Я – княгиня Ольга. Первая женщина на русском престоле Павлищева Наталья
– Я иглаю в снезки! – сказал он.
Она прижала ребенка к себе, плакала, гладя лицо, отстраняла, чтоб убедиться, что это не сон, что ее мальчик с ней живой и невредимый, снова обнимала… Волхв смотрел на это материнское счастье спокойными, умными глазами и чуть усмехался.
Вчера он смог заставить говорить притащенного Любомиром татя, тот поведал об отправивших их на разбой. Должно было встретить княгиню с ребенком, порубить всех и пограбить, чтоб подумали, что это из-за наживы. Любомир поморщился: какая нажива, если княгиня снялась вдруг, ничего с собой не везла? Но разбойник не сказал главного, что хотел услышать Любомир, – кто из Вышгорода предупредил, что пора? То ли действительно не знал, то ли понял, что ему все равно конец.
Пока не знали, кто затеял недоброе против княгини с сыном в Вышгороде, возвращаться туда было нельзя, и Любомир оставил женщин у волхва под охраной гридя, только что получившего новое звучное имя – Слав. Защита, конечно, слабая, но другой не было. Волхв успокоил, что никто сюда не придет. Любомир вспомнил помощь старика в донских лесах и спокойно отправился в Киев выяснять теперь уже у князя, кто виноват в нападении на его жену.
До крепостных ворот он добрался засветло, но въехал только в сумерках – прятался, пытаясь углядеть, не происходит ли что непонятное. Не происходило, Киев жил обычной жизнью.
Игорь его появлению удивился:
– Ты как из Вышгорода? Случилось что? Любомир смотрел в глаза князя настороженно, но тот, видно, и сам был обеспокоен приездом названого брата.
– Да нет, у княгини все в порядке.
– Святослав?
– Княжич здоров…
– А чего ты… так глядишь, точно случилось что? – в голосе Игоря звучало беспокойство. Любомир кивнул:
– Слово есть…
– Пойдем.
В ложнице тепло и светло, Любомир подумал о том, каково сейчас Ольге с малышом. Нет, наверное, тоже тепло, там волхв и этот гридь, он даже не спросил, как того зовут.
– Говори.
– Князь, кто знал, что княгиня собирается в Киев? Любомир не называл Ольгу по имени в разговорах с другими. Игорь насторожился:
– Когда она собирается сюда? Одна? А Святослава там оставит?
Любомир хмыкнул, похоже, Игорь действительно беспокоился о сыне, даже если ему не очень нужна его мать. Понятно, единственный наследник. Как он мог подозревать князя? Но сейчас стоило подозревать всех, ведь кто знал – всех должны были перебить или только Ольгу? Веры удавленному разбойнику не было никакой.
– На сани княгини с сыном напали… Любомир даже не успел договорить, князь вскочил как ужаленный:
– Кто?! Где?! Что с ними?! Где ты был?!
Таким Игоря Любомир не видел никогда. Он поднял руку, успокаивая разбушевавшегося отца:
– Они в безопасности! Не кричи, князь, не стоит.
Игорь и сам уже понял, что вопит зря, затих, только смотрел на Любомира умоляющим взглядом. Тот принялся вполголоса рассказывать. Игорь взвился снова:
– Удавлю всех! Шкуру спущу!
– Тише, князь, услышат – раньше тебя успеют в нужное место.
Игорю понадобилось время, чтобы успокоиться. Он уже понял, чего боится Любомир – не только в Вышгороде есть предатели, в Киеве их тоже немало, если кричать о происшедшем, то их никогда не выловишь, а они выждут время и нанесут удар снова.
– Что делать? – наконец произнес он.
– Объявишь, что напали тати, я один остался в живых, удрав.
Князь ужаснулся:
– Ты что?! Кто же поверит, что ты бросил княгиню?
– Поверят… – вздохнул Любомир. – Люди любят верить в предательство.
– Но тогда я должен тебя убить…
– Сначала посади под замок. Я сбегу, не бойся. И постарайся посмотреть, кто больше других меня корить станет. За них и берись.
Так и произошло. Разыгрывая гнев, Игорь посадил Любомира под замок, но прежде велел преданному человеку спрятать в том порубе оружие для названного брата и подпилить скобы замка. Любомир, узнав об этом, усмехнулся:
– Я и без того справился бы, князь.
Немедленной смерти Любомира потребовали сразу трое ближних бояр. Игорь смотрел на них, прикидывая, кто именно мог задумать недоброе против Ольги, но так и не мог придумать. Прошел день, а что делать, он не знал. Нашлись те, кто не поверил в виновность Любомира, не тот человек, чтобы самому спасаться, когда княгиня гибнет. Пришлось Игорю объяснить, что княгиню с сыном и челядью побили стрелами, от каких не убережешься, а Любомир просто чуть отстал, потому спасся. Из троих гневных бояр остались двое. Князь тайно велел последить за ними.
Но утром ему донесли, что пленник бежал, разобрав крышу поруба. Игорь бросился туда, ну, конечно, и меча, что для него оставили, не взял! Где его теперь искать?
А Любомир уже уходил в лесную глушь. Он даже князю не стал говорить всего задуманного.
Умелому человеку зимний лес расскажет не меньше, чем летний. За Любомиром, видно, шел умелый, ловко держался не на виду, но не отставал. Не знай русич, что следом идут, не обнаружил бы преследователя. Но бить его не собирались, значит, все верно рассчитал – следят, чтоб добраться до княгини. Любомир усмехнулся: «Ай да боярин! Но ты хитер, а я хитрее». Пора брать голубчика, до капища оставалось не так уж далеко.
Он вдруг ускорил шаг и за зарослями быстро покатился по косогору, оставляя широкий след, сделал вид, что оступился. Человек показался наверху косогора сразу же, но осторожно прятался за кустами.
Любомир лежал неподвижно, зарывшись в снег лицом. Он специально упал так, иначе было бы видно пар от дыхания. Следивший ждал долго, русич уже даже подмерз, но не шевелился. Напряженным ухом слушал, куда денется человек? Если уйдет, то плохо… Не ушел, стал так же осторожно спускаться, видно, поверил, что Любомир разбился. Совсем рядом с рукой скрипнул снег, рука вдруг дернулась, и стоявший повалился, задрав ноги вверх. Спустя мгновение на нем верхом уже сидел Любомир и душевно уговаривал:
– Не ори, хуже будет. Один шел?
