Трагические самоубийства Останина Екатерина

Глава 2

Смертельная любовь

Обычно самоубийства из-за любви происходят достаточно редко, причем склонны к ним главным образом женщины. Как правило, причиной суицида в этом случае бывает измена, которая воспринимается как конец света. Возможно, для кого-то подобное кажется сущей ерундой, но для тех личностей, у которых целый мир сконцентрирован в одном человеке, это подчас непоправимая трагедия. Бывает и так, что кому-то фатально не везет в любви и на протяжении всей жизни он испытывает целый ряд ударов подобного рода.

Когда происходит череда любовных неудач, человека порой очень трудно утешить. Его не радует статистика, по которой до 70% супругов хоть раз в жизни, но изменяли друг другу; его не успокаивают исторические сведения о том, что в подобном же положении оказывались римские цезари, величайшие короли и властители мира. Если бы человек, задумавший самоубийство на почве любви, вспомнил слова некоего обманутого человека, нашедшего в себе силы жить дальше: «Когда я узнал о неверности госпожи Б., я, несмотря на свое горе, сразу понял, что больше не люблю ее и что чувство мое к ней навсегда исчезло»… Если бы каждый смог почувствовать то же самое в страшный момент, когда боль причиняет самый близкий на свете человек, о самоубийстве можно было бы и не думать. Если бы…

В данной ситуации разумнее всего посмотреть не вглубь себя – там, кроме мрака, обычно ничего не остается, а на окружающий мир. На самом деле этот мир сейчас проявил себя не с лучшей стороны, а ведь когда-то все было совсем не так. Светило солнце, играли дети, и ты был таким счастливым… Значит, изменился не мир, а ты сам и твое отношение к нему. Рецепт в данном случае прост: посочувствовать тем, кому еще хуже, помочь ребенку или хотя бы животному. Весьма полезно в данной ситуации перечитать «Отверженных» Гюго, посмотреть кинофильм Стивена Спилберга «Искусственный разум». Ты не сможешь не заплакать, но уже не от жалости к себе, а от сострадания к миру, к слабому. Прояви сочувствие, и ты поймешь, что ненависть ушла, а вместе с ней – и желание покончить с собой.

Сафо была известной древнегреческой поэтессой, которую Платон даже называл «десятой музой». Сведения о ее жизни скудны и противоречивы. Предположительно, она родилась в 612 году до н. э. на острове Лесбос в аристократической богатой семье. Ее отец Скамандроним рано умер. Семнадцатилетняя Сафо и три ее брата вынуждены были покинуть остров, когда начались массовые выступления против аристократов. Она вернулась на родину только через 15 лет и поселилась в городе Милены.

Сафо воспитывалась в школе гетер, где развивались эротическая чувственность и склонности к изящным искусствам. Девочек обучали танцам, пению, игре на музыкальных инструментах, умению вести светскую беседу, стихосложению, в котором Сафо показала наибольшие успехи. Поэзия Древней Греции в основном носила устный характер. Сафо декламировала оды, гимны, элегии, эпитафии, праздничные и застольные песни. «Софическая строфа» вошла в историю.

Поэзия Сафо оказала влияние на многих выдающихся поэтов Древней Греции и Древнего Рима. Сократ, признавая ее влияние, называл Сафо «наставницей в вопросах любви». «Заучивайте наизусть Сафо, – призывал Овидий. – Что может быть страстнее ее!»

Темой большинства стихотворений Сафо является любовный экстаз, откровенное чувство, которое зачастую звучит в эротической тональности.

Остров Лесбос был известен раскрепощенными нравами и доступностью любовных удовольствий. Сафо имела близкие отношения с мужчинами, среди них был поэт Алкей. Большой любви к нему она не испытывала. Выйдя замуж, Сафо родила девочку, которой посвятила много нежнейших стихов. По неизвестным причинам ее близкие прожили недолго. С тех пор Сафо любила только женщин.

Поэтесса основала школу риторики и поэзии «Дом муз». Некоторые ученицы этой школы удостоились ее любви. Некой Аттиде посвящено стихотворение, в котором есть такие строки: «Любовь, разбившая мои члены, снова обуревает меня, сладострастная и лукавая, точно змея, которую нельзя задушить». Аттида увлеклась другой девушкой, Андромедой, и Сафо горестно восклицает: «Мои песни не трогают неба. Молитвы Андромеды услышаны, а ты, Сафо, напрасно молишь могущественную Афродиту». Она пытается осрамить соперницу: «Неужели, Аттида, это она очаровала твое сердце?.. Женщина, дурно одетая, не знающая искусства походки, в одежде с длинными складками?..» Сафо пишет о том, что, пока жива, всегда будет отдаваться любовной страсти.

До нашего времени дошел эпизод из жизни поэтессы в пересказе Апулея. Брат Сафо Харакс торговал вином и, будучи по делам в Египте, влюбился в прекрасную куртизанку по имени Родопа. Он выкупил ее у хозяина и привез домой. Родопа покорила сердце не только Харакса, но и Сафо, которая была очень настойчива, из-за чего между братом и сестрой возник конфликт, и Харакс был вынужден уехать вместе с любовницей. История эта кончилась тем, что Родопа стала наложницей фараона Амазиса и Харакс вернулся на Лесбос.

Легенда гласит, что в смерти Сафо виноват мужчина. Молодой перевозчик Фаон переправил на другой берег под видом старухи Афродиту, которая подарила ему волшебную мазь. Фаон превратился в мужчину, которому не было равных по красоте. Сафо воспылала к нему любовью, но он не ответил взаимностью. Тогда Сафо бросилась с Левкадской скалы.

«Я любила, я многих в отчаяньи призывала на свое одинокое ложе, но боги ниспослали мне высшее толкование моих скорбей… Я говорила языком истинной страсти с теми, кого сын Киприды ранил своими жестокими стрелами… Пусть меня бесчестят за то, что я бросила свое сердце в бездну наслаждений, но, по крайней мере, я узнала божественные тайны жизни! Моя тень, вечно жаждущая идеала, сошла в чертоги Гадеса, мои глаза, ослепленные блестящим светом, видели зарю божественной любви!»

Самоубийство этой пары – одна из самых трагических любовных историй XX века. До сих пор истинные причины гибели двух влюбленных остаются неизвестны. По одной из наиболее распространенных версий, наследник австро-венгерского трона Рудольф и его возлюбленная Мария покончили с собой, поскольку не могли сочетаться законным браком: кронпринц уже был женат. Мария была беременна, в то время как Рудольф никак не мог расторгнуть брак с принцессой Стефанией Бельгийской.

Другая, не менее популярная версия утверждает, что причина смерти – в пресыщенности впечатлениями и безнадежной скуке. Эти болезненные симптомы были своего рода веянием времени и буквально преследовали изнеженных особ из высших слоев общества, что, в свою очередь, вызывало прилив энтузиазма и ликование у революционеров-народовольцев, злорадно подмечавших явные признаки разложения «правящей верхушки».

Среди прочих причин самоубийства видной пары были и такие, которые сильно портили репутацию великого королевского семейства Габсбургов. Так, говорилось о наследственной душевной болезни кронпринца и даже о более неприятном заболевании – сифилисе, которым он заразил свою возлюбленную. Была версия, что Мария – внебрачная дочь императора Франца-Иосифа, т. е. единокровная сестра своего любовника. Хотя никто всерьез не относился к подобного рода слухам, но говорили об этом все, с удовольствием смакуя мельчайшие подробности любовной трагедии.

Случилось же это событие в охотничьем замке Майерлинг. Именно здесь 30 января 1889 года наследник престола Габсбургов кронпринц Рудольф, 31 года от роду, и его 18-летняя возлюбленная Мария Вечера безо всяких на то причин (по крайней мере, очевидных) застрелились. Никто и не догадывался о возможности трагедии, поэтому лишь спустя некоторое время окоченевшие трупы любовников нашли в замке. Мария лежала на кушетке с распущенными волосами и розой в сложенных руках, Рудольф в полусидячей позе находился неподалеку, на полу был револьвер, который выпал из безвольно повисшей руки принца. Рядом с другой рукой стоял бокал с коньяком. Позже экспертиза показала, что никакого яда в коньяке не было. Любовники погибли от двойного выстрела из револьвера: у каждого пуля прошла сквозь один висок и вышла через второй.

Настоящие причины смерти не были выяснены, но в том, что это было самоубийство, почти никто не сомневался. Вероятно, сначала Рудольф убил свою возлюбленную и только после этого поднес револьвер к своему виску.

Рудольф был единственным сыном императора Франца-Иосифа и императрицы Элизабет. Императрица, более известная под милым и более кратким именем Сисси, славилась своей красотой и тем, что первой ввела для женщин гимнастические снаряды, которыми сама пользовалась регулярно. Впо следствии ее нововведение преобразовалось в женский фитнесс. Когда она узнала о трагедии, то была просто потрясена. «Великий Иегова страшен, когда Он приходит разрушительный, как буря», – сказала она тогда. И далее, что удел всех матерей – страдая, рожать детей для того, чтобы те, страдая, обрекали их на еще большие страдания.

Жизнь императрицы тоже оборвалась трагически. Элизабет на 61-м году жизни отправилась в путешествие по Европе, чтобы немного развеяться. Ее горе по поводу смерти сына еще не утихло, Элизабет по-прежнему не снимала траура. Путешествовала она безо всякой охраны, единственной ее спутницей была хофдама графиня Ирма Штараи. В 1898 году почтенные дамы появились в Женеве. Здесь-то и случилось несчастье.

На императрицу напал 25-летний итальянский анархист Луиджи, который долгое время вынашивал коварный план умерщвления «тиранши». До этого, как позже утановило следствие, этой отчаянный борец за справедливость пытался расправиться с принцем Анри Орлеанским, наследником французского трона. Но, к величайшему разочарованию Луиджи, принц Анри в назначенный день поехал другим маршрутом. Но более всего анархист мечтал заколоть итальянского короля Умберто, правда, денег на дорогу в Италию у него не было. И в этот момент ему повстречалась австрийская императрица. Страстное желание заколоть какого-нибудь тирана наконец осуществилось. Сама императрица вначале даже не поняла, что случилось, и после молниеносного нападения и удара в грудь вырвалась из рук преступника и попыталась бежать. Но, пройдя метров сто, она упала замертво. Врачи позже объясняли, что рана была очень маленькая, кровь поступала в околосердечную сумку по капельке, пока не заполнила ее целиком, потом остановилось сердце. Элизабет умерла почти без боли.

Итальянский анархист был приговорен к 11 годам тюремного заключения, хотя мечтал героем взойти на эшафот. Не выдержав томительной и однообразной жизни в тюремной камере, лишенный всякого героизма, Луиджи повесился. К печальной истории австро-венгерского королевского дома добавился еще один случай суицида, правда на этот раз лишь косвенно относящийся к родовитому семейству.

О трагедии двух влюбленных в Австрии не забыли и по сей день. В холле ресторана знаменитого венского отеля «Захер» можно увидеть меню обеда, который принц Рудольф заказывал за несколько дней до самоубийства, т. е. в конце января 1889 года. Сегодня это памятник эпохи и одна из главных достопримечательностей отеля.

Меню стоит того, чтобы на него обратить внимание. В длинном списке перечислены устрицы, черепаховый суп, омар a la аrmoricaine, голубая форель под венецианским соусом, жареные перепелки, петух в вине a la francaise, салат, компот, пюре из каштанов, мороженое, фирменный торт отеля «Захер», несколько видов сыра и фрукты. Кроме того, шабли, бордо «Мутон-Ротшильд», шампанское «Рёдерер» и херес «супериор». «Обед, воплощающий совершенство, и одновременно образец, на который должен равняться каждый», – написано в одном из путеводителей по Вене. Принц Рудольф оставался верен положенному ему по праву рождения стилю до конца, как в жизни, так и в смерти.

