Морской узел Дышев Андрей
«Так вот какая собака виновата во всех моих бедах! Техник Шугайко! – с облегчением подумал я, так как теперь с меня спадало бремя вины за разбитый самолет. – Найду его и обязательно набью морду!» Самокрутка догорела и теперь обжигала мне пальцы. Я кинул ее под ноги и раздавил сапогом, как обязательно поступил бы мой герой. Инструктор стоял рядом со мной и переминался с ноги на ногу.
– А вы похожи на Кирилла, – вдруг произнес он с едва заметным испугом.
– Двоюродный брат, – пояснил начальник.
– Да, может быть… – рассеянно отозвался Вакулин. – Ухо… и овал лица… Ну просто копия…
Я снова закашлялся.
– Чаю хотите? – предложил начальник.
– Нет, – сипло ответил я.
Начальник скрипнул стулом и перешел к самой трудной части разговора:
– Вы, конечно, можете потребовать у нас моральную компенсацию, но…
– Не надо, – перебил я тем же сиплым голосом и громко высморкался в рукав телогрейки.
– Ну да, понимаю… У вас, безусловно, есть полное право подать на нас в суд.
«Дорогой мой майор! – подумал я. – Когда я вернусь к нормальной жизни, то обязательно принесу тебе ящик водки в качестве моральной компенсации за то, что я сейчас тебя мучаю!»
– Какой суд?! – простонал я. – О чем вы говорите?!
– Так что же вы хотите? – в один голос спросили начальник и инструктор.
– Похоронить брательника по-людски, – ответил я.
– Это само собой, – пообещал начальник. – Это наш долг. Похороним как летчика.
– И чтоб некрофил в газете… – добавил я.
– Некролог, – вежливо поправил начальник. – Некролог обязательно поместим. И памятник закажем.
– Нет! – заорал я и топнул ногой. – Ни памятника, ни монумента не надо!
– Как же так? – попытался возразить инструктор. – Что ж за могила без памятника?
– Не надо! – настоял я. – У нас в деревне обычай такой – хоронить без памятника. И без креста. И без таблички. Только холмик. Как у Льва Толстого. Таков древний обычай…
– Как скажете, – произнес начальник. Он был несколько ошарашен, но слушался беспрекословно.
– Это надо сделать срочно, – потребовал я, тяжело поднимаясь с дивана. Инструктор кинулся поддержать меня под руку. Я гневно оттолкнул его, мол, не старик еще, это просто горе меня временно подкосило.
– В ближайшие дни, – пообещал начальник, но я поставил более сжатые сроки:
– Завтра! Завтра!
Он дал мне слово чести, что мои похороны состоятся завтра, еще несколько раз попросил прощения и услужливо распахнул передо мной дверь. Вакулин вызвался меня проводить, но я пошел с летного поля так быстро, что инструктор вскоре выдохся и безнадежно отстал.
Глава 14
Черный
На элитном пляже меня сразу не узнали, что было неудивительно, так как я вперся туда в своем маскарадном костюме, и охранники вцепились в рукава моей телогрейки, словно бульдоги. Но, заплатив и раздевшись, я снова почувствовал на себе безграничную заботу и внимание персонала. К прежнему набору услуг добавились бесплатные пляжные тапочки и махровый халат, чем, правда, я не воспользовался. Бестелесную девушку, которая пыталась раскрутить меня на ликинг с контемплэйтом, разбавленными симьюлэйтом, я тоже послал прочь, чему она, впрочем, вовсе не обиделась и пообещала продумать для меня индивидуальную программу как для особо привередливого клиента. Я потребовал параплан. Второй день пляж работал только на меня, потому все было организовано быстро, и бесплатный стакан грейпфрутового сока я допивал, уже стоя по колени в море.
Но и этот облет прибрежной зоны не принес никаких результатов. С высоты я увидел все, что мог, рассмотрел и пересчитал все маленькие и большие суда, находящиеся в акватории и далеко за ее пределами. Даже смог распознать притаившуюся на глубине субмарину. Но яхту «Галс» не увидел! Одно из двух: либо она находилась далеко за мысами, которые призрачными контурами громоздились на горизонте, либо по каким-либо причинам затонула. И вот какая еще мысль появилась в моей голове: помимо меня, еще одному человеку на свете не безразлична судьба яхты, и он должен ее искать с не меньшим упорством. Это хозяин яхты.