Спросил просто так, уже видел, что один.
Повязанный только мычал, Любомир не мог понять почему. Он посадил мужика, стал запихивать ему кляп в рот и тут понял, что у того вырван язык! Вот какого лазутчика отправил за ним боярин! Такого, который и пойманным ни слова не скажет.
И вдруг Любомир краем глаза заметил какое-то движение наверху. Не раздумывая, он схватил немого и покатился с ним дальше, стараясь не задевать за пеньки. С дерева, каркая, взмыла ворона. Ее большие крылья хлопали, точно предвещая беду.
– Тьфу ты! – выругался Любомир и потребовал у немого: – Есть кто за тобой?!
Взгляд Любомира не обещал ничего хорошего, и немой закивал головой, соглашаясь.
– Сколько? Один? Два?
Тот снова кивнул. Значит, двое?
Против двоих в лесу, да еще и с пленником ему придется туго. Но выхода все равно не было, и Любомир стал придумывать, как встретить преследователей. Он уже примеривался, как станет бить появившихся из лука, но вдруг увидел, что тех не двое и даже не трое. Его преследовали пятеро! Они видели, куда упали Любомир с немым, и направлялись туда. Русич с тоской смотрел на здоровенных воев, в руках щиты, на головах шеломы, как их одолеть? Стало жалко не себя: оставшиеся в живых легко найдут теперь княгиню с сыном. Получается, он сам привел беду в лес.
Но раздумывать было некогда, он уже натянул тетиву, но спустить не успел. Где-то справа одна за другой тенькнули две другие, и два воина стали падать, схватившись за горло. Трое остальных остановились, прикрывшись щитами и очумело оглядываясь. Но прикрылись они с той стороны, откуда полетели смертоносные стрелы. Любомир не упустил случая. Еще один преследователь рухнул в снег. Русич скосил глаза направо и увидел, как ему показывает сомкнутые руки… волхв! Рядом с ним, зарывшись в снег, лежал гридь.
Но радоваться было некогда, нельзя упустить оставшихся, хотя кто знает, сколько их? Люди топтались на месте, не решаясь ни повернуться, ни отойти. Стоило им сделать движение, как с двух сторон тучей полетели новые стрелы. Наконец сообразили, встали друг к дружке спиной, чтобы прикрыться с обеих сторон. Любомир усмехнулся – ну и стойте! Позади косогор, впереди погибель. Но и ждать долго тоже нельзя, вдруг за ними еще с десяток таких же смелых? Все разрешил гридь, он вдруг крикнул, отвлекая воев на себя, это дало возможность Любомиру метнуть стрелу еще в одного. Убить не убил, но ранил, видно, сильно, тот упал, заливая снег вокруг кровью. К оставшемуся на ногах рванули сразу с двух сторон. Он стоял, прикрываясь щитом и держа меч наготове. Любомир велел гридю.
– Там остался немой, забери….
Тот помотал головой:
– Волхв возьмет.
Соперник оказался достойным, драться пришлось всерьез. Главное, он почему-то старался шуметь. Орал так, что осыпался снег с деревьев. Любомир догадался – зовет своих! Его взяло зло на боярина, да что ж он за женщиной с дитем послал всех своих дружинников?! На косогоре среди деревьев и впрямь показались темные фигуры. Любомир прикинул – десятка полтора! Это было уже совсем плохо. Приказал гридю:
– Уходите и уводите Ольгу!
Тот снова замотал головой:
– Их давно там нет. Отобьемся. Волхв сам все сделает.
Любомир мысленно восхитился разумности старика и продолжал прижимать к косогору последнего из пятерки преследователей. О тех, кто спускался сверху, старался не думать. Было ясно одно – живым им с гридем отсюда не уйти. Любомир обругал себя: перемудрил!
Их бы просто посекли, но вслед за дружинниками боярина уже неслись и другие, те, кого привел на выручку своему слишком недоверчивому названому брату князь! Сеча разгорелась нешуточная. Особо развернуться было негде, вокруг стеной стоял лес, потому и биться приходилось один на один. Крепко досталось Славу, за того взялся опытный дружинник, хорошо знавший, как драться среди зарослей. На помощь гридю пришел сам князь Игорь, именно его меч рассек противника Слава надвое. Молодой дружинник бился, не жалея себя, Игорь решил, что после всего непременно возьмет парня в гриди к Ольге.
Где-то в кустах продолжала тенькать тетива лука, посылая смертоносные стрелы очень точно в незащищенные части тел нападавших. Князь удивился точности стрельбы – надо же, какой умелый попался! Что за дружинники у Любомира, одно загляденье! В лесу на косогоре полегло десятка два человек, остальные либо стонали, заливая белый снег алой кровью, либо были связаны по рукам и ногам.
Когда все кончилось, Любомир обнаружил себя сидящим прямо в снегу рядом с истекающим кровью противником. Он огляделся, пытаясь найти, кого еще нужно зарубить или треснуть головой о ствол. Сверху по косогору спускался князь, хватаясь за мелкие деревья, чтобы не покатиться кубарем от спешки. Увидев Любомира, бросился к нему.
– Где?!
Тот кивнул на едва державшегося на ногах гридя:
– Он знает.
Игорь тряхнул гридя за плечо:
– Где?
Тот махнул рукой в лес:
– Там…
Князь бежал к капищу по пояс в снегу, спотыкаясь и крича: «Святослав!» Любомир услышал, как ему звонким голосом отозвался мальчик.
– Тато!
– Так, значит, они никуда не уходили? – недовольно буркнул Любомир, перетягивая кровоточащую рану на ноге у гридя. Тот помотал головой:
– Там второй ход есть.
– Тебя как звать-то? – вдруг сообразил Любомир.
Гридь с гордостью ответил:
– Теперь Славом….
– Почему теперь? А раньше как звали?
Тот с досадой махнул рукой:
– Раньше Оробцом. Славом волхв назвал!
– Верно назвал, – согласился Любомир.
