Люди Быка Щепетов Сергей

Демонстрируя эрудицию, Семен высказал предположение, что Творец в процессе своей деятельности, вероятно, не до конца разделил этих людей с быками. Он не угадал — оказывается, люди-быки стали таковыми потому, что происходят от одного предка — человеко-быка, который был рожден женщиной! Разумеется, предварительно она вступила в интимную связь с животным, но скрыла это. Родившийся ребенок, естественно, считался среди сородичей обычным человеком. В те времена люди просто охотились на всех животных подряд и воевали друг с другом. Враги перебили сородичей первопредка, и малыш остался один. Он встретил корову (самку тура), у которой погиб детеныш, и начал сосать ее вымя. Она же стала охранять и защищать его, как родного. Малыш вырос, возглавил бычье стадо и с его помощью победил всех врагов. От него пошел народ человеко-туров.

«Что ж, — размышлял Семен, покачиваясь на бычьей спине, — фантастикой тут можно признать лишь соитие женщины с быком. Точнее — факт зачатия. А все остальное… Если у впервые родившей коровы забрать детеныша и начать сосать молоко, то она станет воспринимать человека как „своего“, заботиться о нем и охранять. Такой способ „раздаивания“ кое-где в моем мире практикуется и поныне. Говорят, лучше всего это получается именно у детей. Ученые допускают, что данный прием мог быть чуть ли не основным на заре скотоводства. В это легко поверить — как еще можно заставить зверя полюбить бесполезного для него человека? Не мочой же, в самом деле, приманивать…»

Семен погрузился в размышления и не сразу заметил, что его спутники стали оживленно переговариваться и время от времени махать руками, подавая кому-то знаки. Он начал озираться и всматриваться в окрестный пейзаж. Оказалось, что на разном расстоянии в том же направлении движутся группы быков и людей. «Какое-то сборище? Праздник?» — недоумевал Семен.

Примерно так и оказалось. И даже хуже: театр, гладиаторский бой, коррида…

К тому времени, когда они с Танлелем заняли «зрительские места» на склоне долины ручья, представление уже началось. Прямо перед ними располагалось некое подобие арены, диаметром метров пятнадцать. Полутора-двухметровые стенки были образованы выходами пласта известняка, подмытыми ручьем. Оставшиеся проходы перегорожены жердями и бревнами. Выше на обоих склонах среди кустов расположилось не меньше полусотни зрителей, которые с воплями и улюлюканьем смотрели, как здоровенный бык гоняет по арене троих людей. Семен их узнал, и ему стало тоскливо — соленосы…

В руках мужики держали свои неизменные рогатины, правда, толку от них не было никакого — у людей просто не выдерживали нервы, и они пускались наутек при приближении огромного зверя. А бежать было почти некуда: когда кто-то пытался влезть на склон, зрители спихивали его обратно, перелезть через изгородь тоже не получалось, так как за ней была другая — из зрительских копий. Мужикам удавалось хоть как-то уворачиваться лишь потому, что бык был очень тяжел, ноги его вязли в мелкой гальке, и он запаздывал на поворотах. Один из участников оказался голым по пояс, и Семен подумал, что рубаху свою он, наверное, пропил в Пендюрино и пошел за солью, обмотавшись рогожей, которая теперь валяется на земле и путается у всех под ногами.

Слабая надежда, что зверю надоест гоняться за юркими человечками, не оправдалась: когда животное оказывалось рядом с изгородью, зрители поднимали крик и покалывали ему бока копьями, не нанося, конечно, никаких ран. Рогатины свои мужики вскоре побросали и просто удирали со всех ног. Только все это было бессмысленно: представление кончилось очень быстро.

Первым погиб полуголый мужик: бык устремился за ним и гнал по кругу, пока тот не споткнулся. Второй запрыгнул на камни, полез вверх и был сброшен прямо на бычьи рога. Третий, пытаясь увернуться, запутался ногами в рогоже, валяющейся на земле. В общем, реакция у быка оказалась прекрасной. Быстро менять угол атаки ему не удавалось, зато рога были приспособлены наносить удары от самой земли до высоты почти в рост человека.