Когда я уже приближался к берегу, то посмотрел на город, лежащий под моими босыми ногами, словно пушистый зеленый газон. Душа моя, всегда открытая для красоты, наполнилась любовью и нежностью к этому милому хаосу, где в непостижимой гармонии смешались тонкие конусы кипарисов, красные черепичные крыши и мраморно-белые колонны, и все ступенчато, плавно восходило вверх, к небесам. Город шумел, гудел автомобилями, распевал шлягеры, и только какой-то назойливый посторонний звук выделялся диссонансом. Я покрутил головой, определяя его источник, отмахнулся от чайки и увидел на пересечении двух центральных улиц, где было много мелких кафе и закусочных, большую толпу людей. Одетые во что-то яркое, сверху они напоминали лаву, стекающую по склону горы; конус «лавы» был острым, стремительным, к нему налип «мусор», который оказался самодельными транспарантами. Я не мог прочитать, что было написано на транспарантах, но услышал, что люди скандируют слова «Свобода» и «Без границ». Рваными боками «лава» задевала белые столики кафе, витрины и стоящие на ее пути автомобили, и тогда раздавался звон бьющегося стекла и грохот падающей мебели.
Мой полет подходил к концу, я опускался в воду, улицы и дома, словно напуганные улитки, сжимались, уходили вниз, прятались под кронами деревьев.
– Вам понравилось? – спросила девушка, когда я стал надевать на себя халат и он вдруг треснул под мышками.
Я смотрел на нее и думал о том, что все особи женского пола делятся на две категории: в первую входят те, кто мог бы работать на месте этой девушки, а во вторую – кто не смог бы никогда и ни при каких обстоятельствах. Ирина относилась ко второй категории.
– Вы такая худенькая… – сказал я девушке.
– Спасибо, – поторопилась она поблагодарить меня за комплимент.
– …что вас нельзя использовать даже в качестве стрелки для солнечных часов. – И, не позволяя ей задуматься, спросил: – Выход в Интернет есть?
– Конечно! – оживилась девушка, явно удивленная тем, что я востребовал столь приземленную услугу. – Круглосуточный доступ! Скоростной модемный пул! Симплисити! Авэйлебилити!
Сама хоть поняла, что сказала? Завязывая на ходу поясок (который, между прочим, тотчас порвался), я зашел в строительный вагончик, обшитый снаружи и внутри алюминиевым сайдингом. Юноша в белой рубашке, коротающий время за компьютерной игрой, где все горело и взрывалось, немедленно уступил мне место. Я попросил оставить меня одного, сел за клавиатуру и ввел в строку поиска два слова «Аренда яхт».
Предложений оказалось много. Я стал просматривать наиболее свежие объявления. На экране одна за другой появлялись роскошные пятидесятифутовые флагманские яхты «для взыскательных путешественников, ценящих комфорт и простор на борту», с отдельными каютами категории «люкс», просторными кают-компаниями, с электронной системой навигации, автопилотом, компасом-пеленгатором, эхолотом, лагом и ветроуказателем.
Нескоро я добрался до раздела, где предлагались в аренду яхты классом ниже. Теперь я ориентировался только на название. Здесь были и «Солнышки», и «Чайки», и «Ласточки», и «Русалочки», и еще десяток нежных женских имен, и я уже потерял надежду найти то, что мне было нужно, как вдруг мой взгляд наткнулся на жесткое и короткое слово «Галс». Я тотчас вошел на сайт арендатора и прилип к экрану. Информации, как назло, было немного, всего несколько слов: две каюты на 6 человек, камбуз, прекрасные ходовые качества. И контактный телефон.
Сейчас туман начнет рассеиваться. Я придвинул к себе телефонный аппарат. Набрал номер, послушал гудки с той затаенной надеждой, с какой люди проверяют номер единственного лотерейного билета. За дверью послышалась какая-то возня. Наверное, персонал элитного пляжа изнемогал от нетерпения впарить мне контемплэйт. Из трубки донесся тихий женский голос – настолько тихий, что сначала я принял его за шум помех. Я переложил трубку на другое ухо.
– Меня интересует ваша яхта, – сказал я.
Женщина что-то ответила, но так тихо, что я ничего не расслышал. Опять полумеры, рассвет, реанимация! Не хочешь говорить – положи трубку, а уж если говоришь, то делай это так, чтобы тебя слышали!
– У меня нет эхолота, я не улавливаю вашего замечательного голоса! – рявкнул я.
– Яхта в аренду уже не сдается, – ответила женщина, скупо добавив громкости, словно подаяния нищему.
– Аренда меня не интересует. Я хочу помочь вам разыскать ее. Вы хозяйка, так ведь?
– Нет, не я. И вообще, ничего не надо искать…
Она была готова завершить разговор, но я крикнул:
– Прошу вас, не кладите трубку! Мне очень надо встретиться с вами и поговорить!
– Вам надо, а мне не надо, – сонно ответила женщина, и вдруг сквозь шум и треск помех прорвался звонкий, протяжный и скрипучий, как у дешевой скрипки, голос подростка:
– Алло! Приезжайте! Мы живем на Костомарова, дом шестнадцать. Калитка будет открыта, собаку не бойтесь…
– Алексей! Немедленно положи трубку! Подслушивать низко и подло! – встрянул женский голос – сердитый и очень громкий.
