Убить босса! Седов Б.
– Матерь Божья… – прохрипел Харрисон, до этого момента слышавший эти слова только из уст Бронсона и Шварценеггера.
– Она по судам шляться не станет, – заверил Чески.
Развернувшись, он поманил пальцем МакКу-ина.
– Напарник, это твое первое дело?
Тот кивнул, ожидая подвоха.
– И ты, конечно, хотел бы довести его до суда, чтобы стоять перед Большим Жюри в качестве очевидного претендента на медаль?
МакКуин застенчиво покраснел. Отпрыски шишек дерзки, но когда с ними начинают разговаривать о сокровенном, они ведут себя, как дети.
– Тогда возьми ноги в руки и мчись к своему дяде. Пусть он переговорит с окружным прокурором и тот даст ордер на обыск этого чертового небоскреба. От первого дела зависит, что о тебе будут говорить в дальнейшем. Ты можешь стать детективом, который нашел стрелков в «Хэммет Старс», а можешь пустить о себе слух, что неудачник. Давай, сынок… – едва успев удержать за рукав напарника, уже шепотом добавил Чески: – И распорядись, чтобы телефонные разговоры Малкольма и его заместителей были тотчас поставлены под контроль.
Притянув его к себе ещё ближе, он обдал его терпким запахом жеваной сигары:
– Малкольм не будет болтать с доверенными лицами по известным всем телефонам, скорее всего, он пользуется теми, которые зарегистрированы на подставное лицо. В этом случае все твои усилия пойдут прахом. А потому я тебе подскажу, сынок, как старые детективы имеют таких вот хитрожопых миллиардеров. Поставь на прослушку мобильные телефоны дочери и жены Малкольма. Он обязательно позвонит им. Вычислишь номер – от него и работай, понял?
МакКуин просиял. Чески разговаривал с ним на равных! На равных! Этот детектив, о выходе на пенсию которого мечтает весь полицейский департамент Нью-Йорка, нашел в нем, Сомерсете МакКуине, напарника!.. Немыслимо. Нужно срочно ответить чем-то, что должно понравиться «старику».
– Не по душе мне эти компьютерные игры, – сказал, сделав серьезное лицо, Сомерсет. – Я сторонник «чистого» сыска, когда след ищет голова, а не компьютер.
Это должно понравиться Чески, начинавшему именно с «чистого» сыска. И МакКуин отправился выполнять указание.
Он сказал – «сынок»! – кричала его душа, когда он стоял в лифте и ждал того момента, когда можно будет выйти из решетчатой камеры, сесть в машину и помчаться к сенатору МакКуину.
Этот засранец сейчас добудет ордер даже на арест отца Джорджа Буша-младшего, думал Чески, приступая к поиску живых и мёртвых душ в «Хэммет Старс».
На тридцать четвертом этаже, в финансовом отделе, он разыскал его начальника. Мистер Прач-чи занимался очень странным для финансиста делом: вынимал из стальных шкафов документы и без разбору жег их в растопленном камине. К тому моменту, как Генри Чески удалось выломать дверь в офис финансиста – мотивация была веская – человек мог задохнуться дымом, заполнившим помещение офиса – запятнанное сажей лицо мистера Праччи, контролировавшего все финансовые операции Малкольма, выражало ужас. Вместе с тем он всеми силами хотел дать понять вломившемуся детективу, что занят обычной бухгалтерской работой, как все, как всегда.
Чески ничего не понимал в работе финансовых акул, однако хорошо разбирался в химических свойствах бумаги. Бумага – это дерево по сути своей. Её можно разрезать в аппарате для уничтожения оной, но в этом случае бумага сохраняет как свойства свои, так и свойства чернил, нанесенных на неё. Технологии сегодняшнего дня таковы, что как бы ты бумагу ни резал, всегда найдется десяток любителей паззлов, чтобы из сотен кусочков собрать единое целое. В полиции такие терпеливые люди весьма ценятся. Единственное, что для этих собирателей паззлов является невозможным, это сбор картинки из пепла. Бумага – это дерево по сути своей. Такое же, как те березовые полешки, что сияли в камине Праччи ясным пламенем. Иначе говоря, мистер Праччи уничтожал документы, дабы не дать возможности полиции их прочесть.
Он уверял Чески, что документы – устаревшие, ненужные и лишние, он убеждал его, что ВСЕГДА сжигает бумаги, кажущиеся ему ненужными.
Не поверив ему на слово, детектив залез рукой прямо в огонь и вывалил на пол пяток не до конца сгоревших папок. По надписям на них значилось, что это бухгалтерские отчеты за текущий год. Очень ненужная документация для человека, занимающего пост финансового директора!