Следующая тройка погибла еще быстрее — под ногами людей валялись истерзанные трупы предшественников. Бык же их как будто не замечал. Однако во время первой атаки досталось и ему — один из мужиков умудрился всадить рогатину куда-то в область холки. Хлынула кровь, от чего зверь пришел в полное неистовство. Тело последней жертвы он таскал и швырял по арене так, словно хотел изничтожить начисто. В конце концов он остановился, постоял некоторое время, тяжело поводя боками, и рухнул на колени. Он так и стоял, пока через изгородь не перепрыгнул один из зрителей. Судя по одежде и украшениям, воин принадлежал к иному клану — не к тому, в контакт с которым вошел Семен. Последний смотрел, что называется, во все глаза — действо, причем явно ритуальное, продолжалось.

Воин приблизился. В нескольких метрах от быка он начал что-то негромко говорить, явно обращаясь к животному. Зрители хранили молчание, но расслышать Семен все равно ничего не мог. Продолжая что-то говорить, мужчина подошел вплотную, дотронулся до рогов, кажется, погладил шерсть. А потом… Потом в руке у него оказался белесый узкий предмет. Неуловимо быстрое движение — и человек отпрыгнул в сторону. Бык коротко взревел и завалился набок.

«Очень информативно, — мрачно усмехнулся Семен. — Он, похоже, вступил в ментальный контакт со зверем, успокоил его, попрощался и заколол костяным стилетом — примерно таким же, каким когда-то чуть не зарезали меня самого. Куда же он его ударил? А-а, вон туда! Там, наверное, самое маленькое расстояние от шкуры до сердечной мышцы».

Воин еще не покинул арену, а слева началась суета, послышался гомон. Ветки кустов мешали рассмотреть, что там происходит, — кажется, зрители разбирали изгородь. Потом внутрь повалила толпа. Кто-то начал вытаскивать наружу трупы, а человек шесть занялись разделкой бычьей туши. Надежда Семена на то, что представление окончилось, не сбылась — зрители расходиться не собирались.

Танлель извлек из сумки приспособления для добывания огня лучковым способом и принялся крутить огневое сверло. Увидев, чем он занимается, ближайшие зрители — люди разных кланов — начали подтягиваться к нему. По-видимому, народ рассчитывал «нюхнуть дымка» на халяву. Разочарование было полным и неожиданным — Танлель набил трубку и стал наслаждаться дурманом персонально. Раздались восхищенные возгласы, кучка людей стала быстро превращаться в толпу — всем хотелось посмотреть на новое приспособление. Танлель, конечно, не устоял, и трубка пошла по кругу, только Семен этого уже не увидел — его оттеснили в сторону. Чтобы не путаться под ногами курильщиков, он сменил диспозицию — спустился поближе к «арене» и оказался на известняковом обрывчике метрах в трех над дном долины. «Сцену» отсюда было видно хорошо, но что происходило за ее пределами, разглядеть не удавалось. Семен решил тут и остаться, если представление будет продолжено.

Предположение полностью подтвердилось — меньше, наверное, чем за час пространство внизу было очищено. Трупы убраны, а туша быка разделана на куски и унесена. Остались лишь бурые пятна крови на гальке да затоптанная рогожа, на которую никто не обратил внимания. Семен глянул вверх — его место рядом с Танлелем оказалось занятым. Вокруг предводителя вообще яблоку упасть было некуда. Судя по выражениям лиц и жестикуляции, многие присутствующие изрядно приложились к трубке с анашой.

Слева послышались крики, топот, короткое взревывание. Через несколько секунд на «арене» оказался молодой бык. Похоже, он был в ярости — из холки его торчали две стрелы. Насколько можно было понять, ни одна из них серьезного ущерба ему не нанесла — только-только пробила шкуру.

«Господи, опять! — мысленно простонал Семен. — Ну, кто теперь?»

Ждать долго не пришлось: следом за быком появились… Филя, Миля и Киля!

Сильно испуганными мужики не выглядели — наверное, они демонстрировали спокойствие обреченных. Филя был со своей неподъемной дубиной, Миля, естественно, с рогатиной, а вот Киля оказался безоружным. Более того, кисть его левой руки была чем-то замотана. Троица о чем-то коротко переговорила и мелкими шажками двинулась в сторону быка. Зрители взвыли. Зверь развернулся, запеленговал цель и устремился в атаку. Мужики остановились: безоружный Киля в центре, Филя и Миля с оружием на изготовку по бокам.