Ага, если хотим, то можем и барабанную перепонку порвать!
Алексей огрызнулся, женщина не преминула сделать ему еще одно замечание, он опять выдал что-то дерзкое, словом, я естественным образом выпал из этого разговора, который, в общем, перестал меня интересовать. Я положил трубку и, нервно наматывая обрывок пояска на кулак, толкнул дверь. Моя соломинка едва успела отскочить в сторону.
– Почему же вы раньше не сказали, что хотите арендовать яхту? – пожурила она меня. – У нас огромный выбор и на самый изысканный вкус! Мы берем на себя оформление документов, подбираем экипаж, помогаем разработать маршрут…
– Хорошая вы моя! – произнес я и погладил девушку по щеке. – Я же мог раскатать вам дверью ухо, как тесто для пельменей! И вы стали бы похожи на семафор. Хотите стать семафором?
Девушка приуныла от такой перспективы. Я оставил на «плечиках» свой маскарадный костюм, наказав охране стеречь его, аки сокровища из гробницы Тутанхамона, заплатил за полет на параплане и Интернет и подумал, что, если еще раза три осчастливлю этот пляж своим присутствием, то останусь без денег.
Поднявшись на шоссе, я остановил попутку и попросил довезти меня до улицы Костомарова. Задача была элементарной, но водитель с каштановым лицом и большим, похожим на клюв баклана, носом почему-то медлил с ответом: ни «да», ни «нет». Когда он вынул из «бардачка» схему города и, нацепив очки, принялся ее листать, я понял, что имею дело с приезжим, который улиц не знает, а подработать хочет. Но водитель меня не отпустил.
– Нет-нет, – сказал он, водя пальцем по схеме. – Я хорошо знаю, где Костомарова. Просто я думаю, как туда лучше проехать, чтобы не наткнуться на демонстрацию. Они ж стекла мне побьют…
Я пришел ему на помощь, и мы разработали новый маршрут через Верхние Сады. Тронулись. Машина проехала мимо площадки обозрения, свернула к ресторану «Хуторок», оттуда зарулила в старый район. Я вдруг увидел сверкающие осколки стекла на тротуаре, раскиданные стулья, порванный, с оголенными спицами, зонт…
– Остановитесь! – попросил я, выскочил из машины, распахнул пустую дверную раму и спустился в прохладный погребок армянского кафе. Толстая пухлогубая Лиза плакала за барной стойкой, вытирая красные глаза кухонным полотенцем.
– Где Ашот? – спросил я с дурным предчувствием.
– Там! – ответила Лиза и вяло махнула полотенцем на шторку из бамбуковых палочек.
Я забежал на кухню. Ашот Вартанян, отставной офицер, бывший инструктор БАПО двести первой дивизии, с которым мы не раз делили последнюю банку тушенки и последний рожок патронов в Афгане, сидел на табурете, часто хлопал испуганными глазами и, шлепая мокрыми губами, о чем-то сбивчиво рассказывал повару. Седой повар в белом колпаке и халате был похож на врача, тем более что он бережно прикладывал смоченную в зеленке ватку ко лбу Ашота. Увидев меня, Ашот уныло подморгнул мне, вскинул руку с коротенькими пальцами, туго стянутыми золотыми перстнями.
– Здравствуй, Кирилл. Кушать будешь? Есть хашлама, есть долма, есть шашлык…
Я схватил его за плечо:
– Что случилось, Ашот?
– Сам не пойму, Кирилл. Вот все лицо стеклом посекло. Идет по улице молодежь, я думаю, футбол это или так просто дети отдыхают? А они подбегают, палками по стеклу и кричат: «Черный, иди отсюда, а то прибьем!» Мне так страшно стало, что я даже покраснел от стыда. Лиза говорит: какой ты черный? Ты малиновый!.. Мы когда с тобой в Баглане на засаду наскочили, то я не так сильно испугался. Старый уже стал, что ли?.. Ой, подожди ты, индюк вареный, все лицо мне зеленкой вымазал! Иди к котлу, толку от тебя никакого!
Повар пробурчал что-то в усы, кинул ватку в ведро с отходами. Вартанян потянулся к бутылке водки, стоящей на разделочном столе, наполнил пластиковые стаканчики.
– Что-то ты давно не заходил, Кирилл. Работы много? Совсем седой стал, и лицо печальное, как у кенгуру.
Мы выпили.
– Ты в милицию звонил? – спросил я.
