Раскрыть ладони Иванова Вероника

— Вы говорите, всё произошло вчера?

— Да, уже ввечеру.

— Почему же вы только сегодня прислали прошение?

— Потому что сегодня... Вэлин замолчал.

Мне понадобилось сделать три вдоха и выдоха, чтобы осмыслить ответ старика:

— Что значит, замолчал?!

— Вчера, когда мы спохватились и стали искать его, нашли... по стонам.

— Мальчик стонал?

— Да.

— Возможно, поранился. Ему не помогли?

Коротышка, до этой минуты вовсю косящийся на меня, тут же пристыженно отвёл взгляд, а старик растерянно начал:

— Кавари заявил...

— И повторю, милорд! Помочь невозможно. Я делал всё, что в моих силах, я пытался... Обычно следует подождать несколько часов, чтобы натяжение уменьшилось и... Всё бесполезно. Вам следует смириться, милорд.

— Но он всё ещё жив!

Всплеск чувств словно осветил лицо хозяина и сбросил даже не десяток, а пару десятков лет со счётов старого воина. Да, этот человек в прошлом мог вести за собой целые армии.

— Никто не сможет туда войти! — испуганно взвизгнул Кавари, и то, что даже гнев убитого горем деда не заставил мага изменить мнение, сказало мне о многом. Причём, сказало в выражениях, далёких от употребления в благородном обществе.

— Вы пробовали?

— Даже на порог не встану! Да вы сами только приглядитесь: быстрее ослепнете, чем разберётесь в чехарде, которая там творится!

— Ослепну?

— Да вы попробуйте, попробуйте! — Коротышка зло дёрнул на себя одну из створок.

Когда мне предлагают, я обычно принимаю предложения. Даже не слишком любезные.

За дверью царила... темнота. Густая, с виду спокойная и мирная, но из её глубины вдруг появился и ударил мне в лицо ветер. Жаркий, как в самый разгар лета, когда дожди на целый месяц забывают о существовании Саэнны. Ударил и снова спрятался за порогом, приглашая начать игру.

— Ну, видите?! Там никто и концов не найдёт!

На беду или на счастье, не вижу. Ничегошеньки. Но возможно, именно моё уродство и поможет мне?

— Зал длинный?

— Около сотни шагов, если идти по прямой от двери, — ответил старик.

— Мне понадобится не меньше суток, чтобы очистить такое пространство.

— Сколько угодно. Мне всё равно, что вы сделаете потом, но... Мой внук.

— Ваш внук?

— Спасите его, и можете просить всё, что пожелаете.

Хорошая фраза, только недостаточная для проявления мной чрезмерного рвения. Просить, значит? Лучше бы ты сказал «получите». Мои просьбы никогда и никем не выполнялись, и верить, что на сей раз окажется иначе, не собираюсь.

— Я сделаю всё, что смогу.

Кавари сплюнул на стёртую мозаику паркета:

— Сумасшедший! Вы ещё не поняли? Сколько вы сможете держать зрение? Минуту? Две? Три? Никто, даже высшие маги Анклава здесь не справятся! Там всё залито светом, видите? Всё!

Возможно. Но я с рождения живу в темноте. И если дожил до таких лет, значит, на что-то способен.

— А для меня там царит ночь.

Коротышка отшатнулся, окончательно уверовав в моё безумие.

— Вы, правда, сможете туда войти? — переспросил старик.

— Смогу. И выйти — тоже.

— Отец! Вы нашли мага?

Пока я препирался с местным заклинателем, общество у двери злосчастного зала пополнилось женщиной, не слишком молодой, но если и старше меня, то лет на пять, не больше. Женщиной весьма привлекательной. Прежде всего тем, что она не только знала цену своим достоинствам, но и умела их показывать.

Волосы роскошные? Значит, не нужно помещать их в плен шпилек и заколок, довольно будет одной атласной ленты, не позволяющей пепельным локонам закрывать лицо. Фигура стройная? Пусть платье станет для неё изящным футляром, а не гробницей. Черты яркие и выразительные? Не надо прибегать к услугам краски, разве что, самым ничтожным. Все эти тайны мне открывала Келли, когда я любовался её приготовлениями. Келли... Она могла бы сравниться с этой госпожой. Во всём, кроме одного. За спиной у дочери старого воина — десятки поколений, прожитых с гордостью и честью, а потому светло-серые, с лёгким сиреневым оттенком глаза смотрят на мир совсем с другим выражением. С такой глубиной уверенности в себе, которой моей прежней возлюбленной никогда не добиться.

