Вечность сумерек, вечность скитаний Юрьев Сергей
– Бу бу-бу.
– Все когда-нибудь умрут. Бывает, люди и за горсть монет жизнью рискуют, а ты получишь настоящее богатство.
– Бу-бу бу бу-бу бу-бу. Бу-бу-бу бу-бу-бу бу-бу.
– Заткнись и делай, что сказано. Если не сделаешь – точно сдохнешь.
– А если ваш дядюшка мне не поверят?
– Не будь дураком! Самое худшее для тебя, если кто-нибудь из лакеев прикажет тебя выпороть. Но ведь тебе не привыкать. А эту вещицу ему всё равно передадут. Смотри, какая резьба на крышке, смотри, какие камни. Ларец слишком дорог, чтобы слуги посмели его украсть.
– А если он при мне откроет?
– По-моему, я трачу на тебя слишком много времени. Или ты хочешь прямо здесь копыта отбросить?!
Со сном было жаль расставаться, но разговор за тонкой дощатой стеной становился всё громче, и один из голосов, глухой и невнятный, показался альву знакомым.
– Ладно, утром, как ворота откроют, так и пойду.
– Нет. Ты пойдёшь сейчас.
– А толку-то? Господин барон уже спят, наверное. Да и в город меня никто не пустит среди ночи.
– Барон будет спать с утра и до обеда, как и вся столичная знать. Сейчас у него наверняка или бал, или приём, или просто попойка. А через ворота за один дорги тебя стражники на руках пронесут.
– Где б его ещё взять… – Об пол звякнула монета, и кто-то с грохотом упал на колени. – Ещё бы одну на всякий случай.
– Хватит с тебя. Думай о будущем богатстве, о поместье около Лакосса, слугах, рабынях. Всё это будет, если на этот раз сделаешь всё, как надо.
– Я и так думаю…
Окончательно проснувшись, Трелли узнал приглушённый бухтящий голос одного из собеседников. Старый знакомец, Сайк Кайло, бывший слуга, похитивший у него меч, был всего в двух шагах, за тонкой стенкой. Там, в Литте, когда Сайк пытался подбросить Уте клянь, чтобы заманить её в ловушку, все были уверены, что Трелли увёл его подальше от лагеря, чтобы убить. Нет, не жалость заставила его оставить в живых одного из самых гадких людей, что встретились ему на пути. Если Сайк стал слугой Хенрика ди Остора, значит, теперь его новому господину придётся испытать на себе и подлость, и предательство… Если враг держит при себе таких слуг, это делает его слабее и уязвимее.
Трелли ощупал разделяющую их перегородку, вскоре нашёл щель между досками и прильнул к ней зрачком. В такой же узкой комнатёнке на такой же лежанке сидел бледный юноша в дорогом, но изрядно потрёпанном камзоле, а напротив его, комкая в руках вязанную шапку, стоял Сайк.
– А теперь повтори, что ты должен сделать. – Тот, что сидел, мог быть только самим Хенриком ди Остором. Только как здесь, в предместьях столицы мог оказаться человек, объявленный мятежником и врагом короны?
– Ну, значит, беру я этот ларец, иду в город. Нахожу там дворец вашего дядюшки и подкатываю к лугам: так, мол, и так – от Южной гильдии торговцев подношение для господина барона. Они забирают, а я ухожу… Только вы бы лучше эту штуку той бабе подсунули, что ваш замок захватила.
– Нет, с ней потом разберёмся. Она знает, что это такое. Она не откроет.
Только теперь Трелли обратил внимание на ларец, усыпанный рубинами, горящими в полумраке мерцающими огнями, который стоял на столе возле коптящего сального светильника. Шаткий стол подпирал стенку, за которой притаился альв, и Ларец был так близко, что можно было легко прочесть надписи на его крышке… Это было ото, что люди называют храпуном, самое страшное и самое коварное оружие, которое маги из Белой Башни придумали незадолго до восстания людей. Но, если бы храпун созрел, то камни на крышке ларца должны были гореть ровным, а не мерцающим светом… Ненависть ко всему, что живёт и дышит, даже ко всему, что имеет форму и объём, не может быть переменчива, она возникает раз и навсегда – до самой смерти.
Значит, Хенрик ди Остор решил отомстить за что-то собственному дядюшке, а заодно, сровнять с землёй половину огромного города. Уже сейчас по тому, как мерцают рубины, видно, что у него едва ли это получится, но он-то об этом не знает. Значит, он готов принести в жертву тысячи людей ради какой-то одному ему ведомой цели…
– …и бежать оттуда со всех ног, пока не началось, – продолжил Сайк. – А мне за это, значит, усадьбу, золота мешок, и ещё вы меня отпустите. – Он тряхнул литыми бронзовыми браслетами, которые плотно охватывали его запястья. – Только уж не забудьте, господин мой.
Вот, значит, в чём дело… Помнится, Тоббо, рассказывал, что люди-рабы, которые занимались ремеслом и хлебопашеством, носили ошейники, а вот рабов, служивших в домах, держали во власти хозяев браслеты.
– Всё! Убирайся. – Хенрик махнул рукой, как будто отгоняя назойливую муху. – И не вздумай хитрить. Если хоть что-то сделаешь не так, браслеты тебе руки оторвут. Встретимся потом в таверне "Аппетитные хрящики" на Южной дороге.
Сайк, неуклюже кланяясь, удалился, и Трелли, дождавшись, когда стихнут его шаги, ударом кулака проломил ветхую перегородку. В общем-то, Хенрика можно было оставить в покое – он сам только что выпустил на волю смерть, которая должна рано или поздно его настигнуть. Расчёт был прост до наивности: как только его войска подходят к столице, высвобождается разрушительная мощь храпуна – полгорода лежит в руинах, а жители уцелевших домов в панике разбегаются кто куда. Но он сделал маленькую ошибку, которая сводит на нет весь его замысел: храпун не успел созреть, и камни на крышке Ларца вспыхивают мерцающими огнями, когда рядом сам Хенрик ди Остор. Его можно было оставить в покое, если бы не нужно было вернуть себе меч, без которого стыдно вернуться туда, где, может быть, сородичи продолжают его ждать.
– Ты кто?! – Не смотря на неожиданность вторжения, Хенрик не потерял самообладания.