Глава 23
Если Григорий, как ему и положено, старался просвещать княгиню в вопросах веры, то Михаил постоянно рассказывал о том, как поступают греки, и потому был для Ольги очень важен. Хотя княгиня и крестилась, но дальше дело не пошло: живя среди язычников, она вела себя так же. Иногда Григория брало отчаяние, он пытался доказывать своей подопечной, что негоже сидеть сложа руки, нужно проповедовать, нести учение о Христе киевлянам. Втайне священник надеялся, что княгиня ему поможет. Сначала Ольга только переводила разговор на другое. Но однажды, дело было летом, Григорий в очередной раз стал укорять княгиню, что смотрит на богопротивные игрища своих холопов сквозь пальцы. Он так увлекся этой незамысловатой проповедью, что не заметил, как губы Ольги стали узкими, а глаза загорелись жестким блеском, это предвещало бурю. Немного послушав, княгиня вдруг схватила священника за руку и силой потащила на крыльцо.
С верхнего яруса вышгородского княжьего терема были хорошо видны костры, которые в сумерках зажгли молодые славяне, собираясь с наступлением темноты прыгать через них. Издали доносился девичий смех и крики парней, песни… Священник остановился, завороженный картиной. На полуночь небо еще держало красноватую полоску вслед за уходящим солнцем, но и она быстро таяла, темнота охватывала другой берег, лес на нем, реку, даже город с его строениями, но внизу все ярче разгорались костры. Огнями постепенно захватывался весь берег, темнело на глазах, и становилось чуть жутковато, сверху казалось, что загорается сама гора, спуск к воде. Вот первые огоньки поплыли и по реке, девушки пускали свечи в сплетенных венках, гадая о замужестве. Ольга повернула к священнику лицо с блестевшими ярче ночных звезд глазами:
– Смотри, разве можно этого их лишить?! Кто меня поймет? Нет, многое должно остаться, нужно только понять что. – И со вздохом добавила: – А я пока не понимаю.
Еще Григория возмущало, как может Ольга не протестовать против появления у мужа еще одной жены. И здесь княгиня сокрушенно покачала головой:
– Что я могу? Пусть лучше новую жену возьмет, чем десяток наложниц. Он язычник, ему можно. Княгиня Прекраса умерла, Яна тоже уж не молоденькая, а князь силен, даром что в возрасте.
Григорий только вздыхал: если уж своенравная Ольга не может справиться с собственным мужем, то кто же справится?
Глава 24
Прошло много лет, уже подрос и даже пришел в дружину княжич Святослав, постарел князь Игорь, у него родился еще один сын Улеб. Мать Улеба не перенесла родов, сгорела в горячке, и новорожденного княжича взяла под свою опеку Ольга. Она смотрела на маленькое сморщенное личико мальчика и думала о несправедливости жизни. Ее собственного сына снова воспитывает дружина, князь рано посадил его на коня и взял с собой, а ей достается вот этот чужой ребенок. Но Улеб открыл ярко-голубые, как у всех младенцев, глазки и забавно чмокнул губами, прося есть. И в Ольге заговорила обыкновенная женщина. Этот мальчик не был ее сыном, ему не предстояло стать правителем Руси, на него не возлагались большие надежды, а потому с ним можно как с обычным ребенком. Значит, Улеб будет расти в вышгородском тереме в ее власти. И княгиня не станет делать из мальчика будущего князя. Даже сама себе Ольга не призналась, что именно это – Улеб не должен стать соперником Святославу – заставило ее взять маленького княжича себе на воспитание.
Так и случилось, Ольга воспитала Улеба совсем по-другому, братья были не похожи друг на дружку и не очень друг друга любили. Но оба души не чаяли в княгине Ольге, считая ее своей матерью. Святослав по рождению, а Улеб потому, что мать не та, что родит, а та, что вырастит.
Старший вырос самостоятельным и очень воинственным, он был разумен и дальновиден, хотя многие историки не видят в его поступках такового. Возможно, сказалось как раз воспитание в дружине. Умом князь Святослав удался в мать. Улеб же был тихим и мягким. Тоже был в свою мать или Ольга постаралась?
На Святослава оказал большое влияние… Любомир. Ольга и сама не могла бы объяснить, почему старалась, чтобы рядом с сыном был ее преданный друг. Если б только она знала, что не во всем Любомир влияет на Святослава так, как хотелось бы Ольге.
– Нет, давай еще раз! – Святослав требовал показать прием рукопашного боя, который назывался смешно: кошачье ухо. Ничего ни кошачьего, ни связанного с ушами в нем не было, откуда такое название, никто не знал, но оно почему-то вызывало у княжича приступ смеха и мешало понять суть приема. Снова и снова он валился наземь не столько оттого, что пропускал удар, сколько из-за неудержимого хохота.
– Перестань смеяться! – сердился Любомир. – Чего тебе смешно-то?
Оказалось, что Святослав только вчера был свидетелем того, что так называли непотребную девку, разгуливавшую на торжище в полураздетом виде. Гриди быстро увели ее подальше от людских глаз, но киевляне еще долго плевались вслед: совсем стыд потеряла! Девке было все равно, она едва держалась на ногах.
По тому, как заинтересованно княжич расписывал оголенные прелести распутницы и широко разводил руки, показывая ее стати, Любомир понял, что пора его учить не только воинскому умению. Вот это было тяжелее всего. Легче сто раз показать удар копьем, чем один раз объяснить, как справиться с женщиной в ложнице. Неожиданно помог княжий ключник Добрыня. Он загадочно улыбнулся, глядя на Святослава:
– Вырос княжич-то… На девок заглядывается.
Любомир вздохнул:
– Да, только девки стали больно беспутные. Где хорошую взять?
Добрыня усмехнулся в усы:
– У меня сестрица здесь, со мной в ключницах ходит. Крепкая, что репка, может чему научить….
– Княгиня с нас за то умение прикажет головы снять и на тын насадить, чтоб другим неповадно было!
На том разговор и прекратился, но не забылся. Немного погодя Любомир заметил, как Святослав ущипнул за мягкое место челядинку, и понял, что у княжича заиграла молодая кровь, видно, пришло время за девками бегать. Позвал к себе Добрыню, велел привести сестру на показ. Ключник спокойно кивнул, точно ждал этого распоряжения.