— Надеюсь, что так, Иннели.

Женщина подарила мне только один быстрый взгляд и снова вернула всё внимание старику:

— Есть надежда?

— Я не знаю, милая моя. И никто не знает. Возможно, только господин маг...

Э нет, не вынудите!

— Я не буду ничего обещать.

Она негодующе фыркнула, но благоразумно оставила при себе все колкие замечания по поводу моей дерзости.

Всем всегда нужно много, сразу и желательно, даром. Знаю, сам такой. Но обычно нахожусь с другой стороны. Той, что оказывает услуги, а не снисходительно принимает их. Доволен ли я своим местом? А кто меня спрашивает? Всё, пора приниматься за работу.

Прохладно здесь, но разоблачаться всё равно необходимо. Бр-р-р-р! По голой спине сразу прошёлся сквозняк, вздыбив волоски, между которыми весело начали скакать взад и вперёд стада мурашек. А пол-то какой холодный! Радует одно: ощущения скоро станут совсем другими, не принадлежащими каменным плитам и сырому воздуху.

— Вы собираетесь раздеться догола?!

А если и так, в чём трудности? Ах, рядом находится дама... Но ведь её можно увести, пусть исполнить это будет трудновато.

— Не волнуйтесь, штаны снимать не буду.

— Вы считаете, что этим заставите меня волноваться?

А она хороша. Особенно, когда злится. Сразу становится похожей на женщину, а не на оживший парадный портрет.

Можно было бы ответить остроумно или зло, но предпочитаю просто улыбнуться, потому что в моём исполнении улыбка всегда получается кривоватой, а потому угрожающей независимо от того, какие чувства я в неё вкладываю. Иногда это помогает справиться. Нет, не с противниками. Со странным чувством, стягивающим в комок мышцы живота. Неужели боюсь? Нет. Предвкушаю. Что? Посрамление всех магов мира калекой, который не может видеть. Но зато и не может ослепнуть.

* * *

— Ффу-у-у-у!

Обычно я так не делаю. Но Кавари был прав: в здешней путанице трудно разобраться. А моё дыхание, отправленное в полёт и вынуждающее занавеси пространства колыхаться, возвращается ко мне отражённым теплом, рассказывающим о... Всё-таки, это был гений.

Заклинания не могут действовать вечно, потому что кончики составляющих их нитей нельзя сомкнуть полностью, исключая утечку Силы, так и норовящей ускользнуть прочь, на свободные от плена чар кружевные островки, чтобы раствориться в них и вернуться в свой Источник. Но маг, построивший охранную ловушку, извернулся, не став соединять нити кольцом, а вплетя их в природный узор и сделав своё творение частью пространства. Почти родной частью. Просуществовать эти чары смогут ещё долгие и долгие века в неизменности. Если, конечно же, отобрать у них жертву, потому что сейчас передо мной хищная пасть, в сомкнутых челюстях которой где-то почти в самом конце зала, если верить ощущениям, бьётся... Да, сердце ещё бьётся, я тоже чувствую.

Достаточно даже тыльной стороной ладони коснуться натянувшихся нитей. Горячие. Очень горячие. И очень острые. Если бы они могли ранить, каждый раз я заканчивал бы свою работу с окровавленными и прорезанными до костей руками. Но к счастью, плоть остаётся целой. И даже то, что внутри неё, не разрушается. Хотя иногда бывает, сутками ничего не могу взять в пальцы просто потому, что теряю осязание.

Сначала нужен холод. Много маленьких льдинок растворяется в крови и холодит меня изнутри. Всё тело, не только руки. А иначе я не смог бы сделать здесь и шага, верно? Но холод нужен только сначала, только для первого вдоха, только для определения самых опасных мест паутины чар. А ещё они липкие на ощупь, норовят приклеиться намертво, и приходится бороться с отвращением и желанием сразу же оттолкнуть их прочь. Мне было трудно. Когда-то давным-давно. Но я быстро привык, ведь другой возможности чувствовать чары мне не дано.

