Стерх: Убийство неизбежно Басов Николай

Глава 10

Дома Стерх застал Вику. Она сидела за своим столом и самоотверженно работала. Окна, выходящие на Тимирязевский лес, были задернуты шторой, закрыты наглухо, и в помещении царила жара. Стерх и раньше замечал это за Викой – мерзлячество и неожиданное желание создать вокруг себя чуть не тропический климат. Вентилятор, который работал рядом со столом Стерха, разумеется, только гонял воздух, но легче от этого не становилось.

На стерховом столе лежали какие-то распечатки, которые к тому же были пропущены через факс. Вика нехотя писала что-то на листах сероватой бумаги. Все-таки, когда Стерх постоял в дверях минут пять, она оторвалась, взглянула на него и медленно опустила подбородок.

Стерх вздохнул, дошел до своего стола, плюхнулся в кресло со всего маху, развернул к себе вентилятор и тут же вынужден был прижать рукой листы, лежащие перед ним. Отставил вентилятор, отодрал верхний листок от потной ладони, и потащился на кухню. В холодильнике у него должно было стоять пиво, которое он попросил Вику в утренней записке купить наравне с их обедами – большая пластмассовая бутылка с восхитительно холодной жидкостью… Она и стояла, и была так холодна, что вызывала ломоту зубов от одного взгляда на нее, только была не пивом, а колой. Стерх все-таки налил себе стаканчик, второй для Вики, и вернулся в комнату. Поставил один стакан рядом с ее локтем, а из своего отхлебнул, присев на край стола.

Некоторое время царила тишина. Наконец, Стерх объявил:

– Дрянное дело.

– Исключительно точное определение, – согласилась Вика, с чрезмерным удовольствием принимаясь за свою колу.

Снова помолчали. Воздух после холодной колы стал какой-то сладкий, немного липкий, но уже не только от пота. Возможно, кому-то это нравилось, но не Стерху. Поэтому он и предпочитал пиво, а не… американский газированный квас.

– Они вернулись. Оба. По крайней мере, такой доклад от своего агента получили Прорвичи.

– Ага! – выдала Вика.

– Потому пока считается, что никакого дела и не было. Так думает Прорвич-старший. Младший, кажется, соображает по-другому, но теперь и он вынужден пригаснуть.

– Да, – согласилась Вика.

– Меня считают последним шутом и полной бездарностью.

– Вот уж правда… Ну, так выглядит… Иногда, я хотела сказать.

– Так как им не нужна никакая дальнейшая работа…

– Ты вернул им деньги!?

Стерх отпил колы, обрадовавшись, что может сделать хотя бы это.

– Именно.

– То есть, ты взял все оставшиеся у нас восемьдесят долларов, и швырнул их им в лицо? Прямо вот с таким же видом, с каким сейчас сидишь там, на краю стола?

– А что ты бы сделала на моем месте?

Она посидела спокойно, потом решительно произнесла:

– Что бы сделала я? Да я бы придушила их обоих, и заставила сожрать эти деньги под стволом твоей пушки. Старшего – полусотенную, а остальное – этого засранца младшего.

Стерх допил колу и хмыкнул.

– В этой конторе есть хотя бы одна сигарета?

Пачка появилась в руке Вики и метко плюхнулась Стерху на живот, он едва успел ее подхватить. Как всегда, это были «Кэмел» без фильтра, с большой добавкой турецкого табаку, резкие, как наждачная бумага. Стерх давно хотел спросить, не курит ли их Вика потому что все еще тайно влюблена в герра Шелленберга из «Семнадцати мгновений», в исполнении Табакова, разумеется, а не в реального. Именно он, кажется, любил эти сигареты, и курил их все время. Но так и не спрашивал, лишь иногда пытался сравнить себя с этим киногероем и приходил к самому неутешительному выводу, разумеется, на свой счет.

Закурив, Стерх кинул пачку назад. Вика посмотрела на него, допила колу, откинулась на спинку стула и тоже взяла сигарету. Стерх не спускал с нее глаз.

– Виктория, – сказал он, выпуская густое облако дыма, – теперь послушай меня внимательно. Так дальше продолжаться не может. Уже больше трех месяцев мне нечем платить тебе, а с наступлением сентября будет четыре… Кроме того, я не плачу за квартиру, нет денег на налоги, нет денег на бензин для моей тачки. Это значит – все, финиш. Приплыли. Я закрываю бюро.