Дальше все произошло как-то очень быстро и слаженно — словно в цирке. Что уж там сделал Киля, Семен не рассмотрел, только он каким-то образом проскользнул между рогами, оказался у быка на холке, откуда спрыгнул или просто упал на землю. Его соратники прянули в стороны и, когда животное оказалось к ним боком, пустили в дело свои приспособления. Миля всадил рогатину зверю в бок, а Филя неожиданно шустро огрел его дубиной по голове позади рогов.

Рев быка заглушили вой и улюлюканье зрителей. Мужики же на «арене» пустились наутек по кругу. Миля, правда, успел выдернуть из раны свое копье, но тут же и бросил его на землю. Надо сказать, что удирали ватажники, в общем-то, довольно грамотно — то сходясь, то разбегаясь в стороны и резко меняя направление движения. Впрочем, продолжалось все это очень недолго — бык был ранен смертельно. На третьем круге он упал, и, когда стало ясно, что уже не встанет, мужики подобрали оружие и дружно добили его.

«Молодцы! — мысленно восхитился Семен. — Словно заранее готовились, словно им не впервой! А зрители, судя по реакции, болеют вовсе не за людей…»

Вряд ли тореадоры (или гладиаторы?) успели толком отдышаться, как на «трибунах» вновь раздались крики. На сей раз Семен разобрал часто повторяющееся слово «Солнценосный».

Как разбирали изгородь, Семен не видел, зато вскоре узрел этого самого Солнценосного. Бык оказался средних размеров, скорее молодым, чем старым. Правый рог у него был сломан, а на груди красовалось довольно большое светлое пятно. Но главным отличием от прочих было не это — он двигался легко и быстро, словно весил не полтонны, а гораздо меньше — при той же силе. Чувствовалось, что он просто боец по жизни — его и злить не нужно.

Пока зверь был еще далеко, Миля и Филя принялись что-то кричать в сторону «трибун» и размахивать оружием. В общем шуме слов было не разобрать. Киля же творил здоровой рукой охранные знаки, словно пытался защититься от нечистой силы. Все это не помогло — бык пошел в атаку без раскачки и раздумий, так что тореадоры едва успели построиться в боевые порядки.

На сей раз все у мужиков пошло наперекосяк. Киля взлетел в воздух и, нелепо взмахнув руками, упал на землю. Филя обо что-то споткнулся и едва устоял на ногах — удар он так и не нанес. Миля ударил-таки, но оказался слишком близко от бока животного, и для нормального замаха места не хватило. Рогатина осталась мотаться в ране, а бык развернулся и попытался поддеть Милю рогом. Тот едва успел уклониться. Началась беготня и верчение на месте…

Наблюдая эту смертельную чехарду, Семен упустил из внимания Килю. А когда вновь заметил его, тот был рядом — пытался лезть по известковым глыбам прямо к ногам зрителя. На противоположном конце «арены» бык загнал Филю в какую-то выемку склона и собирался прикончить. Миля старался отвлечь животное на себя — то ли не хотел бросать друга, то ли понимал, что в одиночку не продержится и десяти секунд.

Филя сумел-таки вывернуться, а Семен, не соображая, что делает, встал на четвереньки, ухватил Килю за шиворот и рывком втянул на скалу. Глаза у мужичка были совершенно безумны — он извернулся лицом к арене и дико завизжал, махая рукой:

— Сюда тапи!

Не прошло и пяти секунд, как Миля и Филя оказались рядом, а бык едва не переломал ноги на камнях в основании скалы — ему не хватило нескольких сантиметров, чтобы достать последнего беглеца.

Семен же стремительно осмысливал положение, в котором оказался: «Их чудеса героизма и доблести объяснимы — все трое обкурены. В некоторых случаях местный наркотик дает эффект ускорения реакции и увеличения физической силы. А я — дурак. Заняв это зрительское место, нужно было сталкивать гладиаторов обратно на арену, а не вытаскивать их! Что теперь будет? Убьют?»

Бык стоял внизу и смотрел на Семена маленькими, налитыми кровью глазками. При этом он раздувал ноздри и тяжело поводил боками. Ни успокаиваться, ни тем более помирать, он не собирался. Зрители же молчали и тоже смотрели на Семена. За оружие, кажется, никто не взялся. Впрочем, оно и так было у всех под рукой.

Эта напряженная тишина продолжалась недолго. Со своего места поднялся Танлель и, неуверенно держась на ногах, стал спускаться к Семену. Когда они оказались лицом к лицу, предводитель положил ему на плечо тяжелую руку и проникновенно выговорил:

— Спасибо, Брат-Мамонт, спасибо!

