Мэр в законе Седов Б.
- Бегу по мерзлоте не за медали…
- Широка страна Русь-лимония!
- Мент сказал, что в загоне я.
- Похожу ишшо, поброжу ишшо -
- Будет новый царь, станет хорошо.
"Начальнику Главного Управления Исполнения наказаний МВД СССР генерал-полковнику П. П. ЗЕЛИНСКОМУ.
Командующему войсками Северо-Восточного округа ВВ МВД СССР Генерал-лейтенанту О. Г. ПУРЫШЕВУ
В результате тщательно проведенных оперативных мероприятий и благодаря высокопрофессиональным действиям сотрудников оперативной части исправительно-трудового учреждения № Н-38/044, в ночь с 30 на 31 декабря 1990 года была пресечена попытка побега из колонии заключенного Чумаченко Сергея Васильевича.
При задержании осужденный Чумаченко С. В. оказал активное сопротивление и пытался завладеть оружием часового ефрейтора внутренней службы Д. А. Антипова.
Действуя согласно требованиям Устава Караульной Службы, ефрейтор Антипов был вынужден открыть огонь на поражение.
Заключенный С. В. Чумаченко убит.
Ефрейтору Д. А. Антипову в качестве поощрения предоставлен внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на Родину (10 суток) и присвоено воинское звание "младший сержант " с назначением на должность командира отделения.
Особо отмечаю грамотные и решительные действия начальника оперативной части капитана внутренней службы Ф. П. Зубарева.
Благодаря полученным агентурным данным, проведенному анализу имеющейся информации и высокому уровню профилактической работы среди осужденных, заранее спланированный побег удалось предотвратить и избежать жертв личного состава батальона охраны.
Ходатайствую о досрочном присвоении капитану внутренней службы Ф. П. Зубареву очередного воинского звания "майор " и награждении его Почетным знаком "Отличник внутренних войск МВД СССР".
Начальник ИТУ № Н-38/044 подполковник внутренней службы В. Н. Мясоедов".
На самом деле, несчастный Чума никакого побега заранее не планировал. И вообще никуда бежать не собирался. Он от жилой зоны до карьера и то с трудом доходил, волоча отмороженную ногу и задыхаясь от приступов туберкулезного кашля. Прибавьте сюда истощение, цингу, другие сугубо лагерные болячки вроде язвы желудка и поймете, какой из Чумаченко беглец. А в запретную зону под пулеметную очередь рванул потому, что решил свести счеты со своей никчемной жизнью. Сначала пробовал повеситься, потом - вены себе вскрыть… Духу не хватило. А так, на "колючку" бросился - и все дела. Часовой сам все обстряпает: и прицелится, и на спусковой крючок нажмет. Солдатику домой, в краткосрочный отпуск хочется. Ради такого дела не грех и заморенного "зэка" пристрелить.
- Слыхал? Чуму на "запретке" кончили. - Чугун подошел к Таганке в то время, когда заключенные отряда готовились к построению на утренний развод.
- Как не слыхать! Вся "зона" гудит.
- А ты не дрейфь. Сделаешь все, как я сказал, может, живым останешься и по воле нагуляешься вдоволь. Главное, не перепутай ничего.
- Уж постараюсь.
- Блатных сейчас можешь не опасаться. После Чумы они еще с неделю ровно дышать будут. Тебе в самый раз. Ладно. Все сказано. Дальше сам смотри, как жить надумаешь.
- Отряд, строиться в две шеренги! - рявкнул старший прапорщик Легавко, и "зэки", матерясь и морщась от резких порывов холодного ветра, разбредались по шеренгам на плацу колонии.
Сегодня на работы выгнали всех, даже "законников". Администрация колонии предприняла более суровые меры по соблюдению режима содержания осужденных.
Начинался новый день - 31 декабря 1990 года. Впереди был все тот же карьер, все та же вечная мерзлота, все то же серое небо. Все привычно, все как всегда. А у Таганки "под ложечкой" сосало, чаще обычного бился пульс, мелко дрожали руки, а на лбу, невзирая на мороз, проступала испарина.
Тачка, доверху нагруженная черным камнем, казалось, не имела веса. Андрей, занятый своими тайными и тревожными мыслями, толкал ее по узкой тропинке в гору и не чувствовал тяжести. Перед ним и за его спиной черепашьим шагом передвигались такие же изможденные "зэки". Шли вверх упорно, молча, угрюмо. Кто-то, у самой вершины холма, споткнулся, не удержался на ногах, безжизненным мешком покатился под гору вместе с громыхающей двухколесной посудиной. Нижние бесстрастно уступили ему дорогу и продолжили свое движение.
Выкатив тачки на поверхность, заключенные друг за другом направились к грузовому фуникулеру.
Следом за Андреем шел Чугун.
- Готов? - спросил он, когда Таганка приблизился к "вертушке" фуникулера, куда должен был высыпать свою ношу.
- Готов.
- Давай, с Богом, - напутствовал Чугун, опасливо оглядываясь.