Когда в ложницу Любомира вошла невысокая коренастая девушка с толстой косой, извивающейся по спине, точно змея, Любомир довольно крякнул – действительно крепкая. Девушка смело глянула в лицо княжьему наставнику своими серыми круглыми глазами и стояла, ожидая вопросов.
– Здорова?
Та кивнула. Можно было и не спрашивать, щеки девушки заливал румянец, грудь норовила вылезти из рубахи, а сильные ноги крепко попирали доски пола.
– С мужчинами была?
– Нет. Но видела.
– Что видела? – опешил Любомир.
– Видела, как бывает…
Где и когда видела, Любомир выяснять не стал. Перевел разговор на Святослава.
– Княжича знаешь?
Девушка кивнула, все так же выжидающе глядя на спрашивающего. Тот замялся, не зная, о чем говорить дальше. Выручил Добрыня.
– Не сомневайся, она все сделает как надо….
Любомиру хотелось крикнуть: «Что сделает?!», но он промолчал. Сам же напросился. Чувствуя, что дело добром не кончится, все же согласно кивнул.
Когда девка уже вышла за дверь, вспомнил, что забыл спросить, как ее зовут. Хотя зачем это ему, и сам не знал. Добрыня объяснил:
– Малушей. Любомир проворчал:
– Не сносить нам головы….
Как в воду глядел, добром не кончилось, хотя княгиня так и не дозналась, как попала Малуша в ложницу к Святославу. Но кто же мог тогда знать, что княжич привяжется к девушке? Думали, только для науки и понадобится… Тем более что, кроме самой Малуши, княжич живо завел себе еще двух других, но сестру Добрыни ценил больше остальных. И чем взяла?
Глава 25
Священник Григорий давно понял, насколько наивной была его уверенность в успехе проповедей. Русичи, которым он пытался рассказывать о Христе и его учении, об основах веры, либо быстро теряли к разговору интерес, либо принимались спорить так, что священник только диву давался. Казалось, эти люди твердо знают все причины происходящего в мире, умеют не только объяснить любое явление или событие, но и ведают, как его избежать или обратить себе на пользу. Проповедовать было немыслимо тяжело, речи либо уходили, как вода в песок, тихо и незаметно, либо вызывали насмешливое отрицание. Волхвы настраивали русичей против него, это Григорий уже не просто чувствовал, а даже знал. На вопрос почему Ольга объяснила, что для язычников только их боги – помощники, все остальные враждебны. Человек, попавший к чужим, должен почитать тех богов, которых почитают и чужаки, поэтому священник ведет себя на Руси совсем неправильно, пытается навязывать своего Бога русичам. Такое открытие заставило Григория по-новому взглянуть на княгиню, ведь она пошла против своего рода, когда крестилась в Константинополе! В ответ на осторожный вопрос Ольга усмехнулась:
– Я не славянка, хотя и рождена в Выбутах. Мне проще другую веру принять. А вот если бы князь крестился…
Она не договорила, но тон не оставлял сомнений в недосказанном. Сам князь и слышать о новой вере не желал, через жену передал, чтоб священник не заводил с ним таких разговоров. Привыкший к восхищенному вниманию со стороны слушателей, Григорий иногда чувствовал настоящее отчаяние. Тогда он удалялся к себе в комнату и часами молился, прося о помощи и поддержке. Но на следующий день все начиналось сначала. Священник даже решил, что он не годен для такой миссии, как ни странно, это привело к успокоению. Григорий твердо уверовал, что его дело – быть духовником княгини, а когда придет время, она сама поможет крестить остальных русов.
Ошибся. Княгиня не смогла обратить в христианство даже собственного сына. И внуков крестила тайно, против воли отца. Не говоря уже обо всей Руси. Она посеяла семена, которые дали пышные всходы только при жизни ее внука Владимира. Но ни сама княгиня, ни ее священник этого уже не увидели.
Будущему крестителю Руси еще предстояло родиться. И не у законной жены князя Святослава, а у ключницы княжеского двора Малуши. Для княгини так и осталось тайной, когда же успел княжич слюбиться с ее рабыней. Ольга, будучи сама не княжеского рода, почему-то сразу разъярилась. Рабыня посмела покуситься на самое дорогое, что у нее было, – на сына! Княгиня лукавила, самым дорогим для нее была власть, а Святослава она просто любила по-матерински. Но отнять Святослава означало не просто отнять у Ольги сына, а также и власть, ведь князь Игорь уже стар, и Русь в будущем принадлежит княжичу. Единственная возможность у княгини остаться при власти – это быть при сыне, и Ольга совсем не собиралась делить Святослава с какой-то Малушей. Челядь должна знать свое место! А женщин у княжича будет еще много.
Но когда княгиня Ольга узнала о том, что Малуша еще и тяжела от Святослава! Кровь бросилась в голову, застучавшие в висках молоточки сделали княгиню глухой, на миг стало трудно дышать. Подавив желание просто уничтожить негодную ключницу, она, даже не спрашивая мужа, велела отправить ее обратно в Любеч. Князю Игорю было все равно, он не видел в том ничего страшного, ну, взял княжич себе на ложе женщину, ну и что? А Ольга точно чувствовала что-то. И оказалась права.
Никто не понимал гнева княгини, мало ли женщин бывает в ложнице у князей, мало ли у кого из них рождаются дети? Собственному мужу прощала все, а против женщины у сына так возмутилась. Князь Игорь недоумевал, как и остальные, Ольга словно забыла свои Выбуты. Муж даже возражал ей:
– Если люба, пусть женится, Малуша девка хорошая, внуков нарожает крепких да умных.
От такой возможности княгине стало совсем худо, женитьбы сына на ключнице она никак не могла допустить! И только священник Григорий понимал, в чем дело, Ольга втайне мечтала о двух вещах. Во-первых, крестить Святослава, во-вторых, женить его династическим браком на дочери императора либо на ком другом. Но крещеный Святослав будет связан со своей ключницей всю оставшуюся жизнь, второй жены ему не видеть, а за язычника никто из императоров или королей свою дочь не выдаст. Но сказать вслух об этом ни князю Игорю, ни сыну она не могла. Вот и ломала пальцы в гневе, меряя шагами свою ложницу скрипела зубами в бессильной ярости. Хорошо хоть князь Игорь, будучи занят, не замечал излишнего недовольства жены.
