Без Надежды Седов Б.
– Чего будешь делать, если все же увидишь его? – прервала затянувшееся молчание Конфетка и щелкнула зажигалкой. Свет от синеватого огонька «Живанши» эффектно очертил ее профиль.
– Не знаю, – прошептал я.
– Сразу же наезжать на него стремно. Спалимся почти наверняка. Будь я на его месте, – принялась рассуждать Света, крутя в пальцах зажженную сигарету, – так первым делом позвонила бы своим дружкам-мусорам. И если бы все же собралась выйти из дому, так попросила бы их быть рядом. И повязать тебя, как только ты проявишься на горизонте. Я даже спецом бы вылезла сейчас наружу, чтобы выманить тебя на засаду.
– Муха не ты, – ухмыльнулся я. – Может быть, он сейчас боится, что я могу подстрелить его из снайперской винтовки с какой-нибудь крыши.
– Нехило. Если он, и правда, так может подумать, то тогда… – Света замялась, не смогла сразу подобрать подходящих слов. – Тогда… У страха глаза велики. Все можно подумать. Тем более, если дело касается Мухи. Ведь он далеко не супермен. И не отморозок. Обычный среднестатистический россиянин.
– Россиянин… – не удержался я от саркастической ухмылки. – Да если бы большинство россиян были подобными негодяями, Россия давно пожрала бы саму себя…
– Что она и делает, начиная еще с начала прошлого века.
– …Но таких, как Муха, слава всевышнему, пока единицы, – продолжал я, не обращая внимания на Конфеткино замечание. – А чтобы не расплодились, их надо вычислять и давить. Что я и делаю. Я волк, Света. Я санитар, только не леса, а нашего ущербного социума!
Конфетка смерила меня насмешливым взглядом. Она мне не верила.
Что ж, ее дело: каждый имеет право на свое субъективное мнение.
Мы продежурили около Мухинской девятиэтажки до рассвета. Моя гипотеза, что прокурор попытается свалить сразу же после Светкиных угроз, благополучно рухнула. Если, конечно, этот мерзавец не успел слиться из дому в течение часа еще до того, как прибыли мы с Конфеткой. Но в такую прыть я не верил. К тому же серебристый «Форд Фокус» продолжал мирно отсвечивать напротив подъезда, а вряд ли Муха отправился бы в бега на общественном транспорте.
«А значит, он или не принял всерьез то, что ему вчера наговорила Конфетка, – размышлял я, безразлично наблюдая за тем, как подъезды многоквартирных домов одного за одним выплевывают в мрачное дождливое утро спешащих на работу людишек, – или решил пересидеть угрозу дома. И, наконец, вариант третий: прокурор все-таки попытается перебраться в незасвеченное, более спокойное место, но к этому переезду он подготовится. И будет валить под прикрытием. Что в этом случае я смогу сделать?
А ничего! Так же как не смогу выковырнуть прокуроришку из квартиры, если надумает отсиживаться там.
И вообще, что я здесь делаю? Чего мне неймется? Чего сейчас спокойно не спится в теплой постельке в обнимку со Светкой? – Я скосил глаза на сладко дремавшую на водительском кресле Конфетку. – Чего хочу добиться этим бессмысленным дежурством около Мухинского подъезда? Мечтаю сам сунуться в лапы ментов? Так прокурор, если совершенно не потерял сейчас голову от страха, мне это устроит. И ни на что большее могу не рассчитывать.
Чего это я вдруг взгоношился? Сидел себе тихо-спокойно у Светы в квартирке, жопой не дрыгал, дожидался, когда Челентано наконец наберется решимости отрубить систему охраны «Северо-Запада», о Мухе последнее время почти и не вспоминал. И вдруг подскочил! И понесся! Сломя голову! Сам не зная, куда! Сам не зная, зачем! Хотя, зачем, как раз и понятно: за очередным геморроем. Как наркоман поутру мчится к барыге за чеком, чтоб раскумариться, так и я. Приученный к экстремальным условиям организм после недельного воздержания настойчиво требует очередного вливания проблем. И ничего не поделаешь – приходится с этим считаться».
Я достал из кармана сотовый телефон, набрал номер Сварадзе.
– Спишь, что ли? – зачем-то спросил, когда сонный Серега невнятно ответил: «Алло». – Тогда просыпайся. Есть дело.
– Сколько времени?
– Девятый час. Собирайся и подъезжай, ты мне нужен… Нет, все нормально… Нет, Челентано еще не готов. Это другое. Записывай адрес. И прихвати с собой какую-нибудь жратву. Придется провести в машине часиков восемь… Да, следить. Ты угадал… За человеком. Ты не знаешь его… Только следить… Не по телефону, Сергей. Подъезжай поскорее, и все расскажу.
– Решил вписать в эту тему Сварадзе? – не открывая глаз, сонно пробормотала Конфетка, когда я засунул трубку обратно в карман.
– Да, но только боюсь, он не впишется.
– Почему же? Серега – покладистый парень. А ведь ты серьезно повелся, Денис. – Светка грациозно потянулась, подняв вверх руки. И ослепительно улыбнулась мне. – Очень серьезно. Я и не ожидала, что сразу же развернешь такую деятельность. Прям с ходу. С места в карьер. Никакой подготовки…
– Ты лишила меня этой возможности – подготовиться. Не оставила времени и поставила перед выбором: или дать Мухе шанс опять загаситься, или доставать его прямо сейчас, развить максимальную скорость, чтобы не успел… Впрочем, – вздохнул я, – боюсь, что он все же успел.
– Ну извини.
– Извиняю… К тому же, Света, не забывай, что, пока не созрел этот Глеб, я буквально изнываю от безделья. У меня куча свободного времени. И вдруг так удачно подворачивается возможность это время занять. Грех ее не использовать. Тем паче, что прокурором все равно надо когда-нибудь заниматься. Довольно, пожил, ублюдок. Пора и честь знать.
