Я – княгиня Ольга. Первая женщина на русском престоле Павлищева Наталья
Ольга смотрела в усталое лицо князя и качала головой: ну разве можно так много воевать, столько ходить в походы! У Святослава обветренное лицо, покрасневшие от бессонницы глаза, он похудел и даже чуть ссутулился. Сердце матери сжималось от боли за сына. Чем она могла помочь? Святослав сам выбрал свой путь, он не советовался с матерью, не просил у нее помощи. Да и чем могла сейчас помочь княгиня, сама вон вынуждена слать к князю послов, чтобы выручал. Хорошо, что успел, не сожгли печенеги Киев.
Наступала ночь, на небе появились первые звездочки, с запада тянул слабый ветерок. От Днепра к озерцу на мелководье недавно пролетела последняя стая уток, только прошелестели крылья. Последние годы княгиня очень не любила и даже боялась ночей. Когда первый раз проснулась от кошмара – горели деревянные стены города, и она точно знала, что там, за языками пламени и черным дымом, ее внуки Ярополк и Олежек, сразу поняла, что теперь это будет повторяться постоянно. Снилось из раза в раз одно и то же, она всегда видела горящий Искоростень, но не слышала людских криков и даже гула пламени, все происходило без звука, она даже внуков не видела, только наверняка знала, что они там, в пожаре. Причем Ольга никогда не видела там младшего внука Владимира, только двух старших и обязательно детьми.
От такого наваждения не спасали ни долгие стояния перед иконой Богоматери, ни щедрые дары Десятинной церкви. Ей бы покаяться, поплакать о загубленных душах древлян Искоростеня, да вот не вышло. Пока с ней был Григорий, княгиня и заговорить об этом не давала, пресекала все попытки. Теперь другой, этот не знает ее душевной беды, не поймет.
Ольга столько лет держала свою память запертой, не допускала в нее не только других, но и себя саму. Но прошлое забыть нельзя, оно рано или поздно вернется.
Так и случилось, услышала на улице брошенное вслед жестокое «убийца!», и старательно забываемое столько лет всколыхнулось. Женщина, что крикнула, вернее, прошипела, глаз не прятала. Напротив, не побоявшись ни гридей, которые быстро схватили под руки, ни самой княгини, вскинула голову и повторила:
– Убийца!
Ольга прищурила глаза:
– Ты кто?
– Ты моих малых детей в Коростене сожгла! Не будет тебе покоя и прощения! У сына счастья нет, и у внуков не будет!
Княгиня содрогнулась от такого пророчества, с минуту стояла недвижно, потом устало махнула рукой гридям:
– Отпустите, пусть идет с миром. Но женщина продолжала клясть:
– С миром?! Я того мира не вижу столько лет. Не я одна. А ты, княгиня, живешь в своем тереме, от людей загородившись?!
Дальше Ольга не слушала, поспешно ушла, а женщину гриди быстро вытолкали подальше. Но тщательно оберегаемый покой был нарушен, память всколыхнуло. Княгине стоило больших усилий сделать так, чтобы люди не заметили ее смятения, а через две ночи пришел этот сон и уже не отпускал. Ольга понимала, что жизнь клонится к концу, и все чаще задавала сама себе вопрос, правильно ли сделала тогда, погубив Коростень? Она не могла не отомстить за мужа, но все чаще христианку Елену (княгиня даже подзабыла, что ее при крещении нарекли именно этим именем) мучил вопрос, виноваты ли дети Коростеня, должны ли отвечать за своего князя? Чем больше думала об этом княгиня Ольга, тем тяжелее ей становилось. Она пыталась помогать церкви, делала крупные подарки, учила детей, старалась сама себе доказать, что не зря пришла на эту землю, что прожила жизнь не впустую. На одну чашу весов ложились все дела, вся жизнь княгини, на другую – горящий Коростень.
Оглядываясь назад, княгиня Ольга могла сказать, что страна после ее прихода в Вышгород, в Киев немало изменилась. И в том ее великая заслуга. На Русь точно накинута огромная сеть погостов, становищ, княжьих владений. Это не полюдье, в котором князь властен, пока где-то рядом. В каждом укрепленном огороде ныне сидят княжьи люди, это они собирают дань и творят суд именем князя, они сами себя защищают, доставляют собранное в Киев, потом все это собирается и отправляется на торг. Вся земля подчинена этой уже почти отлаженной системе. Ольга вспомнила, как не раз говорили они о том с князем Игорем. Не довелось ему сделать так, не успел. Но она взяла все в свои руки, внукам остается сильная Русь, не уронили бы.
Сердце снова зашлось. Внукам… Внукам, а не сыну… Сколько она слез пролила из-за сына, сначала потому, что его не было, потом от опаски за него, а теперь, потому что иногда сам не ведает, что делает. Он сильный, умный, прекрасный воин, его любит дружина, но он совсем беспомощен в обычной жизни. Хочет сделать столицу не в Киеве. А кто править станет? Здесь мать, пока жива, справится, а там? Святослав не правитель, его военных требований не выдержит ни один город, люди хотят мирно жить, а не воевать. Сколько раз она пыталась сыну это объяснить! Но он живет ратью, точно не слышит материнских слов. Святославу бы воеводой быть, а не князем, прошли те времена, чтобы князь только в седле сидел, ныне нужно, чтобы и читать умел тоже, не степняки же бездомные!
Ольге вдруг пришла в голову страшная мысль, что она сама отчасти виновата, что сын вырос таким. Боясь, чтобы не стал слабым, рано посадила в седло, рано дала в руки копье и меч, рано отправила в дружину. И в Новоград тоже рано, держать бы при себе, а она старалась, чтоб стал самостоятельным. Вырос умным, сильным, но уж слишком воинственным. Он честен, даже врагов своих предупреждает о нападении: «Иду на вы!» Однажды Ольга попеняла на это, сын, рассмеявшись, обнял мать за плечи (только ему позволялось такое!):
– Что вы, мамо, это не опасно, я предупреждаю тогда, когда подготовиться уже не успеют, а страху иметь будут.