– Да, наверное, это нехорошо, – почти радушно отозвался Трелли. – Я знаю, кто ты, а ты меня не знаешь… Ты, значит, и есть тот самый "неблагодарный Хенрик ди Остор", который "ответил предательством на милости Государя, а посему объявляется мятежником и врагом короны".
– Ты бредишь, приятель… – Хенрик попытался изобразить беззаботную улыбку, но лицо его побледнело, и он шагнул назад, поближе к тому углу, где стоял прислонённый к стене альвийский меч. – Я прибыл из Лакосса. Я приехал вступить в ополчение… В трудный час… Я… – Он метнулся к мечу, схватился за рукоять и вырвал клинок из ножен. – А теперь говори, откуда знаешь, кто я. Говори, а то искромсаю.
На лице его нарисовалась хищная ухмылка, а в глазах мелькнул азартный огонёк. Он явно гордился собой, что так ловко ввёл в заблуждение нежданного посетителя.
– Что ж, попробуй… – Трелли говорил спокойно, но внутри у него всё похолодело. Тоббо как0то сказал, что альвийский меч не может причинить вреда альву, но пока это были слова, только слова…
Хенрик не заставил себя долго упрашивать, он только глянул вверх, прикидывая, не заденет ли клинок потолочную балку, и почти без замаха нанёс короткий точный удар, после которого туловище наглеца должно было разлететься на две ровных половинки.
С таким же успехом можно было рубить воду. Клинок не заметил препятствия на пути и, не причинив альву никакого вреда, воткнулся в трухлявые доски пола. Он неожиданности Хенрик потерял равновесие, упал на колени и выпустил рукоять меча.
– Ты кто? Чародей? Посланец богов? Смерть? – только врождённое высокомерие мешало ему сейчас просить пощады. – Кто бы ты ни был… Я всегда щедро вознаграждаю тех, кто мне служит. – Теперь он как бы невзначай облокотился на стол, где лежала Плеть, и книга, на обложке которой было написано по альвийски: "Рецепты изысканных блюд, достойных вкуса высокородных альвов".
– Ещё шевельнёшься, и я отрублю тебе руку. – Трелли выдернул меч из трещины в полу и окинул взглядом клинок – ни одной зазубрины, ни одной царапины. – Я просто пришёл забрать то, что мне принадлежит. Принеси ножны.
Приказ прозвучал так, будто перед незваным гостем был не отпрыск благородного семейства, а лакей. Но Хенрик так и не решился дотянуться до Плети, решив, что и для неё незнакомец может оказаться неуязвим. Он, не вставая с колен, дотянулся до валявшихся на полу ножен и подал их Трелли.
Альв, не попрощавшись, вышел из комнатушки, на этот раз обычным путём – через дверь.
Теперь можно было уходить. Ещё оставалась надежда, что соплеменники не ушли без него туда, где белоснежные стены великолепного Кармелла соперничают красотой и величием с искрящимися пиками гор под куполом пронзительно голубого неба.
Об Уте тоже можно было не беспокоиться… Мятежный лорд-самозванец сейчас опрометью метнётся к своим войскам, а это значит, что им придётся разделить его судьбу.
Трелли вышел во двор и, обнаружив, что там никого нет, направился к пролому в стене, справа от наглухо запертых ворот, на хожу нащупав браслет из золотых зай-грифонов, подарок маленькой Лунны. Хотя какая она теперь маленькая…
ГЛАВА 14
Мой Государь! Сегодня днём произошло событие, которое меня, с одной стороны, взволновало, с другой – позабавило, а с третьей – вселило надежду, что всё не так уж и плохо, хотя в первый момент, признаюсь, мне стало не посебе.
Некий прощелыга, одетый, как торговец средней руки, принёс мне некий ларец, в котором, по его словам, подношение мне от Южной гильдии торговцев. Я, как это всем известно, никаких подношений не принимаю, но любопытство заставило меня приказать лакею открыть ларец и посмотреть, что внутри. Лакей тут же отлетел к ближайшей стене с опалённым лицом, и я было подумал, что это либо чья-то злая шутка, либо попытка нашего общего врага нанести мне какой-либо ущерб.
Однако, прямо посреди моей гостиной я обнаружил небязызвестного мага Раима ди Драя, который подскочил ко мне, преодолев одним прыжком расстояние в пятнадцать локтей, схватил меня за кружевной воротник и потебовал (дословно): "Говори, скотина, где твой поганый племянник! Я его, гниду, от Реттма до Лакосса разбросаю!"
Я честно ответил, что проклял имя своего бывшего родственника, поскольку он осмелился поднять мятеж против Величества, и его войска лютуют в южных провинциях. После этого упомянутый маг исчез, как будто провалился сквозь паркет. Впрочем, моё скромное жилище от этого свершенно не пострадало.
Я полагаю, что маг Раим ди Драй стал жертвой клеветы со стороны моего бывшего племянника и всё это время скрывался, занимаясь поисками средства, коим можно отомстить своему обидчику. Судя по всему, он это средство нашёл, и теперь намерен уничтожить нашего общего врага, доставляющего нам столько ненужных хлопот.
Преданный Вам барон Иероним ди Остор.
– Ещё раз такое сделаешь – руки тебе поотрываю, – пообещал Тук Морковка худосочному разбойнику, который только что уронил, пытаясь погрузить на повозку, ящик с драгоценным фарфором из станы Цай, который атаман присмотрел в одной из местных усадеб. – Это жизни твоей грош цена, а там, между прочим, вещи лежали…
– Эй, Тук, тебя госпожа зовёт. – Палач Трент появился, как всегда, в самый неподходящий момент. Тук как раз собирался заняться сортировкой двух ларцов с золотом и камушками, чтобы поделить очередную порцию добычи на три неравные части – себе, братве и в общую казну. Мало того, что парни кровь проливают, так ещё и налоги плати…
– Какая госпожа?
– Сам знаешь.
– Подождёт.