– Нет, нет и нет, – запротестовала Вика, и очень энергично. – Не стоит смотреть на вещи так трагично.

– Не будем спорить или торговаться, – решительно продолжил Стерх. – Я решил.

Вика помолчала, стряхнула пепел в корзину для бумаг, где не было ничего, кроме обертки от жевательной резинки.

– Пожалуй, я действительно перегнула палку с этой «колой», – произнесла она вдруг. – Следовало, как ты и просил, купить пива.

– Это совершенно ни при чем. Я просто не хочу, чтобы ты, такая способная и красивая девушка, тратила свою единственную жизнь на такое безнадежное дело, как мое агентство.

– Ну, лично я думаю, что жизней у меня много, – спокойно ответила Вика. И продолжила: – Стерх, шеф, любезный мой начальник… Это просто настроение. Чувство упадка, усталость, может быть, ты даже слишком близко принял слова Прорвичей о своей бесталанности… Но это они сказали зря. Мало кто на твоем месте сумел бы сделать столько, сколько ты. Правда. И если бы не этот подлый охранник, или кем он там себя считает, ты бы вообще все дело раскрутил в лучшем виде… В общем, я остаюсь.

Она сидела потная, немного злая, довольная, возбужденная и даже взъерошенная. Именно в таком порядке. Стерх посмотрел на нее, прищурившись, затянулся покрепче.

– Это твое последнее слово?

– Более того, – сказала она, твердо постукивая кулаком по краю стола. – Я и тебе не позволю отвалить от этого дела.

Стерх погасил сигарету.

– Я и не собирался… А потому должен признать – ты отличный парень, Вика.

– Парень? И это похвала за все что я делаю? – Вика потрясла головой. – Я могла бы быть твоей матерью, и это стало бы видно каждому, если бы… Иногда я не пользовалась краской для волос.

– Даже так? – Стерх подумал, не начать ли новый разговор о том, какого же настоящего цвета волосы у его напарницы, но не решился. Как всегда.

– Мы должны найти новое дело, – решительно проговорила Вика.

– Но я… – начал было Стерх.

– Чтобы мы могли и дальше продолжать раскручивать дело Нюры, – завершила Вика свое предложение.

– Скорее всего, никакого дела нет, – промямлил Стерх и подумал, что теперь-то уж наверняка клянчить еще одну сигарету неудобно, но у него где-то оставалась трубка и пакетик с табаком.

– Ты просто не прочитал это.

Вика сняла с его стола факс и сунула под нос Стерху.

– Что-то интересное? – лениво спросил Стерх.

– Я только что получила по каналу связи с журналом «Интерполиция». Они получают все сводки по бывшему СССР. А кое-что даже из Европы.

Стерха охватило темное предчувствие. Не спуская взгляд с Вики, он взял факс.

– Но ведь это по-украински!

– На таком языке они там пишут отчеты, – объявила Вика. – Теперь.

– Ничего не понимаю. Если тебе что-то понятно, то переведи.

Вика взяла лист и стала читать.

– «Вчера, приблизительно в шесть часов утра, на склоне горы Лысая, обращенном в сторону поселка Орлиное, обнаружено тело девушки около двадцати лет. До настоящего времени не удалось идентифицировать ее, поскольку она упала с обрыва более пятидесяти метров высотой, и в результате оказалась полностью обезображенной. Погибшая не имела при себе никаких документов. Единственное, что может помочь определить ее – обручальное кольцо на среднем пальце левой руки. Местная милиция не стала обращаться к жителям, чтобы они помогли определить личность погибшей…»

Вика сложила факс пополам, потом пригладила на столе рукой.

– Где находится эта гора Лысая? – спросил Стерх.

– Вообще-то, этих Лысых – тьма. И даже в Крыму есть две, если не ошибаюсь, – проговорила Вика, хотя наверняка все уже выяснила самым подробным образом. – С одной Лысой начинается Ай-Петринская гряда. Другая – севернее, километрах в двенадцати. Поскольку упоминается Орлиное, я думаю, что именно Ай-Петринская и есть. – Она помолчала. – Та самая, с которой была сброшена эта девушка. Потому что в случае северной Лысой упоминался бы поселок Передовое.