Таганка, перекрестившись, нырнул в глубокую металлическую чашу. Чугун высыпал на него сверху грунт из двух тачек.
Придавленный сверху каменной породой, Таганцев подумал, что кончина его близка. Казалось, тело расплющило, и отсюда ему уже никогда живым не выбраться. Вереница "вертушек", саморазгружающихся емкостей на цепном приводе, со скрипом поднималась еще выше, туда, где стояли в очереди самосвалы под погрузку.
Таганку тряхнуло, швырнуло, нестерпимо больно ударило о железный борт грузовика и присыпало сверху мелким колючим камнем. Но - совсем немного. Водитель КрАЗа на секунду приостановил фуникулер.
- Жив, курилка? Прикройся! - он швырнул стонущему от боли Андрею заранее приготовленный широкий брезентовый тент и небольшой лист фанеры. - Пропадешь здесь с тобой за понюшку табаку.
Водила грузовика явно поскромничал. Не табачком угостил его Чугун, договариваясь о побеге Таганцева, а щедро "подогрел" приличной суммой денег.
Пробравшись к головной части кузова, Таганка свернулся калачиком, укрылся брезентом, защитил голову фанерным листом и мысленно попрощался с жизнью.
А фуникулер заработал снова, и кузов самосвала очень скоро был загружен камнем почти доверху.
Громко залаяли конвойные овчарки. Солдаты забрались в кузов и тщательно осмотрели загруженную породу, протыкая ее длинными стальными штырями.
Вскоре КрАЗ тронулся в путь - к железнодорожной станции, до которой ходу было пятьдесят с гаком верст, что в условиях колымских ледяных пустынь немало.
Самосвалы из карьера шли длинной вереницей, надрывно урча моторами и выплевывая из выхлопных труб сизые клубы отработанной солярки. Колония осталась далеко позади.
Одна из машин съехала на обочину трассы и остановилась. Водитель вышел из кабины и жестом дал понять товарищам, что все в порядке, помощь не нужна. Когда последний из грузовиков удалился на приличное расстояние, водила вытащил из-за кабины лопату, влез в кузов и принялся разгребать промерзший грунт. Вскоре откопал Андрея. Тот еле дышал.
- Все, паря, приехали. Выметайся.
- Не могу… - простонал Таганка. Его здорово придавило камнями, и каждое движение вызывало во всем теле жуткую боль. - Умираю…
- А меня это не волнует! - выкрикнул водила. - Как с Чугуном договаривались, так и сделал. Не хватало еще, чтоб меня с тобой заодно замели! Вали отсюда!
Шофер выволок Андрея из-под завалов камня, швырнул из кузова на лед, сел в кабину и надавил на педаль газа. Самосвал тронулся. Но отъехал недалеко. Водитель вновь вышел из кабины, приблизился к лежащему на обочине "зэку".
- Смотри, - он рукой приподнял голову Андрея. - Пойдешь в ту сторону, - указал рукой на юго-запад. - Тут ходу часа три-четыре. Доберешься, будешь жить. Село там. Тетка моя, Галина, живет на отшибе, людей сторонится. Скажешь, от Митяя пришел. Ты слышишь меня или нет?! Держись, давай. И - с Новым Годом тебя.
Таганка в ответ лишь прикрыл веки, подумав, что за побег дают не год, а три.
Водила молча сел в кабину, и самосвал с ревом двинулся по дороге - догонять своих. Колонне нужно было еще дотемна прибыть на железнодорожную станцию, чтобы успеть отгрузить щебень.
… Солнце быстро садилось за пологие сопки. Небо темнело. Начиналась метель.
Недвижимое тело беглого "зэка", лежащее на обочине промороженной трассы, заметало снегом. Совсем рядом слышался протяжный и пронзительный вой.
Андрей нашел в себе силы приподнять голову. Три пары желтых волчьих глаз светились в темноте. Хищники осторожно принюхивались, шаг за шагом приближаясь к легкой добыче.
"Ну, вот и все…" - подумалось Андрею. Подумалось совершенно бесстрастно. Не было ни страха, ни сожаления о случившемся. Смерть, подступавшая вплотную, воспринималась опустошенным сознанием как рядовое событие, ничего особенного собой не представляющее. А тело обволакивало приятное тепло, словно только что напоили Таганку горячим чаем с малиной, пропарили в баньке и укутали в мягкую пуховую перину. Так всегда бывает при обширном обморожении. Но ощущение блаженства наступает лишь на несколько минут. Потом тело будто начинает покалывать миллион тонких иголочек, а затем… затем - смерть.
Тем временем в лагере поднялся переполох. О грядущем новогоднем празднике и думать забыли.
- Он что, сквозь землю провалился?! - возмущенно спрашивал начальник колонии у Зубарева, который стоял в кабинете, вытянувшись по стойке "смирно". - Ну, не мог он бежать! Не мог! Ему до УДО всего месяц остался. Какой дурак в бега кинется, если до воли рукой подать?!