Как всё запутано! Пальцы снуют в воздухе, и хорошо, что вокруг кромешная темнота: голова бы закружилась, вздумай я уследить за движениями собственных рук. А им не нужно зрения. Гладкие, словно шёлковые, нити бегут друг рядом с другом, переплетаются узлами, отдаляются друг от друга, сближаются... Ага, вот и первый кончик. Запомним его местонахождение по ощущениям, благо это легко, потому что природные нити воздушнее и много пушистее на ощупь, чем те, что составляют заклинание.

Что ж, исток найден, теперь можно потянуть, высвободить, ослабить, скатать в клубок и спрятать в «шкатулку». Конечно, мест основных креплений должно быть не менее четырёх, по числу Источников, но даже разрыв одной связи существенно ослабит действие заклинания. Начать, что ли? Или всё же попробовать прежде пробраться вглубь? Туда, где бьётся чьё-то маленькое сердце?

Думаю, это похоже на танец. Безумный. Нелепый. Уродливый и прекрасный одновременно. Жаль, что я не могу видеть себя со стороны. Правда, в такие минуты меня и не существует. Есть только жар и холод, перекатывающиеся волнами внутри моей плоти, под самой кожей. Холод притягивает, жар отталкивает. Уклониться от прилипчивых объятий одного кружева, раздвинуть острые клыки капкана другого, подобрать и подтянуть подол третьего, откинуть в сторону, чтобы сделать шаг в безопасное место. Всё очень просто. И очень трудно. Потом я буду усталый, но донельзя довольный. Как и всегда, когда заканчиваю работу. И стремясь поскорее приблизить миг удовлетворения, следовало бы...

Нет. Не сегодня. Не сейчас. Если бы в нагромождении нитей не запутался человек, я бы вообще разобрал чары с самого порога. Не сходя с места. В крайнем случае, разорвал бы.

Шаг. Оборот. Два шага. Оборот. Влево. Вправо. Танцы не бывают для одного, но я и не один. Вместе со мной танцует целая вереница нитей. Вашу руку, невидимая госпожа, и закружимся в танце! Быстрее, ещё быстрее, ещё...

Всё. Нашёл. Тугие пучки, разбегающиеся в стороны. Перекрученные. Очень густые. Их всего пять или семь, но уж слишком причудливо они пересекают друг друга... Или растут из одной точки? Похоже. Но мне не нравятся мои ощущения. И беда в том, что я не могу сейчас нащупать чужую плоть обычным образом. А то, что дрожит под моими пальцами... Это даже не отдельные клочья, а настоящее мочало, спутанное, оплавленное, лишённое формы. Значит, мне нужен свет. Свеча есть, остаётся только зажечь. Это так просто, когда у вас под рукой множество туго натянутых нитей: нужно лишь обернуть одну из них вокруг фитиля и потереть. Совсем чуть-чуть. Просто переместить взад и вперёд, и вот уже золотистый огонёк взвивается над толстой восковой палочкой, освещая...

Всеблагая мать!

Я бы выронил свечу, если бы вообще чувствовал, что держу её. И с радостью бухнулся бы в обморок, если бы умел. А ещё правильнее было бы зажмуриться, повернуться и быстренько убраться подальше от того, что находилось передо мной. Потому что человеком ЭТО уже невозможно было назвать. Хотя оно всё ещё дышало и продолжало жить.

Должно быть, мальчику всего лет семь или восемь, по крайней мере, кости, которые сохранились в целости, указывают именно на такой возраст. Но боги, как же их мало! Руки и ноги... Да их просто не осталось. Словно кто-то взял и выкрутил конечности ребёнка, как бельё. Выкручивал, пока не размолол все мышцы на отдельные волокна, а кости не превратил в мелкое крошево, продолжающее... висеть в воздухе длинным окровавленным шлейфом. Тьфу! Меня сейчас вытошнит. И очень хорошо вытошнит. Вот только легче не станет. Ну хоть опорожню желудок и...

Напряжённо сомкнутые веки на искажённом страданиями лице дрогнули, раскрываясь. Должно быть, из-за внезапно вспыхнувшего посреди темноты огонька свечи. Не смотри на меня, малыш, всем, чем могу, заклинаю, только не смотри!

