Парни с обложки Ветрова Ольга
– Горчаковы выкупили землю и развалины дома, – пояснила Валерия, паркуясь у парадного входа. – Когда-то и усадьба, и окрестные деревни принадлежали их предкам. Теперь мода на возвращение утраченного.
– Если бабло есть, что хочешь возвратишь, – хохотнул фотограф. – Хоть утраченное, хоть жену, хоть долги.
Марта что-то ответила ему в том же духе, но Катя уже не слушала. Потому что увидела Алексея Горчакова.
Он скакал верхом по аллее, по которой они только что проехали. Эффектно остановил коня и спрыгнул на землю. Катя будто впервые его увидела. И... влюбилась с первого взгляда. Опять!
Кате показалось, что перед ней вовсе не жених Светика, не хозяин фирмы, а светлейший князь Горчаков. Друг Пушкина по лицею, блестящий дипломат и государственный деятель.
Черт, ну почему Светик не нашла себе тоже богатого, но из тех, кто в начале девяностых торговал валютой или крышевал ларьки? Тогда бы Катя даже не взглянула в сторону его джипа и пятиэтажного особняка с башенками. Но подруга умудрилась предпочесть человека именно с тем, что Катя так ценила. Не с прошлым, а с историей.
Хозяин улыбался гостям так, словно Влад снимал его для обложки глянцевого журнала.
– Пойдемте, я вас с бабушкой познакомлю. – Горчаков отдал поводья бритому парню в спортивном костюме и повел вновь прибывших в дом.
Внутри царил XXI век. В гостиной – камин вместо печки, огромный плоский телевизор и... джаз. Елизавета Алексеевна Горчакова – седовласая дама, одетая в брючный костюм из нежно-зеленого льна с кокетливым желтым шарфиком – сидела в кресле, слушала «Хелло, Долли!» и даже отбивала ритм ногой, обутой в желтую босоножку на платформе.
Вот вам и старушка! Приятное лицо, пряма спина, умный взгляд.
– Елизавета Алексеевна, познакомься, это Екатерина Чижова, – вполне официально произнес Алексей Горчаков.
– Ну наконец-то! – Бабушка вроде бы обрадовалась. – Наконец-то у тебя, Алеша, появилась помощница с образованием. Она, наверное, историков читала, а не только «Караван историй».
– Если хотите, Елизавета Алексеевна, – Стурова подошла и поцеловала пожилую женщину в щеку, – мы устроим корпоративные чтения Бердяева.
Все что, сговорились Катю удивлять? Лошадь вместо джипа, 70-летняя любительница джаза, светская львица – знаток философии. «Все страньше и страньше...» Но Кате это нравилось. Пока никаких грядок, где она могла бы стать пугалом, не наблюдалось.
– Так что же вы читаете? – Хозяйка дома посмотрела на Катю, как лаборант на анализы.
– Бердяева тоже... Иногда... – Катя чувствовала себя трактором, который рискует не пройти полевые испытания.
– И что же вы там вычитали? – Елизавета Алексеевна решила довести экзамен до конца.
Катя пыталась судорожно что-нибудь вспомнить. Память у нее была зрительная, перед глазами вдруг всплыли абзацы из книг. Бердяев Николай Александрович. Русский философ, публицист. Родился в Киеве.
Все не то. И вдруг Катя выпалила:
– «Любовь всегда нелегальна. Легальная любовь есть любовь умершая. Легальность существует лишь для обыденности, любовь же выходит из обыденности».
Сказала – и сама себе удивилась. Да, в последнее время она слишком много думает о нелегальной любви.
Присутствующие тоже воззрились на нее не без изумления.
– Садитесь, пять! – улыбнулась Елизавета Алексеевна и указала Кате на кресло рядом со своим. Остальных же она отправила в сад. —Там все уже готово для пикника, можно начинать пить шампанское.
Катя старалась не слишком ерзать в кресле.
– Давно вы знакомы с моим внуком? – поинтересовалась Горчакова. – Он мне про вас рассказывал только хорошее.
С чего бы это? Ах да, Катя же здесь для отвода глаз. Чтобы Светик поревновала. И бабушка бы убедилась, что внук – серьезный человек, а не какой-нибудь гуляка.
– Давно. То есть нет. Не очень.
– А как вы познакомились?
– Меня взяли на работу в «Горчаков и партнеры».
– А раньше вы где работали?
– В архиве.
– А где учились?
– На историческом. Дополнительная специальность – право.