- И тем не менее, бежал, товарищ подполковник, - пожимая плечами, отвечал начальник оперчасти. - В лагере его нет, ни живого, ни мертвого. В промзоне - тоже.
- Какие меры приняты?
- Поисковые подразделения полка оперативного назначения прочесывают окрестности. Дороги на Магадан, Охотск, Верхоянск и Якутск перекрыты воинскими патрулями. Геологические экспедиции помогли с вездеходами и вертолетами.
- Устроил нам Новый год, сучонок.
- Да куда он денется, товарищ подполковник! Либо замерзнет в тундре, либо сам в "зону" вернется.
На самом деле, из этих мест удачных побегов не совершалось уже лет сорок. Тем более в зимний период. Зимой "зэк", отважившийся покинуть "зону", очень скоро понимал, что в ближайших поселках ему никто не поможет, а без теплой одежды и продовольствия на колымских просторах не выжить. Большинство из тех, кто рискнул податься в бега, через сутки-двое возвращались обратно.
Подполковник Мясоедов подошел к телевизору и включил его.
"…Уважаемые товарищи! В канун нового, тысяча девятьсот девяносто первого года, хочется отметить, что перестройка в нашей стране по-прежнему набирает обороты, - по-южному "окая" и мягко "гыкая", вещал с телевизионного экрана Президент СССР Горбачев. - Как говорится, не будем молча останавливаться на достигнутом. Необходимо расширить и углубить наши успехи! Каждый гражданин Союза Советских Социалистических Республик, будь то русский, украинец или даже чуваш, как говорится, должен признать в лицо, что недостаточно сделал для процветания нашей великой Родины. И только в этом случае мы с вами можем достичь консенсуса и прийти к ощутимым сдвигам сознания…"
Наслаждаясь изощренной казуистикой первого лица государства, начальник колонии прилип глазами к экрану, а Зубарев открыл встроенный в стену шкафчик, заменяющий бар, и достал оттуда праздничную бутыль ягелевого самогона, отдающего то ли оленьим дерьмом, то ли грязными портянками.
Тетка Галина проглотила стакан самогона, занюхала рукавом меховой тужурки и прослезилась, глядя на выступающего по телевизору Михаила Сергеевича Горбачева - активно жестикулирующего, глядящего на мир божий чистыми, как слеза младенца, глазами.
- Какой молодой человек! И какой умный! Тьфу, зараза! - прикрикнула, по-мужски крепко шарахнув кулаком по столу. Да так сильно, что посуда зазвенела, а железная миска с солеными грибами свалилась на пол. - Чтоб тебя волки съели, болтун меченый! И не маши тут грабками, когда с людями базлаешь, фраерок цветной! Кружева тут вяжешь… Косяков напорол! Бочину гонишь, фуцин!
На пальцах правой руки у тетки Галины красовалась татуировка "1939", а чуть выше, на кисти, было выколото восходящее над морем солнце с четырьмя буквами: "СЛОН". Хоботастое животное тут ни при чем. Эта портянка имела в уголовном мире два значения: "Соловецкие Лагеря Особого Назначения" или "Смерть Легавым От Ножа".
Сама тетка Галина родом была из Питера. До войны работала на фабрике. В ночную смену отливала резиновые калоши, а днем исполняла обязанности секретаря комитета комсомола. В конце тридцать восьмого года назвали ее английской, японской и немецкой шпионкой. "Впаяли" десять лет без права переписки с отбыванием срока заключения на Соловках. Потом, в сорок третьем году, состоялся пересуд. Отправили на фронт - санитаркой в штрафную роту, "чтоб кровью искупила вину перед Родиной". Воевала, получила тяжелое ранение, попала в плен. Бежала. Перешла линию фронта, вернулась к своим. Определили в фильтрационный лагерь под Барановичами. Офицер СМЕРШа - молоденький чистенький лейтенантик с маникюром на тонких пальцах, в начищенных до зеркального блеска хромовых сапогах - не верил ей. От души советовал признаться в сотрудничестве с фашистской разведкой. Настойчиво просил подписать протокол допроса, в котором значилось, что она, Галина Тимофеевна Синельникова, является кадровым офицером абвера и заброшена в советский тыл с целью проведения разведывательно-диверсионных акций. Юноша с мягким светлым пушком на розовых щеках и ясными голубыми глазами честно исполнял свой чекистский долг - бил ее кулаками в лицо и сапогами в живот. Она не призналась и ничего не подписала. Подписала и призналась бы - расстреляли бы без суда "по закону военного времени". А так, получила всего-навсего пятнадцать лет с содержанием в колонии особого режима. Вот и попала на Колыму. А, отсидев сполна, в Ленинград возвращаться уже не захотела. Осталась здесь на вольном поселении, в глухой колымской деревушке, среди таких же бывших москвичей, ленинградцев, минчан, киевлян и прочих "врагов народа".
… Собрав с полу грибы, тетка Галина сложила их снова в миску, отошла в угол небольшой комнаты, где стояла кадка с водой. Промыла грузди и снова поставила железную миску на стол. Плеснула себе еще полстакана первача. Залпом выпила. Потом перекрестилась и… смачно плюнула на портрет Сталина, висящий в деревянной раме на стене.