Стерх потер лицо, стараясь скорее вернуться к способности соображать.

– Знаешь, что я хочу тебе сказать, – он посмотрел прямо в зеленые глаза Вики, и ткнул ее пальцем в грудь. – Я хочу сказать… Что я прищучу этого сукиного сына, этого… Митяшу.

– Если это Нюра, – быстро проговорила Вика.

– Да, конечно, если это она. – Он кивнул. – Но что-то мне подсказывает, что это она.

– Кольцо на пальце, – подсказала Вика. – Но это еще ничего не значит. Хотя… Не могут же в Крыму девушки падать с гор, как яблоки в осеннем саду? Не знаю, Стерх. – Она вернулась за свой стол. – Может, удастся ее идентифицировать по одежде?

Стерх посмотрел на нее бессмысленно. Покачал головой.

– Думаю, он мог ей купить новое платье и новую обувь. Помнишь, как мало у них было вещей, когда они выезжали в Крым?

– Да, шансов на это не много, – согласилась Вика.

– Меня интересует, откуда Прорвичи получили свою информацию? – спросил Стерх. – Ну, о том, что они вернулись…

– Может, все-таки, отправиться в милицию и доложить обо всем, что мы знаем? – спросила Вика.

– Обязательно, – согласился Стерх. – Но сейчас уже не имеет значения, сделаем это сразу или через пару дней.

Прошелся по комнате. Поискал за книгами на книжной полке трубку и табак. Нашел, но закурить не успел. Потому что зазвенел телефон, Вика сняла.

– Офис частного детектива Стерха… – помолчала, протянула руку с трубкой. – Это тебя, шеф. Что-то очень… изысканное.

– Стерх, – он взял трубку, прижал ее плечом, потому что пальцами пытался набить умять табак.

– Я хотела удостовериться, что номер на визитке существует в природе.

– Номера действуют почти все, – признал Стерх. – Вот только иногда они приводят не к тем людям…

– Значит, я хотела удостовериться, что телефон в славном детективном агентстве еще не отключили.

– Пока еще нет.

Стерх стоял и слушал. При этом он соображал, пытаясь осознать, насколько этот звонок вызван интересом «мисс» Ивон, и не могло ли так случиться, что она позвонила по приказу своих начальников, кого-нибудь из Прорвичей?.. Пока он раздумывал, Рая на другом конце набрала побольше воздуха в легкие, и разом выпалила:

– Чем сегодня вечером будет занят господин Стерх?

– Ну, – Стерх расплылся в глуповатой улыбке, – как раз сегодня вечером я наклеиваю свои почтовые марки в альбом. – Его голос стал заметно басовитей. – Это очень кропотливое дело. Поэтому, придется исполнять его в одиночестве… Полном.

– Не могла бы я помочь? – спросила Ивон Рая, на этот раз чуть более уверенно. – Я могу их сортировать по цвету и по ценам.

– Ну, если вы, сударыня, умеете как следует придавливать их своими нежными пальчиками?.. Умеете?

– Могу попробовать, – теперь она прыснула смехом. – Сразу видно, что ты отстал от жизни. Марки в альбом уже тысячу лет никто не наклеивает. Их вставляют в кляссер, или, в некоторых случаях, делают специальные конвертики из прозрачного целлофана.

– Да ну? – удивился Стерх. – Может быть, тогда мы попробуем склеивать конвертики? Из целлофана, – пояснил он.

– Что нам мешает попробовать?

И трубка на том конце линии негромко опустилась на рычаги. Вот это да, вот это «мисс» Ивон, неприступная, величественная, холодная, как Гренландия. Вика смотрела на Стерха так, словно он в ее глазах сделался подопытным кроликом – внимательно, жестко, холодно и очень трезво.

– Если в мое отсутствие ко мне придет одна… девушка, прошу ее впустить. И предложить ей чаю, или колы из холодильника.

– И кто эта авантюристка? – спросила Вика равнодушно.

– Секретарша Прорвичей.

– О Господи! – удивилась Вика.

– Вот так, – отозвался Стерх.