– Э-э-э, милиция! – махнул рукой Ашот. – Звонил, но там занято все время. Может, Лиза на телефон кипяток нечаянно вылила? Она рассеянная стала и плачет часто, как коза, которая за троллейбус рогами зацепилась. – Изображая козу, он подал плечи вперед, оттянул кверху уши и не своим голосом завыл: – «У-у-у, Ашотик, что с нами бу-у-удет?»… Покушай хашламу, как другу советую! Только что приготовили… Ну, раз не хочешь, тогда водки…
Я вышел наверх, поставил на ножки раскиданные по тротуару стулья и столы. Потом поднял обломок палки с прибитым к нему обрывком плаката. Разгладил его на колене. Это была фотография, уцелело только пол-лица, но единственный глаз кандидата смотрел на мир с неугасаемой поэтической одухотворенностью.
Глава 15
Сердечная недостаточность
– А вы вообще-то кто?
– Частный сыщик.
– Ах, частный… Знаете, у меня нет денег на ваши услуги…
– Не надо денег.
Немолодая женщина, на лице которой еще можно было угадать былую красоту, стояла на крыльце и теребила прозрачный платок, кое-как повязанный на шее. Она хотела закрыть им тяжелые складки, но результат получился противоположным: этим нелепым платком она только привлекала мое внимание.
– И что вы от меня хотите?
– Чтобы вы помогли мне отыскать вашу яхту, – не скрывая удивления, ответил я. – Разве вас не волнует, что ее до сих пор…
– Не волнует, – холодно оборвала меня женщина и прижала ладони к ключицам, словно у нее там находились глаза и она не желала на меня смотреть.
– Но почему?
– Потому что яхта не моя, а моего бывшего мужа. Мы с ним давно в разводе, и его дела меня совершенно не интересуют.
– Но вы ответили по телефону, который я нашел в Интернете.
– К сожалению, мы вынуждены жить вместе.
– А ваш муж…
– Извините, но у меня больше нет времени!
За моей спиной о землю гулко и сочно ударилось спелое яблоко. Яблочный сад источал острый запах шампуня «Грин эппл», который так любит Ирина. Я не знал, о чем еще говорить с этой дамой, которая, по-моему, была озабочена тем, что меня больше интересует яхта мужа, нежели она сама.
Тут дверь распахнулась и больно ударила женщину по пояснице. Во мне вспыхнула надежда, что это ломится бывший муж, однако на крыльцо, потеснив женщину, вышел высокий нескладный парень с прыщавым подбородком и юркими злобными глазками.
– Хватит наглеть, ма! – визгливо крикнул он. Голос его ломался, и казалось, что одновременно говорят два человека: уже мужчина и еще мальчик. – Совесть поимей! Ты хоть немножко обо мне подумала?
– Алексей, пошел вон, – стараясь сдержаться, ответила женщина.
– Всю жизнь вон! – еще громче закричал парень, нависая над матерью, как мелкая и сухая яблонька-дичка. – Сама оттяпала у бати, что смогла, в три горла жрешь, только о себе думаешь, меня как пасынка держишь…
– Ты свинья, – ответила женщина. – Неблагодарная свинья.
– Неблагодарная?! – взвился парень и принялся размахивать худыми руками перед ее лицом: – А за что тебя благодарить?! Ты же знаешь, что с этой яхты тебе уже ничего не обломится, потому и прогоняешь человека, а мне с паршивой овцы хоть шерсти клок, яхта теперь моя, по наследству, и я буду ее на себя оформлять! А ты просто от зависти режешься, потому что знаешь, что если у меня деньги появятся, то я уже завтра отсюда съеду и уже не буду от тебя зависеть, буду сам жить, с кем захочу, своим умом и со своими деньгами! И ты уже не сможешь на меня давить, как на батю давила…
– Ты просто мерзавец, – всхлипнула женщина и прижала кончик платка к сухому, как линза от очков, глазу. – Растишь, растишь…
– Ну что растишь-растишь?! Что?! Ты одна боишься остаться, вот что!! Вот где правда зарыта!! Боишься стать никому не нужной старухой!!
Я бы немедленно ушел, чтобы не быть свидетелем этой отвратительной ссоры между матерью и сыном, если бы слух не резануло слово «по наследству». Понимая, что парень готов рассказать мне нечто интересное, я взял его за руку, но увести сына мать не позволила. Она с силой ударила меня по запястью, словно топором, и встала между нами.
– Не надо! Не надо его за руку хватать! Я сама расскажу про эту яхту! – Она вполоборота повернулась к сыну: – Алексей, иди в дом!
– Ага, сейчас, убежал в дом, и голову подушкой накрыл, и в печь ее засунул! Я буду тут стоять и слушать, что ты говоришь! И попробуй только соврать что-нибудь!
Не в силах повлиять на сына, женщина что-то мстительно пробормотала, сошла по ступенькам в сад, где резвился бежевый лабрадор, и села на скамейку под яблоней. Я предпочел стоять – в этом положении я мог видеть ее глаза.
– Что вас интересует? – напрягая губы, словно прихлебывая очень горячий чай, спросила женщина.
– Ваш сын собирается оформить яхту на себя? Разве… э-э-э… разве ваш бывший муж… я хотел сказать, не преждевременно ли сын заявляет свои права на яхту?