Оловянные лужицы ничего не выражающих глаз. Ему даже уже не больно. А как только из тела уходит боль, уходит и жизнь. Он умер. Или ненадолго задержался на самом Пороге. Я не смогу помочь. Ничем. И никто бы не смог, потому что жгуты чар проходят сквозь кажущееся целым тело, а значит, и внутренности ребёнка — сплошное месиво. Стонал, говорите? Нет, он кричал. Пока не сорвал голос и не понял, что помощь не придёт. Но в светлых, уже почти невидящих глазах... Мне кажется? Или он всё-таки ждал? И теперь думает, что дождался?

— Привет, малыш.

Искусанные губы шевельнулись:

— При... вет. Я те... бя... знаю?

— Нет, я гость в твоём доме. Всего лишь гость. Твой дедушка попросил найти тебя и привести. Все волнуются. Ты же не хочешь, чтобы твоя семья волновалась?

— Нет...

Он попытался качнуть головой, но вышло больше похоже на судорогу всего распятого в пустоте изломанного тельца, и меня замутило ещё сильнее. Но отводить взгляд всё равно нельзя. Иначе с мальчиком случится то же самое, что с моим отцом. И снова из-за моей слабости.

— Ты, наверное, устал и проголодался? Ничего, сейчас я отведу тебя к дедушке... Он не будет ругать тебя, не бойся. Он мне обещал, что не будет.

— Прав... да?

— Конечно, правда! Он же добрый, твой дедушка. Просто притворяется строгим, потому что думает, иначе ты не будешь его слушаться. Вот такой он смешной.

А улыбка почти обыкновенная. Так мог бы улыбаться любой малыш.

— Мы сейчас возьмём и пойдём к дедушке... — Боги, что я несу?! КАК пойдём?! — Я тебя отнесу, хорошо?

— Хоро... шо...

Но сначала нужно разобраться в путанице нитей, исходящих из... Всё-таки одна начальная точка? Да. Прямо на груди. Маленькое зёрнышко жемчуга в оправе, подвешенное на тонкую цепочку. Амулет? Какое отношение он может иметь ко всему случившемуся? Ну-ка, взглянем поближе...

Вот в чём дело! Да какой же бездарь его заклинал?! Топорщится во все стороны кончиками нитей, словно ёж иголками, неудивительно, что зацепился за построения охранного заклинания, увлёк чары за собой и... Убил невинного ребёнка. А ведь наверняка был оберегом. Впрочем, и остаётся: ему-то ничего не сделалось! Сейчас я его высвобожу, заодно и точку напряжения уберу, и тогда... Всё будет кончено. Быстро и просто. Мальчик не почувствует прихода смерти, не будет испытывать боль. Он и так должен был умереть, если бы не многослойная сеть заклинания, отправившись бродить по которой волны, вызванные пульсом жертвы, попавшейся в ловушку, теперь возвращались обратно, заставляя сердце вздрагивать и притворяться живым. Как только я уберу амулет, узел исчезнет, сеть распадётся, и колебания стихнут. Навсегда.

Так и нужно поступить, но я уже свалял крупного дурака! И теперь светлые глаза смотрят на меня с остатками надежды:

— И... дём... дедуш... ке?

— Идём, малыш. Конечно, идём!

Только не показывать вида. Только не плакать. У меня есть дело. Я сделаю своё дело. Я смогу сделать. Я умею. Никто больше не умеет. Только я. Значит, должен.

Правая рука пусть пока лежит на амулете, а левая пробирается сзади, через скопление порванных мышц и треснувших костей. Так, чуть раздвинем рёбра, вернее, их осколки, ещё чуть-чуть, медленно, осторожно... Прямо в горячечное сплетение спёкшихся нитей... Плоть поддаётся легко и привычно. Да, убивать просто. И моё вмешательство снова убийственно. Но оно позволит мальчику прожить ещё несколько минут. Тех самых минут, которых хватит, чтобы сказать...

— Дедуш... ка... я... боль... ше... не бу... ду...

Он перестаёт дышать раньше, чем мои пальцы прекращают ритмично сжиматься на маленьком комке сердца. Мальчику нужно было всего лишь попросить прощения у любимого дедушки. Все эти долгие часы ребёнок думал только о том, что заставил взрослых переживать и бояться за него. Какая глупая мысль... Но её хватило, чтобы не дать ниточке жизни оборваться. Какое-то время.