Ему и в самом деле казалось, будто всё идёт настолько удачно, что можно уже праздновать победу, и ничего более важного, чем делёж добычи, просто быть не может. Фаланги Геркуса с лёгкостью давили местные ополчения одно за другим, как утюг тараканов, и делали это так стремительно, красиво и слаженно, что залюбуешься. Несколько крепостей, встретившихся в южных имперских провинциях, никто не ремонтировал уже пару сотен лет – воды во рвах не было даже во время паводка, механизмы подъёмных мостов проржавели насквозь, и везде держали не больше трети положенного гарнизона. Тех, кто пытался сопротивляться, забрасывали огненными шарами, а на пленных тут же нахлобучивали ошейники и ставили их в строй линейной пехоты. Зачем, спрашивается, было столько ждать, пока созреет Сонный Туман? Возни с этой бронзовой неприподъёмной бадьёй больше, чем местными землепашцами и мастеровыми, которые сбились в ватаги и норовят, всё больше по ночам, ущипнуть непобедимую армию будущей императрицы Ойи. Семь пятниц у неё на неделе – то звалась она Тайли, то вдруг пожелала Утой называться, а теперь, когда уже таиться ни от кого не надо, требует её величать – Ойя Вианна, повелительница вселенной.
– У тебя что – крыша съехала? – искренне удивился Трент, бесцеремонно схватив Тука за рукав. – Для глухих повторяю: Повелительница тебя требует к себе. Немедля.
– А почему тебя прислала? Ты что – мальчик на побегушках?
– А потому, что кого другого ты просто пошлёшь куда подальше.
Тук с сожалением захлопнул ларец, залил щель расплавленным воском, слив его из лунки толстой свечи, и приложил печать, которую всегда носил с собой.
– Кто тронет без меня – убью, – пригрозил он троим своим подручным, которые неотлучно находились при добыче.
Таверна "Аппетитные хрящики", в которой Тук временно обосновался, располагалась на очень удобном месте – здесь пересекались три дороги, ведущих с севера на юг, и обойти это место можно было только по горным тропам, о существовании которых знали немногие. А народ всякого звания, спасая свой скарб, бежал почему-то и с юга на север, и с севера на юг. Жители южных провинций надеялись найти защиту в землях пока ещё подконтрольных императору, а севера люди бежали от грабежей конных отрядов наёмников, которые сопровождали линейную пехоту, делая вид, что защищают её от фланговых ударов. С флангов стройным шеренгам питомцев Геркуса пока никто не угрожал, и наёмники нередко отвлекались от своих прямых обязанностей, чтобы заняться любимым делом, причём, забираясь в глубь империи значительно дальше линейной пехоты. Так что, место было бойкое, хлебное, и больше всего Тук опасался, что Ойя прикажет отсюда немедленно сниматься и ломиться дальше навстречу имперским войскам, которых, по слухам, тьма тьмущая стягивалась к столице. Как будто нельзя подождать, когда два встречных потока беженцев не иссякнут, из здесь некого будет стричь…
Нехорошие предчувствия одолевали его всю дорогу, пока лёгкая бричка, запряжённая парой лошадей, не доставила их с Трентом в роскошную усадьбу, в которой обосновалась Ойя. Тук с нескрываемым раздражением смотрел на изящную кованую ограду высотой в два человеческих роста, парковые дорожки, выложенные мрамором да ещё и застланные ковровыми дорожками, двухэтажный дом, казалось, сплетённый из каменного кружева и крытый позолоченной черепицей. Вот уж где его парням было бы, чем поживиться, но проклятая колдунья забрала себе всё, и явно не собиралась делиться. Бывшему хозяину всей этой роскоши собственная жизнь показалась дороже всей драгоценной утвари, которой был уставлен дом, и он сбежал, не взяв с собой ничего. Всё было цело, лишь несло гарью от обугленных остатков деревянного амбара, стоявшего на задах.
– Нравится? – издевательски осведомился Трент.
– Ну, и чего стоим?! – Тук сделал вид, что не расслышал вопроса. – Пойдём в дом, а то зябко что-то…
– А мы уже пришли, – с радушной улыбкой сообщил Трент. – Точнее, ты пришёл.
В тот же миг из-за вековой сосны, первой в аллее, ведущей от ворот до высокого крыльца, блестя на солнце ошейником, вышел лучник. Тук не успел сообразить, в чём дело, и, прежде чем почувствовал боль, заметил оперенье стрелы, торчащее из собственной груди.
– По всемилостивой воле Ойи Вианны, повелительница вселенной, ты умрёшь без лишних мук, поскольку сильно ты нам нагадить не успел, а польза от тебя была, с этим не поспоришь…
– За что? – успел прохрипеть Тук, прежде чем упал.
– За что – не знаю, а Геркусу ты давно поперёк горла, а парни твои слишком своевольничают. Ты за них не бойся – кто сильно брыкаться не будет, жив останется. И всякому приличному законопослушному человеку вроде меня куда спокойнее будет, если на каждого твоего головореза по ошейнику повесят. Пусть своими тесаками щекочут не кого попало, а кого следует. – Трент замолк, как только сообразил, что Тук Морковка всё равно его не слышит, и, насвистывая, пошёл в дом. Но, прежде чем он поднялся на высокое мраморное крыльцо, ему навстречу вышли сама Ойя и Геркус, которому вообще полагалось быть при войсках и готовить их к решительному наступлению. Повелительница прошла мимо, даже не взглянув на палача, а Геркус чувствительно приложил латную рукавицу к его плечу и бросил мимоходом:
– Ты вовремя. Давай-ка с нами.
– Куда ещё?
– Увидишь. Работёнка для тебя есть.
Трент понял всё, когда увидел, что четверо рабов осторожно загружают в повозку, стоящую перед входом, тяжёлую бадью с Сонным Туманом. Похоже, решающее сражение должно было состояться раньше, чем ожидалось. Когда планы приходится менять, это значит, что дела у повелительницы идут не слишком гладко…
Ойя неторопливо и степенно поднялась в карету, рядом с ней уселся Геркус, а Тренту досталось место на подножке. Можно было, конечно, поехать верхом, но, во-первых, палач терпеть не мог лошадей, а во-вторых, прижавшись ухом к дверце кареты, можно было подслушать, о чём Ойя и командор будут беседовать по пути. Трент уже давно заметил, что его посвящают далеко не во все дела, да же те, которые, казалось бы, должны его касаться напрямую.
По тому, как кучер обрушил на лошадей хлыст, и они рванули с места в карьер, Трент, едва удержавшийся на подножке, понял, что повелительница чем-то всерьёз обеспокоена.