Умница, только все равно зря слишком много воюет. Греки вон умеют откупаться, а Святослав все силой берет.
Глаза княгини вдруг сердито блеснули. Это все Калокир! Это к его словам прислушивался Святослав. Проклятый грек уговаривал князя воевать с болгарами, чтобы стать владетелем страны мисян, забыв свою собственную родину.
Святослав не хотел сидеть в Киеве? Но он не сидел и в Новограде. Святослав точно степняк, его манят просторы. Ольга снова по старой памяти щелкала костяшками пальцев, князя Игоря давно нет на свете, некому попенять на эту ее привычку.
Княгиня и сама недолюбливала Киев еще с тех пор, когда была в нем нежеланной женой-девочкой, села тогда в Вышгороде, так и считала его своим. Вышгород издревле боролся с Киевом властью, но князь Олег объявил Киев матерью городов русских, и осталось Вышгороду свое место.
Сколько бы Ольга ни любила Вышгород, она хорошо понимала, что стольным градом ему не быть, сила не та.
Княгиня невесело усмехнулась, будь ее воля, стольный град был бы в любимом Вышгороде, чего же удивляться, что сына тянет в Переяславец? Ольга взволнованно прошлась по ложнице, услышав ее шаги, в дверь тотчас заглянула Зорислава: не нужно ли княгине чего? Ольга чуть махнула рукой: «Нет, если надо будет, позову». Холопка послушно исчезла, а княгиня встала у окна.
Святославу плохо в Киеве, он не хочет здесь жить? Ей тоже плохо, и она живет в Вышгороде. Но Вышгород рядом, от него до Киева рукой подать, а Переяславец так далеко! Князь едва успел подойти к Киеву, когда их осадили печенеги. Сыну просто не нужно все то, что она собирала и благоустраивала сначала при князе Игоре, а потом и без него. Святослав воюет, все время воюет. Устала, кажется, уже и его дружина, не все могут жить только походами, тем более так далеко от дома. И не все захотят уйти за ним в Переяславец.
Зачем, зачем ему чужая земля?! Ольгу брало отчаяние, где-то в глубине души она понимала, что сама немало способствовала отдалению сына. Это было горше всего. Княгиня любит сына, и Святослав любит мать, возвращаясь из очередного похода, он неизменно сначала бросается спросить, как она, рассказать о себе. Но никогда не позволяет себе советовать, никогда. Это ее сын, сильный, волевой, расчетливый, но он расчетлив в рати, силен в походах, в битве, и ему совсем неинтересна обычная людская жизнь. Равнодушен ко всему, даже к детям. Ольга воспитывает внуков, как понимает сама, но ни один из них не похож на Святослава. Не обликом, нет, у всех отцовские синие глаза, ее глаза. А вот нравом… В кого они?
Ольга поморщилась – похож только Владимир, рожденный Малушей, причем на саму княгиню. Не хватается сразу за оружие, сначала хитро щурит глаза. Но Владимир – робичич, а старший Ярополк то яростный, как отец, то безвольный, как мать. Олег, тот и вовсе в Преславу, тих и скромен, горяч только перед Владимиром, не любит сводного брата. Кто из них заменит отца?
Ольга чувствовала себя все хуже. Много, очень много сил и лет княгиня отдала земле Русской, отдала Киеву, хотя и жила больше в Вышгороде. А сейчас она стара, она больна, устала.
В душе Ольги шевельнулась надежда, она сможет удержать сына подле себя, пока больна. Святослав не посмеет отказать матери! Княгине и притворяться не придется, а там, глядишь, и пообвыкнет сын в Киеве.
И поняла, что нет, что зря надеется, сердцем Святослав, может, и здесь, а всеми помыслами там, на Дунае. Странно, на Дунай должна бы рваться Преслава, но жена и думать забыла о своей родине, сидит в тереме, как сидела когда-то Прекраса, первая жена Игоря, да и болгарка Яна. Всю жизнь Ольга их презирала, считала ни на что не способными тетехами. Но и одна, и вторая прожили свои дни спокойно, Прекраса имела и детей и внуков. Дочери их недалече от Киева, сын Яны Улеб после неудачного сватовства к Феодоре женился на боярской дочери Светане, о Царьграде и не вспоминает. А она? Сама покоя никогда не знала, и Святослав такой же.
Ольга вдруг решительно вскинула голову, поблекшие от старости глаза загорелись блеском. Она не отпустит своего сына! Пока жива, Святослав будет рядом с ней! И поняла, что это ненадолго, но постаралась отбросить такие мысли, кликнула Зориславу Та испуганно заглянула в ложницу.
Княгиня смотрела спокойно и говорила властно:
– Пошли за князем Святославом.
Ее твердый голос не обманул преданную холопку.
– Случилось что?
Ольга сверкнула сердитым взглядом:
– Не слышала, что я велела?!
Перед Зориславой была прежняя властная княгиня, повторять еще раз не пришлось.
Глава 74
Святослав пришел не сразу, был в Почайне на ладье, с порога встревоженно бросился к матери:
– Что? Что случилось?
Ольга спокойно покачала головой:
– Поговорить хочу.
Сын сразу отвел глаза, видно, решил, что снова станет звать в свою веру, насупился. Он не любил эти разговоры, не любил Царьград и все, с ним связанное, считал лживым и продажным. Матери показывали парадную сторону жизни, а сын видел ее совсем другой, он лучше знал способность константинопольцев подкупить, обмануть, предать или склонить к предательству. И считал веру, которую приняли византийцы, такой же. При попытке объяснить, в чем суть веры, что совсем не византийцами она миру явлена, сразу становился молчаливым и суровым.
Ольга давно уже оставила попытки привести сына к вере, этого нельзя сделать насильно, а добровольно не хочет, не готов. Она и сама не сразу ко всему пришла, сначала крестилась больше из расчета. Когда же сын будет готов? Неужели так и останется язычником, как его отец князь Игорь, как дед князь Олег?
