Игра с огнем Гайворонская Елена

– Вернуться. И продолжать жить. Ты заслужил это право, свою свободу. Так докажи это всем.

– Я никогда не был сильным, – тоскливо произнес Марк.

– А кто сказал, что мир принадлежит одним победителям? – ее маленькие ручки неожиданно крепко сжали его ладони. – Я верю в тебя. Ты еще увидишь свой океан.

– Я вижу его, – Признался Марк, – каждую ночь… Спасибо тебе.

– Не за что. Мы же друзья. – Девушка улыбнулась, но в черных ее глазах притаились маленькие тучки.

– За то, что ты есть, – сказал он, подумав со светлой печалью, что отныне к его океанским грезам прибавится хрупкая девичья фигурка и, поддавшись внезапному порыву, прижал к пересохшим губам ее тонкие пальцы.

Темно-зеленая «Вольво» притормозила у ворот подмосковной клиники.

– Добрый день, Нина, – замявшись, Георгий Аркадьевич по привычке протянул мягкую ладонь, и от него не укрылась легкая усмешка в глазах экс-супруги, когда она ответила крепким отрывистым рукопожатием.

Беглым взглядом Нина окинула ухоженные дорожки, цветочные клумбы, чуть облупившийся, но вполне пристойный фасад здания, за которым виднелись, серебрясь, как рыбья чешуя на ярком солнце, стройные ряды металлических теплиц.

– Прямо-таки санаторий, – удовлетворенно отметила она.

– Хочешь все посмотреть?

– Не сейчас. Представишь меня сотрудникам, отдашь документы, через неделю все будет, – она размашисто шагала в сторону клиники. Георгий Аркадьевич, как ни старался поспевать, все же отставал на полшага.

– Ты не собираешься здесь работать?

Нина притормозила так резко, что он едва на нее не налетел.

– Я что, похожа на ненормальную? Это ты – спаситель мира, а я – корыстная стерва, забыл? Послушай, – на ее лице заиграла скептическая улыбка, – ты ведь еще не старик. Почему не оденешься прилично, не поменяешь оправу? Неудивительно, что ты никому не нужен.

– То есть как «никому не нужен»?! – вспылил Георгий Аркадьевич, поперхнувшись от негодования.

– Я имею ввиду нормальную женщину, а не твоих шизиков, вроде того… Марка. Кстати как он поживает?

– Передает тебе привет, – рассердился врач. – Между прочим, он не был, как ты изволила выразиться, шизиком. А если нормальные женщины похожи на тебя, то лучше дожить остаток дней в одиночестве.

– Ну-ну, – проронила Нина, покривив тонко очерченные губы. И, возможно, сказала бы что-то еще, но Георгий Аркадьевич ловко распахнул перед ней дверь кабинета.

Спустя полчаса темно-зеленая «Вольво» соавтора проекта и полноправного члена исследовательской группы Нины Максимовны Риттер потонула в белесых клубах дорожной пыли.

– Это ваша бывшая жена? – спросил Миша Захаркин Георгия, ощущавшего себя выжатым грейпфрутом.

– К счастью, бывшая, – он стащил с носа очки и старательно их протирал, поочередно дыша на каждое стекло.

– Деловая дама.

– Более чем… – Георгий Аркадьевич водрузил очки на подобающее место и тяжко вздохнул. – Может, зря мы с ней связались…

Миша помялся в нерешительности, а потом все же решился задать вопрос.

– Почему вы не хотите уехать? «Байер» почел бы за счастье работать с вами. Жили бы там безбедно. А тут только нервы треплете…

– Не могу, – почесав переносицу, строго сказал Георгий. – Здесь мое место. Моя жизнь. Родители мои здесь похоронены. Все это – мое, понимаешь? Как я могу, бросить все и податься черт знает куда? – Он беспомощно развел мягкими ладонями, не находя нужных слов.

– Знаете, кто вы? – дрогнувшим голосом произнес Миша. – Патриот. Самый настоящий. Последний из могикан.

– Ну уж! – рассмеявшись, замахал руками Георгий Аркадьевич. – Ты мне еще памятник закажи! А лучше Нине. В полный рост. Ей понравится.