– Видно, что ты там времени даром не терял. А я-то думала, по крайней мере, что с этой стороны нам опасность не грозит.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Стерх, но понял, что ответа не дождется. – В общем, все как-то само собой вышло.

– Это-то и опасней всего, – снова очень загадочно ответила Вика. И как-то так улыбнулась, что Стерх поскорее закрыл за собой дверь.

Глава 11

Стерх усаживался в свою машину не без некоторой дрожи. Но справился с собой, решив, что когда-то нечто подобное его гонке за Митяшей в Крым все равно должно было произойти, и теперь, пожалуй, хорошо, что так все вышло, он будет знать каково это, и на что он способен. Из-за этих мыслей им овладело озорство, и он решил ехать не по Ярославке, а тем путем, которым возвращался домой после известной вечеринки. Он и поехал сначала на Дмитровку, потом, мимо Лианозово, куда-то в бок…

Он не заблудился, но раз пять вынужден был останавливаться и спрашивать дорогу, потому что те якобы дороги, которые были нарисованы в его карте, оказались или перекрыты или вовсе ничем не проявили себя, даже пешеходной тропой, зато в округе оказалось немало других. По одной из них даже ходил автобус, следуя за ним Стерх и докатил до требуемого места. Дав себе последнее и окончательное слово, что теперь непременно купит самый новый и полный план дорог Подмосковья, он подкатил на маленькую площадочку прямо перед воротами владений Витуновых.

Выходить он не спешил, опустил стекло, закурил трубку. Он хотел понять, как держаться с Витуновыми, но неожиданно его привлек шум. Из-за низких кустов сирени, закрывающих часть газона перед домом так, чтобы не видно было, что там творится, ближе к воде, появился какой-то мужичок, спокойно толкающий перед собой машинку для стрижки травы. Это мог быть только тот служака Витуновых, о котором говорили Прорвичи. Разумеется, если они говорили правду.

Стерх присмотрелся и… должен был даже покрепче затянуться, увидев лицо этого мужчины. Просто чтобы убедиться, что не спит. Но сном это не оказалось, он знал этого типа.

Было удивительно, как некоторые люди мало меняются с годами. Минуло больше десяти лет, а этот человечек не только остался прежним, но даже как-то лучше выглядел, словно годы оказались тем проявителем, в котором лицо этого типа яснее проступило. Они познакомились, когда Стерх служил в Подольской прокуратуре, и самым страшным преступлением было не убийство, а так называемые нетрудовые доходы. И статьи по ним были ломовыми, и суды свирепствовали, как средневековая инквизиция, либо почти как сталинские тройки… Но это лишь увеличивало доход верхушки всего фарцового сообщества Москвы и городов-«спутников», как тогда говорили. Этот тип был вождем Подольских фарцовщиков, только не долго, года полтора, много – два. И чем только он не торговал, начинал, кажется, с импортных зажигалок и чешского стекла, потом перешел на «шмотье» – джинсы, женские сапоги и куртки, присборенные у пояса, которые тогда только-только появились, считались очень модными и назывались «радикулитками». Через некоторое время его отловили на оптовой продаже радиоаппаратуры не очень внятного происхождения, а потом пошли и запчасти для машин. Этого вынести уже было нельзя, по тогдашним меркам это были «слишком» серьезные деньги. Его забрали и на немалый срок «отвели» на зону. Стерх потерял его из виду, впрочем, как выяснилось, из его памяти он никогда не улетучивался, только отошел на задний план.

Сейчас они встретились снова, и совсем не в тех ролях, которые расписал бы обоим Стерх еще пару лет назад. Себя в то время он явно переоценивал, а этого типа… тоже. По его предположению, если бы Стерх стал его сочинять, он был бы сейчас каким-нибудь легальным «фирмачом», с серьезной крышей, огромным количеством шлюшек и «шестерок», качающий немалые «бабки» и глотающий не то что водку литрами, а кокаин или даже «колеса» типа «экстази». Но вот оказалось, что он всего лишь шофер, садовник и тайный стукач Прорвичей. Причем лицо этого типа оставалось спокойным, словно он никогда и не мечтал заниматься чем-то более доходным, кроме как стричь траву и мыть лимузины Витуновых.

