Я – телохранитель Гриньков Владимир
– Отсутствие оружия меня с толку сбивает, – признался Китайгородцев. – Перерыли весь гостевой дом – ничего нет. Я чуть раньше просил Богданова осмотреть территорию… Это после того, как мы на Юриной рубашке обнаружили следы плечевой кобуры… Я Ильича в тот раз попросил поискать на территории спрятанное оружие. Он ничего не нашел. Нет ствола! А без ствола ему тут делать нечего.
– «Ему» – это киллеру?
– Киллеру, уважаемый коллега… А кому же еще? И я теперь теряюсь. То ли киллера тут действительно нет, и все дело – в одной только моей подозрительности, то ли я чего-то просто не понимаю. Киллер без оружия – что-то новенькое. Да?
– Каратист какой-нибудь? – засмеялся Костюков. – Убивает голыми руками?
– Голыми руками – это вряд ли. Если киллер есть, у него обязательно должно быть оружие. Обязательно! Или они все-таки придут оттуда, извне…
–
Уставший зверствовать мороз смягчился. С неба сыпал негустой снежок. Уличные фонари заливали все вокруг живым желтым светом. Такие идиллические картинки – с заснеженными елями и мягким светом фонарей – художники любят изображать на рождественских открытках.
…Алла Андреевна Скворцова – когда-то любимая женщина Тапаева, а ныне просто мать его сына – стояла у крыльца хозяйского дома, наблюдая за тем, как ее великовозрастный сынок увлеченно лепит снежную бабу. Немного в стороне прохаживался вооруженный карабином охранник из «Барбакана».
Китайгородцев подошел к женщине.
– Уже темно, – сказал он негромко. – Если хотите, я провожу вас до дома.
Говорил вроде бы мягко, но его слова воспринимались как указание, которое нельзя не выполнить. Скворцова передернула плечами, как будто ей вдруг стало зябко.
– Позвольте, я возьму вас под руку, – попросила она.
– Да, конечно.
«Легкий, едва уловимый запах духов, – оценил Анатолий. – Очень гармонично: снег, вечер, завораживающий и теплый свет фонарей – и слабый волнующий запах, очень женский…»
Они медленно пошли по освещенной дорожке. Тапаевский сын, не без сожаления оставив свое занятие, пошел за ними следом.
– Я и представить себе не могла, что здесь так небезопасно, – призналась женщина.
– Ну, вы преувеличиваете, по-моему.
– Нет-нет. Даже у нас в Москве спокойнее.
– Не уверен.
– Вы ведь не москвич?
– Москвич.
– Неужели? – удивилась Скворцова и даже обернулась на своего спутника, чтобы получите его рассмотреть. – Я думала, вы местный. Вы разве не из охраны Генриха Эдуардовича?
– Из охраны.
– Он выписал охрану из Москвы?
– Да.
– Вот видите, – заключила женщина. – Уж если он действительно так печется о своей безопасности, то все не так уж хорошо, как вам представляется.
Они как раз проходили мимо установленных для завтрашних торжеств столов. Здесь уже успели появиться скамьи – и даже небольшой помост для артистов. Артистов, как рассказал Китайгородцеву Богданов, предполагалось взять местных. Какой-то ансамбль народного танца. Тапаев их спонсировал, а они плясали для его гостей, которые прежде сюда наведывались время от времени. Местная экзотика, так сказать. Обычно хорошо идет на свежем воздухе, под водочку.
– Если бы тут было так уж плохо, – сказал Анатолий, – вряд ли Генрих Эдуардович устроил бы праздник…
– Все-таки дата, – пожала плечами Скворцова. – И потом – когда-то надо отдавать долги?
– Какие долги? – не понял Китайгородцев.