Вытерев ладонями пылающее лицо, Чески вытер заодно и вспотевшую в мгновение ока шею.
– Офицер, уведите этого кочегара вниз, – попросил Чески копа. Найдя в сверкающем офисе Праччи зеркало, он подошел к нему и присмотрелся. На него смотрело черное как смоль лицо выходца из Судана или Нигера. Единственное, что выдавало его шотландские корни и окончательно не превращало в Мартина Лютера Кинга или Луи Армстронга, это тонкие, привыкшие к растянутым ехидным усмешкам губы. Чески расхохотался.
По окончании третьего часа нахождения в офисе «Хэммет Старс» по его приказу офицер увез вниз ещё пятерых сотрудников. На офицера было страшно смотреть. Полтора часа назад почему-то отключилось электричество, которое, дай бог памяти, отключалось в этом здании всего дважды – 11 ноября 1965 года, в «Праздник всех воров», и 11 сентября 2001 года. Не привыкший к таким безобразиям полицейский пять раз спускался и столько же раз восходил на Эверест, расположенный на 10-й авеню, и теперь был невероятно зол на детектива, арестовывающего всех, с кем говорил.
– Я больше не могу, сэр, – признался он после последнего путешествия. – Если вы арестуете ещё кого-нибудь, ему придется нести меня вниз, чтобы там я усадил его в машину.
– Работа в полиции – продукт чудовищного чиновничьего беспредела, – согласился с ним Чески. – Ничто так не отнимает силы, как бессмысленное хождение по коридорам.
Когда стрелки на его часах провернулись трижды, в коридоре показался тяжело дышащий, но счастливый МакКуин. В руке он сжимал влажный ордер окружного прокурора, дающий разрешение на обыск офиса «Хэммет Старс».
К концу дня, когда патрульные Нью-Йорка валились с ног от усталости, разыскивая в городе человека, похожего по описанию охранника Кеннете на Эндрю Мартенсона, Генри Чески обнаружил в кабинете Малкольма документ, который показался ему поначалу неинтересным. Однако потом, уже закончив с обыском и стоя задумчиво у окна, Чески вдруг переполошился (как показалось МакКуину) и принялся снова разваливать груды бумаг на столе президента Малкольма. Обнаружив искомое, он рухнул в президентское кресло и под настороженными взглядами полицейских и нескольких сотрудников компании стал увлеченно изучать бумажку.
Через пять минут всем показалось, что лицо толстяка порозовело от удовольствия.
Чески обвел всех ироничным взглядом, но не сказал ни слова. Лишь подмигнул МакКуину и уложил в карман пиджака листок, на котором было написано следующее:
Мистеру Вайсу, Москва, гостиница «Савой».
Интересующий вас Андрей Петрович Мартынов в данный момент находится в Новосибирске (Западная Сибирь).
Решите с ним вопрос положительно, однако перед этим он должен назвать вам местонахождение банка и номер счета, куда переведены из Марселя $10 000 000.
Стив Малкольм.
Копия факса была датирована августом текущего года, то есть, была двухмесячной давности.
– Сомерсет…
Он сказал – Сомерсет!..
– …как бы ты переименовал на инородный язык имя – Эндрю Паоло Мартенсон?
– Например?
– Ну, на испанский, например, – усмехнулся, явно расположенный к нормальной беседе, Чески.
– Антонио Пабло Мартинес.
– А на французский?
МакКинли, не понимая, зачем это нужно, подумал и ответил:
– Ну, Анри Паоло Мартиньян, скажем…
– А в русской транслитерации? – продолжал надоедливый Чески, источая из своего рта леденцовый аромат.
– Черт меня возьми, с этими русскими… Я не слишком силен в их именах. Однако, если это необходимо… Предполагаю, что Антон Павлович Мартынов.
– Или – Андрей Павлович?
– Пожалуй, – согласился МакКуин. – А зачем это вам?
Чески на этот раз оказался невежлив. Он прижался виском к дверному косяку, закрыл глаза и засопел. Он очень хотел спать.
Из головы не выходили слова представителя адвокатской конторы SMITH&SONS:
– …Он влетел в окно и встал на стол перед главой компании. У него на руках была девочка в розовых трусиках, она обнимала его и возлагала свою голову на его плечо. Это было ужасно. Это было красиво. Он прошел по столу, выругался по-русски, спрыгнул и вышел с нею так, словно занимается этим ежедневно, и это ему порядком прискучило. Однако я уверяю вас, мистер Чески, что, несмотря на то, что эта «Хэммет Старс» висит над нами, как проклятие, и ожидать можно всего, ни я, ни мои коллеги подобного не видели здесь ни разу. Да, мистер Чески… Если кому-то из участников происшествия понадобится наша помощь… – и уполномоченный адвокат вложил в руку Чески тяжелую стопку визитных карточек. – Интересы этого парня и его девушки, если возникнет такая необходимость, возьмется защищать сам президент «Смит и сыновья». Так было заявлено им на Совете.