И все-таки Стерх пошире улыбнулся, когда миновал площадку и вошел в узенькую калиточку, проделанную сбоку от въездных ворот на участок Витуновых, потому что решил это старое «знакомство» использовать. Пока он шел, человек с сенокосилкой бросил на него несколько мимолетных взглядов, но даже бровью не повел. Он так же размеренно вышагивал за своей машинкой, так же направлял ножи, жужжащие у его ног, на самые большие кустики травы, и не проявлял к подходившему никакого интереса.

Постояв у края травяной площадки, поджидая, пока сюда с неизбежностью геометрической теоремы подойдет этот тип, Стерх вдруг вспомнил, что подольские называли его «Жемал», по странному обычаю блатняков навешивать едва ли не самую подходящую погонную. Иногда, впрочем, его называли «Ножевиком», но это могла быть и ошибка, или неправильная интерпретация донесений, выжатых из стукачей.

Пока Стерх вспоминал эти подробности, Жемал подкатил уже совсем близко. Он докосил необходимую площадку, одним поворотом рычажка выключил тарахтелку и проговорил, снимая дешевую полотняную бейсболку:

– Здравствуйте, товарищ… Или мне следует говорить, господин Стерх? Все-таки ваша карьера, вероятно, существенно продвинулась наверх, не так ли?

– Здравствуй, Жемал. Называй как хочешь, – отозвался Стерх.

– Жемал, о Господи… Тысячу лет не слышал этого прозвища. Вот это были времена! – Он быстро улыбнулся, и так же быстро посерьезнел. – Начальник, я завязал, и потому называюсь Виталием, как мамка хотела.

– Виталий? – переспросил Стерх. Кажется, начиналась обычная игра следователя и блатняка, которого еще не за что прижать. Когда-то Стерх умел играть в нее неплохо, но давно уже не восстанавливал прежние навыки, и боялся, что не «повытянет». – Может, ты еще и крестился под этим именем?

– Именно так, господин начальник. – Жемал важно покивал. – Блатняку, особенно бывшему, без Бога нельзя.

– Меня прямо слеза прошибает, – сказал Стерх. – От сочувствия крошке «Ножевику».

Это было ошибкой. Жемал сделал удивленные глаза, потом быстро наклонился над машинкой, подергал какой-то рычажок, и она затарахтела снова. После этого Жемал-Виталий развернул ее на колесах, выцелил новую полосу травы, и пошел срезать ее с непроницаемым видом. Стерх пристроился сбоку, на уже скошенной травке.

– Сейчас, значит, работаешь на Витуновых?

– Стригу газоны и кусты, мою и вожу машины, иногда доставляю что-нибудь для кухни или ремонтирую сантехнику, прочищаю водостоки, заклеиваю яхту Митяши, когда он разбивает ее о причал, и иногда помогаю в разных отделениях фирмы «папаши» как сопровождающий барахла и манекенов.

– Мастер на все руки, как я посмотрю?

– Можно сказать и так, только я считаю, что непрестижных работ нет. Особенно у нас, в стране почти победившего социализьму.

Он так и сказал – «социализьму», чтобы подчеркнуть звучание этого действительно кошмарного словца.

Стерх остановился, сейчас самое время было достать пачку хороших сигарет, но у него их не было. Он достал свою трубку, и закурил, вдохнув дым как можно глубже. Жемал приостановился.

– Табак из голландских? – сказал он, с шумом втянув в свой длинный нос воздух, в котором расходились клубы дыма Стерха. – А ведь было время, я очень любил голландские сигарилос – такие плотные и крепкие сигарки… Только теперь все в прошлом. Едва хватает на пачку сигарет в неделю.

– Неужели Витунов так плохо платит? – спросил Стерх. – Тот самый Витунов, который только что, буквально за последние три года сколотил даже по европейским меркам совсем немалый кошт? На торговле «шмотьем», как ты сказал, на валютных перепадах, может быть, на ремонте всех этих своих бесчисленных магазинов?

– Впервые слышу, что он считается богатым, – промурлыкал Жемал и сделал рукой движение, от которого косилка взвыла громче, но бывший фарцовщик перестарался, и она вдруг умолкла.