Я что-то шепчу, словно в моих руках всё ещё лежит холодеющее тельце. Всё ещё разговариваю с мальчиком. То ли что-то рассказываю, то ли о чём-то прошу. А пальцы левой руки всё ещё сжимаются и разжимаются, не в силах выйти из ритма, давно уже никому не нужного. Не нужного вот уже целую минуту. Две минуты. Три. Четы...

— Да сделайте же что-нибудь, маг вы или нет?!

— А что я могу?

— Да хоть усыпите! Вы что не видите, у него вены вздулись на лбу так, что ещё немного, и лопнут!

— Усыпить? Усыпить можно. Это мы на раз!

Темно. И нити вокруг. Много-много. Только не гладкие, а пушистые. Тёплые. Живые. Добрые.

* * *

— Вам вовсе не обязательно ходить за мной по залу.

Честное слово, бесит. Доводит до остервенения. Если бы вояка умел прикидываться незаметным, я бы не возражал. Но эта сопящая над ухом громадина...

— Приказано ходить, вот и хожу.

Что в лоб, что по лбу. Сажусь на пол, скрещивая ноги и с минуту тру виски, пока кожа на них не начинает противно зудеть. Я хочу побыть один. Хотя бы несколько часов. Неужели так трудно понять мои нужды? Сам-то хозяин запёрся в своих покоях, и его никто не смеет побеспокоить. Так почему мне отказывают в одиночестве?

Хотя, и хорошо, что отказывают. Потому что один я бы не переступил порог зала. Не смог бы себя заставить. Откуда вдруг взялась эта гадливость? Заклинание ведь, ничего большего. Просто мёртвая путаница чар. Почему же мне тошно к ней прикасаться? Я уже не впечатлительный юнец, кое-что успел повидать, а кое-что и собственноручно натворить, так какого рожна морщусь и кривлюсь?! Это всего лишь нити. НИТИ. Мой будущий заработок. А деньги, как известно, не пахнут.

— Я имел в виду, ходить ногами.

— А чем же ещё ходят?

— Вы можете просто стоять или сидеть у дверей, если вам приказали следить за мной: всё равно, выход из зала только один.

Дрор вздохнул, обдумывая мои слова, потом упрямо покачал головой:

— Нет, вы уж как хотите, господин маг, а я на одном месте оставаться что-то не хочу. Боязно.

Неужели и его пробрало?

— Чары больше не опасны. Собственно, они вообще не действуют, мне осталось их только убрать.

Вояка помолчал, потом огорошил меня признанием:

— Вы только не обижайтесь, господин маг... Вот кто бы другой сказал, я бы не поверил. Вам — верю. После того, как вы вчера мальчишку на руках вынесли оттуда, куда наш чародей и заглядывать боялся, верю. Каждому вашему слову. А только всё равно боязно.

— Пожалуй...

Поднимаю голову, пытаясь разглядеть далёкие балки. Свечному свету не хватает силы долететь до высоких сводов, поэтому надо мной темно. Непроглядно черно. Можно даже представить, что вместо потолка залу накрывает ночное небо, лишённое звёзд. Небо, надевшее скорбный траур.

— Думаю, ваш господин не станет сюда больше заходить.

— И всем прочим строго-настрого запретит! — подхватил Дрор, осторожно прохаживаясь рядом с сундуками, заполненными смертоносным добром.

— Наверное, так будет правильнее.

Всё-таки, место, где произошла насильственная и страшная смерть, не подходит живым. По крайней мере, пока из памяти обитателей Оврага не изгладится большинство печальных подробностей.

— Да раньше запрещать надо было!

— Никто наперёд не знает, где упадёт.

— Это верно, — вздохнул вояка. — А Вэлин уж так любил здесь бывать, так любил...

— Кровь воинов заговорила во весь голос?

— А то ж! Кровь не водица... Вот у вас, господин маг, ведь тоже родичи волшебствовали? И вы потому по их стопам пошли.

— Да. А ещё говорят, от судьбы не уйдёшь.

— Это смотря от какой, — Дрор хотел было дотронуться до рукояти топора, лежащего поверх запылившегося боевого знамени, но передумал. — От иной и бежать надо во всю прыть, куда глаза глядят. Только если медленно бежишь, догнать может. А тогда уж...