– Те, которые у каждого из нас есть перед своими близкими, – обернулась и посмотрела на сына – не отстал ли. Анатолий понял, что она не хочет больше обсуждать эту тему. Хотя собственную версию выстроить уже можно. Тапаев перед тем, как уехать отсюда надолго – может быть, навсегда – собрал не коллег по бизнесу, а только тех, кто приходится ему родственником. Кажется, никто из них не питал к клиенту особо теплых чувств. Он забыл о них. Мог помочь, но не помогал. Предоставлял возможность самостоятельно выпутываться из житейских передряг. И вот теперь собрал их всех вместе. Значит, была причина. Скворцова говорит – отдавать долги. Возможно. Деньгами?
У гостевого дома прохаживался охранник.
– Вы наверняка знаете больше, чем я, – сказала вполголоса Скворцова. – Генриху Эдуардовичу действительно что-то угрожает?
– Мы здесь не зря хлеб едим, – ответил телохранитель нейтрально.
Понимай как хочешь.
Тут им предстояло расстаться. Скворцова обернулась, поджидая своего отставшего сына. Илья подошел, улыбаясь каким-то своим мыслям. Проходя мимо Китайгородцева, повернул голову и скользнул по его лицу взглядом. Только скользнул – и тут же отвел глаза.
Из-за двери комнаты, в которой жил доктор Вознесенский, доносился какой-то шум. Когда Анатолий постучал, стало тихо.
– Откройте! – попросил телохранитель.
Пауза в добрых полминуты, потом щелкнул замок. Дверь приоткрылась, но ненамного. Узкая щель, в которой маячил явно чем-то растревоженный Вознесенский.
– Позвольте войти, доктор!
Тот явно не горел желанием видеть в своей комнате гостя, но отказать Китайгородцеву он не посмел.
В комнате обнаружился Роман. Тапаевский сын имел достаточно потрепанный вид – будто его только что извлекли из сушильного барабана. Доктор старательно прятал глаза и не без труда сдерживал тяжелое дыхание. Похоже было, что это он и потрепал Романа.
Анатолий бросил быстрый взгляд на стол. «Ява золотая». Обе пачки распечатаны. Теперь можно не сомневаться в подоплеке происходящего… Возвратившись в свою комнату, Вознесенский явно вскрыл пачки. А наркотики обнаружил только в одной из них. Во второй были сигареты, чего он никак не ожидал увидеть. Просто теперь вторая пачка с наркотиками покоилась в кармане Китайгородцева. Но Вознесенский ничего этого не знал и первым делом заподозрил хозяйского сына. То-то у Романа вид такой потрепанный. Здесь состоялся допрос с пристрастием.
– С вами все в порядке? – спросил у парня Анатолий.
Тот молча кивнул в ответ.
– Пожалуйста, идите к себе, – предложи лему Китайгородцев.
Это звучало как приказ, но Роман даже не шелохнулся. Когда Анатолий, повысив требовательно голос, повторил фразу, паренек бросил быстрый взгляд на доктора, будто спрашивая у того разрешения. Боялся он Вознесенского. Этот тип на самом деле имел над своими подопечными огромную власть.
Чтобы добиться подчинения стаи, надо унизить и растоптать вожака. Телохранитель вдруг резким движением сбил доктора с ног, а когда тот попытался подняться, придавил его горло – так, что тот захрипел. Этого хрипа Китайгородцев демонстративно не услышал.
– Я вам сказал – идите к себе! – произнес он таким неправдоподобно доброжелательным тоном, что больше уже ему повторять не пришлось.
Роман стремительно вышел, как будто только и ждал, когда ему позволят это сделать. Дверь за ним закрылась. Анатолий рывком поднял доктора с пола и швырнул его в кресло.
– Вас ждут в Москве, – сказал телохранитель. – Вам необходимо срочно возвращаться.
– Что за чушь? – огрызнулся Вознесенский.
Он потирал свою шею и вообще чувствовал себя крайне не комфортно. Его надо было дожимать.
– Если ты отсюда сейчас же не уедешь, – легко перешел на «ты» Китайгородцев, – я сдам тебя ментам. – Есть повод?
– Наркотики, – коротко сообщил Анатолий.
Чтобы было доходчивее, он извлек из кармана распечатанную пачку «Золотой Явы». Доктор изменился в лице. Он был похож на игрока, которому только что сообщили об изменении правил игры. Изменения оказались неожиданными и очень неприятными по своим последствиям.