– Ещё один такой промах, и я решу, что ты такой же кретин, как этот недоносок Хенрик! – сказала Ойя достаточно громко, чтобы грохот колёс не помешал её расслышать. – Кстати, его до сих пор не поймали?
– Ловят, – рассеяно ответил Геркус. Чувствовалось, что разговор о беглом лорде его не слишком занимает, и угрозы он не воспринимает всерьёз. – Сейчас главное прихлопнуть имперскую армию и взять побольше пленных, и тогда на земле не останется места, где он может скрыться. Сам на коленях приползёт. Да и кому он нужен…
– Нет, такие не приползают… Ну, хватит пока об этом. Докладывай обстановку.
– Всё как нельзя лучше. Они явились вчера затемно. Сразу же стали лагерем, костры запалили.
– Сколько их?
– Много. Тысяч пятьдесят. И линейная пехота, и гвардия, и конные дружины, и ополчение. Удачно. Всех сразу и накроем. Только бы зелье сработало.
– А ты сомневаешься?
– Нет, конечно.
– Кому ошейников не хватит – перебить.
– Ясное дело…
– А если они прямо сейчас атакуют?
– Ну, нет. Они неделю сюда шли. Пока не отдохнут, в гору не полезут. Они, может, и не знают, что мы уже здесь.
Дальше ехали молча, и Трент о нечего делать начал предвкушать, что за работу обещал ему Геркус. Судя по тому, как загадочно он тогда улыбнулся, похоже, командор собирается отдать в его руки важного клиента, с которым будет приятно работать. Всё оставшееся время, пока карета не подкатила к двум небольшим башням, бывшей имперской заставе на вершине перевала, Трент перебирал в уме всех, кого хотел бы видеть на дыбе, отметив между делом, что сама Ойя Вианна, наверное, заняла бы в этом списке далеко не последнее место.
– А теперь, пока Сонный Туман не привезли, гляньте-ка, кого я вам на радость сюда доставил, – с трудом сдерживая нетерпение, сказал Геркус, одновременно отвешивая мелкий поклон Ойе и хлопая по плечу Трента.
– И так уже всё отбил, – недовольно проворчал палач, но довольно бодро последовал за командором в левую от дороги башню.
– Ну, ты хоть намекни, кого… – попытался спросить тент, сгорая от нетерпения.
– Увидишь, – прервал его Геркус. – Тебе понравится.
Стражники у входа стали навытяжку, отряд наёмников, которым Ойя подняла втрое и так немалую плату, приветствовали щедрую госпожу восторженными воплями, но она лишь мельком глянула в их сторону.
– А теперь смотрите! – торжественно сказал Геркус, пинком распахнув входную дверь.
Посреди круглого зала в земляной пол был вкопан столб, который, судя по всему, использовался по назначению – к нему был привязан худосочный бледный юноша, в котором с трудом можно было узнать Хенрика ди Остора, бывшего лорда Литта. Он равнодушно посмотрел на вошедших и отвёл взгляд, демонстрируя нежелание говорить со столь ничтожными людьми и даже видеть их.
– Он нас презирает, – саркастически заметил Геркус. – Особенно меня.
– Храпун при нём? – сразу же поинтересовалась Ойя.
– Ящик что ли? – переспросил Геркус. – Нет, не было. И меча не было, если наши доблестные кавалеристы его себе не забрали. Только книга и плётка при нём были. Кстати, бойцы, что его приволокли, награду хотят. Говорят он шестерых вот этой самой плёткой на мясо изрубил.
– Ты кретин, – обратилась Ойя к пленнику. – Если уж вырвался, надо было бежать без оглядки куда подальше. Всё равно мы бы тебя достали, но не сейчас – позже. Или тебе жизнь стала не мила, а самому зарезаться страшно? Если так, Трент тебе поможет. И помогать тебе он будет долго и с удовольствием. Но я не хочу выглядеть неблагодарной, – вдруг смягчилась она. – Если хочешь умереть быстро и без особых мучений, только скажи. Это твоё желание я исполню сама.
– Пусть лучше Трент, – с трудом разжав разбитые губы, отозвался Хенрик. – Может, тогда доживу… Может, тогда увижу, как вас тут затопчут…
– Я понял! Он сюда затем и припёрся, что хотелось ему полюбоваться, как мы все пердохнем, – высказал догадку командор. – Можно было бы, конечно, из вежливости ответить ему тем же – посмотреть, как он копыта отбросит… Но мне некогда. Мне сегодня предстоит одержать пусть не слишком славную, зато очень полезную победу. Так что придётся пропустить это чудное зрелище. – Он вновь шмякнул палача по тому же плечу железной рукавицей. – Трент, расскажешь потом?
– Нет, – вмешалась Ойя. – Отвяжите его. Сначала мы покажем ему, что осталось от имперских войск, а потом делайте с ним, что хотите.
Она не могла простить Хенрику то, что было время, когда она во всём зависела от него. По той же причине Ойя ненавидела и рабыню Тайли, потому что не могла обойтись без её тела, которое, к тому же ещё и старело, она и Геркуса терпела с трудом, за то, что рабы-пехотинцы принадлежали именно ему, и с ним приходится считаться.
Дорога, мощёная гладко отёсанными серыми плитам, уходила вниз, извиваясь меж холмов, и терялась в закатном полумраке. Этот единственный торный путь из южного Пограничья до северных провинций империи был проложен ещё при альвах, и с тех пор здесь почти ничего не изменилось. Могло показаться, что не было никакого людского бунта, и, если ехать вперёд, не считая дней, то рано или поздно в дымке, застилающей горизонт, засверкают хрустальные купола Альванго. Сейчас с возвышенности открывался вид на огромный полотняный город, выросший здесь минувшим днём, который постепенно утопал в закатных сумерках. Множество шатров, стоящих почти вплотную друг к другу, заполняли почти всё видимое пространство.