– Не верю, – отозвался Стерх. – Принимая во внимание твою бывшую специализацию. Ведь то, чем занимается Витунов, и фарца, за которую тебя посадили – близнецы-братья. Скажешь, нет? Это следует обдумать, почему ты, такой известный левый торгаш начала восьмидесятых, вдруг оказался тут, у Витунова, который определенно – «легкоимпортный» торгаш середины девяностых.

– Ничего об этом не знаю, – глухо отозвался Жемал. – Могу сказать только, что я работаю, что у хозяина деньги есть, хотя и не сказал бы, что их – не меряно, и что он, скорее всего, более умный человек, чем был я когда-то. У меня не вышло, а у него, – и он сделал быстрый жест в сторону дома, гаража на несколько боксов и парка.

– Что тебя привлекает в этой работе, Жемал? – спросил Стерх. Покуривая, он делал вид, что внимательно наблюдает за бывшим королем Подольской фарцы. – Ведь ты, со своим опытом и ходкой на зону мог бы занять в криминале место повыше, чем занимаешь сейчас?

– Сказал же, я – завязал.

Он снова включил свою косилку, и они снова пошли рядом, на этот раз в молчании. Это Стерха устраивало, потому что с дальнего конца газона можно было заглянуть за дом, и увидеть что-нибудь, что было не видно с дороги. И он увидел.

В креслицах, больше похожих на усложненные шезлонги, лежало несколько мужичков и дамы в строгих, едва ли не форменных костюмах, а на подиуме, где во время памятной вечеринки выступал ансамбль, крутились какие-то девицы. Рядом с подиумом стояла строгая, как палка, женщина и вещала в небольшой, повешенный на плечо мегафончик с выносным микрофоном:

– Комплект из трех деталей, на осень. Материал – твид, что позволяет легко обозначить фигуру в талии, но в рукавах и юбке сделать его очень индивидуальным. Обратите внимание, на несимметричное положение пуговиц…

– Что это? – спросил Стерх.

– Осенне-зимняя коллекция, – отозвался Жемал. – Цеховики съехались чуть не со всего СНГе.

Опять, от отвращения к слову он смягчил последнюю согласную, определенно, у него был языковой слух – штука довольно редкая в наши времена. На подиуме появилась другая девица.

– Марион демонстрирует комплект вечернего и делового назначения. Мы назвали его «Шик де нуар». Материал – немного «сжатая» тонкая шерсть с добавками. Обратите внимание на обшлага у рукавов и отворот на брюках. Они добавляют комплекту в зависимости от освещения и места или строгий, или смягченный, интимный характер.

– Бред какой-то, – отозвался Стерх.

– Это торговля, начальник, – сказал Виталий-Жемал. – Не для таких, как мы.

Стерх посмотрел на него, резко повернулся на месте и пошел в сторону подиума. Он шагал так уверенно, посасывая «респектабельную» трубочку, что на миг ему показалось, что Жемал не поймет, что происходит. Но тот сообразил и завопил:

– Эй, начальник! Стой… Стой, говорю, а то хуже будет!

Стерх остановился, медленно повернулся и со старательно скрытым беспокойством посмотрел на Жемала. А тот показал в сторону калиточки у выездных, на этот раз, ворот.

– Сматывай отсюда, пока я подмогу не вызвал.

– Ничего не выйдет, приятель, – отозвался Стерх. – У меня есть еще вопросы. Я подшиваю их в папочку под именем «Нюра».

Жемал кивнул головой.

– Хорошая и вежливая девочка. Я бы не хотел, чтобы ты своими ментовскими лапами касался ее.

– Как я слышал, она несколько дней нигде не появлялась.

– Путешествовала, – отозвался Жемал и чуть нахмурился. – Не одна, конечно, но это не наше с тобой дело. Она совершеннолетняя, и может делать с собой все, что захочет.

– Она тут? – мягко спросил Стерх.

– Загорелая, как головешка, на юге загар быстро пристает.

Жемал знал, что делал, он отвечал, только ответ его был никак не связан с вопросом. Это был старый, отменно отрепетированный трюк уголовников, впрочем, и некоторые нынешние политики им пользовались, хотя чаще от глупости, чем со значением.

– Значит, она в доме?

– А где же ей быть?

– Вот и отлично, я хотел бы на нее посмотреть.

– Нет, начальник. Какой бы крутой ты ни был, но если нет санкции, впустить тебя не могу.