Любопытно, но в Вене, неподалеку от отеля «Захер», когда-то жил Зигмунд Фрейд. Именно здесь он впервые заявил, что влечение к смерти всегда стоит рядом с инстинктом жизни и продолжения рода. Быть может, подобные мысли и настроения навевает сам город? Недаром многие отмечают, что в Вене «все как-то особенно любят пожить и все как-то особенно влекутся к смерти…».

Владимир Маяковский вошел в историю как поэт поистине блестящий. Он – обладатель несомненно огромного поэтического таланта. Ни один поэт до него не решался настолько смело реформировать природу стихосложения. У многих сложился образ вечного бунтаря и романтика, который воспел революцию 1917 года. По официальной версии, Маяковский сначала чувствовал в вихре революционных перемен объективную необходимость и самоотверженно отдал новой власти все, что имел, а именно свой талант. Однако мало-помалу поэт втянулся в поток насилия, стал шестеренкой огромного и страшного механизма власти. Наконец, он попал в тиски цензуры, он не мог уйти от обступившей его со всех сторон непобедимой бюрократии. Маяковский разочаровался в идеалах революции. Его мучили совесть и запоздалое раскаяние. Совершенно отчаявшись и сожалея обо всем, что ему пришлось сделать и чем поступиться, он кончил жизнь самоубийством. Следовательно, еще один поэтический талант стал жертвой советского тоталитаризма. Так ли это? Это было бы слишком просто, чересчур хрестоматийно, тогда как все обстоит гораздо сложнее.

Никто не может сказать точно, каким было детство поэта. Во всяком случае бесспорно одно: именно в ту пору он приобрел массу комплексов, которые составили ядро его характера. Вопреки распространенной версии о его нежных отношениях с сестрами и матерью, на самом деле Маяковский общаться с ними не стремился и старался делать это как можно реже, а по свидетельству Лили Брик, даже деньги матери он посылал после долгих и настойчивых напоминаний. Маяковский был необычен, странен, причем не только внутренне, но и внешне. Этой своей необычностью он отталкивал от себя многих. Поэт мог бы стать объектом тщательного изучения для психоаналитика.

Это был человек высокого роста, с крупными чертами лица, как бы созданными для ваятеля. Его нижняя челюсть сильно выдавалась вперед, что производило впечатление непреклонности и жесткости. Его глаза то становились невероятно выразительными и красивыми, то в них появлялось устрашающее выражение.

Всем своим видом Маяковский напоминал переростка из часто снимающихся в последнее время фильмов ужасов. Казалось, подростку 13 лет насильно ввели экспериментальный гормон роста, в результате чего он быстро вырос, но только внешне, а не в эмоциональном и не в душевном плане. И вот он общается на равных со взрослыми, а сам невыносимо страдает от типичных комплексов, присущих подростковому возрасту.

Это критики создали гипертрофированный образ поэта-великана, «горлана-главаря» с его физической и духовной мощью. Тем не менее Маяковский не был ни сильным, ни даже элементарно физически здоровым. С молодых лет он часто болел, потерял практически все зубы; его нос постоянно выглядел распухшим от преследовавшего Маяковского навязчивого гриппа. Поэт постоянно был простужен, часто болел, лечился в Евпатории и Крыму, обладал мнительностью, как и все мужчины, но, может быть, даже и более. Во всяком случае температуру он мерил без конца. Однажды разбил три градусника подряд.

В стихах он был сильным: «С удовольствием справлюсь с двоими, а разозлить – и с тремя». Однако это были только слова, слова… Маяковский всегда рассчитывал исключительно на внешний, театральный эффект. Ведь даже курил он понарошку: никогда не затягивался глубоко и только пускал дым.

Все его детские страхи, все ужасы подросткового возраста перешли вместе с ним в его взрослую жизнь и даже выросли, раздулись до невероятных размеров. Первый из детских комплексов – страстное желание, чтобы пожалели. Никто не жалеет, никому нет дела до его душевной муки, до его непрерывных жалоб:

Это ранние стихи Маяковского, в которых заключена обида на весь окружающий мир. Этот мир существует отдельно, ему нет дела до талантливого мальчика-переростка. Его не любят, не понимают, не ценят. Мир не стремится раскрыться ему навстречу. А если это так, то горе этому миру. Он достоин только ненависти, презрения и мести. Слово поэта, человека искусства – и есть поступок, а ранние работы Маяковского дышат неутоленной до исступления жаждой обладания. При этом объект его желания может быть и вполне конкретным («Мария – дай!»), и абстрактным, но также аналогичным женскому образу, не желающему отдаваться и оттого отвратительному:

Нет, не отдается этот мир! Он не хочет Маяковского ни в принципе, ни конкретно. Первая реакция подростка на такое отношение к нему – разрушить все, уничтожить, оплевать, втоптать в грязь:

Только у подростка жалоба так стремительно может превратиться в насилие, а обида стать ненавистью. И Маяковский ненавидел, причем все, включая знаки препинания. Он говорил: «…у меня ненависть к точкам. К запятым тоже». В автобиографии он постоянно признается, что ненавидит то одного, то другого. Эта подростковая ненависть металась в нем как слон в посудной лавке. У нее не было выхода, и она давила все вокруг.

Но вот пришла революция, и дала свободу вечной ненависти Маяковского. Энергия огромной концентрации выплеснулась в одну сторону. Что касается идейной стороны вопроса, то поэт был совершенно далек от политики, марксизма и социальных проблем России. Слово «рабочий» ни разу не встречается в его ранних стихах. Однако он говорил с гордостью, что принял революцию сразу и безоговорочно. Перед ним не стояло проблемы – принимать или не принимать. «Моя революция!» Революция же была только поводом к тому, чтобы более свободно писать о насилии и крови:

Так детская обида поэта к власть имущим и не дающим делается постепенно патологией, и она с предельной силой выражается у переростка, наделенного ярчайшим талантом словесной формулировки. На дне же этой патологии таится крайняя неуверенность в себе. Именно об этом говорят строки: «Пусть земля кричит, в покое обабившись: „Ты зеленые весны идешь насиловать!“», именно об этом свидетельствует его постоянная страсть к цитированию любимого Игоря Северянина: «С тех пор, как все мужчины умерли…»

Об этом хорошо писал Лившиц: «Зачем с такой настойчивостью смаковать перспективу исчезновения всех мужчин на земле?.. Нет ли тут проявления того, что Фрейд назвал… сознанием собственной малозначительности?.. Я высказал свою догадку Володе – и попал прямо в цель». В 30 лет Маяковский объясняет, почему ему не удавалось любить. Причин тут множество: не было денег, сидел в тюрьме, однако и в этих объяснениях чувствуется страх и наивность подростка:

У взрослых свой отдельный мир. Им можно завидовать: они знают то, что тебе недоступно, они могут то, чего не можешь ты, хотя и изнемогаешь от желания («Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…»). И как при этом чувствовать себя выше всех окружающих? Только опуская их в грязь, в мерзость. Пусть взрослым людям любовь доступна, однако все это – та же пакость и грязь.

К. Зелинский вспоминает: «Маяковский обладал свойствами многих людей. Кто он? Человек с падающей челюстью, роняющий насмешливые и презрительные слова? Кто он? Самоуверенный босс, безапелляционно отвешивающий суждения, отвечающий иронически, а то и просто грубо?.. Разным бывал Маяковский… Самое сильное впечатление производило его превращение из громкоголосого битюга, оратора-демагога… в ранимейшего и утонченнейшего человека… Таким чаще всего его знали женщины, которых он пугал своим напором».

А что же женщины? Главной женщиной в жизни поэта была Лиля Юрьевна Брик. Ей посвящена поэма «Про это», где в качестве иллюстраций даются изображения Лили в разных видах, в том числе и в пижаме, что по нынешним временам равноценно фотографии на обложке «Плейбоя». Казалось, Маяковский хочет закрепить свои отношения с этой женщиной чем-то более прочным, нежели бесчисленные посвященные ей стихи.

Однако возлюбленная, о которой, по мнению поэта, он имеет полное право говорить во весь голос, несвободна. У нее есть муж, и отношения Маяковского с этой семьей запутанны и двусмысленны.

Николай Асеев свидетельствует: «Он выбрал себе семью, в которую, как кукушка, залетел сам, однако же не вытесняя и не обездоливая ее обитателей. Наоборот, это чужое, казалось бы, гнездо он охранял и устраивал, как свое собственное устраивал бы, будь он семейственником. Гнездом этим была семья Брик, с которыми он сдружился и прожил всю свою творческую биографию». Поистине странные взаимоотношения, которые трудно понять обычному человеку. Поэт говорил, что сильно любит обоих, однако в своей предсмертной записке писал: «Моя семья – Лиля Брик» (а не Лиля и Ося Брики).

Маяковский, думается, нуждался в обоих Бриках, но если Лилю он нежно и страстно любил, то Ося был его покровителем, истиной в последней инстанции. Маяковский даже знаки препинания в стихах не мог расставить без Оси. Первым читателем каждого творения поэта был Брик, которому Маяковский неизменно говорил: «Ося, расставь запятатки» (сам поэт ни одного знака препинания в своих рукописях не ставил). Можно сказать, что без Осипа Брика не существовало бы и того Маяковского, каким его многие знают. Осе принадлежали идеи и замыслы, он ставил знаки препинания, подбирал материалы для поэм, занимался редактурой, следил за сдачей произведения в печать… Может быть, Брик не умел писать, зато Маяковский не умел читать, поэтому поэт не мог существовать без мужа своей возлюбленной Лили, он вовсю пользовался эрудицией Осипа.

Итак, Брики были для Маяковского семьей со всеми соответствующими характеристиками обычной семьи: с любовью, ненавистью, ревностью, ссорами, примирениями, дружбой… Вероника Полонская вспоминала: «Я никак не могла понять семейной ситуации Бриков и Маяковского. Они жили вместе такой дружной семьей, и мне было неясно, кто же из них является мужем Лили Брик. Вначале, бывая у Бриков, я из-за этого чувствовала себя очень неловко». А вот запись из дневника Лили Юрьевны: «Физически О. М. не был моим мужем с 1916 г., а В. В. – с 1925 г.».

В 1923 году произошла серьезная семейная ссора в этом тройственном союзе, о которой Лиля Брик писала следующее: «Личные мотивы, без деталей, коротко, были такие: жилось хорошо, привыкли друг к другу, к тому, что обуты, одеты, живем в тепле, едим вкусно и вовремя, пьем много чая с вареньем. Установился „старенький, старенький бытик“. Вдруг мы испугались этого и решили насильственно разбить „позорное благоразумие“. Маяковский приговорил себя к 2 месяцам одиночного заключения… В эти два месяца он решил проверить себя». Володю отправили жить на Лубянку и, кажется, зажили еще веселее без его вечно угрюмого вида и надоевших всем выходок с угрозами самоубийства. Вместо чая с вареньем стали пить шампанское и активно принимать гостей.

В дни своей «ссылки» Маяковский входил в подъезд Бриков, однако не заходил в квартиру, а, по свидетельству Риты Райт, стоял на лестнице и слушал, сгорая от ревности, а потом писал стихи:

Он вернулся в их семью ровно через два месяца, день в день. Не мог не вернуться.

У него ничего не получалось. Он хотел всеобщей любви, а не нравился даже женщинам, хотя на этом поприще куда менее приметные его друзья явно преуспевали. Ведь любят же других миллионы, причем сразу, с первого взгляда, наповал! Так нет же. Женщины с ним скучали и отдаваться не спешили.

Ни одна женщина в жизни Маяковского не принадлежала ему совершенно: ни Лиля Брик, ни Татьяна Яковлева, ни Вероника Полонская. Сознание поэта просто раскалывалось от одной мысли об этом.