И тут тетка услышала за окном какой-то странный шорох. Кто-то словно скребся снаружи.
Она выключила телевизор, погасила лампу, вытащила из-под широкой дощатой лавки здоровенный топор-колун и осторожно подошла к окну.
С трудом разглядела, что за подоконник с наружной стороны еле держится черный, тощий и страшный человек. Накинув на плечи овчинный тулуп, тетка вышла из дому и, держа топор перед собой, шагнула к ночному гостю.
- Кто такой?! - властно спросила Галина. Топор в ее руке не дрожал. И в глазах страха не было.
- От… Митяя… - успел произнести человек, еле шевеля белыми отмороженными губами, и, оторвавшись от подоконника, рухнул в снег.
Часть вторая
Глава 4
- Прости меня, мама…
- Поднимаясь, чтоб снова упасть,
- И, опять выбираясь из хлама,
- Проклинаешь пиковую масть
- И рыдаешь: "Прости меня, мама!"
Москва гудела. Казалось, жизнь дала трещину - потому что власть дала дуба.
Было что-то свинское в той весне - тысяча девятьсот девяносто первого года.
Горбачева вместе с руководящей и направляющей силой - супругой Раисой Максимовной - по сути дела, арестовали в Форосе и самолетом переправили в столицу, чтобы сообщить принеприятнейшее известие: он больше не президент. Кадры телевизионных новостей, запечатлевшие траурный сход Михаила Сергеевича с трапа самолета в сопровождении вооруженных автоматами офицеров Девятого Управления КГБ, мигом облетели весь мир.
Западные социологи взахлеб пророчили наступление на 1/6 части земной суши "краснознаменной военной диктатуры". Как всегда, не угадали. Русская натура непредсказуема и стихийна до идиотизма. Новым президентом страны стал огромный, как медведь, и напористый, как бешеный бык, уральский мужик - Борис Николаевич Ельцин.
С того самого момента генералов, как в сортир при поносе, галопом потянуло в политику, политиков - в запой, рабочие плюнули на работу и ринулись чесать языки о депутатские трибуны, а крестьяне принялись активно рыть землю - под собственные могилы.
Русская братва на какое-то время осталась беспризорной: милиция и КГБ были азартно увлечены наблюдением за рукопашными боями на заседаниях Государственной Думы, юридическим сопровождением торгово-посреднических операций по грамотному разбазариванию государственной собственности и судорожным пересчетом денег, полученных за то, что никому не мешают жить.
Бригада Соболя, пацана конкретного и правильного, числящегося в картотеках уголовного розыска под именем Соболева Игоря Николаевича, отдыхала после трудов неправедных в одном из многочисленных фешенебельных притонов на Рублевском шоссе.
Место было выбрано не случайно. По этой трассе ежедневно каталась вся государственная верхушка - от президента с министрами до прокуроров и депутатов. Все они проживали на личных и казенных дачах - в разных там Барвихах и Жуковках. Трасса и подъезды к ней круглосуточно охранялись подразделениями Федеральной Службы Охраны и силами специального полка МВД. Значит, спокойствие братве в некоторой степени было гарантировано. К тому же, как нельзя кстати, применимой была пословица: у семи нянек дитя без глаз. Тусовка собиралась настолько пестрая и разношерстная, что даже при огромном скоплении агентов различных силовых ведомств встречи братков с подкормленными представителями официальной власти всегда проходили незамеченными.
Никого здесь не удивляло, скажем, появление Аркадия Укупника, Игоря Крутого, Кристины Орбакайте или Льва Лещенко. Точно так же запросто могли посидеть за столиками, лихо поплясать ламбаду или просто нажраться до поросячьего визга известные широким массам государственные мужи. Журналисты, пожалуй, единственная категория лиц, которых тут вычисляли на раз и немедленно гнали в шею. И правильно. Нечего совать неаккредитованные любопытные носы в частную жизнь приличных граждан.
Пока бригадные братишки в общем зале употребляли в пищу виски да водочку, сам Соболь ничего не пил. Он сидел в отдельном кабинете и мило беседовал с импозантным солидным дяденькой. Таких обычно возят по Москве в черных лимузинах с синими "мигалками". А еще такие дяденьки любят добротные кожаные портфели с золочеными пряжками. Если конечно эти портфели не пусты.
- Пятьсот тысяч долларов, - тихо произнес Соболь и ногой придвинул к дяденьке один из тех портфелей, о которых шла речь выше.
- Ты с ума сошел, Игорек! - взволнованно воскликнул дяденька. - Почему здесь?! И почему наличные?!
- Захар Матвеевич, вы меня не первый год знаете. Я - не банкир, чтоб со счета на счет "лавэ" перекачивать. У меня все конкретно и без лишних бумаг. А здесь даже безопаснее. Никому и в голову не придет, что мы тут с вами за жизнь калякаем, под носом у кремлевской охранки. А в свой швейцарский банк, я думаю, вы без особого труда эти деньги переправите…
- Это - деньги?! - криво усмехнулся собеседник. - Не смеши меня.