«…в подъезде дома обнаружен труп тридцатилетнего мужчины с ножевым ранением…» – «Сверхплоский плазменный» демонстрировал привычную криминальную хронику. Равнодушно отслеживая сменяющиеся кадры, Александра Дмитриевна, лежа на кровати и покуривая «Вог», отходила от перелета. На столике стыл капуччино. Запиликал телефон. Александра очнулась, так как, чтобы его достать, пришлось подняться с кровати.

– Да, – она внутренне подобралась, услыхав на другом конце дребезжащий тенорок знакомого прокурора. – Что?! Убита? Его посадили? Как «нет»?! какое алиби, вы что, совсем спятили?! Что за бред! Нет у нас родственницы по имени Анна! Вы документы проверили? – серые глаза Александры постепенно приобретали тусклый стальной оттенок. – Мою дочь зовут Марианна, надо бы знать! И она сейчас за границей, – она швырнула трубку, пробормотав: «Идиот». Несколько раз прошла по комнате вдоль и поперек, пиная мебель, которую, несмотря на достаточное пространство, умудрялась задевать.

– Бред, – она набрала дочери, но мобильный Марианны на русском и английском вежливо предложил перезвонить позже.

– Чушь собачья, – повторила Александра, пытаясь убедить в этом сама себя. Но знала, что уже не сможет спокойно лежать и курить, пока…

Она позвонила в гараж и потребовала подать автомобиль.

«Мерседес» цвета серого рассвета величественно, как океанский лайнер, плыл по шоссе.

«Зачем я туда еду? Какое-то омерзительное бистро, убогая забегаловка… Мне придется войти?! Что я скажу: „Покажите мне девчонку, которая работает официанткой, носит фамилию Литичевская и трахается с… Ну и мерзость…“

Грудь сдавил тесный обруч. Так, что ни охнуть, ни вздохнуть. Александра прибавила холода в кондиционере. Все тот же пригород, не сумевший стать городом. Те же обшарпанные дома, драные кусты. Кое-где возвышаются дешевые коттеджи… А вон, должно быть, та убогая тошниловка…

Александра ударила по тормозам, подрезая зазевавшегося «чайника», спряталась за огромной фурой, стоявшей у обочины.

«Перестань дрожать, идиотка!»

Стиснув побелевшими пальцами баранку руля, она заставила себя поднять голову и посмотреть сквозь тонированное стекло в сторону березового домика.

Около входа курили, смеялись какой-то смазливый дебил и невысокая темноволосая девчонка в коротких шортах и светлой футболке…

Александра, покачнувшись, застонав, зажмурилась, отчаянно замотала головой, стараясь прогнать кошмарное видение. И, когда открыла глаза, девчонки уже не было. Но и той доли секунды оказалось достаточно…

Александра выжала сцепление.

Воспользовавшись свободной минуткой, Анна выскочила покурить. Следом вылез Вадим.

– Слушай, Анька, – проговорил он, оглянувшись по сторонам, – ну и выбрала ты приятеля…

После недавнего сенсационного признания девушки, которую всегда считал гадким утенком, он почему-то ощутил непонятную досаду.

– Может, ты метишь в хозяйки? Думаешь, Галка подвинется ради горячо любимого племянничка? Нет, в самом деле…

– Что?! – Густые брови Анны взмыли вверх надломленными домиками. Внезапно она расхохоталась громко, заливисто, в промежутках меж взрывами смеха вставляя обрывки фразы. – Мне? Нужна? Эта забегаловка?!

– Да не ори ты! – Зашипел Вадим, – Ржет как корова.

– Вадюша, ржут обычно лошади, – смахивая веселые слезинки, проговорила Анна. – Тебе не мешало бы иногда слушать по своему плееру «Радио-няню». Да ты не переживай. Может, сейчас сюда подъедет твоя голубая мерседесная мечта… Ну, я побежала.

Махнув рукой, Анна быстро скрылась в бистро. Вадим тоже выбросил окурок и уже шагнул к дверям, как вдруг замер соляным столбом, прошептав:

– Ё-моё…

Сверкающий серо-голубой «Мерседес» затормозил практически у его ног.

