Обряд Ворлока Русанов Владислав
Волоча за собой Лохлайна, словен пополз к монаху, под прикрытие святой молитвы.
Невидимая преграда, казалось, окрепла, расширилась и толкнула чудовище в грудь. Ужас глубин зарычал и отступил.
— …Господи! Отверзи уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою: ибо жертвы Ты не желаешь…
— Гуннар, сюда! — закричал новгородец. — К нам, скорее…
Но раньше кормщика его зов услышал Вульфер. Светло-серый волк влетел в защищенный круг и замер, пошатываясь и опустив распахнутую пасть к осклизлым камням. Его бока вздымались, как кузнечные мехи. На кончике языка повисла крупная капля слюны.
— …Облагодетельствуй по благоволению Твоему Сион; воздвигни стены Иерусалима: тогда благоугодны будут Тебе жертвы правды, возношение и всесожжение; тогда возложат на алтарь Твой тельцов.
Опережая на долю удара сердца своего противника, к ним присоединился Гуннар.
А первый, неослепленный ужас глубин отлетел, словно ударившись о скалу.
Кормщик ошарашенно огляделся. Проговорил, задыхаясь:
— Их сталь не берет…
— Зато молитва, кажется, помогает… — ответил Вратко. И испуганно добавил: — А где Олаф? Живой?
Будто в ответ на его слова показался Олаф. Хёрд сильно хромал и держался за бок. Одно из чудовищ, заметив или почуяв его, потрусило наперерез.
— Олаф! Скорее к нам! — изо всех сил проорал Вратко.
Даже Димитрий дернулся и пригнул голову, запнувшись на мгновение, но быстро опомнился и продолжил читать по памяти:
— Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!» Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его…[106]
Олаф увидел, что его друзья столпились в кучу, а нападающие никак не могут до них достать, и, недолго думая, побежал на зов.
— …Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень…
Здоровяк бежал, перепрыгивая с валуна на валун, но не успевал. Уродливая, косматая туша уверенно отрезала ему путь к спасению.
— …Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым…
Вратко, не помня себя, кинулся на помощь. Он не размышлял, сможет ли справиться с подземным зверем. Пожалуй, если бы начал раздумывать, то остался бы на месте. Он хотел лишь выиграть кроху времени для Олафа.
Сжимая копье двумя руками, новгородец ударил ужас глубин, целясь в раздутое брюхо.
Ну и плевать, что сталь их не берет!
Чудище, конечно же, заметило отчаянную атаку. Оно чуть замедлило неуклюжую рысцу, отмахнулось передней лапой.
К удивлению словена, наконечник его копья с размаху воткнулся в лапу на ладонь выше локтя.
От громового рева, похоже, вздрогнули своды пещеры.
Вратко не устоял на ногах и припал на колено.
И тут пробегающий мимо Олаф подхватил его одной рукой, как ребенка, и втащил в защищаемый молитвой херсонита круг.
— …Ибо ты сказал: «Господь — упование мое»; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему; ибо Ангелам Своим заповедает о тебе — охранять тебя на всех путях твоих: на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею; на аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона…
Оказавшись в безопасности, светловолосый хёрд как-то разом обмяк и уселся, где стоял, со свистом втягивая воздух открытым ртом. На его щеке багровел, наливался здоровенный кровоподтек, обещая стать со временем полноценным синяком.
— Ты сам-то понял, чего сделал? — Гуннар хлопнул Вратко по плечу.
— Не уверен, — пожал плечами словен. — Я его ранил?
Оба чудища продолжали кружить у границы круга. Один, благодаря меткой стрельбе Нехты, все больше руководствовался обонянием, выискивая жертву. Другой сильно припадал на переднюю лапу. Но скалился и рычал так же грозно, как и раньше.
— …За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Мое…
— Твое копье, пожалуй, и правда волшебное! — рассуждал кормщик. — Эх! Вышел бы я с ним позабавиться сразу против них двоих… Да только уверенности нет, что оно меня послушает.
— Как оружие может слушать кого-то? — удивился Вратко.
— Обычное, конечно, не может. А вот чародейское… Очень даже.
Новгородец с сомнением посмотрел на копье. Вроде бы ничего волшебного. А все-таки… Ни Гуннар, ни Олаф не смогли не то что ранить, а даже поцарапать чудовищ. А он сумел. Вернее, копье сумело, чего уж там кривить душой? Но сразиться с ужасом глубин у него вряд ли получится. Слишком мало времени уделял упражнениям. Не воин еще. Так, ученик воина. Причем начинающий.
— Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя! Восстань, Судия земли, воздай возмездие гордым. Доколе, Господи, нечестивые, доколе нечестивые торжествовать будут? Они изрыгают дерзкие речи; величаются все делающие беззаконие; попирают народ Твой… — тем временем молился Димитрий. — Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя![107]
— Так, может, мне попробовать… — Вратко говорил и сам не верил. Вот уж никогда боевым задором не отличался.
— И думать не смей! — оборвал его Гуннар. — Оно тебя размажет по ближним камням. Уж если мы с Олафом…
— А копье?
— С копьем еще уметь надо! Сказал — не смей. И все!
Новгородец вздохнул. Часть его души огорчилась запретом, а другая, напротив, обрадовалась. Не разрешил старший и более умелый воин в драку соваться, и хорошо. Зато никто не скажет, что он не предлагал. Лучше слушать берущие за сердце слова Димитрия.
— …Господь знает мысли человеческие, что они суетны. Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим, чтобы дать ему покой в бедственные дни, доколе нечестивому выроется яма! Ибо не отринет Господь народа Своего и не оставит наследия Своего. Ибо суд возвратится к правде, и за ним последуют все правые сердцем…
Прикосновение к голенищу сапога заставило словена вздрогнуть.
Он опустил глаза и увидел, что это Лохлайн. Динни ши едва шевелил пальцами.
Парень наклонился над раненым:
— Что?
Губы Лохлайна двигались, но ни единого звука Вратко не расслышал. Тогда он, недолго думая, опустился на колени, поднеся ухо к усам подземельщика.
— Я умру, — прошептал Лохлайн.
Новгородец вначале хотел возразить, но после понял — ни к чему. Динни ши искалечен. Ужас глубин, по всей видимости, сломал ему хребет. Нет нужды лгать и изворачиваться, вселять пустые надежды. Да. Он умрет.
— Возьми камень, — продолжал тем временем воин. — За пазухой.
«Камень за пазухой? — удивился Вратко. — Очень похоже на тебя… И разговаривает не как дурачок. Наверное, снова стукнулся головой, вот и прояснилось».
Но, устыдившись яда собственных мыслей, все-таки спросил:
— Что за камень? Зачем мне его брать?
— Возьми… — повторил динни ши.
— Зачем?
— Когда выберетесь, позовешь великую королеву.
— Маб, что ли?
— Да, ворлок! — хриплый шепот Лохлайна никак не походил на крик, но, судя по напору, вполне мог его заменить. — Великую королеву! Я должен был это сделать, да теперь не судьба…
— И что будет, когда я позову ее?
— Не знаю. Помыслы великой королевы мне не ведомы.
— Но ты, может, хотя бы догадываешься.
— Я умираю… Мне некогда… догадываться… ворлок…
Вратко стало стыдно:
— Извини, Лохлайн. Ты — великий воин и достойный военачальник малого народца. Я выполню твою просьбу.
Он сунул ладонь за пазуху подземельщика и сразу же нащупал камень. Продолговатый, с плоскими и гладкими гранями. Самоцвет, должно быть?
Точно, убедился парень, вытащив руку наружу. Бесцветный и прозрачный камень, длиной в два вершка, сверкал гранями даже при том скудном свете, что давала сальная свеча.
— Как я вызову королеву Маб?
— Просто сожми… его… в кулаке… — Лохлайн ненадолго замолчал, собираясь с силами. Продолжил: — Пожелай очень сильно увидеть и услышать ее величество. А потом позови ее. Только со всем почтением! — Глаза подземельщика сверкнули совсем как раньше. — А меня бросьте здесь… — неожиданно закончил он.
— Так ты мог позвать королеву в любой миг? — Вратко потихоньку потянул за камень и выяснил, что он держится на тонком кожаном ремешке.
— Рви! — приказал динни ши. — Нет, не мог. Нельзя тревожить великую королеву по пустякам…
«По пустякам?» — хотел возмутиться новгородец, но Лохлайн уже не дышал.
Вратко едва сдержался, чтобы не плюнуть. Дернул изо всех сил, разрывая ремешок.