- Ну, мы люди бедные, - пожал плечами Соболь. - Для нас и один доллар - большие деньги. Надеюсь, наш трафик пройдет гладко?
- Что за слова придумали?! "Трафик", "консалтинг", "франчайзинг"! Язык сломать можно. Плюем мы на великий и могучий. Ну, ладно, не мы одни. Не беспокойся, Игорек. Товар пропустим в Россию без проблем, комар носа не подточит. Ты мне его, главное, через страну без приключений проведи. Кстати, кто непосредственно будет координировать ход операции?
- Это так важно? - Соболь пристально взглянул на Захара Матвеевича.
- Безусловно. Ведь в деле есть и мой интерес. Значительный интерес. А потом, это ведь далеко идущие планы. Провернув это дело, мы весьма и весьма укрепим наш авторитет в глазах западных партнеров.
- Хорошо, человек сейчас подойдет, и я вас познакомлю. Но…
- Что - но?
- Есть одна проблема. Парня нужно легализовать.
- А он у вас кто, американский шпион или инопланетянин? - скривил губы Захар Матвеевич.
- Почти, - вполне серьезно ответил Соболь. - Он недавно из лагеря бежал.
- Ах, какая прелесть! И такого человека ты мне предлагаешь в координаторы проекта?! Игореша, знаешь ли ты, какие люди привлечены к этому делу, какая шумиха поднимется, если хоть одно звено во всей этой длинной цепи оборвется?! - Захар Матвеевич распалялся все больше. - Не-е-ет! Напрасно я сделал на тебя главную ставку! Здесь нужна стопроцентная гарантия!
- Вот именно поэтому! Именно поэтому лучшего человека не найти! Он - никто! И потому всецело наш! - Соболь чуть повысил голос. - Во-первых, мы ему как бы доброе дело делаем - избавляем от необходимости скрываться в подполье. Во-вторых, он нам за это по гроб жизни обязан будет. Такой экземпляр с крючка не сорвется. И в любой момент можно будет вернуть все на круги своя - отправить его снова на Колыму, только теперь пожизненно. Абсолютно зависимый человек всегда предсказуем и легко управляем. В крайнем случае, просто "завалить" можно - тоже хлопот никаких, никто не спохватится.
- Ты ужасный циник, Игорек, - покачал головой Захар Матвеевич. - Но с тобой приятно иметь дело. У тебя железная хватка.
- Спасибо, - Соболь едва улыбнулся.
- Ладно, зови своего инопланетянина.
Соболь достал из кармана мобильник, набрал номер:
- Зайди.
Через минуту дверь кабинета отворилась, и на пороге возник Андрей Таганцев собственной персоной.
- Здравствуйте…
…Еще в середине восьмидесятых годов Андрей неудачно выступил на боксерском ринге. Неудачно не в том смысле, что проиграл спартакиаду Дружбы Народов СССР. Ему попросту башку там конкретно отбили.
Здоровый парень из Казахстана послал в голову серию ударов, которую Таганцев, окончательно вымотавшийся на последних минутах третьего раунда, не смог блокировать. В результате - тяжелейшее сотрясение мозга. Свернутый на сторону нос, рассеченная бровь и разбитые в хлам губы - не в счет. Нос поставили на место. Губы и бровь успешно зашили. А вот показатели компьютерной томографии оказались неутешительными.
Врачи, правда, разрешили тренироваться в свое удовольствие. Предложили заняться лечебным плаванием, бадминтоном, настольным теннисом или шахматами в городском сквере с пенсионерами. Но выходить на серьезные бои - ни в коем случае.
Андрей попытался пристроиться на тренерскую работу. Безрезультатно. Таких спортсменов-неудачников в Москве и области было пруд пруди. Все маялись без денег. Лишь единицам удавалось устроиться вышибалами в кабаки. Но такие везунчики, как правило, зазнавались и безработных не подпускали к себе на пушечный выстрел.
Вскоре, обнищав окончательно, Андрей по совету матери пошел грузчиком на железнодорожную станцию "Москва Товарная". Сутки через двое по ночам разгружал вагоны с углем.
Что ж, вроде бы жить кое-как было можно.
Мама и сама работала в железнодорожном депо - техником силовых агрегатов. Осматривала перед рейсом тепловозы. На двоих у них выходило сто двадцать четыре рубля в месяц плюс премиальные пятьдесят процентов.
Однажды ночью, во время очередной смены, тепловозом ей ноги и переехало.
С тех пор Андрей еще два года работал на той проклятой железной дороге и по выходным возил маму на инвалидной коляске.
А ей становилось все хуже и хуже. Начались сердечные приступы, появились легкие признаки паралича - время от времени отнималась левая часть тела вместе с рукой и лицевыми мышцами. В такие мгновения она даже говорить не могла.
Врачи предполагали, что при потере ног поврежденными оказались какие-то важные нервные окончания. Необходим был классный нейрохирург. А где его взять и за какие деньги, спрашивается?!