Князь Олег?! Ольга замерла на вдохе. Подумала так нечаянно, и тут словно громом поразило. Княгиня смотрела на сына, широко раскрыв глаза. У него синие ясные очи, как у матери, а в остальном… Брови вразлет, нос, скулы, поворот головы… Князь Олег был велик ростом, а Святослав коренаст в нее, и все же. Ольга видела старшего князя не так уж много раз и очень давно, но сейчас ей казалось, что Вещий Олег ожил! Нет, это наваждение! Она с трудом удержалась, чтобы не перекрестить сына, знала, как он такое не любит.
Сына испугал остановившийся взгляд матери, ее вдруг побледневшее лицо, он тревожно переспросил:
– Что, мамо?
Ольга выдохнула, стараясь отвести глаза:
– Ничего, просто недужна я. Сядь, поговорим.
И сама опустилась на лавку, Святослав сел напротив. Его лицо успело покрыться загаром на весеннем солнышке, хотя в вырезе рубахи виднелось более светлое тело. Князь, как всегда, одет просто, во все чистое. Ни дорогих паволоков, ни золота, одна серьга с тремя бусинами в ухе с давних лет, Ольга и не помнила, когда та появилась, словно всегда с ней был. Прост князь, как дружинник, точно и нет у него что ни год богатой дани.
Но сейчас Ольга видела не одежду сына, а его коренастую фигуру, крепкую шею, бритую голову с оселедцем на макушке, длинные вислые усы. Почему-то подумалось, что они скоро начнут седеть. К чему это? Его отец был высок и строен, но Святослав все равно похож на князя Игоря, княгиня вдруг поняла, что и сам Игорь был похож на… князя Олега! Неужели?! Эта мысль билась в голове, не давая думать о чем-то другом. И ни у кого не спросишь, все, кто знал Вещего Олега не в последние годы перед гибелью, а чуть раньше, давно уже сами за князем последовали. Сколько лет прошло? Скоро уж шесть десятков?! Эти годы пролетели, как один миг, пронеслись, точно стрижи над водой.
Княгиня даже не заметила, что сын о чем-то ее спрашивает. Только увидев обеспокоенные глаза своего мальчика (он все равно был ее мальчиком), Ольга постаралась стряхнуть наваждение.
Святославу очень не понравилось состояние матери, никогда княгиня не была такой, всем казалось, что она всегда собранна, решительна и разумна. Ольга не выдавала свои тяжелые думы, все должны верить, что она, как и Вещий Олег, знает все.
Может, поэтому сын послушался мать, осознав, что той недолго осталось, не ушел на Дунай.
А Ольга не могла отделаться от мысли о связи сына Святослава и князя Олега. Она перебирала в памяти всех, кто мог видеть старого князя, и понимала, что действительно видели уже старого либо были, как и она сама, почти детьми.
Ночью княгине вдруг вспомнилось, что перед уходом в Ладогу, где князь и погиб от укуса аспида, они, кажется, повздорили с князем Игорем. Почему? Олег заботился об Игоре больше, чем о собственных детях. Собственных? Если Святослав похож на князя Олега, то только потому, что одной с ним крови. Ольга вдруг облегченно вздохнула, ну конечно, Олег же дядя Игоря, его сестра Ефанда была женой Рюрика и матерью Игоря. Конечно, в них одна кровь!
А еще она почему-то вспомнила Любомира. Странно, давно не думала о давнем друге, столько лет оберегавшем ее родных. Почему он всегда был при них, вернее, при ней? Сначала любил, а потом? Нельзя же безответно любить всю жизнь. Он мог бы жениться, иметь своих детей и их учить жизни, вместо этого учил ее сына. Ольге впервые пришло в голову, что могло бы быть, приблизь она после гибели Игоря Любомира. Ведь могла бы, его любили в дружине, хорошо знали и в Киеве, и в Новограде, ценил Святослав… Пришлось признать, что Любомир стал бы хорошим князем для Руси, любящим мужем для нее.
Что же тогда помешало сделать правителем его, переложив на крепкие плечи тяжелый груз власти? И Ольга поняла, что именно желание властвовать помешало ей даже думать о возможности нового замужества, о счастливой женской доле, о сильной мужской руке рядом не только перед собравшимся на площади народом, но и в ложнице. Между властью и любовью она выбрала власть. И сейчас вдруг поняла, что, приблизь она к себе Любомира, тот никогда не претендовал бы на ее право стоять во главе, просто, как всегда, помогал. А она, испугавшись, даже отправила его в Новгород, якобы к Святославу? Прошлых лет не вернуть, но если бы пришлось снова решать, одной или с Любомиром править Русью, она снова правила бы одна. Власть не любит дележа, даже неравного.
Глава 75
Князь Святослав ушел от матери тоже в глубоком раздумье. Он очень любил мать, хотя и прожил почти всю жизнь вдали от нее. Младшего, Улеба, напротив, всегда держала при себе. Святослав не был в обиде, ему сразу понравилась походная жизнь, князь презирал удобства, считая их уделом слабых. За это своего князя уважали дружинники: одно дело, когда вой спят на земле, а князья даже в походах на ложе, и едят они из разных котлов, и совсем другое, если, как Святослав, все равны, а князя выделяют только властный взгляд и серьга в ухе. Теперь князь носит и золотую цепь на шее, это не от любви к злату, цепь подарили спасенные жители Тмутаракани. Святослав не смог отказать или отдать цепь кому другому, как делал с остальными подарками, седой старик протянул дар обожженными руками в низком поклоне.
– Не обидь людей, княже, прими.
Видно, знали, что Святослав не носит злата. Принял и носил на шее даже в боях, цепь словно помогала.
Князь усмехнулся, он все реже бросается в бой сам, все чаще посылает свои дружины. Это не из-за опаски, Святослав бесстрашен, но из понимания, что не его удалью берутся победы, а его разумом, хитростью и решительностью.