– Ты что, собираешься, как только увидишь его, – удивленно выпучилась на меня Конфетка, – так сразу его и мочить?
– Как ты это себе представляешь? У меня нет с собой даже газового баллончика, – развел я руками. – Не бить же Муху кирпичом по башке. Не-е-ет, малышка. Я не стремлюсь просто взять и умертвить этого гада. Мне очень надо перед этим с ним побеседовать. Посмотреть ему в глаза. Увидеть в них… нет, не раскаяние, а ужас.
– Одним словом, ты хочешь сначала его захватить?
– Если получится. Или, как минимум, отследить, куда он попробует смыться. И уже не спеша брать его там. Или казнить его там. Сперва побеседовав. И посмотрев негодяю в глаза.
…Сварадзе появился на черном «Форде Эксплорере». Прокатился по двору, мигнул фарами, узнав нашу «девятку», но мудро решил возле нее не светиться. Отъехал метров на сто, остановился и стал дожидаться, когда я дойду до его внедорожника.
Он и правда был покладистым парнем, этот Серега, и когда я коротко объяснил, что хочу от него на ближайшее время, в ответ лишь заметил:
– Надеюсь, эта охота, в которой ты предлагаешь мне поучаствовать, не внесет никаких изменений в твои планы насчет «Северо-Запада»?
– Никаких.
– Хорошо. Тогда я с тобой. Объясняй, что надо делать. И опиши этого человека.
Описывать Муху я предоставил Конфетке. Какникак, она его видела только вчера, а я – пять лет назад.
– Или я, или Светка сменим тебя часов через восемь, – на прощание пообещал я Сереге. И еще раз напомнил: – Если кто-то похожий на этого Муху нарисуется из подъезда, сразу звони.
Сварадзе в ответ молча кивнул, а Конфетка, когда мы уже подъехали к дому, заметила:
– Боюсь, что ниоткуда он не нарисуется. Во всяком случае, в ближайшее время. Он либо успел ушмыгнуть до того, как мы вчера встали у его дома, либо затаился в квартире, и хрен чем теперь его оттуда достанешь.
К сожалению, все указывало на то, что Света права. Прокурор на горизонте не появлялся. И с каждым днем мои надежды на то, что все же появится, таяли все больше и больше. Минула пятница. Потом выходные. Потом понедельник. Наблюдение с мухинского подъезда я не снимал, и возле него постоянно находился кто-нибудь из нас троих – Конфетки, меня и Сварадзе, – а пару раз к нам в этом деле даже подключился Глеб, который, по его словам, все вопросы с сигнализацией, вроде, решил. Но при этом как-то так, совсем незаметно, невзначай отодвинул сроки своей готовности еще на денек.
– Во вторник можем отправляться на дело, – заверил он меня. – Это точняк.
– Отвечаешь?
Он кивнул. И еще раз повторил:
– Во вторник.
9-го октября.
В тот день выпал первый в этом году и очень ранний даже по питерским меркам снег.
Глава 5
КАЖДОМУ СВОЕ
О том, что со сроком, когда отправимся полоскать депозитарий, мы наконец определились, я не сказал Свете ни слова. Рассудил так: хоть она и моя проверенная боевая подруга, хоть и наша подельница, которой каждый из нас троих может довериться как самому себе, незачем сообщать даже ей, когда мы собираемся в банк, если без этого можно легко обойтись. И вечером в понедельник я без зазрения совести соврал Конфетке, что Челентано попросил у меня еще несколько дней, и поход в «Северо-Запад» снова откладывается. В ответ она безразлично сказала: «Хреново», и принялась застилать постель в предвкушении, как сейчас затащит туда меня.
В ночь на вторник возле Мухинского подъезда дежурил Сварадзе. А я до утра старательно ублажал ненасытную Светку, все это время пытаясь выгнать из головы навязчивую мысль: «И чего это нынче я так расстарался? Уж ни прощаюсь ли с этой красавицей, предчувствуя, что эта ночь у меня с ней последняя, что через сутки я спалюсь на „Северо-Западе“ и про отношения с женщинами можно будет надолго забыть?»
В ту ночь мы так и не уснули. А примерно в полдень позвонила из банка Наталья, уверенная в том, что я сейчас нахожусь на ее даче под Вырицей. Несла какую-то околесицу, расспрашивала, как продвигается дело с задуманным мною романом, и единственным – зато огромным – плюсом, который удалось вынести из разговора с ней, было то, что я сумел поинтересоваться как бы невзначай:
– Как там поживает наш рюкзачок? Все еще лежит?
– Лежит, – бесхитростно доложила Наташка. – Куда денется?
И я улыбнулся: «Куда денется? Я знаю, куда. Потерпи, крошка, до завтра».
– До завтра, Наташка.
– До свидания, Денис…
– Наболтался с шалавой? – сварливо проскрипела Конфетка и резко отклонилась назад, когда я попытался поцеловать ее в щечку. – И как же она меня заманала! Когда ты пошлешь ее на хрен?
– Сама знаешь, когда, – улыбнулся я. – Вот только подчищу ее банчок.
– Скорей бы, – вздохнула Конфетка, наливая в кастрюльку воды, чтобы сварить суп из пакетика. – Проклятье, еще неделя! И когда этот гребаный Глеб наконец разродится! Чего-то я уже начинаю задумываться: а ни парит ли он нам мозги? Как бы он ни надумал обойти нас в этом деле. Провернуть его с кем-нибудь…
– Не обойдет, – перебил я. – И не провернет. Света, ты ведь сама поручилась за этого парня. А теперь что, готова забрать назад свое поручительство?
– Не знаю, – смущенно пожала плечами Конфетка. – Скорее я даже боюсь не того, что он может нас кинуть, а того, что за эту неделю ты сам вдруг возьмешь и передумаешь.
