Фантасмагория смерти Останина Екатерина

Прав, тысячу раз был прав Александр Сергеевич, произнося слова, ставшие названием этой главы. Сколько жизней он унес, этот бунт, сколько крови пролил, сколько слез… А сколько пролилось ее потом, когда победители выкорчевывали инакомыслие? И до него, в попытке бунт предотвратить, сколько человеческих жизней было загублено!

Свобода, равенство, братство… Пожрав своих врагов, революция всегда принимается за своих детей, за тех, кто делал ее, свергал ненавистный строй, а затем… Затем боролся за власть и местечко посытнее – такова уж человеческая натура. Романтики, герои, они гибнут первыми или тихо уходят в тень, не желая или просто не имея сил драться за свою долю добычи, оставляя все тем, кто хочет и еще имеет желание ловить рыбку в мутной послереволюционной водичке, для кого лозунги их – прикрытие в грызне за власть и достаток.

А те, кто боролись с ними, с бунтарями, революционерами, не приемлющими компромиссов с властями, желающими вдруг и разом облагодетельствовать свой народ, те, кто сражался «за веру, царя и Отечество», – неужели они лучше? Мучились ли они бессонными ночами, слыша стенания душ убиенных борцов за свободу, или посылали толпы на смерть, не моргнув глазом?

Нет, не было чистеньких ни в том, ни в другом лагере. Террор противостоял террору, смерть – смерти. Революционеры стреляли, взрывали, травили; монархисты вешали, ссылали в Сибирь, на Колыму, отправляли на каторги, натравливали погромщиков. Нельзя, простите, в белых перчатках отхожие места чистить, не получается, оттого, видимо, что грязи много – запачкаешься, как ни старайся остаться незапятнанным. В таких условиях или стой в стороне, не борись, не лезь в драку, или имей силу признать, что цель твоя превыше тебя самого и что для достижения ее пойдешь – да уже пошел! – на все, и ты применишь любые средства. Но такие душевные силы на такое признание, пусть и самому себе, находят лишь очень немногие. Вот и имеем мы приторно-сладкие портреты лидеров, написанные их сторонниками, и ядовито-горькие, нарисованные противниками. Обели себя и очерни врага – вот одно из основных правил во время революции, во время русского бунта, бессмысленного и беспощадного…

Выстрел в опере. Пётр Аркадиевич Столыпин

В Киевском оперном театре 14 сентября 1911 года собралось на редкость изысканное общество. Актеры заметно нервничали – еще бы, представление почтил своим высочайшим присутствием сам Его Императорское Величество Николай II Романов. Музыканты, налаживая инструменты и разворачивая партитуру, невольно косились на ложу, где расположился государь со свитой, но неменьшее внимание привлекала фигура высокого, атлетически сложенного человека, прислонившегося к рампе. Никто из музыкантов не был преступником – упаси Бог, да разве же охрана допустила б! – но близкое присутствие Его Высокопревосходительства министра внутренних дел и председателя Совета министров Столыпина Петра Аркадиевича способно было повергнуть в трепет не только музыкантов, но и более значительных людей. Всегда есть шанс привлечь отнюдь не благосклонное внимание сильных мира сего глупым и ненужным словом. Приближался второй акт пьесы.

Пётр Аркадиевич был задумчив, но не хмур. Да, всем было ясно, что скоро он лишится своей должности, что государь более не поддерживает его, но это скоро… Когда оно еще наступит? Пока же надлежит исполнять свой долг, бороться за веру, царя и Отечество – многое еще можно и нужно успеть сделать, пока наступит это «скоро».

Внезапно резкое движение слева вывело министра из раздумий. «Опять?» – мелькнуло в голове. «Опять-опять» громыхнул револьвер в руках незнакомого молодого человека. Сделав два выстрела, преступник бросился бежать, руками расталкивая всех вокруг, но при выходе из партера ему преградили путь. На поимку убийцы бросилась не только молодежь, но и лица весьма преклонного возраста. Террориста сшибли с ног и стали бить чем ни попадя – шашками, шпагами, кулаками…

«Опять. Боже, храни государя…» – устало вспыхнуло в мозгу министра. Пётр Аркадиевич пережил 10 покушений, 11 попытка принесла свой результат. Раненый министр повернулся к ложе, в которой находился царь, и перекрестил ее дрожащей рукой. Затем неторопливыми движениями он положил на оркестровый барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и рухнул в кресло. Его белый китель быстро начал окрашиваться кровью.