Визитки Генри выбросил в урну, но одну оставил, уложив её в портмоне между фотографией своих стариков и кредиткой Bank of New York.
Глава 7
«СТРЕЛКА МАНХЭТТЕНСКОГО ОСТРОВА»
Сандре было неуютно, зябко, она не привыкла ночевать в машинах, тем более, с малознакомыми мужчинами. Два или три раза, когда отец был ещё жив и они жили на севере, он брал её с собой на озеро Эри удить белого окуня. Сама рыбалка, как и прочие занятия, целью которых ставится уничтожение чужих жизней, удовольствия Сандре не доставляла, но ей был приятен запах костра, она любила бродить, пока отец размахивал спиннингом, меж вековых елей. Самыми приятными были те минуты, когда он по привычке заканчивал рыбалку словами: «Спасибо Господу за славную охоту», сматывал снасти и принимался за обустройство места перед палаткой для ночлега и ужина. Он посылал её за хворостом и еловыми лапами, и Сандра, предчувствуя приятные мгновения, приносила из леса все, что требовалось, и усаживалась перед костром, поджав ноги. Она чувствовала исходящее от него тепло и думала о том, кем станет, когда вырастет. В четырнадцать она стала подумывать о мальчиках, с интересом разглядывала чужие дворики с крашеной оградой и газоном Green Mama, но больше всего ей нравился, конечно, свой. Когда у меня будет семья, у меня будет такой же, думалось ей.
А потом захворала и умерла мать. Не справившись с горем, сломался и захирел отец. Сандра была единственным ребенком в семье, и когда не стало отца, за ней до колледжа присматривала семья соседей по договоренности с социальной службой. За это Хатчеры получали неплохие деньги, больше, чем им полагалось в качестве страховых выплат за инвалидность Марка Хатчера.
И вот сейчас, сидя перед костерком, разведенным мистером Мартенсоном, она вспоминала свой дом и думала о том, какую значимую роль в жизни женщины играют обстоятельства. Мысли её текли в следующем направлении:
Ещё утром у меня была высокооплачиваемая работа, страховка, квартирка в южной части Манхэттена и спокойствие. Потом пришел мужчина по имени Мартенсон и все это забрал. Однако обиды я не чувствую. Напротив, я была благодарна этому мужчине, показавшему, что такое настоящая жизнь. Она, жизнь, кипит, оказывается, грохочет и пенится, как Ниагарский водопад. Однако пена пеной, но нужно ведь как-то и дальше жить. Интересно, что думает по этому поводу мой герой?
– Послушайте, мистер Мартенсон…
– Мне надоело это обращение. Называй меня Эндрю, – и Мартынов, орудуя купленным в магазине охотничьим ножом, вскрыл пару консервов.
– Хорошо, – согласилась Сандра, – Эндрю. Однако суть вопроса от этого не изменится.
Сколько мы ещё будем находиться под Бруклинским мостом, и что будет дальше? Думаю, взяв меня с собой, вы в некоторой степени взяли на себя и ответственность за мою судьбу. Надеюсь, вы не собираетесь строить тут хижину и кормить меня консервами остаток жизни?
– Хотите выяснить наши перспективы? – смахнув с ножа прямо в рот немалый кус мяса, Мартынов прожевал и кивнул. – Вы правы, это нужно сделать сейчас, чтобы утром не было недоразумений. Итак, сразу после того, как мы выберемся из-под моста, а это произойдет в шесть часов утра, я дам вам небольшую сумму денег и вы покинете Нью-Йорк. Никогда более мы не увидимся. Это всё, Сандра.
У неё пробежала по лицу тень недоумения.
– Мило… Вы выносите меня на руках из смертельно опасного здания, прижимаете к себе, потом я живу с вами в машине, сейчас мы собираемся ночевать вместе в обществе негров и малайцев, а потом вы говорите, что заплатите мне за то удовольствие, что доставило вам мое общество… Это не напоминает вам давно известный сценарий?..
Ни слова не говоря, Андрей встал и направился к своему пиджаку, потрепанному в борьбе с витражом адвокатской компании. Пережевывая остатки пищи, он уселся на землю, вынул из кармана чековую книжку, исписал ее в нужных местах и поставил подпись. Сандра наблюдала за его действиями с немалым интересом.