– Что передумаю?
– Идти в этот банк. По-моему, ты сейчас не на шутку увлекся сведением счетов с Мухой.
– Одно другому не мешает, – бесцветно пробормотал я и отправился открывать дверь легкому на помине Глебу. Мы начинали потихонечку собираться к предстоящему делу на квартире у Светки. А ей самой было пора, оставаясь в полном неведении, отправляться сменять Серегу Сварадзе, досиживавшего сейчас свою смену в «девятке» недалеко от мухинского подъезда.
Часа в два Конфетка, похлебав супику и выглянув в окно, безрадостно процедила сквозь зубы:
– Дерьмо! Зима на дворе. Надеюсь, меня не заметет по пути. – И отправилась доставать из шкафчика шубку. – Ну, я пошла, – поцеловала она меня на прощание, сунула в сумочку зажигалку и сигареты, махнула ладошкой курившему на кухне Глебу. – Не безобразьте тут без меня. Денис, зайка, мне там одной будет очень тоскливо.
Так что, если будет желание, подходи.
Я, отлично зная, что этого не произойдет, пообещал: «Подойду» и закрыл за Светой входную дверь. Потом встал у окна и, пока она не скрылась из виду, провожал взглядом эту красавицу в короткой кроличьей шубке и с развевающимися на сильном ветру черными волосами, с тоской размышляя о том, что вижу ее, возможно, в последний раз.
Через час появился Сварадзе и сразу же завалился спать на диване. Челентано обнаружил на холодильнике книжку, которую до этого читала на кухне Конфетка, уткнулся в нее и напрочь отключился от внешнего мира, замерев за кухонным столиком и одну за другой смоля вонючие сигареты.
Тоска! Скукотища! Безрадостный мерзкий денек!
Я, не зная, чем заняться, как убить время до восьми вечера, когда у нас было намечено «выдвижение на позиции», прогулялся по тесной квартире. Потом заперся в ванной, включил воду, изображая, будто я решил перед смертью помыться, и принялся мастерить одну интересную штучку, которую еще накануне, посмотрев по телевизору передачу про террористов Бен Ладена, решил прихватить с собой в банк.
Туда, по необъяснимой для меня прихоти Сереги Сварадзе, мы должны были отправиться на метро. Уж не знаю, что за страхи взбрели ему в голову, но еще вчера свой «Эксплорер», загруженный необходимыми нам инструментами, он перегнал поближе к Дегтярной и поставил там на стоянку, объяснив это так:
– Не хочу, чтобы по пути нас тормозили менты, обыскивали тачку и задавали вопросы. Плохо, когда дело начинается с этого. Дурная примета. А я верю в приметы. Так что лучше поедем на метро.
В ответ я с безразличием пожал плечами: «На метро так на метро. Мне все равно. Я неприхотливый. Да и, отправляясь через город на дорогом внедорожнике, шансов на то, что тобой заинтересуются мусора, пожалуй, побольше, нежели если поедешь на общественном транспорте. В метро лягавые интересуются в основном хачами, мою бородатую очкастую рожу с фотографией из ориентировки сопоставят навряд ли. Так что, может, Сварадзе и прав. Во всяком случае, как добираться до места – совершенно не тот вопрос, по которому следует дискутировать».
В семь часов вечера я растолкал Серегу, и мы втроем, с трудом разместившись за маленьким кухонным столиком, наскоро перекусили. Потом я на тот случай, если сегодня спалимся, и мне будет не суждено вернуться на эту квартиру и когда-нибудь свидеться со Светой, набросал ей короткую и сухую записку. Без эмоций. Без объяснений. Просто попросил прощения за то, что скрыл от нее, что в «Северо-Запад» мы отправляемся сегодня. И завещал ей завершить за меня так и не доведенное до логического окончания дело – месть прокурору. «Я люблю тебя, Светка», – хотел я приписать в конце, но в последний момент передумал, сложил записку и оставил ее на столе, придавив ее Светкиной кружечкой с остатками чая.
– Присядем на дорожку, – предложил Сварадзе. И напыщенно продекламировал: – Принеси нам, Господи, фарту в сегодняшнем деле. Ну, с Богом, братва! Вперед!
– Все-таки рано приперлись, – заметил я, устраиваясь на заднем сидении выстуженного «Эксплорера», и, приподняв рукав куртки, посмотрел на часы. – Начало девятого.
– Рано – не поздно, – резонно заметил обстоятельный Серега Сварадзе и повернул ключ зажигания. – Пока переоденемся, пока осмотримся, глядишь – и пора.
– Пожалуй, – не стал спорить я, и, бросив взгляд на Челентано, крутившего в руке блестящую «Моторолу», попросил: – Глеб, набери, пожалуйста, Светку. Как там у нее?
…У нее оказалось никак! Вернее, так, как быть не могло!!!
– Абонент не отвечает или находится вне зоны приема, – продублировал мне только услышанное сообщение Челентано, оторвав трубку от уха. И еще раз повторил: – Не отвечает, Денис.
Конфетка не могла не отвечать! Конфетка не могла находиться где-нибудь, кроме как возле подъезда прокурора Мухи!
Но она не отвечала!!! Или находилась где-то… черт знает где!!!
– Отключена.
– Может быть, дохлый аккумулятор? – хладнокровно предположил Сварадзе, выруливая со стоянки.
– Он новый. И заряжал я его вчера. Лично, – ответил я. И сделал единственный возможный при таких обстоятельствах вывод: – Что-то произошло…
– Дерьмо! – процедил сквозь зубы Глеб. – …Какая-то гадость. Какой-нибудь геморрой. Раз Светка отключила свой сотовый. – Я набрал ее номер по своему телефону.
В ответ то же бесстрастное: «Абонент…»
Мерзкий денек переходил в не менее мерзкую ночь.