– Преждевременно? – удивленно переспросила женщина, повернула голову и взглянула на меня как курица – одним глазом. – А вы разве ничего не знаете?
– А что я должен знать?
– Отец Алексея умер два дня назад.
Кажется, у меня отвисла челюсть. Я машинально взглянул на прыщавого парня. Тот, откусывая яблоко, так энергично кивнул, что яблочный сок брызнул во все стороны.
– Умер, умер! – подтвердил он.
– Два дня назад? – еще не до конца воспринимая информацию, уточнил я.
– Ага. В обед…
– Нет, позже, – возразила женщина.
– Ну, чуть позже, какая разница!
Я смотрел, как парень торопливо обкусывает огрызок. Семечки сыпались ему под ноги.
– И как… это случилось? – рассеянно спросил я, не зная, как избавиться от навязчивой мысли, что парень говорит вовсе не об отце, а о каком-то малознакомом дяде, противном и злом.
– Я в тот день на толкучку пошел, – начал рассказывать парень, зашвыривая огрызок за ограду. – У меня проблемы с компом, нужны были драйвера для видеокарты. А когда вернулся, ребята встречают: беги, говорят, в ментовку, там твой череп копыта откинул, надо опознать.
– А почему в ментовку?
– Алексей, я расскажу, – ответила женщина, устыдившись языкового богатства сына. – Его отец пошел утром в отделение транспортной милиции, писать заявление по поводу пропажи яхты. Он ведь сдал ее в аренду на двое суток, до девятнадцатого. А уже наступило двадцатое, арендатор не объявился, яхты в порту нет. Но в милиции ему сказали, что объявить яхту в розыск они пока не могут…
– Там раньше, чем через месяц, искать не начинают, – вставил сын.
– Тогда отец Алеши пригрозил, что пойдет в отдел госбезопасности, но вернулся домой, пообедал, и тут ему из милиции звонят, из нашего райотдела: приходите, мол, есть для вас радостная новость. Он ушел, а потом мне оттуда звонят и говорят, что ваш муж скоропостижно умер от сердечной недостаточности.
– Да какая сердечная недостаточность! – весело махнул рукой сын. – Он здоровый был, как бык! Я даже и мечтать не мог, что мне когда-нибудь яхта по наследству обломится.
– Я хотел бы посмотреть договор аренды, – сказал я женщине.
– Я бы тоже, – усмехнулась она. – Приходили из милиции, все бумаги забрали.
– Это они нарочно сделали! – вдруг снова вспылил сын и ударил кулаком по перилам. – Чтобы поисками не заниматься! Теперь получается, что яхта по-прежнему стоит на своей стоянке в яхт-клубе, хозяин помер, а от меня заявление на розыск не принимают, потому что я не собственник. Я ходил к нотариусу, хотел на себя ее переоформить, а мне говорят: предъявите сначала яхту. Замкнутый круг!
– Вы знаете Гарика? – спросил я.
– Какого Гарика? – переспросила женщина.
– Человека, который арендовал у вас яхту?
Мать с сыном переглянулись.
– Меня не было, когда они тут договаривались, – ответил сын не без сожаления. – Запомнил только, что вся прихожая каким-то сладким одеколоном провоняла.
– К сожалению, – добавила женщина и скривила губы в усмешке, – отец Алеши не посвящал меня в свои дела. Он не хотел, чтобы я узнала, сколько денег он гребет за аренду. Я слышала только, как они тихо разговаривали за стенкой.
– Вы что ж, даже не видели арендатора в лицо?
– В доме два выхода, – вздохнув, ответила женщина. – Алешин папа пользовался своим. Через него к нему ходят друзья, дамы, всякие личности… Но запомнила голос арендатора. Молодой, пронзительный, как у Алешки!
– Ну, наверное, не совсем как у Алешки, – засомневался я. – У тридцатилетнего мужчины голос должен быть немного другим, так ведь?
– У тридцатилетнего? – удивилась женщина. – Вы хотите сказать, что арендатору тридцать лет? Нет. Вы ошибаетесь. Голос был точно как у Лешки! Я вам правду говорю, что это был юноша. Ну, лет двадцать ему от силы.
Спорить не имело смысла, потому как никто из нас арендатора воочию не видел, и не исключено, что мы вообще говорили о разных людях. Это надо было выяснить сразу.
– А какие-нибудь особенности у голоса были?
– Что значит особенности?
– Акцент, хриплость, заикание…
Женщина подумала и отрицательно покачала головой.
– Нет. Обычный юношеский голос.
– Может, вы запомнили какие-нибудь редкие слова или выражения? – не сдавался я.