– Возьми, – сказал мистер Мартенсон, протягивая ей чек. – Здесь двадцать тысяч долларов. Твоя зарплата в «Хэммет Старс» за год без премиальных. И уходи. От твоего ухода никакого удовольствия я не получу, однако буду рад думать, что избавил тебя от необходимости чувствовать себя продажной женщиной. Вы здесь, в Америке, ненормальные люди. Все без исключения. В России такой мнительности нет и никогда не будет. Знаешь, почему? Потому что мы, русские, всегда говорим то, что думаем, а думаем о том, что чувствуем. Тебя же больше заботит не то, что я подумаю о тебе, а то, что подумают о тебе другие. Если тебе ночь со мною у костра кажется нравственным проступком, можешь брать чек и идти туда, где твои старания будут оценены по достоинству. Я лишил тебя работы, однако сохранил жизнь и компенсировал материальные издержки. Не обращая на неё более никакого внимания, он присел к костру и стал ворошить угли.
Ему ответили тем же десятки костров под мостом. Снопы искр взлетали в темноте, однако под ветром рассеивались и исчезали.
– Что за кольцо у тебя на пальце?
– Оно очень похоже на обручальное, не правда ли?
– Именно. Но почему на правой руке?
– Потому что я православный христианин.
– Та женщина, что ждет тебя в отеле «Хилтон»?…
– Именно.
Она опустилась перед ним на корточки и бросила чек в огонь. Бумажка ценою в двадцать тысяч долларов тотчас свернулась в трубочку и почернела.
– Чем ты зарабатывал на жизнь в России?
– Шил варежки.
– Что… делал? – глаза её округлились.
– Суконные рукавицы для строителей.
Она вспомнила и его костюм от Brioni, и туфли за пятьсот долларов, и тот жест, которым он выписал двадцать тысяч долларов.
– И… сколько на этом зарабатывают в твоей стране? Наверное, очередь на эту работу там расписана на несколько месяцев вперед?
Он беззвучно рассмеялся и посмотрел вверх. Она проследила за его взглядом и увидела синюю бескрайнюю бездну Манхэттена, наискось перечеркнутую черной полосой моста.
– Работа стоит около доллара в день. И никакой очереди. Рабочих мест всегда хватает.
Она покрутила головой, сообразив, что под «долларом» он имел в виду тысячу долларов. Всё равно маловато для того, чтобы раздаривать такие чеки.
– И как долго ты работал?
– Два раза. Если сложить мой трудовой стаж, получается что-то около пятнадцати лет… Ложись спать, а я пока ещё раз позвоню твоему боссу…
Пока он набирал номер, Сандра вспомнила его второй разговор с Малкольмом. Через два часа, как и обещал, Мартенсон перезвонил президенту «Хэммет Старс». Эндрю был учтив и спокоен, а вот из трубки с той стороны связи, доносились громкие восклицания и отрывистая речь. Кажется, мистеру Малкольму было не очень приятно беседовать со своим советником.
… – Вы готовы выслушать меня, Стив Малкольм? – спросил Мартенсон восемь часов назад.
– Я готов, но предупреждаю сразу, чтобы у вас не возникало иллюзий: ваши претензии я считаю инсинуациями, а ваши выходки – аферой. Я ни в чем перед вами не провинился, Мартенсон. Перечисленные вами преступления совершал не я, и автором налоговых махинаций, если таковые имели место – я, например, не имею понятия об этом, мог быть только финдиректор Праччи.
– Тогда зачем вы говорите мне это всё, вы, серьезный человек? Просто бросьте трубку и заявите о шантаже в полицию. А ещё лучше – в ФБР. Чтобы нам не препираться впустую, давайте вот как поступим… Сейчас я отключу связь и, если через минуту не раздастся звонок от вас, я отправляю бумаги федеральным агентам и судебным исполнителям.
И Мартынов, к величайшему изумлению Сандры, отключил связь и бросил трубку ей на колени.
– Если позвонит, не трогай трубку, – приказал он. – Насчитаешь двенадцать звонков, и только тогда мне её вернешь.
Так и случилось. Просчитав до двенадцати, девушка включила связь и быстро протянула телефон Мартынову.
– Вот так-то лучше, Стив, – похвалил тот. – Мы знаем друг друга пять лет, чего же дурака валять? Перейдем к главному. Ты мне кое-что должен.
– Я?! – взорвался Малкольм. – Интересно, что?!
– Свои тревоги и волнения я оцениваю в десять миллионов долларов. Раны от ножей, высокое давление, переживания, всё это стоит денег. А потому хочу поговорить с тобой не по телефону, а те-а-тет Где мы можем встретиться?