Глава 6
ОХОТА НА НАСЕКОМЫХ
Света сменила в магнитоле кассету, зевнула и, смочив из бутылки с минеральной водой надушенный носовой платок, протерла им слипающиеся глаза. Бесполезняк. Она проделывала эту процедуру уже, наверное, в десятый раз; она специально не включала давно остывший движок, и в салоне ее красной «девятки» стояла зверская холодрыга; она даже сняла с себя шубку, чтобы сильнее замерзнуть… Порожние меры. Ничего не помогало, и Конфетку неудержимо клонило в сон.
И все из-за этого самца-производителя, да будь он проклят! Чтобы он навсегда лишился своей неуемной потенции! Чтоб ему поездом яйца переехало!
Этой ночью Знахаря словно прорвало. Словно нажрался виагры. И в результате они пробесились всю ночь, ни на секунду не сомкнув глаз. А утром Денису позвонила его шалава из банка. Потом приперся Глеб. А потом не выспавшейся Конфетке настала пора отправляться менять у мухинского подъезда Серегу, дежурившего в ночь. Ей предстояло отстоять – вернее, отсидеть в машине – двадцатичасовую вахту, пока ее не сменит кто-нибудь из парней.
Интересно, и как дотерпеть до конца этой пытки? Как не заснуть? Вот будет лажа, если Денис, как обещал, придет сегодня ее навестить и обнаружит, что милая Светочка сладко спит. Как же ей будет стыдно! Мда-а-а… И действительно, грандиозная лажа.
Полязгивая зубами от холода, Конфетка задрала рукав свитерка и бросила взгляд на часы: половина девятого – как же лениво движутся стрелки! Потом она все же накинула полушубок и вылезла из машины. Сгребла с крыши пригоршню мокрого снега – первого в этом году – и протерла лицо, после чего к удивлению мужика, прогуливавшего неподалеку огромного сенбернара, пропрыгала два круга вокруг своего «Жигуля». Один круг на правой ноге, второй круг – на левой. Снова залезла в кабину. И в этот момент все началось.
Дверь подъезда открылась, и из него выплыла мухинская супруга – пудовая бабища в енотовой шубе, пожалуй, самая толстая из всех толстых баб, живущих в этом подъезде нового девятиэтажного дома. Их было не так уж и много, этих толстух (за то время, что вела наблюдение за мухинским домом, Света изучила всех неплохо), а в енотовой шубе только одна. Так что здесь мог ошибиться лишь инвалид по зрению. Или дебил из «Скворечника».[14] Ко всему прочему эта бабища подошла к мужнину серебристому «Форду», припаркованному среди других иномарок в специальном «кармане», отведенном для стоянки машин. «Форд» при виде хозяйки мигнул фарами и радостно вякнул сигнализацией.
А Конфетка насторожилась. С тех пор, как за подъездом было установлено наблюдение, к машине еще ни разу не приближались. Толстуха перемещалась пешком. На работу – с работы; в магазин – из магазина – всегда исключительно пехом. А сам прокурор за все это время на улицу не выходил вообще. Ни разу! Сидел на изменах в надежной квартире и ждал, когда мусора изловят мстительного Разина. Если он вообще сейчас был там, в этой своей надежной квартире. Если не слился в течение первого часа сразу после Конфеткиного звонка по домофону.
Да, никто ни разу не пытался воспользоваться этой машиной. И вдруг…
Конфетка не видела, как Муха втиснулась на водительское место, – обзор заслоняли другие машины, стоявшие рядом с прокурорской. Не видела Света и того, завела ли толстуха свой «Форд». Подумала, а не сто» ит ли вылезти из «девятки» и прогуляться вдоль дома – посмотреть, – но решила не рисковать. Лишь на всякий пожарный повернула ключ зажигания, и замерзший двигатель начал медленно прогреваться, набирать оптимальное рабочее состояние. Надо быть готовой к сюрпризам. Вдруг «Форд» сейчас готовят для прокурора? Вдруг этот пидер наконец вылезет из норы и попробует сделать отсюда ноги? Чем черт ни шутит?…
Черт не шутил. Все произошло именно так, как Конфетка и предполагала.
Сперва из подъезда вышла девочка лет двенадцати, одетая в белый пуховичок – дочь прокурора. Потом, сгибаясь под тяжестью чемодана, на улице появился ее брат. «Пожалуй, они одногодки, – машинально подумала Света, наблюдая в „Призматик“ за мухинскими детьми. – Наверное, близнецы. И куда же вы собрались, малыши? Неужто в бега?» И в этот момент на улице показался сам прокурор.
Сумки, машина, вся семейка в сборе. Без вариантов – эвакуация. Вот только почему-то не сразу. Какого-то черта прокурор сперва выжидал несколько дней. И все же не выдержал. Сдали нервишки! И он побежал! Далеко ли? Впрочем, далеко не получится – в этом Света была уверена.
Она вынула из держателя сотовый, набрала номер Знахаря – «Абонент не отвечает или…». Ладно, не беда. Номер Сварадзе – тот же ответ. Глебов мобильник – «Абонент не отве…» Наконец свой домашний – длинные гудки!
– Ч-черт! Повымерли там? Или спите? – Света не знала, что в этот момент и Знахарь, и Глеб, и Сварадзе едут на метро в сторону Центра. На дело. На Дегтярную улицу. К банку «Северо-Запад». – Ч-черт! – еще раз процедила сквозь зубы она. – Дерьмо! Распроклятье! – Конфетка сейчас оказалась один на один с обстоятельствами. Не с кем посоветоваться. Некого вызвать на помощь. И она ощутила легкую панику.