– Думаю, учились без троек?
Катя кивнула.
– И научные работы есть?
– Я только готовлю кандидатскую диссертацию.
– По какой теме?
– «Дореволюционное правосудие».
– Действительно, история и право! Катенька, – Горчакова перешла с экзаменационного на интимный тон, – я знаю, что Алексей не подарок, конечно. Но вы за ним присмотрите, ладно? Эти пигалицы, которые вечно крутятся вокруг него... Им так катастрофически не хватает образования! Я бы их всех отправила хотя бы на курсы кройки и шитья. Боюсь, ничего другого они и не осилят.
Она что, серьезно? Алексей Горчаков – не подарок? Кто же тогда подарок?
– Вы знаете, кто Алексея с пути истинного сбивает? – продолжала заботливая бабушка.
– Пушкин. Кто же еще! – ответил за Катю Горчаков.
Она и не заметила, как «не подарок» вернулся в гостиную.
– Знаете, что он написал князю Горчакову? – усмехнулся Алексей и процитировал: Дай бог любви, Чтоб ты свой век Питомцем нежным Эпикура Провел меж Вакха и Амура!.. С классиком не поспоришь даже ты, Елизавета Алексеевна...
– Вакх и Амур – это пьянки и девочки? – перевела продвинутая бабушка.
– Вакх и Амур – это боги, – возразил внук. – Кто же откажется от такой компании? Пойдемте в сад, гости уже собрались.
Был чудесный летний вечер. Пахло цветущей липой. Сумерки спускались под джазовый аккомпанемент: известный саксофонист играл на лужайке перед особняком. Много шампанского, легкие закуски. Катя опять стояла в сторонке. Но почему-то чувствовала себя как дома. Даже комары ее не кусали, видимо, приняв за свою.
Публика собралась разная. Были и визгливые девицы из «Горячего», и мужчины интеллигентного вида, вероятно, только что вернувшиеся с громких судебных процессов.
– И ты тут? – хмыкнула Светик, подходя в Кате под руку с пожилым пузатым гражданином, видимо, Петей. – Как тебе мое платье? Петр сказал, что в нем я – супер!
– Даже лучше! – кивнул ее спутник. – Это вам не «Ту», это «Боинг».
– «Боингу» нужна дозаправка. Милый, принеси-ка нам шампанского, – распорядилась Светик. – Видела?! Владелец авиакомпании готов быть при мне стюардессой и подносить напитки. Учись, подруга! А ведь при Горчакове роль стюардессы отводилась мне. И зачем я только время теряла?
Ого, вместо гламурного?Алекса? – официальный?Горчаков?? Что это? Временное охлаждение? Или разрыв? Хотя какая Кате разница? Это пусть зайки устраивают аукцион, кому достанется такая морковка. С джипом, фирмой и роскошной усадьбой.
– Правда, в постели, конечно, Петру до Горчакова далеко, – вынуждена была признать Светик. – Но можно ведь делить миллионы с одним, а постель – с другим. Ты как считаешь, Кэт?
– Я?! – растерялась Катя.
Начала было краснеть, но передумала. Чего ей стыдиться? Это ведь не она рассуждает об отношениях с мужчиной, как об арифметическом действии. Вот вам и обыденность легальной любви.
– Ах, да. Ты делишь только столбиком, – насмешливо бросила по ее поводу Светик. – Многое теряешь.
– Здравствуй, красавица! – незнакомый седовласый мужчина одной рукой поддерживал свою даму, а второй похлопал Светика пониже спины.
Но вместо пощечин от обеих женщин он получил улыбки.
– Здравствуйте, Сергей Михайлович, Алла Станиславовна! – оживилась Светик. – Давно не виделись. Как ваша поездка в Ниццу?
– В Ницце плохо не бывает, – отозвалась дама.
Иначе ее и не назовешь. Столько достоинства было в ее облике и манере держаться. Хотя ее спутник смотрел на Светика с таким же восхищением, как космонавт на Землю, Алла Станиславовна и бровью не повела.
– Дай я тебя поцелую, Светик, – потянулся Сергей Михайлович к красавице. – Да не в губки, чтобы Лешка не ревновал. В шейку, там мягче...
– Он меня не ревнует, – хмыкнула Светик. – Дождешься от него!
– Дорогая, что там случилось с Олежиком? Я слышала о каких-то неприятностях, – в голосе Аллы Станиславовны была тревога, а не игривость.