Княгиня коротко произнесла только одно слово, точно камнем бросила:
– Вон!
Добрыня понял, что сестру лучше как можно скорее убрать с глаз хозяйки. Он уже очень жалел и о том, что привез сестру с собой, и о том, что пристроил на двор к княгине, и о том, что слюбилась Малуша с княжичем. Не она первая, не она последняя, у княжича Святослава жены пока нет, молод, а женщин на ложе всегда хватает. Только никого из них княгиня не заставала так, как застала его сестру. Пришлось Добрыне спешно увозить красавицу домой, подальше от княжьего гнева.
Но это имело и другие последствия, князь Игорь посмеялся гневу жены и решил, что княжича надо с глаз матери тоже отсылать, пора ему самому на княжий стол садиться, не все же близь матушкиного терема сидеть. Такое решение – отправить Святослава в Новгород – вызвало у самого княжича радость, а у княгини Ольги тревогу. Понятно, всякой матери кажется, что ее дитя обидеть могут, даже если дитя уже взрослое.
С трудом Игорю удалось успокоить княгиню, сама властная и разумная, она становилась наседкой, как только дело касалось Святослава. Князь даже подумал тогда: «Как орлица. Хочет, чтобы научился летать, и боится из-под крыла выпустить». Сравнение было точным, княгиня и гордилась своим сыном, и слишком оберегала его. Князь решил, что княжичу лучше править в Новгороде под присмотром Асмуда и Любомира. К счастью последнего, княгиня так и не узнала о его роли в неожиданной любви князя Святослава.
Отъезд Святослава и все хлопоты, с ним связанные, затмили происшествие с Малушей. Ольга даже забыла о ключнице, посмевшей покуситься на ее сына. Только успокоившись, княгиня осознала, что теперь всегда будет делить сына с другими женщинами, что он вырос и может не только нестись на коне с мечом в руке по полю, но и нравиться девушкам…. Она только взяла с сына твердое слово не жениться без ее ведома и согласия. Святослав поклялся, не догадываясь, чем это вызвано.
Глава 26
Князю Игорю было совсем не до Малуши и до сердечных дел сына, он собирал новую скуфь, пора было напомнить Византии, что договора нужно соблюдать. Греки перестали платить дань, князь не забыл, что данников завоевывают. Предстояла рать с Царьградом, это понимали все.
Княжич сидел в Новгороде и занимался своей дружиной. Свенельд схитрил, отправив со Святославом совсем молодых отроков, младшая дружина по возрасту была под стать княжичу. Воевода Асмуд смотрелся среди подопечных старым могучим дубом. Князь Игорь не возражал, пусть княжич тешится, тем более что своих отроков тот тренировал немного странно.
Свенельд, с насмешкой рассказывавший князю Игорю об играх дружины княжича, был не прав, Святослав с Асмудом учили дружинников вполне осмысленно и очень старательно, и сам княжич учился вместе со своими отроками.
Огромная поляна в глубине леса, когда-то бывшая у словен полем, вытоптана и взрыхлена конскими копытами. Если бы кто тихонько подобрался к поляне и понаблюдал, увидел бы странную картину: со стороны лесной просеки вдруг галопом появлялись всадники, они подлетали кто к середине поляны, кто почти к дальнему ее краю и, вдруг поднявшись в стременах, стреляли из лука куда-то в лес между деревьев или метали туда короткое копье – сулицу При этом конями отроки правили при помощи одних ног, не трогая поводьев, казалось, что лошадь и сидящий на ней человек составляют одно целое. Так воевода Асмуд учил дружинников бить врага на скаку, между деревьев он прятал несколько дубовых досок с нарисованными на них фигурами всадников, дружинник должен был на скаку заметить, где в этот раз подняли такую доску, и метнуть сулицу или стрелу именно туда с как можно большего расстояния.
Для того чтобы освободить руки, пришлось учиться действовать ногами, отрокам колени вполне заменяли поводья. Рассказы о таком способе управления лошадью Асмуд еще в юности слышал от очень старых людей, говорили, что именно так, без поводьев, справлялись с конями росичи. Но ноги не руки, держать лошадь одними коленями очень тяжело, для этого их пришлось тренировать. Дружинники подолгу стояли, обхватив коленями тяжелые камни, постепенно вес камня увеличивали, зато потом одним ударом ноги по бокам коня всадник мог заставить того подчиниться себе полностью.
Отроки тренировали и руки – на длинный толстый шест подвешивался камень, его надо было научиться держать на весу и даже размахивать, причем не просто из стороны в сторону, а осмысленно, попадая в нарисованную мишень. Даже Святослав не сразу понял, для чего это, зато у боевых секир его дружины получили длинные мощные древки, гораздо тяжелее обычных. Такой секирой можно достать если не самого врага, защищенного броней, то его коня на расстоянии, не будучи пронзенным мечом.
Очень много стреляли из луков, разными стрелами по разным мишеням, тренируя и тренируя руки и глаза. Стреляли навскид, по бегущим, по летящим, по затаившимся целям. Русский лук не чета многим другим, не всякий ромей и тетиву натянуть полностью сможет. Для русского лука силушка в руках нужна почти богатырская, оттого и тренируют каждый день отроки и глаз, чтоб метко бить, и руки, чтоб не дрогнули. Но русичи привычны с тугим луком с детства ладить, и мальчишки и девчонки, охотничий такой же, отличают только стрелы, каждая для своего. Есть боевые, страшные срезни, такими опытный стрелок и человека, и крупного зверя навылет бьет. Есть те, что рваные раны оставляют, после которых кровью истекают быстро. А другие на веверицу, с тупым наконечником, чтоб шкурку не портить, только оглушить и с дерева сбить. Русич должен уметь хорошо стрелять всяко – и пешим, и с коня, и с воды. Потому много плавали, и одни, и на конях, приучая тех к переправам и бурной воде. Конь должен уметь учитывать течение, не бояться стрел, летящих с другого берега, чувствовать своего всадника.