— Не за что, — в некотором недоумении ответил Семен. — Ты отдашь мне этих людей?

— Конечно, — расслабленно улыбнулся Танлель. — Они хоть и бакуты, но сражались храбро. Их место в Небесном стаде, но… Но мы будем рады, если Мамонт проводит туда Солнценосного, а сам останется с нами…

— Что-то я не врубаюсь, — признался Семен. — За что ты благодаришь меня?

— Мамонт решил сам проводить Солнценосного. Это большая честь для нас всех.

— Да уж… — пробормотал Семен, начиная что-то понимать: «Получается, мой поступок они понимают однозначно? В том смысле, что нормальный человек может убрать бакутов из-под бычьих рогов с единственной целью — встать под эти рога сам?! И что теперь делать? То есть я должен драться или с быком, или со всей этот толпой — так, что ли?! Толпа-то хоть и обкуренная, но луками и копьями владеет будь здоров — в любом состоянии».

На заднем плане туманным призраком мелькнула надежда: «Может, я ошибаюсь? Разве поймешь, что на уме у этих гашишистов?» Призрак растворился — Филя привстал на локте и дернул за штанину своего спасителя:

— Слышь, гургул! Ты, эта — не того. Сбоку его тибидахай! В смысле, где у него тарах мапнутый. С ентово боку он, кажись, мапает тапее.

— Спасибо, друг, — пробормотал Семен. — Учту.

И он пошел — а что еще оставалось делать?! То есть подхватил пальму и побрел в обход арены, чтобы спуститься там, где изгородь, — не прыгать же прямо на бычьи рога? Семен шел, и разместившиеся среди кустов зрители вставали и уступали ему дорогу. Он их почти не замечал — бывший завлаб мучительно пытался вспомнить все способы убиения крупных копытных без использования метательного оружия.

«На бойнях иной современности их, кажется, убивают электрическим током. В деревнях — кувалдой по лбу. Но предварительно лишают способности передвигаться и даже ворочать головой. „Контактную“ охоту неандертальцев я видел не раз. В ней все основано на их огромной физической силе — у меня такой нет… Что еще? Испанская коррида? Никогда не интересовался… Но способ вроде бы древний… Даже в наскальных рисунках Сахары он фигурирует… А в чем там соль? Или суть? Ну, мужик вроде как дразнит быка красной тряпкой-плащом. Тот, значит, кидается… Этот уклоняется… И чем ближе от себя он этого быка пропустит, тем больше зрители довольны, тем больше букетов зрительницы бросают к ногам тореадора… Или матадора? Тьфу, ч-черт, какая разница?! Да, у него красный плащ на палке, и он им эдак изящно помахивает… А быки и коровы, вообще-то говоря, цвета различают? Для них есть разница, синий плащ или красный? С одной стороны, в народе бытует поверье, что красный цвет быков злит, а с другой стороны, где-то читал или слышал, что копытным цвет до фени — они дальтоники. Так на фига?! Может быть, смысл в помахивании? То есть обиженная животина хочет кого-нибудь забодать и кидается на то, что шевелится перед ней. А шевелится не тореадор (он стоит неподвижно в мужественной и красивой позе), а тряпка у него в руках, которую он предусмотрительно держит сбоку. Ну, ладно, домашние скотины по определению глупее своих диких предков, дальше-то что? А дальше тореадор быка закалывает — одним ударом. Ударом чего? Да какой-то ерунды типа шпаги — этакой спицей. Впрочем, черт его знает — по телевизору и не разберешь. Ясно только, что орудует он не тяжелым неандертальским копьем, а чем-то мелким и незначительным. Главное — знать, куда ткнуть… Смог же мужик добить раненого быка костяным стилетом! Попробовать? Ха-ха, Сема, разве у тебя есть выбор? Пальма и нож — импровизируй!»

Семен тяжко вздохнул и под дружные вопли зрителей спрыгнул с сучкастого неошкуренного бревна на «арену». Мелкая полуокатанная галька под ногами держала неплохо — это было первое, что он отметил. Бык повернулся, и Семен кинулся в противоположную от него сторону. Бежать было недалеко, и он успел — подцепил кончиком клинка пальмы истоптанную рогожку, повернул лезвие так, чтобы не разрезать волокна, другой угол ухватил левой рукой, слегка натянул и прижал к древку пальцами правой. Бык уже начал атаку и вдруг затормозил — похоже, для него цель раздвоилась. Семен отставил пальму в сторону и, держа оружие слегка приподнятым вверх, помахивал грязным полотном рогожи. Момент был судьбоносный: чем сильнее заинтересуется животное — неподвижной фигурой человека или фигней, которая шевелится рядом с ним?