– Не неприятности, а неприятность. – Светик выразительно посмотрела на Катю. – Очень неприятная такая неприятность. Пойдемте, я вам расскажу подробности.
Олежик – это, видимо, Олег Черкасский? Похоже, его тут не только знают, но и любят. Отлично! Кате предстоит провести выходные с друзьями маньяка. Может, для этого ее и позвали? Чтобы наброситься всей тусовкой и заставить ее проглотить протокол допроса за своей подписью, который стоил ему свободы. Иначе бы он тоже был здесь. Хотя мало ли на свете Олежиков с неприятностями?
Дамы отошли, и для Сергея Михайловича словно солнце закатилось. Он сразу поскучнел, отвернулся. Неприятность по имени Катя не вызывала у него желания говорить ей комплименты и целовать куда бы то ни было.
От тьмы полярной ночи импозантного мужчину спасло приближение Алексея Горчакова и его заек.
– Здравствуйте, красавицы! – вновь заулыбался он.
– Сергей Михайлович!!! – завизжали Ксюша и Лада, словно попали на концерт «Битлз». – Наконец-то! Вот это здорово!
– А мы тут с Ксюшкой поспорили: на Санторине Аристарх Панин свое шестидесятилетие отмечал или на Бали?
– Он же вас приглашал. Вы должны знать!
– Говорят, там голые танцовщицы вместе с леопардами выступали.
– Подумаешь, мы бы и с тиграми смогли!
Эта парочка так галдела, что у Кати заболела голова.
– Вижу, Катенька, вы уже познакомились с моими родителями? – улыбнулся ей Алексей Горчаков – так тепло, что и шумные зайки, и люди, считающие Катю самой неприятной неприятностью, словно куда-то пропали.
Зато остался летний вечер, приятная музыка и его внимательный взгляд. Конечно, он не раздевал ее глазами, как Светика. Но Алексей смотрел на Катю так, словно у них имелось что-то общее. Что связывает и отделяет их двоих от остальных и от суеты на лужайке перед домом. И от его родни – тоже. Сергей Михайлович и Алла Станиславовна – это, видимо, родители и есть.
Алексей смотрел на Катю и думал, что она бы не смогла с леопардами, и с тиграми бы не смогла. Зато она могла очень мило краснеть. От смущения, а не от возмущения, что он не купил ей что-нибудь от «Bvlgari».
Давай, ищи положительные моменты! Да, некрасива, но и не уродина. Очки дурацкие. Джинсы дешевые. Зато купила она все это на свои. У Ксюши и Лады из своего – только куриные мозги. Волосы и ногти нарощенные, зубы сделанные, губы с коллагеном, платья для рекламных съемок им дизайнеры прислали...
Все «отошедшие на минуточку» как-то разом вернулись. Петр с официантом, который нес поднос, уставленный бокалами с шампанским, Светик с Аллой Станиславовной. Да и новые гости прибавились. Всеобщее внимание привлекли полный молодой человек в шортах и тенниске и юная девушка восточной внешности рядом с ним. «Шейх и рабыня из его гарема», – почему-то подумалось Кате.
Парень демонстрировал спутницу, как трофей.
– Горчаков, познакомься! Это Асет. А-асет из А-асетии, правда, смешно? Ее папа занимается вином. Очень строгая семья. А девушка – очень красивая. Газель, а не девушка! Божественно танцует танец живота, но папа запрещает ей это делать перед посторонними. Но сегодня ночью она будет танцевать передо мной. Для меня. Да, Асет?
Газель кивнула и засмеялась. Может, семья у нее и строгая, но девушке явно льстило всеобщее внимание. Она с интересом вертела головой, строила глазки всем подряд и не походила на только что освобожденную женщину Востока.
– Коля Волконский в своем репертуаре, – не без одобрения заметил Сергей Михайлович Горчаков. – Любит экзотику. Хорошо, что не шпагоглотательницу притащил.
– Не завидуй, – усмехнулась Алла Станиславовна.
– Ой, чему тут завидовать? – скривилась Светик. – Любой каприз за ваши деньги. Этот танец живота сейчас только ленивая не танцует. Вместо аэробики. Впрочем, это уже не модно. Теперь в моде йога.
– Боюсь, Коля Волконский не сможет всю ночь смотреть, как кто-то, даже ты, Светик, занимается йогой. Другое дело – танец восточной красавицы. – Алексей Горчаков сказал это таким тоном, что стало понятно: недостатка в зрителях у Асет не будет.