— …Кто восстанет за меня против злодеев? Кто станет за меня против делающих беззаконие? — по-прежнему звучал голос херсонита. — Если бы не Господь был мне помощником, вскоре вселилась бы душа моя в страну молчания. Когда я говорил: «колеблется нога моя», — милость Твоя, Господи, поддерживала меня. При умножении скорбей моих в сердце моем, утешения Твои услаждают душу мою…
Словен медленно выпрямился.
Решение пришло само собой.
— Ты можешь молиться на ходу, брат Димитрий?
Монах кивнул, не прерываясь ни на миг.
— Но Господь — защита моя, и Бог мой — твердыня убежища моего, и обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш…
— Тогда идемте! Слово Божье защитит нас.
Оставив тела Лохлайна и того из подземельщиков, кого раньше нес грек — несчастный, видимо, попал под смертельный удар ужаса глубин в самом начале схватки, они медленно двинулись по пещере. Туда, где, как помнил Вратко, начинались промытые водой ходы.
Теперь свечу держал новгородец, а Гуннар поддерживал читающего псалмы монаха под локоть, чтобы ненароком не споткнулся и не сбился.
Чудовища держались рядом, не оставляя попыток добраться до людей и Нехты. Но всякий раз отскакивали от невидимой преграды. Животворящий крест и молитва удерживали их на расстоянии.
Глава 17
Пещера и озеро
Блуждая по узким извилистым проходам, будто бы проточенным в скале гигантскими червями, Вратко не уставал поражаться — сколько же псалмов знает наизусть брат Димитрий!
Монах читал и «Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой; извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои…», и «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…», и «Грядет Бог наш, и не в безмолвии: пред Ним огонь поедающий, и вокруг Его сильная буря…», и «Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. Кто изречет могущество Господа, возвестит все хвалы Его?»,[108] и многие другие… Он хрипел и несколько раз отхлебывал из фляги, которую заботливо подсовывал Гуннар, но не смолкал. Казалось, херсонит может повторять Слово Божье сутками напролет, подобно святым подвижникам седых веков, когда по земле еще ходили апостолы, воочию видевшие светлый и скорбный лик Иисуса Христа.
И покорная звукам его голоса, не истончалась преграда, удерживающая пещерных чудовищ на почтительном расстоянии. В конце концов новгородец даже привык к их шумному и суетливому обществу. Да и сами преследователи выглядели не так ужасно, как при первом знакомстве. Первый время от времени слепо тыкался то головой, то плечом в каменные стены. Особенно на поворотах. Стрелу из глазницы он вырвал, воспользовавшись некоторой заминкой на развилке, когда люди поспорили, куда идти дальше — Гуннар хотел налево, а Олаф направо. Теперь шерсть на его морде слиплась от крови и слизи, вытекающих тонкой струйкой из изувеченного глаза. Второй начал заметно прихрамывать и старался не наступать на подраненную копьем Ассалом переднюю лапу. Но этот зверь вел себя настойчивее, чаще пытался проверить защитный купол на прочность, скалился, обнажая длиннющие клыки, вращал круглыми глазами и рычал каждый раз, когда ненароком в упор глядел на слабенький огонек свечи. Даже столь маленькая толика света раздражала привыкшее к мраку чудовище.
Хёрды тоже смотрели на волочащихся за ними, как хвост за собакой, зверей с усталым равнодушием. Так, наверное, викинги глядят на приближающуюся бурю. Человеку не дано предотвратить встречу со стихией. Он может лишь приспособиться к ней и приложить все усилия, чтобы выжить. Так и тут. Противостояние зашло в тупик. Оружие не в силах повредить ужасу глубин. Конечно, обычное оружие, а не заколдованное, как Ассал, но нет уверенности, что найденное в друидском тайнике копье будет слушать кого-либо кроме ворлока. Да и не был ли успех Вратко случайностью, никак не связанной с его чародейскими способностями? Но, с другой стороны, горячая молитва и животворящее крестное знамение, творимое херсонитом, не позволяют преследователям наброситься. Что остается делать, когда наступило равновесие сил в сражении? Пользоваться нежданной передышкой. Надеяться на удачный случай и стараться его не упустить. Так они и поступили.
Нехта, матерый вояка, старался не замечать чудовищ. Да и некогда было динни ши смотреть по сторонам. Он теперь нес свои меч и самострел, меч Лохлайна, сумку с запасом стрел, а вдобавок ко всему еще и треножник. Если бросить артефакт, ужас глубин, возможно, и отвяжется, но задание королевы останется не исполненным, а значит, все перенесенные испытания и гибель товарищей окажутся напрасными.