Одно плохо, мать и ее бояре все меньше понимают князя, корят тем, что не сидит дома. Ему не раз хотелось сказать, чтобы дома правил Улеб, но брат прятал глаза, и Святослав твердил, что правит Ольга. Княгиня не понимает своего сына, а он не понимает ее. Мудрая, властная, решительная женщина, взявшая на себя огромную страну, она дальше этой страны ничего не хочет видеть. Святослав усмехнулся, знает только своих греков. Нет, княгиня Ольга хорошо понимает, что сидеть, замкнувшись в своих пределах, Русь не может, прошли те времена. Но они совсем по-разному мыслят отношения с соседями. Мать решила: чтобы стать вровень с греками и остальными народами, нужно принять их веру, и крестилась. Потом попыталась породниться с византийским императором, сватав за Улеба некрасивую долговязую Феодору Святослав поморщился при одном воспоминании о крещении матери. Это был камень преткновения. Сначала князь смеялся над братом, дразня цареградским женишком, потом резко ответил самой княгине Ольге, когда попыталась склонить к крещению и его. Умная женщина, а не понимает, что для греков все равно, какой ты веры, если не выполняешь их требований. Что дало крещение самой Ольге? Ничего, кроме иконки в углу ложницы. Может, ее богиня и помогает ей, но Святослав не хочет менять веру в угоду заносчивым грекам, а признать себя заставит и так.
Святослав остановился на высоком берегу Днепра, оглядывая суетящихся у воды людей. Вот он, новый флот Руси, на нем пойдут по весне купцы в Царьград, и византийцы примут их хорошо не потому, что князь постоял под стенами их города и потребовал дань, как делали его дед и отец, а потому, что признают князя Руси равным себе по силе, потому, что дрожали от страха не при виде его кораблей у себя в Золотом Роге, а только оттого, что знали, он может нанести удар по их Таврии. Император метался, стараясь убедить князя уйти на Саркел. Глупый старец, Святослав сделал бы это и без советов византийца! Для него гораздо важнее полный разгром проклятой Хазарии и подчинение оставшихся в живых хазарских беков, чем богатая дань с земель, которые ему не защитить. Зато теперь за ним все русичи, после разгрома Саркела даже вятичи преклонили непокорные головы под киевского князя, добром преклонили, а не мечом, значит, их не придется воевать каждый год, как это делали с древлянами князья Олег и Игорь. Почему этого не видит мать? Для нее, как и для всех бояр, что сиднем сидят в Киеве, важно, что князь все время далече и не взял хорошей дани с Таврии, хотя и привез очень много с Хазарии.
А Святослав понимал другое – теперь открыт путь через Итиль в Закавказье, к арабам, но, если не будет своих городов на берегу моря, эти завоевания легко потерять. И он не стал разорять ни Тмутаракань, ни Корчев, напротив, помогал и тем и другим, когда хазарские тадуны зажгли Тмутаракань, княжеская дружина спешила на зов жителей спасать горящий город. На побережье должны остаться дружественные ему города, пусть пока не его, но подвластные ему. А бояре возражали – Тмутаракань не платит дани. Глупые клуши! Что может дать сожженный город? А вот ходить через него теперь можно, это новый торговый путь, это во много раз большие доходы не только князю, всей Руси, чем дань с несчастных людей!
Для многих на Руси победы князя – это победы над Царьградом. Игоря потому и не чтили так, как Олега, что ходил на Царьград дважды, но в первый раз едва ноги унес, а во второй не дошел, греки запросили мира, не допуская на свою землю. Победа это или поражение? С одной стороны, победа, ведь взяли хорошую дань, греки прислали послов с договором, выполнили все условия. С другой – цареградские ворота так и остались запечатанными. Святослав для себя понял: победа над Византией – это не корабли у стен богатого города, греки откупятся, наобещают, но с каждым новым императором нужно договариваться заново, вернее, воевать его. Победа над Византией – это свои города на берегу, поставленные на виду у греческих, свои договоры с соседями по Днепру, свои непреодолимые заставы вдоль византийских границ. Именно это он и делал, но биться с хазарами, с ясогами, с аланами, договариваться с печенегами, ставить свои крепости на побережье невозможно, сидя в Киеве. Поэтому князь всегда там, далеко от дома.
Обиднее всего, что его не понимала разумная мать, для княгини было одно – плохо правишь своей землей, бегаешь по чужим. Как объяснить матери, что с печенежским князем Курей невозможно договориться через послов, надо сесть глаза в глаза, есть из одного котла, пить из одной чаши. Если он не поверит, то с тобой не пойдет. Святослав гордился тем, что не пустил печенегов разорять Тмутаракань и округу. Это было очень нелегко, но князь смог убедить Курю и его товарищей уйти в свои степи, забрав хорошую добычу. Печенегов нужно иметь союзниками, иначе они станут воевать Киев всякий раз, как князь чуть отъедет от города. Так и случилось, когда греки подкупили печенегов и те встали под стенами Киева. Куря не дал приказ взять город, точно ждал прихода самого Святослава. Тогда князь смог снова справиться с печенегами, но хорошо понимал, что это не последнее нападение. Ему как воздух нужен мир с Курей, обосновавшись в Переяславце, он первым делом наладит отношения именно с печенегами. Пока просто договор, который степнякам нарушить ничего не стоит. Их надо либо разбить наголову, как хазар, либо все время держать при себе. Византийцы поняли про степняков давно и давно используют их против Руси и угров. Надо и Святославу так. Но сейчас для него важнее Переяславец, присутствие там русичей делает невозможным полное подчинение Болгарии грекам. Жаль, что это понимают не все болгары! Князь Борис был слаб, позволил византийцам крестить страну, отправил сына Симеона в Царьград учиться. Святослав усмехнулся: а хорошо научили Симеона, тот долго не давал покоя грекам, пока не отравили.
От этой мысли стало не по себе, греки коварны, друг дружку с трона спихивают ловко и неугодных соседей травят. При нем Калокир. Странный посол, прибыл вроде от Никифора Фоки уговаривать, чтоб князь пошел на Болгарию. Они тогда очень боялись, чтобы русы не воевали Таврию. Умен Никифор Фока, да только не понял, что Святославу Таврия не нужна, ему нужна Тмутаракань, выходы к морю. А что боятся, это хорошо. Князь пошел на Болгарию не потому, что Калокир уговаривал, а потому, что самому нужна эта земля. И действовал там, как и везде, – непокорных наказывал, а тех, кто сам вставал под князя Руси, оставлял нетронутыми. В Болгарии тоже не везде пришлось воевать.