После долгого раздумья Малкольм вдруг произнес странную фразу:
– Перезвони мне в девять вечера. Я назову место.
На этом разговор закончился.
Десять миллионов… – повторила Сандра. – Интересно было бы посмотреть на твои переживания ценою в такую сумму.
– Ещё насмотришься, – заверил он, и они направились под мост.
На Сауз Стрит он оставил машину и, широко размахнувшись, забросил ключи куда-то вниз.
– Она нам больше не пригодится? – с жалостью посмотрев на сияющий лаком «Бьюик», проворковала девушка.
– Эта машина уже в розыске. Банда Малкольма ищет её, сбиваясь с ног.
– А она не покажет им дорогу к нам?
– Искать под Бруклинским мостом двоих нужных людей ночью, это как если в Большом театре искать Волочкову
– Кто такая Volochkova?
– То же, что Монсеррат Кабалье, только в балете.
Она представила обладательницу этого имени и не поняла, причем тут балет. Впрочем, ей было все равно. Ей было с ним интересно.
Следуя за Мартенсоном, Сандра заметила, как тот вынул из кармана трубку и, пропустив вперед нежелательного свидетеля разговора, устроился за её спиной. До девушки доносились лишь обрывки фраз.
Русский несколько раз назвал имя – Masha, один раз сказал lyublyu и ещё что-то, чего Сандра не разобрала, но догадалась по тому чувству, с каким слова произносились. Русский Мартенсон изъяснялся кому-то в любви.
Она грустно улыбнулась. Этой Mashe, кажется, повезло в жизни…
Глава 8
THIS IS A MISTAKE, MISS…[1]
И сейчас он снова звонил. На этот раз спокоен был и Малкольм. Он сообщил Мартенсону, что в офисе на 10-й авеню идет крупномасштабный обыск, что руководит им детектив Чески, и что договориться с ним, как выяснилось, нет никакой возможности. Придурок Кеннет и финдиректор Праччи оказались разговорчивыми малыми и чешут языком, не разбирая существа задаваемых им вопросов. Три четверти документов до прибытия детектива Праччи успел уничтожить, и это были документы, которые могли открыть полиции глаза на некоторые негативные моменты деятельности компании. Осталась недостойная внимания Чески мелочь. Что касается всех арестованных Чески сотрудников, то они уже выпущены под залог. Некоторое упрямство проявляет окружной прокурор, с которым раньше договориться было проще, чем с садовником, и это вызывает беспокойство.
– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил Мартынов, накидывая пиджак на дрожащие плечи Сандры.
– Чтобы ты помнил, сынок, что у меня все не так плохо. После нашего разговора я сообразил, зачем ты появился в офисе. Признаться, сначала это вызвало у меня недоумение. А потом я сообразил и снова похвалил своего советника за блестящий ум. Ай, Эндрю… Позвони ты в полицию и скажи – в компании беспорядки, тебя выслушали бы и забыли. А тут… Ну, как не приехать, когда трупы, финдиректор Праччи, как кочегар, бумаги палит… Браво, мистер Мартенсон, браво. Но я уже располагаю информацией, что детектив Чески и его напарник, племянник сенатора МакКуина – Сомерсет, зашли в тупик. Им не разобраться с бумагами, а финдиректор, как я уже говорил, говорит много, но все не о том. Я умею работать с кадрами.
– Где Сондра?
– Сондра… – вздохнул Малкольм. – Она уехала.
– В гости к царю морскому?
– Мистер Мартенсон, буду рад встретиться с вами в десять часов наступающего утра на заброшенном заводе по переработке рыбы в Бруклине.
– На севере? – уточнил Мартынов. – В районе Wallabout Bay?
– Совершенно верно. Пересечете Гудзон по Манхэттенскому мосту… Или вам удобнее по Бруклинскому?
– Я подгребу на пироге.
– Ну, что ж вы, право… Считаете, что я пытаюсь вычислить ваше месторасположение? Бросьте, пустое… Так вот, спуститесь с Манхэттенского моста в район Тринити парка, доберетесь до Эванс Литтл Стрит и доедете до севера. Вы на машине?
– На ослике.
– Перестаньте, я не собираюсь следить за вами. В десять часов, у административного здания бывшего завода. Вы увидите этот дом сразу, он синего цвета, с облупившейся штукатуркой…
– Стив, вы описываете мне это место, словно не знаете, что именно там я был найден вашим блядовитым зятьком Флеммером во время коммерческих поединков. Вы собираетесь рассадить по крышам десяток снайперов и ещё десяток псов сдерживать в ангаре напротив этого облупившегося здания? Подите к черту. Я вас жду завтра в десять на севере Эванс Литтл Стрит у рыбацкой кофейни «Голубой Марлин».
