Ненужное зачеркнуть Дышев Андрей

Глава 5

Бить морду

Щетки на стеклах работали безостановочно, мощные колеса джипа вспенивали лужи, и лучи фар выхватывали из темноты косые полосы дождя. Мы преодолевали поворот за поворотом, но шоссе, поломанное, словно кардиограмма, казалось бесконечным. Я ничего не видел, кроме отбойников с горящими, как глаза хищников, отражателями и зеркального полотна дороги, часто забывался и спрашивал себя: а куда и зачем мы едем?

Ирина притихла рядом со мной. Утопая в моем белом джемпере пятьдесят второго размера, она, как могло показаться, дремала. Но, скорее всего, подруга терзалась сомнениями, правильно ли она сделала, что навела столько шума? Избавить ее от чувства вины могла только моя поддержка, но я тоже молчал, потому как смутно представлял себе, каким образом буду заявлять о правах на свое светлое и непорочное имя. Можно было отпустить тормоза и отдать себя во власть эмоций: ворваться в зрительный зал, увидеть самозванца, кривляющегося на сцене, наполниться праведным гневом и кинуться на обидчика с кулаками. Но весь казус заключался в том, что я не испытывал праведного гнева. Мошенничество, проделанное с моим именем, меня не пронимало, не заводило, не толкало в драку. В какой-то степени мне даже льстило появление двойника. Плохую вещь копировать не станут.

Дорога была длинной, и все же мне не хватало времени, чтобы определиться в дальнейших действиях, ибо я намеревался поступить так, как хотел я, а не как было угодно Ирине. Но как я хотел? А никак! Обиды-то я не чувствовал! У меня не было фактов, что самозванец унизил меня в глазах зрителей, опорочил мое имя. Я не испытывал к нему ненависти.

Кажется, Ирина думала о том же и поглядывала на меня, чтобы понять, к какому выводу я пришел. Она пошевелилась, поменяла позу и прижалась щекой к моему плечу. Все понятно. Раскаяние. Ирина начала жалеть о том, что выдернула меня из уютной квартиры в дождь и ночь.

– Знаешь, что я придумала? – произнесла она. – Мы морду ему бить не будем. Мы ему разрешим выступать, но с тем условием, чтобы он рекламировал наше агентство. На сцене надо повесить огромный плакат с подробным адресом и телефонами. И статистика: сколько раскрыто безнадежных преступлений, сколько милицейских «висяков» мы довели до суда… Правильно?

Я потрепал Ирину по щечке, прощая ее. Правильно. Умная головушка. Она умеет выудить выгоду из неприятных ситуаций. За это я ее и люблю.

В десять часов мы въехали в город. Я не сразу сориентировался в центре, и меня дважды выносило на круг к памятнику Нахимову. Люди, у которых мы спрашивали о туристско-оздоровительном центре, пожимали плечами, по-видимому, это были приезжие, и только опаздывающий из увольнения матрос Российского флота подсказал нам дорогу. Я выжимал из машины все, на что она была способна, и нещадно нарушал правила. Обидно было приехать к шапочному разбору и узнать, что «Кирилл Вацура» и его продюсер уже отбыли в неизвестном направлении. По дороге мы увидели мокрый обрывок от афиши с фрагментом моей изнасилованной фамилии. Я притормозил у тумбы, и Ирина оторвала нижнюю часть афиши, где значились выходные данные и адрес типографии. Пригодится на всякий случай.

По территории оздоровительного центра мы пробирались пешком, оставив машину на парковке у главного входа. Промытый дождем парк был напоен запахами цветов и листьев, повсюду прогуливались парочки, все лавки были заняты. Я позавидовал людям, которые отдыхали здесь и не загружали свои головы всякими глупыми проблемами. Мы уже слышали усиленный динамиками голос, музыку, аплодисменты и шли на эти звуки, как по стрелке компаса.

– Будем заходить внутрь? – спросила Ирина.

Я кивнул. Любопытство пронизало меня. Никогда прежде я не видел копирующего меня человека. Это было безумно интересно – как бы глянуть на себя со стороны, найти ответ на вечный, мучающий каждого человека вопрос: кто я есть?

– Не упустить бы его, когда все закончится, – высказала опасение Ирина.