«А вдруг что случилось? А вдруг в ответ на мои угрозы по домофону прокурор предпринял решительные контрмеры? Подключил своих дружков-мусоров, и они без труда засекли нашу наружку? Мы из „девятки“ наблюдали за мухинским домом, а легавые в это время преспокойно следили за нашей „девяткой“. А, скажем, сегодня, когда я сменила Серегу, нацепили на него хвост. И Сварадзе привел ментов прямо ко мне на квартиру. А там Знахарь, который сейчас находится в розыске. О Господи, там же Денис! Он ничего не подозревает! Он не ждет никакой заподлянки!»
Она еще раз попыталась дозвониться ему на мобильник.
– Абонент не отвечает или…
– Дерьмо!!!
«Что делать? Что делать?!! Ведь что-нибудь делать все-таки надо!»
И Конфетка решила действовать самостоятельно. Надеяться на то, что все совсем не так плохо, как она нарисовала сейчас в своем воображении, и постараться не обосрать порученное ей Денисом задание. Не так уж все сложно, как кажется. Перед ней сейчас всего две задачи: не упустить Муху и постараться все-таки дозвониться до кого-нибудь из своих. Справится ли? Не облажается? Слежку раньше она никогда не вела, даже теоретически не знала, как это делается. Попробовать не упустить из виду объект и постараться самой остаться незамеченной – вот и вся теория, что была ей известна. Кажется, надо владеть еще какими-то навыками, которые нарабатываются годами? Хм, она ничем таким не владела. Но ничего не поделаешь. Все когда-нибудь случается в первый раз.
«Форд» включил ближний свет и тронулся с места. Не спеша покатил через двор к выезду на проспект Ветеранов. Света выждала, когда он отъедет метров на сто, и, с заносом на скользком асфальте вывернув со своего места, устремилась следом. Потерять из виду яркие задние фонари мухинской иномарки во дворе она не боялась. Но что будет, когда они окажутся на заснеженных улицах Питера? С сотнями светофоров? С чересчур бдительными гаишниками? Хорошо хоть, что вечерний час пик давно миновал, и горожане разъехались по домам. Количество транспорта уменьшилось на порядок, пробки рассосались. А что было бы, надумай этот пидарас прокурор отправиться в путь тремя часами раньше? Подумать страшно!
– Ч-черт! – уже, наверное, в тысячный раз за последние десять минут процедила сквозь зубы Конфетка и, наплевав на осторожно плетущуюся по правой полосе «копейку», вырулила на проспект Ветеранов. «Копейка» гнусаво бибикнула, а Света с трудом начала набирать скорость по гололеду, упершись взглядом в два красных габарита «Форда» метрах в восьмидесяти впереди.
Через пять минут оказалось, что все не так уж и страшно – вести наблюдение за еле плетущимся через заснеженный Питер лохом, который думает только о том, чтобы не поскользнуться на гололеде и не вмазаться в бок или в задницу соседней машины. Но уж никак не о том, что сейчас следом за ним едет тот, кого надо бояться куда больше, чем гололеда. И, во что бы то ни стало, надо попробовать от него оторваться. Лох не пытался неожиданно проскочить на красный свет. Лох, не включив поворотника, не сворачивал резко с проспекта и даже не думал о том, чтобы вдруг взять и развернуться. Лоха сейчас мог обогнать и троллейбус. Но троллейбусов поблизости не было.
Зато впереди было метро.
К нему-то, съехав с проспекта, и направился «Форд». Конфетка резко, с заносом, свернула следом за ним и поспешила сократить дистанцию. «Или они решили заглянуть в магазин, – решила она, – запасти продуктов в дорогу, или компания надумала разделиться. Кто-то дальше отправится на машине. Кто-то подземкой. Если так, то, скорее всего, на метро поедут толстуха и детки. Не к лицу господину прокурору раскатывать на общественном транспорте».
Но она ошибалась.
Мухинская машина остановилась напротив подземного перехода, из которого был вход в метро. Света тут же вдавила в пол педаль тормоза. «Девятку» занесло, она ударила колесом в высокий поребрик и замерла в неуклюжей позе, довольно далеко выпятив на проезжую часть зад. Движок заглох. «Плевать», – решила Конфетка и принялась внимательно наблюдать за «Фордом», стоявшим в полусотне метров от нее. Никаких признаков жизни внутри иномарки не наблюдалось. Минуту… две… пять…
«Никак не распрощаться любимым», – хмыкнула про себя Света. Она была уже совершенно уверена, что мухинская семья сейчас должна разделиться.
Наконец правая дверца «Форда» открылась, и из нее выбрался… прокурор. От удивления Конфетка даже присвистнула. Оказывается, что машину вела толстуха, а не ее муж. Оказывается, не она, а прокурор сейчас поедет в метро. Оказывается, и таким «важным шишкам» иногда не возбраняется покататься на общественном транспорте. Проклятье, теперь придется переться за Мухой в метро, бросать «девятку» здесь. Надо бы запарковать ее поаккуратнее.
Пока Света торопливо переставляла машину, прокурор вытащил из багажника дорожную сумку и начал спускаться в подземку. «Форд», выпустив сизое облачко дыма, отчалил от тротуара. Яркие красные габариты медленно удалялись. Конфетку они больше не интересовали…
Размахивая сумочкой, она добежала до перехода.
…Теперь самое главное – не упустить мудака прокурора при входе в метро. А ведь у него преимущество. Ему, с его красным удостоверением, нет нужды покупать жетоны. А вот ей… Из-за такой мелочи на этом этапе могут возникнуть проблемы.
«З-зараза, и куда закопала чертов кошелек?!»
Она как в воду глядела – это насчет проблем. Жетонами торговали лишь из одного окошечка. И возле него скопилось человек пять. А Муха уже прошел за турникеты. Размеренно, словно маятник, покачивалась его дорожная сумка. Было видно, что она совсем нетяжелая. Не много шмоток нужно с собой в дорогу мужчинам.
Никаких эскалаторов на этой станции не было.