«Я жив? Вот странно. Мерзавец же целился прямо в сердце». Боли Столыпин еще не чувствовал, только ужасную слабость и апатию. Вокруг стояла невообразимая суматоха, куда-то волокли несостоявшегося убийцу, незнамо откуда взявшиеся жандармы оттесняли от Петра Аркадиевича толпу и тщетно выискивали в круговерти лиц других возможных бомбистов, кто-то громко звал врача.

Когда Петра Аркадиевича отнесли в одну из комнат театра и наскоро перевязали рану, выяснилось, что от мгновенной смерти его спас крест Святого Владимира, в который попала первая пуля. Она раздробила крест и ушла в сторону от сердца. Но все же ранение было очень тяжелым, пуля пробила грудную клетку, плевру, грудобрюшную преграду и печень. Другая рана не представляла большой опасности – пуля пробила кисть левой руки.

Врачи поместили раненого министра в клинику доктора Маковского. Агония Петра Аркадиевича длилась четыре дня. Под конец у него началась страшная икота, затем он впал в кому, из которой уже не вышел. 5 (18) сентября врачи констатировали смерть. Так закончил свой земной путь Пётр Аркадиевич Столыпин, дворянин, помещик и государственный деятель. Последний приют он обрел в Киево-Печерской лавре, поскольку завещал похоронить себя там, где его настигнет смерть.

Убийца пережил министра лишь на одну неделю. Сильно избитый толпой при задержании, на первом допросе тот вел себя хладнокровно и с достоинством. Он назвал себя убежденным анархистом, настаивал на том, что покушение подготовил и осуществил в одиночку, на вопросы отвечать отказался. 9 сентября состоялось закрытое заседание Киевского военно-окружного суда. Подсудимый от защиты отказался, предпочтя защищать себя сам. Выступление его история не сохранила, так как заседания военно-полевых судов не протоколировались. Слушание дела длилось всего 3 часа, после чего суд удалился на совещание и через 20 минут огласил приговор: смертная казнь через повешение.

Террорист сохранил полное спокойствие, отказавшись от прав на обжалование приговора и прошения о помиловании.

Спустя три дня, еще затемно, его подняли с постели и отвели на казнь. Когда к нему подошел палач, убийца попросил присутствующих передать его последний привет родителям. Палач связал ему за спиной руки и подвел к виселице, на него надели саван. Из-под савана раздался спокойный голос: «Голову поднять выше, что ли?»

Палач ничего не ответил, надевая на шею преступника веревку. Тот взошел на табурет сам. Палач тотчас же выбил табурет из-под ног осужденного. Спустя 15 минут петля была снята и тюремный врач констатировал смерть. Труп убийцы бросили в яму, засыпали ее и сровняли с землей.

Но все это было позже, а пока Столыпин умирал. О чем думал этот человек в свои последние дни, о чем сожалел, кого вспоминал? Размышлял ли, кем останется в народной памяти – мудрым политическим деятелем, желавшем блага народу и государству, или же кровавым палачом, в чью честь виселицу прозвали «столыпинским галстуком»? Или, быть может, вспоминались ему погибшие на Аптекарском острове? Тогда, 12 августа 1906 года, когда эсеры-максималисты устроили взрыв у него на даче; он не пострадал, зато 27 человек – ни в чем не повинных – погибли, а 32 были ранены, в том числе и двое его детей. Сын выздоровел, а вот одной из дочерей оторвало ноги ниже колен… Да и шестеро из остальных пострадавших умерли на следующий день. Сожалел ли Пётр Аркадиевич, что не погиб тогда?

А быть может, вспоминал он тот давний случай, когда вот также бросился к нему убийца с пистолетом? Тогда он, потомок нескольких поколений военных, сын генерал-адъютанта, не растерялся, распахнул плащ и спокойно сказал: «Ну, стреляй». Тогда убийца растерялся и не нажал на курок. Жалел ли Столыпин о том, что не успел сделать нечто подобное на сей раз?