– Будем стоять у двери и выйдем из театра первыми.

– Знаешь, я почему-то волнуюсь…

Мы уже видели белый бастион театра, по верхней кромке которого тянулась деревянная решетка, и край экрана. Метались лучи софитов, засвечивая прозрачные струйки сигаретного дыма. Под звуки лирической музыки актер читал прощальный монолог, и до нас доносились слова:

– …все тайное становится явным, справедливость торжествует, а оправдывающий нечестивого и обвиняющий праведного – оба мерзость пред господом…

Раздались аплодисменты, музыка зазвучала громче. Я направился к той двери, которая находилась ближе всего к сцене. Ирина взяла меня под руку, хотя так идти было неудобно и не к месту… И вдруг мы оба вздрогнули от оглушительной стрельбы и будто наткнулись на невидимое препятствие. Я только успел подумать, что организаторы серьезно потрудились, чтобы превратить выступление в настоящее шоу, как с треском распахнулись все двери и наружу с воплями и криками хлынули зрители. Оцепенев, мы с Ириной смотрели на толпу, несущуюся на нас, как туристы в Таиланде смотрели на приближающееся цунами. Зрелище было завораживающее, и мозг не сразу оценил степень опасности… Нас едва не сбили с ног, и я обхватил Ирину руками, подставляя толпе спину.

– Дорогу!! Дорогу!! – орал потный дядька в клетчатой рубахе, раскидывая людей налево-направо. Он налетел на нас, словно железнодорожный состав, но мы устояли. Полная женщина с обгоревшими до малинового цвета плечами, вцепившись руками себе в волосы, звала Диму. Кто-то крикнул мне прямо в ухо, чтобы я не стоял тут как столб. Молоденький милиционер без фуражки зачем-то расставил руки в стороны и, кидая по сторонам испуганные взгляды, хрипло кричал:

– Без паники! Спокойно, граждане! Спокойно!

Я пытался найти в толпе более-менее осмысленный взгляд и спрашивал всякого, кто пробегал мимо:

– Что случилось? Что там произошло?

– Стреляют! – на ходу ответила девушка в тугих шортах, глаза которой сияли восторгом.

Парень с голой грудью, на которой раскачивалась тяжелая цепочка с крестом, отхлебывая из бутылки пиво, выдал больше информации:

– Да там кто-то по сцене из автомата шарахнул!

– Из какого автомата, лопух! – встрял его приятель, ушастый, бритый наголо подросток. – Это скорострельная винтовка была!

Они искали своего третьего товарища и сразу забыли обо мне. Я как мог протискивался к дверям театра.

– Вы с ума сошли!! – брызгая слюной, крикнул перепуганный насмерть сухощавый мужчина в круглых очках. – Бегите!! Бегите отсюда!!

Я ухватился за ручку двери и под натиском людей чуть не оторвал ее. Ирина поддалась атмосфере паники, и ее глаза молили меня не испытывать судьбу и уйти отсюда. Я сам не знал, что хотел увидеть в зрительном зале, и когда наконец заглянул туда, то в глаза бросилась опрокинутая стойка микрофона на сцене да несколько сломанных спинок кресел. Зал был пуст, из него выходили последние зрители, то ли индифферентные, то ли смелые, и два милиционера в серых камуфляжных куртках с криками и матом подгоняли их. Нас вытолкнул бритоголовый детина с резиновой дубинкой на поясе, и двери захлопнулись перед нашими лицами.

– Расходимся!! Расходимся!! – кричал молоденький милиционер и хлопал в ладоши.

Поток людей вынес нас из парка к воротам оздоровительного центра. По ту сторону ограды уже собралась толпа зевак. На нас смотрели то ли как на героев, то ли как на воскресших мертвецов. Милиционеры, стоящие в воротах, подгоняли людей, чтобы выходили быстрее. Вернуться обратно было невозможно. Мы с Ириной переглядывались; в моих глазах были вопросы, но она знала и видела не больше, чем я. Очевидцы происшествия и зеваки смешивались, как два ручья, и через ворота выходили последние зрители. Мы теряли возможность получить хоть какую-нибудь информацию, заточая себя в темницу неведения и безответных вопросов. К воротам одна за другой подъезжали милицейские машины, что вносило еще больший хаос и смешение… Я вдруг увидел, как в вишневые «Жигули» торопливо садится тот самый сухощавый мужчина в очках, который кричал нам, чтобы мы бежали прочь. Я оторвался от Ирины и кинулся к нему, потому что он уже начал заводить мотор.