Святослав вздохнул, в Переяславце остался Калокир, что у них там творится? Не наделали бы бед, князю совсем не нужны враги в Болгарии, он хочет поставить там свою столицу, тогда Византия не сможет грозить Руси ничем, да и печенеги утихомирятся. Пока ему приходится рваться на части, дружина Претича бездарно не справилась с Курей, стояли и ждали, когда подойдет Святослав со своими. А потом заболела мать, и он вынужден сидеть в Киеве, не зная, что творится в Переяславце.
Князь бегом спустился с Горы к Подолу. Отроки едва поспевали за Святославом. Торопится, точно чувствует, что жить недолго. От такой мысли один из гридей, Добромир, даже остановился, стало жутковато. Княгиня уж совсем стара стала, болеет, если князь уйдет в Болгарию, кто останется в Киеве? Княжичи еще малы. Добромир вздохнул и бросился догонять Святослава. В самом Киеве неладно, то ли ослабла княжья рука, то ли что, но город точно раскололся на две части, одни за Святослава, другие вроде и против. Его дружина готова сложить за князя головы, но дружина уйдет вместе с ним, как только князь решит, а те, кто останется? Добромир ворчал, что это все христиане, они мутят народ, таких больше всего среди бояр, вокруг княгини. Княгиня Ольга привезла христиан в Киев, до нее мало было, не любят бояре князя, не понимают, что он для Руси все делает.
Об этом думал и сам князь, и княгиня. Бояре действительно недолюбливали воинственного князя: ну чего он все бегает? Примучил непокорных, взял хорошую дань и сиди спокойно дома, ходи в полюдье, охоться, люби женщин. Святослава понимали купцы, они видели, что стараниями беспокойного князя им открываются дальние пути, выгодные торги, растет прибыль. Князя недолюбливали женщины, у которых он забирал на рать их мужчин, кому ж понравится жить без мужа лишь в надежде, что вернется. Святославу прощали дальние походы, когда разгружали богатую добычу с ладей на Почайне, прощали, когда возвращались живыми мужья и сыновья, но корили, когда те снова уходили на рать. Не понимали киевляне, зачем. Ведь уже велика завоеванная земля, ходили же раньше и мимо печенегов, и мимо хазар, может, и дальше так смогут. Что Хазарию разгромил, это хорошо, но что простым киевлянам было до далеких хазар? Те уж давно не появлялись под киевскими стенами, а печенеги встали, как только князь покинул свою землю. Вот и роптал народ, что князь не своей землей правит, а все норовит далече уйти.
С горечью слушал эти речи князь Святослав, даже мать и та выговаривает, чего же от остальных ждать. Мать стара и больна, долго не протянет, князь впервые всерьез задумался, что станет делать, если княгиня умрет. На кого оставит Киев? На Улеба? Надо поговорить с братом, готов ли, хочет ли.
С Улебом у него никогда не было понимания, брат крещен, княгиня Ольга крестила его, когда собиралась сватать за Феодору. Сватовства не вышло, получился конфуз, греки надменно отказались, хотя это ничего бы не изменило в положении Руси. Тогда Святослав долго смеялся над молодым братом, и Улеб стал его сторониться. Потом между ними встала Преслава, княгиня не смогла сосватать младшего сына, так привезла невесту старшему. Если бы Святослав тогда понял, что Улебу очень нравится Преслава, то ни за что не стал бы перебивать, пусть женился бы брат. Но самой Преславе вдруг больше глянулся Святослав, да и мать торопила. Уже после рождения Ярополка князь понял, что перешел дорогу брату, хотел поговорить, он язычник, с Преславой не венчан, может и уступить жену, но Улеб его сторонился, а Ольга от такой мысли сына пришла в ужас! Если Святослав откажется от жены даже в пользу брата, война с уграми неизбежна, князь Такшонь не простит такого пренебрежения своей дочерью, даже если сама она согласна. Вот и осталась Преслава женой князя Святослава, у них родился второй сын Олег, потом еще две дочери. После рождения второй Преслава в одночасье как-то постарела. Даже время не примирило братьев, отношения так и остались холодными. Надо бы давно все прояснить, да недосуг, князь всегда в походах, а Улеб, хотя и женился на боярской дочери, угорскую княжну не забыл. Решив, что все же пора поговорить, Святослав подозвал к себе Добромира:
– Сходи к князю Улебу, скажи, поговорить хочу. Пусть придет, как сможет.
Добромир кивнул и отправился выполнять поручение.
До вечера Святославу было не до того, он занимался делами, а уже затемно вспомнил о своем распоряжении. Добромир ответил, что князь Улеб ждет, когда брат позовет. Святослав кивнул:
– Зови.
Глава 76
Святослав смотрел на брата с легкой тоской. Улебу, чтоб войти в дверь его ложницы, понадобилось склониться, высок младший сын княгини Ольги, высок. Братья совсем непохожи друг на дружку: Святослав коренастый, крепкий, брит по обычаю дружинников наголо, только оселедец оставлен на макушке, длинные усы, серьга в ухе, одет просто, как гридь, да и те иногда богаче; Улеб, тот в отца, высокий, стройный, голова небрита, усов нет. Только глаза у братьев одинаковые – синие, у Улеба в отца и светлее, у Святослава в княгиню Ольгу, потому ярче. Но младший светленький, нежный, а старший загорелый, с грубой обветренной кожей. Сразу видно, кто где время проводит, Улеб все грамоте учится, со свитками носится, Святослав же в походе, на коне или в ладье. Он тоже грамотен, знает чужие языки, но не терпит сидения в тереме.
Улеб давно относился к старшему брату настороженно, с тех пор как они с матерью плавали в Царьград. После этого неудачного визита к византийскому императору Константину семья словно раскололась, Святослав пошел своим путем, а княгиня Ольга своим. Улеб с матерью, он тоже принял христианство и не понимал стремления Святослава покорить себе все земли от Ильменя до Русского моря. Улеба, как княгиню, тянуло больше в сторону Новгорода, он не любил степи. И сейчас, когда мать лежала совсем больная, Улеб переживал, зачем князь позвал его, о чем станет говорить?