Сколько они бродили по путанице нор и отнорков?
Кто знает?
Вратко потерял счет времени, ощущая его течение лишь по нарастающей усталости, которая наливала свинцом ноги и руки, манила присесть передохнуть, а то и поспать. Путники то шли вперед, то возвращались — тогда пещерные обитатели, злобно рыча, трусили перед ними, подталкиваемые упругой преградой.
Вначале люди пытались искать выход, руководствуясь здравым смыслом — если один из двух ходов ведет вверх, то следует выбрать его, если какой-то кажется более проходимым, торным, если можно так выразиться, следуй, не раздумывая.
Порядком притомившись, беглецы поняли, что заблудились окончательно.
Сколько саженей камня над головой?
Как далеко выход через друидское святилище? Пускай там ждут до зубов вооруженные саксы, но это все же люди, поступки которых можно понять и даже где-то предугадать…
Отвяжутся ли хоть когда-нибудь чудовища?
Есть ли вообще хоть какой-то смысл в их походе и нынешних блужданиях? Вдруг королева Маб решила таким хитрым способом избавиться от норовистого ворлока? А заодно и от его товарищей, тоже не отличавшихся покладистостью. А Лохлайн, Нехта, Руарк и еще семеро воинов-подземельщиков, которым уже никогда не сужено дышать, смеяться, любить и сражаться, — просто-напросто разменная монета. Ими не грех и пожертвовать ради достижения великой цели.
А как же тогда предсмертные слова десятника? Ну, насчет камня, которым можно вызвать королеву… Прозрачный, искрящийся даже при слабеньком огоньке сальной свечи, самоцвет и сейчас висел у Вратко на шее, удерживаемый связанным на узел ремешком. Или Лохлайн должен был остаться последним? Новгородец терялся в догадках… Конечно, от хитрой колдуньи можно ожидать чего угодно, но не слишком ли все сложно?
Углубившись в размышления, парень пропустил тот миг, когда Олаф с Гуннаром прекратили споры из-за каждого поворота и каждого разветвления, а всецело положились на чутье Вульфера. Теперь оборотень возглавил маленький отряд.
Что ж, если люди не могут найти выход, приходится доверять звериному чутью и опыту, а уж его у доживающего третий человеческий век Вульфера хватало. Даже с избытком. Он сразу повел спутников не вверх, а вниз. Хёрды, против ожидания, даже не возмутились. Только переглянулись угрюмо, будто бы говоря: ну вот, сами напросились, теперь расхлебывать придется. Да еще Нехта удостоил светло-серого волка подозрительным прищуром — что, мол, затеял? А Вратко было уже все равно. Димитрию, пожалуй, тоже. Лишь бы не оступиться, лишь бы не прервать плавно текущие слова псалмов.
— Тролльи потроха! — Гуннар остановился так неожиданно, что словен врезался ему в спину лбом.
— Эй, Подарок, ты чего бодаешься? — недовольно пробурчал викинг, поглядывая через плечо.
— А ты чего встал? Что-то увидел? — отвечал Вратко.
— Так вода… — недоуменно протянул кормщик. Криво усмехнулся. — Сапоги боюсь промочить. Сам погляди.
Он шагнул в сторону, и парень увидел.