В конце концов вечер превратился в клуб по интересам. Светик демонстративно обнималась с Петей. Алексей и Николай по очереди шептали что-то на ушко Асет, а она хихикала. Эти двое вели себя так, словно она – радиоуправляемая машинка. И хотя ее подарили одному мальчишке, он даст поиграть и товарищу.
Валерия и Елизавета Алексеевна беседовали с саксофонистом. Ксюша и Лада напились и с хохотом гонялись друг за другом. И чуть не уронили Марту, которая узнавала последние светские новости о дне рождения олигарха на Санторине от Аллы Станиславовны. Влад фотографировал. А Катя стояла в сторонке. Вернее, сидела на неосвещенной террасе, подальше от этой суеты.
Конечно, она была чужой на этом празднике жизни. Но сбежать домой, закрыться в своей комнатке и почитать на ночь Бердяева она не торопилась. Наверное, все дело в очаровании летнего вечера и усадьбы, отреставрированной под старину. Катя легко могла себе представить, какие здесь бывали званые вечера сто лет назад, и женщинам целовали ручки и называли их «сударынями».
Впрочем, Катя знала, что и в XIX веке все было не так уж чинно-благородно. Как у Николая – Асет, так и у многих дворянских отпрысков были на содержании цыганки. Анатоль Курагин чуть не увез Наташу Ростову, а с предком Черкасского сбежала «приличная барышня». Времена меняются, а нравы – не очень.
Приятно было поразмышлять об этом, сидя в плетеном кресле, с видом на восходящую над садом луну. Это даже хорошо, что про Катю все забыли. Не принимали за обслугу, не смотрели с недоумением: «И ты тут?» Не совали под нос бабушке, словно двоечник привел домой отличницу, и, пока она занимает старушку разговорами, он полистает в туалете «Плейбой».
Катя всегда хотела заниматься любимым делом и добиться успеха. Ее новая работа – как раз такой вариант. И в этом обществе неудачников нет. А она – здесь. Это что-нибудь да значит! Первую зарплату она, конечно, отдаст маме. У них стиральная машинка уже полгода сломанная стоит. А потом можно подумать и о кредите на квартиру...
Катины мечты в лунную ночь прервал... звук выстрела. Или просто резкий хлопок? После истории с Милой ей всюду мерещились преступления. Но потом раздался пронзительный женский крик:
– Помогите! Спасите! Кровь!
«Чистил пистолет, и он случайно выстрелил ему в сердце...» – неожиданно всплыло в Катиной памяти.
И вспомнилось ей это неспроста. Все зашумели, побежали, стали куда-то звонить. И очень скоро выяснилось, что резкий хлопок – это выстрел из револьвера, который держал в руках Николай Волконский. Полноватый парень с замашками шейха уединился со своей Гюльчатай. Но он недолго наслаждался танцем живота. Пока его девушка трясла бедрами, Николай извлек откуда-то револьвер, покрутил барабан, приставил дуло к груди и нажал на курок. Выстрел прямо в сердце. Мгновенная смерть.
Бледная заикающаяся Асет ходила по дому, как привидение, и рассказывала каждому встречному, что, сводя счеты с жизнью, Волконский... улыбался!
Бледнее ее была лишь Катя Чижова. Она так и не смогла подняться со своего кресла на террасе. Она вдруг отчетливо поняла, что люди вокруг нее гибнут именно так, как она описала в своей диссертации. Причем произошло это уже дважды. Сначала убийственный спектакль разыгрывался с людьми попроще, но с похожими именами или фамилиями. Затем в переделку попали настоящие наследники дворянских родов.
Катя не могла считать это совпадением. Нападения янтарного душителя последовали одно за другим. Теперь же двое мужчин, которые покусились на девичью честь, вынесли себе смертный приговор.
Катя пишет научную работу? Или сценарий убийств, нападений и самоубийств?
7
Раздвижные стеклянные двери во всю стену позволяли объединить гостиную и террасу. На этом объединенном пространстве народ и столпился. Ксюша и Лада ревели в голос. Елизавете Алексеевне пришлось накапать валокордин. Алла Станиславовна и Светик все повторяли:
– О господи!
Завтра эта новость станет «конфеткой номер один» для светской тусовки. Николай Волконский, богач и повеса, потомственный русский князь, застрелился на глазах у любовницы-мусульманки. Или все-таки она его застрелила? Вдруг за танцем живота скрывался террористический акт?