Святослав поприветствовал брата в ответ на его пожелание здоровья, кивнул на лавку, чтоб сел, и вдруг понял, что не знает, как начать разговор. Почему-то труднее всего ему было говорить со своими родными, вот с печенежскими князьями Святослав умел договариваться, а со своим братом нет. Просто про Курю он знал, чего тот хочет и чем его можно соблазнить, а про Улеба не знал.
Князь вздохнул:
– Княгиня совсем плоха, недолго протянет.
Улеб молчал, только кивнул, соглашаясь. Святослав даже разозлился, чего брат такой тихий, как девица на выданье!
– Я в Переяславец уйду.
В глазах младшего дрогнул огонек, было непонятно, радует его такое заявление или пугает.
– А Киев на кого оставишь? Святослав пытливо глянул на брата:
– На тебя. Ты же князь.
Все-таки это пугало Улеба, он почти дернулся:
– Нет! Я с тобой!
– Со мной? – изумился старший. – Я в Переяславец, а не в Царьград.
В другое время это прозвучало бы насмешкой, но сейчас ни тому, ни другому было не до смеха. Улеб снова мотнул головой:
– Я с тобой! В Киеве не останусь.
– Почему?
Вопрос остался без ответа. Дальше разговор не пошел, оставив неприятный осадок в душе у Святослава. После ухода Улеба он долго размышлял, почему брат боится взять под себя Киев. Он здесь все и всех знает, всегда вместе с матерью, ему бы и владеть. Почему отказывается? Вывод был один – Улеб знает про Киев что-то такое, о чем не догадывается он, Святослав. Знает, но не говорит. Это было очень плохо, значит, Святослав не хозяин в своей столице. Князь усмехнулся, и верно, он же хочет перенести столицу в Переяславец! А кто останется в Киеве?
Над этим вопросом князь ломал голову не очень сильно. Не хочет брат, значит, останется старший сын Ярополк. Молод еще? Ничего, сам Святослав не будет далеко.
Глава 77
К утру княгине стало хуже, сердце, так много перенесшее за ее долгую жизнь, отказывалось быстро гнать кровь по дряхлеющему телу. Холодели руки и ноги, плохо слушался язык. Собрав последние силы, она снова позвала сына и попросила прогнать всех. Хотелось отдать последние распоряжения.
Святослав слегка нахмурился, он понимал, о чем станет говорить мать. Она христианка, хотя много лет уже никому того не показывает. Иногда он и сам думал, как станет хоронить ее после смерти, но гнал эти мысли не только потому, что совсем не желал смерти матери, а потому, что сам был язычником.
Сын не ошибся, Ольга действительно заговорила о своих похоронах. Она отлично понимала, что одно дело молиться перед иконой Божьей Матери у себя в ложнице, как она делала много лет, и совсем другое похоронить умершую княгиню по всем законам христианства, что надо бы сделать ее сыну Святославу. Если и были размолвки между матерью и сыном, то только по двум вопросам – сын не желал принимать новую веру и не желал жить в Киеве. Про веру даже запретил заводить с ним разговор, как же теперь Святославу соблюсти обряды?
И княгиня тихо попросила только одного – не совершать над ней никаких языческих ритуалов, не насыпать кургана, не справлять тризны. Святослав помотал головой:
– Но я не стану петь над тобой ваших христианских песен.
Ольга чуть улыбнулась:
– Я не прошу о том. Все, что нужно, тихо сделает мой священник, только не хорони меня по славянскому обряду, не сжигай, прошу тебя.
Она смотрела на своего сына и любовалась им. Святослав сделал то, что не смогли до него ни отец, ни князь Олег, он уничтожил наконец-то проклятую Хазарию! Правда, надо признать, что облегчения Руси это не принесло, вместо хазар появились новые набежники – печенеги. Разгонит этих, придут другие, испокон века трепали южные земли русичей степняки и, видно, всегда будут. Может, потому и старается сесть со своим градом ближе к устью Днепра Святослав, чтобы оттуда грозить и степнякам, и тем же грекам? Только кто останется в Киеве? Зачем же она собирала и крепила все эти земли, зачем ставила погосты на Новгородской земле, для чего укрепляла власть у древлян и кривичей, да и у других тоже? Уйдет князь из Киева, и разбегутся снова славянские племена, пока их держит княжья власть. Для кого тогда станет защищать торговые пути князь Святослав? Сам князь, если спрашивала, не мог ответить, отговаривался, что оставит Киев и древлян сыновьям. Но Ярополк еще мал, Олег тем более. А она долго не проживет.
Горько княгине было сознавать, что нет у ее сына настоящего наследника, какого можно было бы посадить вместо себя на княжий стол в Киеве, который бы взял власть в руки крепко, пока отец будет воевать Дунай. Пока она могла, держала, а теперь что? И оставаться Святославу в Киеве тоже нельзя, все завоеванное вмиг отберут, как поймут, что князь из Киева ни ногой.
В самом городе неспокойно, язычники немало воюют с христианами. Права ли была тогда она, когда поддержала новую веру, не поторопилась ли? И крестить Русь не смогла, и семена новой веры уже посеяла, теперь ни назад нельзя, ни вперед тоже. Неспокойную страну оставляет сыну, много лет старалась править в Киеве за него, от хозяйских дел оберегала, чтоб своими занимался. Хорошо ли это? Теперь вот как ее не станет, хозяйством некому заниматься, а сын к походам привык, ему в Киеве не усидеть. Да и не очень любят воинственного князя в стольном граде, что давно привык мирно жить. Когда вдруг осадили Киев печенеги, можно бы и самим справиться, но, если бы не подоспел князь Святослав, Претич с набежниками не справился бы.
Все чаще, слабея, Ольга задумывалась, правильно ли поступила, поделив власть между собой и сыном. Теперь он может завоевывать, но не умеет править. Хотела как лучше, помогала, брала на себя, обустраивала, крепила, копила. Кто подхватит все это?