– Но там же пустырь площадью в тысячу акров! Заинтересуется полиция…
– Что, полиция заинтересуется встречей двоих джентльменов посреди этого пустыря? В десять, Малкольм. Там.
И Мартынов, отключив связь, сунул телефон в карман.
Русская женщина сидела в номере гостиницы Hilton с трубкой в руке вот уже четверть часа.
Полчаса назад она едва подавила в себе желание выброситься из окна. Она уже три раза приняла душ, в номер дважды вкатывали тележки с ужином, и дважды портье выкатывал нетронутые яства обратно. Нью-Йорк был ей ненавистен. Она смотрела на город с высоты птичьего полета и презирала его всей душой. Этот город как магнит притянул их с Андреем к себе и теперь, злорадно щерясь огнями окон, словно светом свечи в выщербленной тыкве, обещал ей пустоту и скуку… Этот город грозил забрать её Андрея, чтобы никогда уже более не вернуть.
Андрей обещал звонить каждый час, но позвонил только теперь… Он сказал, что любит, что время проводит в жуткой тоске, что осталось совсем немного, что «этот Малкольм куда-то затерялся, что улицы серы и скучны, и что он считает минуты до встречи». В принципе, неплохо сказал: подходить к распахнутому окну у неё желания больше не было. И ее наконец-то перестало колотить. Захотелось есть и даже отругать портье за эти стремительные выносы тарелок и блюд, покрытых стальными колпаками.
Она сняла с телефона трубку и услышала приветствие портье.
И тут только сообразила, что толком попросить привезти ужин обратно вряд ли сумеет. Все ее познания в английском языке не выдержали столкновения с нью-йоркским произношением. А ведь там, в России, она гордо заявила Андрею, что говорит по-английски. Или это все же пережитый стресс отбил у нее способность разбирать чужой язык?
Будь что будет, решила она, привела себя в порядок, накинула на плечо ремень сумочки и вышла из номера, имея твердое желание найти ресторан и выпить кофе.
Но едва нога её переступила через порог, как она увидела мужчину лет сорока на вид, тучного, безразличного к жизни. На нем была форма полицейского Нью-Йорка, включая легендарную фуражку-восьмиклинку. Значок блистал, кобура сверкала.
Угадав желание девушки, он покачал головой и отложил свежий номер Life в сторону.
– Я есть хочу! – закричала ему прямо в лицо Маша, соображая попутно, когда чувак с рубашкой-гавайкой под пиджаком от Ponti и с явным уголовным прошлым в глазах сменился у дверей на благопристойного копа. Потом кое-как составила английскую фразу.
Имя «Чески» Маша не знала, а потому вряд ли могла догадаться, кто и когда произвел смену караула.
Полицейский что-то залопотал, налегая на «о» и «г». Сняв с пояса рацию, он что-то снова пробормотал, после чего виновато улыбнулся и пригласил Машу зайти обратно в номер.
Через десять минут портье вкатил в дверь тележку с парящими блюдами.
Коп успокоился и снова развернул журнал. Однако через минуту снова вскинулся, потому что из дверей опять показалась очаровательная женщина, которую ему было приказано охранять так, как он охранял бы президента Буша.
– What?.. – не понял он обращенной к нему фразы.
– Салат из крабов, говорю, возьми, съешь! У меня аллергия на морепродукты…
Через полчаса после первого разговора и через двадцать минут после второго распечатки бесед Малкольма с человеком по имени Эндрю Мартенсон лежали на столе Генри Чески. Он с интересом перечитал их, сложил вчетверо и уложил в карман.
– Засекли, откуда был разговор?
– Первый раз Мартенсон звонил Малкольму с Южной улицы. Метрах в пятистах от Бруклинского моста есть парковка, однако найти среди тысячи машин нужную не представляется возможным. Место для разговора выбрано идеально – десяток полицейских, трусящих по гигантской парковке, тотчас привлек бы его внимание.
– Он умный парень, – похвалил Чески, вынимая из кармана сигару и переламывая её пополам. – Второй разговор?
– Полагаем, что из-под Бруклинского моста, – ответил спец из отдела расследований, отвечающий за техническое обеспечение. – Но там ночуют сотни бездомных, сэр… Это то же самое, что парковка…
Чески рассмеялся. Ему было приятно работать с Мартенсоном.
– Ещё один момент. – Спец потоптался на месте и вынул из папки ещё один лист. Телефон, по которому разговаривает Мартенсон, зарегистрирован на имя Бронко. Видимо, подозреваемый забрал его, покидая «Хэммет Старс».