– Редкие? – задумалась женщина, снова принялась теребить кончик платка и тут, обрадовавшись, вскинула голову. – Да! Я обратила внимание… Когда они вышли в прихожую, где стоял Алешин велосипед, арендатор сказал: «Какие навороченные бицигли! Дисковые тормоза, двадцать скоростей! Я тоже хочу такой купить!»
– Как? – переспросил я. – Бицигли?
– Да, бицигли, с ударением на первый слог. Я первый раз в жизни слышала, чтобы велосипед так называли.
А я это слово уже слышал. Когда познакомился с Дзюбой в Карпатах. У местных стариков был очень интересный диалект: украинский язык был щедро разбавлен венгерскими, австрийскими и даже английскими словами. И я обратил внимание на то, что велосипед они называют «бицигли». Дзюба сразу догадался, откуда это пошло. Английское слово «bicycle», которое читается как «байсикл», они произносили по транскрипции.
В это время в листве яблонь зашуршал прилетевший откуда-то камешек, стукнул по крыше, скатился по желобку шифера. У женщины перекосилось лицо.
– Иди, твоя горбатая красавица приперлась, – процедила она, исподлобья глядя на сына.
Сын тотчас спрыгнул с крыльца, застегивая на ходу рубашку, и быстро пошел к калитке.
– Если вы яхту поможете найти, – крикнул он мне, – то я, как ее продам, прилично вам забашляю!
– Видите, какие нынче дети пошли? – сказала женщина, провожая взглядом сына. – Сволочь неблагодарная. Мозгов нет, а репу парить уже научился…
Я подумал, что буду считать себя счастливым человеком, если больше никогда, ни при каких обстоятельствах не увижу и не услышу эту семью.
Глава 16
Накануне воскрешения
Всю дорогу, пока я возвращался на набережную, меня не покидало чувство, что вместо бизнесмена Гарика договор на аренду яхты подписал кто-то другой. Это вполне могло быть. Бизнесмен, у которого каждая минута на счету, мог послать к хозяину яхты своего помощника или вообще постороннего человека из посреднической конторы. Я вряд ли стал бы ломать голову над этим маловажным вопросом, если бы в разговоре с сыном не всплыла одна небольшая несостыковочка. Игнат говорил мне, что они отправились в плавание восемнадцатого утром на четыре дня. А сын утверждал, что яхта была арендована семнадцатого, причем всего на двое суток. Или Игнат что-то напутал, или же Гарик скрыл от Игната, что яхтой осталось пользоваться всего сутки и через день ее придется возвратить хозяину? Но зачем Гарик обманывал?
Я вернулся на свой элитный пляж, вечно пустой, золотую гальку которого топтал только персонал, заказал у соломинки чашечку кофе и устроился в тени зонта, чтобы немного собраться с мыслями. Но стройной работе моего мозга мешало радиовещание, включенное на непереносимую для меня громкость. Как нарочно, эфир снова забил своими стихами кандидат Сичень:
- Дыбом взлетают тенищи,
- Как носорога детищи,
- Черные скотины,
- Как из болота тина.
- Топот табуна пыльного,
- Грязного, тупостью сильного,
- Гирею двухпудовой
- По голове мне бьет…
Я так проник в поэтический мир кандидата, что очень скоро у меня заболела голова, словно по ней в самом деле били двухпудовой гирей. Я поманил к себе соломинку и попросил ее вырубить радио. Прежде готовая немедленно исполнить любое мое желание, любой «сволэу энд смэл», на сей раз соломинка застопорилась, будто не совсем поняла, что я хочу. И тут вдруг мой взгляд упал на рекламный щит, где были перечислены услуги пляжа. Среди прочего отдыхающим предлагалась аренда яхт. Неожиданная мысль обожгла мое сознание.
– А что, у вас есть свои собственные яхты? – спросил я.
– Да! – радостно ответила соломинка, полагая, что сейчас последует очень солидный заказ. – То есть нет. В общем, наш сотрудник арендует яхты у собственников, а потом переуступает право любому желающему. Никакой бумажной волокиты. А вы хотите покататься на яхте? Класс «люкс» устроит? С девочками? «Олл инклюзив»?
– Да погоди же ты, тарахтелка! – проворчал я, протягивая пустую чашку, чтобы девушку не сдуло усиливающимся ветром. – Ты пригласи сюда этого вашего сотрудника, я сам с ним поговорю.
– Секундочку, – ответила соломинка и сделала книксен. – Я сейчас узнаю.
«Печенкой чувствую, что Гарик заказал яхту здесь», – подумал я.
Соломинка вскоре вернулась, причем с пустой чашкой, которую я вручил ей минуту назад. Лицо ее было растерянным и виноватым.
– Очень сожалею, – сказала она, – но этого парня, который занимается яхтами, сейчас нет. Он, оказывается, уже дней пять где-то пропадает. Честно говоря, он у нас не в штате, работает посредником сразу в нескольких туристических фирмах… Но это не проблема. Мы все сможем устроить и без него.