Может, прав был князь Олег, что всем занимался сам? Но тоже оставил Игоря беспомощным, тому тяжело пришлось. Как же лучше, как сделать так, чтобы наследник приходил к власти мудрым и умелым? Глядя на других, не научишься, но Святослав никогда не хотел учиться управлять, он только воевал.
Горькие думы не давали уснуть, а бессонница забирала последние силы княгини. Она позвала священника. Уже давно не было на свете Григория, не выдержал он киевских тягот и страстей, на его месте был Ипатий, теперь вот Филимон. Новый наставник мало что знал об Ольгиных чаяньях и даже не слишком сведущ был в делах. Филимон явился в ложницу княгини с большим Евангелием, желая напутствовать Ольгу, но она жестом показала, чтоб отложил святую книгу и просто сел недалече.
Этот священник не так давно у княгини, не привык и слегка побаивается властного взгляда ее теперь уже светло-синих глаз. Ольга мысленно усмехнулась: а как в ее молодости бы? Она стала говорить о том, что оставляет сына язычником, что так и не смогла склонить его к истинной вере, что князю очень трудно между матерью-христианкой и языческой дружиной. Филимон согласно кивал, но попробовал сказать, что не поздно, еще можно убедить князя в необходимости принятия христианской веры. Ольга чуть не прикрикнула на священника, хотелось сказать, что теперь уже поздно, ей жить осталось считаные дни, чтоб не наседал на князя, сам решит, но она только помотала головой, заставляя священника замолчать.
– Помолчи, дай сказать, мне тяжело. Священник прикусил язык, княгиня никогда не жаловалась, и если сейчас говорит, что ей плохо, значит, действительно плохо.
– Князя не трогай, пусть живет своим умом. Обещай мне это, иначе для тебя же хуже будет, – голос княгини был еле слышен и хрипел. – Меня похоронишь тихо и скромно, никаких богатых обрядов, если не хочешь беды на свою голову. Ты в Киеве человек новый, пока многого не знаешь. Княжичи не крещены, тоже пока не трогай, я сыну обещала.
Княгиня замолчала, в ложнице наступила звенящая тишина, но священник понимал, что перебивать нельзя, Ольга должна высказать все, что надумала, ей уже недолго осталось.
– Я не смогла крестить Русь, не сумела… Сын язычник, может, кто-то после сможет… Только веру не навязывайте огнем и мечом, Русь сама выберет…
Княгиня даже не представляла, насколько права. Сможет только ее внук Владимир, тот самый, которого родила Малуша и случайно увидела в любечском лесу бабушка. Не встреться они на обочине дороги, остался бы будущий князь, как и многие другие, рожденные рабынями, безвестным робичичем в дальней веси. Но его судьба распорядилась иначе, подарив князю ярко-синие глаза, привлекшие внимание княгини. Князь Владимир проживет яркую жизнь, побудет и ярым язычником, распутником, имеющим огромные гаремы и много жен, от одной из них, взятой силой, жены Рогнеды родится сын Ярослав, которого потомки станут звать Мудрым. Потом князь Владимир примет христианство, разрушит всех идолов, старательно свезенных в Киев, крестит киевлян оптом в Днепре и получит от народа прозвище Красно Солнышко, а от церкви звание Святой, как и сама княгиня Ольга.
Его правнук Владимир Мономах перенесет останки княгини туда, где они лежат и теперь, только увидеть их могут лишь искренне верующие.
Глава 78
А сыновья Ольги ненадолго переживут ее саму. Улеб, видимо, все же знал нечто такое, о чем не полагалось знать Святославу, потому что ушел с ним в Переяславец. Это город на территории нынешней Румынии (вблизи города Тулча). Вот там начались для князя Святослава неприятности. В это время к власти в Византии пришел Иоанн Цимисхий, убивший при поддержке императрицы Феофано Никифора Фоку. Феофано, помогая Иоанну проникнуть в спальню императора, рассчитывала, что любовник потом женится на ней и смена власти будет просто означать смену мужчины в ее постели. Не вышло, у Иоанна Цимисхия хватило ума не связываться с красоткой, отправившей на тот свет не одного человека, он попросту сослал ее саму в монастырь на Принцевы острова. А женился на той самой Феодоре, за которую неудачно сватала княгиня Ольга своего сына Улеба.
Новый император Иоанн Цымисхий был очень опытным и хитрым не только в спальне императрицы, он был отличным полководцем. Нашла коса на камень – Святослав схлестнулся с Иоанном. Не победил никто, но пришлось грекам снова просить мира и давать дань. Был заключен почетный мир, признававший боевую ничью. Святослав не учел одного – греки полагались не столько на силу своих легионов, сколько на ловкость дипломатов, способность подкупить кого угодно. Еще при жизни Ольги подкупленные Византией печенеги приступили к Киеву, князь примчался срочно выручать мать и сыновей, но на этом предательства не закончились.
Историки исписали немало бумаги, пытаясь разобраться, почему же так странно вел себя князь Святослав перед гибелью. Его дружину, возвращавшуюся из Переяславца, встретили у днепровских порогов печенеги. Русским пришлось на порогах зимовать. Согласно летописной версии, часть дружины под руководством Свенельдаушла на конях в Киев полем, а другая с самим князем осталась. Оголодавшие за зиму, весной русские достойно сразились с печенегами, но удача на сей раз была не на их стороне, Святослав в битве погиб, и печенежский князь Куря сделал из его черепа себе чашу для вина.
Это летописный вариант. Здесь много «но». Почему вся дружина не могла уйти, как и Свенельд?