В 1924 году Маяковский дерзнул на попытку побега от Лили. Он объявил: «Любви пришел каюк». Для Лили это был удар. До сих пор она была первой, единственной женщиной. Ей были абсолютно безразличны Володины любовные похождения, однако, по мнению Лили, никому, кроме нее, он не имел права посвящать свои стихи. А он публично прочитал стихи, посвященные Татьяне Яковлевой, и это было воспринято как серьезная измена. Эту женщину он, несомненно, потерял…

А тут еще в 30 лет Маяковского стала преследовать не отвязная мысль о надвигающейся старости. Он безумно боялся старения и смерти, и это тоже походило на патологию. Он непрерывно заботился о собственном здоровье, он был брезглив до безумия – боялся заразиться. Он проповедовал в своих стихах атеизм, но это не приносило ему успокоения. Дело в том, что и верующий человек, и атеист одинаково спокойны в своем отношении к смерти. Верующий знает, что жизнь – это только миг, временное страдание, за которым последует переход в иную, лучшую жизнь. Атеист же воспринимает жизнь как высокую трагедию. Путем выстраданных заключений он пришел к выводу, что Бога не существует, и считал, что раз уж он принимает участие в этом высоком жанре – трагедии, то за эстетику придет время и расплатиться. Каждый боится смерти, но способен воспринять ее спокойно и без протеста.

Другое дело – воинствующий атеист, такой, как Маяков ский. Он теряет почву под ногами, в нем нет спокойствия, а потому нет и достоинства. Такому человеку остается только беспорядочно метаться, бесполезно грозить и при всем этом выглядеть суетливым и мелким. Небу нет до него никакого дела, и пусть он кричит:

Это уже звучит не как атеизм, не как отрицание Бога, а как детская обида на него:

«Пустите!» – так кричит подросток, и каждый родитель знает, что на самом деле эти слова значат: «Держите меня! Держите крепче!». Но он уже не маленький, и его никто не держит.

И вот финал – самоубийство, безумное и непонятное уже потому, что на него решился человек, больше всего опасавшийся смерти. Суицид всегда является актом неожиданным, но самоубийство Маяковского буквально застигло врасплох всех, кто знал его. Причин для такого поступка было много: это разрыв с Бриками, весть о замужестве Яковлевой, ужасный провал пьесы «Баня» и сокрушительное поражение на послед ней выставке. В конце концов, грипп… В результате появилась официальная версия о разочаровании поэта, который всеми силами поддерживал существующий строй и вдруг прозрел: увидел, что нет свободы слова, что не соблюдаются права человека и что он сам в какой-то мере виноват в произошедшем, хотя бы потому, что поддерживал эту власть. Оттого поэт и совершил самосуд над собой.

Тем не менее вряд ли данную точку зрения можно считать истинной. Маяковский был искренен в выражении своих чувств, он являлся порождением этой власти. Ему не приходилось ломать себя. Его взгляды нисколько не изменялись под влиянием поездок на Запад. Он открыто заявлял на одном из публичных собраний 1930 года: «То, что мне велят, это правильно. Но я хочу так, чтобы мне велели». Неужели пересмотр жизненных позиций поэта мог совершиться в какие-нибудь два дня? В это поверить невозможно.

Маяковский решает вопрос о поездке с писательской группой в район сплошной коллективизации и вдруг на следующий день пишет предсмертное письмо (сохранена пунктуация автора): «ВСЕМ! В том, что умираю, не вините никого и пожалуйста не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля – люби меня. Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.

Счастливо оставаться. Владимир Маяковский. 12. IV. 30 г.

Товарищи вапповцы – не считайте меня малодушным. Сериозно – ничего не поделаешь. Привет. Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться. В. М. В столе у меня 2000 руб. – внесите налог. Остальные получите с ГИЗа. В. М.».

Записка страшна своей незначительностью, поскольку, когда человек расстается с жизнью, он должен, он не может не проявить свою внутреннюю суть, а Маяковский продолжает говорить что-то о склоках (доругаться с Ермиловым). Но ведь он сказал: «умираю» и умер на самом деле.

Лавинская пишет: «В том году великий поэт был окружен врагами, которые давили, сжимали в психологические тиски, и самоубийство 14 апреля – это убийство».

Думается, что враги не могли пугать Маяковского. Он привык с кем-то ругаться всю жизнь, вражда являлась способом его существования. Конечно, весной 1930 года количество врагов у Маяковского увеличилось. Он захотел устроить свою персональную выставку, хотя друзья-рефовцы мечтали о коллективной. На открытие не явился никто, за исключением Осипа Брика и Бориса Шкловского. «От меня людей отрывают с мясом», – мрачно обронил Маяковский. Не осталось никого, а бывший друг Кирсанов опубликовал в газете статью с обращением к Маяковскому: «Пемзой грызть, бензином кисть облить, чтобы все его рукопожатия с ладони соскоблить!».

Однако не это было самым страшным. Недоверие власти оказалось гораздо тяжелее. Маяковский был своим, признанным. Конечно, его ругали время от времени, но на это он внимания не обращал. Однако запрет на выезд в Париж, где он рассчитывал увидеться с Татьяной Яковлевой, стал серьезной проблемой. Раньше Маяковский выезжал свободно. Он бывал за границей девять раз и привык заранее планировать свои встречи. И вот первый отказ. Почва начала уходить из-под ног поэта пролетарских масс.

Маяковский пытался поставить в театре пьесу – и снова провал. Пьеса действительно слабая, но газетные фразы типа «Исписался!» Маяковский воспринимал крайне болезненно. Он пытался оправдываться, все больше утрачивая уверенность в себе. Последним страшным ударом по его самолюбию стало выступление в Плехановском институте. Поэт пришел на выступление усталый и больной. Он плохо понимал, что происходит в зале. А в зале собралось новое студенчество пролетарского происхождения, решившее весело провести время. Они и вправду повеселились.

Маяковский считал, что он единственный из всех поэтов понятен широким массам. Оказалось – нет. А тут он читает отрывок из своих стихов, спрашивает: «Понятно?». Ему в ответ, явно издеваясь, говорят: «Не-а, не понятно!». Он снова читает под гогот аудитории. «Ну хоть кому-то из вас мои стихи понятны?» – выбиваясь из сил, выкрикивает поэт, преодолевая спазмы в горле. Из жалости к нему некоторые поднимают руки. Совсем ошалев от гвалта безумной толпы, Маяковский бежал, даже забыв свою трость.

Он не нужен «товарищу правительству», он не нужен народу, он не нужен женщинам.

Весной 1929 года дальновидный Ося Брик познакомил Маяковского с Вероникой Полонской. Она была молода и прелестна, да к тому же очень непосредственна и искренна. Брик знал, что Маяковский не сможет не влюбиться в нее. И он влюбился, хотя в то же самое время продолжал роман в письмах с Татьяной Яковлевой. Он бывал у Полонской, а возвращаясь домой, писал Яковлевой: «По тебе регулярно тоскую, а в последние дни даже не регулярно, а чаще». Он планировал на осень поездку в Париж к Яковлевой, а Полонскую нежно называл своей «невесточкой». До Яковлевой, естественно, доходили какие-то смутные слухи о том, что ее воздыхатель небезупречен. Когда Маяковскому запретили выезд в Париж, Яковлева восприняла это как очередное доказательство его неверности.

В январе 1930 года Маяковский узнал: Яковлева вышла замуж. Он немедленно потребовал от Полонской узаконить их связь. Да вот беда: Вероника Полонская, как и все другие женщины поэта, тоже несвободна – у нее есть муж, актер Яншин. Яншина Полонская уважала и не торопилась признаваться в связи с Маяковским, что, конечно же, понятно.

Поэт, снова чувствуя вечное проклятие необладания, требовал от Полонской немедленного азвода с Яншиным, чтобы она оставила сцену, устраивал скандалы, клялся в любви, угрожал. Бесполезно. Полонская ни за что не соглашалась оставить театр.

В начале апреля Маяковский заболел гриппом. Ему стало казаться, что мир изменился и везде он находит лишь издевательства и насмешки. Каждый взгляд и любое слово представлялись ему враждебными и унизительными. Самое страшное: он чувствовал себя просто смешным, и это конец, это катастрофа.

Маяковский устраивал бесконечные сцены Полонской. Та в ужасе просила его показаться врачу, а лучше расстаться на какое-то время. Эти слова только подлили масла в огонь его безумия. Поэт дошел до своей последней черты.

Лиля Брик вспоминала: «Мысль о самоубийстве была хронической болезнью Маяковского, и, как каждая хроническая болезнь, она обострялась при неблагоприятных условиях… Всегдашние разговоры о самоубийстве! Это был террор». Он любил неожиданно и весело, как бы между прочим, говорить в компаниях: «К сорока застрелюсь!».

Говорят, что в молодости Маяковский пытался стреляться и тогда его револьвер дал осечку. Любопытно, что, собираясь стреляться 14 апреля 1930 года, он вложил в обойму всего один патрон. Вероятно, надеялся, что не дадут уйти, удержат, может быть, повезет и удастся выжить. Так часто рассуждают и многие подростки.

Еще утром, когда к нему пришла Полонская, Маяковский вряд ли всерьез задумывался о самоубийстве, хотя прощальное письмо было уже написано. Однако поэт был серьезно болен, и требовался только небольшой толчок для последнего шага. Маяковский потребовал от Полонской не ехать на репетицию, остаться с ним, в этой комнате, навсегда. Но Полонская решительно отказалась, отложив разговор до вечера. Едва она прикрыла за собой дверь, как раздался выстрел. Полонская бросилась назад и увидела: Маяковский лежит на полу, он еще жив и даже пытается поднять голову. Через несколько минут на место происшествия приехали чекисты, комнату опечатали. На следующий день бывшего великого пролетарского поэта похоронили. Демьян Бедный в ответ на это событие написал в газете: «Чего ему не хватало?».

Лиля Брик – личность примечательная в истории русской литературы. Ведь именно эта женщина вдохновляла на творчество поэта-новатора Владимира Маяков ского и таким образом прославила свое имя.

Лиля Брик родилась в московской семье юрисконсульта и преподавателя музыки. Своим именем девочка обязана увлечению отца творчеством Гёте, возлюбленной которого была Лили Шенеман. Вторая дочь также получила имя одной из героинь прославленного писателя – Эльзы. Родители дали девочкам великолепное образование. Сестры превосходно говорили по-французски и по-немецки, увлекались игрой на рояле. Лиля, в отличие от сестры, была самостоятельным ребенком и всегда могла постоять за себя. Да и внешность хулиганки была под стать ее характеру. Все, кто хотя бы раз видел Лилю, не оставались равнодушными к ее огромным карим глазам и огненно-рыжим волосам.

Знакомство Лили с Осипом Бриком состоялось еще в гимназии. Во второй раз они встретились в фойе художественного театра, и оба поняли, что их свела сама судьба. Родители Осипа решительно отказывали ему в согласии на женитьбу, поскольку считали Лилю недостойной их сына, воспитанного в глубоко нравственной семье. Тем не менее свадьба все равно состоялась в 1912 году.

В салон, который Лиля открыла сразу после замужества, Владимира Маяковского привела Эльза. Хозяйка салона с первой минуты покорила поэта, и он был включен в обширнейший список ее воздыхателей. О начале романа Лиля Юрьевна позже вспоминала: «Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года у меня не было спокойной минуты – буквально. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Когда мы познакомились, он бросился бешено за мной ухаживать, вокруг ходили мрачные мои поклонники. Я помню, он сказал: „Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют…“».

Маяковский, боявшийся упустить даже мгновение, не подаренное ему Лилей, поселился в ее доме. Официально разведенные супруги продолжали жить вместе и, когда Маяковский оказался в их доме, поползли слухи о любовном треугольнике.

Личность Лили Брик представляет собой загадку, которую до сих пор невозможно разгадать. В начале XX века имя Лили Брик упоминалось в обществе чаще, чем какой-либо другой женщины. Лозунгом ее жизни было «Либо все, либо ничего». Она без труда заводила романы с мужчинами, причем ее даже не останавливало, если они были женаты. По этому поводу она часто говорила: «Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему все, что не разрешают дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».

Самым интересным является то, что, обольщая чужого мужа, она хотела стать другом его жены. Сам Маяковский как-то на этот счет заметил: «Ты не женщина, ты – исключение». До сих пор многие историки обвиняют Лилю Брик в смерти поэта. Она же как-то заметила: «Конечно, Володе следовало бы жениться на Аннушке, подобно тому как вся Россия хотела, чтобы Пушкин женился на Арине Родионовне».