– Ты все понял? – спросил Китайгородцев. – На сборы я даю тебе десять минут.
– Тапаев в курсе?
– Ты хочешь, чтобы об этом знал еще и он? – широко и неверяще улыбнулся Анатолий.
Доктор вздохнул в ответ. Не хотел.
– Через десять минут спустишься со своими шмотками вниз, – сказал телохранитель. – Тебя отвезут на вокзал. Если кто-нибудь станет расспрашивать тебя о причинах отъезда, скажешь, что в дорогу позвали срочные дела.
Вознесенский не посмел перечить. Только попросил:
– Пожалуйста; верните мне эту сигаретную пачку.
Китайгородцев засмеялся. Смех был издевательский:
– За дурака меня держишь? Эта партия наркотика – лучшая гарантия того, что ты отсюда уберешься. Потому что как только ты заартачишься, я тебя сразу же сдам с потрохами.
– Разве я вам чем-то мешаю?
– Очень, – честно признался телохранитель. – При моей работе – чем меньше такой публики, как ты, тем легче работается.
И охранная служба не обходится без приятных минут. Скажем, ты где-то хозяина своего прикрывал, пребывал в напряжении в ожидании близкой опасности, и вдруг – спокойная обстановка, можно немного расслабиться, чайку попить, поговорить о чем-нибудь приятном с девчонкой (которая, конечно же, объект охраны, но до чего же привлекательный объект, черт подери!). И тот, кто думает, что телохранитель при охраняемом лице состоит всегда только в качестве безмозглого и бессловесного манекена, пригодного только для того, чтобы им в случае опасности можно было прикрыться, – тот очень ошибается. И принцессы за телохранителей замуж выходят, примеры такие были…
Образец охранника, которому в данный момент исполнять свои обязанности очень и очень приятно, предстал перед глазами Китайгородцева, когда он вошел в свою комнату. Его коллега, по фамилии Абросимов, сидел в кресле, в котором обычно сидел Анатолий, и смотрелся вполне счастливым человеком. Китайгородцев приставил его к Рите вместо себя – и теперь тот чаевничал с ней, с достоинством выполняя необременительные обязанности телохранителя. Легкая музыка. Кассета с щемяще-сладостной мелодией. Увидев, как Рита подливает в чашку Абросимова заварку, Анатолий ощутил легкий укол ревности.
– Какой-то ты осоловелый, – буркнул он, обращаясь к Абросимову.
Тот, наверное, о чем-то догадался, потому что засмеялся в ответ:
– Толик! Ты же знаешь – мы целый день на ногах, устаем как черти, а замены что-то не видно.
«По нему не скажешь, что он так уж жаждал замены… Так бы охранял и охранял сексапильную Риту… Даже ночью».
– Налей и мне, – попросил Китайгородцев девушку.
Вечер у него сегодня длинный. Много чего еще предстоит сделать. И неизвестно, успеет ли поужинать.
– Мороз ослабел, – сказала Рита. – На завтра обещают всего минус пять. Я бы на лыжах покаталась. Составишь мне компанию?
Вопрос был обращен к Анатолию. – Не могу, – виновато улыбнулся он. – Много работы. Завтра вообще будет беспокойный денек.
– Жаль, – искренне опечалились она.
– Я могу составить компанию, – встрял Абросимов. – Встанем с утра пораньше на лыжи – и вперед!
Китайгородцев посмотрел на него с плохо скрытой неприязнью.
– Мне уже хочется отсюда уехать, – вздохнула Рита. – Надоело всё.
– Завтра будет весело, – пообещал ей Анатолий. – Артисты, танцы, фейерверк…
– Потанцуем, – ухмыльнулся Абросимов и сладко потянулся.
Анатолий досадливо крякнул. Рита обнаружила наконец, в каком состоянии находится Китайгородцев, – поняла, наверное, что это как-то связано с Абросимовым, и поспешно сказала, торопясь пригасить исподволь разгорающийся скандал:
– Ну что за фейерверк может быть в этой глухомани? Мои друзья двухтысячный год встречали в Лондоне, вот там действительно был фейерверк!