Спускайся по лесенке, и вот тебе поезда.
Прокурор уже спускался по этой лесенке. Прокурор стремительно уходил в отрыв. Еще немного – и его не достать.
А очередь возле окошка не двигалась.
Конфетка выдернула из кошелька первую попавшуюся купюру и, подбежав к будке, из которой бабулька в форме железнодорожника бдительно наблюдала за вверенными ей турникетами, сунула ей… кажется, это был стольник. Света даже не поглядела. Зато старуха ошарашенно выпучила глаза.
– Некогда!
И Конфетка устремилась вниз по лесенке. Надо было наверстывать упущенное при входе время.
Она успела. Влетела в полупустой вагон в самый последний момент так, что ее сумочка на длинном ремне чуть не оказалась снаружи, отсеченная шумно захлопнувшимися за спиной дверями.
Прокурор, ссутулившись, сидел в уголке, пристроив на коленях свой дорожный баул и то ли дремал, то ли настолько глубоко задумался о безысходности своей гнусной судьбы, что не замечал ничего вокруг. Не заметил и Светы. Оно и к лучшему. Нечего лишний раз светиться перед объектом.
Конфетка осталась стоять, выбрав место, откуда даже в переполненном вагоне отлично было бы видно прокурорскую лысину. А вот Мухе затем, чтобы взглянуть на симпатичную девушку в серенькой кроличьей шубке, пришлось бы вывернуть набок башку. Вот только зачем ему ее выворачивать? Зачем пялиться на симпатичных девушек в кроличьих шубках? Не до них прокурору. Ему, с его нынешними головняками, сейчас не позавидовал бы и приговоренный к расстрелу. Впрочем именно им Муха и был.
Они вышли на Лиговском проспекте, и, если забыть про сложности при входе в метро, у Светы всю остальную поездку не возникло ни единой проблемы. Даже намека на хоть какую-нибудь проблему. Ни в вагоне, ни в переходе между линиями, ни на эскалаторе, когда поднимались наверх. Она чуть ли не дышала объекту в затылок. При желании она могла бы легко ткнуть ему в спину пальцем – все равно ничего не заметил бы. Муха сейчас напоминал обкурившегося наркота. Или зомби. Или онкобольного, которому сегодня объявили диагноз: «Последняя стадия рака. Химиотерапия уже не поможет. Ничто не поможет. Вы сдохнете, дорогой».
– Вы сдохнете, дорогой, – не сдержавшись, громко прошептала Конфетка, выходя из метро на улицу, и шедший впереди красноволосый подросток обернулся и весело ей подмигнул. И, наверное, подумал о героине или винте.
В ответ Света состроила надменную рожицу. Она на девяносто процентов была уверена в том, что точно знает, куда намылился Муха. На автовокзал. Куда же еще направляются люди с большими дорожными сумками от этой станции метро?
И она не ошиблась.
По безлюдной заснеженной улице они дошли до автовокзала: впереди – помахивающий своим не тяжелым дорожным баулом прокурор Муха, метрах в восьмидесяти позади него – Света, на ходу разговаривающая по сотовому телефону.
Она, наконец, дозвонилась до Знахаря. И облегченно вздохнула.
И облегченно вздохнул на другом конце линии Денис. Продемонстрировал вопросительно уставившемуся на него в панорамное зеркало Сереге Сварадзе выставленный вверх большой палец – мол, все о'кей – и принялся внимательно слушать емкий Конфеткин отчет о том, что произошло за последний час. Потом дал указания:
– Когда эта сука будет брать билет, постарайся оказаться поблизости. Костьми ляг, но ты должна точно знать, куда он собрался. И каким рейсом. На сегодня их осталось не так уж и много. На всякий случай возьми себе билет туда же. Хрусты-то есть, милая?
– А то, – обиженно хмыкнула Света.
– Тогда супер. Тогда без проблем. Прямо сейчас отправляюсь к тебе. Даст Господь, скрутим ублюдка еще до того, как он влезет в автобус. Ну а не успеем, так езжай вместе с ним, не упускай из виду ни на секунду. А сама не светись. Не намозоль клиенту глаза. Справишься?
– Обижаешь, начальник.
– Обижают знаешь кого? – рассмеялся Денис. – Впрочем, это правило к тебе не относится, девочка… Не забудь позвонить, когда разузнаешь, куда этот пес собрался. И каким рейсом. Есть вопросы?
– Нет, – пискнула Света и засунула сотовый в кармашек шубейки. И широко улыбнулась. Густому снегопаду. Неуютной пустынной улице. Вообще в никуда. С души словно свалился массивный булыжник. Казалось, что все проблемы для нее на сегодня закончились.
Откуда ей было знать, что на самом деле настоящие проблемы еще не начинались? Неподъемные проблемы. Да, неподъемные. Особенно для нее, хрупкой тоненькой девушки.
Муха приобрел билет до Кингисеппа на автобус «С.-Петербург – Ивангород». До отправления оставалось пятнадцать минут, и прокурор, прячась от набравшего силу снегопада, зашел в тесный павильончик, где царствовал толстый неопрятный араб, купил шаверму и стаканчик растворимого кофе и в результате весь перемазался белым жирным соусом. Пришлось оттирать снегом шарф и дубленку. Ладно, хоть какое-то, пусть и минутное, занятие, отвлекающее от тяжких тревожных мыслей; от того животного ужаса, который сковал в последнее время по рукам и по ногам.
Казалось бы, только успел прийти в себя после тех жутких дней, что довелось пережить год назад, когда пришлось в течение трех месяцев скрываться от проклятого Разина. Казалось, жизнь только вошла в нормальное русло. И вот пожалуйста! Снова за ним охотится этот бандюга.