Император людей явно напуган, если направил сюда все свои войска…
Однажды, давным-давно, Ойя уже наблюдала нечто подобное – ополчение двухсот альвийских родов выступило к границе Окраинных земель, когда оттуда явилось несколько тысяч диких людей, свирепых чудовищ, готовых уничтожить всё, что встретится им на пути. Казалось, тогда не было причин сомневаться в победе, но удар был нанесён, откуда не ждали – рабы из Горлнна неведомо как сумели избавиться от ошейников и всем скопом навалились с тыла на великую армию. Ойя до сих пор отчётливо помнила, как люди, вооружённые чем попало, от айдтаангов до кухонных ножей и булыжников, попавших под руку, пытаются прорваться сквозь стену синего пламени, и живые факела врезаются в строй альвийских лучников.
Что ж, сегодня можно будет припомнить всё этим неуклюжим созданиям! Пусть истребляют друг друга, пусть надевают друг на друга ошейники… Скоро, очень скоро времена владычества альвов покажутся им красивой сказкой о золотом веке.
Повозка, запряжённая пятью рабами, скрылось из виду, свернув за один из холмов, и нет причин сомневаться, что всё будет сделано, как надо. Ошейник не даёт права ошибку – чуть что, и нестерпимая боль охватит всё тело раба, а чувство безмерной вины перед своим славным господином начнёт вымораживать ему душу. Впрочем, это ещё вопрос – есть ли у людей душа…
Сейчас один из рабов, сбросив с себя упряжь, открывает флягу с заговорённым соком дюжины трав и выливает его в сосуд, где пенится Сонный Туман. Зеленоватый, едва заметно светящийся холодный пар медленно расползётся по всей долине, просочится в шатры, примет в свои объятия всех, кто осмелился противиться судьбе, поднявшейся из мраморного гроба.
Ойя закрыла глаза, пытаясь подавить в себе внезапно возникший страх, что она в чём-то ошиблась, составляя зелье. Нет, такого не может быть! Всё выверено до капли, до крохотной мерной ложечки. Надо лишь переждать эти тревожные мгновения, пока дым тысяч костров не смешается тяжёлым бледно-зелёным покрывалом, которое вот-вот должно накрыть имперское воинство…
– Пора что ли? – Это Геркусу не терпится бросить на противника своих пехотинцев, которые уже сложили в штабеля свои щиты и копья. Сейчас у каждого на плече моток крепкой верёвки, а за пояс заткнут топорик, чтобы размозжить голову всякому, кого не удастся связать.
Если командор спрашивает, значит, он что-то видит…
Всё! Разомкнув веки, альвийка обнаружила то, что хотела: за густой пеленой, стелящейся по земле, скрылось и пламя костров, и шатры, и далёкий горизонт.
– Подожди. Ты же не хочешь, чтобы твои рабы тоже уснули.
– Руки чешутся, – честно признался Геркус. – Мне бы ещё тысяч двадцать в строй поставить, и вперёд – в Окраинные земли порядок наводить.
Повозки, гружёные ошейниками, тоже стоят наготове. К утру все, кто останется в живых, проснуться с медным украшением на шее. Только Геркусу невдомёк, что на новых ошейниках нет надписи "Человек Геркуса Быка", везде начертано "Человек Ойи Вианны, властительницы альвов и людей". Как славно, что командор не читает по-альвийски. Скорее всего, он ему не ведомы и варварские письмена людей…
Осталось только призвать ветер с гор, чтобы Сонный Туман, сделавший своё дело, рассеялся… Ойя прошептала короткое заклинание, несколькими быстрыми росчерками нарисовала в воздухе огненный знак, который пылающей паутиной повис прямо посреди долины. Короткий порыв шквального ветра едва не сбил её с ног, а многие из пехотинцев-рабов не смогли удержаться на ногах.
– А ну встать, рвань кольчужная! – рявкнул на них Геркус, но тут же замолк, прислушиваясь к тому, что творится в долине.
Снизу донёсся рёв боевых рожков, ржание коней, топот бегущих людей, крики, скрип тележных колёс и бой барабанов.
– Что-то не похожи они на сонных, – заметил Геркус, пытаясь разглядеть, что происходит внизу. – Ты что – за нос меня водишь?
– Подожди. Ещё не всё… – Но сама она понимала, что уже ничего не исправишь. Сонный Туман уже рассеялся, но там внизу никого не сморило мертвецким сном.
– Геркус, прибей эту тварь, и я тебе всё прощу, – пообещал Хенрик, привязанный к столбу, который вкопали специально, так чтобы он мог видеть последние мгновения империи Доргонов. – Ты что, не видишь – она же смеётся над тобой!
– Я сейчас всех прибью! – рявкнул в ответ командор. – И тебя первого.
– Постой, постой… – Ойя лихорадочно искала путь к спасению, и одна мысль внушала ей надежду: бежать, покинуть тело рабыни Тайли и, обратившись призраком, мчаться в Литт. Там, в кладовке с мраморными гробами, заперта девчонка, которую приволокли из Ретмма люди Тука Морковки. Ещё за месяц до того, как армия выступила в поход, по Литту и соседним землям поползли слухи, что Хенрик ди Остор бежал, потому что в замок вернулась чудом уцелевшая законная хозяйка замка. Её никому не показывали лишь потому, что эта паршивка никак не соглашалась изображать спасённую лордессу, а пытать её было нельзя, чтоб не попортить ей личико и всё остальное. Пока не поздно, нужно лишь успеть переселиться в её тело… Правда, тогда придётся всё начинать сначала, но разве можно жалеть времени для великого дела. – Постой. Я знаю, что делать.
Для начала, можно обернуться каменным призраком, огромным, огнедышащим, свирепым и беспощадным. Во вражеском лагере начнётся паника, и Геркус снова поверит в победу, хотя бы ненадолго. Пусть он со своими рабами вяжется в бой, а она будет далеко, а эти люди пусть истребляют друг друга. Чем больше убьют, тем меньше останется…
Она начала вычерчивать в сгустившихся сумерках густую сеть огненных нитей, которые тут же сплетались в замысловатый узор, и вскоре над дорогой висел огромный крылатый змей, такой огромный, что в его распахнутую пасть могла бы поместиться повозка вместе с лошадьми.
– Напугать их думаешь?! – злорадно усмехнулся Хенрик, глядя на её старания. – Шиш тебе! Придворные маги таких тварей для увеселения народа лепят. Вместо фейерверка!
– Да, похоже, хреново тебе сейчас будет. – Геркус уже протянул руку, чтобы схватить её за волосы.