– А я был в Париже, – опять очень некстати подключился к разговору Абросимов. – Одного богатого перца сопровождал. Он со своей любовницей…
– Да замолчишь ли ты наконец! – не сдержался Анатолий.
За вспышкой раздражения угадывался гнев. Рита испугалась близкой ссоры и затараторила, переводя взгляд с Китайгородцева на Абросимова и обратно:
– Или вот еще на Московскую Олимпиаду был праздник… Родители меня взяли на стадион… Когда олимпийский Мишка улетал… Помните?.. Мне очень-очень понравилось…
Анатолий резко отодвинул от себя чашку с недопитым чаем. Его помрачневший сверх меры коллега упорно смотрел в стол, будто не было для него сейчас занятия интереснее.
– Я подыщу тебе замену, – сухо сказал ему Китайгородцев. – Что-то ты плохо выглядишь, дружище…
Абросимов понимающе усмехнулся, но вслух ничего не сказал. Анатолий вышел из комнаты. Рита выскочила за ним следом:
– Толик! Ну что ты, в самом деле!
У нее был взгляд растревоженного щенка. Хозяин чем-то рассержен – и так от этого щенку некомфортно! И он только одного хочет – чтобы хозяин не сердился.
– Извини, – кашлянул Китайгородцев. – К тебе это не имеет никакого отношения.
– Ты не сердишься? Правда?
– Правда, – неискренне ответил он.
Рита вдруг прижалась к нему порывистым движением. Это было так неожиданно, что он даже растерялся.
– Ты лучше всех! – прошептала девушка. – Лучше их всех! Я специально дождусь тебя. Ты придешь, и мы с тобой попьем чаю. Только с тобой! Хорошо?
Анатолий растерянно кивнул в ответ.
– Обещаешь? – спросила Рита.
– Обещаю.
Она снова прижалась к нему, совершенно счастливая.
– Извини, мне надо идти, – сказал Китайгородцев.
На самом деле он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел их сейчас.
– Да-да, – отстранилась девушка.
Но тут же ей что-то вспомнилось.
– Толик! Я сегодня видела этого парня, – произнесла она шепотом, совершенно по-детски округляя глаза. – Того, который ненормальный.
– И что же?
– Мы столкнулись с ним в дверях. Там, на первом этаже. И он совсем не был похож на психа!
– А на кого же он был похож? – с недоверием спросил телохранитель.
– У него был нормальный взгляд, Толик! Взгляд совершенно нормального человека!
Кажется, она до сих пор была под впечатлением сделанного ею открытия. Китайгородцев засмеялся:
– Вся штука в том, милая моя Рита, что психи тоже бывают разные. Одни опасны постоянно – либо для окружающих, либо для самих себя – и таких приходится изолировать. А другие большую часть времени пребывают во вполне приемлемом для жизни в обществе состоянии, и вся проблема – только в иногда случающихся с ними приступах болезни. Тапаевский сын, похоже, как раз из этой компании. Болезнь где-то там, глубоко внутри его, она все время спит – и просыпается лишь изредка. Ты, главное, не подходи к нему слишком близко, и все будет в порядке, честное слово.