Громом среди ясного неба в начале сентября грянуло информационное письмо, из которого Муха к своему ужасу узнал, что сволочь Разин, который вроде бы сгинул с концами, снова всплыл на поверхность, наворотив за последние несколько месяцев целую гору очередных громких «подвигов». Несколько убийств, захват воздушного транспортного средства. Этот мерзавец умел совершать преступления на широкую ногу. Не останавливался ни перед чем.
«Также не остановится ни перед чем он, чтобы все-таки свести со мной счеты! – с ужасом понимал Муха. – Ведь разобрался мерзавец и с братом, и со своей бывшей женушкой, и с Живицким, и даже с Хопиным. То, что я тогда успел спрятаться, – просто мне повезло. Но не может же везти постоянно!»
Насчет того, что Разин вдруг остынет, забудет про месть и оставит его в покое, прокурор никаких иллюзий не испытывал. Как-никак, но за десять лет работы в прокуратуре в психологии людей он разбираться научился. И особенно таких людей – а точнее нелюдей, – как Костоправ. Возвратка, как они выражаются, почти всегда стоит в их мыслях на первом месте, затмевая порой все остальные помыслы и деяния. «Умри или расплатись по долгам», – вот закон, которым они руководствуются в своей волчьей жизни. И считают, что быть фуфлыжником сродни тому, чтобы быть сукой или обиженным! Западло!
«Умри или расплатись по долгам!»
И Разин принялся расплачиваться сразу, как только ему удался побег. И это дело он был твердо намерен довести до конца.
Расплатиться или умереть!
И почему б ему было, и правда, не сдохнуть! Но такие мерзавцы живучи…
А ведь слухи о том, что Разин, вроде, погиб, одно время ходили. В январе… Да, точно, это было сразу после Рождественских праздников, когда Муха где-то краем уха услышал, что Костоправ наконец сгинул, о нем теперь можно забыть. Прокурор тогда на радостях купил супруге букетик цветов, бутылку шампанского и, так и не объяснив, по какому случаю празднество, закатил дома веселье. Жизнь начала входить в нормальное русло. А когда в начале весны переехал на новую квартиру в Ульянке, Муха успокоился окончательно.
«Даже если этот Костоправ жив, что сомнительно, то ему теперь по каким-то причинам уже не до мести, – убедил себя прокурор. – Меня, не смотря на свои воровские законы, он все же решил оставить в покое. А если даже когда и вспомнит о таком Владимире Владимировиче Мухе, то все равно не отыщет меня. Не так-то это и просто.
В ЦАБе информация о моем новом местожительстве закрыта, место службы в этом году я сменил. Хрен так сразу найдешь! Да никто меня и не будет искать! Все забылось! Все быльем поросло!»
Оказалось, что это вовсе не так. Подобное не забывается! Особенно у таких людей, как Костоправ!
Информационное письмо, известившее Муху о том, что Разин все-таки жив, вновь возродило в душе беспокойство. Недобрые предчувствия, что ничего еще не закончилось, вновь начали портить жизнь. И все же еще почти полтора месяца все было спокойно. Пока пять дней назад в подъезде неожиданно не объявилась симпатичная, по словам консьержа, темноволосая девушка и не начала с улыбочкой на губах наводить справки о проживающем здесь прокуроре. А потом набралась наглости, стерва такая, связаться с ним по домофону и ангельским голоском передать привет от Разина. Предупредить, что о сведении счетов тот не забыл.
Вот когда стало по-настоящему страшно!
У Мухи начали трястись руки. Он вздрагивал при каждом телефонном звонке. Он серьезно подумывал о том, чтобы попросить в ГУВД о личной охране, но, поразмыслив, решил, что внятно мотивировать свою просьбу не сможет. Ему откажут да еще и поднимут на смех. Еще и отправят на освидетельствование к психиатру! И прокурор ограничился тем, что в пятницу утром позвонил на работу, взял неиспользованный в этом году отпуск и заперся дома, с нетерпением дожидаясь известий о том, что Разин, объявленный в розыск, Все-таки пойман.
Известий не было.
Муха трясся от страха за неприступной металлической дверью своей квартиры. Жена выходила из дома лишь на работу и в магазин за продуктами. Детям на все выходные был наложен запрет на прогулки на улице. Дочь пропустила музыкальную школу, сын – секцию каратэ…
А Разин, как ни в чем не бывало, продолжал разгуливать на свободе. И не просто разгуливать.
Эта сволочь каким-то немыслимым образом сумела выяснить номер мобильника Мухи, который знали лишь сослуживцы и родственники. Да и номер этот был оформлен не на самого прокурора, а на супругу. Кажется, вычислить невозможно.
Костоправ вычислил! И позвонил сегодня:
– Здорово, ублюдок! Это Разин. Помнишь такого?…
Дальше Муха слушать не стал. Выключил телефон и бросился вышвыривать из шкафа вещи, которые могут пригодиться в ближайшие дни.
«К черту эту засвеченную квартиру! К черту этот опасный Питер! Подальше отсюда! Как можно дальше! И семью тоже…»
И вот сейчас супруга с детьми едут в Новгород к теще, а он сам созвонился со своим двоюродным братом, и тот великодушно позволил пожить на своей пустующей даче. Почему он не вместе с семьей? На этом настояла жена. Сказала: «Я не хочу, чтобы дети стали случайными жертвами. Уж если выбрал такую работу – сажать подобных опасных бандитов, – так и разбирайся с ними один. Или вместе со своими дружками из прокуратуры».
Муха горько ухмыльнулся: «Дружки». Вот именно, что «дружки». Сидят в этот вьюжный вечер по теплым квартирам, пьют с семьями чай, и всем им было бы глубоко наплевать, узнай они о том, что их коллега сейчас, трясясь от страха, едет черт знает куда, на какую-то дачу, прятаться от озверевшего мстительного бандита. И ведь никому не довериться, даже жене; не рассказать о том, как он жестоко раскаивается в том, что случилось пять лет назад! Молодой был и глупый…
Прокурор еще раз грустно ухмыльнулся, первым юркнул в промерзший салон автобуса, поданного под посадку в последний момент, и занял место в одном из первых рядов. Пассажиров было не больше десяти человек. Старуха с двумя набитыми полиэтиленовыми пакетами, пьяненький мужичок без багажа, но зато с двухлитровой бутылью пива, женщина со спящим ребенком на руках… Муха проводил взглядом темноволосую девушку в короткой серенькой шубке, которая быстро прошла мимо него. «Симпатичная», – отметил он и автоматически обернулся посмотреть, где сядет красавица. Девушка устроилась с краю сиденья в двух рядах позади него. «Хорошо, что не у окна. Всегда можно обернуться и увидеть ее», – подумал Муха и сразу забыл о жгучей брюнетке, потому что автобус тяжко вздохнул и мягко тронулся с места. Ему предстоял нелегкий дальний путь по скользкому заснеженному шоссе. К месту назначения он должен был прибыть глубокой ночью.
Междугородный «Икарус» аккуратно проехал по территории автовокзала и, оказавшись на темной пустынной улице, по которой недавно шли Муха и Света, набрал скорость. С большим черным «Фордом Эксплорером», который стремительно влетел на автовокзал, он разминулся всего на две минуты.
Увидев, что у посадочных площадок нет ни одного автобуса, я громко выругался:
– З-з-зараза!!! И где теперь его доставать? Была б легковушка или хоть минивэн, так подрезали б на дороге. А этакий гроб… – Я достал из кармана сотовый телефон. – Алло, Светка! Вы уже едете?… Распроклятье! Муха с тобой?… Хорошо. Отдыхай. Будем встречать вас в Кингисеппе. – Я отключился и хлопнул по плечу сидевшего за рулем Сварадзе. – Что же, братва, все меняется. Придется переться за этим сраным автобусом.
Серега и Глеб растерянно переглянулись. Потом Челентано обернулся ко мне.
– Ты уверен, Денис, что это правильно? Ты предлагаешь сейчас вдруг взять и переиначить такие грандиозные планы, поступиться хорошим, уже подготовленным делом и приличными фишками из-за какого-то прокуроришки…
– Не из-за прокуроришки! – перебил я. – Из-за Конфетки! Я ее впутал черт знает во что. Она с моей легкой руки сейчас прется неизвестно куда, и один Господь знает, что с ней может случиться! И бросать ее на произвол судьбы я не намерен!
«Вау! Какая напыщенность! Что за возвышенный слог! – не выдержал мой внутренний голос. – Да когда бы, Денис, ты беспокоился о Конфетке! А если бы все же случилось немыслимое, и тебе бы, как ты уверяешь, вдруг стало небезразлично то, что со Светкой может что-то случиться, ты сейчас просто не заморачивался бы с отменой всех планов и этой поездкой за сто километров. Ты просто взял бы да позвонил Конфетке на сотовый. Дал бы отбой. Сказал бы: „Вылезай из автобуса и отправляйся домой. Плевать на прокурора!“ Вот только тебе на него не наплевать. Очень даже не наплевать! С мыслью о мести ты не можешь расстаться ни при каких обстоятельствах. Ты готов ради этого пожертвовать всем, даже собственной головой. Не говоря уж о какой-то там Светке!»
– Да что с ней может случиться? – пожал Челентано плечами и сунул в рот сигарету. – Доведет этого Муху дотуда, куда он намылился, а на первом автобусе вернется обратно и сообщит тебе адрес. А мы к тому времени уже возьмем банк.
– Банк никуда от нас не сбежит, – уперся я. Переубедить меня сейчас было невозможно. – Что для нас один день, если до этого, кстати, по твоей милости, Глеб, откладывали дело несколько раз! Так что, все решено! Едем!
– Ты командир, тебе и решать, – не стал больше спорить со мной Челентано. Повернулся вперед, щелкнул зажигалкой. – Едем так едем.
– Бля-а-а!!! Сто километров по такой поганой дороге! – недовольно пробормотал Сварадзе, но без возражений воткнул передачу и тронул джип с места. И, выезжая с автовокзала, уже совсем другим тоном весело подколол меня:
– Что-то ты, Знахарь, сегодня какой-то… ну не такой. Не выспавшийся, я бы сказал. Как ни посмотрю в зеркало, ты все дремлешь. Признавайся, чем занимался нынешней ночью.
Я в ответ лишь усмехнулся. И признаваться ни в чем и не подумал. Если не дураки, то сами сообразят, что нынешней ночью я до утра трахал Конфетку.
Не прошло и десяти минут с того момента, когда автобус отправился в путь, как Света поняла, что дальше бороться со сном не в состоянии. «Что ж, – подумала она, – до Кингисеппа объект никуда деться не может. А ехать дотуда почти три часа. Так почему не использовать эти три часа с пользой, не поспать, не восстановить немножечко силы? Проклятый Денис! Вот ведь устроил мне пытку».
И она закрыла глаза. И сразу же крепко уснула. Но вскоре что-то разбудило ее, подсказало, что надо очнуться. Немедленно! Конфетка открыла глаза. И дремотное состояние улетучилось в мгновение ока.
Автобус стоял. Сиденье, которое занимал Муха, было пустым.
Или нет? Или прокурор на месте, а она просто его не видит?
Света вскочила и бросилась вперед. Точно, прокурора не было!..
Автобус, мирно урча, начал не спеша набирать ход.
…Вышел, подлец! Не доехал до Кингисеппа! Провел, словно девчонку, и ищи теперь пидараса черт знает где!
Конфетка пробормотала сквозь зубы ругательство и кинулась к водительскому месту.
– Мужик сейчас выходил?
Водитель безразлично кивнул.
– Тормози!
– Чего?