Княжич все делал со своими отроками на равных, и ему не раз разбивали нос в нешуточных учебных боях, и он едва выплывал, захлебываясь, и метал сулицу, стрелял, подолгу держал камень между колен. Княжич Святослав рос воином, его мало интересовали хозяйственные дела, тем более творящиеся в Киеве. Святослав изначально знал, что станет править дружиной, пусть отец с матерью себе занимаются данью и торговлей, пусть хозяйничают. Отец уже немолод, скоро, совсем скоро княжичу менять его во главе дружины, Святослав не допустит, чтобы главным был Свенельд, а для этого надо самому быть сильным, иметь таких отроков, чтоб Свенельдовым носы утерли. Вот и гонял Святослав вместе с Асмудом своих дружинников до седьмого пота и учился вместе с ними.
Асмуд смотрел на княжича с гордостью и легкой грустью. Много лет уж было воеводе, понимал, что, пока княжич встанет на ноги, не останется времени самому Асмуду, чтоб ходить с ним в походы, может, потому и старался научить как можно большему, чтоб дальше сам смог, без чьей-то помощи.
Хорошо постарался старый воевода, потому как лучшего полководца, чем князь Святослав, во времена его правления вокруг него не было, сказалось трудное учение в Приильменских лесах, дружина Святослава была на редкость обученной и действовала слаженно.
Сильный ветер второй день без устали тащил откуда-то тучи. Казалось, что они вот-вот прольются дождем, но этого не было. Напротив, тучи словно расслоились, верхние еле двигались, словно на бегу растеряли копившийся в них дождь и оттого стали белыми и пушистыми. Нижние были тяжелые от воды, потому темные, мохнатые, готовые вдруг залить все вокруг, но, несмотря на свою тяжесть, нижние тучи бежали резво, постоянно меняя свои очертания. Женщины уже собрали одежду, развешанную на просушку, занесли под крыши все, чему мокнуть нельзя, только скотину пока не загоняли, перуновых стрел не видно, пусть пощиплет травку.
Когда вдруг из тучи полило как из ведра, не все и спрятались сразу. Дождь припустил сильный, по лужам сразу поплыли большущие пузыри – верный признак, что мокрень надолго. Но лучше уж сильный дождь, чем мелкий осенний с холодным ветром.
Ветер вдруг прекратился, точно специально старался пригнать тучи к Киеву и там оставить, чтоб все вылили на город. Вода падала в лужи отвесно, пузыри исчезли, а капли вызывали брызги, как камешки, брошенные в воду с обрывистого берега.
Княгиня стояла на высоком крыльце терема и, кутаясь в корзно, смотрела на пляшущие по лужам дождевые капли. Дождь ее не беспокоил, охотиться не время, ехать никуда не собиралась, просто сидеть в тереме скучно, потому и вышла на крыльцо. Постепенно мысли отвлеклись от непогоды и вернулись к делам. Вспоминался последний разговор с мужем, беседа шла об одном – как лучше править огромной страной.
Ольга не раз выговаривала, что надо менять что-то в полюдье, негоже князю самому собирать дань, негоже уходить из Киева на полгода. Князь в полюдье с груденя до березола, потом собирает ладьи у Киева и ведет их за пороги, а осенью снова встречает. Если этого не делать, кто привезет дань? Кто защитит караваны от печенегов? Игорь уже немолод, ему все тяжелее ходить на коне, он и сам понимал, что надо менять, а как? Поручить Свенельду? Не только дани не увидишь, но и всего остального лишиться можно, воевода так и глядит, чтоб себе власть захватить. Да и греки не те стали, тоже воевать пора.
Дождь прекратился неожиданно, точно вылил всю воду из своих запасов, но стоило кому-то из девок выскочить на двор, как припускало снова. Княгине надоело смотреть на водяные потоки, и она отправилась в свою ложницу Следом торопились верные холопки. Ольга не замечала девок, которые были всегда рядом, привычные и покорные, готовые услужить что днем, что ночью. Она не задумывалась, когда те спят, когда едят, как успевают делать что-то для себя. Холопки должны быть в любой момент под рукой, всегда без слов понимать, что княгине нужно, княгиня не может ждать, у нее много своих забот. Вон как лицо нахмурено, знать, о чем-то важном думает! Княгиня действительно думала о важном, хотя это и не касалось холопок.
Ольга против ратных походов не возражала, то не ее дело, а про данников упорно твердила свое: надо на местах людей верных сажать, чтоб сами собирали дань и в Киев по первой воде свозили. Князь возражал: а ну как те сборщики себе все возьмут? Или их кто пограбит? И где та дань до весны храниться станет? Тоже ведь защита нужна. Но на то у князя жена и мудрая, что все продумала, твердила, что по полюдью надо делать становища, где дружина останавливаться будет, чтоб туда все свозили к определенному сроку, чтоб от местных князей не зависеть, от их крова и кормежки. А на дальних землях ставить крепостицы, селить там верных людишек, чтоб дань собирали, защищали и ждали сборщиков-данников. Но чтоб той данью и жили тоже. Князь разумности жены дивился, соглашался и уже стал обдумывать, где и какие становища делать. Если там будет к его приходу все готово, так полюдье займет много меньше времени. А про дальние земли все сомневался. И еще с одним согласился: надо свои ловища выделить, чтоб не смели в княжьих угодьях охотиться. Ольга, зная страсть мужа к хорошей охоте, улыбалась, пусть с ловищ начнет, потом и до своих весей недолго.
Если б она только знала, что не Игорю, а ей придется учреждать уроки, ставить становища и погосты, самой определять эти ловища и перевесища, что князь ничего не успеет. Только успеет дважды воевать Византию, заключить с ней новый договор.
Глава 27
Князь был немало доволен, ему донесли, что угры серьезно ударили по Византии, захватив всю Фракию и подступив под стены Царьграда. Донес гонец, присланный самими уграми, и почти одновременно с ним примчался другой – от византийцев с требованием наступления на угров. Роман Лакапин напоминал русскому князю, что тот обязан немедля выступить против врагов империи. Игорь сказал, что подумает над этими словами. Но все прекрасно понимали, что князь никуда не пойдет, одно дело нападать на далекий Абесгун, от которого потом можно не ждать неприятностей в своих землях или русским воям ходить в походы в составе императорских армий в Малой Азии, и совсем другое – самому нападать на соседей, ожидая после ответных набегов на свои владения. Игорь не забыл шатры угров под стенами Киева еще при жизни князя Олега. Тогда русов спасло только переговорное умение княжьих людей и большущая дань, выплаченная набежникам. Зачем ради Византии воевать с уграми? Царьградцы сами справятся, подкупят, пообещают….