Причина дальнейшего так и осталась неизвестной. Может быть, движение для быка оказалось важнее знакомого контура. А может быть, от Семена разило анашой, как от «своего», а рогожа на палке пропиталась запахом ненавистных бакутов — ветер дул как раз в нужную сторону. Так или иначе, но животное атаковало именно рогожу…

Надо сказать, что пережитые мгновения — когда, выставив рога, на тебя несется огромная туша — были далеко не лучшими в жизни Семена. Разум в таких ситуациях отдыхает, включается инстинктивная программа, требующая бегства — немедленного! С инстинктами Семен справился, но дальнейшее, наверное, мало походило на любимое испанцами шоу.

Надо было пропустить быка под «мулетой» и раскланяться перед зрительницами. Ничего не получилось — зрительниц не было, а на «арене» действовал не самец домашней коровы, а почти дикий тур.

Рогожа (или как назвать эту плетенку?) не скользнула над головой и рогами зверя, а зацепилась за них. Семен собирался махнуть своей «мулетой» и прянуть влево — подальше от рогов и копыт. Вместо этого его мощно рвануло вправо с разворотом. Руки он разжал не сразу, пытаясь удержать оружие — тоже инстинкт! В данном случае это оказалось ошибкой. Инерция с одной стороны и встречное движение — с другой дали зубодробительный эффект: Семен со страшной силой влепился в бок зверя и, отскочив, словно мячик, полетел на землю. Сохранить равновесие он даже не попытался — лишь немного сгруппировался, чтобы обойтись минимумом переломов и вывихов.

То, на что он шмякнулся, было, в общем-то, мягче, чем асфальт. Впрочем, оценивать это ему было некогда. Как только сознание вернулось (вряд ли оно отсутствовало долго), он понял, что лежит, а бык стоит и на него вроде бы больше не нападает.

Даже не восстановив толком дыхание, Семен попытался встать (вскочить!) на ноги. Как ни странно, но это получилось — то ли он был цел, то ли в болевом шоке. Секунды, наверное, хватило, чтобы оценить ситуацию: бык топчется на месте и злобно фырчит, потому что просто не может двигаться. Никаких новых ран он, конечно, не получил, но на его башке висит рогожа, полностью лишая возможности видеть. В подобной ситуации человек мгновенно сбросил бы руками такое покрывало, но у быка нет свободных конечностей — он стоит на всех четырех. А пальма (любимая, желанная!) свисает с бычьей головы на той стороне — клинок застрял в волокнах где-то в районе левого рога. Впрочем, она вот-вот освободится, потому что бык нашел способ: наступив копытом на край рогожи, он дергает голову вверх, раздирая грубую плетенку. В общем, еще миг — и прозреет.

И Семен пошел к нему — не чувствуя ног, не ощущая опоры под ступнями. Левой рукой он поймал ножны, намертво пришнурованные к рубахе, а правой сжал рукоятку ножа — такую удобную, такую привычную.

Мысль о том, что лезвие может оказаться слишком коротким, даже не возникла — вероятно, по причине ее полной неконструктивности. Все воспоминания об анатомии крупного рогатого скота рассосались, зато всплыли инструкции о том, куда нужно попасть стрелой или дротиком, чтобы зверь умер сразу, чтобы за ним не пришлось долго идти…

Утонченные ценители корриды вряд ли дали бы положительную оценку исходу этого поединка — даже с учетом того, что бык был раза в полтора-два больше обычного. Семен не был ни спортсменом, ни артистом, ни тореадором. Он просто подошел и всадил клинок по самую рукоятку. Бык взревел и куда-то рванулся, сбив своим боком Семена с ног. Самозваный тореадор резко перекатился, надеясь не угодить под копыто. Это получилось, и Семен встал. Подошел и снова ударил — на пару сантиметров ниже.

Примерно так повторилось еще дважды.

Потом бык завалился набок.

А Семен падать не стал — опустился на колено, оперся о землю руками и начал приходить в себя.