Очередной поворот низкого — приходилось сильно пригибаться — хода привел их в широкую пещеру. Ее края терялись в темноте, недостижимые для слабых лучей свечи. Зато в двух шагах от ближнего конца, куда и выбрались путники, отражала свет ровная водная гладь, будто натянутый за углы платок из драгоценного шелка, за который купцы из далеких арабских земель просили серебра, словно за трех выезженных боевых коней. Сперва Вратко даже показалось, что это не вода. А что? Расплавленный и остывший камень, к примеру. Ему пришлось видеть нечто подобное на Оркнейских островах — Сигурд показывал. Старый викинг говорил, что в давние времена здесь из-под земли бил источник расплавленного камня. Само собой, трудно себе представить, какой огонь должен быть, чтобы камни плавиться начали. Должно быть, и правда, адское пламя, огонь Преисподней. Еще железо, серебро, бронзу — туда-сюда. На то люди мастерят горны с поддувом, качают меха, добиваясь сильного жара. А вот камень… Но Вратко поверил на слово. Почему он должен был сомневаться в словах старика? Тем более что Хродгейр в ответ на осторожные расспросы подтвердил сказанное Сигурдом. Да, раскаленный докрасна, расплавленный камень тек из-под земли. Когда ручьями и реками, а когда выстреливал вверх столбом на добрый десяток саженей с тем, чтобы после обрушиться, уничтожая все живое, будь то зверь, человек, дерево или трава. А потом застывал, будто озеро замерзало. Вначале корка сверху, а потому уж и до дна. Только покров этот не был белым, зеленоватым или голубым, как положено льду, а черным, темно-серым, бурым… И уже через седмицу можно ходить по нему без опаски. Черный Скальд заметил также, что в Исландии, на родине Халли Челнока, земля выделывает такие штуки куда чаще, чем в «старой» Норвегии или севере Англии. Местные обитатели живут как на иголках — того и гляди у тебя под ногами разверзнется твердь и ты провалишься в Геенну Огненную. А потоки расплавленного камня снесут в море и твой дом, и хозяйство, и скотину…
Так вот словену сперва показалось, что он глядит на озерко застывшего камня. И лишь через несколько мгновений он сообразил, почему на поверхности нет никакой ряби — откуда, если ветер под землей поднимать некому? А уж когда Олаф поднял крохотный камешек — с ноготь величиной — и, размахнувшись, зашвырнул его подальше в темноту, развеялись последние сомнения.
Вода…
Спасение или преграда, прижатые к которой они погибнут все до единого?
Вульфер настороженно принюхивался, вытянувшись в струнку. Похоже, подземное озеро его не пугало. Напротив, внушало надежду на скорое избавление от преследования.
Воцарилась тишина, которую нарушал лишь хриплый шепот Димитрия. На большее херсонит уже не годился.
— Хвалите Бога во святыне Его, хвалите Его на тверди силы Его. Хвалите Его по могуществу Его, хвалите Его по множеству величия Его. Хвалите Его со звуком трубным, хвалите Его на псалтири и гуслях. Хвалите Его с тимпаном и ликами, хвалите Его на струнах и органе. Хвалите Его на звучных кимвалах, хвалите Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа!..[109]
И тем не менее даже такой, едва различимой, молитвы хватало, чтобы оскаленная пасть одноглазого ужаса глубин замерла неподалеку от входа в пещеру. Преграда не выпускала его из промытого подземными водами хода. О втором звере напоминало лишь глухое рычание, исполненное бессильной ярости и, как ни странно, тоски.
— Близок локоть, да не укусишь… — Гуннар показал чудовищу язык.
Ребячество, если хорошенько подумать, но на Вратко поступок кормщика подействовал ободряюще. Пускай положение безвыходное, надо не падать духом. Даже если жить осталось не больше времени, чем хватит на прочтение двух-трех псалмов (а после монах неминуемо охрипнет, собьется, запутается в словах — тогда ничто не сможет помешать нападению), прожить ее надо весело, выкрикивая насмешки в злобную морду врага, дразня смерть и дергая ее за усы.
— Эх, брат Вульфер, жаль, что ты в рыбу не перекидываешься, — покачал головой Олаф и даже потянулся потрепать светло-серого зверя по загривку. Но наткнулся на пристальный взгляд медовых глаз и передумал. — А то, испросив помощи асов, и мы научились бы… — закончил викинг совсем уж виновато, без былого задора.
— Ты не трожь его, — задумчиво произнес Гуннар. — Кажется мне, неспроста он нас сюда привел.
— Ну да! — хмыкнул здоровяк. — Само собой, неспроста. Водички попить напоследок. Только мне эта вода что-то не нравится. Лучше уж я…
Хёрд замер, выпучив глаза, когда оборотень вдруг шагнул с каменистого берега, сразу провалившись по брюхо. Зверь сунул узкую морду в воду. Прижав уши, он завыл. Вернее, хотел завыть, но вышло лишь бульканье, сопровождаемое низким гулом. Словно вдалеке заревел туманный рог.
— Чего это он? — повернулся Гуннар к Вратко.
— Откуда мне знать? — пожал плечами новгородец.
— Ну, так ты с ним давно подружился… Опять же, ворлоку положено.
— Опять вы за свое! — парень устало, еле-еле, взмахнул рукой. Пламя свечи затрепетало, фитиль зашипел, брызгаясь топленым салом. — Мне до ворлока настоящего еще учиться лет двадцать! Если не больше! А до того не имею права называться…
— Раз чародейское искусство постигаешь, значит, уже ворлок, — степенно заметил кормщик. — А коль не знаешь, зачем оборотень наш нырять вздумал, так и скажи…
— Так и говорю! Не знаю! — отчеканил Вратко.