По воспоминаниям современников, являясь человеком незаурядного мужества, Пётр Аркадиевич твердо знал, что умрет насильственной смертью. По словам бывшего министра иностранных дел царского правительства Л. П. Извольского, у него постоянно было такое предчувствие, «о котором тот говорил с поразительным спокойствием».

В этом он очень похож на последнего русского императора, которому столь преданно служил, – Николая II. Тот тоже чувствовал свою обреченность. Очень характерен в этом плане разговор императора со своим министром, о котором поведал сам Столыпин. Николай Александрович спросил, помнит ли тот день его рождения. Он не мог не помнить. Об этом знали, пожалуй, все подданные русского императора – 19 мая. А помнит ли тот, память какого святого приходится на этот день? Для русского человека, получившего образование в царской гимназии, одним из главных предметов в которой был Закон Божий, и этот вопрос не являлся слишком сложным – Праведного Иова Многострадального. Иов Многострадальный – один из самых известных персонажей Ветхого Завета, страдания которого были пророчеством страданий Христа. Как повествуется в книге «Иов», праведник потерял благополучие, имущество, близких и даже детей, но сохранил главное – чистую душу и веру в Бога. «Ну слава Богу, – воскликнул преданный царедворец, – Ваше царствование закончится с той же славой, как и у праведного Иова». – «Нет, —покачал головой император, – я чувствую, что конец мой будет ужасным».

Кто знает, о чем думал министр, лежа на смертном одре. Возможно, вспоминал свою богатую событиями жизнь?

Столыпин Пётр Аркадиевич появился на свет 5 апреля 1862 года в Дрездене, в семье, принадлежавшей старинному дворянскому роду, известному с XVI века. Блестяще окончив физико-математический факультет Петербургского университета, поразив на выпускном экзамене глубиной своих познаний самого Менделеева, он, как это значится в официальных документах и в редакционной статье «Исторического вестника» (т. 126, 1911 года, октябрь), «начал свою служебную деятельность в Министерстве внутренних дел, а через два года был причислен к Департаменту земледелия и сельской промышленности Министерства земледелия и государственных имуществ, в котором последовательно занимал различные должности и особенно интересовался сельскохозяйственным делом и землеустройством. Затем перешел на службу Министерства внутренних дел Ковенским уездным предводителем дворянства и председателем Ковенского съезда мировых посредников и в 1889 году был назначен Ковенским губернским предводителем дворянства», а вскоре стал самым молодым в Российской империи губернатором – в Гродно (1902–1903). Интересно, что в период губернаторства Столыпина в Гродно там нелегально проходил первый съезд ПСП (Польской социалистической партии) и II съезд еврейских рабочих Польши и Литвы, а также отмечалось празднество 1 Мая, чему, впрочем, в городе не придавалось большого политического значения, и состоялись политические демонстрации (возможно, именно эти события сказались на убежденности Столыпина в экстренной необходимости решения национальных и социальных проблем, которые становились источником волнений и революционно-антимонархической пропаганды, распространявшейся на всю Россию), а затем (1903–1906) последовало и назначение на должность губернатора в Саратове.

Губернаторство Столыпина пришлось на беспокойные времена Русско-японской войны и первой русской революции, дававшей обильные всходы и на Саратовской земле. Для подавления беспорядков в Саратов был направлен бывший военный министр, генерал-адъютант В. В. Сахаров. В ноябре 1905 года Сахаров был убит – застрелен явившейся к нему на прием посетительницей прямо в губернском доме, и на смену ему был командирован другой генерал-адъютант – К. К. Максимович, действовавший на территории Саратовской и Пензенской губерний.

Покушения на Столыпина начались уже в тот период: в него стреляли, бросали бомбы, угрожали отравлением самого младшего ребенка – его долгожданного сына трех лет от роду. Пётр Аркадиевич прилагал все мыслимые усилия к восстановлению порядка, действуя решительно, смело, со знанием психологии толпы. Не раз появлялся он безо всякой охраны в крайне возбужденной толпе и своим внушительным спокойным видом, трезвыми, взвешенными и понятными каждому фразами успокаивал возбужденный народ. За подавление крестьянских восстаний в Саратовской губернии Пётр Аркадиевич был удостоен личной благодарности Николая II.

В 1906 году Столыпин был назначен министром внутренних дел, а 8 июля того же года сменил на посту председателя Совета министров «его безразличие» И. Л. Горемыкина, получившего свое прозвище за апатичность и бездеятельность. Портфель министра внутренних дел он оставил за собой.