Естественно, что у Маяковского были женщины помимо Лили Брик, но он настолько трепетно относился к своей музе, что заставлял остальных любовниц дружить с ней. Он любил дарить ей подарки, которые та с удовольствием принимала. Самым изысканным подарком стало кольцо, на внутренней поверхности которого были выгравированы ее инициалы. Если читать по кругу, то получалось слово «люблю».

Маяковский не хотел делить ни с кем свою любимую женщину, но «инцидент был исчерпан», поэтому Владимир решил уйти навсегда. За несколько лет до этого он уже испытывал судьбу, но тогда револьвер дал осечку. Теперь же орудие самоубийства сработало безотказно, и Володя «рассчитался с жизнью», как заметил он в предсмертном письме. После самоубийства Маяков ского Лиля Брик писала сестре: «Любимый мой Элик! Я знаю совершенно точно, как это случилось, но для того, чтобы понять это, надо было знать Володю так, как знала его я. Если бы я или Ося были в Москве, Володя был бы жив».

Смерть Маяковского до глубины души потрясла Лилю, но не в ее характере было сидеть и целыми днями оплакивать потерянную любовь, она продолжала жить и, что самое главное, любить. После гибели поэта Лиля два раза выходила замуж. В первый раз за Виталия Примакова, блестящего и талантливого офицера, расстрелянного в 1937 году, во второй раз за литератора Василия Катаняна, с которым она прожила 40 лет.

Лиля Брик даже в последние годы являлась олицетворением жизнелюбия, элегантности и красоты. При этом манера ее общения сохранилась как у той девчонки, которая пошла наперекор родителям и отрезала свои прекрасные волосы перед поступлением в гимназию. Тем не менее было в облике этой женщины и такое, что заставляло держаться на расстоянии. С юности Лиля осознавала, что она избранная, и это придавало ей уверенности.

В число горячих почитателей Лили попал и известный модельер Ив Сен-Лоран, с которым она познакомилась в 1975 году в Париже. Он создал для нее много изысканных платьев, одно из которых, подаренное на 80-летие Лили, заняло место в музее. «О какой моде может идти речь в мои годы?» – недоумевала Лиля, когда примеряла очередной коллекционный шедевр. Но, по мнению Сен-Лорана, существовали женщины вне моды и вне времени, к этой категории принадлежала и Лиля Брик. После ее смерти он вспоминал: «С Лилей Брик я мог откровенно разговаривать обо всем – о любовных делах, о порядочности, о живописи, даже о политике… О моде, конечно, тоже».

Что заставило эту блистательную женщину покончить с собой? После ее смерти стали известны интересные факты ее гибели. По мнению Юрия Карабчиевского, Лиля Брик ушла из жизни из-за… несчастной любви. В возрасте 86 лет к Лили Брик пришла самая большая любовь в ее жизни. Это был талантливый кинорежиссер Сергей Параджанов. Назакате жизни Лиля с головой окунулась в водоворот испепеляющей страсти. Однако он в то время не мог откликнуться на этот призыв души, так как для него началась череда арестов и следственных процессов. Благодаря хлопотам Лили Брик через 4 года его выпустили. Лиля Юрьевна долго ждала этого, и поэтому приготовилась к встрече своего возлюбленного. Она заказала 7 шикарных платьев, но возможности их продемонстрировать, увы, у нее так и не появилось.

Сергей приехал всего на несколько дней, только чтобы повидаться и попрощаться – навсегда. Он слал ей из родного города письма с просьбой его простить, для нее же жизнь уже потеряла смысл. К душевному кризису добавился и роковой перелом шейки бедра, смертельный в таком возрасте. Потеряв надежду снова вернуться к полноценной жизни, Лиля Брик приняла огромную дозу снотворного, все, что было у нее дома. Некоторым может показаться, что несчастная любовь здесь вовсе и не причем, но, если только представить, что в течение всей жизни вы безраздельно владели сердцами мужчин и в какой-то мере считали себя их повелительницей, то можно понять, что чувствовала Лиля Брик после разрыва с Сергеем Параджановым.

Французы считают самой замечательной актрисой ХХ века Роми Шнайдер. По результатам всех опросов, проводимых во Франции, она опережает даже таких знаменитостей, как Мерилин Монро и Элизабет Тейлор, Катрин Денёв и Брижит Бардо. В чем же секрет ее популярности? Бесспорно, это и ее красота, и обаяние, и одаренность, и ее блестящая карьера в кино, и трагическая жизнь. Как это ни печально, но именно трагедия возносит человека в глазах общественности на высоты, недосягаемые для тех, чья жизнь и смерть не были отмечены чем-либо исключительным.

Роми Шнайдер умерла в 1982 году в возрасте 44 лет. Ее последние годы жизни были на редкость драматичными. Еще при жизни многие критики пытались разгадать загадку этой актрисы. Но она все равно оставалась «черной жемчужиной Тихого океана», хотя некоторые и полагали, что знают о ней достаточно много. Роми Шнайдер стала для французов олицетворением и счастливой, и трагической судьбы одновременно, символом уходящего века. Неудивительно, что ее смерть вызвала всеобщее потрясение и породила многочисленные слухи и гипотезы, среди которых на первом месте была версия о самоубийстве. Никто не верил официальному заявлению, что актриса скончалась от сердечной недостаточности…

Родилась Роми Шнайдер 23 сентября 1938 года в семье актеров Магды Шнайдер и Вольфа Альбах-Ретти, в Вене. Ее настоящее имя – Розмари Альбах-Ретти. Впервые она снялась совсем юной (15 лет) в фильме, в котором играла ее мать. Это была замечательная картина с романтическим названием «Когда вновь расцветает белая сирень».

После ее пригласил на съемки фильма режиссер Эрнст Маришки в качестве главной героини по имени Сисси. Последовала целая череда серий этого фильма, и прозвище Сисси накрепко пристало к Роми Шнайдер. Многие ее воспринимали именно по этой роли.

Героиня Роми, Сисси – супруга австрийского императора Франца-Иосифа, императрица Элизабет, чья жизнь окончилась трагически. Для австрийцев прелестная Роми, сыгравшая их любимую императрицу, и по сей день остается легендой. Это был трехсерийный художественный фильм о семейной и личной драме императрицы. Юная Роми Шнайдер, которой в то время было всего-то 18 лет, играла великолепно. После выхода фильма на экраны она мгновенно стала общепризнанной кинозвездой. Путь к европейской славе оказался настолько стремительным, что Роми не могла воспринимать его всерьез, и, к сожалению, этот путь оказался слишком коротким.

По поводу фильма в прессе писали: «Замысел режиссера не простирался дальше желания порадовать публику романтиче скими перипетиями влюбленной пары, роскошной съемкой королевских апартаментов и альпийских лугов. Тут было все, что обычно нравится зрителю: милые недоразумения, счастливые случайности, нестрашные козни отдельных отрицательных персонажей, торжественный бал, на котором царила, ослепляя юностью, очарованием, невиданной красотой туалетов, простая девушка, на которой женился король».

Австрийцы называли Роми Шнайдер австрийской Марлен Дитрих, ее имя и фотопортреты обошли все газеты и журналы. С первых же кадров картины она покорила зрителей каким-то невероятным обаянием и загадочностью.

Казалось, что весь ее жизненный путь будет усыпан розами. Неслучайно же и настоящее ее имя – Розмари – в переводе означает «роза». Она действительно родилась счастливицей, ведь ей не пришлось добиваться славы, – слава сама «явилась к симпатичной немецкой девочке, взяла за руку и повела на съемочную площадку».

Перед премьерой первой серии фильма «Сисси» в городах Австрии и Германии все стены были оклеены плакатами: «Завтра вам предстоит влюбиться в Роми Шнайдер». И это заявление было небезосновательным. После показа фильма для жителей Германии и Австрии юная Роми превратилась в кумира, фильм-трилогия стал национальным достоянием этих двух стран.

Как ни странно, одна из красивейших актрис экрана вовсе не считала себя таковой. Да, на экране она выглядела бесподобно: в любом ракурсе и при любом освещении Роми оставалась красавицей. Но сама она в жизни убивалась по поводу своих чересчур пухлых щечек и маленьких глаз. Но для зрителя ее небольшие глаза были лучиками света, они словно что-то скрывали и в то же время манили, приковывали к себе, завораживали… В жизни коренастая фигура актрисы, по поводу которой она тоже немало горевала, на экране становилась как по волшебству стройной и изящной, даже утонченной. Конечно, можно было бы сказать, что в этом заслуга операторов или гримеров, но никакие ухищрения съемочной группы не смогли бы придать даже самой симпатичной актрисе того шарма, каким обладала Роми. Она буквально излучала обаяние и женственность, силу и слабость одновременно. Именно это и сделало ее мечтой многих мужчин. Не «деланная», не отрепетированная, а та, которая была ее вторым Я – вот что так притягивало людей. Второе Я Роми составляло ее загадку, которую многие пытались разгадать. И это чудо было заметно уже в первом фильме.

Обрушившаяся на нее так внезапно слава словно бы вовлекла очаровательную актрису в своеобразную игру. Все полагали, что она просто призвана играть лишь императриц и высокопоставленных особ в романтических фильмах, мелодрамах и т. п. Ее не просто видели в таком образе, но любовно называли Сисси, как ласково именовали домашние императрицу Элизабет.

Конечно, Роми Шнайдер совсем не желала мириться с этим киноштампом. Роль императрицы Элизабет превратилась для актрисы в кошмар, к тому же публика требовала продолжения и новых серий. Продюсеры, конечно же, не хотели отказываться от больших гонораров, которые приносил им фильм о Сисси. Мать Роми, достаточно популярная в Германии актриса Магда Шнайдер, также требовала от дочери возвращения в «императорскую сказку». Роми говорила по этому поводу: «Нет ничего опаснее для актера, чем дать поставить на свой лоб штамп. Мой штамп называется „Сисси“».

Она уже начала сниматься в других картинах и от работы над четвертой серией о Элизабет наотрез отказалась. Продюсеры и режиссер уговаривали ее как только возможно, предлагали гонорар в миллион марок, но Роми твердила «нет». Был страшный скандал в семье, но…

Она долгие годы боролась с общественным мнением и с предвзятым отношением режиссеров к ее способности играть нечто большее, чем просто роли романтических героинь. В итоге ей все-таки удалось не только сломить мнение общественности, но и создать действительно незабываемые по силе и внутренней красоте образы.

В 1958 году она сыграла роль в фильме «Кристина» французского режиссера Пьера Гаспар-Юи. Роми и не предполагала, что поездка в Париж будет не просто важным шагом в карьере, но и во многом изменит ее личную жизнь. Здесь она встретила свою первую любовь, самую сильную и страстную, которая повлияла на всю последующую судьбу. На съемках одного из фильмов она познакомилась с Аленом Делоном, тогда еще только восходящей звездой французского кино. Поле тяжелого разрыва с ним, в середине 1960-х годов, Роми Шнайдер отчаянно металась, пытаясь найти забвение в отношениях с другими мужчинами. Она несколько раз выходила замуж, рожала детей, но забыть Делона ей вряд ли удалось. Когда погиб ее сын, первенец, рядом с ней оказался именно Делон. А потом… потом умерла она, и в последний путь ее провожал опять он – ее первая и самая сильная любовь.

После ее кончины Ален Делон, давая интервью для журнала «Пари матч», вспоминал эту прекрасную любовь, но ведь в разрыве был повинен только он сам. Делон испугался, что будет всю жизнь находиться в тени славы гениальной жены. Он опасался, что его будут называть только мужем Роми Шнайдер. И Делон сбежал от нее, искалечив ей всю жизнь. Роми в последние годы жизни осталась совсем одна. Никем не понятая, она начала принимать наркотические средства, которые сильно подорвали ее здоровье. В момент глубочайшей депрессии рядом с ней не оказалось никого, и она ушла из жизни.