— А я знаю! — неожиданно улыбнулся Олаф. — Утопиться он захотел. От стыда, что нас в ловушку завел.
— Скажешь тоже… — Гуннар пытался сохранять серьезность, но не выдержал и хихикнул. Из-за сжатых губ смех получился похожим на поросячье похрюкивание.
Тут уж не выдержал новгородец.
Захохотал, тряся головой и зажимая рот ладонью, — того и гляди, Нехта подумает, что грозный ворлок с ума спятил.
— Молодец, самое время! — одобрил его кормщик. — Пускай эти уроды со злости удавятся! — Он мотнул головой в сторону черного зева выхода, где тупо переминался с лапы на лапу ужас глубин.
Брат Димитрий скосил на них глаза, продолжая читать:
— Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих![110]
Вульфер рывком поднял голову от воды. С потемневшей шерсти стекали тонкие струйки. Ребра ходили ходуном — будь ты трижды оборотень, а без воздуха не обойдешься. «Дышать нужно всякому существу, — подумал Вратко. — И божьему созданию, и тому, кто от Лукавого род ведет. Хоть сакс и утверждает, что не знается с сатаной».
— Ты зачем булькаешь-то? — Олаф наклонился к волку.
Не удостоив викинга ответом, Вульфер нырнул снова.
— Бывает, — пожал плечами хёрд. — Одурел малость.
— Сам ты одурел, — беззлобно ответил ему кормщик. — Он зовет кого-то.
— И я так думаю, — кивнул Вратко.
Олаф хмыкнул недоверчиво.
— Кого там звать?! Сурт[111] его знает, сколько саженей камня над головой. Тут целое озеро воды, будто из Нифльхеля натекло… Да в нем, видать, и рыбы-то нет. Кого тут звать?
Викинг в поисках поддержки посмотрел на Нехту. Динни ши не ответил. Он сидел на корточках, уставившись невидящим взглядом в стену.
— Еще один! — скривился Олаф. — Только этого нам не хватало. Хоть ромей пока в своем уме…
— Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше, — будто ответил ему словами апостола Павла Димитрий. — Скорбим ли мы, скорбим для вашего утешения и спасения, которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим. И надежда наша о вас тверда. Утешаемся ли, утешаемся для вашего утешения и спасения, зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении…
Вульфер завыл.
Ужас глубин рванулся, ударившись грудью о невидимую преграду. Зарычал, забил по воздуху передними лапами.
«Неужели чувствует, что добыча ускользает?» — пронеслось в голове новгородца.
Херсонит размашисто перекрестился.
— Гляди! — заорал Олаф, пятерней хватая Вратко за плечо.
Словен аж охнул — предела своей силище викинг не знал.
— Ты чего?!
Палец хёрда указывал на черную гладь подземного озера. Среди мелких волн, поднятых Вульфером, вспучилась круглая шишка размером с шапку. Она стремительно приближалась к берегу.
Что еще за напасть?
У Вратко зародилось нехорошее предчувствие. Мало ли какие чудовища могут здесь обитать? Наверняка пещеры способны подкинуть им еще пару-тройку неожиданностей помимо ужаса глубин…
Шишка остановилась в полутора саженях от сапог Гуннара, который, вцепившись в бороду, тоже во все глаза ее рассматривал.
Остановилась и вдруг превратилась в звериную морду: круглую, мокрую и блестящую. На первый взгляд она напоминала собачью голову, только без ушей. А безухих собак, как известно, не бывает. Кроме больших, навыкате черных глаз, отражающих огонек свечи, на морде выделялись знатные усищи — таких длинных, пушистых, торчащих в разные стороны не было ни у кого в войске Харальда Сурового. Ну, разве что Лосси-датчанин мог похвастать похожими, разлохмаченными волосами.
«Да нет, — решил новгородец, — в подметки морской хевдинг не годится пришельцу. Что же это за существо такое?»
Неизвестный зверь фыркнул, разбрызгивая капельки воды с усов, и моргнул.
— Да ведь это же нерпа![112] — изумленно воскликнул Вратко. — У нас на Ладоге…
— Тут тебе не Ладога! — осадил его Гуннар, перехватывая меч поудобнее.
— Да брось ты… — взял его за рукав Олаф. — Смотри лучше на нашего оборотня.