Так и случилось, Византия сумела договориться с нападавшими и заключить с ними мир раньше, чем князь Игорь собрался ответить Роману Лакапину. Но княгиня предупреждала мужа: Роман не простит, все обернется против русских купцов в Константинополе. Князь Игорь даже крикнул в ответ:
– Что же мне, русские жизни класть и врагов себе среди угров, которые всегда помогали, наживать ради твоего Романа?!
Ольга спокойно выдержала гнев мужа, глядя ему прямо в лицо своими ярко-синими глазами, и так же спокойно ответила:
– Конечно, нет. Только будь готов к притеснениям со стороны Царьграда.
– Сам знаю, – мотнул головой князь. Он хорошо понимал, что рано или поздно война с Византией неизбежна. Слишком схлестнулись их интересы в устье Днепра, Руси нужен выход в море, а греки просто так ни за что не отдадут свои владения в Крыму.
Что война будет, сознавали все, и воеводы, и простые отроки. Дело было только за князем. Пока русичи еще ходили в бой в армиях Византии, дань от нее шла в Киев, и русские купцы торговали в Царьграде. Но купцов всячески притесняли чиновники Константинополя, а дань была уже не регулярной и не всегда по полной договоренности.
Вернувшиеся в том году из Царьграда торговые люди рассказывали, сколько товара вынуждены были оставить, не продав, оттого, что греки требовали их ухода по осени. Князь Игорь все чаще задумывался, с кем ему идти на Византию. Ольга пыталась подсказать мужу, что не мешало бы договориться со всеми, кто против греков, но князю казалось, что справится сам. К тому же союзники потребуют свою долю в успехе, а князю были нужны выходы к морю и большая дань, потому делиться очень не хотелось.
И все же к уграм, к хазарам, даже к печенегам пошли послы, тайно переговариваясь с их правителями о том, чтобы хоть против Руси не выступили. На участии в походе князь не настаивал.
Как и ожидали, византийцы, разъяренные тем, что русский князь не стал помогать им в войне с уграми, посчитали договор с князем Олегом нарушенным и дань платить перестали вовсе. Это никого не удивило в Киеве и подхлестнуло князя Игоря в подготовке к рати против Царьграда.
Князь уже в который раз обсуждал с женой вопросы предстоящей войны. Ни с какой другой женщиной он и не мыслил говорить о таком, только Ольге поверял свои думы, только она могла понять и дать дельный совет. Нет, княгиня не вмешивалась в ратные дела мужа, а вот в отношениях с соседями и соперниками понимала не хуже князя.
Глава 28
Княгиня смотрела на снег, засыпавший все вокруг, сделавший незнакомыми очертания привычных мест, прикрывший следы людей и зверья. Это последний большой снег зимы, уже на пороге весна, а князь не торопится собирать скуфь, не спешит делать боевые ладьи. Когда же он пойдет на Царьград? В походы не ходят с наскока, даже купцы готовятся по полгода.
– Пойдешь летом? – поинтересовалась Ольга, когда муж снова завел разговор о том, что Царьград не платит дани.
– Не сейчас.
– Почему? – удивилась Ольга.
Они выехали на охоту и теперь сидели в лесной избушке, греясь перед огнем. Гриди и челядники возились у костров снаружи, готовя еду и обихаживая лошадей, уже пора было возвращаться.
Днем на их глазах случилась беда. Издали услышали стук топора, кто-то рубил лес, видно, на дрова. Игорь сделал знак, чтобы не шумели, захотелось подобраться ближе, как мальчишке. Он пустил коня и начал пробираться, завязая почти по пояс в сугробах. Перед тем снег шел, не переставая, два дня. Все дороги укрыло белой пеленой, кони вязли по брюхо. Князь выбрался к месту, откуда слышался стук И впрямь, отец с сыном-подростком валили уже третье дерево, рубили споро, потому и не услышали, как подошел Игорь. Отец рубил большим топором, сын – меньшим, оттого удары – тяжелый и легкий – чередовались. Наконец ствол стал узким, точно его бобры подъели, дерево стояло на тонкой ножке. Старший сделал знак младшему, мол, отойди в сторону, и снова взялся за топор, чтоб завершить дело. Он еще два раза стукнул топором и надавил своей большущей лапищей, налегая на ствол, чтобы дерево упало куда надо. Послышался треск, и тут сын заметил князя в расшитом корзне, а за его спиной уже собрались гриди и пробралась к мужу Ольга. Игорь хмыкнул и грозно окликнул работников:
– Эгей!!
Мальчик испуганно вздрогнул, показал отцу рукой, что-то закричав, тот обернулся, секунду стоял, опешив, потом рванул с головы шапку. В этот момент случилось страшное: мужик перестал давить, и надломленное дерево стало падать чуть в сторону, как раз туда, где стоял его сын. Когда осела поднятая ветками снежная пыль, среди зеленой хвои стало видно, что мальчик лежит неподвижно. Отец бросился к нему, забыв про князя, пытался поднять ствол. Игорь махнул гридям, чтоб помогли. Но когда дерево удалось оттащить, отец тяжело присел на свежий пень, стараясь не смотреть в ту сторону. Ольга тоже отвернулась. Парнишку буквально поломало о прежний пень, его остановившиеся глаза смотрели в небо, не мигая, а из уголка рта тонкой струйкой текла алая кровь.
Ольга уже не видела, как погрузили мальчика на дровни вместо лесин, как уходил, сгорбившись и ни на кого не глядя, его отец, как князь махнул рукой, чтоб мужику отдали его корзно. Охота больше не шла, княгине всюду на снегу чудилась алая кровь мальчика. Они и с Игорем старались не вспоминать происшедшее. Только к вечеру мысли вернулись к своему, погибший мальчик забылся.