Не хватало мне ещё философских рассуждений в исполнении туповатого вояки! И так настроение похоронное, ещё и он добавляет уныния.

— Я сейчас передохну и продолжу. А пока... Хоть расскажите, кто тут кто. Если не секрет, конечно.

— А какой секрет? Никакого. Хозяин здешний знатным полководцем был. И драчуном одним из первых. Только давно уже, с полвека назад, не при мне. Говорят, изо всех поединков победителем выходил. А потом то ли наскучило ему воевать, то ли случилось что, испросил у короля дозволения оставить службу и вернулся домой. И мой отец с ним был, оруженосцем. Приехали значит, обосновались, в жены женщин хороших взяли... Может, такая жизнь и не для воина, только хозяин не жаловался никогда. А уж как дочерей своих любил! Хоть и жалел, конечно, что сына не родилось.

Дочерей? Значит, есть ещё женщины в доме?

— Я видел одну. Иннели, так её зовут?

Дрор кивнул:

— Она самая, Иннели. Красавица, верно?

— Красавица. Наверное, и другие не хуже?

— Другие? — Вояка непонимающе нахмурился. — Ах, вы о дочерях... Две их было-то, дочки. Иннели и младшая её сестрица, Аннели.

— Почему «было»?

— Так умерла младшая. Родами. Как раз Вэлина и рожала.

Упоминание имени погибшего мальчика заставило нас обоих торжественно помолчать, словно в поминовение и пожелание покоя усопшим, но повисшая тишина показалась Дрору тягостнее ворошения старых бед, и он продолжил:

— Так что, больше внуков хозяину не видать.

— Почему? Есть же ещё вторая дочь, она ещё в самом соку!

— Да только толку в тех соках... Не будет у Иннели детей.

Вот как... Печально. Но горе обычное, житейское.

— Лекарей приглашали?

— А то нет? Весь двор истоптали. Но говорят, ничего не сделать. Её и муж-то оставил сразу, как выяснилось, что наследников не родится. Уж как она горевала... Только когда у младшей первенец родился, успокоилась.

— Первенец? Значит, у здешнего господина есть ещё один внук?

— Как не быть. Есть. И он, благодарение богам, на оружие даже не смотрит! Торговать учится. Хоть и не дело это для родовитого юноши, а думаю, теперь хозяин только счастлив будет.

— Пожалуй.

Счастлив-то счастлив, да не совсем. Младших детей и внуков всегда любят больше, чем старших, и гибель малыша навсегда останется шрамом в сердце деда. А если старик, чувствуя свою вину, начнёт оставшегося наследника опекать пуще прежнего... Не завидую парню. Это будет похуже золотой клетки.

— Тебе, Дрор, только дай волю языком почесать, ты и рад первому встречному выложить все хозяйские тайны!

О, за разговором не заметили, как она подкралась. Правда, упрёк прозвучал скорее шутливо, нежели с искренним негодованием, и всё же... Спешу подняться на ноги и почтительно поклониться:

— Прошу прощения, прекрасная госпожа. Я всего лишь немного полюбопытствовал.

— Разумеется. И хорошо, что лишь немного!

Улыбается. Значит, не рассердилась. Вояка тоже не чувствует страха или трепета, хотя по тому, как смотрит на хозяйку, чувствуется: уважает.

— Вас не слишком утомило общество нашего верного Дрора?

— Нисколько. Но я бы предпочёл...

— Другое общество? Более приятное?

Веера густых ресниц не могут скрыть блеска глаз. Или мне только кажется? Возможно, это огоньки свечей создают иллюзию манящей загадочности... Но губы случайно так не припухают.

— Да, госпожа. Но не смею надеяться.

Вояка, хитро ухмыльнувшись, бочком направился к двери. Иннели, заметив отступление оборонительных порядков, не преминула окликнуть слугу:

— Тебе разве разрешили уйти?

— Госпожа, я на крохотную минуточку! Природа, понимаете ли, она такая, как позовёт...

И он скоренько выскользнул из зала, оставив нам самим догадываться, чья природа имелась в виду, мужская или женская.

Хозяйка Оврага проводила слугу взглядом и рассеянно, словно бы невзначай, заметила:

— Негодник. Но верный и понятливый. Как считаете, это достоинство?