Почему воевода не прислал весной никакой помощи князю? Почему печенеги, никогда не сидевшие сиднем зиму в суровых условиях, на сей раз не двинулись от порогов, но и не напали на русских до весны? Ждали чьего-то распоряжения? Почему Святослав приказал убить своего брата якобы за принятие христианства? Странно, князь, хотя сам и был язычником, к христианам относился спокойно. Мало того, Свенельд увел христианскую часть дружины в Киев, оставив Святослава с языческой. Такое ощущение, что князю некуда было возвращаться! Святослав якобы пообещал разрушить все христианские храмы, когда придет в Киев. Что случилось в столице за время его отсутствия? Почему Улеб, никогда не ходивший со старшим братом, вдруг отправился с ним в опасный поход? На кого действительно остался Киев? Нельзя же принимать всерьез слова летописи о том, что Святослав поделил Русскую землю, отдав Киев Ярополку, Олегу древлян, а Владимира отправив в Новгород. Если верить той же летописи, то Ярополку было двенадцать лет, Олегу десять, а Владимир был совсем малышом!
А может, все так, да не совсем? Если был уже взрослым Ярополк и княгиня его все же крестила, то сын составлял настоящую оппозицию отцу-язычнику. Может, христианская община в Киеве была уже столь сильна, что противостояла и самому князю? Тогда Ярополку совсем ни к чему было возвращение беспокойного Святослава в Киев. Вспомним, что именно к нему ушел Свенельд и ему служил впоследствии, позже поссорив Ярополка с братом Олегом. Может, не зря отослал Святослав некрещеного Владимира в далекий Новгород, где взять его было тяжело? Так и произошло, когда через пять лет по наущению все того же Свенельда началась братоубийственная война, Владимиру пришлось спасатьъся даже из Новгорода, удирая за море. Он вернулся с варяжской дружиной. Язычники-варяги помогли князю справиться с братьями и Киевом заодно, а князь вместо благодарности отправил их на Византию, предварив сообщением к грекам о подходе варяжской дружины и требованием ни в коем случае не возвращать обратно. Вполне в духе того времени.
Но вернемся к Святославу. Конец его жизни запутан не меньше, чем рождение. Ясно, что княгиня Ольга что-то скрывала от сына, но по-своему пыталась защитить его, настаивая, чтобы остался в Киеве. Князь был очень умен и не мог не видеть соотношения сил в столице. Может, дележ русских земель между сыновьями был просто попыткой успокоить бояр, отвести удар от Владимира, ведь Святослав оставлял себе право называться Великим князем, то есть оставался во главе всего государства, а сыновей лишь сажал по отдельным городам. Может, и переносил свою столицу князь подальше от Киева по той же причине?
В таком случае не только трудные годы после гибели князя Игоря, но и конец жизни княгини Ольги был очень тяжелым. Сначала она, христианка, была вынуждена жить по законам язычества, потому что в Киеве была сильна власть волхвов. Потом, при сильной христианской партии, оказалась между двумя сыновьями, один из которых отказывался креститься, а второй, хотя и крещеный, был слаб. Странная картина – страна в основном языческая, дружина тоже, князь-язычник завоевывал все новые и новые земли для своей страны, а в столице среди его ближайших людей-христиан усиливалось противостояние ему? Об этом не могла не знать княгиня. Кого бы из сыновей она ни любила больше, все равно это ее сыновья, и встать на сторону любого из них княгиня не могла. Крестила ли она Ярополка и Олега? Неизвестно, но Владимир остался язычником, это точно, он крестился позже сам и крестил Киев.
Византия победила Русь, но не силой своих легионов, даже неловкостью дипломатов, а новой религией. После Святослава все князья были в той или иной степени подчинены Константинополю, ни один из них толком с Царьградом не воевал. И от участи Болгарии, распавшейся под давлением Византии, Русь спасло только то, что сильно ослабла сама Византия. Огромную роль сыграла в этом бескровном завоевании святая княгиня Ольга, одна из первых христианок Руси. За привнесение на Русь новой веры княгиню причислили к лику святых и поклоняются ей и поныне.
История жизни княгини Ольги значительно подчищена, начиная от ее рождения и до последних дней. Ясно одно – эта женщина сыграла большую роль в судьбе Руси, сначала твердой рукой удержав страну после гибели мужа, а потом принеся на Русь христианство. Считается, что ее внук князь Владимир долго размышлял, решая, какую религию для своей страны выбрать. Владимир, вероятно, и выбирал, а вот киевские бояре давно выбрали, недаром же крестил оптом князь только простолюдинов, а своих «лучших мужей» в речку не загонял. Они были явно крещены уже при Ольге и этим определили подчинение Руси византийскому патриарху, а значит, и императору, поскольку власть духовная в великой империи была на посылках у власти мирской.
Княгиня Ольга умерла 11 июля 969 года. Похоронив мать, князь Святослав вернулся в Переяславец завершать начатое. Но это уже совсем другая история.
Закончилась мирская жизнь великой женщины, первой осмелившейся встать во главе страны. Сделалали она это только из жажды власти? Возможно. Двигало ли вообще ею это чувство? Наверное. Несомненно одно – княгиня оставила очень заметный след, недаром ее помнит народная молва, ведь на Псковщине до сих пор показывают Ольгины места, даже Ольгины сани… В одной из книг написано, что она не правила, а управляла правлением. Да нет, похоже, правила. Правила при муже, когда тот по полгода отсутствовал в Киеве, правила после его гибели, правила за сына, которого тяготила власть, не связанная с походами. Сознательно ли отодвигала княгиня Ольга сына от власти в Киеве? Тоже возможно, скорее всего, совсем не ребенком тот был в год гибели отца, просто княгиня-мать крепко держала в своих руках хозяйственное управление Киевом и вряд ли желала, чтобы ей мешал даже собственный сын. Вероятно, и Святослав чувствовал, что мать распорядится более толково. Он никогда не пытался отобрать у нее право распоряжаться Киевом, даже земли между сыновьями поделил только после смерти княгини Ольги. Но мать не видела ничего дальше днепровских порогов, знала только свою Византию. А сын оказался более прозорливым, но менее везучим.
Говорят, останки святой княгини может увидеть только тот, кто искренне верует. Не будем касаться ее заслуг перед христианской церковью, сейчас речь о мирских делах. Княгиня Ольга сумела заметно изменить Русь, но помним мы ее по мести князю Молу да по птичкам, сжегшим Искоростенъ. Интересно, почему?