– Сейчас, сейчас, – невпопад ответила Ойя, шарахнувшись от него в сторону. Всё! Пора покидать это тело, и пусть командор делает, что хочет с рабыней Тайли. Она сделала усилие, чтобы вырваться на волю и слиться с парящим в небе муляжом летучего огнедышащего змея, но что-то помешало ей оторваться от опостылевшей оболочки.
– Ты давай колдуй, как следует, – прикрикнул на неё Геркус. – А то точно искрошу тебя на мясо и скормлю собакам.
– Сейчас, сейчас… – Ей вдруг стало по-настоящему страшно. Кто-то мёртвой хваткой держал её в теле рабыни, и за очередной попыткой вырваться последовал лишь приступ внезапной щемящей боли, которая поднялась от пяток и застыла на уровне груди.
– Ну, чего притихла?! – не унимался командор, который ещё надеялся, что госпожа Ойя что-нибудь придумает. – Колдуй давай, а то я за себя не отвечаю!
Вдруг показалось, что его ожидания не напрасны. Колонна конной имперской гвардии, выдвигавшаяся вперёд прямо по дороге, под барабанный бой и с развёрнутыми знамёнами, смешалась. Лошади начали шарахаться в стороны с паническим ржанием, а больше половины всадников, выкрикивая проклятия, полетели на обочины, скатываясь вниз по высокой насыпи.
– Вот это уже на что-то похо… – Командор замолк на полуслове, заметив, как через мешанину конских и людских тел, сметая всё на своём пути, протискивается какой-то упитанный, неуклюжий на вид, человек с всклокоченной бородой, и от каждого его шага сотрясается земная твердь. – А это ещё что такое?!
– Наверное, повелительница вызвала древнего духа из кувшина, – предположил Трент, разглядывая незнакомца, который был прекрасно виден в алом сиянии висящего над дорогой змея.
– Духа… – словно эхо вторила ему Ойя. Она только что ещё раз попыталась вырваться, но Тайли держала её мёртвой хваткой. Кто мог знать, что у неё найдутся на это силы… В последнее время альвийка вообще не ощущала присутствия рабыни в этом теле. Оказалось, что она умело пряталась, строила планы, выжидала момента…
– Слушай! Да я его знаю, – обратился Геркус к Тренту, привычно хлопнув его по плечу. – Это же… Погоди, он же того… Он же мёртвый! Эй, Хенрик! Ты же говорил, что… Значит, он в бега подался от высочайшего гнева. Хенрик, это к тебе гости.
– Давай-ка ноги отсюда делать, – торопливо предложил Трент. – Тот мужик, маг, похоже, серьёзный. Не то, что эта. – Он кивнул на Ойю, продолжавшую стоять, как статуя.
Она уже поняла, что сейчас произойдёт. Раим Драй, тот самый маг-шарлатан, к которому Хенрика пристроил в ученики его дядя… Мальчишка как-то ухитрился загнать своего учителя в ящик для храпуна, и искренне считал, что храпун созрел, потому что камни на крышке горели ярким рубиновым светом… Да, при нём камни действительно горели, но стоило ему отлучиться, как они гасли. Созревший храпун испытывает ненависть ко всему, что находится вне стен его узилища, и для того, чтобы довести его до нужного состояния, нужно ждать столетия… Раим Драй ненавидел… Он ненавидел люто, но единственным объектом его ненависти был Хенрик ди Остор.
– Отпустите его! – крикнула Ойя без особой надежды, что ей подчинятся. – Пусть бежит. Туда. – Она нашла в себе силы поднять руку, чтобы указать вниз, где, расталкивая опешивших гвардейцев, в гору мчался обезумевший маг.
– Ловили, ловили, а теперь, значит, отпусти… – возмутился Трент, который так и не сообразил, что произойдёт через несколько мгновений.
Всё равно, было уже поздно… Последняя попытка вырваться закончилась новым приступом боли. Чувствовалось, что силы у проклятой рабыни кончались, но и времени, чтобы ещё раз рвануться ввысь, уже не оставалось.
Вырвавшись из толчеи копошащихся тел, Раим стремительно преодолел оставшееся расстояние, в неимоверно длинном прыжке пробил строй линейной пехоты Геркуса, преграждавший дорогу дюжиной шеренг, и замер перед столбом, к которому был привязан Хенрик.
Весь мир исчез для того, кто когда-то был Раимом ди Драем, вокруг снова возникло тесное замкнутое пространство, но теперь он был здесь не один. Напротив, опутанный верёвками и беспомощный, висел его враг, встречи с которым он жаждал бессчётное множество мгновения, которые тянулись, как года. И вот теперь настало время выпустить на волю всю накопившуюся внутри ненависть.
Отвесные скалы, обступавшие дорогу, затрещали и покрылись густой сетью трещин, а потом с грохотом обрушились вниз, погребая под собой всех, кто стоял внизу, никому не оставляя надежды на спасение.
Перед глазами мелькнуло лицо рабыни Тайли. Она печально улыбалась, и во взгляде её не было ни ненависти, и жалости – только печаль и слабый проблеск сострадания. Потом лицо растаяло, погрузившись в мелькание бликов радужного света.
Какие-то серые бестии с размытыми пятнами вместо лиц подхватили изъеденное червями тело Тука Морковки и провалились вместе с ним в чёрную дыру, на дне которой клокотало алое пламя. Палач Трент истошно вопил, а Геркус Бык безуспешно отмахивался мечом от точно таких же тварей, но исход схватки был явно предрешён. Над ухом лязгнули стальные челюсти, и пахнуло чьим-то смрадным дыханием. Ойя замерла, ожидая худшего, но невидимое чудовище, принюхавшись, отскочило проч.