Воцарилась тишина. Даже жирные мухи прервали свой полет, озадаченно приклеившись к запотевшим стеклам. Стук вилок о тарелки, хлюпанье и чавканье зависли в жарком воздухе. Оттого, что в зал вошла Она. И все, без исключения, даже те, кто в жизни не держал в руках «Вога», не смотрел по телевизору светской хроники, застыли в немом изумлении. Поскольку величественная осанка, надменный взгляд, холодная платина тщательно уложенных волос под затейливой шляпкой, наряд элегантно сногсшибательный, не оставлявший ни малейшего сомнения в благородстве его происхождения и заоблачности цены, тонкий аромат средиземноморских бризов презрительно поправший фаст-фуудовские амбре – все это в целом и по отдельности кричало о том, что едва ли эта lady of quality[10] появилась знойным вечером, подобно миражу, в придорожном бистро с целью насладиться неповторимым вкусом бифштекса с картошкой.

– Ох, черт возьми! Какая женщина! – Восхищенно произнес дядя Вова. Изумленная Анна, впервые услыхавшая столь высокую оценку из уст сурового повара, обернулась.

– Мамочки… – прошептала она, сделавшись вдруг белее березок на фасаде. Она попятилась, но ткнулась лопатками в стену и, съежившись, замерла, как загнанный в угол зверек.

– Что с тобой? – Обеспокоенно спросил Марк, поворачиваясь по направлению полного безысходности взгляда. – Шура… – пробормотал он озадаченно, тоже отступая, – Здравствуй. Отлично выглядишь…

– Заткнись, – металлическим тоном отчеканила Александра. – Даже рта не открывай. С тобой после.

– Мама, я тебе все объясню, – пролепетала девушка.

– Надеюсь! – С холодным бешенством выговорила Александра, – потому что насколько я могу судить, это место нисколько не похоже на Санта-Барбару. Я надеюсь, ты объяснишь мне, что ты делаешь в этой вонючей дыре в компании сумасшедшего преступника.

Анна сжалась, оцепенев. Ледяная энергия матери всегда парализовывала ее волю. Ей отчаянно захотелось исчезнуть, раствориться или, превратившись в маленькую мушку, вылететь в окно. И в этот момент она перехватила взгляд Марка. Он смотрел так, словно она неожиданно, без объяснений, с размаху ударила его по лицу, и теперь он пытался понять и воспринять это как должное. Анна вдруг вспомнила, что ей уже восемнадцать и она не маленькая девочка.

«Скажи спасибо, что тебе не приходится зарабатывать себе на кусок хлеба…». Она научилась зарабатывать на этот мифический кусок и не только выжила в этом враждебном мире, которым ее с детства пугали, как Бабой Ягой, но и получает удовольствие, от того, что сама принимает решения, сама распоряжается своей судьбой, пусть даже глупо и неправильно. И потому, расправив плечики, вздернув подбородок, немного испугано, но твердо произнесла:

– Мама не кричи.

Это стало последней каплей, переполнившей хрупкую чашу терпения Александры. Мало того, что эта дрянь все нервы ей вымотала, шляясь в поисках экзотики по помойкам, – и с кем! – если об этом пронюхают папарацци, полный ушат жидкого дерьма Литичевским обеспечен, вся их репутация, все, что создавалось столько лет, чем дорожил Роман – псу под хвост… Роман… Страшно представить, что скажет он, если узнает. Так она еще и огрызается! Не сдержавшись, забыв в тот миг и незыблемом семейном правиле: все ссоры – за плотно закрытыми дверьми, – Александра влепила дочери пару звонких пощечин.

– А ну марш в машину, соплячка! Я с тобой дома разберусь! Сама пойдешь, или помочь вызвать?!

– А ты… – она устремила на Марка ненавидящий яростный взгляд. – Где здесь можно поговорить?

Он молча кивнул на служебный вход, ведущий на задний двор, уставленный коробками и ящиками.

Когда они остались наедине, светский лоск окончательно покинул измученную Александру.