… Андрей брел по улице с тряпичной авоськой, в которой лежали пачка серых макарон, маргарин и жестяная банка с томатной пастой - продукты на ужин, купленные на последние деньги. И тут на шикарной немецкой тачке, напоминающей длинную сигару - "Audi-100" - восемьдесят первого года выпуска! - подкатил Игорь Соболев. Весь в польской джинсе! В отличной турецкой кожаной куртке! На шее - золотая цепь, на запястье правой руки - толстый браслет, на пальце - огромный перстень! При этом в зубах сигарета "Marlboro", а на ногах модные пакистанские туфли.
- Здорово, брателло! - весело заорал Соболев, вальяжно выбираясь из машины и глотая прямо из горла янтарное вино "Tokai". Такое мог себе позволить только человек, не стесненный деньгами. - Ты чего такой задроченный, в натуре, как шахтер из Гондураса? Последний мешок денег топить несешь?
Надо же! Он узнал Андрея Таганцева! А ведь не виделись они, как минимум, лет десять.
Раньше Соболев тоже был спортсменом - боролся по дзюдо и самбо в тяжелой весовой категории.
Потом ушел в подпольную секцию карате. Там его менты и загребли. Точнее, даже не менты, а сотрудники Комитета Государственной Безопасности.
И посадили. Отправился Игорь Соболев в колонию за враждебные социалистическому строю занятия агрессивно-капиталистическим видом спорта, разлагающим советскую молодежь.
Не верите? Так оно и было на самом деле. Даже великий Касьянов (не бывший премьер-министр, этот известен меньше) "зону" топтал за то же самое! Сегодня его все знают как каскадера, актера и продюсера. А давным-давно советская власть сделала из него чуть ли не врага народа, побрила наголо и одела в серый лагерный "клифт".
Короче, как посадили Соболева, так следы его и затерялись. А тут вдруг - на тебе, объявился. И друзей старых, как видно, не забыл.
Тряпичную авоську вместе с маргарином и макаронами тут же выбросили. А ужинал Андрюха в этот вечер вместе с Игорем Соболевым и, конечно же, с мамой - сырокопченой колбаской, консервированными крабами, краснодарскими помидорчиками и венгерской шинкой, запивая все это дело водочкой "Золотое Кольцо", которую наливал из литровой бутылки-графина с изящной ручкой.
- Есть хорошая работа, - сказал ему Соболев там же, за щедро накрытым столом. - Как раз для тебя, боксер.
- Что за работа? - поинтересовался Андрей. Но - только для виду. На самом деле, он пошел бы сейчас, доведенный до полного отчаяния, на любое дело - хоть говно из туалетов качать, хоть покойников обмывать в морге.
- Не ссы, малыш! - потрепал его Соболев за щеку. - Работенка не пыльная и, справедливо замечу, весьма прибыльная. Одно скажу: весело, на воздухе, с людьми!
- Насколько прибыльная? - вновь, на всякий случай, спросил Таганцев.
А Соболев рассмеялся.
- Тачка моя нравится?
- Еще бы! - воскликнул Андрей. - Да мне на такую за всю жизнь не заработать!
- За всю жизнь, конечно, не получится. - Призадумавшись, Соболев нахмурился. Но снова заржал, как конь. - А вот за пару месяцев будет у тебя тачка! - и хлопнул Андрея по плечу. - Еще круче, чем у меня, машина будет!
- Брось так шутить! - попытался Андрей урезонить богатого и потому, наверное, бесцеремонного друга. - Тебе легко говорить…
- Да падлой буду, братан! - Соболев невпопад перекрестился. - Купишь ты себе еще этим летом "БМВ" или "мерседес"! Меня держись, не пропадешь!
Интересное дело - мама, сидевшая с ними за одним столом, растроганно улыбалась. Ей нравился Игорь, разбитной, энергичный, неунывающий и, наверное, хорошо обеспеченный парень. Она знала его еще мальчишкой, когда они с Андрейкой вовсю лазали по деревьям во дворе и мастерили рогатки. Пацаном Игорек был шкодливым, но честным. И дружбу ценил.
То, что Игорь Соболев так неожиданно появился в их крохотной коммунальной квартирке, мама рассматривала как знак свыше. Бог услышал ее молитвы, и теперь у Андрея будет приличная и хорошо оплачиваемая работа.
А наутро Таганка опохмелился вместе с заночевавшим у них Игорем, смело шагнул за порог и… стал бандитом.
Маме, правда, сказал, что Игорь устроил его тренером в престижный спортклуб. И доверчивая мама не могла нарадоваться.
Очень скоро у Андрея появились первые деньги, хорошая одежда "Made in China" и обалденная машина - подержанный джип "Cherokee" с пробегом всего-то сто пятьдесят тысяч километров. По возрасту джип был почти ровесником Таганцеву, но в Москве таких в восьмидесятые годы - раз, два и обчелся.