Милиция приехала быстро. И прокуратура тоже. Следователь Фома Сильянов кивнул Кате как старой, но недоброй знакомой.
– Не слишком ли много убийств на одного свидетеля? – хмыкнул следователь. – Вы что, гражданка Чижова, приносите несчастье, как баба с пустым ведром?
Катя напряглась. Неужели на нее опять попытаются повесить всех собак? Заявят, что Асет плохо говорит по-русски, поэтому не сразу рассказала о том, что Катя ворвалась к ним в комнату, размахивая револьвером?.. Мотив? Черная зависть к белой кости.
– Ведру можно быть пустым, в отличие от головы, – спокойно ответила Катя на нелепые обвинения, хотя на душе у нее штормило.
Но в этот раз Сильянову нечего было ей предъявить. Показания осетинки, отпечатки пальцев покойного на револьвере, частицы пороха у него на руках. Классическое самоубийство.
Валерия и Алексей тихо переговаривались на террасе. Лица у них были мрачные.
– Это надо немедленно прекратить! – услышала Катя безапелляционное требование Валерии. – Немедленно! И даже еще быстрее...
О чем это она? О том, что пора расходиться, ведь настроение уже не праздничное, а траурное. Закончен бал, погасли свечи...
Петр попытался увезти Светика, но та отмахнулась.
– Хочешь остаться на поминки по этому дрянному мальчишке? – спросил Петр довольно громко.
– Что ты такое говоришь? – шикнула на него Светик.
– Действительно! Какой он мальчишка? Сколько ему? Тридцать пять лет? А все в игрушки играл. То с куклой этой восточной, то с пистолетиком. – Петр вдруг перешел на обличительный тон, распаляясь все больше. – Мажоры, мать их! Живут на всем готовом. Самим напрягаться не надо. Предки уже обо всем позаботились. Можно и застрелиться. Тоже развлечение...
Авиакомпания досталась Петру явно не по наследству, поняла Катя. В чем-то он прав. Самоубийство среди дорогого шампанского, красивых женщин, избранного общества выглядит по меньшей мере странным. Но, возможно, парень был смертельно болен? Или безнадежно влюблен. Не все можно купить. Чужая душа – потемки. В лучшем случае, следователь Сильянов прольет свет на некоторые закоулки.
– Не время и не место вести воспитательные беседы, – ледяным тоном заметил Алексей Горчаков. – Вам не кажется, Петр?
– А с пушкой играть – время и место? Испортил вечер нам всем, щенок! – злился ухажер Светика.
– Нарываетесь на судебный иск? Хочу вам напомнить Гражданский кодекс Российской Федерации, уважаемый, – процедил владелец юридической фирмы. – По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его кончины.
– Хватит! – твердо заявила Елизавета Алексеевна, напомнив, кто хозяин на этом празднике жизни и... смерти. – Что за препирательства над гробом? Вообще, не надо мнений и сплетен. Всем нужно успокоиться. Утро вечера мудренее...
Двери закрылись. Терраса и гостиная почти опустели. Кто-то погрузился в свою иномарку и уехал в Москву. Остальные разбрелись по комнатам. Катя так и осталась в своем кресле. Она не знала, что ей делать. Вряд ли для нее здесь приготовлена спальня. Видимо, придется вызвать такси. После получения зарплаты она могла это себе позволить. В родных стенах ее перестанет трясти, она сможет спокойно все обдумать и понять, что происходит.
Она знала, конечно, что история имеет привычку повторяться. У нас было две Екатерины, и мировых войн – две. Но повторение в таких бытовых, фамильно-любовных, кровавых деталях! Как по писаному. Причем писанному ей самой, в собственной диссертации. Как будто люди – куклы, которые разыгрывают свою жизнь, а главное, смерть по сценарию. Но так ведь не бывает!
– Как он мог! Как он мог нас бросить? – причитала Ксюша. – Мы же с ним в Ниццу собирались, да, Алекс? Купаться голыми при луне, гонять на водных мотоциклах...
– Как он мог застрелиться? – вторила ей Лада. – Даже если ему эта Гюльчатай отказала, мы бы его утешили. Он же знает. У меня прямо руки трясутся. Может, травки покурим?
Алексея Горчакова раздражало это кудахтанье. Он чувствовал себя так, словно нырнул с аквалангом. И не в солнечный денек рядом с рифом, вокруг которого снуют разноцветные рыбки. Он погрузился в какую-то темную расселину, где все мертвое. Он, Колька и Олег росли вместе: у их родителей были дачи в одном поселке.