Телохранитель Китайгородцев:
«Неудобно получилось… Стыдно, конечно… Но дело не в ревности!.. Черт побери, не в ревности!.. Абросимова уберу от девчонки не потому, что приревновал… Он действительно уставший и засыпает на ходу… Хорош телохранитель!.. Хотя зря сорвался… Рита будет думать неизвестно что… Стыдно… Он – тоже хорош… Был в Париже… Богатого перца сопровождал… С любовницей… За одно только это язык вырвать без суда и следствия… Давно мне не нравится… Еще в прошлом году с ним история была… Обматерил клиента… И был нетрезв…. Да, клиент вроде бы сам ему наливал, но он имел право отказаться… Должен был отказаться!.. Чего я к нему прицепился?.. Ревность?.. Не о том надо думать… О чем-либо другом… Завтрашний день… Праздник… Фейерверк… Олимпиада… Мишка олимпийский улетает… Как давно это было… И как, оказывается, недавно… А все-таки может быть киллер без оружия – или не может?.. Яд как оружие?..Чепуха… Это только в книгах… В реальнойжизни – такого почти не бывает… Достаточно проконтролировать приготовление блюд… А после никого не подпускать к тарелке твоего клиента… И у этого отравителя не будет никаких шансов… Нет, яд – неправдоподобно…Холодное оружие… Нож?.. Уже ближе… Банкира зарезали… На подмосковной даче… Но там никого не было рядом… Нож: всегда – это если только никого нет рядом… А здесь слишком много людей… Тоже малоправдоподобно… Если Тапаева заказали, ошибиться они не могут… Там – серьезные люди… Им надо, чтоб наверняка… Еще бывает взрывчатка… Нет, если бы хотели взорвать, давно взорвали бы к чертовой бабушке!.. Вместе с домом… Они будут стрелять… Должен быть ствол… Киллеров без оружия не бывает… Какой-то ствол… Пистолет?.. Или винтовка?.. Или «калаш»?.. Если они будут идти оттуда, снаружи, у них ничего не получится… Посечем огнем… Почему я до сих пор до конца не верю в то, что они придут снаружи?.. Почему думаю, что те, кто за забором, – они только для подстраховки?.. Потому что они уже пытались извне… Напоролись на охранника… Убили… Но все равно пришлось отступить… У них уже однажды сорвалось… Потому-то мне и кажется, что они должны попытаться отсюда, изнутри… Просто я не вижу его… Не вижу бесспорных следов его присутствия здесь… Одни только косвенные признаки… Поэтому не могу до конца поверитъ… А Абросимова все-таки надо убрать от Риты… Ну вот, опять на него переключился… Уж лучше про завтрашний праздник… Олимпийский Мишка… До чего же все-таки паскудно на душе!.. Прямо кошки скребут… Кошки-мышки… Мышки-мишки… Мишки олимпийские… Олимпийский Мишка… Улетел… Его потом поймали… Какая-то специальная бригада была, которая улетевшего Мишку ловила… И этот Мишка теперь ко мне прицепился… А ведь из-за него я психую… Нет, из-за Абросимова… Нет, из-за Мишки олимпийского… Из-за Абросимова… Я уже сам запутался… Наверное, Абросимов прав… Мы тут целыми днями на ногах, в три смены без подмены… В рифму получается… В три смены… Без подмены… А Абросимова заменю… Спит на ходу, подлец… А Рита обещала ждать… Не спит и зайца обнимает… Кто сказал?.. Костюков сказал… У Риты – заяц под подушкой… Розовый… Зайцы не летают, а медведь вот полетел… Потому что – олимпийский… На олимпиадах случаются чудеса… Ну почему этот олимпийский Миша ко мне так прицепился?.. Это усталость, дорогой мой друг Толян… Ты скоро сам с собой уже начнешь разговаривать…»
Открыв дверь гаража, Китайгородцев вошел внутрь. При его появлении прикованный к трубе Пастухов резко вскинул голову. У него был злой и острый, как бритва, взгляд. «Вряд ли его можно просто передать с рук на руки охранникам тапаевского комбината, – подумал Анатолий. – Не справятся они с ним. Не по зубам им этот парень. Раскидает вохровцев, как мелюзгу. Придется отправить в сопровождение кого-нибудь из своих – а людей и без того не густо…»
В проеме двери, ведущей в дом, маячил охранник из «Барбакана».
– Отвлекаешься? – попенял ему Китайгородцев.
– Я на два фронта, – доложил охранник. – За мной – еще коридор первого этажа.
«Точно, не хватает людей…»
Анатолий проверил, надежно ли замкнуты наручники.
– Рука затекла, – процедил сквозь зубы Пастухов. – Сними браслеты!
Он прятал взгляд, чтобы не демонстрировать своему тюремщику полыхающий в глазах огонь ненависти.