– Что ты сделал с моей дочерью, мразь?! Что ты с ней делал?! – Она бросалась на врага, словно разъяренная тигрица, продирая ногтями рубашку, и, если б могла, с удовольствием перегрызла бы глотку.

– Что ты делал с моей девочкой, мразь?!

– О ком ты говоришь? – бормотал он, слабо защищаясь, силясь собрать воедино разрозненные обрывки взглядов, жестов, фраз, никак не желавшие складываться в его сознании в единое целое. – О ком ты говоришь?

– Не строй из себя идиота! Марианна – моя дочь, что она здесь делала? Ты соблазнил ее, дерьмо! Из-за моих денег?! Или хотел расправиться с ней, как с сестрой?

– Замолчи! – Марк оттолкнул от себя женщину с такой силой, что Александра ударилась о стену и тотчас ощетинилась, приготовившись к новому броску. – Заткнись, черт тебя побери! Я понятия не имел, что Анна – твоя дочь! У меня ничего с ней не было, и быть не могло: она совсем еще ребенок.

В бессильной ярости он пнул ногой пирамиду из желтых пластмассовых ящиков, и те разлетелись, как кубики детского конструктора.

– Тогда что она здесь делала? – отшатнувшись, тяжело дыша, проговорила Александра. Ее шляпка съехала набок, волосы растрепались, бледное лицо покрылось пунцовыми пятнами.

– Откуда мне знать? – Заорал Марк. – Ты – мать! Тебе бы следовало уделять больше внимания своей дочери! Вместо того, чтобы подсылать ко мне проституток и наряды милиции!

– Скажи спасибо, что я не прислала киллера! – выпалила Александра.

– Кого?

– Наемного убийцу, придурок!

– Спасибо, – серьезно сказал Марк. – Тебе в ножки поклониться или обойдешься?

Размахнувшись, Александра ударила его по лицу. На щеке осталась ссадина от острого камня перевернувшегося перстня.

– Здорово, – усмехнулся Марк. – Ты хорошо усвоила роль барыни, Шура.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне! – Эта горькая ирония задела ее сильнее, чем короткая вспышка ярости, – Меня зовут Александра Дмитриевна.

– Как скажешь, Александра Дмитриевна, – внезапно накатила чудовищная усталость. Он почувствовал себя проткнутым шариком, из которого вышел воздух. Марк опустился на один из разбросанных ящиков, беспомощно взъерошил волосы. – Ну и что нам теперь делать? Послушай: я понимаю твои чувства. Тому, что я совершил, нет прощения. Не было ни дня, чтобы я ни сожалел об этом… Но Марианну не вернуть. Будь великодушна: пощади меня. Этот мир так велик, в нем есть место для нас обоих… Ты и так прибавила мне пять лет. Дай мне состариться на свободе, Александра…

Ее губы дрогнули. В темном взгляде мелькнуло влажное нечто…

– Ты сломал мне жизнь, – проговорила она дрогнувшим голосом.

– Неправда, – возразил он упрямо. – Я сломал свою жизнь. Твою я никогда не трогал. Ты добилась всего, чего хотела. Богатство. Славы. Власти. И у тебя такая чудная дочь…

Щемящая нежность, прозвучавшая в последних словах, вновь взбесила Александру.

– Не смей даже упоминать о моей дочери! Я ненавижу тебя, Марк! Не-на-ви-жу! – выдохнула она по слогам.

– А себя? – Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. – Себя ты тоже ненавидишь? Теперь у меня прекрасная память, Александра Дмитриевна…

– Заткнись! – прошипела Александра. Ее потемневшие глаза сузились в щелки, ноздри судорожно подрагивали, губы стянулись в тонкую струну. Безотчетным движением она вздернула безупречно округлый, с крохотной ямочкой подбородок. Совсем, как Анна…

«Анна… Анюта. Марианна… Неужели вот оно – наказание? Самое настоящее, хуже и не придумать…»

– Я упрячу тебя, Марк! – выкрикнула Александра. – В психушку, в тюрьму, на Колыму – мне все равно куда, лишь бы…

– Мама!

Оба, мужчина и женщина, резко обернулись. Александра до крови прикусила губу.

– Я велела тебе ждать я машине, – с трудом переводя дыхание, на ходу пытаясь восстановить утраченное равновесие, проговорила Александра.

На изумленном личике девушки изумление боролось с недоверием. Она переводила виноватый взгляд с одного на другого, словно силясь угадать, что происходит в душе каждого и в своей собственной.

– Не волнуйся, – криво улыбнулся Марк, уколовшись о застарелую растревоженную занозу. – Можешь забрать свою мамочку. Целой и невредимой. Принцесса Марианна…

– Идем, – Александра бросила на Марка уничижительный взгляд и, подталкивая блудную дочь в спину, проследовала к автомобилю. Спокойно. С гордо поднятой головой и расправленными плечами.

На самом деле ей хотелось бежать без оглядки.

Серо-голубой «Мерседес», круто развернувшись, взмыл по шоссе к горизонту. И никто не обратил внимания на видавший виды, в грязевых разводах «Опель», за рулем которого сидел невыразительный парень в солнечных очках, надвинутой на лоб бейсболке, с ровной ниткой холеных усиков над верхней губой. Выплюнув жвачку из раскрытого окна на раскаленный асфальт, но удалявшимся авто леди Александры.

– Батя, – ошарашено спросил Вадим, стащив оба наушника, что указывало на крайнюю степень замешательства, – я не понял, эта дамочка на крутом «мерсе» – мамаша нашей Нюрки?

– С жиру бесятся новые русские, – огладив блинообразную лысину, зло проронил дядя Вова. – Острых ощущений ей, видно, недоставало, засранке малолетней… Все они там – паразиты, наркоманы, живут за наш счет…

Тамара сочувственно закивала. Анюта ей нравилась. И надо же…

– Ну и идиот же я, – хлопая по лбу, проворчал Вадим. – Надо было за ней приударить! Но кто бы знал, что она из богатых…

– Ага! – Вскинулся дядя Вова, – очень ты им нужен! Давно пенделя под зад не получал, Казанова недоделанный! Вон, бери поднос и тащи в зал. Галка приедет – обрадуется. Пиши, Тома, объявление: требуется официантка.

Марк молча подошел к столу.

Огромный острый тесак для рубки мяса лежал на разделочной доске. На его широком дымчатом лезвии расползались бурые разводы… Тошноты не было, когда засаленная деревянная рукоятка легла в ладонь. Стиснув зубы, Марк с силой вонзил острие в недоразделанную Вадимом черную говяжью печень, словно именно в ней крылась причина страшного опустошения его истерзанной души.

Александра, нервно пройдя по огромной гостиной вдоль и поперек, закурила. Анна подумала, что тоже не отказалась бы от сигаретки. И от чашки горячего чая. Отчего-то, попадая в любой из родительских домов, раскиданных по планете, она неизменно мерзла. Даже, когда за стенами стояла тропическая жара. Холод выползал из-под ворсистого ковра на полу, окутывая ноги, подбирался к коленкам, растекался по артериям, сковывая пальцы, сводя скулы…

– Я видела, ты куришь, – неожиданно сказала мать, усаживаясь в кресло спиной к окну.

Анна ожидала иных вопросов и потому недоуменно захлопала ресницами.

– Ну и что? Ты тоже куришь. И папа…

Она привычно втянула голову в плечи, ожидая воспитательной затрещины, но и ее не последовало. Вместо этого мать, поджав губы, сунула недокуренную сигарету в пепельницу и проговорила:

– Я жду твоих объяснений.

– Нечего особенно объяснять, – с наигранной улыбкой пожала плечами Анна. Просто любопытно было взглянуть на семейную легенду.

– Оставь свой идиотский юмор! – Рявкнула Александра. – Ты можешь говорить серьезно?

– Если серьезно, то все слишком сложно… – Девушка подула на длинную челку. – Я хотела понять, как же все произошло на самом деле…

– Ты считаешь, что я говорила тебе неправду?

– Правда у каждого своя. – Анна покусала кожу около ногтя среднего пальца. – Мам, неужели ты никогда не задавалась вопросом, не КАК это могло случиться, а ПОЧЕМУ… Отчего обыкновенный человек вдруг идет на такое? Не бандит, не киллер – просто парень, из тех, кого мы встречаем каждый день на улице… Вдруг ЭТО есть в каждом из нас?

– Ты с ума сошла… – Широко распахнув глаза, Прошептала Александра, подавшись вперед на своем кресле. – Ты что, не понимала, что это – смертельная игра?!

– Это не было игрой. И, тем более, смертельной.

– Этот человек опасен. Он – чудовище.

– Ты в самом деле так думаешь? – тихо спросила Анна, пристально глядя на мать. – Тогда как же ты могла нанять ту несчастную проститутку? Чего ты добивалась: чтобы у него по новой съехала крыша? И тебе было наплевать, что с ней произойдет?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – стрельнув глазами в свежевымытое окно, отрезала Александра. – Что он тебе наболтал про меня, этот недоумок?

От взгляда дочери не укрылось, что длинные ногти матери впились в нежные ладони, а губы непроизвольно дернулись.

– Ничего, – покачала головой Анна. – Мы вообще не говорили о тебе. Разве, однажды. Когда он сказал, что ты собираешься его уничтожить. Любой ценой. Я тогда не поверила. Но я слышала твою последнюю фразу. Там, в бистро. Что ты собираешься делать, мама?

– Я намерена отправить тебя в Швейцарию. Сегодня же. Немедленно. И, если не в университет, то в закрытый пансион. Выбирай.

– Я уже выбрала, – проговорила девушка. – Я никуда не поеду.

– Что?! – Александра подскочила к дочери. Та отшатнулась, но не сдвинулась с места, вскинув остренький подбородок. Стальные глаза и карие глядели друг в друга, не моргая. Александре показалось, что из глубины миндалевых точечек-зрачков смотрит на нее, упрямо и жестко, Роман.

– Оставь его в покое, мама. Ты не имеешь никакого права распоряжаться чужой жизнью. Неужели ты не понимаешь, что твоя ненависть разрушительна? Пытаясь сломать его, ты уничтожаешь себя. Ты сама превращаешься в чудовище. Я не позволю…

– Девчонка! Дрянь! Да как ты смеешь так разговаривать со мной! – Не сдержавшись, Александра залепила, наконец, дочери хорошую затрещину.

Лицо Анны сделалось некрасивым, злым.

– Ultimo viva regum[11] – проговорила она, тяжело дыша, потирая красную щеку. – Это единственное, что ты когда-либо могла мне дать от души. «Делай, что тебе говорят, Марианна! Скажи „спасибо“, что тебе не приходится зарабатывать на жизнь, Марианна! – Ее голос сорвался на крик. – Скажи спасибо за то, что вообще родилась! „Спасибо! Большое спасибо! За все теплые слова, которых я не слышала! За дом, которого не имела! За деньги, которыми мне затыкали рот! За славную фамилию и безупречную репутацию, которую я, к несчастью, умудрилась подмочить! И знаешь что? Если ты попытаешься что-нибудь сделать Марку, я дам интервью твоему любимому «Вогу“! я расскажу свою правду об идеальной семье Литичевских и твоей обожаемой сестрице – наглой, расчетливой, лживой, циничной суке!

– Как ты можешь, – отпрянув, озадаченно промолвила Александра, стиснув пальцами виски. В воздухе носилась мигрень. – Ты соображаешь, что ты говоришь? Ты защищаешь убийцу своей родной тетки…

– Которую я никогда не видела… К счастью…

– Ты носишь ее имя…

– Уже нет. Я его поменяла. Два месяца назад. Вот паспорт.

– Господи… – Александра опустилась в кресло, почувствовав вдруг ужасную усталость. Точно отпахала три смены на шинном заводе. Она смотрела на девушку на фотографии в бордовой книжице и на ту, что, злобно ощетинившись, стояла у окна. И не узнавала ни той, ни другой. Эта девушка была незнакомой. Чужой. Курила омерзительные сигареты. Смотрела холодно. Разговаривала так, как никогда не позволяла себе ее дочь. Ее маленькая принцесса, которую она так старалась защищать от мерзостей жизни… И которой теперь будет трудно влепить воспитательную оплеуху.

Каллиграфические черные буквы прыгали и расплывались перед глазами Александры.

Литичевская

Анна

Романовна

А когда-нибудь она поменяет и фамилию… И останется только отчество. Напоминание об отце. А она, Александра Дмитриевна. Вовсе исчезнет. Как Марианна. Как весь род Звонаревых… Что же останется?

«Издалека долго течет река Волга…»

Александра вздрогнула, отняв от лица ладони.

– Куда ты?

– Домой.

– Ты едешь к нему?! – Александра кинулась к двери, загородив ее собой, раскинув руки, как раненные крылья. – Я тебя не пущу… Не позволю…

Она трясла головой. Ее прическа растрепалась, на закушенной губе засохла темная капля. Анне стало не по себе. Она не хотела причинять матери боль. Так получилось. Анна почувствовала отвращение к самой себе. И жалость. К матери. К Марку. И немного к себе самой. И горечь во рту, как после мерзкой таблетки. Как было с Григорием…

– Мам, – сказала она, застыв в нерешительности, – ну чего ты…

Ей хотелось обнять Александру, но проявления нежности не входили в семейный кодекс Литичевских.

– Мам, я к себе еду. Я квартиру снимаю. Однокомнатную, я адрес тебе напишу. На…

– Где?

– В Сокольниках.

– В Сокольниках? – На измученном лице Александры мелькнуло изумление. – Но почему там?

– Какая разница? – Пожала плечами девушка. Ткнула в карту пальцем. И попала… – А что?

– Так… Ничего. Ты, правда, с ним больше не увидишься? Дай мне слово.

Да он со мной разговаривать-то теперь не захочет, – Анна опустила глаза. – Успокойся. Ничего у нас не было. Ни-че-го.

– Чем ты теперь будешь заниматься?

– Не знаю.

– Почему ты уходишь?

– Потому что на самом деле ты не хочешь, чтобы я осталась. Признайся хотя бы себе самой. Я никогда не была нужна тебе, мам. По-настоящему никогда. И никто тебе не был нужен. Если бы Марианна была жива, ты бы и к ней иначе относилась. Мертвых любить проще. Они не доставляют хлопот… – Анна шагнула было на лестницу и вдруг обернулась. – Мам, ты когда-нибудь любила по-настоящему? Я имею в виду мужчину…

Александра подошла к окну. Вгляделась в черную ограду, разделявшую два мира: хозяев жизни и остальных… А вот мигрень этого не замечала, проникая сквозь любые заборы… Александра сдавила пальцами виски, на мгновение позабыв о дочери и о том, что она все еще ждет ответа…

– Я знаю, ты хотела бы услышать, что это был твой отец… – Медленно, точно через силу, проговорила она.

– Но это был не он? Почему же вы расстались? Он был беден, а папа – богат?

– Нет. Роман тут совершенно не при чем. И… тебе пора. Ступай.

Из окна Александра смотрела, как невысокая темноволосая девушка мелькнула и затерялась среди чахлых деревьев и редких прохожих элитного московского квартала. Мигрень, эта злобная стерва, все же подкралась, ударила в висок и по глазам, прокатилась по скуле, лягнула в челюсть. Застонав, страдальчески сморщившись, Александра перебралась в спальню, зарываясь в серые шелка.

С шифоньера кокетливо скалилась белокурая красотка.

– Почему, – высвободив из подушки пол-лица, мрачно спросила ее Александра, – почему юность бывает так жестока?

«– Потому, что она – твоя дочь.»

– Неправда. Я не была такой.

«– Ты была еще хуже. Предательница…»

– Замолчи! – прохрипела Александра. – Не смей так со мной разговаривать. Тебя не существует! Тебя давно сожрали черви…

«– Это тебя жрут черви. Потому что я – половина тебя. Так-то, сестренка…»

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – Палец Александры судорожно задрожал на кнопке вызова горничной. Та тотчас примчалась, испуганно спросила:

– Что желаете?

– Саридон, дура! И вызови врача. Эта жара сведет меня с ума…

Марк сидел за пианино. Мысли, вслед за неведомой мелодией, уносились далеко. В страну несбывшихся желаний, обманутых надежд… В пепельно-серый океан дорожной пыли за окном. Странно, но сейчас он не мог вспомнить Марианну. Ту, первую. Сколько лет пытался стереть ее из памяти, но не получалось. А теперь ее лицо превратилось в легкий утренний туман, сквозь который неумолимо проступали иные черты…

«Ты веришь в совпадения? Марк-Марианна… Что, если… я женщина твоей жизни…»

Проклятие. Он не мог понять, что чувствовал к этой девочке. Злость? Презрение? Ненависть? Нет, все не то. Это он чувствовал к себе.

«Поцелуй меня…»

Неужели это все было игрой? И она такая же, как та, первая Марианна?.. К черту! Какая разница! Он знал, что она исчезнет, рано или поздно. Только прежде он хотел вспоминать о ней с грустной нежностью, как о девочке-цветке…

Он не сразу услышал робкий звонок в дверь. А услыхав, не сразу пошел открывать. Он никого не хотел видеть. Но все же открыл и тотчас замер, отшатнувшись, проглатывая обиду пополам с бешеным стуком собственного сердца.

– Что тебе нужно?

Она смотрел жалобно, как провинившийся ребенок.

– Марк, я хочу объяснить…

– Мне не нужны объяснения. Просто оставьте меня в покое. Ты и вся ваша семейка. Пожалуйста, очень прошу.

Он попытался закрыть дверь, но она ловко подставила мысок ботинка на высокой платформе.

– Послушай, я знаю, что ты думаешь обо мне. Но все, что я говорила и делала, было правдой! Я хотела тебе сказать, но не знала как. Сначала я лишь хотела понять, как все было. А потом…

– А что «потом»?

– Я не знаю… – пробормотала она, покраснев. – Прости… Я не желала тебе зла, клянусь!

– Первый раз вижу, чтобы искушенные богатые девочки краснели, как невинные дети, – Ладно. Мне не привыкать к роли подопытного кролика. Что не сделаешь, чтобы потешить Их величество…

– Ты меня ненавидишь? – робко спросила она, словно не замечая его горьких издевок.

Он отвел глаза, не в силах смотреть в темную влажную, почти океанскую бездну ее расширенных зрачков.

– Нет… – Он покачал головой.

– Значит, презираешь…

– Послушай, что тебе нужно? Я все понимаю: богатой девочке наскучил ее мир, захотелось острых ощущений. Ты их получила. Думаю, в избытке. Можешь в старости книжку написать. А теперь валяй, возвращайся в свой круг. Игра окончена. Золушка вновь превращается в принцессу. Было приятно познакомиться с вами, мисс Анна… Пардон, Марианна…

– Анна.

– А мне плевать! – Он говорил нарочито небрежно, громко, заглушая ноющую боль в груди, вцепившись в косяк, чтобы удержаться от искушения встряхнуть эту девушку за тонкие плечи, а затем прижать и не отпускать, погружаясь в персиковый аромат ее кожи… и растрепанных волос. – Передавайте привет папеньке с маменькой…

– Черт возьми! – меняясь в лице, крикнула Анна. – Мой папа, моя мама, мои деньги! А как же я?! Неужели я сама для тебя ничего не значу?! Помнишь, мы были друзьями?!

– Помню. Но знаешь, отныне пусть каждый идет своей дорогой. Тем более, что у тебя их – миллион, а у меня – всего одна. Счастливого тебе пути по жизни, дитя-цветок. Желаю встретить прекрасного принца.

– Я не верю в сказки, – отчаянно кусая губы, она протянула клочок бумажки, исписанный неровным почерком. – Мой телефон и адрес, вдруг понадобится помощь…

Нагнув голову, она выбежала за забор. На обочине, блестя свежевымытыми боками, красовалась режущая глаз пронзительно-алая «БМВ». В лучах заходящего солнца ее фары мерцали красноватым светом.