И пришел. Но почему-то уже сидя. Кто-то поддерживал его сзади, а перед ним сидел на корточках Танлель и протягивал дымящуюся трубку:

— …иметь много коров Небесного стада!

Семен поднял руку — ее движение пришлось координировать визуально — и взял курительный прибор:

— Солнценосный не долго страдал, Брат-Бык?

— Великий зверь умер в бою, — ответил Танлель. — Наверное, он будет благодарен тебе, Брат-Мамонт. В Небесном стаде приближается время гона, а наш Солнценосный…

Дальше Семен не слушал. Он пару раз затянулся, вернул трубку и стал ждать, когда ему полегчает.

Люди-быки и быки-люди возвращались домой. Семен привычно покачивался на широкой спине, поджав голени к самым бедрам. А Танлель ехал рядом и говорил, говорил, говорил… Семен даже иногда понимал его, но думал о своем:

«Через тысячи лет искусственного отбора звери сильно поглупеют и позволят человеку делать с собой все, что угодно — бить, кастрировать, заставлять работать и разделывать на глазах у сородичей. Но это — потом, а сейчас? Уровень „интеллекта“ у туров, конечно, ниже, чем у мамонтов или волков, но не настолько же, чтобы позволить безнаказанно себя убивать. Можно, конечно, делать это где-нибудь в сторонке, чтоб другие не видели. Такой номер может пройти раз или два, но не систематически же! Что такое „информационное поле“ дикой природы, я уже знаю — оно не хранит тайн. Как же с этим обходятся люди-быки? А ведь им, кроме мяса, нужно вести какой-то отбор — выбраковывать больных или недружелюбных особей!

А вот так и обходятся! Они пока что не переделывают под себя мир животных — они в него вписываются. Быки и коровы воспринимают людей как членов своего стада, они как бы встроены в его иерархию. А иерархическое положение самца нужно подтверждать — в боях-поединках. Схватки за самок начинаются осенью, и люди в них „участвуют“, делая большие запасы мяса на зиму. Правда, сами животные редко убивают друг друга. Может быть, с этого и берет начало древнее шоу — коррида?

Но теплый сезон довольно длинный, и забивать животных в неурочное время все-таки приходится. Как? Очень просто — убивать чужих, из другого стада, пасущегося по соседству. Это тоже не противоречит звериным программам — свою территорию нужно защищать, а претендовать на чужую — признак силы.

Что же получилось сегодня? Скотоводы взяли в плен группу соленосов. Эти люди здесь чужие для всех и в первую очередь для туров, поскольку разит от них сивухой, а не анашой, как от „своих“. Бедных мужичков заставили заниматься „тавромахией“ — убивать выбракованных, самых злобных недружелюбных быков.

Кто такой был Солнценосный? Это — краса и гордость нашего стада, нашего народа! Он был злой, сильный и быстрый — бодал всех подряд. Здесь ему не было равных, никто не мог стать его другом. Значит, его место в Небесном стаде — где же еще?! Тем более что приближается время осеннего гона, и ему нужно побыстрее попасть к небесным коровам. Брат-Мамонт вызвался проводить туда героя — и проводил. Теперь мужчины разделят и съедят его земную плоть, дабы как следует уподобиться великому воину.

Это — по-ихнему. А по-нашему, по-бразильски? Еще проще: бычок вырос недружелюбным по отношению к человеку, и его, по сути, выбраковали. Да и остальные, предназначенные для „арены“, вряд ли позволяли людям ездить на себе верхом. Вот так эти тигдебы и живут — исключают из процесса размножения негодных людей и животных…»

На троих оставшихся в живых бакутов никто не претендовал, и Семен мог делать с ними что угодно. Он и сделал — отвел мужиков в свой лагерь на соленом ручье. Килю, правда, пришлось транспортировать на быке — он сильно подвернул ногу и имел на ребрах приличную рану от бычьего рога. По пути ватажники поведали свою историю. В переводе на человеческий язык она выглядела примерно так.

Терпение пендюринских старейшин иссякло, и поить соленосов они отказались. Семен, впрочем, заподозрил, что у них просто кончилось сырье для изготовления самогона. В общем, «поправиться» в очередной раз оказалось возможным только одним способом — выступить в поход. Они выступили, и им с собой, разумеется, дали, поскольку путь их долог и полон опасностей. Шли они с песнями типа:

Услышав текст, Семен немедленно вспомнил устное студенческое творчество и подарил мужикам — на будущее — еще пару куплетов:

Песня мужикам понравилась, и они немедленно принялись ее разучивать, заменив, разумеется, остатки обычных слов гинекологическими и урологическими терминами. Семен это дело пресек и потребовал продолжения рассказа.