Целеустремленный, волевой и деятельный Столыпин выгодно отличался от своего вялого предшественника и снискал расположение императора. «П. А. Столыпин, – писал П. Н. Милюков, один из лидеров партии кадетов, – принадлежал к числу лиц, которые мнили себя спасителями России от ее „великих потрясений“. В эту свою задачу он внес свой большой темперамент и свою упрямую волю. Он верил в себя и в свое назначение. Он был, конечно, крупнее многих сановников, сидевших на его месте до и после Витте».

Злопыхатели объясняли его блистательную карьеру протекцией со стороны родственников жены, чьи позиции при дворе были традиционно сильны. Действительно, Столыпин был женат на О. Б. Нейгардт – бывшей невесте убитого на дуэли брата Петра Аркадиевича, однако же, несмотря на сложный характер Ольги Борисовны, Столыпин был, по свидетельству современников, счастлив в браке, имел сына и пять дочерей.

Потомственный дворянин и крупный помещик, он боролся за упрочение государства и государственности, вел беспощадную борьбу с революционерами и террористами как делом, так и словом. Например, выступая в Думе по вопросу о мерах борьбы с революционным терроризмом, Столыпин говорил: «Правительство будет приветствовать всякое открытое разоблачение какого-либо неустройства... но иначе должно правительство относиться к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти, паралич и воли, и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: „Руки вверх“. На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить только двумя словами: „Не запугаете“». Столыпин, борясь с бомбистами, добился в чрезвычайном порядке, по 87 статье Основных государственных законов, введения указа о создании военно-полевых судов, в соответствии с которым судопроизводство завершалось в течение 48 часов, а приговор, санкционируемый командующим военным округом, исполнялся в течение 24 часов. Эта мера, призванная остановить революционно-террористический произвол, привела по большому счету лишь к стократному(!) увеличению количества смертных казней.

Мера эта хотя и оказалась почти бесполезной, но суровая обстановка не оставляла власти выбора. Революционеры развернули настоящий террор (убили, например, великого князя Сергея Александровича, министров внутренних дел Д. С. Сипягина и В. К. Плеве, генерал-адъютанта В. В. Сахарова и многих других). Только с февраля 1905 по ноябрь 1906-го года было убито более 30 000 человек. Среди них, конечно, были и важные сановники, и именитые деятели, и жандармы, но в подавляющем большинстве погибали простые рабочие, придерживавшиеся монархических взглядов. За лидерами и простыми членами промонархической организации «Союз Русского Народа» велась настоящая охота – их резали, отстреливали, взрывали… Начало этим акциям положило нападение на харчевню «Тверь», располагавшуюся у Невской заставы Санкт-Петербурга, – место, где могли бесплатно пообедать безработные, и один из центров «Союза Русского Народа». Тогда погибло два человека и одиннадцать получили серьезные ранения. Отстреливаясь, злоумышленники скрылись, найти и покарать их так и не удалось. Не справляясь с разгулом террора, правительство пошло на экстренные меры, и военно-полевые суды заработали: в 1900 году было казнено 574 человека, в 1907 – 1139, в 1908 – 1340, в 1909 – 717, в 1910 – 129, в 1911 – 73. До этого в России приводилось в исполнение в среднем 9 смертных приговоров в год.

Впрочем, это был «кнут». Отлично понимая, что политика репрессий и государственного террора есть признак слабости власти, а отнюдь не ее силы, Пётр Аркадиевич сосредоточился больше на устранении причин социальной напряженности, как хороший врач борясь с причинами государственного «недуга», а не с его симптомами. Официально было объявлено о следующем курсе преобразований: свобода вероисповеданий, неприкосновенность личности и гражданское равноправие в смысле «устранения ограничений и стеснений отдельных групп населения», преобразование местных судов, реформа средней и высшей школы, полицейская реформа, преобразование земства, подоходный налог, «меры исключительной охраны государственного порядка».

Отлично осознавая промышленно-экономическую отсталость, аграрность России, Столыпин боролся за появление в империи нового сильного класса – класса, прозванного потом кулаками и полностью репрессированного Советами.