– Подождите! – крикнул я ему, хлопая ладонью по ветровому стеклу. – Очень вас прошу, расскажите, что там произошло?

Мужчина был взволнован, он испуганно смотрел по сторонам, ему хотелось быстрее уехать отсюда.

– А вы кто?

– Журналист!

Он завел мотор и заблокировал замок двери.

– Только не называйте моей фамилии! – предупредил он.

– Я ее и не спрашиваю!

Мужчина выжал сцепление и двинул рычаг скоростей. Машина дрожала и урчала на холостых оборотах.

– В общем, выступление уже близилось к концу… И тут как грохнет автоматная очередь! Я подумал, что это теракт и нас сейчас захватят в заложники, как в Москве, на «Норд-Осте»…

Он не смотрел на меня. Глаза его бегали, цепляясь ко всякому движущемуся рядом с машиной объекту. Он боялся террориста, который мог оказаться рядом. Которым мог быть я…

– Куда он стрелял? – крикнул я, чувствуя, что интервью вот-вот оборвется и «жигуль» рванет с места.

– В сцену, куда ж еще…

– По артисту?

– Ну да, по этому сыщику…

– Попал?

– Что вы говорите?

– Попал в сыщика или нет?

– Кажется, нет… А может, и ранил… Тот сразу на пол сел, а потом за кулисы отполз… Я не смотрел. Паника началась… Все, мне надо ехать!

Он отпустил сцепление. Я едва успел отдернуть руки от окошка. С пронзительным воем, расплескивая во все стороны синие вспышки, к воротам оздоровительного центра подъехала машина «Скорой помощи». Милиционер, стоящий на воротах, преградил ей дорогу. Из «Скорой» выбежал человек в белом халате, начались нервные объяснения, крики, в раскаленной обстановке эмоции воспламенялись, словно петарды в костре. Я почувствовал, как Ирина потянула меня в сторону.

– Пойдем к машине, Кирилл! Пожалуйста! – взмолилась она, напуганная и удрученная тем, что ее каприз мог стоить нам слишком дорого.

Глава 6

Лечебная травка

Мы забрались в джип, заблокировали дверцы. Я врубил все фары и, беспрерывно подавая сигналы, дал задний ход, так как в толпе невозможно было развернуться. На запруженном людьми узеньком пятачке задним ходом двигаться было непросто, и я «поцеловал» бампером ограду оздоровительного центра. Матерясь сквозь зубы, я зарулил в какой-то двор, проехал по газону, приминая кусты, и оттуда выкатился на свободную улицу. Там до пола вдавил педаль газа. Машина помчалась по ночному городу, наезжая на лужи и вскидывая в воздух веер брызг.

Только когда мы вырвались из города и понеслись по покрытому мглой шоссе, я сбросил скорость и кинул короткий взгляд на Ирину. Она сжалась, съежилась, обхватила себя за плечи, словно в душной машине и в шерстяном джемпере ей было холодно.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я.

– Кто-то стрелял в этого… в артиста, – произнесла она не своим голосом.

– Да не в артиста стреляли!! Не в артиста!! – крикнул я, в ярости ударяя кулаком по рулю. – А в Вацуру стреляли!! В меня!! Как ты этого не поняла?!

Ирина даже глаза закрыла от боли, страха и обиды.

– А почему стреляли?! Какого черта в меня стреляли?! – распалялся я. – Кому я сделал плохо?!

– Умоляю, не кричи!

Я едва вписался в крутой поворот. Правое колесо прошло по самому краю дорожного полотна и швырнуло щебень в пропасть, а свет фар увяз в плотном мраке, словно капля молока в бочке с нефтью.

– Я уже начал привыкать к нормальной жизни, вот в чем вся беда! – тише, но еще с нервным надрывом произнес я. – Начал забывать, что такое прощаться с жизнью! Начал ходить по улицам не таясь. Начал строить планы на будущее! И все вдруг летит в тартарары!