Как отмечали в прессе, Шнайдер была не просто очаровательной женщиной, но и бесконечно гениальной и талантливой актрисой. Все те фильмы, в которых ей довелось в полной мере отобразить глубину своего дарования, были «своеобразным откликом на ее личную жизнь». Это и пронзительно сыгранная роль в «Бассейне», где она играла с Делоном, и в фильме «Поезд», где ее партнером был Трентиньян, затем «Старое ружье», снятый в паре с Филлипом Нуаре. Даже небольшие роли удавались ей на славу, как, например, в фильме Клода Миллера «Под предварительным следствием». Довольно автобиографической была картина А. Жулавского «Главное – любить». За роль в этом фильме Роми Шнайдер получила премию «Сезар». И наконец, лента Ж. Руффио «Прохожая из Сан-Суси» оказалась неудачной работой Роми. Здесь уже было заметно, что актриса, регулярно употреблявшая транквилизаторы, находилась далеко не в самой лучшей форме, к большому сожалению ее поклонников, которые, впрочем, готовы были простить своей любимице все.

С Аленом Делоном Роми встретилась на съемках «Кристины», затем она несколько лет прожила с ним в Париже. Здесь Делон познакомил актрису с замечательным итальянским режиссером Лукино Висконти, который в дальнейшем сделал многое для ее профессионального роста.

Самыми успешными для Роми были 1970-е годы, когда один за другим выходили фильмы с ее участием. За это время Роми несколько раз получала высшую награду французского кино – статуэтку «Цезарь». Одно только ее участие в картинах «Простая история», «Групповой портрет с дамой» сделало эти фильмы аншлаговыми.

Успехи в кино сопровождались, увы, трагедиями в личной жизни. Сначала разрыв с Делоном, потом – годы потрясений, от которых она попыталась спастись в Голливуде. Затем возвращение в Европу, где как будто наступил просвет в личной жизни актрисы. Она вышла замуж за германского актера Харри Мейена. Но он страдал алкоголизмом и в 1979 году, не сумев справиться с депрессией, покончил жизнь самоубийством. Роми была не просто подавлена, – раздавлена. Снова начались тяжелые времена, но ее воодушевляло присутствие сына – Давида-Кристофера (сына от Харри). Как раз в этот период Роми и начала злоупотреблять разного рода лекарственными препаратами. В результате она попала на операционный стол: в мае 1981 года ей удалили одну почку. А потом, в июле этого же года, погиб сын.

В своем дневнике Роми писала: «Я устала. Моя жизнь – ад, он всегда у меня перед глазами». В последнем фильме, где она снималась, «Прохожая из Сан-Суси» (1982), героиней была смертельно больная молодая женщина, что как раз подходило по содержанию состоянию самой актрисы. Роль была сыграна блестяще и достоверно, ведь Роми играла словно бы саму себя.

23 сентября все того же страшного года она ушла из жизни. Как писали в прессе: «Перестало биться сердце Роми Шнайдер – одной из гениальных актрис Европы». Брижит Бардо сказала, что ее убила жизнь. В австрийском журнале «Профиль» замечали: «Роми Шнайдер никогда не скрывала, что готова жить против всех правил. Но жизнь ее подвела…».

Но вернемся к истокам, вернее, к самым счастливым годам жизни Роми, когда она уехала во Францию. Фильм «Флирт» с ее участием оскорбленные отъездом актрисы за границу немцы не признали. И вовсе не потому, что он был плох, просто поползли слухи, которыми так знамениты съемочные площадки. Немцы узнали, что их любимица, их национальная гордость, крошка Роми самым глупым образом закрутила роман со своим партнером по фильму. Тогда это был никому не известный французский актер Ален Делон.

Отношения между Роми и Делоном складывались сначала не так уж и романтично. Режиссер, снимавший «Флирт», совершенно измучился и надеялся поскорее закончить картину. Работа на съемочной площадке походила на ад: главные герои постоянно ссорились, спорили… Словом, ни о какой любви и речи быть не могло. Любовные сцены фильма давались с невероятным трудом. Позже Роми вспоминала: «С первого дня мы находились в состоянии войны и так цапались друг с другом, что от нас летели пух и перья».

Для молодого Делона роль в фильме «Флирт» была первой пробой, а Роми к тому времени уже совершенно вжилась в образ звезды. Нескладный дебютант, на ее взгляд, был полной бездарностью. Несомненно, что такое пренебрежение сильно задевало Делона. Тогда он называл ее, «невесту Европы», весьма непочтительно – «надутой гусыней». Но неожиданно для всех после окончания работы над фильмом между двумя актерами вспыхнула самая настоящая любовь. Безумная, с ночными звонками, волнениями, неожиданными решениями, изменением планов и пр. Роми была готова на все. Слова Алена: «Приезжай в Париж. Будем жить вместе», – совершенно изменили ее жизнь.

Австрийские и германские зрители бурно переживали по поводу непонятной любви Роми. Они никак не могли ей простить измены. Отъезд актрисы в Париж вызвал буквально шквал негодования. Первые полосы газет пестрили заголовками: «Предательница» и все в таком духе. Похвалы сменились презрительным: «Жаль, что она стала продажной девкой». Увы, Роми тогда не осознавала, что, покидая родину, теряет многое. Она плохо говорила по-французски и едва ли могла играть во французских фильмах с тем же блеском, как в Австрии или Германии. Ее мать говорила, что она сошла с ума, но, как известно, чтобы влюбиться, надо действительно оторваться от суеты. А Роми влюбилась. Ей было 22 года, и мать не понимала, почему и ради чего дочь отказывается от славы, бешеных гонораров и вообще от будущего. По мнению Магды Шнайдер, смазливый мальчишка в потертых джинсах и рубашке нараспашку того не стоил. Возможно, она была права, но только человек с холодным сердцем может отказаться от любви, тем более от такой, которая пришла к Роми. И весной 1959 года влюбленные обручились.

Роми и Ален поселились в небольшом скромном отеле, где не было никаких удобств, но из окон открывался изумительный вид на Сену. Они были счастливы. Днем парочка каталась по Парижу на стареньком «Рено», но им казалось, что «за их плечами крылья».

Роми забыла о себе, о своей карьере. Теперь актриса № 1 Германии стала безмолвной тенью Делона. Она повсюду сопровождала его, в качестве невесты ездила с ним на все съемки. Впервые в жизни Роми не играла перед камерой, а неподалеку от съемочной площадки терпеливо дожидалась Делона. И никому до нее не было дела. Правда, немецкие режиссеры все еще звонили ей иногда, ведь Роми по-прежнему оставалась самой кассовой актрисой на родине. Делон безжалостно смеялся над подобными звонками и приглашениями сыграть в очередном немецком фильме. По его мнению, немецкое кино вообще являлось самым бездарным.

Конечно, Роми переживала, ведь она была такой деятельной и энергичной, импульсивной и эмоциональной. Она хотела играть, работать, но Делон с чисто мужским эгоизмом полагал, что ей достаточно его большой любви.

Как-то раз во время съемок фильма «На ярком солнце» режиссер Рене Клеман заметил сидящую как всегда в стороне симпатичную молодую женщину. Он поинтересовался, кто это, и был поражен, узнав, что перед ним та самая знаменитая Сисси. Возможно, желая доставить ей хоть немного радости, он дал Роми небольшую роль. Актриса, привыкшая блистать на экране с 15 лет, исполнявшая совсем недавно с неизменным талантом лишь главные роли, была оскорблена до глубины души. Но ей пришлось подавить эти неприятные чувства, ведь рядом находился ее любимый, ради которого она была готова играть даже такие незначительные роли, лишь бы не подавлять его своей значимостью, которой так боялся Делон.

Алена Делона пригласили сниматься в фильме «Рокко и его братья» у Лукино Висконти. Вместе они поехали в Италию. Этот фильм принес Делону всемирную славу, а Роми по-прежнему оставалась в тени. Но Висконти быстро понял, что мучает невесту Делона. Он, конечно, заметил ее талант и заставил ее учить французский язык. «Без этого, Ромина, ты пропадешь», – заявил великий режиссер. Роми всерьез занялась языком, она зубрила французский день и ночь, а потом Висконти пригласил ее играть в своем фильме «Бокаччо-70». Роми была счастлива: ведь она не просто вернулась на съемочную площадку, она теперь имела возможность работать с великим маэстро. Висконти помог Роми пройти настоящую школу актерского мастерства, кроме того, он занялся ее внешним обликом, познакомив с лучшими международными модельерами.

Среди них была и Габриэль Шанель, которая, едва взглянув на Роми, бросила небрежно: «Худеть». Шанель создала для актрисы исключительные туалеты, которые превратили и без того очаровательную Роми в образец изящества и утонченности. Известный куафер Александр тоже взял Роми под свою опеку: он создавал для актрисы эксклюзивные прически. Отношения Роми и Висконти напоминали дружбу взрослой дочери и отца, ведь он сумел вдохнуть в нее новую жизнь, вытянул из водоворота однообразной парижской жизни. В фильме «Бокаччо-70» Роми впервые проявила себя как французская актриса. Правда, у нее были серьезные соперницы – Софи Лорен и Анита Экберг. Но, как ни удивительно, критика очень дружелюбно отнеслась к новой Шнайдер. Все в один голос хвалили ее, отметив, что французский экран заполучил нечто удивительное и бесподобное в лице Роми.

Актриса вернула свою славу, но в то же время она потеряла любовь. Ален Делон весьма странно отреагировал на столь трудный дебют невесты во французском кино. Она не дождалась от него ни полезных советов, ни простой дружеской поддержки; не выказал он и прежней своей пылкой привязанности. «Мы плачем, приходя на свет, а все дальнейшее подтверждает, что плакали мы не напрасно…» В момент своего нового взлета Роми поняла, что теряет любимого. Она осознала это раньше, чем сам Делон. Они еще оставались вместе, но это была лишь формальная близость. Роми плакала по ночам, а он как будто не замечал, что с ней происходит. Все чаще Делон пропадал, говоря, что занят на съемках. Конечно, Роми догадывалась, что он изменяет. Его страсть прошла, как и молодость. Он превратился в зрелого мужчину, причем дьявольски красивого, которому поклонницы просто прохода не давали. Вряд ли Роми теперь могла надеяться на свадьбу, но все-таки она удержала бы его, если бы не была так горда.

Возможно, в пику изменяющему Делону она уехала в Голливуд сниматься в очередном фильме. Таким образом Ален Делон был предоставлен самому себе и толпе обуреваемых страстью поклонниц. По сути, Роми сама сделала первый шаг к разрыву. Спустя какое-то время, а именно – в августе 1964 года от Делона пришло послание. Это было прощальное письмо, в котором он сообщал, что актриса Натали Бартелеми ожидает от него ребенка. Теперь он был совершенно потерян для Роми. И хотя она перед отъездом смутно понимала, что они расстаются, но в глубине души все-таки надеялась: он приедет к ней, будет просить ее любви или что-то в этом роде. Увы, реальность оказалась жестокой. Разрыв с Делоном поверг актрису в отчаяние.

К этому добавились газетчики, которые безжалостно вторгались в их жизнь, вытаскивая порой на свет самые интимные детали. Роми с головой ушла в работу, она снималась как одержимая, меняя фильм за фильмом. Присутствовать на съемочной площадке порой приходилось по 18 часов. Чтобы снять усталость и взбодрить себя, Роми изредка прибегала к помощи шампанского. Это помогало, но лишь на какое-то время, а потом тоска наваливалась с новой силой, и она словно бы деревенела. «Ну, Ромина, надо быть мужественной», – утешал ее Висконти. Он помогал ей выйти из оцепенения, но она мучилась от сознания того, что ее бросили, предали. Роми надеялась, что сможет забыть Делона, заменив его новым мужчиной. «Пустоту надо заполнить, и тогда будет легче». Как она ошибалась тогда!

Роми познакомилась с режиссером Харри Мейеном, а в июле 1966 года вышла за него замуж. Она была беременна, и Харри ради нее оставил жену, с которой прожил 12 лет в мире и согласии. Потом у Роми родился мальчик, ее первенец Давид. Супруги поселились в Гамбурге, и Роми была счастлива. Она хотела стать хорошей женой и матерью и так любила своего сына и мужа, хотя любовь к последнему скорее походила на благодарность. Харри помог ей вырваться из депрессии, утолить тоску и отчаяние. Роми была благодарна ему за сына. В дневнике она писала: «Харри дал мне уверенность. Я стала гораздо спокойнее, болезненное возбуждение, кажется, оставило меня. За это время я не сделала ни одного фильма, и тем не менее чувство пустоты больше не преследует меня. Мы стали семейной парой, и я охотно провожу время в нашей четырехкомнатной квартире».

Это было так похоже на обман, на самовнушение. Она словно бы говорила себе: мне хорошо, мне очень хорошо… Со временем это заклинание начало терять свою силу. Все чаще в дневнике Роми стали звучать нотки недовольства и раздражения. Ей наскучила роль домохозяйки, она устала от криков сына, от мелочных забот и от всегда такого внимательного мужа. Теперь Роми чувствовала себя в четырехкомнатной квартире словно в клетке. Ей не хватало воздуха свободы, живого человеческого общения или… ей не хватало Делона?

Она тосковала, и, возможно, это чувство долетело до адресата. Однажды в квартире раздался звонок, Роми сразу узнала голос. «Приезжай в Париж. Я снимаю фильм. Есть классная роль для тебя», – опять любимый голос нарушал ее покой, ломал ее жизнь, но она не могла не откликнуться.

И снова Роми, как когда-то в забытой юности, в Париже, в городе своей самой сильной и, наверное, единственной любви. Она играла в фильме «Бассейн», который немного повторял печальную историю их романа с Делоном. Зрители еще помнили об их красивой любви, и едва фильм вышел на экраны, как публика буквально атаковала все европейские кинозалы. Потом начались интервью, Роми часто спрашивали, не помешали ли ей прежние отношения с Делоном играть эту роль. На что она отвечала: «Нисколько! Я работала с ним, как с любым другим партнером. Нет ничего холоднее мертвой любви…». У Делона тоже спрашивали о его чувствах к Роми, он говорил: «Когда мы с ней встретились впервые, она была девочкой, а сейчас я вижу перед собой зрелую прекрасную женщину».

С этого фильма началось триумфальное шествие Роми Шнайдер по киноэкранам всего мира. Фильмы с ее участием следовали один за другим. В «Людвиге», режиссером которого был Висконти, она сыграла главную роль, принесшую ей награду на фестивале. В журнале «Пари матч» ее, иностранку, назвали звездой французского кино. А потом начались съемки в фильме «Поезд». В этой картине рассказывалась история о любви, которая оказалась даже выше смерти. Но, увы, счастье, отпущенное ей Богом, касалось только ее творческой карьеры. В личной жизни блистательной актрисе не хватало таланта. Она не умела быть мудрой и терпеливой женщиной, она делала ошибку за ошибкой, даже и не подозревая об этом, лишь с годами осознав, что же она наделала. Правда, ей хватало мужества признаться: «Знаю, что у меня плохой характер, часто я бываю невыносимой».

Отношения с Харри окончательно разладились, и через два года после свадьбы они расстались. Харри был мягким и добрым человеком, его жизненный опыт (ведь он был много старше жены) позволял ему многое прощать Роми и удерживать ее от непродуманных шагов. Но когда Роми стала «великой», все советы мужа казались ей глупыми нападками, нелепыми колкостями. Она отвергала его мнение. Ссоры супругов теперь часто сопровождались ее истериками и бранью мужа. Не выдержав, Роми бросила Харри, забрав с собой сына. Она вновь поселилась в Париже. А спустя какое-то время у нее начался роман с Даниэлем Бьязини – ее личным секретарем.

Бьязини был выходцем из интеллигентной и богатой семьи, и хотя он был вполне уравновешенным молодым человеком, но отличался некоторым легкомыслием. Это смущало и расстраивало Роми, желавшую видеть в своем партнере абсолютную верность и преданность. Правда, Даниэль очень сблизился с ее сыном, что было важно для Роми. Для Давида ее новый спутник жизни был старшим товарищем, другом и в то же время мудрым наставником. С ним Давид мог и погонять мяч, и подраться, и поговорить о серьезных мужских делах. Родители Даниэля с радостью приняли Давида и очень привязались к нему, это чувство стало взаимным. Давид относился к старикам Бьязини как к родным дедушке и бабушке. Их вилла стала для него родным домом, где он чувствовал себя вполне уютно. Его мама много снималась, постоянно была в разъездах, он так редко видел ее. Так что новая семья давала ему полное ощущение домашнего тепла.

Роми тоже была довольна, ей казалось, что в ее жизни наконец достигнуто полное равновесие. Даниэль ее обожал, сын был доволен и обласкан его родителями, возвращаясь домой, Роми всегда встречала лишь доброту и любовь. Все было так похоже на настоящую большую семью. Роми начала бракоразводный процесс с Харри. Она выплатила ему почти полтора миллиона марок, чтобы добиться своего. Наконец в декабре 1975 года Шнайдер вышла замуж за Даниэля. Тогда она говорила: «Всю жизнь я пыталась собрать под одной крышей мужчин, детей, профессию, успех, деньги, свободу, уверенность, счастье. В первый раз все рухнуло. С Даниэлем я делаю новую попытку».

Вскоре у них родилась дочка Сара – это было чудесное событие в семье Бьязини. Роми, казалось, забыла все свои прежние горести и разочарования. Теперь у нее была семья, двое детей, заботливый муж и любимая работа. Роми продолжала сниматься, и это по-прежнему приносило ей не только удовольствие, но и бешеный успех. Роми получила второй «Сезар», ее талант вновь был высоко оценен. В этот момент пришла телеграмма из Гамбурга: ее бывший муж Харри, не выдержав разлуки с Роми, повесился. Она вылетела в Гамбург. Толпа жадных до сенсаций журналистов набросилась на нее уже в аэропорту: «Не считаете ли вы себя виноватой в гибели этого человека? Вы отняли у него хорошую, добрую жену, а что дали взамен?».

Да, смерть Харри тяжким грузом легла на ее совесть, после этого несчастья она вновь потеряла едва обретенное душевное равновесие. В обвинениях звучала такая горькая правда, она и сама это понимала, но, увы, изменить уже ничего не могла. Ее новый муж, Даниэль, был еще слишком молод и совсем не обладал теми качествами, которые помогли бы Роми выдержать этот удар. Он требовал от нее выдержки. Кроме того, в силу своего возраста или характера Даниэль был вовсе не из числа домоседов и примерных семьянинов, как Харри. Роми опять мучилась от ревности.

И хотя актриса могла часами себя утешать тем, что она великая, она звезда, но от ревности это не спасало. Ее самолюбие было задето, Роми чувствовала себя оскорбленной. Ведь ради Даниэля она рассталась с Харри. Кроме того, ей казалось, что Даниэль рядом с ней из-за глупого мужского тще славия, ему льстит внимание и любовь звезды мирового кино. Роми не хватало мудрых советов Харри, поддержки, она опять была бесконечно одинокой. Актриса начала пить и теперь уже не скрывала этого. И все опять повторилось: алкоголь снимал стрессовое состояние на какое-то время, а потом наступала еще более тяжелая депрессия. Хорошее настроение как будто навсегда покинуло ее, уверенность таяла день ото дня, ведь от алкоголя страдала не только ее душа, но и внешность. Гримеры порой не знали, что им делать, когда Роми являлась на съемочную площадку вся опухшая, с мутными глазами и вялым взглядом, который уже не излучал былой чарующей загадочности.

Конечно, быть звездой и при этом хорошей женой удавалось немногим женщинам. Всегда приходится чем-то жертвовать. Роми пыталась удержать в своих руках и то и другое и в конечном итоге надорвалась. Ее нервы были совершенно расшатаны. Она говорила Даниэлю глупые и обидные слова, часто намекала на разницу в возрасте. Он же считал, что эта самая возрастная разница сделалась для нее чем-то болезненно-маниакальным. Позже он говорил: «Мне на это было наплевать, но Роми, когда ей исполнилось 40, вдруг начала панически этого бояться. Она стала жуткой собственницей и ревновала меня без причины. Она постоянно говорила о нашем будущем – каково нам будет через 10 лет, когда ей стукнет 50, а мне лишь 39? Какие роли ей тогда еще будут предлагать? Эта тема занимала все наши разговоры, мы ругались как ненормальные».

Роми стала принимать транквилизаторы, и чем дальше, тем больше. «У нее это добро всегда было в запасе, как спасательный круг», – печально констатировал Даниэль. Снотворные таблетки она запивала вином, чтобы они лучше усваивались. После одного такого приема ее едва откачали. А потом врачи обнаружили у Роми опухоль. Правда, она была доброкачественной, но тем не менее одну почку пришлось удалить. После операции Роми впала в еще большую депрессию: на спине остался безобразный шрам длиной в 20 см, а утолять горести с помощью вина и транквилизаторов с одной почкой вообще было немыслимо.

Конечно, ее внешность сильно изменилась, под глазами появились мешки и черты лица стали размытыми, но она предприняла отчаянную попытку. Она решила сняться для «Плейбоя». Позже фотограф признавался, что ему было настолько неловко и даже отвратительно работать, ведь предстояло сделать что-то невозможное – воскресить былую красоту «невесты Европы». Роми же искала новые способы самоутверждения, теперь она решила найти нового мужа. Она развелась с Даниэлем, брак с которым продолжался уже 6 лет. Даниэль согласился только потому, что устал от ее истерик и безумных поступков. Но был один человек, который никак не хотел мириться с разводом, – Давид. Он так любил своего приемного отца, что не пожелал с ним расставаться. Увы, он был единственным, кто еще хотел сохранить семью.

Позже Даниэль написал в своей книге «Моя Роми» по этому поводу: «Давиду нужна была семья, стабильность, защищенность – уютный покой, это он унаследовал от матери. Он был очень подавлен разводом своих родителей. Я помню, как он радовался, когда мы поженились и когда появилась на свет его младшая сестренка. Наше расставание было для него драмой, он боялся потерять все, что любил. Из-за этого он закатывал матери жуткие сцены. И когда у Роми появился новый спутник жизни, Лоран Петен, он-то в глазах Давида и стал главным виновником. И мальчик ушел в единственную семью, которая у него еще оставалась, – к моим родителям. Конечно, это причиняло Роми боль. Но она ничего не смогла бы с этим поделать. Давиду было уже 14, и он, скорее всего, просто сбежал бы из дому…».

Сын решительно отказался жить с матерью и ее новым мужем, для Роми это был тяжелый период. Давид был ее первенцем, и она не могла потерять его, но даже это не образумило женщину, продолжавшую все делать по-своему. Актриса жила с дочкой, а Давид – у родителей Даниэля. Роми всегда не хватало сына, хотя они часто встречались в кафе, беседовали. Он тоже скучал по матери и по сестренке, но не желал признавать мсье Петена – нового спутника жизни Роми. Возможно, со временем трения между матерью и сыном как-нибудь уладились бы, но судьба распорядилась иначе.

Давид возвращался поздним вечером домой, к старикам Бьязини. Их вилла была огорожена железной решеткой, обрамленной сверху острыми зубцами. Подросток всегда легко перелезал через эту преграду, не желая дожидаться, пока привратник отопрет калитку. И в этот раз он полез наверх, но в самый неподходящий момент его рука сорвалась, и он животом напоролся на острие. Он все-таки перелез через ограду и дошел до дома, прикрывая рану майкой. Дома были и старики, и Даниэль. Когда мальчик вошел в гостиную, зажимая рану руками, Даниэль подскочил к нему и чуть приподнял майку. Тут же на него брызнул целый фонтан крови, острие забора задело аорту. Уже в машине Давид, видя волнение Даниэля, спросил: «Ты думаешь, что я умру?».