Зубы коротки! Смерть – для смертных! Ойя заставила себя успокоиться: пока в мраморном гробу лежит её настоящее тело, пусть не слишком живое, но и не мёртвое, можно смотреть на смерть свысока. А теперь пора возвращаться. Замок Литт ждёт свою новую хозяйку, Уту ди Литт, чудом спасшуюся от подлых горландцев, диких кочевников Каппанга и коварных торгашей из Сарапана. Бесчинства прежнего лорда останутся в прошлом, и каждый мастеровой, землепашец и воин получит награду – пусть сами владеют рабами, ей, лордессе, ничего не жаль для своего народа…
Внизу рассеялись облака, промелькнула громада Чёрной башни, и…
Два гроба по-прежнему стояли рядом, но оба были пусты. Скелет, обтянутый синей высохшей кожей валялся на полу, свернувшись улиткой, и таял, таял, таял… Кухарка Грета, метатель ножей, которому надлежало быть прикованным к стене в подземной темнице, и мерзкая девчонка, которой была стать новым вместилищем её бессмертной сущности, – все они стояли и смотрели. Просто стояли и смотрели… Просто стояли и смотрели…
– Пойдём. – Агор Вианни держал невидимую дверь, которая должна была вот-вот захлопнуться. Он был прежним, таким, как сотни лет назад, высокий, стройный, красивый, и даже шрам на лице, полученный им в битве под стенами Альванго, куда-то исчез. – Пойдём. Есть путь, который тебе всё равно придётся пройди.
– Ты?
– А у кого бы ещё хватило терпения дожидаться, пока ты натешишься…
– Куда ты меня тащишь?
– Пойдём быстрее. Здесь короче… – Он протянул ей руку. – Твой путь к Светлым ликам богов всё равно не минует Ледяной Пустыни, не обойдёт Пекла. Но я всегда буду рядом, и половина твоих мучений достанется мне. Пойдём. Я ждал тебя…
ГЛАВА 15
"Искра, оторвавшись от пламени – гаснет, человек, покинув свой род – погибает, род, ушедший на чужбину от могил предков – всё равно, что дерево, лишённое корней…"
Учитель Тоббо, мысли, однажды высказанные вслух.
Чем дальше на север, тем сильнее холодало. Человек давно бы примёрз к седлу, превратился в ледышку, летя сквозь морозный воздух навстречу густому снегопаду. Крылья зай-грифона покрылись инеем, пар, который вырывался из его пасти, проложил облачный след через половину империи, но Трелли не мог позволить себе передышки. Даже если там, на островке среди непроходимых для людей болот, уже никого нет, он всё равно считал это место своим домом и теперь готов был поселиться там даже в одиночестве. Когда-то давно учитель Тоббо спросил его, что общего между людьми и альвами, и тогда не надо было долго думать над ответом: и те, и другие считают друг друга чудовищами. С тех пор прошли годы, и теперь ясно другое: да, среди людей есть такие, что подобны чудовищам, но, наверное, когда-то иные из альвов были не лучше… Да, есть люди, рядом с которыми он готов поселиться, с кем мог бы делить стол и кров, но их жизнь слишком коротка. Пройдёт полсотни лет, а может быть, меньше, и никого из тех, кто дорог ему сейчас, уже не будет. Просто нечестно жить среди людей, веками оставаясь в расцвете сил…
В просвете между облаками мелькнули городские стены и множество домов, похожих с высоты на крохотные ларчики. Это мог быть только Лакосс, а значит, лететь осталось недолго. Дальше на севере – только лес, редкие проплешины полей, возле которых приткнулось по несколько домишек. Здесь можно спуститься ниже, здесь уже почти некому задирать голову вверх и смотреть, что творится в небе. И не пролететь бы мимо…
Вот и людское селение, возле которого он, сидя в дозоре, впервые попробовал применить магию. Зачем? Чего он хотел – позабавиться или проверить себя? Сегодня он понимал это ещё меньше, чем тогда. Но сейчас главное, что отсюда до дома и пешком всего полдня пути, а на крыльях зай-грифона – считанные мгновения. Вот уже внизу вместо густого ельника лишь чахлые кусты и редкие деревья, растущие на крохотных бугорках твёрдой земли. Началось то самое болото, которое веками служило альвам последней защитой от людей.
На правой оконечности островка – могучий вяз, возле которого учитель Тоббо вечерами рассказывал малышне о славном городе Альванго, о Горлнне-воителе, о том, как отличить следы лося от следов оленя, какие травы годятся для целебных отваров… Вот он – вяз, но рядом никого нет, ни одной живой души. Наверное, не стоило и надеяться. Что может значить жизнь одного альва, если решается судьба всего рода…
Зай-грифон уже делал круг, чтобы опуститься рядом с землянкой учителя, но вдруг снизу донёсся многоголосый рёв, и к северу от острова появились огромные тёмные лохматые фигуры, каждая почти вдвое выше альва. Полтора десятка лесных ёти, продираясь сквозь заросли, приближались к острову, оглашая окрестности грозным рычанием. Намерения у них были явно не мирные, и это было настолько странно и нелепо, что Трелли не сразу поверил своим глазам. Раньше ему ни разу не приходилось слышать, чтобы лесные ёти сбивались в стаи, тем более что они могли на кого-то напасть. Сталкиваясь с альвами, эти неуклюжие великаны, пятясь и сдержано порыкивая, скрывались в чаще, но и альвы-охотники их не трогали, поскольку считалось, что ёти тоже прячутся от людей в этой глуши, что они тоже гонимы, что у них с альвами одна судьба и общие враги. Эти полузвери-полулюди, не смотря на грозный вид, питались кореньями и грибами, иногда, если повезёт, ловили мелкую дичь, но даже по сравнению с людьми они были медлительны и не отличались особой ловкостью, так что даже заяц для них был слишком трудной добычей.
Спустившись пониже, Трелли разглядел, что у каждого ёти в передних лапах по длинной жерди с наконечником из заострённого камня, а это было странно вдвойне. Метать камни ёти могли, а вот сделать из них что-то – едва ли. Но задумываться об этом было некогда – несколько стрел вонзилось в мохнатую грудь ёти, который ближе других подошёл к острову, и он со стоном повалился навзничь. Значит, альвы никуда не ушли! Они здесь, они ждут…
Трелли пришпорил зай-грифона, направив его прямо вдоль земли поперёк ломаной шеренги наступающих ёти. Те, которых ему удалось свалить брюхом и крыльями зай-грифона, на четвереньках, скачками, побросав жерди, бросились наутёк, остальные тоже последовали за ними, но не сразу. Среди великанов затесался какой-то коротышка, который кричал на отступающих, размахивал руками и пытался преградить им путь к отступлению. Да, размахивал он именно руками, а не лапами! Значит, некий человек приручил ёти и зачем-то натравил их на альвов. Вот она – вторая война меду альвами и людьми… Человек был одет в грубо скроенную доху из медвежьей шкуры, и на плече у него висел лук, самый настоящий, альвийский, только стрелы, торчащие из берестяного колчана, были без оперенья.
Несколько альвов в шкурах зимнего мандра возникли, словно из-под снега. Трое, начали выпускать стрелы, одну за другой, в тех ёти, которые медлили с бегством, а остальные бросились в погоню за человеком и вскоре настигли его. Даже если бы ему не мешала бежать неуклюжая доха, он едва ли смог бы скрыться.
Повинуясь желанию седока, крылатый зверь пошёл на посадку, но Трелли не стал дожидаться, когда его лапы коснутся земли. Он соскользнул с крыла и провалился по пояс в снег, а сверху его накрыло снежной шапкой, которую смахнуло с кроны высокой лиственницы крыло улетающего зай-грифона.
Мгновения темноты, тишины и покоя промчались, как будто их и не было… Зашуршали о снег чьи-то быстрые руки, и вскоре на него уставилось несколько пар пристальных глаз. Лица, в которых смутно угадывались знакомые черты, не выражали ни удивления, ни радости, ни теплоты, ничего… Они были, словно восковые маски, лики ледяных изваяний, бледные и неподвижные. После тех лет, что он провёл среди людей, он привык, что на лицах тех, кто его окружал, без труда читались почти все мысли, а тем более – чувства. Теперь предстояло снова привыкать к тому, что можно лишь догадываться, что у альва в душе или на уме…
– Трелли? – Один из охотников отбросил назад головную накидку с меховым подбоем, и на плечи упали длинные тяжёлые пряди серебристых волос. – Трелли…
Лунна, маленькая Лунна… Хотя какая она теперь маленькая… На Трелли смотрели, будто внезапно ожившие, лучистые глаза, на губах возникла тёплая, почти человеческая, улыбка.
Чьи-то тёплые руки ухватили его запястья и потянули из снежного плена, и Трелли вдруг осознал, что не совершенно не чувствует собственного тела. Оказывается, даже альв может замёрзнуть… А потом сознание погасло, провалившись в тёплое уютное забытьё.
– …он и сам не очень-то верил, что у тебя всё получится. Никто не верил. А я знала, что ты вернёшься. Не верила, а знала… – Наверное, Лунна говорила с ним уже давно, не дожидаясь, пока он очнётся, и каждое её слово согревало, наверное, даже лучше, чем тепло очага. – Ты вернулся, и теперь мы можем уйти.
– Зачем же вы меня ждали? – Он постарался повернуться набок, так, чтобы ему было её видно, но тело ещё плохо слушалось его. – Что значит жизнь одного альва, когда… – начал он заученную фразу, которую не раз повторял, пока морозный ветер бил в лицо.
Она осторожно приложила палец к его губам.
– Каждая жизнь – драгоценность. Нас так мало осталось, потому что мы начали об этом забывать. Так Тоббо сказал. Прощаясь…
– Прощаясь? Он… Что с ним?
– Он умер. – Лунна немного помолчала, согревая своими ладонями его руку. – Он сказал, что уже прошёл свой путь, что всё, о чём он только мог мечтать, свершилось, что он боится жить дальше.
– Боится?
– Да… А вдруг там, за Вратами Мира, совсем не то, о чём мечталось… Он сказал: долгая жизнь не должна кончаться разочарованием. Только, я думаю, Тоббо просто устал жить. Уже давно… Просто не мог он уйти раньше. Не мог уйти, пока не откроются Врата, или пока нас всех не станет… Он ведь, на самом деле, был гораздо старше, чем мы думали. Вот и всё. Теперь нам можно уходить. Тоббо лишь просил пропустить вперёд мёртвых.
– Кого?
– Всех альвов, которые умерли здесь, после того как Врата закрылись. Он сказал, что здешние боги разгневаны на альвов и не пускают их…
– Куда?
– Не знаю. Никуда не пускают.
– Серебряная Долина? – Трелли вспомнил бродячих мандров, серебристую траву, которая поглощала всякого, кто посмел ступить на неё, и горизонт, затянутый вечным туманом. Временное убежище… Место вечного ожидания…
– Да, Тоббо что-то говорил о какой-то долине, но я не знаю, что это такое…
– И не надо. Об этом лучше не думать. – Онемение прошло, и теперь казалось, что во всё тело вонзалось бессчётное множество крохотных иголок. – А как мы узнаем, что они уже там?
– Я знаю. Они уже ушли. Мне Тоббо шепнул, когда проходил мимо.
– Так почему же вы ещё здесь?
– Я… Я никому не сказала.
– Почему?
– Потому что… – Она умолкла, будто не решалась в чём-то признаться.
– Не молчи…
– Потому что знала: ты скоро вернёшься. Только не спрашивай, откуда…
– Значит, теперь уже можно…
– Да, но торопиться уже некуда. Врата стоят, и они открыты. Ёти больше не нападут, людям сюда всё равно не добраться, а значит, и мы можем не спешить. Отдохнёшь, согреешься, окрепнешь…
– Да, расскажи, что сегодня было за нашествие. – Трелли вспомнил об атаке, которую наблюдал с воздуха.
– Всё люди… Там, где появляются люди… – Лунна стиснула кулачок, и кончики её губ слегка опустились вниз. – Они убили Китта. Пять дней назад. Никто не ожидал, что они нападут, и только у него было при себе оружие. Пока остальные бегали за луками, его уже затоптали. А вчера пропали Санна и Тотто.
Санна и Тотто… Последние альвы, рождённые в племени… Когда Трелли уходил, им было лет по шесть, не больше.
– Пусть приведут сюда…
– Кого?
– Человека.
– Если он ещё жив. Его не стали сразу убивать, лишь затем, чтобы все могли видеть, как он умрёт. – Лунна поднялась и вышла из землянки.
Трелли пришлось недолго оставаться в одиночестве. Вскоре Лунна вернулась, и два альва-охотника втолкнули вслед за ней человека. Медвежью доху с его уже сорвали, он стоял босиком на земляном полу в одной набедренной повязке, и поперёк впалой груди алели два свежих рубца, а с уголков губ стекали струйки крови.