Несмотря на то что Российская империя все еще была мировым лидером по производству зерна, производя его в три раза больше, чем ее основные конкуренты на этом рынке – США, Канада и Аргентина вместе взятые, способы хозяйствования на земле в России безнадежно устарели. Обработка наделов велась общинами, что не давало активным и предприимчивым крестьянам завести свое крупное, приносящее высокие прибыли хозяйство. Столыпин поддержал и развил позицию, обозначенную в XIX веке Валуевым, Барятинским, а в начале XX века – предшественником И. Л. Горемыкина на посту председателя Совета министров Сергеем Юльевичем Витте, о предоставлении крестьянам права на выход из общины. По его проекту, крепкие хозяева, кулаки и середняки, должны были создать конкурентную борьбу в производстве сельскохозяйственной продукции. Разорившиеся крестьяне, неспособные или не желающие осваивать новые методы хозяйствования, вынуждены были бы пополнять городское население, существенно увеличить трудовые ресурсы индустриальных центров и привести к росту промышленности. Фактически его политика должна была привести к тем же последствиям, что и сталинская индустриализация, но пройти гораздо более мягко и без урона для количества сельскохозяйственного производства, а может быть, и с его приростом.

Пётр Бернгардович Струве охарактеризовал деятельность Столыпина следующим образом: «Как бы ни относиться к аграрной политике Столыпина – можно ее принимать как величайшее зло, можно ее благословлять как благодетельную хирургическую операцию, – этой политикой он совершил огромный сдвиг в русской жизни. И – сдвиг поистине революционный и по существу, и формально. Ибо не может быть никакого сомнения, что с аграрной реформой, ликвидировавшей общину, по значению в экономическом развитии России в один ряд могут быть поставлены лишь освобождение крестьян и проведение железных дорог».

Важной частью аграрной реформы Столыпина стала деятельность Крестьянского банка, скупавшего земли и перепродававшего их крестьянам на льготных условиях, причем часть расходов финансировалась государством. Это хоть и не решало проблему (финансирования на обустройство независимых хозяйств фермерского типа катастрофически не хватало: по расчетам, на организацию одного такого хозяйства требовалось от 250 до 500 рублей, сумм для крестьян просто астрономических), в немалой степени ее смягчало.

Столыпин подверг острой критике в Государственной думе проект о национализации земли. Он считал, что земля, отчужденная у одних и предоставленная другим, «получила бы скоро те же свойства, как и вода и воздух. Ею бы стали пользоваться, но улучшать ее, прилагать к ней свой труд с тем, чтобы результаты этого труда перешли к другому лицу, – этого никто не стал бы делать.

Вообще, стимул к труду, та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена». Также он считал, что национализация земли «поведет к такому социальному перевороту, к такому перемещению всех ценностей, к такому изменению всех социальных, правовых и гражданских отношений, какого еще не видела история». Не поддерживал он и идею об арендных отношениях в земледелии, полагая, что такая форма владения землей приведет к ее быстрому истощению.

Столыпин был уверен в том, что «нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землей. Искусственное в том отношении оскопление нашего крестьянства, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому дурному, главное – к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств. Смешно говорить этим людям о свободе и свободах».

Принятым в чрезвычайном порядке указом от 9 ноября 1906 года было положено начало выходу крестьян из общины. Законом он стал только с 14 июня 1910 года, пройдя через обсуждение в III Государственной думе. Столыпин не желал насильственной ломки общины и никогда не требовал всеобщей унификации форм землепользования и землевладения. Разъясняя позицию правительства по аграрному вопросу в Государственной думе 10 мая 1907 года, он подчеркнул: «Пусть собственность эта будет общая там, где община еще не отжила, пусть она будет подворная там, где община уже не жизненна, но пусть она будет крепкая, пусть наследственная». Меры насильственного характера предполагались только тогда, когда община препятствовала выходу крестьян, что случалось отнюдь не редко.

Мало известен тот факт, что Столыпин был инициатором введения всеобщего бесплатного начального образования в России. С 1907 по 1914 год постоянно росли расходы государства и земств на развитие народного образования. Так, в 1914 году на эти нужды выделялось средств больше, чем во Франции – культурнейшей из стран того времени.

Стремясь повысить образовательный уровень населения, Столыпин предлагал увеличить зарплату учителям, служащим почт, железных дорог, священникам, чиновникам госаппарата.