Насколько он смог понять, примерно такая же история повторялась каждый год, но раньше соленосы имели дело с пивом или бражкой, так что, добравшись до опасной территории, уже успевали протрезветь. Иное дело самогон, пусть и низкокачественный! Впрочем, оставшиеся в живых утверждали, что подлые пендюринцы натолкали в напиток какой-то дури, которая сильно укрепила их боевой дух, но ослабила тело. Надо полагать, что люди-быки немало развлеклись, наблюдая, как по их земле бредет вооруженная орущая толпа. Главари соленосов все-таки усмотрели врагов (а те и не прятались) и стали готовиться к битве. Подготовка заключалась, конечно, в распитии остатков самогона — не пропадать же добру. В итоге мужики дали яростный отпор «тибидахнутым тарахам», однако урона им, похоже, нанести не смогли. Тех, кто был недостаточно пьян и пытался бежать, степняки прикончили на месте, остальных же повязали, погрузили на быков и повезли. В схватке чудеса героизма показал Киля, за что и поплатился. В глазах у него троилось, но он отстреливался до последнего. «Завалив» двух крайних быков, он принялся за среднего, который оказался настоящим. Он чуть не попал в него своей шутовской стрелой, за что злые тибидахи отрезали ему большой палец на левой руке — чтобы, значит, не мог держать лук и больше так никогда не делал.

Надо сказать, что обращались с пленными крайне жестоко — в том смысле, что опохмелиться не дали. Правда, Миля справедливо заметил, что у этих тибидахов ничего и не было.

Семен давно уже не обольщался кажущейся простотой и наивностью первобытного мира. Поэтому он стал выпытывать нюансы и подробности, в которых, как известно, часто самая суть и заключается. Примерно так и оказалось. Выяснилось, что в плену у скотоводов мужички уже бывали, а Филя даже два раза. В самый первый раз он вообще оказался единственным оставшимся в живых из всей ватаги. Оценив его молодеческое буйство и удаль, тибидахи не только отпустили героя, но и позволили унести приличный мешок соли. Следующие полгода жизни Филя вспоминал, жмурясь от удовольствия, — за каждую крупинку драгоценного вещества его кормили и поили от пуза. В общем, так и так получалось, что ходить за солью дело опасное, но крайне выгодное. Основная проблема заключается в том, что идти желательно сразу после сева — в это время стада тибидахов кочуют в других местах. Но как раз тогда начинается череда праздников, на которых нужно прикончить остатки прошлогоднего зерна, в деревнях вызревает «большое пиво», так что идти трудно. А в этом году к тому же стремительно распространилась мода на новый напиток…

«Да, — подвел итог Семен, — это я виноват. Только мне почему-то не стыдно».

На Семеновой солеварне мужики пришли в дикий восторг от количества уже заготовленного продукта и вознамерились немедленно загрузиться и двинуться в обратный путь. Семен же решил сразу расставить все точки над «i» и объяснить, кто здесь заказывает музыку. Для этого пришлось изрядно поработать руками и ногами: сначала он избил Филю и Милю вместе, а потом каждого в отдельности. И бил до тех пор, пока каждый соленос, включая раненого Килю, не поклялся собственным тапом, что называть Семена «гургулом» больше не будет, а будет делать, что скажут. Если же у мужиков возникнут вопросы к особям женского пола, обитающим на солеварне, то решаться они будут лишь «по согласию». Установленные Семеном дневные нормы выработки соли носят, конечно, рекомендательный характер — в том смысле, что их можно перевыполнять. А вот недовыполнение может оставить работников не только без тапов, но и без капов.

Производственный процесс наладился довольно быстро, правда, много сил и времени занимало лазанье по склонам за дровами — поблизости их становилось все меньше и меньше. В соленый ручей загрузили приличную часть туши быка, убитого на корриде, и Семен с почти чистой совестью убыл в стойбище скотоводов. По его представлениям, люди типа Фили, Мили и Кили могут упорно трудиться без постоянного принуждения самое большее дней 8—10. За это время предстояло решить с людьми-быками несколько важных вопросов.