Я схватил соломинку за руку. Чашка подпрыгнула на блюдце, упала на гальку и разбилась.
– Извини, – пробормотал я.
– Ничего-ничего! – ответила соломинка, присела и стала собирать осколки.
Я смотрел сверху на ее темечко, на темный пробор.
– Как его зовут?
– Роман. Роман Ткач.
– Он молодой? Лет двадцать?
– Двадцать один, – поправила соломинка.
– Из Закарпатья родом?
– Да, кажется, из Мукачева… А вы его знаете?
– Как облупленного, – угрюмым голосом ответил я. – Мне надо его найти. Срочно! Из-под земли достать! С гор спустить! Из моря выловить!
«Не достанут. Не выловят, – со странным чувством подумал я, глядя на убегающую исполнять мой приказ соломинку. – Потому что Романа Ткача уже нет в живых. Как и хозяина яхты, как и арендовавшего яхту Гарика…»
Я думал так, словно жестоко шутил над самим собой, и это получилось против моей воли, как бы по расхлябанности и недисциплинированности мысли. Соломинка вернулась опечаленная.
– Его мобильный телефон недоступен. Дома его тоже нет – там все в панике…
Я не поленился сбегать к центральному причалу, где всегда крутились моряки, предлагающие курортникам прогулки на катерах и яхтах. Романа они прекрасно знали, так как он находил для них клиентов.
– Он давно здесь не появлялся, – сказал мне страдающий от икоты толстопузый мужик в тельняшке и фуражке. – Дня три я точно его не видел.
– Может, даже дней пять, – предположил его коллега – бронзоволицый, бритый почти наголо моряк, который сидел на кнехте и курил трубку.
– Нет, ребята, – отозвался третий. – Я сейчас точно скажу… Я его последний раз видел, когда машину из ремонта забрал… А это было… это было семнадцатое число, приблизительно в обед. Он озабоченный был какой-то. Я его спрашиваю: чего суетишься, молодой? А он отвечает: бегу на встречу с клиентом, «Галс» показывать буду!.. Вот с того дня он тут больше не появлялся.
Эта дата сходилась: именно семнадцатого «Галс» был сдан в аренду. На всякий случай я спросил у моряков, кто из них будет Тимофеич. Моряки переглянулись, пожали плечами.
– Нет у нас Тимофеича, – за всех ответил тот, что курил трубку. – И не было никогда. Ты фамилию лучше назови!
То, на чем я стоял и уже привык стоять, вдруг начало рассыпаться под моими ногами. Капитана по прозвищу Тимофеич, которого, по словам Игната, нанял Гарик, никто из местных моряков не знал. Сам Гарик, как выяснилось, к хозяину «Галса» не ходил и договор с ним не подписывал, поручив это Роману Ткачу. Роман подписал договор, проводил Гарика на яхту и… исчез.
Нехорошее предчувствие закралось мне в душу. Я забежал в первое попавшееся кафе, сел за барную стойку с кружкой пива, попросил у официантки телефонный справочник и телефон и стал обзванивать все рестораны города и спрашивать, знают ли они некоего Гарика. (Напомню: Игнат сказал мне, что его друг Гарик владеет двумя ресторанами в городе.) Эта работа отняла у меня минут сорок, но когда я дозвонился до последнего в списке ресторана «Ярило» и получил отрицательный ответ, то картина получилась простая и бездонная, как квадрат Малевича, куда улетали и не возвращались все мои вопросы. Среди владельцев ресторанов Гариков не было. Мало того! Этим редким именем не были наречены ни повара, ни официанты, ни посудомойки.
Теперь я уже не мог остановиться и принялся обзванивать все автобусные парки города. Распухшим пальцем я крутил диск телефона и тихо смеялся. Мне было забавно убеждаться в той страшной истине, что я так безоглядно, даже не подвергая сомнению, поверил лживым словам незнакомого мне Игната… Меня ждал еще один удар, но он пришелся уже на избитое место и потому не причинил особых страданий: ни в одном из автобусных парков города слесарь по имени Игнат не числился.
Вот так. То, что рассказал мне Игнат о себе, о своих друзьях и сроках аренды яхты, оказалось ложью. Зачем он сказал мне неправду? Что он выиграл от этой лжи? Ответить на этот вопрос мог только сам Игнат… Я вдруг почувствовал себя совершенно обессиленным, выжатым, как мочалка. Еще полчаса я маленькими глоточками цедил пиво и с тупым равнодушием пялился на экран телевизора, где в прямом эфире шло интервью кандидата Сиченя местному телеканалу.
– Мы очень разные, отсюда все беды на земле, – мягким, очень приятным голосом говорил кандидат. – Все, кто верит в бога, хотят попасть в рай, но идут к нему разными путями. Одни взрывают себя поясами шахидов. Другие отказываются от богатства, принимают обет нестяжательства. Третьи лбы расшибают в молитвах. А все намного проще.