Вульфер уже успел высунуть голову из воды и тянулся носом к тюленю. Сухопутный зверь и водоплавающий надолго замерли без движения. Только шевелились ноздри и звучно били о гладь озера капельки воды, срывающиеся с волчьей шерсти.
В тишине по-прежнему хрипел усталый Димитрий, удерживая кровожадных преследователей:
— …Хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его. Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, в се звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес. Да хвалят имя Господа, ибо Он повелел, и сотворились; поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет. Хвалите Господа от земли, великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его, горы и все холмы, дерева плодоносные и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые…[113]
Наконец оборотень вильнул хвостом и, пятясь задом, выбрался на берег.
Тюлень, смешно горбясь и растопыривая короткие передние ласты, последовал за ним.
— Во как спелись… — протянул Гуннар, не опуская меч.
— Оборотень оборотню глаза не выклюет, — скривив губы, неожиданно сказал Нехта.
И тут новгородца осенило:
— Селки?
— Роан, — поправил его динни ши.
— Какая разница? — махнул рукой Гуннар. — Вульфер говорил, они миролюбивые.
— Не бойцы, — презрительно бросил подземельщик. — Трусы. Когда дело доходит до драки, предпочитают спрятаться.
— А вывести отсюда он нас сможет? — Вратко краем глаза заметил, что оборотень отошел в сторонку.
— Ты умеешь плавать, как рыба? — очень серьезно спросил Нехта.
— Приходилось… — Новгородец вспомнил, как бултыхался в холодных волнах Варяжского моря. Конечно, без бочонка долго он не выдержал бы, но раз роан проплыл сюда, значит, и он сможет…
Вульфер рухнул на брюхо, выгибая спину. Под волчьей шерстью заходили судороги.
«Сейчас начнет превращаться в человека, — догадался парень. — То есть как это правильно говорить? Оборачиваться. Вот!»
Вратко, припоминая, через какие мучения проходит оборотень, изменяя внешность, отвернулся, чтобы не смущать его. Осторожно положил у своих ног узелок с одеждой Вульфера-человека.
— А как долго ты можешь задержать дыхание? — продолжал приставать с расспросами динни ши.
«Чего он взъелся? Или малый народец просто сам не свой, если ни к кому не цепляется? Думал, от Лохлайна отделался…»
— Я потерплю! — твердо ответил словен. — И ты потерпишь, если жить хочешь.
— А если…
— Да ты трусишь, подземельщик? — нахмурился Гуннар. — Неужто утонуть для тебя страшнее, чем попасть под когти вон того урода? — Кормщик ткнул пальцем в сторону беснующегося чудовища. Ужас глубин уже не рычал — видно, дыхания не хватало, — он просто бросался вперед и вперед. И хотя молитва, читаемая братом Димитрием, все еще не позволяла обитателю пещер вырваться из узкого прохода, зверь все же понемногу продвигался за каждый рывок. Когда на вершок, а когда и на пядь.
— Да. Я боюсь, — честно признался Нехта. — Я ни разу в жизни не плавал. Не то чтобы нырять.
Динни ши в задумчивости покрутил в руках треножник.
— Вы хоть находку передайте ее величеству…
— Ты никак умирать собрался? — насмешливый голос Вульфера заставил одноглазого обернуться. — Не торопись раньше времени…
Сакс успел не только вернуться в человеческий облик, но и натянуть штаны. Он нырнул в рубаху, отчего следующие слова прозвучали неразборчиво.
— Чего-чего? — переспросил Гуннар.
— Еще поборемся, говорю! — Несмотря на усталость, лицо оборотня лучилось радостью. — Кра-Аранг проведет нас в поселок роанов.
— Кто-кто?
Вульфер хохотнул:
— Вижу, ты совсем устал, борода! А ведь нам еще плыть.
— И далеко? — осторожно поинтересовался новгородец.
— Дальше, чем хотелось бы, но ближе, чем пристало Подарку Ньёрда! Попроси за нас морского пивовара. Авось не выдаст.
Новгородец кивнул, хотя сам уверенности в помощи вана-Ньёрда не чувствовал. Боги редко внимают просьбам людей. Обычно они сами выбирают, кого поддерживать, а кого нет. И предугадать их промысел не в человеческих силах.
— Не доверяю что-то я этому… скользкому… — брезгливо протянул Нехта.
Читать бесплатно другие книги:
