Корейская гейша. История Екатерины Бэйли Рассказова Алевтина

Так или иначе, я была вполне довольна доходом, который получала, просто вешая лапшу на уши америкосам: «Да, милый, ты мне нравишься, но я прямо не знаю пока, время покажет» или «Ты нравишься мне уже больше, особенно когда в клуб приходишь чаще, но еще не время», ну, и так далее, пока меня не «раскусят». Потом неизменно появлялась «свежая рыбка», и все начиналось по-новому. Так что побочные заработки в виде занятия проституцией меня не интересовали.

Я до сих пор иногда задумываюсь над тем, почему решила начать встречаться с Санни.

Это не было спонтанной влюбленностью, но и абсолютным расчетом тоже не было. Хотя, не буду отрицать, и строить из себя святую, – кое-какой расчет в этих встречах все-таки был: мне хотелось жить в нормальных условиях, хорошо питаться, иногда принимать ванну вместо душа на бетонном полу, да и просто экономить заработанные деньги, не тратясь на подобную «роскошь». Да, я могла все это купить и сама, но тогда все заработанные деньги у меня бы просто уходили на житье. Это – причина «материальная».

Была еще и «нематериальная»: мне хотелось иметь рядом собеседника и просто друга, крепкое мужское плечо, если угодно. Ведь не всегда мы встречаемся с кем-то только тогда, когда влюбляемся по уши. Часто бывает и так, что ты влюбляешься в человека гораздо позже, когда проведешь с ним несколько месяцев, увидишь и оценишь его поступки и достоинства. Вот мой случай, наверное, был как раз одним из таких. Наши отношения были замешаны на дружбе, взаимопонимании и симпатии. Ну, с моей стороны, конечно, была еще и та самая «материальная причина». Я ведь пообещала самой себе: «Во что бы то ни стало стать „стервой“ и накопить денег на учебу!».

Хотя, думаю, что и у Санни были свои, неведомые мне причины для начала наших отношений.

В тот день, когда Санни отдал мне ключи, мы с Танькой решили остаться там ночевать. Осмотрев кухонный шкаф, обнаружили кое-что из съестного и огромную бутылку текилы.

Мы переглянулись:

– А запивать чем будем? – спросила я, поняв подругу без слов.

Таня тут же атаковала холодильник.

Нашлась только «Кока-Кола»:

– Ну, попробовать, конечно, можно, – неуверенно почесала я затылок.

Мы тут же смешали коктейли, решив отпраздновать новоселье. Начали с пропорции примерно один к пяти, но по мере опьянения напитки становились все крепче, а разговор – задушевнее:

– Мозги много кто засирает, – хмуро рассуждала Танька, – а толку-то? Все они хорошие, до поры до времени. А завтра где они будут?

– Эт точно, – соглашалась я. – Иной раз слушаю обманутых девчонок и удивляюсь: им не военными надо быть, а писателями да актерами. До того фантазия хорошо развита!

– Хотя, мы тоже хороши. У некоторых девчонок по нескольку бойфрендов! Так что это – палка о двух концах. Обманутые пацаны врут девчонкам, и наоборот. Просто таун погряз в этом болоте по самые уши. Так уж он устроен. Да и сама работа у нас – сплошное вранье!

В компании ужаснейшего на вкус пойла из текилы с колой мы просидели до утра. Впоследствии за подобными разговорами нами с Танькой было выпито немало. Наверное, с тех самых незапамятных времен у меня и осталась любовь именно к мексиканской водке.

Наконец настал день, когда Санни все-таки остался ночевать на собственной квартире. Он предпринял настойчивые попытки соблазнить меня, но моей наглости хватило на то, чтобы отказывать ему в близости еще недели три. Потом я уже и сама была не против: он мне нравился уже не просто как друг, но и как мужчина.

Санни изо всех сил старался сделать мою жизнь в этом доме как можно комфортнее: всегда спрашивал, что нужно купить, приносил диски с любимыми исполнителями, выслушивал мои бесконечные жалобы на наглых «костюмеров»… Так постепенно он стал мне очень близок.

Однажды, правда, во мне проснулось чувство тревоги: неожиданно я вспомнила, что «верить никому нельзя», а я – уши-то распустила и совсем расслабилась. Тут же очень кстати я припомнила, что собиралась быть «настоящей стервой» и… решилась на маленькую пакость: сказала Санни, что мне срочно нужно к стоматологу, а денег нет.

К стоматологу мне действительно было нужно: пломба выскочила. Но деньги мне, на самом деле, были не нужны. Мой единственный «костюмер»-кореец работал дантистом и накануне пообещал вылечить мне зуб бесплатно.

Тем не менее, Санни, не раздумывая, на следующий же день выдал мне сотню баксов.

Каюсь, деньги я взяла, и первое время меня даже совесть за это не мучила. Но, когда с этого случая прошло уже пару недель, и совесть меня мучить все-таки начала, я задумалась: «С чего бы это вдруг?».

И тут меня осенило!

«Так ты, дура, никак влюбилась!» – сказала я себе и загрустила. – «Нет, с этим срочно надо что-то делать! Так нельзя, ведь опять обманут – больно будет. Раскаюсь, да поздно…».

Вот так и сидела я перед работой на кухне «клубной» квартиры, когда пришла Светка.

Должна отдать ей должное, мое настроение она научилась угадывать еще до того, как я заговорю. То ли у меня по лицу видно, как мозги шевелятся, то ли флюиды какие…

– Что опять? – с порога спросила она.

Я тяжело вздохнула:

– Эх, брошу я, наверное, Санни.

– Ты че? У вас же все так замечательно! Он так к тебе относится хорошо! Что случилось-то!? – в полном недоумении восклицала Светка.

– Ничего не случилось. Я просто поняла, что если сейчас этого не сделаю, то опять на те же грабли наступлю! Не могу я с кем-то встречаться просто так, не вовлекая чувства. Нет, ну почему я такая, а!? Почему все могут, а я нет!? Казалось бы, живи себе припеваючи, так нет же, обязательно надо влюбиться! – под конец я уже почти срывалась на крик.

– А ты что, влюбилась?!

– Похоже на то, – хмуро подтвердила я.

– Катя, ну погоди немного! По-моему, он парень серьезный. Может, у вас все получится! – с жаром начала убеждать меня подруга.

– Ага, знаю я эти «получится», – засомневалась я, – уже проходили… Ну, ладно, посмотрим.

Так, раздумывая над собственными чувствами и ломая голову над извечным вопросом «Что делать?», я отправилась на работу.

Посетителей было мало, и вечер показался бесконечно долгим. Отсидев положенные пять часов, мы вернулись домой. Вскоре у Светы зазвонил телефон.

Она что-то внимательно слушала, как вдруг лицо ее вытянулось:

– Она в порядке? Она вообще, где сейчас?!

Поговорив еще с минуту, она повесила трубку и рассказала:

– На девку из «Парадайса» дома напали. У нее выходной был, пошла в душ, а когда вышла, – в комнате мужик в маске был. Он на нее с ножом и напал. Она кое-как вывернулась и, в чем мать родила, побежала в клуб. Голая, рука вся в крови! Сейчас ее в госпиталь увезли – швы накладывать.

– А мужика-то поймали? – спросила я.

– Не-а, убежал. По комплекции и по цвету кожи – вроде кореец.

– Ничего удивительного. Тут извращенцев – пруд пруди. Ну, и дела! И как теперь домой ходить и спать там, в одиночестве?! – забеспокоилась я.

– Не знаю, – бледнея все больше, ответила Светка.

Мы решили, что по приходу на квартиры бойфрендов будем отзваниваться друг другу. Конечно, пользы от этого мало, но так все же спокойнее.

Проходили недели.

С Санни я так и не решилась порвать и постепенно решила: будь, что будет.

Контракт у него заканчивался в сентябре, после чего он должен был возвратиться в Америку. Так что у нас оставалось еще месяца три в запасе.

Прошло две недели после нападения «маньяка». Рецидивов не было, и мы немного успокоились, когда случилась новая напасть. Эмигрэшка.

Уж и не знаю, чего именно они хотели добиться, но в этот раз по клубам с проверками они не ходили. Лишь поставили условие: после закрытия клубов у нас было ровно пятнадцать минут, чтобы вернуться домой. Если они встречали кого-то из девочек на улице после часа пятнадцати – без разговоров усаживали в машину и увозили в эмиграционную полицию, столь знакомую мне не понаслышке.

Как вы понимаете, с бойфрендами мы могли встречаться только в клубах и ночевать все оставались в «клубном» доме. Продолжалась подобная канитель где-то неделю, и мы уже порядком устали от этого «строгого режима». Нам, уже привыкшим к комфорту, эта неделя показалась чем-то, вроде тюрьмы.

Однажды мы заметили, что на главной улице больше не видно привычных машин с «мигалками». Мы со Светкой и «Деревней» призадумались. На тот момент только у нас троих были бойфренды и, соответственно, иное место для ночлега. Вот мы и решили разработать план по переброске тел в нужное место дислокации:

– У меня таксист знакомый есть, – задумчиво проговорила «Деревня».

– А толку-то?! Вдруг эмигрэшка все-таки где-то пасет? Они и такси проверяют, – отмела я ее план.

– А я… в багажнике, – не унималась она.

Мы прыснули от смеха, живо представив упитанную Инну, скрючившуюся в маленьком закутке.

– Ну, попробуй, – дали мы добро, отсмеявшись.

Инна позвонила таксисту, «ласточкой» нырнула в багажник и была такова. До сих пор я вспоминаю этот ее «нырок» с улыбкой.

– А нам только через «Помойку» можно.

– Ага. Да и то – опасно, – уточнила Света.

Но мы все-таки решили рискнуть, тем более что патрульных машин по-прежнему нигде не было видно.

Дороги к нашему с Санни дому было две. Одна – главная – проходила через остановку в самом центре тауна. Вторая вела через свалку (между собой – «Помойка») и начиналась с дыры в стене, которая окружала весь таун. Ею-то мы и решили воспользоваться.

Кстати, стена, окружавшая таун, стояла там не просто так. Лет тридцать тому назад «Америка-таун» был не чем иным, как самой что ни на есть пресловутой тюрьмой. И домики тамошние потому так и напоминали казармы, что когда-то ими и являлись.

Мы со Светкой дождались трех часов ночи, оделись как можно неприметнее: джинсы, кепки, футболки; и двинулись в путь.

До «Помойки» добрались быстро и без приключений. Там попрощались: идти нам было в разные стороны.

Места подле «Помойной» дороги темные, а освещение – плохое. Пройдя сквозь дыру в стене, мне предстояло сделать еще один выбор: идти по дороге, огибающей таун, или идти вдоль домов, понастроенных прямо у рисовых полей. Свете было проще: к дому Майкла вело множество тропинок – выбирай любую.

Я спустилась к дороге и огляделась: никого. Вдоль дороги росли высокие кустарники, а под ними, на склоне, стояли дома. Я шла по возвышенности.

Сделав очередной поворот, в ужасе обмерла: впереди на дороге расположилась машина с «мигалками», и я ясно видела, что возле нее стоят две русские девушки, а рядом с ними – корейцы в форме. Я же оказалась прямо перед ними, расцвеченная проблесками «мигалки» как новогодняя елка!

«Допрыгалась, блин», – подумала я обреченно. Жизнь пронеслась перед глазами, колени подкосились,… ну и все такое, что принято чувствовать в подобных ситуациях.

Простояла я так секунду, может две, хотя это время показалось мне вечностью. Наконец я поняла, что меня пока не заметили. Такой же «ласточкой», что и «Деревня» пятью минутами ранее, я нырнула в кусты, сметая по пути полынь и шиповник, и затаила дыхание.

Погони вроде бы не слышно. На всякий случай я отползла ниже, поближе к домам.

Тут так некстати залаяла собака. Я продвинулась левее. Застыла.

Спустя минут десять по мне заползали букашки, руки зачесались от порезов шиповником, и нестерпимо захотелось чихнуть. Было жутко неудобно, но вылезать я боялась.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я решилась выползти на разведку. Припав к земле, как уж, и «проскользнув» на середину дороги, я посмотрела в сторону, где ранее была полицейская машина. Теперь ее не было. Так же, ползком, я нырнула обратно в заросли.

Сейчас, вспоминая свои «поползновения», я не могу даже представить, чтобы я решилась повторить подобное.

Лара Крофт в тот момент мне и в подметки не годилась! Так ползать по земле, как тогда смогла я, способен только рожденный ползать!

Ага, вот примерно так я себя в тот момент и чувствовала: гадом ползучим!

«Да уж, действительно, мозгов – как у ящерицы! Как у таракана последнего!» – ругала я себя, на чем свет стоит. – «И зачем я только поперлась сюда?! Сидела бы себе у „мамы“ и не высовывалась, так нет же – комфорта ей, видишь ли, захотелось!»

В общем, ползком, перекатами, прыжками да бросками я добралась до нашей с Санни квартиры.

Отдышавшись и едва уняв бегущее от полиции сердце, я позвонила бойфренду:

– М-м-меня чуть это… полиция, – заикаясь, начала я.

– Ты где? – заволновался Санни. Он уже знал о моей депортации, а потому его беспокойство было понятно.

– Дома у нас. Эмигрэшка на дороге караулила. По-моему, двух девчонок русских арестовали. Я кое-как до дому добралась.

– Успокойся. Свет пока не включай. Тебя кто-нибудь видел?

– Н-нет, не видел. Какой свет?! Я дышать-то громко боюсь!

– Покури, – разрешил он, что вообще-то было немыслимо. Он не курил и привычку мою активно не одобрял. Но видимо мое состояние понял и решил, что сигарета мне поможет лучше всяких слов. – И выпей рюмку чего-нибудь. Не бойся, все будет нормально! В квартиру они не имеют права заходить. Они и в гостиничный номер-то права не имели заглядывать. Не будь твой Джейсон идиотом, просто бы дверь не открывал, и все бы обошлось. Так что не волнуйся. Дома ты в безопасности, – успокаивал меня он.

Он долго говорил еще что-то, пытаясь хоть как-то подбодрить, потом пообещал скоро приехать и мы попрощались. Я тихонько доползла до холодильника, налила себе полстакана виски и разом выпила.

После разговора я немного расслабилась, но свет все же не включала и периодически выглядывала тайком в окно, надеясь никого там не увидеть.

От виски кровь снова потекла по венам, я улеглась на пол и закурила:

«Нет, ну это же надо, опять чуть не вляпалась! Господи, ну сколько можно тебя просить? ДАЙ МОЗГОВ!» – взывала я в отчаянии.

До самого утра свет я так и не включила.

С первыми лучами выглянула в окно: над полями расстилался густой утренний туман, кругом стояла полнейшая тишина. Вдруг послышался робкий стук в дверь.

Я на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок: на пороге стоял Санни.

– Ну, слава Богу! – кинулась ему на шею. – Я так испугалась!

На меня тут же навалилась усталость от пережитого, слезы полились ручьем.

Он погладил меня по голове:

– Ну, все, все, – успокойся. Все позади, – утешал меня Санни, как ребенка.

Уняв слезы, я в подробностях рассказала ему о случившемся. Он периодически притягивал меня к себе и крепко обнимал. После этого мы легли спать, и я провалилась в долгожданный сон.

На следующий день я узнала, что двух девчонок все-таки забрали в эмигрэшку, и можно было не сомневаться, что их ожидала та же участь, что и меня почти год назад. После этого проверок больше не было, и комендантский час отменили.

Глава 8

В период учений на базе после работы мы от нечего делать ходили друг к другу в гости.

В один из таких дней Светка уболтала меня пойти к ним. И хотя Светина подруга, жившая со своим парнем в этом же доме (Ольга, та самая «мисс Идеальная», – я уже рассказывала немного о ней) мне и не нравилась, но раз уж других дел не предвиделось, пришлось согласиться.

Дом у них был очень хороший: большой, теплый, уютный, обставленный добротной мебелью. Кругом царил идеальный порядок.

Ольга встретила меня своей неизменной «королевской улыбкой» и предложила чего-нибудь выпить. Мы сделали по коктейлю и расположились в гостиной.

– Ромео звонил? – спросила Света у Оли.

– Звонил, – томно выдохнула она. – Даже не знаю, что мне с ним делать…

– Ольга, ты бы определялась уже поскорее! Ведь сама знаешь, в тауне такой секрет утаить невозможно, а «доброжелателей» у тебя хоть отбавляй, – обеспокоено проговорила Света.

– Да знаю я, но что я могу поделать, если я их обоих люблю! – капризно надула губки «мадам Идеальная».

«Ах, во-он оно что! У нашей красавицы любовный треугольник образовался!» – не без злорадства подумала я.

– Посмотрю, кто из них быстрее документы подаст на брак, за того и выйду, – добавила она, чуть подумав.

– Ну, смотри. Только потом не говори, что я не предупреждала, – обиделась Света.

– Ага, тоже мне – провидица нашлась! Ты бы лучше со своими проблемами разобралась, – непонятно к чему, добавила Ольга и сменила тему.

Мы еще поболтали о том – о сем и разошлись по домам.

Все-таки, такие люди, как «Идеальная» не по мне. Да, если честно, кроме Светки у нее и подруг-то других больше не было (конечно, с ее-то характером!).

Дни тянулись один за другим, ничего экстраординарного не происходило. И видимо от скуки, а может еще отчего-то, девчонки решили выяснить отношения. Нечасто такое у нас случалось (все-таки обычно мы вполне мирно уживались), но иногда и на нас накатывало – бывает.

Началось все с пустяка.

У нас дома был установлен график дежурства по «клубной» квартире. Примерно раз в неделю каждая из нас убиралась. Еще три дня назад подошла очередь «Деревни», но от этой обязанности она почему-то увиливала. Вот и сегодня, переодевшись, она направилась уже, было, на выход, когда ее остановила Светка:

– Я не поняла!? Твоя очередь по дежурству уже три дня назад наступила, а ты еще не убиралась! Инна, у нас у всех бойфренды, но никто от уборки не увиливает. Ты никуда не пойдешь, пока не приберешься! – заявила она тоном, достойным, по меньшей мере, командира полка.

– Светик, я завтра! Честное-пречестное! Мне сегодня очень надо, – заскулила Инка, сложив ладони в молитвенном жесте и жалобно закатив глаза.

– Это что за детский сад! Я тебе не мама. Мы тут все в одинаковой ситуации, и никакие «честное-пречестное» больше не пройдут. Быстро за тряпку! – проорала Светка.

Я не вмешивалась. Лично я, как только увидела Светку в первый раз, поняла, что с ЭТОЙ лучше не спорить. Поэтому мысленно помолилась за бедную «Деревню».

– А чего это ты со мной так разговариваешь!? Я, между прочим, тебя старше! – наконец-то возмутилась Инна, приняв позу «руки в боки».

– Да иди ты знаешь куда! Старше-то – старше, а мозгов – как у корюшки! Не беси меня, лучше иди убираться, – грозно прошипела Светка.

– Да пошла ты! Сама убирайся! – взвизгнула Инка и снова направилась к двери…

Что случилось после, я помню с трудом.

В какой-то момент я очнулась, поняв, что по полу катается вопящий, дерущийся клубок. Оттуда, из глубины этого дико визжащего и матерящегося ада, слышались угрозы и припоминания старых обид, Инкиного «фашиста», Светкиного снобизма и так далее.

Недолго думая, я схватилась за чью-то ногу и рванула на себя, громко при этом крикнув:

– А ну хватит! Что за детский сад!

Юлька оттащила красную Инну, я – Светку.

Они еще пытались атаковать друг друга, но мы держали крепко.

После этого я взяла ведро с тряпкой и начала мыть полы.

– Брось сейчас же! Сегодня ее очередь! – снова заорала Света, теперь уже на меня, тыча пальцем в сторону «Деревни».

– Да пошли вы в пень! Обе. Трудно полы помыть, что ли? – я была зла на обеих, и продолжать выяснение отношений не собиралась.

Нет, вы только не подумайте, что я из доброты душевной так поступила. С моей стороны это был чистой воды эгоизм. Я думала исключительно о своем душевном спокойствии и равновесии.

Я вообще всегда старалась избегать любых ситуаций, которые могли закончиться руганью, а уж тем более – дракой. За всю жизнь я дралась только один раз: в пионерском лагере. Да это даже и не драка была: я просто швырнула пустую стеклянную банку под ноги одной девочки, которая имела глупость сомневаться в том, что я это сделаю (разумеется, фонтан из осколков стекла веером разлетелся по всей комнате, где мы спали). Разозлилась же я из-за того, что она без спросу взяла мою вещь, которая мне была очень нужна. Ну да история эта старая, мне всего семь лет тогда было…

А каждый раз, когда моя мама начинала ругаться по какой-нибудь дурацкой причине, я уходила из дома на пару часов, пока она не выпустит пар. Затем возвращалась, и мы обсуждали ее претензии спокойно. Действовал этот способ всегда безотказно.

Спокойно же стоять рядом и ждать, когда «буря» пройдет – бесполезно. Вид безмятежного человека, когда ты сам готов порвать все и вся на мелкие кусочки, бесит тебя еще больше, чем ответные крики. Так что непременно надо уходить и как можно дальше.

Ругани и драк я не переносила с детства, видимо они слишком явно напоминали мне о бурных выяснениях отношений моих пылких родителей. И мне было гораздо легче помыть полы самой, чем поднимать из-за такой ерунды столько шума.

…Так уж вышло, что по жизни я человек «толстокожий». Чужие беды меня вообще мало трогают, а если люди из-за каких-то своих неприятностей еще и ведут себя «по-свински» по отношению к окружающим, то мне тем более их не жалко. Может потому, что в силу определенных жизненных обстоятельств я для себя решила, что «каждый получает то, что заслуживает»? По крайней мере, раньше для меня это было единственным приемлемым объяснением многих событий в моей жизни.

Так я «закрепила» за собой эту мысль и ни на шаг от нее не отступала: с такой философией было легче. Это вроде как «чему быть – того не миновать». Я верила в судьбу и ее неизбежность, и считала, что в принципе изменить в жизни мало что можно. Да я и сейчас так считаю.

Хотя, уже начинаю сомневаться в том, что некоторые люди беды свои чем-то заслужили, ведь жизнь, порою, бывает удивительно несправедлива.

Свою, правда, я таковой не считаю. На сей раз это – не про меня. Все свои «шишки» я честным трудом заработала сама. Да и многие «плохие» события в моем прошлом все-таки привели меня к обретению полнейшего счастья сейчас. Но до этого момента мне оставалось ждать еще несколько лет, полных прекрасных и отвратительных моментов.

А пока…, пока я снова была счастлива! Я любила и, казалось, была любима в ответ! Я не ждала ничего от будущего, просто наслаждалась настоящим. Каждое утро я ждала Санни с работы, мы проводили несколько часов за разговорами и засыпали со счастливыми улыбками.

Однажды он предложил купить мне «тикет» и поехать в Осан. Я сначала обрадовалась до безумия, но потом забеспокоилась: поездка означала, что придется ночевать в гостинице.

Санни меня успокаивал, говоря, что город этот большой, и никто проверять каждый номер не будет. Но перед моим мысленным взором вместо чудесного номера хорошей гостиницы вставала камера эмигрэшки с кучей одеял на полу.

Мы все-таки поехали, но поначалу удовольствия я получала мало: я не давала взять себя за руку и шла в отдалении, чтобы никто не подумал, что мы вместе; при регистрации номера я старалась держаться у Санни за спиной, затаив дыхание и изо всех сил пытаясь стать невидимой… Только вечером я наконец-то расслабилась: мы посетили несколько баров, и я даже познакомилась с русскими девчонками, работавшими там.

Осан с нашей деревней было, разумеется, не сравнить. Бары, клубы и рестораны были здесь понастроены с плотностью десять штук на квадратный метр. Народ пил пиво с утра до вечера, сидя под «грибками» на улицах, а бойкие уличные торговцы не замолкали ни на минуту.

На следующий день мы прошлись по магазинам, и Санни накупил мне кучу одежды и всяких безделушек. На улицах города расположилось множество палаток, в которых продавались самые разные сувениры. Мы решили купить по цепочке с кулоном, который представлял собой маленький стеклянный сосуд с цветным маслом. Внутрь сосуда помещалось зернышко риса с выжженной на нем микроскопической надписью. Санни заказал себе кулон с именем «Katya», я – «Solnyshko».

Его имя Sonny было созвучно с английским «sunny», что означает «солнышко», и с некоторых пор я называла его только так. Ему очень нравилось.

По приезду я взахлеб рассказывала девчонкам о впечатлениях. Но больше всего я была рада тому, что меня в этом путешествии не арестовали! Много ли дураку для счастья надо?!

Я решила зайти к Таньке, которую не видела уже пару недель.

С Чарли у них все-таки ничего не вышло, и он укатил в Америку в отпуск. Так что в съемной квартире мы с Санни остались одни.

Танюха сидела на кухне дома «Ориенталя», хрустя какими-то листьями:

– Кроликам привет! Ты чего там жуешь? – поинтересовалась я с порога.

– Да «маманя» подкармливает, как всегда.

– Ну, рассказывай. Как дела?

– Нормально. Не жалуюсь, – как всегда бодро отрапортовала она.

– А как на личном фронте?

– Встречаюсь с одним, квартиру снял. Пока нормально, а главное – удобно! – довольно ответила она. – У него квартира в двух шагах отсюда. Вон, в окно видно.

Она показала мне, где именно находилась квартира ее бойфренда. И впрямь – близко, от их «клубной» квартиры метрах в двадцати.

– Ну и как? Хотя нет, – ничего не говори. По физиономии вижу – нравится! – засмеялась я.

– А как у вас с Санни? – поинтересовалась в свою очередь она.

– Замечательно! Правда он уезжает скоро… Через два месяца, – с грустью добавила я.

– Ясно. Предложения какие-нибудь были?

– Пока нет. Да что смеяться, – уедет и забудет! Все – как обычно…, – я отвернулась к окну, чтобы взять себя в руки и не расплакаться. Приближающийся отъезд Санни не давал мне покоя, и я все чаще ловила себя на мысли, что очень не хочу расставаться с ним.

– Ну ладно, не грузись ты раньше времени. Не все же они одинаковые. Он вроде парень нормальный… Да погоди ты расстраиваться! – пыталась поделиться со мной своим неиссякаемым оптимизмом Танюшка.

– … Ладно,… посмотрим, – выдавила я, размазывая по щекам противные слезы.

Вскоре от Санни действительно поступило вполне конкретное предложение.

Однажды в субботу, когда ему не нужно было уходить на работу, мы вместе готовились ко сну. Он ворочался с боку на бок, явно что-то обдумывая. Я молчала, затаив дыхание. Такие моменты женщины чувствуют нутром: хочет сказать что-то важное.

И вот это важное было сказано:

– Я, кажется, тебя люблю, – пробормотал Санни тихо. – Ты можешь ничего не отвечать. Я понимаю, что это, возможно, слишком быстро, но чувствую, что я действительно очень к тебе привязался.

Я хотела ответить, что чувствую то же самое, но язык у меня словно окаменел. Я боялась произнести эти слова, боялась снова обжечься.

Я знала, что скажу «это» очень скоро, но пока решила не торопиться:

– Я… я не знаю, что сказать. Я тоже к тебе очень привязалась, но еще не уверенна, что это именно любовь. Прости, – сказала я тихо.

– Нет, не извиняйся. Я не тороплю тебя, – возразил он и обнял меня.

– Спасибо.

Нужно ли говорить, что уснула я самым счастливым человеком на свете?!

Мне потребовалось всего пару недель, чтобы сказать ему ответное «люблю».

Нет, ничего особенного в тот день не произошло. Был совершенно обычный вечер, но мое настроение из-за работы было каким-то особенно уж гадким:

– Ну, чего ты так расстраиваешься? – в который раз вопрошал Санни, утирая мои слезы.

– Я устала врать. Даже тем, кто приходит ко мне на работу просто ради общения, и кого я искренне называю своими друзьями, приходится врать. Просто потому, что они могут проболтаться, что у меня есть ты. И тогда ко мне перестанут ходить другие «костюмеры». А если у меня будет плохой «бизнес», меня переведут в другой город. Я так устала от этого…!

Вместо слов утешения он нежно привлек меня к себе и погладил по голове.

Мне стало так хорошо, что я поняла: сейчас!

– Я тебя, кажется, тоже люблю, – прошептала я.

– И я тебя, – отозвался он. – Послушай, а как я могу выкупить твой контракт?

– Зачем? – тупо удивилась я.

– Ну, как зачем? Во-первых, я не могу видеть, как ты расстраиваешься. А во-вторых,… надо же что-то делать! Или визу невесты в Америку, или жениться. Но для начала я бы хотел, чтобы ты уехала домой. Просто я буду очень волноваться, если ты останешься в Корее без меня, – сказал он серьезно.

– И когда это ты решил?

– Когда сказал, что люблю тебя. Или ты думала, что я пошутил так?

– Ничего я не думала, просто это как-то неожиданно. Я даже не знаю…

– Ты не хочешь выйти за меня замуж? – перебил меня Санни с тревогой.

– Да дело не в этом. Ты не понимаешь, как это сложно. Мало того, что обычно процесс оформления визы занимает несколько месяцев, так у меня еще и депортация была, да смена фамилии. Я, правда, не знаю, сыграет это какую-то роль или нет, но вполне возможно. Это может быть слишком долго, боюсь, ты не дождешься, – произнесла я с сомнением.

– Не говори глупостей. Я тебя всю жизнь ждал, подожду и еще немного. Даже если это займет полгода – ничего страшного.

– А вдруг год? – заупрямилась я.

– Значит, буду ждать год, – ответил он твердо. – Так что там с контрактом?

– Вообще-то тысяч пять баксов, но этого можно избежать. Я могу взять отпуск и просто не вернуться. Единственное, мне придется оставить за себя залог – долларов пятьсот. Но это, все-таки, не пять тысяч.

– Вот и отлично. А я пока начну узнавать о документах, – пробормотал он счастливо и нежно поцеловал меня.

Дни понеслись стремительно. Наступил август.

Приближался день рождения Санни, а с ним и день Светкиного отъезда: она пробыла в Корее год, и ее контракт подходил к концу.

Юля с Викой уехали чуть раньше. Мы провожали их с грустью: за это время мы очень сдружились и успели привыкнуть друг к другу. Все мы сквозь слезы смотрели вслед отъезжающему микроавтобусу, хотя девчонки и заверяли нас, что скоро вернутся.

На удивление всем нам, на прощание «мама» преподнесла девочкам подарки, и даже купила костюмчик Юлиному ребенку. До этого она ни разу никому ничего не дарила.

Мы со Светкой сразу отметили, что в клубе без них стало скучно. Юлька всегда отличалась потрясающим талантом так рассказать самую заурядную историю, что Пушкин бы позавидовал! Мы вспоминали их со смехом и печалью. Расставания всегда неприятны…

Однажды вечером мы сидели в клубе в ожидании первых посетителей, вспоминая наших улетевших домой подруг, как вдруг заметили вошедшую в клуб «Идеальную». Она шла, пошатываясь, не накрашенная, с опухшими от слез глазами. Что-то явно произошло.

Светка сорвалась и побежала навстречу подруге:

– Садись сюда. Что случилось? – с тревогой спросила она.