Кивнув спецу и убедившись, что тот вышел, Чески посмотрел на МакКуина, готового на все ради доброй службы с самым неуживчивым детективом Нью-Йорка.
– Парня не беспокоить. Пока будем следить за событиями без комментариев. Но я хочу, чтобы сегодня в четыре часа утра пустырь за «Голубым Марлином» был окружен группой SWAT[2]. Распорядись и вызови ко мне лейтенанта Брауна.
Через час командир SWAT, входящего в организационно-штатную структуру NYPD[3], был у Чески. Потом до четырех часов Чески спал, а МакКуин чистил свою «беретту» и вытирал от заводской смазки новенькие патроны. Он благодарил Бога за тот день и час, в который был сведен с Генри Чески. Люди, подобные Сомерсету МакКуину, подвержены двум страстям: они легко заражаются вирусом азарта, и глубже, чем остальные, переживают неудачу. Первый вирус уже бурлил в крови молодого сыщика, вирусу второму предстояло соединиться с первым в девять часов сорок две минуты наступающего утра…
Мартынов никак не мог привыкнуть к нью-йоркскому климату. Континентальный, он был влажен, и смена погоды в столице мировых финансовых операций часто давала ему знать о себе перепадом давления. Гипертоник Мартынов предчувствовал изменение температуры за несколько часов, и ощущения эти были не самыми приятными. Голова иногда просто разламывалась от боли. В эти часы лучше всего находиться дома и, приняв бета-блокаторы, лежать на диване, ожидая сна. Сон спасал от неприятного ощущения «ливера» в груди, тревоги, от беспокойного поведения, словом, всего набора симптомов, описанных в учебнике для начинающих терапевтов в главе «Вегетососудистая дистония».
Он лежал на собранных и принесенных с берега картонных коробках, чувствовал спиной прохладу и мечтал только об одном – поскорее заснуть. Усталость, накопившаяся за день, была столь велика, что оттеснила на задний план приближающуюся тревогу. Таблеток не было, не было и виски, чтобы утомить сознание окончательно и провалиться в яму забытья. Он терпел и ждал забытья…
Сандра, осторожно прижавшись к плечу Андрея, думала о нем и размышляла уже не прагматично, а так, как рассуждает влюбившаяся в незнакомого и сразу сразившего её своей неотразимостью мужчине. Она ревновала его к кольцу на правой руке, к его делам, и подозревала, как ей было бы хорошо с этим сильным мужчиной, случись так, что он остался бы с нею надолго. Странная русская женщина, отпустившая мужа навстречу смерти, вряд ли понимает его и не достойна быть рядом.
Через два часа молчания, когда костер уже не играл языками пламени, а жарко тлел, она прислушалась к дыханию мистера Мартенсона. Он спал.
Повернувшись к нему и положив руку на локоть Эндрю так, чтобы чувствовала это прикосновение только она, Сандра натянула на плечи его пиджак и закрыла глаза.
Ощущение единства их умиротворенных душ длилось для неё недолго. Когда она почувствовала истому, означавшую приближение сна, её герой повел себя более чем странно. Одним движением оторвав свое мощное тело от земли, он откатился от девушки и мгновенно поднялся на ноги.
Неужели этот русский столь мнителен и глуп, чтобы принять короткое объятие за предтечу желания совратить его с пути истинного?!
Но когда она с удивленным и разочарованным видом села и посмотрела на Мартенсона, то заметила странную картину. Взгляд его был обращен не к ней, а куда-то в темноту. В ту сторону, где вода тихо плескалась об опору моста.
Повторив движение его глаз, она пришла в неописуемый ужас. Перед ними, жадно оглядывая пространство вокруг костра, стояли четверо чернокожих. Двое из них, огромного роста, держали в руках палки, третий потирал руки и облизывал губы. Вид их был столь ужасен, что Сандра, на мгновение съежившись, снова посмотрела на мистера Мартенсона. И тут же отметила, что он спокоен, даже более спокоен, чем в ту минуту, когда стоял держа ее на руках, на высоте ста метров над землей.
Он сделал для меня не так уж мало, подумалось ей. Он не хочет меня, дорожит своею женушкой. Он предлагает мне деньги, полагая, что я ни на что иное, кроме как быть спасаемой и несчастной, не способна.
Всё равно это начнется, поняла она, решительно поднимаясь на ноги. Однако я покажу ему, что не являюсь обузой в нашей компании. Она вспомнила, как избежала в колледже насилия от урода Тони МакКартура. Он так же, как и эти чернокожие, считал, что если девочка не имеет родителей и учится по социальной программе для малообеспеченных, то ничего не стоит завалить её на пол в раздевалке для мальчиков и потешиться. Затащить в раздевалку удалось, но вот потешиться Тони МакКартуру пришлось потом не скоро…
Быстро преодолев расстояние, разделявшее их и негров, Сандра с размаху всадила носок своей туфельки меж ног тому, что казался ей похожим на измазавшегося сажей Халка.
Выронив палку, негр опустился на колени, как раскаявшийся грешник. Ещё несколько секунд под Бруклинским мостом царили тишина и покой, а потом разрывающий душу рев пронесся по всем его микрорайонам и закоулкам.
– Fuck!! Fuck you!.. Fuck you, little rat!!!
Мартынов отступил на шаг и округлил глаза. Переживая в душе то, что переживал сейчас громадный негр, он сглотнул и опустил руку на живот.
Сандра, впечатленная собственным успехом, схватила с земли палку и опустила её на спину наклонившемуся к товарищу негру с такой силой, что та переломилась пополам.
Негр хрюкнул и рухнул под ноги тому, кто снова потерял дар речи, вернувшийся к нему на мгновение, чтобы выразить отношение к злобной стерве.
Остановив нарастающую агрессию девушки, окончательно распрощавшейся с обликом милой мисс, Мартынов вырвал из её рук обломок палки и оттащил от гостей.
– Какого черта ты тут гусаришь?! – отбросив палку подальше, Мартенсон виновато посмотрел на негров, занимающих все позы, которые только может принять человек – один сидел, другой стоял, третий лежал.
– Переломай им ноги, – шепнула Сандра, хищно блеснув глазами.
Мартынов вздохнул, отпустил её руку и направился к пораженным врагам. По пути обернулся и напомнил ей, чтобы не забыть: «Потом мне немножко о себе расскажешь», и неграм:
– Вам нужен был доллар, господа?
– Если можно… – почти беззвучно выдавил стоявший перед ним на коленях бродяга с отбитыми гениталиями. – Пожалуйста, сэр… Умираем от жажды…
Мартынов сунул руку в карман и вынул портмоне из питоновой кожи.
– Вот десять, ребята… Ещё десять – на анестетики… и ещё пять – для потери памяти. Это не Нью-Йорк, – пробормотал он, поглядывая то на Сандру, то на её жертв, – это просто Люберцы какие-то. Выпейте за мое здоровье и благоразумие этой мисс. Однако, сами понимаете, не мне вам объяснять, что доллары просто так не достаются. Чтобы приготовить омлет, нужно разбить…
– Но почему именно мои?! – с завистью поглядывая на спутников, перебил попрошайка.
Поднявшись при помощи счастливчика, до которого не успела добраться секретарь «Хэммет Старс», он застонал от боли. – Кто бы мог подумать, что такая золотовласая фея… наяда, можно сказать… синдерелла на балу… Кто тебя научил так бить бывших саксофонистов меж больших пальцев ног, нимфа?
Распрощавшись с ними, Мартынов присел у умершего костра и саркастически посмотрел на Сандру.
– Браво.
– Мне стыдно.
– Нет, браво, браво.
– Не смотри на меня, я сгораю от стыда.
– Да, ладно, чего уж там. Третьему нужно было вогнать кол в сердце. А потом плеснуть в глаза растворителем.
Она поворошила угли обломком палки и бросила её на подернутые дымкой угли. Мартынов положил сверху ещё две. Через полчаса они, прижавшись спинами, засыпали.
– Как твое имя по-русски, Эндрю?
– Андрей.
– Андрей, что такое Lyubertsy?
Зевая, он промычал:
– Это ваш Гарлем. Тебя как называли в детстве, девочка?
Сандра улыбнулась:
– Кошка. А тебя?
– Мартын. И в детстве, и на зоне, и потом. Меня всегда звали Мартыном.
– А что это такое – Martyn?
– Это птица такая, невзрачная, некрасивая на вид. Но эта птица не терпит неволи, она независима и горда, а потому вызывает немало неприязни и убить её не прочь любой мерзавец. Спи.
Через час она, разбуженная дурным предчувствием, проснулась. Предчувствие её не обмануло. У костра сидел на корточках, помешивая угли, как картофель, здоровенный чернокожий детина с длинными, до плеч, толстыми плетеными косичками. За спиной его стояли ещё двое. Сандра посмотрела по сторонам и убедилась, что ещё двое замерли в ожидании справа и слева от их спального места.
– Господа, вам нужны деньги? – счастливая оттого, что может исправить свою ошибку, полюбопытствовала она и толкнула Мартынова в плечо.