- Мамочка, ты не волнуйся. - Он сидел у ее кровати и нежно гладил по седым волосам, вернувшись с очередного разбоя. - Потерпи немного. Скоро я еще денег заработаю, отправим тебя на операцию в Германию, купим силиконовые протезы - вальс танцевать будешь!
Спустя месяц Игоря Соболева снова посадили. Андрей сказал маме, что того отправили в длительную заграничную командировку - в Канаду. Она, как всегда, поверила.
А Таганке ничего не оставалось, как только собрать вокруг себя таких же спортсменов и организовать по примеру Соболя бригаду, ставшую известной в бандитских кругах и оперативных сводках МВД как организованная преступная группировка "Олимпийцы".
Пришло время и "Олимпийцев" расстреляли на ВДНХ возле банка "Планета", что, впрочем, уже известно читателю. Таганка надолго сел в колымский лагерь. И, пока сидел, мама, так и не дождавшись, умерла.
Сбежав из лагеря и добравшись до Москвы, Андрей первым делом отправился в Люберцы, на кладбище.
Могилка мамы была, как ни странно, прибрана и ухожена. Кто-то регулярно смотрел за ней, даже стелу из серого мрамора установили. И цветы здесь лежали свежие.
Никаких родственников у Таганки не было на всем белом свете, и кто бы мог позаботиться о могиле матери, пока он сидел на "зоне", в голову не приходило. Да и не об этом он сейчас думал, честно говоря.
Упав на могильный холм, Таганка громко расплакался, обнимая землю так, как будто перед ним была сама мама - живая, теплая, нежная. Мольбы о прощении громким криком вырывались у него из груди, а слезы так лили из глаз, как, наверное, самый бурный ливень не смог бы оросить эту кладбищенскую землю.
Выплакавшись, Таганка еще долго стоял на коленях, задрав голову и молча глядя в серое безутешное небо.
А когда поднялся на ноги и собрался уходить, увидел совсем рядом… Соболя.
Игорь стоял неподалеку и не мешал ему. Потом медленно подошел.
- Здравствуй, братан. - Произнес тихо. - Я тут за могилой присматривал, пока тебя не было.
Они по-братски обнялись… Потом молча выпили по стакану водки, которую Игорь Соболев предусмотрительно принес с собой.
- Ты знаешь, - с горечью в голосе говорил Андрей. - У меня никого на свете не было, кроме мамы. И я никого так не любил, как ее…
- Понимаю. - Соболь положил ему руку на плечо, выражая, таким образом, сочувствие и поддержку. - Не кори себя. Все случилось в твоей жизни, так, как назначено судьбой.
- Судьбой?! - Таганка поднял на друга глаза, в которых снова блеснули слезы. - Да свинья я последняя! Даже похоронить ее не смог! Какой я сын после этого?!
- Жить нужно, брателло. Нужно жить дальше. А мертвых, к сожалению, не вернешь.
- А как я без нее жить буду?! Скажи мне - как?! Она - самое дорогое, что у меня было!
- Положись на меня, Андрей. Все будет хорошо…
- О-о! Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек! - расплылся Захар Матвеевич в самой что ни на есть доброжелательной улыбке. - Проходите же, присаживайтесь! Мне Игорь Николаевич много хорошего о вас рассказывал. Прошли, как говорится, огни, воды и медные трубы… Что ж, давайте-ка, вместе подумаем, как разрешить наши насущные проблемы…
Через месяц с небольшим Таганка получил на руки новенький гражданский паспорт и водительские права, оформленные, как полагается, во всех соответствующих органах внутренних дел. О наличии его судимости и факте побега с мест лишения свободы, похоже, забыли напрочь. Во всяком случае, люди в погонах называли его теперь не гражданином, а товарищем. А из оперативных ориентировок отделений, отделов и управлений милиции изъяли информацию о разыскиваемом особо опасном преступнике Андрее Таганцеве.
- Соболь, ты настоящий братан. Спасибо тебе, - благодарил Андрей своего бригадира за помощь с документами. - Век не забуду.
Они сидели под тентом в одном из летних кафе неподалеку от станции метро "ВДНХ". Пили молочный коктейль и, не спеша, беседовали.
- Брось, Андрей, - улыбался в ответ Соболь. - Все мы люди. И помогать друг другу должны в трудную минуту. Скажи, разве ты не помог бы мне, окажись я в такой ситуации?
Таганка согласно кивнул.
- Ну вот, видишь! Так что, не думай ни о чем, живи спокойно. И во всем положись на меня. Со мной не пропадешь.
- Не знаю, смогу ли я оплатить свой долг.
- Чтоб я больше не слышал ни о каких долгах, - шутливо пригрозил Соболь. - А вот о работе твоей теперь подумать надо. Следует тебя к делу приставить.
- Да я и сам уже засиделся! - обрадовался Андрей тому, что наконец-то ему предстоит заняться чем-то реальным. Месяцы, проведенные в вынужденном подполье, повергали его в уныние. Хотелось движения, смены обстановки. Хотелось, в конце концов, стать полезным для Игоря Соболева, приютившего его после побега с "зоны", вернувшего ему возможность ходить по улицам Москвы, не оглядываясь и не шарахаясь от каждого постового.