Теперь изменились не только они сами – изменилось все. Теперь вместо чая пьют виски, вместо трубки курят травку, а вместо стихов – мат. Они могут позволить себе все, что хотят. Только радость осталась в детстве. Вместе с парным молоком и бабушкиными ласками.
А Колька ушел – навсегда. Его, в отличие от Олега, не вернешь ни деньгами, ни юридическими знаниями, ни хитростью. Ничем и никогда. И Алексей все глубже погружался в свое мертвое море, где ни говорить, ни чувствовать не хотелось. Да и не с кем ему говорить. Друг в могиле, друг в тюрьме, помолитесь обо мне...
Катя это и делала. Она видела, что Алексею сейчас плохо. Она привыкла, что он всегда такой улыбчивый и беззаботный. А теперь у него на душе не камень, а скала. Он мечется по террасе. Выпроводил Светика вместе с Петей. О чем-то спорил с Валерией или она в чем-то оправдывалась? Когда она ушла в дом, Горчакова окружили модельки. Галдят, то плачут, то смеются. И он явно мечтает от них отделаться.
Хотя откуда она знает, что ему нужно? Может быть, как раз длинноногие и эротичные антидепрессанты. Но когда Ксюша и Лада принялись приставать к Владу, который остался на террасе покурить, с вопросами, как они получились на фотках, видно ли там, что у них роскошные бюсты, а не могильные холмики, Горчаков едва сдержался, чтобы не заткнуть уши.
Раз его так бесят эти свистушки, значит, ему нужен кто-то другой. Не похожий на них. Кто сидит в кресле в уголочке и тоже придавлен случившимся, а не своим бюстом.
Алексей Горчаков несколько минут пристально разглядывал Катю. Словно смотрел на картину, пытаясь понять: перед ним подлинник или очередная подделка? Потом, наверное, понял. Потому что шагнул к ней через террасу, взял за руку и сказал:
– Пойдем со мной!
Катя не расслышала – это был приказ или просьба о помощи? Но поднялась со своего плетеного кресла и пошла. С ним – хоть на край света. Он привел ее на край озера.
У воды было прохладно, порывами налетал ветер. Она подняла воротник своего пиджака. Она не знала, зачем они здесь. Однако это хорошая идея: быть здесь, а не там. Там все чужие. Здесь – один он. И смотрит так, словно уже не совсем чужой.
Из сарая на берегу Алексей вытащил на песок лодку, столкнул ее в воду. Обычную лодку, с веслами. Как из старого фильма про рыбаков. Не яхту какую-нибудь и не катер с каютой, отделанной красным деревом.
– Садись, – сказал он.
И подал ей руку, и она взошла на суденышко, как принцесса на трон. Конечно, принцесса, ведь рядом – ее принц. Катя перестала чему-либо удивляться. Это был странный вечер. Странный и приятный одновременно. Из обрывков туч проглядывала луна. Ветер усиливался, волны качали лодку.
Светик бы никогда не ступила на это безобразие.
– Если ты спишь на лавке – ты бомж, – сказала бы она. – Если в номере люкс – твоя жизнь удалась.
Но Коле не помог номер-люкс. Даже помешал.
Алексей сел на весла.
Значит, он будет грести для нее. Это совсем не то же самое, что сидеть за рулем иномарки. Иномарке все равно, сколько человек внутри. А гребцу – нет. И он пригласил ее, значит, готов приложить усилия. Для нее. Обычно мужчины этого не делали. Тем более такие.
Может, это специальная акция? Опрощение, как у Толстого. Когда весельная лодка вместо яхты и Катя – вместо длинноногой блондинки?
«Наверное, стоит ей все рассказать», – подумал он. Вот прямо сейчас под плеск волн. Конечно, не совсем все. Ведь это не только его тайна. Но надо прояснить главное.
«Олег Черкасский – хороший парень. Он не убийца и не маньяк, мы же с ним вместе малину в бабушкином саду собирали и спустили с цепи соседскую собаку, потому что у нее был такой тоскливый собачий взгляд... Просто поверьте мне, Катенька. Я ведь вас никогда не обманывал. Пока...»
Конечно, он ей этого не сказал. Репутация у него по части друзей – не очень. Один друг – убийца, второй – самоубийца. Может быть, зря барышня позволила ему вывезти себя на середину озера? Нет ли у нее в диссертации чего-нибудь про утопления? Сейчас вот лодка перевернется и поминай как звали. Тем более что ветер и волны усилились почти до штормовых.