– Вы знаете, как попасть в рай наверняка? – с искусственно преувеличенным удивлением спросил молодой корреспондент в аляповатой сиреневой майке и стоящими дыбом оранжевыми волосами.
– Надо расслабиться, сорвать с себя цепи, разрушить стены и взлететь птицей к небу!
– Но как это сделать?
– Надо похоронить религиозный фундаментализм! – жестко ответил кандидат и хлопнул ладонью по столу. – Вот в чем корень зла! Люди, словно бараны, уперлись лбами в догмы, которые сами же придумали! Тут нельзя! Здесь не положено! Там стыдно! Так не принято… Скажите, зачем нам столько запретов? Зачем мы искусственно разграничиваем народы такими туманными понятиями, как мораль, правила поведения, древние обычаи? Мораль придумали инквизиторы! Заповеди – неполноценные калеки! Обычаи – выжившие из ума старики. Вот я задаю вам вопрос: зачем нужна паранджа? Под ней душно, тело потеет, смердит! Человек рождается голым, и его одежда – кожа. А обрезание зачем? А отпускать бороды? Бог один! Один на все народы, страны и расы. И у него голова бы распухла придумывать столько препятствий на пути к себе! На самом деле дорога к нему ровная и прямая, как хайвей! Дави на газ и лети к богу по прямой, кратчайшим путем, не останавливаясь и не отвлекаясь по пустякам. И пока люди этого не поймут, на земле будут убивать, убивать и убивать! Ислам будет и впредь плодить убийц, террористов и мучителей…
– Если я правильно вас понял, – раболепным голосом произнес корреспондент, – вы хотите объявить войну исламу на нашем Побережье?
– Кто сказал, что я против ислама? Я сказал? Нет, я такого не говорил! Не воевать я пришел на эту землю, но строить! Я намерен воздвигнуть в нашем городе первый на Земле Храм Единого Бога! И туда пойдут молиться верующие всех конфессий – христиане, буддисты, иудеи, мусульмане. Двери будут открыты для всех сектантов. И это станет началом великой свободы без границ. И только тогда мы начнем сносить мечети, церкви и синагоги…
От политики я отупел еще больше и вышел из кафе, качаясь, как пьяный. Погода резко испортилась, небо затянуло тучами, пошел дождь. Я пожалел, что оставил на элитном пляже свою телогрейку, но возвращаться туда мне не хотелось. Я поймал машину и попросил отвезти меня на дикий пляж в палаточный городок. Через центр мы ехали черепашьим ходом. Отовсюду ревела музыка и сверкали, словно вспышки взрывов, разноцветные прожекторы. Никогда я еще не видел такого огромного количества проституток на наших улицах. Привлекательные и безобразные, трезвые и пьяные, молодые и старые особи обоих полов буквально запрыгивали к нам на капот, просовывали руки в окна, преграждали нам путь. Многие женщины были совершенно раздеты, и вокруг них собирались целые толпы; подростки восторженно улюлюкали, тянули в середину круга руки, мужчины постарше стояли поодаль, стараясь скрыть свои жадные взгляды; женщины визжали, прыгали, кружились, беснуясь словно пламя; кого-то подняли на руки, и на фоне колышущейся темной возбужденной массы белое тело напоминало свеженину, предназначенную для пожирания. Водители машин, отвлеченные оргией, вынуждены были притормаживать, останавливаться, и затор с каждой минутой увеличивался.
– Свобода без границ, – произнес пожилой водитель.
Когда я приехал в лагерь, на море бушевал шторм. Серые волны с остервенением накатывали на берег. Порывистый ветер срывал с верхушек волн пену, пригибал до самой земли кусты. Низкие неряшливые тучи рассыпбли колкий дождь. Группа людей, кутаясь в штормовки, стояла на взгорке и махала руками в сторону моря. Напротив лагеря, как раз в том месте, где сквозь тучи прорвался мутный столб солнечного света, закручивался в спираль кривой хвост смерча. Он сначала хлестал поверхность моря, будто погонял его, потом вдруг черной пиявкой присосался к волне, и вверх, увлекаемые чудовищной силой, полетели водяные брызги…
Я вдруг вспомнил, что за весь день ни разу не включил свой мобильный телефон и что Ирина наверняка позвонила в аэроклуб, где узнала ужасающую новость. Я представил, какие муки переживает сейчас девушка, с какой болью разрывается ее душа, и не смог сдержать слез. Откупорив бутылку портвейна, я ходил босиком по беснующейся пене прибоя, орал не своим голосом от боли и подставлял мокрое лицо секущим потокам дождя… Потерпи, милая! Немного осталось. Завтра, когда меня похоронят, когда Дзюба снимет все засады и выковыряет все «жучки» для прослушивания, я воскресну и приду к тебе. Потерпи…