— Вам виднее.

Женщина обхватила плечи руками, словно успела озябнуть в сырости застоявшегося воздуха, но невинное с виду движение успешно добилось втайне желаемого результата — приподняло пышную грудь.

Только не притворяйся, что воспылала ко мне страстью, красавица! Скорее, решила немного развлечься. А как ещё, скажите, скрашивать досуг безмужней даме? Конечно, завлекать в свои сети глупых мотыльков. В других обстоятельствах я бы и не стал долго упираться, но здесь... Не место.

— Позволите задать вопрос, госпожа?

— Как пожелаете, господин маг.

Ага, мы немножко обиделись. Или кокетничаем, притворяясь обиженными. Впрочем, пусть играет. Ей сейчас нужно как можно меньше думать о вчерашних событиях. Да и потом тоже лучше не думать.

Достаю из сумки жемчужную каплю, при взгляде на которую Иннели удивлённо спрашивает:

— Откуда это у вас?

— Снял с шеи мальчика. Насколько понимаю, амулет?

— Да. — Она растерянно кивает.

— Защитный?

— Я точно не знаю... Его привёз Брэвин.

— Кто?

— Мой второй племянник. Старший брат Вэлина. Но почему вы спрашиваете?

Сказать, что нашёл причину смерти? Нет, не буду пока. А что, если зачарованная вещица была подарена с умыслом? Что, если...

Бр-р-р-р! Дурацкие мысли. Их надо гнать взашей. Да и не мог человек, далёкий от магии, углядеть и придумать, как использовать опасные свойства неряшливой работы. Конечно, всегда найдётся тот, кто подскажет, но... Пожалуй, мне стоит копнуть поглубже.

Зачем?

Затем, что не люблю, когда на моих руках умирают дети. Пусть это случилось всего один раз, но мне не понравилось. Нисколечко.

* * *

— Я закончил свою работу.

Молчание. Безразличное и безрадостное.

Понимаю всю глубину горя, накрывшего своим плащом замок и его обитателей, но может, и меня хоть кто-нибудь постарается понять? И так провёл почти два дня вдали от дома, Тай, наверняка, волнуется. Да и дядя вряд ли пришёл в восторг от моего исчезновения без предупреждения. Мне пора возвращаться.

— Господин, мне тягостно прерывать ваши размышления, но время не ждёт. Подпишем бумаги, и я сразу же покину ваш дом.

— Бумаги? Может, вы ещё и плату потребуете?

Ах-м. Разве я её не заслужил? Да одно разгребание магических завалов стоит по меньшей мере пару «орлов»! Не говоря уже о... Хотя за мальчика не буду ничего просить. Не могу. Хотел бы, да язык не поворачивается.

— Мне нужна ваша подпись и родовая печать на виграмме. Только и всего. Отметка о выполнении услуги.

Старик поставил локти на стол и упёрся подбородком в замок сцеплённых пальцев.

— Услуга... Да, услуга. И часто вы таким занимаетесь?

Не понимаю, в чём дело. Не хочет платить? На здоровье! Я всё равно не внакладе: забил все «шкатулки» под завязку. Хватит на год вперёд, а то и ещё останется. И если повезёт, всё-таки соберу за месяц затребованную Вайли сумму, чтобы выкупить отцовское наследство.

— Я убираю заклинания, когда это требуется.

— И много людей умерло на ваших глазах?

Ох, старик, не туда ты полез, совсем не туда!

— Вашему внуку всего лишь не повезло.

— О да! Потому что им занялись вы.

Ещё и обвиняет? Да что творится на этом свете?! Или у меня вид бессердечного мерзавца, пришедшего требовать лишнюю монету за шёлковые кисти на саване?

— Я сделал всё, что мог.

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Что будем делать в эти весенние дни, которые теперь быстро наступают?..»...
Эта книга предназначена широкому кругу рыбаков, желающих познакомиться с современными радиоэлектронн...
Витрины оружейных магазинов и уличных ларьков сейчас заполнены самыми разными ножами, дорогими и деш...
Подводная охота – чрезвычайно разностороннее увлечение. В этом смысле с ней не может сравниться ни о...
Правила, техника и тонкости подводной охоты в пресных водоемах – речках и озерах России. На огромной...