Катя была уверена, что штормы – это удел морей и океанов. Но вдруг выяснилось, что они бывают и на озерах. А это озеро оказалось неожиданно большим. Катя, сколько ни вглядывалась, берега не видела. Ни огонечка, ни деревца.
И тут небо рассекла молния. После чего наступила гнетущая тишина. Потом долбанул гром и сразу же полил дождь. Настоящий ливень. Катя в минуту вымокла до нитки.
Алексей с трудом справлялся с лодкой. Ее безжалостно швыряло на волнах. Выходит, идея оказаться здесь, а не там, была не так уж хороша. Даже опасна. Но кто ожидает шторма тихой июльской ночью в Подмосковье? Разве бывают кораблекрушения на озере? Или лодкокрушения? Но никто не ожидал и выстрела из револьвера...
В какой-то момент у него не осталось больше сил грести, а у нее – бояться грома, молний и пучины. И он бросил весла, пересел к ней и обнял ее. Под проливным дождем и ледяным ветром она чувствовала тепло от его тела. И ощутила упоение. «У бездны мрачной на краю...»
Пусть вокруг стихия. И земля, вернее, лодка уходит из-под ног. И неизвестно, выберутся ли они на берег. Она не хотела бы сейчас спать дома в тепле и уюте. Она хотела быть с ним! Под этой грозой, во время этого шторма. Сидеть рядом и касаться его коленками. И иметь право прильнуть к нему. А остальное – неважно.
Лодку прибило к берегу. Причем именно к тому, куда они плыли. Гроза громыхала уже в отдалении, ветер начал стихать.
Алексей привел Катю на старую бабушкину дачу. Туда, где прошло его детство. В небольшой домик со скрипучей калиткой, печкой и кроватью с сеткой. Хорошо, что в поленнице остались дрова, а на кровати были постелены свежие простыни. Алексей решил не продавать этот участок, он иногда бывал здесь, когда ездил на рыбалку.
От печки скоро пошло тепло, на кровати стало жарко. Катя сразу же сняла очки, потому что они запотели и стали совершенно бесполезными. Да она и не хотела ничего видеть. Только ощущать...
Он умел дарить женщинам незабываемые ощущения. Они обычно тоже не оставались в долгу. Все дело в технике, отточенной годами. Но сегодня все было иначе. Острее, глубже, проникновеннее. Потому что к ласкам примешивались чужая смерть, собственное отчаяние, бешенство волн и ярость грозы. И совсем немного любви...
Катя всегда знала, что счастье есть. Хотя оно и заблудилось где-то, но есть. Иначе все теряет смысл. А Катя хотела смысла, хотела справедливости. Надо быть хорошей, честной и много работать. И тебе воздастся. Надо только верить и ждать.
Хотя Светик не ждала, а если и работала, то на публику. Обслуживать мужские интересы, чтобы рано или поздно мужчина учел твои. Катя так не умела.
Кровать с сеткой оказалась очень удобной. Катя проснулась часов в десять, что для нее было поздно. Алексей успел пожарить на гриле только что пойманную рыбу, раздобыл на соседском огороде два пупырчатых огурца. В наличии имелся также электрический чайник и банка кофе. Пир!
День был теплым, солнечным и будто умытым вчерашним ливнем. Катя вышла на террасу и улыбнулась и этому дню, и своему повару.
Завтракали они на террасе. Но это была совсем другая терраса. Немного щербатая, немного косая, но очень милая.
Катя распустила волосы и не стала надевать очки. Они же не розовые. А ей хотелось видеть мир в некой дымке. «Самого главного глазами не увидишь, зорко одно лишь сердце». Катино сердце глядело во все глаза.
Алексей Горчаков тоже разглядывал гостью, которую вчера неожиданно даже для самого себя привел в этот дом. С тех пор как дачу забросили, гостей здесь не бывало. Когда Алексей изредка приезжал сюда, компанию ему составляли разве что мормышки.
Без очков, с разметавшимися по плечам волосами, Катя Чижова выглядела даже мило. Исчез привычный для нее зажим. Она больше не чувствовала себя лишней. Рядом с Алексеем ее переполняли совсем другие чувства.
Казалось, они знакомы сто лет. Даже не верилось, что несколько дней назад он даже не знал, как ее зовут. Впрочем, обычно Алексею Горчакову хватало для сближения одного вечера, пары бутылок шампанского и тройки комплиментов. Техника, отточенная годами...