Операция продолжалась 6 часов, врачи и медсестры сновали по коридору, Рми выла, словно раненый зверь. Обстановка становилась все нервознее, наконец врачи сказали, что все кончено. Роми была вне себя. У больницы уже дежурила толпа репортеров, друзьям удалось провести актрису к машине, где она спряталась под сиденье, чтобы не видеть вспышек фотокамер. Начались самые страшные дни. К ней прилетел Ален Делон и все время был рядом. Он занялся похоронами, сделал все, чтобы облегчить страдания Роми. Но она погрузилась в себя и как будто уже не замечала ничего происходящего вокруг нее. Роми изредка приходила в себя, но близость Делона ее уже не радовала: та молодая любовь, когда-то крепко их связавшая, теперь давно была утрачена. И все-таки память о ней заставила Делона быть рядом с Роми.

Делон и Шнайдер по-прежнему держались в когорте самых лучших актеров французского кино. Их постоянно называли самой красивой парой. Ален и Роми иногда появлялись перед теле– и фотокамерами. Делон говорил: «Смотри-ка, мы с тобой еще самые лучшие. А знаешь, я думаю, что и через 20 лет ничего не изменится». Пожалуй, можно заметить, что эти слова он говорил не для публики, а только для нее. Он как бы просил ее жить, ведь все видели, что Роми словно тает на глазах. Ален Делон решил спасти ее в очередной раз работой, как когда-то. Он начал снимать фильм, сюжет которого опять перекликался с их жизнью. Это была история о мучительном восхождении к славе, в жертву которой приходится приносить порой слишком многое.

Роми ожила, работа всегда ее отвлекала от личных горестей. Потом она загорелась тоже снять фильм. В качестве сюжета актриса решила избрать роман, который так любил Давид. Этот фильм она хотела посвятить памяти сына и бывшего мужа Харри. Роми приложила все усилия, чтобы закончить работу, теперь время жизни для нее определялось сроком завершения съемок. В то время знавшие ее люди говорили, что, если бы не этот фильм, Роми умерла бы значительно раньше. На первых кадрах ее картины «Прохожая из Сан-Суси» стояло посвящение: «Давиду и его отцу».

Через 9 месяцев (это мистическое число) после смерти сына скончалась и Роми Шнайдер. Все французские газеты поместили статьи, посвященные самоубийству великой актрисы. Ален Делон оставался с ней до конца и после смерти Роми позаботился о том, чтобы ее прах покоился под одной плитой с прахом Давида на тихом кладбище деревни Буасси под Парижем.

Кристина Онассис была одной из самых богатых женщин мира, ее состояние оценивалось в один миллиард долларов. Но, к сожалению, огромное наследство, оставленное греческим судовладельцем Аристотелем Онассисом своей дочери, не принесло той большого счастья. В ноябре 1988 года Кристина Онассис скончалась при загадочных обстоятельствах на вилле своей приятельницы неподалеку от Буэнос-Айреса. А наследницей сказочного состояния стала ее совсем юная дочь Афина. Что могло заставить Кристину Онассис отказаться от далеко не самой худшей жизни, тем более оставить одинокой совсем маленькую дочь, которую она так горячо любила? Пытливый психолог непременно отыскал бы первопричины ее депрессивного состояния, закончившегося суицидом, еще в далеком детстве.

Аристотель Онассис в 1946 году женился по большой любви на 17-летней Тине Ливанос. И первое время их брак действительно представлял идеальную картину счастливой супружеской жизни. Но вскоре эйфория прошла, и ее место заняла совершенно необъяснимая тоска, которая постепенно целиком завладела Тиной. Ей показалось, что муж подавляет ее и, не придумав ничего лучшего, она начала из протеста и как бы назло принимать наркотики. Даже дети – к этому времени в семье уже были сын Александр и дочь Кристина – не могли повлиять на настроение своей любимой мамы.

Но семья все еще продолжала существовать. Правда, Тина, полностью поглощенная многочисленными проблемами личного характера, не уделяла детям должного внимания (что, кстати, еще более усиливало ее страдания), а Аристотель, или, как его называли близкие, Арис, был слишком загружен работой, поэтому времени на семейные радости оставалось не так уж и много. Но все-таки Онассисы предпринимали морские путешествия. Они отправлялись в плавание на громадной роскошной яхте, которую Аристотель подарил своей любимице Кристине еще в младенческом возрасте, или проводили по несколько дней вместе в каком-нибудь из европейских городов, останавливаясь в лучших гостиничных номерах, на квартирах или виллах.

Кристина росла словно принцесса, даже ее куклы были одеты в наряды, сшитые по специальному заказу самим Кристианом Диором. Но, как известно, никакие замысловатые подарки и диковинки не в состоянии заменить родительской любви, ласки, внимания и теплоты. Чем старше становились дети, тем чаще между супругами Онассис происходили бурные ссоры, свидетелями которых нередко были и Александр с Кристиной. Наконец после очередного романа Аристотеля с известной греческой певицей Марией Каллас и без того непрочный брак распался. А в 1968 году Аристотель вторично женился, причем на знаменитой американской вдове Жаклин Кеннеди.

Через три года 18-летняя Кристина сбежала из дому вместе с 48-летним Джозефом Болкером. Болкер работал продавцом недвижимости в Лос-Анджелесе, он был разведен и имел от первого брака четырех уже достаточно взрослых детей. Конечно, такие подробности вряд ли могли понравиться тестю, тем более что о браке дочери с этим подозрительным евреем (их Аристотель особенно недолюбливал) ему сообщили во время торжества, устроенного в честь 42-летия миссис Онассис. Неудивительно, что он пришел в ярость и тут же объявил, что лишает дочь наследства. Разговаривая с Кристиной по телефону, отец категорично заявил, что она не получит и цента, пока не разведется с Болкером. На решение Аристотеля не смогла повлиять даже Жаклин, которая всегда умолкала, видя мужа в гневе, поскольку возражать ему, особенно в такие моменты, было просто бесполезно.

Кристина и Болкер прожили вместе только 9 месяцев, после чего последний под давлением Онассиса все-таки начал бракоразводный процесс. Кристина попыталась покончить жизнь самоубийством. Она была настолько расстроена гневом отца, что никак не могла смириться со сложившейся ситуацией. Нечто подобное уже приключалось в ее жизни, когда она была вынуждена расстаться с одним из своих первых возлюбленных Петросом Гуландрисом. Тогда она впервые встретила столь яростное сопротивление отца, который ей раньше ни в чем не отказывал, и ощутила в полной мере, каково это – спорить с сильной личностью. Кристина проиграла этот спор, так же как раньше всегда проигрывала ее мать Тина, пытавшаяся с помощью наркотиков хоть каким-то способом доказать свою независимость и самостоятельность.

Позже Болкер вспоминал: «Мы жили в напряжении. Она еще слишком молода и не смогла перенести разлуки с отцом». Кристина же говорила: «Он перестает быть моим мужем, но навсегда останется моим лучшим другом».

Каждый раз, когда Кристина выходила из депрессии, ею овладевала неимоверная жажда жизни. Она не пропускала ни одной вечеринки, ни одного торжества или приема, и всякий раз на газетных полосах появлялись снимки, свидетельствовавшие о ее довольно сомнительных развлечениях.

В 1975 году Аристотель Онассис скончался, и Кристина осталась совсем одна: ее брат разбился на спортивном самолете еще раньше, а потом умерла мама. В 24 года она лишилась единственного остававшегося близкого человека, пусть даже чересчур деспотичного, но бесконечно любящего ее, и превратилась в самую богатую в мире невесту. Причем теперь Кристина была вольна выбирать супруга или просто партнера. Но обретенная свобода ее уже не радовала, как и папины миллионы.

Аристотель Онассис был погребен на принадлежавшем семье острове Скорпиос в Эгейском море. Сразу после похорон Кристина собрала на своей яхте весь персонал, коллег отца по бизнесу и его друзей. Приглашенные пребывали в подавленном состоянии, и беседа едва поддерживалась. Аристотель Онассис по праву пользовался всеобщим уважением. Не ожиданно для всех Кристина взобралась на массивный стол, установленный в центре салона, и, обведя присутствующих мутным почему-то взбешенным взглядом, воскликнула: «С сегодняшнего дня этот остров, этот корабль, все, что вы видите и что принадлежит семье Онассис, – мое. Я буду определять вашу судьбу». После недолгой паузы срывающимся голосом она выкрикнула: «И вы все – тоже мои».

Спустя какое-то время Кристина вышла замуж. На этот раз за наследника процветающих предпринимателей – Александроса Андреадиса. Но через год супруги развелись, и Кристина опять осталась наедине со своей тоской и все более возрастающей депрессией.

Затем был третий брак, с русским чиновником и агентом КГБ Сергеем Каузовым. Их знакомство произошло совершенно случайно. Однажды Кристина вела по телефону переговоры с Москвой по поводу перевозки партии нефти на своих танкерах. Собеседник показался ей на редкость милым и любезным, к тому же он говорил на безукоризненном английском. Постепенно разговор принял совсем не деловой характер. Они познакомились, обменялись любезностями, а через некоторое время Сергей приехал к Кристине в Париж.

Эта связь долго скрывалась, и не только от общественности, даже близкие Кристины ни о чем не догадывались. Поэтому, когда она заявила, что выходит замуж за русского чиновника, все были изумлены до крайности. Помимо прочего, Кристина после брака должна была поселиться с мужем в Москве.

Но вначале Сергею требовалось развестись с первой женой, которая так и не смогла удержать мужа ни слезами, ни проклятиями. Лишь мама Сергея в какой-то мере понимала «помешательство» сына, и именно у нее, в скромной московской квартире, поселились на первое время счастливые влюбленные.

На торжественной церемонии бракосочетания, проходившей в мрачноватом здании на улице Грибоедова, присутствовали некоторые родственники Сергея, поздравить же невесту не приехал ни один из ее близких друзей.

Конечно, дочь греческого миллиардера вряд ли когда-нибудь смогла бы привыкнуть к простому и незатейливому российскому быту. Едва она вновь очутилась в небольшой квартире Сережиной мамы, которая от радости не переставала напевать русские народные песни, как поняла, что безумно хочет домой. Ближе к ночи начались звонки друзьям – в Париж, Нью-Йорк, Лондон… А через несколько дней Кристина уехала в Европу. Сергей кинулся за ней следом, и они опять встречались, словно обрученные, в отелях и гостиничных номерах. Видимо, эти отношения, так часто переходившие из одной крайности в другую, уже начинали утомлять обоих. Совместного будущего они не видели, поэтому развод был легким, и он окончательно поставил точку в красивой любовной истории, длившейся почти полтора года. Кристина подарила любимому напоследок два танкера, и они расстались.

Сергей Каузов женился затем на англичанке Алисон Харкес, бывшей любовнице министра обороны Великобритании. У супругов родилась дочь, но и этот брак не продлился долго. Возможно, Сергею и не удалось-таки забыть о восхитительном романе с гречанкой. Сегодня 60-летний Сергей Каузов превратился в сказочно богатого предпринимателя. Некоторые соотечественники не без зависти называют этого нового мультимиллионера одним из самых богатых бывших сотрудников КГБ.

Несмотря на легкость развода с Сергеем, Кристина Онассис на какое-то время отдалилась от светской жизни. Нелегко было выглядеть жизнерадостной дамой в глазах общества, когда душу жгла горечь нового разочарования. Но спустя какое-то время она вновь начала появляться на светских тусовках, надеясь убедить всех, и себя в первую очередь, что жизнь не так уж и плоха.

Кристина переехала в Париж. Здесь она встретила своего давнего знакомого Тьерри Русселя – богатого французского бизнесмена, с которым познакомилась еще 10 лет назад. Тьерри, видимо заметив, в каком упадническом настроении пребывает Кристина, неожиданно решил, что отныне целью его жизни будет спасение молодой женщины. Он искренне верил, что ему удастся наставить ее на путь истинный и избавить от дурных привычек, которые Кристина успела приобрести к этому времени. Сначала она возражала, поскольку не видела ничего дурного в таблетках и прочих наркотических средствах, по крайней мере, считала, что это ее личное дело. Но постепенно, поняв, насколько Тьерри искренне заботится о ней, Кристина уступила. «Вот человек, который находит меня привлекательной, и, конечно, не из-за денег. Да, Тьерри лучше, чем все мои прежние мужья, – так полагала Кристина в этот, пожалуй действительно самый замечательный, период своей жизни.

Тьерри и Кристина поженились, вскоре у них родилась дочь Афина, и казалось, что счастье будет длиться вечно, но… Начались анонимные звонки, знакомые якобы из добрых побуждений и дабы предостеречь молодую женщину наперебой стали передавать ей некоторые тайные подробности из жизни Тьерри. Оказывается, у него была связь на стороне, и что самое обидное, с прежней возлюбленной – шведкой Габи Ландханге. Несмотря на брак с Кристиной, Тьерри не разорвал отношений с этой женщиной, и позже у нее родился от него ребенок. Поговаривали, что между любовниками был заключен некий договор, который обязывал Тьерри поддерживать эту связь.

Кристина знала, что когда-то у ее мужа был роман с Габи, но она и предположить не могла, что данные отношения будут продолжаться даже после их брака. Тьерри, оставаясь заботливым, внимательным и чутким мужем, все-таки изменял ей с самого первого дня счастливой супружеской жизни. Такое открытие может потрясти любую, даже самую мужественную, женщину, не говоря уже о совершенно неуравновешенной и несколько истеричной Кристине. Обида была слишком велика, чтобы ее забыть и простить. Последовал очередной развод, хотя Тьерри по-прежнему пытался выказать свою привязанность. Он часто приезжал навестить дочку и, конечно, пытался вновь завоевать доверие Кристины, но, правда, без особого рвения.

Кристина же искала утешения в церкви. По мнению окружающих, она стала фанатично религиозной. Возможно, вера в Бога – единственное, что еще удерживало ее на краю пропасти, но, видимо, этого не хватило, чтобы пересилить тоску одиночества.

Накануне гибели Кристина вернулась с вечеринки поздней ночью в гостиницу в Буэнос-Айресе. Она стремительно поднялась в свой номер, но спустя какое-то время вновь появилась в холле гостиницы. Кристина выглядела несколько странновато, чем и поразила служащих гостиницы: босоногая, с наушниками «вокмена» и чересчур легко одетая для этого времени года, она, ни на кого не обращая внимания, прошествовала к выходу и скрылась из виду. Где она была и зачем выходила, никто так и не узнал. На следующий день, когда за ней приехала подруга Марина Додеро, Кристина уже была в своем номере. Вместе с Элен Сиро, неразлучной спутницей Марины, они отправились на виллу в 37 км от города.

Ближе к вечеру компания устроилась на ужин возле бассейна, Кристина, сославшись на плохой аппетит и озноб, сказала, что пойдет спать. Наутро ее обнаружили мертвой. Обнаженная, она лежала в холодной ванне. Никаких признаков насилия или следов борьбы обнаружено не было, она скончалась от отека легких в тяжелой форме. Потом уже был найден и пустой пузырек со снотворным.

Тьерри Руссель, едва узнав о случившемся, приехал к своей бывшей возлюбленной, но все, что он мог теперь сделать для нее, – это взять на себя хлопоты, связанные с похоронами. Кристину погребли на острове Скорпиос, ставшем островом-мавзолеем семьи Онассис. Последний отпрыск благородного семейства – Афина – стала единственным утешением для Тьерри. Отныне он решил посвятить всего себя этой девочке, еще совсем юной, чтобы в полной мере ощутить невосполнимость утраты.

Глава 3

Когда мир отвергает художника

Натуры творческие более всего подвержены депрессии, ведь им свойственно гораздо болезненнее переживать одиночество, непонимание окружающих и, что хуже всего, забвение, если до этого человеку одаренному удалось добиться известных успехов и высот. В актерской или артистической среде, по мнению психологов, самоубийства – привычное дело. Для актера самой страшной бедой зачастую становится потеря популярности и успеха. Отсутствие предложений от продюсеров и режиссеров усиливает осознание собственной ненужности, утрату собственной значимости. Так, известный актер немого кино Макс Линдер, когда почувствовал, что его былая слава и популярность остались в прошлом, впал в глубокую депрессию, а затем…

Немецкая актриса Мария Шелл однажды приняла чрезмерную дозу снотворного. Для окружающих ее попытка самоубийства, к счастью закончившаяся провалом, явилась невероятным потрясением, ведь она никогда не выказывала своего истинного состояния, глубоко прятала грусть и переживания, на людях всегда выглядела жизнерадостной и энергичной. Позже актриса призналась: «Мне ведь никто не давал права отравлять окружающим жизнь из-за собственных неприятностей…»

Звезда мирового уровня танцовщица Дженни Долли (она выступала вместе с сестрой Розой) в 1933 году попала в автомобильную аварию, в результате которой ее лицо было совершенно обезображено. Можно представить состояние женщины, тем более звезды, внезапно утратившей свою привлекательность из-за несчастного случая. Для многих представительниц слабого пола это обстоятельство могло бы стать серьезной причиной для депрессии, ведь, даже умирая, любая женщина стремится занять как можно более пленительную позу. Едва Дженни Долли узнала о своей трагедии, она сказала, что «врачи не помогли ей, сохранив жизнь». Прошло почти 8 лет после катастрофы, вероятно, все это время знаменитая в прошлом звезда танца провела в муках и сомнениях, а в 1941 году она повесилась в номере гостиницы на оконной раме.

Еще одна знаменитость, голливудская актриса Клара Блэндик, известная по фильму «Волшебник страны Оз», ушла из жизни после того, как потеряла всякую надежду вновь быть приглашенной на съемки какого-нибудь фильма. Облачившись в свое самое красивое платье, сделав изысканную прическу и макияж, она приняла таблетки и легла на кровать, предварительно надев на голову пластиковый пакет, чтобы не испортить прическу. Пресса позже отмечала, что Клара Блэндик покончила с собой в том же номере голливудской гостиницы «Шелтон», где почти 20 лет назад повесилась Дженни Долли. Гостиница за это время уже приобрела дурную славу гостиницы самоубийств.

Выпив убойную дозу снотворного, покончил с собой в 1958 году Филипп ван Занд. К своим 53 годам жизни он успел сняться более чем в 300 фильмах.

Снотворные таблетки, с момента их появления, стали излюбленным способом порывать с жизнью для людей, причисляющих себя к творческой богеме. Действительно, они позволяют уйти из жизни тихо и безболезненно и к тому же придать предварительно своей еще живой плоти подобающий вид. С помощью злосчастных таблеток снотворного покончила с собой французская певица Далида. По поводу ее смерти было высказано немало версий. В этом отношении интересным будет вспомнить строку из мемуаров Казановы (и хотя это XVIII век, но некоторые замечания до сих пор актуальны), посвященную одной из его бывших возлюбленных: «О ней все забыли, ибо пятидесятишестилетняя женщина в Париже все равно что мертва». Далида была гораздо старше этого возраста, а для женщины, некогда очень знаменитой и очень красивой, нет ничего страшнее, чем такие понятия, как время и старость.

Очаровательная Мерилин Монро в период горького разочарования также приняла снотворное, пытаясь таким способом разомкнуть плотное кольцо одиночества.

М. Ройзман, знающий не понаслышке о судьбах актеров, в своих воспоминаниях описывал историю несчастной любви, в результате которой актриса покончила с собой: «Вадим <Шершеневич> полюбил артистку Юлию Дижур. Она ответила ему взаимностью… Но вот Дижур повздорила с Вадимом, и он ушел от нее, заявив, что никогда не вернется: он хотел проучить ее. Она несколько раз звонила ему по телефону, он не поддавался на уговоры, и она выстрелила из револьвера себе в сердце». Об этом несчастье писал и сам В. Шершеневич: «Трагически погиб человек, которого я любил. О смерти я узнал из газет, и еще несколько дней после смерти этой женщины я получал от нее, уже мертвой, письма. Письма из Киева до Москвы шли дольше, чем пуля от дула до виска».

Возможно, люди, так часто исполняющие роли, в том числе и трагические, переносят переживания своих персонажей со сцены в жизнь, как бы перестают различать жизнь реальную и жизнь экранную, заигрываются, и тогда им кажется не так уж и страшно переступить последнюю черту. Черту, отделяющую жизнь от смерти.

Король-мечтатель Людвиг Баварский был самой трагической фигурой XIX столетия. Его называли немецким Гамлетом; он тревожил воображение многих писателей и поэтов. Гийом Аполлинер писал о нем как о «лунном короле», а Поль Верлен посвящал ему сонеты. Габриэле д’Аннунцио преклонялся перед ним, говоря, что покорен мощью гордости и уединения Людвига, мечтавшего о вселенском одиночестве горных высот и сказочных замков, о невозможном, о безумном с точки зрения погрязшей в практицизме толпы. «Людвиг Баварский поистине король, но король самого себя и своей мечты. Он не может передать свое желание толпе и склонить ее под ярмо своей идеи; он не может выразить в действии свою внутреннюю мощь. Он является одновременно и величественным, и детски наивным», – говорил д’Аннунцио.

Последней попыткой понять величайшее поражение Людвига, которое было на самом деле поражением самой мечты, стал фильм великого итальянского режиссера Лукино Висконти «Людвиг». Висконти всегда любил, по его собственному признанию, описывать истории поражений. Его привлекали судьбы, подобные судьбе Людвига, и души, одинокие и разрушенные реальностью.

Людвиг Баварский происходил из древнего рода Виттельсбахов, прославившихся своими необычайными способностями в области архитектуры и искусства. Он родился близ Мюнхена 25 августа 1845 года. Его отцом был император Максимилиан II, а матерью – прусская принцесса Мария Гоггенцолерн. Через мать Людвига сумасшествие проникло в семью Виттельсбахов. Сестра Марии, тетка Людвига, регулярно лечилась в психиатрических клиниках. Несчастная была уверена, что проглотила стеклянную софу. Людвиг был необычайно красив и обладал поистине блестящими дарованиями. Его дед, Людвиг I, гордясь своим отпрыском, писал своему брату, королю Греции: «Людвиг красивейший – поразительная красота. А его глаза – это страстные глаза Адониса». Правда, известный французский психиатр Морель был настроен в отношении царственного ребенка более прозаически. «В этих глазах я вижу будущее сумасшествие», – признавался он.

С точки зрения окружающих Людвиг отличался странностями с самого детства. Например, он никогда не любил обычных для детей шумных подвижных игр, предпочитая уединение. Целыми днями он бродил по лесу, предаваясь мечтам, о которых было известно лишь ему одному. Ему никогда не было скучно в одиночестве.

У Людвига были самые лучшие гувернеры из Франции, уверенные, что король и тщеславие – понятия неотделимые. Французов можно было понять: ведь эпоха расцвета их страны совпала с девизом великого Людовика XIV «Государство – это я». И тем не менее не королевское тщеславие являлось высшей ценностью для Людвига. Многие говорили, что, несмотря на любовь к мечтам и уединению, принц обладает сильной и независимой волей, светлым и быстрым умом, умением быть настойчивым в принимаемых им решениях.

Когда Людвигу исполнилось 18 лет, он стал королем Баварии. Умер его любимый отец, Максимилиан II. Получив печальное известие, Людвиг упал в обморок к ногам своей матери.

Это были тяжелые времена для небольшого княжества: в Европе шла война между Австрией и Пруссией. Для молодого короля оказалось слишком трудной задачей разобраться в расстановке военных сил, и он предположил, что будет правильнее принять сторону Австрии. Людвиг просчитался, и верх в войне одержала Пруссия. Опасаясь, что Бавария потеряет самостоятельность, Людвиг пошел на союз с Пруссией и, говорят, даже стал поклонником Бисмарка.

В 1870 году Бавария предоставила своих солдат Пруссии для проведения франко-прусской кампании, чем значительно облегчила победу своему союзнику. После этого Людвигу удалось добиться большей независимости Баварии в германском союзе, причем остальные княжества обладали гораздо меньшей степенью свободы, нежели та, что была теперь у Баварии.