Пётр Аркадиевич пытался провести и политическую реформу. Он предложил бессословную систему местного управления, согласно которой выборы в земстве проводились бы по имущественным, а не по сословным куриям. При этом имущественный ценз – закон, согласно которому участвовать в выборах имели право только граждане, обладающие имуществом определенной стоимости, – должен был быть снижен в десять раз. Благодаря этому количество избирателей пополнилось бы за счет зажиточных крестьян.

Столыпин планировал во главе уезда ставить не предводителя дворянства, а чиновника, назначаемого правительством. К сожалению, предложенная им реформа вызвала резкую неприязнь у представителей дворянского сословия и острую критику правительственного курса с их стороны.

Интересно, что современники никак не могли определить его политическое кредо, называя Петра Аркадиевича то консервативным либералом, то либеральным консерватором. Сам Столыпин себя такими поисками своего политического Я не затруднял.

Попытки конструктивного общения между монархически настроенным правительством Столыпина и либерально-нигилистической – в любом созыве – Думой потерпели полное фиаско, что и стало основной причиной того, что большую часть своих проектов Столыпин вынужден был проводить в периоды между роспуском одной и созывом другой Думы. Впрочем, о работе Государственной думы, органа законосовещательного, о принимаемых ею решениях Столыпин отзывался весьма снисходительно: «...У вас нет ни сил, ни средств, ни власти провести его (решение) дальше этих стен, провести его в жизнь, зная, что это блестящая, но показная демонстрация», или еще: «...это ровная дорога, и шествие по ней почти торжественное под всеобщее одобрение и аплодисменты, но дорога, к сожалению, в данном случае приводящая никуда».

Стремясь ликвидировать источник социального недовольства путем проведения аграрной реформы, Пётр Аркадиевич не забывал и о другом факторе неустойчивости государства Российского (его поражающей воображение многонациональности. Считая предоставление национальных автономий гибельным для государства – и совершенно правильно, как показал опыт СССР). Столыпин пытался централизовать страну за счет ее «хребта», национальной образующей – русских.

Столыпин показал негибкость и отсутствие деликатности в разработке национальной политики, руководствуясь принципом «не утеснения, не угнетения нерусских народностей, а охранения прав коренного русского населения», хотя на деле этот принцип зачастую оказывался одним из главных для русских, независимо от того, где они проживали. Столыпиным был разработан проект закона о введении земств в шести западных губерниях (Минской, Витебской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской). Согласно ему, выборы в земства должны были пройти по национальным куриям, следовательно, главенствующую роль в них играли бы русские.

Нужно особо отметить, что Столыпин никогда не позволял себе высказываний, унижавших или оскорблявших национальные чувства других народов, кроме русского, населявших Российскую империю. Петр Аркадиевич был русским патриотом, понимавшим, насколько важно развитие национального самосознания, достоинства, сплочения всех народов, проживающих на территории государства. Об этом свидетельствует такое рассуждение Петра Аркадиевича: «Народы забывают иногда о своих национальных задачах; но такие народы гибнут, они превращаются в назем, в удобрение, на котором вырастают и крепнут другие, более сильные народы». Однако проводимая им политика отнюдь не способствовала разрешению национального вопроса.

И все же Столыпину недоставало гибкости. Не сумев привлечь в правительство ни одного из лидеров оппозиции, да и по большому счету не особо желая с ней, оппозицией, договариваться, он постепенно терял популярность у широких слоев населения и лишился последних, хотя изначально и достаточно призрачных, шансов на сотрудничество с Думой. Аграрная и политическая реформы Столыпина восстановили против него как дворян, видевших в них посягательство на свои привилегии, так и левых, боявшихся потерять избирателей и влияние на общество (лозунг «Чем хуже – тем лучше!» еще не был озвучен, но уже витал в воздухе), умудрился попасть в немилость к Ее Императорскому Величеству, которая считала, что Столыпин затеняет ее обожаемого Никки, наконец, он потерял и поддержку монарха, открыто выступая против влияния на царскую семью Григория Распутина и прочих кликуш-богомольцев. Восстановив против себя все общественные силы, он был вынужден опираться только на полицейский аппарат, отчаянно борясь с наступающей революцией и анархией. В своих «Воспоминаниях» Сергей Юльевич Витте пишет: «Столыпин последние два-три года своего правления водворил в России положительный террор, но самое главное – внес во все отправления государственной жизни полицейский произвол и полицейское усмотрение».