Игорь, казалось, все забыл в тот же момент, как дровни скрылись с глаз. Погиб древлянин? Пусть его, мало ли гибнет каждый день. Если б не Ольга, ехавшая рядом, да не глубокий снег, князь давно пустил бы коня рысью. Игорь одновременно мягок и жесток, справедлив и несправедлив, в его голове не держатся мысли, которые не касаются его самого. Ольга иногда сомневалась, что муж помнит о ней, когда нет надобности в чем-то советоваться. Вот и сейчас сидит, прикрыв глаза, а мысли далеко-далеко, все мечтает с Царьградом справиться. Потому и завела Ольга разговор о предстоящем походе, это единственное, о чем Игорь готов беседовать в любое время.
Княгиня огляделась, иногда ей хотелось хоть на несколько дней уехать из Киева и Вышгорода от забот, от ответственности, но всякий раз Ольга отбрасывала такую мысль, сама выбрала судьбу, ей не пристало жаловаться.
Князь выпрямил уставшие ноги, хмыкнул:
– Рано. Византийцы нас ждут, встретят так, что и до Царьграда не дойдешь. Надо подгадать момент. Пусть поверят, что я проглотил эту обиду, что слаб и не рискую связываться с Романом.
Ольга улыбнулась, перед ней сидел мудрый, хитрый правитель, не желающий ради своего тщеславия ставить под удар дружину. Верно продумал князь Игорь, пусть Византия решит, что он не собирается на Царьград, чем больше в это поверят, тем меньше будут готовы. А про то, что день подгадать надо, тоже верно.
– Верно решил, князь. В Царьграде зреет разлад, когда перессорятся посильнее, тогда и нападешь…. Только мыслю, что не одним русам нужно, хорошо бы договориться с остальными….
– С кем? – вскинулся Игорь. – С болгарами? Петр Роману в рот глядит, развалил страну, какую ему Симеон оставил! С уграми у меня и так уговор, а с остальными как договариваться? Кто нам друзья? Хазары? Печенеги? Или арабы?
Княгиня устало вздохнула:
– Про арабов не знаю, а вот с хазарами можно и договориться, и варяжские дружины позвать…
– Варягам платить надо, они бесплатно и гребка не сделают, – хмыкнул князь, поднимаясь с лавки.
Ольга хорошо понимала, что он прав. Казна пуста, уже второй год нет дани от Византии, плохи дела у купцов в Царьграде, долго так Русь не сможет, и воевать пора, и платить нечем. Придется князю Игорю самому собирать воев на рать, без помощи других. Все, чем она в состоянии помочь мужу, это разузнать, как дела в Царьграде, там уже много верных людей.
Наступил июнь 941 года. Князь Игорь снова верно подгадал момент нападения на Византию. Ненавистный ему Роман Лакапин едва держался на троне, против выступали собственные сыновья. Ольга только головой качала – как могут идти сыновья против своего отца? Свенельд усмехался – власть еще не то с людьми делает.
– Так что же, ради власти человек готов на все? – возмущалась княгиня.
– На многое, – внимательно посмотрев на нее, улыбнулся в усы варяг.
Игорь беседовал со Свенельдом не в трапезной, как обычно, а в ложнице, поэтому Ольга поневоле оказалась свидетельницей разговора и смолчать не смогла.
Такие беседы велись все чаще и действительно закончились походом. Но если князь Олег смог собрать Великую скуфь, отправляясь воевать Царьград, то Игорь сделать этого не смог. Или не захотел? Обещать будущую добычу было жалко, а просто платить за участие в походе нечем. Дело кончилось плохо.
А ведь так хорошо все начиналось…. У Царьграда действительно почти не было защиты, их не встретила ни одна ромейская хеландрия. Одно заботило князя, и, как оказалось не зря, – русичи, что шли по суше, никак не давали о себе знать. Да и ладьи, подошедшие от Тмутаракани, тоже вели себя вольно. Игорь твердил, что это плохо, действуют, точно пришли пограбить и удрать. Свенельд хохотал в ответ:
– А зачем же, если не пограбить, князь?! Зачем мы сюда пришли? Можно, конечно, и ромеек пощупать, но это потом. Сначала мы у них все золото возьмем!
Варяги на румах, слыша такие речи, довольно хохотали, а князь морщился: только и знают грабеж.
Наконец им навстречу выплыли несколько византийских хеландрий. Завидев их, Свенельд чуть не свалился от смеха в воду. Было от чего – суденышки, верно, вытащили со свалки и спешно залепили дыры воском, до того они были стары и ни на что не годны.
– Князь, это флот Византии? Вели дружинникам убрать боевые стрелы, мы эти корыта и простыми продырявим.
То, что произошло потом, казалось страшным сном, от которого не удавалось проснуться. Полуживые хеландрий, действительно державшиеся на воде только волей правивших ими людей, приблизились на расстояние перестрела, стоявших на них можно было уже бить боевыми. И тут… С их стороны вдруг полетел огонь! Вмиг полыхнуло все вокруг: ладьи русов, одежда на тех, кто под этот огонь попал, даже вода вокруг судов! Несколько мгновений русичи в оцепенении не двигались, всех вывел из ступора жуткий крик сгоравших заживо. Люди заметались, пытаясь потушить свои ладьи, поскорее отплыть подальше от этого огненного шквала. Игорь пришел в себя от первого же крика, стал командовать вполне толково. Его ладья повернула первой и стала удаляться от мечущих огонь хеландрий. Вслед за ней повернули еще несколько. Не всем удалось, многие горели, люди с них бросались в воду, стараясь отплыть, но горела и сама вода! Такого русичи никогда не видели!
Вдруг Игорь заметил в воде возле правого борта прыгнувшего со своей ладьи Любомира, русич пытался избежать жуткой смерти в огненном потоке. Его судно загорелось одним из первых. Князь вдруг сделал знак гребцам остановиться и потребовал веревку. Свенельд раздраженно закричал, что не время кого-то спасать, можно и самим погореть! Но Игорь так гаркнул на своих дружинников, что те бросились выполнять приказ. Любомир схватил веревку, но забраться в ладью не удавалось, волна относила чуть в сторону. Поняв, что действительно можно сгореть, Игорь перегнулся вниз и закричал Любомиру.