– Потерпи немного, – коротко бросил Китайгородцев.
Вышел в коридор. Охранник, заложив руки за спину, пружинисто перекатывался с пятки на носок. Его карабин стоял у стены.
– Скоро за этим парнем должны приехать, – сказал Анатолий охраннику.
– Менты?
– Вохровцы с комбината. Они его заберут. Поедешь с ними. Помни, вся ответственность за этого парня лежит на тебе. На вохровцев надежды нет. Отвезете на комбинат. Закройте в каком-нибудь помещении, где нет окон и где надежные запоры. Наручники с него не снимать. Парень воевал в Чечне и коллекционировал отрезанные уши. Не дай ему возможности пополнить свою коллекцию.
Охранник молча кивнул. Во взгляде добавилось напряжения.
– Тут кто-нибудь появлялся? – спросил Китайгородцев.
– Девчонки.
– Какие девчонки?
– Дочь хозяина…
– Ч-черт! – с досадой произнес Анатолий.
– Я сказал, что нельзя, что не положено, но она все-таки успела перекинуться с другом несколькими фразами.
– О чем говорили?
– Хозяйская дочь спросила, как ему тут. Он сказал, что ничего. Она спросила, что ему принести. Он ей опять – ничего. И тут я ее вывел.
– А кто был еще?
– Твоя подопечная.
– Рита?
– Да.
– Она-то какими судьбами?
– Любопытствовала.
– Хорошенькое любопытство! – с досадой произнес Китайгородцев. – Сколько она здесь времени провела?.
– Я не знаю.
– То есть?! – изумился Анатолий.
– Я в коридоре был, а когда зашел в гараж, Рита уже была здесь.
– Она о чем-нибудь разговаривала с этим парнем?
– Я не слышал. Я вошел, сказал ей, что здесь находиться нельзя, и она сразу ушла.
Вернулся охранник, которому было поручено разузнать, кому и когда продавались снегоходы. За последние полгода через магазин прошло четыре снегохода. Один купил Тапаев для своей дочери, еще два комбинат приобрел для своей базы отдыха, расположенной в семидесяти километрах севернее, где оба и находились в настоящий момент. А четвертый снегоход – тот самый, зеленого цвета, о котором говорил Богданов, – забрали месяц назад люди, о которых продавцы не могли сказать ничего, кроме того, что это были не местные. Где этот снегоход находится в настоящее время, они не знали.
– Вот это он и есть, – вздохнул Китайгородцев.
У него уже не было сомнений в том, что на зеленом снегоходе неизвестные приезжали к тапаевскому поместью. И приедут снова. Анатолий был готов их встретить. Его, замаскированные белыми простынями, люди лежали в снегу в эти самые минуты там, за забором – как раз напротив лаза, к которому, как был уверен Ки-тайгородцев, охотники на клиента непременно прибудут.
– После полуночи сменишь людей, – сказал Анатолий Костюкову. – Тех, которые в снегу. Иначе они в своих снежных берлогах превратятся в белых медведей.
«В Мишек олимпийских… Мишка! Олимпийский! Вот оно!»
– Ты был на Олимпиаде, Костюков?
– На какой?
– На Московской.
– Нет.
– И я не был. А какой это был год? – спросил Китайгородцев и при этом нехорошо улыбнулся. Не улыбка, а оскал. И сразу потянулся к телефонной трубке.
– Восьмидесятый, – пожал плечами Костюков.
– Правильно, восьмидесятый год.
Анатолий торопливо набирал телефонный номер Хамзы, все так же некрасиво скалился и говорил скороговоркой:
– Как вы думаете, уважаемый коллега, если Олимпиада была двадцать лет назад, а нашей девушке сейчас – девятнадцать, то сколько лет ей было, когда она с родителями сидела на стадионе и видела своими глазами, как улетает в ночное московское небо олимпийский Миша?
– К-какая девушка? – опешил от абсурдности предлагаемой ему головоломки Костюков.
А тем временем уже ответил Хамза.
– Запрос? Срочно! – бросил в трубку Ки-тайгородцев. – Алтунина Маргарита Дмитриевна! Все установочные данные! Возраст! Адрес! Не терялся ли паспорт!..
– У тебя с нею что, проблемы? – спросил Хамза, и было заметно, как он удивлен.
– Некогда объяснять! – рявкнул Анатолий, у которого в груди сейчас вместо стука сердца раздавалось страшное тиканье секундомера, отсчитывающего отпущенный ему на всё про всё микроскопический лимит времени. – Это не она, Роман Александрович! Она – не Алтунина! И ей – не девятнадцать лет! Я вам перезвоню позже!
Швырнул трубку на рычаг, будто она жгла ему руки. И увидел глаза Костюкова. Совершенно круглые.
– Что ты говорил о снотворном?
– О каком снотворном? – не понял Костюков.
А драгоценные секунды таяли…
– Снотворное! – процедил Китайгородцев. – Ты сказал, что Рита ночами не спит, ждет меня…
– Я шутил, Толик.
– Ты сказал, что даже снотворное ей не помогает! Ты видел лекарство в ее вещах?!
– Да.
– Какое лекарство?!
– Барбамил.
– Почему ты мне сразу не сказал, что видел у нее барбамил? – заорал Анатолий.
Ведь все правильно он понял про Абросимова! Вялый он! И реакции заторможены! Он чай пьет! И если несколько капель барбамила капнуть в чай, человек расслабляется так, что телохранитель из него – уже совсем никакой. И пистолет у него – в кобуре! Киллер не может быть без оружия. Обязательно должно быть оружие. И оно есть! Только его надо взять.
Жест охраннику:
– Пойдешь со мной!
Последние наставления Костюкову:
– Будь здесь и не впускай к Тапаеву никого! Вызови Богданова! Перекрыть все входы в дом! Запретить любое передвижение! Если будет звонить Хамза – пусть ждет меня на проводе! И никого не подпускай к приемной! Особенно Риту!
– Ты ее подозреваешь?!
– Какое к черту – «подозреваешь»! Ее подослали к клиенту, чтобы она его убила! Застрелила из моего пистолета! Она – киллер!
Телохранитель Китайгородцев:
«Коридор… Лестница… Гостиная… Охранник…»
– Если увидишь Риту, задержи! Любой ценой! Учти, она может быть вооружена!
«Дверь… Мороз… Охранник…»
– Риту не видел?
– Нет.
– Если появится, задержи любой ценой! Она опасна! Может быть вооружена!
«Аллея… Второй от дома фонарь по правой стороне не горит… Лампочка перегорела?.. Завтра заменить… Оружие… Все время сбивало с толку то, что не могли найти оружие… Невооруженных киллеров не бывает… Должен быть пистолет… Но он не должен вызывать подозрений… Нанять охранника с оружием… В нужный момент воспользоваться его пистолетом… Всего лишь несколько капель барбамила… Надо было лично просмотреть ее вещи… Даже подумать не мог!.. Девочка вне подозрений… И ей – больше девятнадцати лет?.. Безусловно… Выглядит моложе… Много моложе… А так ей двадцать пять – двадцать семь… Снег раскатан до льда… Присыпать песком… Да, никаких сомнений… В тапаевском окружении она оказалась позже всех… По срокам совпадает… И там, на курорте, не Аня с нею познакомилась, а она – с Аней… Она пошла на контакт…Это важно/Ц. Ее просто подставили Ане… Подружиться. Вечера в уютном баре… Горячийглинтвейн… Иностранца упоили до чертиков… Лезгинку танцевал… Очень весело… И главное – не оборвать эту связь… Чтобы потом еще раз встретиться… Обязательно встретиться… Операцию по внедрению провели блестяще… Она появилась здесь, и никто ничего даже не заподозрил… Еще охранник…»
– Ты видел Риту?
– Нет.
– Иди за мной. Встань в коридоре и не позволяй никому выходить из комнат!
«Дверь… Вознесенский… С чемоданом… Как не вовремя…»
– Стойте здесь. Машина за вами придет.