Невероятная ночь, неожиданный завтрак, но все это оказалось лишь прологом.
– Надеюсь, сегодня ты свободна? У меня есть билеты на концерт, – объявил Горчаков. – Вокальный вечер. Одно из лучших сопрано мира.
– С удовольствием послушаю, – улыбнулась Катя.
– В Ла Скала изумительная акустика.
– Где?
– Концерт будет в Ла Скала. Я разве не сказал?
– Это, если не ошибаюсь, в Италии? – осторожно уточнила Катя.
– В Милане.
– И как же мы туда попадем? У меня даже загранпаспорта нет.
– Зато у меня есть частный самолет. Тебе не о чем беспокоиться...
Между пребыванием на старой даче и в театре с изумительной акустикой Катя улучила минутку, чтобы позвонить маме.
– Ну наконец-то, я уже извелась вся! Как ты там? – У мамы был такой голос, словно бы Катя слетала на Луну.
Что-то вроде этого и произошло.
– Все в порядке, мамочка.
– Тебе там хорошо? Это что-то вроде санатория, да? Для творческой интеллигенции?
– Да, мама, что-то вроде.
– Хорошо! – обрадовалась мама.
– Ладно, мам, мне пора. Ты не волнуйся. Я тут на все выходные останусь.
Катя поспешила закончить разговор. Хоть она и верила в счастье, но не до такой же степени!
Катя ни разу не бывала за границей. Наш юг – это да. В Питер, опять же, на экскурсию. А дальше – нет, да и не на что. Особенно после того как отец ушел на пенсию.
– Если бы я не увидела Париж, я бы умерла, – заявляла Светик. – Отдых за границей плюс дизайнерские туфли и иномарка и у тебя на лбу аршинными буквами написано: «Успех».
Катя от своего небытия за границей не страдала. История не хуже машины времени перемещает тебя по векам и странам. Но отправиться в путешествие с любимым мужчиной... Нет, не так. Отправиться на вокальный вечер в Милан, словно в магазин за углом сходить?!
В магазин они тоже сходили. Причем бесплатный. Алексей и Катя вернулись в бабушкину усадьбу лишь за тем, чтобы прихватить Валерию Стурову и помчаться в Москву.
– У нас вечером билеты в Ла Скала, – сказал Горчаков.
Других пояснений Валерии не понадобилось. Она привела Катю в торговый центр и принялась гулять по аллеям из вешалок, рыться в завалах туфель, входя в роль Доброй феи.
Катю одели во что-то нежно-лавандовое, шелковое и воздушное. Поставили на каблуки, всучили сумочку. Решительно содрали очки и велели вставить линзы. Так что пришлось заглянуть в оптику. Ну, и напоследок – в салон красоты. Немного косметики. Волосы Кате немного завили. Короче, сделали ее такой девушкой, с которой не стыдно хоть в Милан, хоть в Париж, про которую можно сказать: очень даже!
Катя чувствовала себя словно в сказке про гадкого утенка, превратившегося в лебедя. Все происходило как-то само собой. Покупки и услуги оплачивались кредитной картой Горчакова. И Катя с этим не спорила. Это как бесплатное приложение к билетам в театр. К тому же это всего на один вечер...
Самолет оказался маленьким, но комфортабельным. Как из кино про богатую жизнь. Роскошный салон с удобными кожаными креслами, видеосистемой, баром и другими декорациями оказался в полном распоряжении Кати. Алексей занял место второго пилота в кабине.
Невероятно! Он знает законы Российской Федерации и законы любви. Он ездит верхом и цитирует Пушкина. А теперь он управляет самолетом. Кате оставалось позавидовать первому пилоту. Вчерашняя лодка в этом отношении была лучше.
Зато в театре они сидели рядом. В ложе. Ла Скала поразил Катю. Не размерами, не мрамором и не позолотой. А карабинерами на входе, отсутствием звонков, сдержанностью и аристократичностью. И, конечно же, звуком. Два часа – как на одном дыхании. Голос певицы взмывал в небеса и звал за собой. Пела она не слишком известную, незаезженную классику.
Катя не выдержала и спросила по поводу авторства особенно проникновенной музыки.
– Вила-Лобос, – прошептал Горчаков.
Так не бывает! Этот парень провел лодку среди шторма. Он разбирается в джазе и классике. С ним Катя чувствовала себя красивой и желанной. Так не бывает!