- Тут у меня дельце одно подворачивается, - как бы в раздумье произнес Соболь. - Не хилое дельце. И поручить его я хочу тебе.
- Что за дело, расскажи поподробнее, - попросил Андрей, внутренне готовый в лепешку разбиться, но сделать для Игоря все, что только тот пожелает.
- Расскажу. Но - чуть позже. Для начала вот, держи, - Соболь протянул Таганке конверт.
- Что это?
- Бабки. Здесь три тонны. Оденься поприличнее. И - вот еще. - Он положил на стол серую книжицу. - Это - техпаспорт на машину.
- На какую? - удивился Андрей.
- А вон на ту, - Игорь взглядом указал в сторону, где был припаркован новенький джип "Гранд Чероки" - черного цвета, с хромированными литыми дисками и тонированными "в глухую" стеклами.
- Мне?! - Таганка, казалось, был сражен наповал. Он раскрыл техпаспорт. Документ был оформлен на его имя. - Я не могу принять такой подарок!
- Это не подарок, брателло, - улыбнулся Соболь. - Машина, считай, служебная. Понадобится тебе для работы. Хотя, можешь распоряжаться ею и в свободное время. Это не возбраняется. Доволен?
- Еще бы! - восхищенно воскликнул Андрей, не в силах оторвать взгляда от красавца внедорожника.
- Ну, все, - Соболь хлопнул ладонью о столешницу. - Покатайся по городу, одежду нормальную купи, с "индейцем" поближе познакомься.
- С каким индейцем? - не понял Андрей.
- "Гранд Чероки" называют "Большим Индейцем", - пояснил Соболев. - Кстати, там коробка "автомат", так что педали сцепления нет, привыкнуть надо. Сильно не гоняй, не раздави никого на дороге. Завтра в двадцать два часа жду тебя в нашей харчевне. Там и о деле поговорим. Бывай.
Соболь поднялся из-за стола и направился к своей машине, в которой его ждали еще несколько братков. Как только Игорь уселся в салон, "мерседес" резво рванул с места и скрылся за ближайшим поворотом.
- Как встреча прошла? - полковник государственной безопасности Харитонов сидел за рабочим столом в служебном кабинете на Лубянке. Напротив полковника расположился Захар Матвеевич Рыбин. Во всяком случае, под таким именем его знали в среде крупных российских предпринимателей, в стенах Государственной Думы и в различных министерствах. Так он в свое время представлялся и Игорю Соболеву.
- Как я и предполагал, Соболев предложил мне Таганцева. Скорее всего, он планирует использовать его в готовящейся операции, а потом убрать. Лучшего расходного материала просто не найти.
- Нет, этого мы допустить не можем. Андрея Таганцева нужно рассматривать как агента на далекую перспективу. Не зря же мы его "вели" с самой Колымы!
- Согласен с вами, Всеволод Михайлович.
- Когда очередной контакт с Соболевым?
- Завтра в двадцать два ноль-ноль. Ресторан "Царская Охота".
- Кабак Соболева?
- Так точно, товарищ полковник.
- Действуйте.
- Есть! - Рыбин четко, по-военному повернулся кругом и направился к выходу.
- Захар Матвеевич! - окликнул его Харитонов. - Не переиграй там, не перегни палку. И будь осторожен.
"Большой Индеец" легко и мощно летел по Москве. Андрей, правда, то и дело порывался нажать левой ногой на сцепление и вручную переключить передачу. Вместо сцепления нажимал на широкую педаль тормоза. Тогда джип упрямо взбрыкивал, по-своему матерился, недовольно урча мотором, недовольно фыркал выхлопными газами. Тем не менее Таганцев очень скоро привык к этому мощному и уверенному в своей силе монстру. О такой машине он и мечтать не мог. Все-таки, классный парень Игореха Соболев! Отличный пацан, что надо!
Проезжая по Садовому, Андрей не заметил, как перед ним резко тормознул малюсенький "Опель Астра". Тяжелый и агрессивный "Гранд Чероки" просто расплющил хлипкий багажник "малыша".
Андрей выскочил из джипа и подбежал к поврежденному автомобильчику. За рулем - ни жива ни мертва - сидела девушка. Она даже не посмотрела в сторону Таганцева. Пальцы ее крепко сжимали рулевое колесо, а глаза не мигая уставились в приборную панель.
- Вы живы?! - Андрей не на шутку перепугался. - Что с вами?!
Он открыл дверцу, аккуратно подхватил девушку на руки и вынес из салона. Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. Всего лишь небольшой шок после аварии.
- Не беспокойтесь, все в порядке, - произнесла девушка, когда немного пришла в себя. - Простите, я резко затормозила - и меня "подрезали".
- Да нет, это я виноват! - воскликнул Таганцев. - Нужно было держать дистанцию.
Он бережно усадил девушку на скамейку возле парадного входа одного из зданий.
Читать бесплатно другие книги:
