Танец смерти Престон Дуглас
Все ждали, пока Каплан упакует свои инструменты. Заперли внутренние двери. Несколько минут спустя открылась внешняя дверь. И снова они миновали несколько массивных дверей. На выходе их поджидала группа вооруженных охранников. Охранники довели их до лифта, и через пять минут Смитбек очутился в небольшой, но чрезвычайно элегантной комнате, отделанной каким-то экзотическим деревом. Сквозь дюжину широких окон лился дневной свет.
Бек поставил двоих охранников в коридоре, а двери изнутри запер на ключ.
– Прошу всех отойти на несколько шагов, – распорядился он. – Мистер Каплан, теперь вам удобно?
– Отлично. – Каплан широко улыбнулся, настроение его заметно улучшилось.
– Куда хотите сесть?
Каплан указал на место в углу, между двумя окнами.
– Вот здесь будет лучше всего.
– Устраивайтесь.
Геммолог снова принялся выкладывать все свои инструменты, положил и бархатную подушечку. Поднял глаза.
– Камень, пожалуйста.
Бек положил рядом с ним коробку, отпер ключом, поднял крышку. Камень лежал внутри на бархатной подложке.
Каплан вынул его инструментом с четырьмя лапками и попросил подать ему двойную линзу. Пользуясь этим прибором, он сначала посмотрел на бриллиант через одну линзу, затем – через другую, затем через две сразу. В этот момент свет упал на камень, и стены комнаты внезапно покрылись пятнышками яркого коричного цвета.
Несколько минут прошли в абсолютном молчании. Смитбек затаил дыхание. Наконец, Каплан снял линзы и одарил всех сияющей улыбкой.
– О да, – сказал он, – замечательно. Естественный свет сразу все меняет. Это он, джентльмены. Никакого сомнения, это – Сердце Люцифера.
Он осторожно положил бриллиант на бархатную подушечку.
Послышались облегченные вздохи, словно до этой минуты все, как и Смитбек, сдерживали дыхание.
Каплан взмахнул рукой.
– Мистер Бек, можете взять его. Конечно же, пинцетом, будьте так добры.
– Слава богу, – сказал президент, повернувшись к Коллопи и взяв его за руку.
– Вот именно, слава богу, – подтвердил Коллопи и трясущейся рукой утер лоб платком. – Я пережил ужасные минуты.
Бек, с непроницаемым, но все еще мрачным лицом, протянул пинцет к камню. В то же мгновение Каплан поднялся со стула и столкнулся с ним.
– Прошу прощения!
Все случилось так быстро, что Смитбек не сразу понял, что произошло. Каплан держал в одной руке камень, а в другой – пистолет Бека, нацеленный на его владельца. Он выстрелил почти в лицо Беку, но так, что пули прошли мимо и ударились в стену. Выстрелил трижды. Невероятно громкие хлопки наполнили комнату ужасом и растерянностью. Все повалились на пол, в том числе и Бек.
И Каплан исчез за дверью, которая должна была быть заперта.
Бек вскочил.
– Держите! Остановите его!
Поднявшись с пола, оглушенный Смитбек увидел за двойными дверями двух охранников. Они только-только встали с пола и побежали по коридору, на ходу вынимая оружие.
– Он украл камень! – закричал Коллопи, поднимаясь на ноги. – Он украл Сердце Люцифера! О господи, ловите его! Сделайте что-нибудь!
Бек вынул рацию.
– Охрана? Это Сэмюэль Бек. Заприте здание! Перекройте все выходы! Не разрешайте никому выйти наружу – никому. Ни уборщикам, ни почте, ни посетителям, никому! Вы меня слышите? Отключите лифты, перекройте лестницы. Всему персоналу охраны приказываю искать Джорджа Каплана. Получите изображение его лица с видеокамеры. Никто не выйдет из здания, пока не разберемся. К черту правила пожарной безопасности! Это приказ! И мне нужен рентгеновский аппарат, чтобы определить, не спрятал ли кто или не проглотил ли драгоценный камень. Привлеките специалистов.
Он повернулся к присутствующим.
– И никто из вас не выйдет из комнаты без моего разрешения.
Прошли два изнурительных часа. Смитбек стоял в череде чуть ли не тысячи служащих филиала страховой фирмы «Трансглобал». Очередь в вестибюле здания изогнулась змеей, трижды обогнула шахты лифтов. В дальнем конце вестибюля он видел служащих с тележками, наполненными почтой и пакетами. Все это просвечивали рентгеновские аппараты, такие же как в аэропорту. Каплан не был найден, и в душе Смитбек знал, что его не найдут.
Приблизившись к голове очереди, Смитбек услышал спорившие голоса: большая группа людей отказывалась от прохождения, через рентгеновский аппарат. Снаружи, сверкая огнями, стояли пожарные машины; полицейские автомобили и непременная толпа журналистов. Каждый человек в очереди был тщательно обыскан и пропущен через рентген, после чего его выпускали в серый январский полдень, а там его встречали вспышки фотокамер.
Смитбек ничего не мог с собой поделать: он страшно потел. Минуты ползли, а беспокойство его только возрастало. В сотый раз ругал себя за то, что согласился на эту авантюру. Его уже дважды обыскали, прошел он и через омерзительный и унизительный осмотр естественных телесных отверстий. Остальные члены правления тоже были подвергнуты этой процедуре. Коллопи настоял, чтобы так же обыскали его самого и всех остальных, включая служащих страховой компании и даже Бека. Тем временем Коллопи – вне себя от волнения – делал все что мог, убеждая Смитбека хранить молчание, ничего не публиковать. О господи, если они только узнают...
Ну зачем, зачем он на это пошел?
В очереди впереди него осталось еще десять человек. Их по одному запускали в узкую будку, напоминавшую уличный телефонный автомат. Четверо специалистов изучали экраны, подключенные к устройству. Кто-то впереди него слушал транзистор, а вокруг столпилось несколько человек. Удивительно, как быстро распространяются новости. Оказалось, что настоящего Каплана, живого и невредимого, полчаса назад высадили перед его домом, и теперь его допрашивала полиция. Никто не знал, кем был фальшивый Каплан.
Осталось еще два человека. Смитбек пытался сглотнуть, но не мог: во рту пересохло. Желудок сжался от страха. Это был ужасный момент. Самый ужасный.
Настала его очередь. Двое техников поставили его на коврик с желтыми отметинами для ног, еще раз обыскали, уже не так тщательно. Затем проверили пропуск в здание и удостоверение журналиста. Заставили открыть рот и осмотрели его, прижав язык лопаточкой. Открыли дверь кабины и попросили войти.
– Не двигайтесь. Держите руки вдоль туловища. Смотрите сюда, на стену... – Указания следовали быстро, одно за другим.
Послышалось короткое жужжание. Через стекло Смитбек видел, как специалисты сосредоточенно изучают результаты. Наконец один из них кивнул.
Дверь открыли, техник положил ладонь на руку Смитбека и вывел его из будки.
– Можете идти, – сказал он, указывая на выход из здания.
При этом человек быстро прикоснулся к боку Смитбека.
Билл повернулся и прошел десять шагов к вращающейся двери. Это были самые долгие шаги в его жизни.
Выйдя на улицу, застегнул куртку, пробежал мимо вспышек фотокамер, не обращая внимания на вопросы, протолкнулся через толпу и на деревянных ногах вышел на авеню Америк. На 56-й улице окликнул такси и уселся на заднее сидение. Сообщил шоферу адрес, подождал, пока автомобиль вольется в транспортный поток, повернулся и целых пять минут смотрел в заднее окно.
Только тогда поудобнее уселся и сунул руку в карман куртки. На дне кармана нащупал твердые холодные очертания Сердца Люцифера.
Глава 64
Д'Агоста и Пендергаст молча сидели в автомобиле на авеню Вермилья, что в Верхнем Манхэттене. Садящееся солнце пробивалось сквозь серые облака, мазнуло напоследок кроваво-красной полосой, осветив темные строения, и мгновенно настала холодная ночь.
Они слушали новостную программу Нью-Йорка. Каждые двадцать две минуты радиостанция повторяла главные новости. Постоянно шла речь об ограблении бриллиантового зала музея. Голос диктора звучал взволнованно, и это контрастировало с мрачным настроением сидевших в автомобиле людей. Десять минут назад сообщили еще более шокирующую новость: из страховой компании «Трансглобал» похитили настоящее Сердце Люцифера. Д'Агоста не сомневался, что полиция приняла отчаянные меры, чтобы скрыть это событие от общественности, но столь взрывоопасная новость не могла не разрушить поставленные на ее пути препоны.
«... Самое дерзкое в истории похищение бриллианта произошло прямо под носом правления страховой компании и многочисленных охранников, причем случилось это сразу после ограбления бриллиантового зала. Источники, близкие к следствию, сообщают, что в обоих преступлениях подозревают одного и того же человека...»
Пендергаст слушал внимательно. Лицо его было холодным и бледным, точно мрамор, тело – неподвижным. Рядом на сидении лежал сотовый телефон.
«Полиция допрашивает Джорджа Каплана, известного геммолога. Он ехал по приглашению музея на процедуру идентификации Сердца Люцифера, когда его похитили на Манхэттене рядом с собственным домом. Источники, близкие к следствию, сообщают, что грабитель принял обличие геммолога, чтобы получить доступ к бриллианту. Полиция полагает, что вор до сих пор может скрываться в здании „Трансглобал“, где сейчас ведутся усиленные поиски...»
Пендергаст выключил радио.
– Почему ты думаешь, что Диоген услышит эту новость? – спросил Д'Агоста.
– Непременно услышит. Он в растерянности. Бриллиант добыть не удалось. Он страдает, он раздражен. Остается слушать, ждать, размышлять. А когда узнает, что случилось, у него будет единственный выход.
– Ты хочешь сказать, он знает, что бриллиант украл ты?
– Уверен в этом. К какому еще заключению он может прийти? – Пендергаст злобно улыбнулся. – Он поймет. А так как другой возможности послать мне весточку у него нет, то он позвонит.
Зажглись фонари, на пустой проспект пролился светло-желтый свет. Температура понизилась, с Гудзона дул пронизывающий ветер, наметая на набережную блестящие снежные хлопья.
Телефон зазвонил.
Пендергаст выдержал секундную паузу. Затем нажал крошечную кнопку и молча стал ждать.
– Ave, frater, – произнес голос.
Молчание. Д'Агоста смотрел на Пендергаста. В отраженном свете уличных фонарей лицо агента казалось выточенным из алебастра. Губы беззвучно шевелились.
– Так ли приветствуют блудного брата? Неодобрительным молчанием?
– Я здесь, – сказал Пендергаст напряженным голосом.
– Ты здесь! Какая честь. Это обстоятельство почти вознаграждает меня за то, что пришлось тебе позвонить. Однако оставим любезности. У меня единственный вопрос: это ты украл Сердце Люцифера?
– Да.
– Почему?
– Сам знаешь, почему.
Теперь замолчал Диоген, слышно было, как он медленно выдохнул.
– Брат, брат...
– Я тебе не брат.
– А вот тут ты ошибаешься. Мы братья, хотим того или нет. И это родство делает нас такими, какие мы есть. Ты и сам знаешь, Алоиз.
– Я знаю, что ты – больной человек и тебе нужна помощь.
– Верно, я болен. Никто не поправляется от болезни, с которой родился. Такую болезнь излечивает только смерть. Но если уж на то пошло, мы все больны, и ты больше, чем все другие. Да, мы братья в болезни и во зле.
Пендергаст промолчал.
– И опять мы обмениваемся любезностями! Может, перейдем к делу?
Ответа не последовало.
– Тогда обсуждение начну я. Сначала позволь выразить искреннее восхищение тем, что за один день ты сделал то, на что у меня ушли годы, и в результате я потерпел поражение.
Д'Агоста услышал редкие хлопки ладоней.
– Думаю, надо устроить небольшой торг. Некая персона в обмен на камень. Иначе ты не сделал бы того, из-за чего пришлось потрудиться.
– Ты рассуждаешь правильно. Но сначала...
Голос Пендергаста дрогнул.
– Хочешь знать, жива ли она?
Диоген выдержал долгую паузу. Д'Агоста украдкой глянул на Пендергаста. Тот сидел неподвижно, лишь маленькая мышца под правым глазом чуть заметно подергивалась.
– Да, в настоящее время она еще жива.
– Если ты тронешь волосок на ее голове, я найду тебя на краю света.
– Ну-ну! Коли зашел разговор о женщинах, давай потолкуем о молодой особе, которую ты держишь взаперти в доме нашего покойного предка. Если она действительно «молода», в чем я начинаю сомневаться. Меня разбирает любопытство. Чувствую, что на поверхности видна всего лишь крошечная вершина айсберга. В ней есть скрытые грани, зеркала внутри зеркал. А на фундаментальном уровне, чувствую, что-то в ней сломано.
На протяжении этого монолога Пендергаст заметно напрягся.
– Послушай меня, Диоген. Держись от нее подальше. Если снова к ней подберешься, я...
– Что? Убьешь меня? Тогда моя кровь будет на твоих руках – еще больше, чем есть – как и кровь четверых твоих друзей. Потому что за все это отвечаешь ты, frater. Сам знаешь. Ты сделал меня таким, каков я есть.
– Я тебе ничего не сделал.
– Прекрасно сказано! Прекрасно сказано!
В трубке раздался сухой смех. Д'Агоста почувствовал, как по спине пробежал холодок.
– Перейдем к делу, – сказал Пендергаст.
– К делу? Когда разговор стал интересным? Разве не хочешь поговорить о своей полной и безусловной ответственности за все, что случилось? Спроси любого семейного психиатра, и он тебе скажет, как важно выговориться. Frater.
Неожиданно Д'Агоста взорвался:
– Диоген! Слушай меня, безумный подонок! Говори сразу, тебе нужен бриллиант? Дерьмо тебе собачье, а не бриллиант.
– Нет бриллианта, нет Виолы.
– Если ты причинишь вред Виоле, я возьму кувалду, разобью камень вдребезги и пошлю тебе пыль. Если думаешь, что я шучу, продолжай болтовню.
– Пустые угрозы.
Д'Агоста ударил кулаком по приборной доске, раздался страшный треск.
– Эй! Поосторожней!
В голосе послышалась паника.
– Тогда прекрати свои выкрутасы.
– Глупость – стихийная сила, и я ее уважаю.
– Пустая болтовня.
– Мы будем действовать на моих условиях, – сказал Диоген. – Слышишь меня? На моих условиях!
– Я выдвигаю два условия, – спокойно сказал Пендергаст. – Первое: обмен должен произойти на Манхэттене через шесть часов. Второе: осуществлен он должен быть так, чтобы ты не смог меня обмануть. Теперь изложи свой план, а я его оценю. У тебя имеется всего один шанс.
– Ты выдвигаешь не два, а целых пять условий. Еще бы, братец, еще бы! Должен признать, проблема не простая. Перезвоню через десять минут.
– Через пять.
– Новые условия?
И телефон замолчал.
Наступила долгая пауза. На лбу Пендергаста появилась испарина. Он вынул из кармана пиджака шелковый платок, промокнул лоб и положил платок на место.
– Мы можем ему доверять? – спросил Д'Агоста.
– Нет. Никогда. Но не думаю, что за шесть часов он сможет придумать что-то, чтобы обдурить нас. И если он хочет Сердце Люцифера, а хочет он его с такой страстью, какой мы с тобой понять не в состоянии, то этой страсти мы можем доверять.
Телефон снова зазвонил, и Пендергаст нажал на кнопку.
– Да?
– Ладно, frater. Небольшой тест для проверки знаний в области городской географии. Знаешь место, которое называется «Железные часы»?
– Железнодорожный поворотный круг?
– Отлично! А знаешь, где он находится?
– Да.
– Хорошо. Совершим обмен там. Ты наверняка захочешь взять с собой своего верного оруженосца Винни.
– Да.
– Слушай внимательно. Я встречу тебя там... без шести минут в полночь. Войди в туннель VI и встань под фонарь. Пусть Винни остается в темноте и прикрывает тебя, если хочешь. Он может взять с собой оружие на выбор. Я поведу с вами честную игру. Ты тоже можешь вооружиться. Стрельбы не предполагается, если только что-то не сорвется. Но сорваться ничего не должно. Я хочу свой бриллиант, а ты хочешь свою Виолу да Гамба. Если знаешь расположение «Железных часов», то поймешь, что это лучшее место для нашей сделки.
– Понимаю.
– Так. Неужели я заслужил твое одобрение, братец? Поверил, что обманывать тебя не собираюсь?
Пендергаст на мгновение задумался.
– Да.
– Тогда a presto[34].
И телефон замолк.
– Меня этот подонок в дрожь вгоняет, – сказал Д'Агоста.
Пендергаст долго молчал. Потом снова промокнул лоб платком.
Д'Агоста заметил, что руки Пендергаста слегка дрожат.
– Ты нормально себя чувствуешь? – спросил он.
Пендергаст покачал головой.
– Давай покончим с этим.
Но вместо того чтобы двигаться, он сидел, глубоко задумавшись. Потом, кажется, пришел к какому-то решению. И, к удивлению Д'Агосты, взял его за руку.
– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказал Пендергаст. – Заранее предупреждаю: тебе как партнеру и другу это не понравится. Но ты должен поверить: это единственный способ. Другого решения нет. Ты сделаешь это?
– Пока не знаю.
– Такой ответ я не принимаю. Прежде пообещай.
Д'Агоста колебался.
Лицо Пендергаста выразило озабоченность.
– Винсент, пожалуйста, это необходимо. Я должен опереться на тебя в сложный момент.
Д'Агоста вздохнул:
– Хорошо, обещаю.
Пендергаст явно испытал облегчение.
– Хорошо. Тогда внимательно слушай.
Глава 65
Диоген Пендергаст долго смотрел на сотовый телефон, лежавший на сосновом столе. Единственным признаком обуревавших его сильных эмоций было слабое подергивание мизинца. На левой щеке появилось серое пятно. Если бы взглянул в зеркало – а делал он это, только когда накладывал грим – то непременно увидел бы, что выглядит мертвеннее, чем всегда.
Наконец его взгляд оторвался от телефона и перекинулся на бутылочку с резиновой мембраной и лежавший рядом с ней шприц. Диоген взял бутылочку, повернул вверх дном, вставил шприц, набрал небольшое количество жидкости, чуть-чуть задумался, набрал еще, заткнул бутылочку пластиковой пробкой и положил в карман пиджака.
На краю стола лежали карты Таро. Это была колода Альбано – Уайт, Диоген предпочитал именно такие карты. Взяв колоду в руки, перетасовал ее и положил на стол три карты лицом вниз.
Остальные карты отложил в сторону, а сам перевернул первую карту: Верховная жрица. Интересно.
Перевернул вторую карту. На ней был изображен высокий худой человек в черном одеянии. Человек отворачивал склоненную голову. У ног его лежали перевернутые золотые кубки, из них выливалась красная жидкость. На заднем плане текла река, за ней – мрачный замок. Пятерка Чаш.
Диоген резко втянул ртом воздух.
Рука его боязливо потянулась к третьей, последней карте. Поколебавшись, открыл ее.
Эта карта была перевернута. Рука над пустынным пейзажем выходила из дымного облака. Рука эта держала тяжелый меч с рукояткой, украшенной драгоценными камнями. На кончике лезвия была золотая корона.
Туз мечей. Перевернутый.
Диоген с минуту смотрел на карту, потом медленно выдохнул. Поднял ее дрожащей рукой, затем резким движением порвал пополам, потом еще раз пополам и рассыпал кусочки.
Теперь его беспокойный взгляд обратился к черной бархатной ткани, завернутой по краям. На бархате лежало 488 бриллиантов, почти все они были цветными.
Он смотрел на них, и беспокойство потихоньку отступало.
Рука двинулась над океаном блестящего, пойманного в ловушку света, пока не вынула один из самых больших бриллиантов – ярко-голубой камень в тридцать три карата. У него было имя – Королева Нарнии. Диоген положил его на ладонь, смотрел на заключенный внутри свет, а затем осторожно поднес бриллиант к здоровому глазу.
На мир он смотрел сквозь глубины камня. Казалось, в этот момент он слегка приоткрывал дверь и в образовавшуюся щель видел кусочек волшебного мира, мира красок и жизни, настоящего, совершенно отличавшегося от того фальшивого, плоского и серого, который представлялся его глазам.
Дыхание его стало более глубоким и ровным, и мизинец уже не дрожал, мысли вышли из тюрьмы и отправились по давно забытым переулкам памяти.
Бриллианты. Все неизменно начиналось с бриллиантов. Он лежал на руках у матери, на ее шее сверкали бриллианты, свешивались с ушей, блестели на пальцах. И голос ее был похож на бриллиант, чистый и прохладный. Она пела по-французски. Было ему тогда не более двух лет, и плакал он не от горя, а от ранящей его красоты материнского голоса. Вероломное совершенство песни притягивает меня к себе, сердце жаждет быть кому-то нужным...
Сцена эта померкла в сознании.
Теперь он бродил по большому дому на Дафни-стрит, по его длинным коридорам, загадочным комнатам, многие из которых, даже тогда, были постоянно закрыты. Но когда он отворял дверь, непременно обнаруживал что-то волнующее, удивительное и странное: огромную кровать под тяжелым покрывалом, темные картины с изображением женщин в белых одеяниях и мужчин с мертвыми глазами. Там можно было увидеть экзотические предметы, привезенные из дальних стран, – костяные флейты, обезьянью лапку в серебряной оправе; испанское медное стремя; оскалившуюся голову ягуара; забинтованную ступню египетской мумии.
Всегда можно было убежать к матери, к ее теплу, нежному голосу, к бриллиантам, радужно сверкавшим при малейшем ее движении. Бриллианты были живыми, они никогда не менялись, не выцветали, не умирали. Они навсегда сохранят свою красоту.
Как же отличает их это от бренной плоти.
Диоген понимал ощущения Нерона, смотревшего сквозь бриллиант на пожар Рима, который сам же устроил. Император понимал преобразующую силу драгоценных камней. Он знал, что взгляд на мир сквозь такой камень означал преобразование не только мира, но и себя. Свет – это флюиды. Пройдя сквозь бриллиант, они достигают глубинных слоев души. Большинство людей этого не чувствуют, может, и никто на земле этого не ощущает. Кроме него. Драгоценные камни говорили с ним, шептались, дарили силу и мудрость.
Вдохновение сегодня подарят ему не карты, а бриллианты.
Диоген все так же смотрел в голубой бриллиант. У каждого камня свой голос. Этот камень он выбрал за его мудрость. Сейчас Диоген выжидал, шептал что-то камню, старался вызвать его на разговор.
Наконец бриллиант заговорил. Ответив на вопросы Диогена, прошептал ему что-то, в темноте едва слышно прозвучало эхо.
Ответ Диогену понравился.
Виола Маскелене прислушивалась к доносившемуся снизу странному бормотанию, напоминавшему не то молитву, не то монотонное пение. Звук был таким тихим, что разобрать она ничего не могла. За этим последовало взволновавшее ее получасовое молчание. Потом она услышала звук, которого боялась: заскрипел стул, и раздались медленные осторожные шаги человека, поднимавшегося по лестнице. Нервы предельно напряглись, мышцы дрожали, готовые к отпору.
Раздался вежливый стук в дверь.
Она ждала.
– Виола? Я бы хотел войти. Пожалуйста, обойдите кровать и встаньте в дальнем углу комнаты.
Она поколебалась, но сделала, как он просил.
Он говорил, что убьет ее на рассвете, однако не сделал этого. Солнце уже закатилось, приближалась ночь. Что-то произошло: его планы изменились. Или, что более вероятно, изменились не по его желанию.
Дверь отворилась, и она увидела Диогена. Выглядел он по-другому – не так безупречно. Лицо покрылось пятнами, галстук сбился на сторону, рыжеватые волосы слегка взлохмачены.
– Чего вы хотите? – хрипло спросила она.
Он не спускал с нее глаз.
– Я начинаю понимать, чем вы привлекли моего брата. Вы, конечно же, хороши собой, умны и темпераментны. Однако меня удивляет другое ваше качество: вы лишены страха.
Она не удостоила его ответом.
– Вы должны бояться.
– Вы сумасшедший.
– Тогда я подобен Богу, потому что если Бог существует, Он и сам сумасшедший. Никак не пойму, почему вы не боитесь. То ли храбры от природы, то ли глупы или попросту лишены воображения и не можете представать собственную смерть? Вот я могу ее представить и представлял во всех подробностях. Когда смотрю на вас, я вижу мешок, наполненный костями, кровью, кишками и мясом, и все это прикрыто хрупкой оболочкой, которую так легко проткнуть или разодрать. Мне не терпится это сделать.
Он пристально в нее вглядывался.
– Неужели я заметил наконец-то искру страха?
– Чего вы хотите? – повторила она.
Он поднял руку и продемонстрировал сверкающий драгоценный камень, зажатый между большим и указательным пальцами. Свет от потолочной лампы упал на бриллиант, и по комнате разбежались яркие искры.
– Ultima Thule.
– Простите?
– Этот бриллиант известен под именем Ultima Thule. Назван так по строке «Георгик» Вергилия. По латыни Ultima Thule означает земля вечного льда.
– Я тоже изучала в школе латынь, – иронически заметила Виола.
– Значит, понимаете, почему этот бриллиант напомнил мне вас.
Вывернув кисть, Диоген бросил ей камень. Инстинктивно она его поймала.
– Маленький прощальный подарок.
То, как он произнес слово «прощальный», заставило ее внутренне содрогнуться.