пусты: ни буковки, ни единой строчки, и бумага выглядела глянцево новой. Перегнувшись через плечо раба, Анар быстро пролистал книгу — по-прежнему лишь чистые страницы. Он выхватил книгу, захлопнул её, впился взглядом в обложку — она ничуть не изменилась, даже давнишний след от его когтя и вмятина от каблука Амиалис присутствовали, — открыл… и текст снова на месте, и страницы вновь слегка измятые и потемневшие. Анар вдруг понял, почему эту книгу не забрали у него — видимо для всех, кроме него, ее страницы были девственно чисты. Он так и не узнал, почему это происходит, хотя потратил много часов, пытаясь разгадать тайну волшебной книги.
Алай ласково погладил потрепанный переплёт, словно пожал руку старому верному другу, и аккуратно положил книгу в одно из отделений рюкзака.
Как много вещей и как мало времени! И это проклятое чувство тревоги никак не даёт сосредоточиться! Но наконец со сборами было покончено, последний предмет — моток прочнейшей верёвки — занял в нём своё место.
Разумеется, рюкзак отправится в пространственный карман — не таскать же такую тяжесть за спиной! А любая вещь будет сама появляться в руке по первому требованию… Наложив соответствующее заклятие, Анар проверил его на надёжность: по мысленному приказу в руку ему послушно прыгнул один из свитков. Алай облегчённо улыбнулся и вздохнул, оглядывая комнату — не забыл ли он чего важного в спешке?
Вдруг он услышал звук торопливых шагов. Кто-то приближался к его комнате, сбиваясь на бег и тяжело дыша. В покои Анара без стука ворвался раб. Лицо его было бледным, а глаза — почти безумными от отчаянья и ужаса. Алай резко обернулся к нему, опасаясь, что его беспокойство оправдало себя и произошло нечто, что помешает ему покинуть Руал или вообще поставит точку в книге его жизни. Быть может, Алара связалась с его матерью, и теперь… Анар сжал челюсти — он твёрдо решил, что или сможет прорваться ко входу в подземелья, не думая о цене, которую придётся за это заплатить, или погибнет…
— Господин, не прогоняйте меня! — взмолился раб, пав перед ним на колени и крепко охватив его лодыжки.
Анар, едва сумев сдержать вздох облегчения, быстро пришёл в себя, решительно высвободился из цепких пальцев полуэльфа и, подойдя к одному из книжных шкафов, некоторое время водил пальцем по корешкам книг. Наконец, выбрав нужную, раскрыл её и извлёк вложенный в неё листок плотной бумаги.
— Ты больше не раб, — объявил Анар, протягивая застывшему от изумления полуэльфу документ, текст которого делал его верного слугу свободным.
— Это же моя смерть! — не в силах сдержаться, воскликнул раб и резко отшатнулся от бумаги, ярко лучащейся магической защитой, как и все значительные документы в Руале.
— Нет, — усмехнулся Анар, — в тайнике за моей кроватью есть одежда, оружие и магические амулеты, которые защитят тебя от тварей наших лесов. Ты волен решать: уйти или остаться здесь, — он дружески похлопал слугу по плечу, чем привёл его в ещё больший ужас. — Быть может, мы ещё встретимся по ту сторону Барьера, — попытался он успокоить полуэльфа, но на того эта реплика не произвела ожидаемого эффекта. Не успокоился он и тогда, когда по воле Анара в его голове появились сведения о том, как открыть тайник с оружием и воспользоваться его волшебными свойствами.
Всё содержимое этого потайного ящика, искусно скрытого от глаз как магией, так и тяжёлым камнем спальной платформы, Анар готовил для своего собственного побега из Руа-ла, надежда на возможность которого поддерживала его на протяжении сотен лет. Но теперь всё это было ему без надобности, а вот остающемуся в Руале без его покровительства полуэльфу могло оказаться очень кстати. Но вместо того чтобы обрадоваться такому подарку судьбы, раб вновь с воплем упал на колени.
— О, господин, не карайте меня так строго! — завопил он таким визгливым голосом, что Анар невольно поморщился. — Я не могу покинуть Руал.
— Это твоё решение, что ж, оставайся, — пожал плечами Анар, который с удивлением осознал, что ему уже мало дела до того, какую судьбу изберёт себе бывший раб, он сделал всё, чтобы жизнь его была благополучной, и теперь мог с чистой совестью покинуть полуэльфа. — С тобой ничего не случится — сама царица Алара взяла тебя под своё покровительство, а её слово священно и нерушимо. А теперь оставь меня, — строго сказал алай, не в силах подобрать слова прощания, подходящие для подобного случая.
Раб молча поднялся с пола, низко поклонился и, не поднимая глаз, вышел, оставив хозяина собираться в дальнюю дорогу.
Анар взял со стола маленький пузырёк из небьющегося зелёного стекла с чёрной жидкостью внутри. Посмотрев склянку на свет, он увидел, что в ней осталось меньше половины содержимого. Кинув пузырёк в рюкзак, Анар подошёл к шкафу и среди множества всевозможных флаконов, бутылок и банок нашёл ещё один такой же.
В пузырьке находилась хатти — угольно-черная субстанция, которой алаи смазывали внутреннюю поверхность век. Подведенные даже у алаев-мужчин глаза часто вызывали улыбку у несведущих в кошачьей природе существ. У чудесных глаз кошек Аласаис, способных видеть в трёх спектрах одновременно, есть одна крайне неприятная особенность — они светятся. И светятся вовсе не так, как у их четвероногих собратьев — алайские глаза не отражают свет, их радужка обладает собственным сиянием, которое, пробиваясь даже сквозь сомкнутые веки, может выдать их в самый неподходящий момент. Долгие годы бились кошки Аласаис над тем, чтобы победить этот свой недостаток, и чего только ни придумывали: и линзы — тоненькие плёночки, прилипающие к глазному яблоку, и хитрые приспособления из зачарованного стекла, прикрывающие оба глаза, и… в общем, мало приятного было в этих способах, но, главное, что цели они не достигали: от одних зрение теряло свою остроту и особые свойства, другие оказались слишком громоздкими, мешающими… работать. В итоге самым верным, хотя и очень необычным, и, что уж говорить, не очень удобным решением оказалась особая смесь. Она наносилась на обратную сторону век, и если алай закрывал глаза, то их свет не проникал наружу, остановленный чёрной плёнкой хатти. Процесс нанесения её на веки был весьма неприятен, но это не шло ни в какое сравнение с альтернативными методами решения проблемы, даже с учётом того, что алаям иногда приходилось двигаться с закрытыми глазами, ориентируясь по слуху и подключая свое «кошачье чувство», впрочем, с лихвой заменяющее зрение.
Анар окинул прощальным взглядом свою комнату и направился к выходу. Он ни о чём не жалел и искренне верил в то, что не пожалеет никогда. Но предчувствие беды всё нарастало.