– А в чем я виновата? – со слезами в голосе спросила Ирина. – Что ты на меня накинулся? Успокойся, не дрожи! Сейчас твоей жизни ничто не угрожает…

Она сказала это с обидой, с тем презрительным упреком, какого заслуживают паникеры и трусы, трясущиеся за свою шкуру. Мне стало мучительно стыдно. Я до боли прикусил губу. В висках запульсировала кровь.

– Прости, – сказал я и на ощупь нашел руку Ирины. – Я… я что-то совсем потерял голову… Отпуск расхолаживает…

Ирина отошла еще быстрее, чем я. Когда она прикуривала, ее пальцы не дрожали. Выдувая дым в открытое окошко, она сказала:

– Ты не торопись с выводами. Может, это действительно была попытка взять зрителей в заложники. И актер с твоим именем тут вовсе ни при чем. Террористу до лампочки, кто был на сцене – Вацура, Вакула или еще какой-нибудь Акула.

Как легко она нашла самое правдоподобное объяснение случившемуся! Я уже не знал, куда мне деться от стыда. «Он стрелял в меня!!» Истеричка! Кому я нужен, чтобы на меня патроны переводить?

Я заставил себя думать о стрельбе в летнем театре как о событии малозначимом, исчерпанном и не имеющем ко мне никакого отношения. Завтра газеты расскажут о подробностях инцидента. Может быть, о нем упомянет телевидение. Зрители пусть ставят свечки в храмах и благодарят бога за чудесное спасение. А самозванец пусть кается и вымаливает прощение. Вот как господь наказал мошенника! Надеюсь, у моего двойника надолго отпадет желание выступать со сцены.

А нам с Ириной следует вздохнуть свободно и вернуться к прерванному отпуску. Если наладится погода, то завтра утром мы пойдем на пляж. Я буду дремать, лежа на животе, а Ирина будет выкладывать из гальки какие-нибудь слова на моей спине. Покой, полное расслабление. Одним словом – идиллия!

– Останови, гаишник машет! – Ирина вернула меня в действительность, и я опомнился, когда проскочил мимо милицейского поста. Пришлось сдавать назад. Сержант со стандартным лицом, которое просто физически невозможно запомнить, попросил предъявить документы и открыть багажник.

– Из Севастополя едем? – спросил он, медленно обходя машину. Включенные габаритные огни освещали его лицо кроваво-красным светом. Белая рубашка казалась пурпурной. Должно быть, всю местную милицию подняли на ноги. Посты ГАИ предупредили о повышенной бдительности. По трассе курсируют патрульные наряды. Возвращаться домой не будет скучно.

Я открыл багажник. Луч фонарика скользнул по черной обивке, на мгновение остановился на коробке с инструментом, затем нырнул в салон.

– Хорошо, закрывайте! – кивнул милиционер, удовлетворенный осмотром, и раскрыл мои права. Я уже протянул руку, чтобы забрать документы и вернуться в машину, как милиционер нахмурился, удивленно качнул головой и сунул права себе в карман.

– Минуточку, – сказал он и пошел на пост.

Ирина высунулась из окошка.

– Что случилось?

– Чем-то ему мои права не понравились, – ответил я.

– Я догадываюсь чем, – ответила Ирина.

Собственно, догадаться было нетрудно. Сержант махнул мне рукой, предлагая зайти на пост. Я заглушил машину. Неизвестно, как долго продлится наше общение. В прокуренной комнате хрипел потертый пульт селекторной связи. Эфир был забит шорохом и невнятными докладами патрульных. Лейтенант с плешью, замаскированной реденькими волосиками, листал мои документы.

– Вацура? – спросил он меня. – Кирилл Андреевич? Так это вы выступали в Севастополе, в летнем театре?

Понимая, насколько неубедительно прозвучат сейчас мои слова, я все же сказал правду:

– Нет, не я. Артист просто назвался моим именем…

Мне показалось, что лейтенант даже не выслушал мой ответ.

– Вам придется сейчас проехать в отделение на беседу к следователю, – сказал он.

Что-либо объяснять было уже бесполезно. Постам ГАИ дали команду разыскать главного свидетеля Кирилла Вацуру. Это естественно, и было бы странно, если бы правоохранительные органы мной не заинтересовались.

– Сейчас я напишу тебе доверенность, – сказал я Ирине, протягивая ей ключи от машины, – а ты садись за руль и гони домой.

Меня торопили. Милицейский «жигуль» уже развернулся в сторону Севастополя, выехал на дорогу и нервно посигналил.

– Нет, – ответила Ирина испуганно. – Я буду ждать тебя здесь.

Я не стал спорить и пошел к «жигулю». На заднем сиденье было очень тесно, мне некуда было деть ноги. Уже поднадоевшее мне мокрое шоссе стало отматываться в обратную сторону. Мы въехали в город. Я мысленно составлял то объяснение, которое должен буду изложить в протоколе. Все должно быть лаконично и исчерпывающе. Увы, придется упомянуть Макса, с предложения которого началась вся эта катавасия. О том, что звонил Юрка, писать вовсе не обязательно. И Ирину не буду вплетать. Напишу, что из вечерних новостей мне стало известно о выступлении в Евпатории человека, который назвался моим именем. Но почему я поехал в Севастополь? А потому, что выяснил: самозванец сегодня выступает в оздоровительном центре «Балаклава», и мне захотелось лично убедиться в факте мошенничества. Но в зрительный зал я не попал, так как началась стрельба и паника…

Все в принципе соответствовало действительности, и я был абсолютно спокоен. «Жигуль» заехал в темный двор, огороженный бетонными стенами, пестрящими оскорбительными для милиции надписями. Сержант завел меня в тоскливое здание с запыленными стеклами и провел на второй этаж. Следователь, толстый молодой человек с рыхлым землистым лицом, заваривал чай. Он приветливо кивнул мне и указал на стул.

– Что? Второй раз на свет родились? Натерпелись страху? – спросил он, добавляя в заварник сушеные корки апельсина.

– Если бы это я выступал на сцене, то натерпелся бы, – ответил я, стараясь сразу определиться в том, кто есть кто.

– Как это понять? – жизнерадостно спросил следователь, тонкой струйкой наливая желтенькую водичку в стакан. – Вы же Вацура Кирилл Андреевич, я не ошибся?

Он сел за стол напротив меня, сдунул с него крошки и поставил посредине стакан.

– Не ошиблись, я – Кирилл Вацура. Но на сцене в «Балаклаве» выступал другой человек.

Тень недовольства и разочарования пробежала по нездоровому лицу следователя. Он взял стакан, с шумом отхлебнул и сморщился.

– Это не чай, потому не предлагаю, – сказал он. – Лечебные травки. У меня каждое лето страшнейшая аллергия – лицо опухает и дышать тяжело. Никак не пойму на что. Может, на приезжих?

Он усмехнулся и наконец поднял на меня усталые бесцветные глаза, похожие на бельма.

– Так кто выступал на сцене в «Балаклаве»?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Неизвестный мне человек.

– Неизвестный мне человек, – словно эхо повторил следователь, сделал еще глоток из стакана, несильно шлепнул по столу и встал. – Неизвестный мне человек…

Он открыл сейф, недолго искал в нем какую-то бумагу, положил ее передо мной.

– Вот список уголовных дел, которые переданы в суд следственными группами из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, – пояснил он, шлепая мясистой ладонью по бумаге. – Двенадцать дел. И все обвиняемые говорили то же самое, что сейчас говорите вы: «Это не я торговал на пляже тухлой воблой, а кто-то другой, похитивший мой паспорт… Это не я организовал посредническую контору по сдаче жилья, а самозванец… Это не я, а мой заклятый враг зарегистрировал кафе на мое имя…»

– Но я действительно не выступал ни в Евпатории, ни в Севастополе.

– Понимаю, – кивнул следователь и снова отпил из стакана. На этот раз он проглатывал лечебное зелье мучительно долго, и я даже начал опасаться, как бы его не стошнило. – Понимаю… Никому не хочется платить налог с прибыли…

– Еще раз повторяю, – перебил я его. – Ни вчера, ни сегодня я не выступал перед публикой со сцены.

– А когда выступали?

Я решил, что следователь во всем осведомлен, и не стал лгать себе в ущерб. Как потом выяснилось, напрасно.

– Позавчера. В летнем театре дома отдыха «Изумруд». Но не за деньги. А просто так. Выручил приятеля.

– Вот видите, – вздохнул следователь. – Все-таки выступали… Неужели вас настолько душит жаба, что вы готовы лгать, изворачиваться, лишь бы не платить налог? Неужели те жалкие деньги, которые вы пытаетесь сэкономить, заменят вам покой и чистую совесть?

– Вы принуждаете меня клеветать на самого себя, – сказал я.

– Клеветать на самого себя… – повторил следователь, обошел меня и, упершись руками в стол, взглянул исподлобья. – Клеветать на самого себя… Своим упрямством, Кирилл, вы ставите препоны оперативно-следственной работе. Вы отказываетесь дать свидетельские показания, которые могут пролить свет на преступление. Вы невольно потакаете преступнику! В «Балаклаве» была предпринята попытка террористического акта. Это очень серьезно! Нам важна любая информация по этому делу.

– Я все понимаю, но в «Балаклаве» я не выступал.

Следователь побледнел. Его челюсть отвисла, словно его рот наполнился противным лечебным чаем.

– С каким удовольствием я размазал бы тебя по стенке, – процедил он с неожиданной ненавистью.

– Попробуй, – предложил я ему.

Он швырнул мне лист бумаги с мелким печатным текстом и ручку.

– Это подписка о невыезде! – объявил он. – Ты влип как минимум по двум статьям: уклонение от уплаты налогов и незаконное предпринимательство! Я постараюсь еще что-нибудь на тебя навесить!

Я подписался и встал. Моя информация о самозванце, которую я мысленно заготовил и тщательно отредактировал, оказалась невостребованной. Еще до встречи со мной следователь выстроил стройную схему расследования, в которой мое выступление в «Балаклаве» не подвергалось сомнению. Своим упрямством я ломал эту схему, чем очень злил следователя.

Но что поделаешь? С истиной тяжело работать. Она свободолюбива и никому не подчиняется.

Глава 7

Информация устарела

Я не стал расстраивать Ирину и не сказал ей о подписке. Но она заметила, что настроение у меня уже не то, хотя я изо всех сил старался скрыть это.

– Ты рассказал о том, что кто-то выступает под твоей фамилией? – спросила Ирина, внимательно глядя на меня.

– Да, конечно, – ответил я, выруливая с обочины на шоссе. – Следователь пообещал разобраться и доложить мне.

– Хорошо, если он сделает это быстро.

– Можешь не сомневаться…

Оставшуюся часть пути мы говорили о всякой отвлеченной чепухе, но наше общение оставалось напряженным, и неестественный смех Ирины, и ее тревожные взгляды, которые она кидала на меня, выдавали ее внутреннее беспокойство.

Я подвез ее к подъезду и не трогался с места до тех пор, пока в окне ее квартиры не вспыхнул свет.

Несколько часов до рассвета не содержали в себе ничего примечательного, разве что меня терзала бессонница и смутное чувство тревоги. В половине четвертого я проделал маршрут от кабинета, где безуспешно призывал царицу снов Мэб, до кухни. Заглянул в холодильник, открыл бутылку ледяного пива, сделал два глотка и поплелся обратно. В четверть шестого я повторил этот же маршрут, но на сей раз допил пиво до конца. Где-то около шести, когда под окнами зашуршали метлы дворников, я заснул.

Не знаю более эффективного способа для быстрого выхода из сонного оцепенения, чем бег трусцой. Погода выдалась прекрасной, ненастье ушло со всеми моими неприятностями, и жаркое солнце, поднимающееся над горами, оповестило меня о продолжении прерванного отпуска. За полчаса до встречи с Ириной я облачился в легкий тренировочный костюм и побежал к морю. По пути я купил местную газету «Приморский бульвар», просмотрел ее на бегу, но маленькая заметка, подверстанная под рекламный блок, заставила меня перейти на шаг, а потом остановиться.

В заметке вкратце сообщалось о вчерашнем происшествии в «Балаклаве», о том как «неизвестный выстрелил по сцене из автоматического оружия», после чего «в зале началась паника». Здесь не было для меня ничего нового, но вот второй абзац заметки содержал информацию, которая прибавила мне оптимизма: «По горячим следам милицией были задержаны двое подозреваемых, 35-летний торговец рынка и приезжий из Харькова, у которого была обнаружена автоматная гильза…» Это была исчерпывающая информация. Меня ничто больше не интересовало – ни мотивы, которые заставили подозреваемых палить из автомата по сцене, ни их криминальное прошлое, ни связи, ни источники финансирования. Главное, что в деле появились самые главные фигуры, значит, у следователя должен стремительно угаснуть интерес ко мне.

Я оторвал ту часть газеты, где была заметка, сунул обрывок в карман и побежал дальше. Какая легкость в теле! Какое чудесное утро! И как свежи скверы, наполненные воркованием голубей! Даже лица охранников, насмерть стоящих у пляжной калитки, показались мне добрыми и приветливыми. Ирина уже нежилась на солнышке и сверкала черными очками. Рядом с ней на гальке лежал пакет с вишнями.

– Привет! – сказала она и протянула мне горсть ягод.

Все было так, как в первый день нашего отпуска. Я с разбега вонзился в волны, брассом доплыл до буйка, потом лег на спину и долго смотрел на синее небо и чаек. Озябший, вышел на берег, рухнул на горячую гальку. Тепло с йодистым запахом начало впитываться в мою кожу, успокаивая и расслабляя мышцы. Я прикрыл глаза. Солнечное тепло. Шум моря. Любимая женщина рядом…

Ирина провела ладонью по моей спине, подготавливая строительную площадку, и стала выкладывать из гальки новое таинственное слово, магический пароль, значение которого я мог только угадать… Первая буква, кажется, «и». Или «н»…

Творческий процесс вдруг застопорился. Камешки больше не опускались мне на спину. Я приоткрыл глаза и увидел застывшую в воздухе руку Ирины с капелькой вишневого сока, похожей на кровь.

– Дальше! – потребовал я.

Нет, не вернулась прежняя идиллия. Я чувствовал отголоски, паутинки тревожной ночи. Солнце спряталось за облако, и сразу размылись цвета, и убавился контраст, и с моря повеяло сырым холодком… Я приподнял плечи, и со спины посыпались камешки. Ирина, хмурясь, смотрела на пункт выдачи лежаков.

– Что там интересного?

– Мне показалось…

– Что лежаки выкрашены свежей масляной краской?

– …что за нами следит Макс.

– Следит? А где он? Не вижу…

– Только что стоял под лестницей и пялился на нас. А потом увидел, что я на него смотрю, и сразу исчез.

Некоторое время мы, словно бдительные часовые, наблюдали за пунктом проката, лестницей, ведущей на солярий, и душевыми кабинками.

– Должно быть, тебе померещилось, – сказал я и тотчас заметил выглянувшего из-за двери медпункта Макса. Встретившись со мной взглядом, помощник директора немедленно спрятался, будто я навел на него прицел снайперской винтовки.

– Видел? – спросила Ирина, стреляя вишневой косточкой в направлении исчезнувшего Макса.

– Странно он себя ведет, – произнес я. – Как будто хочет поближе познакомиться с тобой, но боится, что я приревную.

– Или как будто мы с тобой шпионы иностранной разведки.

– А он мечтает быть завербованным, но его терзают муки совести, – развивал я шутливую тему.

Мы через силу улыбались друг другу. С моей спины соскользнул последний камешек. Небо затянули облака. Ирина поежилась и накинула на плечи большое пляжное полотенце. Мне хотелось быть обманутым, уверовать в то, что все неприятности позади. Может, мы слишком долго занимались криминальным сыском, и теперь во всякой чепухе нам видятся коварные и зловещие замыслы? Подумаешь, Макс как-то странно поглядывает на нас. Так это, должно быть, оттого, что получил выговор от директора за плохую организацию моего выступления, в результате чего концерт именитого певца начался с опозданием.

Я вынул из кармана шортов смятый газетный обрывок и разровнял его перед Ириной.

– Читай! Тех типов, которые стреляли по сцене, уже арестовали. Вот, обрати внимание… – Я повел пальцем по строчкам: – «Скорее всего, задержанным будет предъявлено обвинение в попытке совершения террористического акта».

– Появилась надежда, что милиция оставит тебя в покое? – вслух подумала Ирина.