Долго так продолжаться не могло, было совершенно понятно, что срок столыпинского кабинета министров истекает. Столыпин подал прошение об отставке в марте 1911 года, мотивируя свое решение тем, что Государственный совет окончательно отклонил законопроекты о западных земствах. Николай II после недолгого раздумья отставку не принял и поддержал Петра Аркадиевича, однако всем окончательно стало понятно, что на политической карьере Столыпина поставлен жирный крест. Впрочем, до отставки он не дожил.

1 (14) сентября 1911 года, во время посещения Николаем II празднеств в Киеве, Столыпин был смертельно ранен в Киевской опере. Покушение совершил Дмитрий Богров, сын местного владельца многоэтажного дома и двойной агент, работавший и на охранку, и на эсеров.

В досье жандармского управления о нем была агентурная справка следующего содержания: «Богров Дмитрий Григорьевич родился 29 января 1887 года, сын присяжного поверенного Григория Григорьевича Богрова, богатого киевского домовладельца, известного в городе благотворительной деятельностью. Отец Богрова занимает видное положение в городе и имеет обширные знакомства в разных сферах». Мотивы его поступка по сей день не ясны. Одни исследователи считают, что его руку направляла охранка, возможно, и не без ведома царя; другие – что Богров, действуя по заданию партии эсеров, сумел обмануть руководство охранки и получил пригласительные билеты почти во все места, где бывали царская чета и Столыпин, от начальника охранного отделения Кулябки; третьи же полагают, что у Богрова были некие личные причины. Партия эсеров, к которой принадлежал Богров, заявила о своей непричастности к этой акции. В любом случае, Богров был личностью неуравновешенной психически, с явными суицидальными признаками. Вот выдержки из некоторых его писем: «Нет никакого интереса в жизни. Ничего, кроме бесконечного ряда котлет, которые мне предстоит скушать в жизни. И то если моя практика это позволит. Тоскливо, скучно, а главное – одиноко» и еще: «Вообще же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело».

Возможно, это самое «надоело» и толкнуло его на «подвиг Герострата» – застрелить грозного министра и тем прославиться. Так или иначе, но 1 сентября 1911 года он произвел роковые выстрелы.

5 (18) сентября 1911 года Пётр Аркадиевич Столыпин скончался.

Николай Александрович Романов. Крах российского самодержавия

Празднование 300-летия дома Романовых началось со службы в Казанском соборе Санкт-Петербурга. Блестящий кортеж из карет царя и его свиты неторопливо продвигался по Невскому проспекту, несмотря на ранний час, заполненному толпами народа, пылко проявляющего верноподданнические чувства. Толпа, неистово и громогласно провозглашая здравицы, прорвала солдатские кордоны и окружила экипажи императора и императрицы.

Собор был набит до отказа. Впереди, согласно регламенту, расположились члены августейшей фамилии, послы иностранных держав, министры и депутаты Думы. Следующие после службы в соборе дни были посвящены официальным церемониям, балам и приемам депутаций, которые прибывали со всех концов необъятной империи одетыми в национальные костюмы и преподносили царствующей чете дары. В честь императора Николая Александровича, его супруги Александры Фёдоровны и всех великих князей Романовых знать Санкт-Петербурга устроила грандиозный бал, на котором присутствовали тысячи гостей из самых знатных и родовитых семейств. Чуть позже Их Величества изволили посетить представление оперы Глинки «Жизнь за царя». Когда венценосные супруги прошли в свою ложу, весь зал стоя приветствовал их аплодисментами.

Торжества продолжались. В мае 1913 года император с семьей отправились по следам Михаила Романова, чтобы проделать тот же путь, что прошел и первый царь династии, с рождения и до восшествия на престол. По Волге на пароходе они поплыли в родовую вотчину Романовых – Кострому, где юный Михаил был призван на царство.

Великая княгиня Ольга Александровна позже писала об этой поездке так: «Где бы мы ни проезжали, везде встречали такие верноподданнические манифестации, которые, казалось, граничат с неистовством. Когда наш пароход проплывал по Волге, мы видели толпы крестьян, стоящих по грудь в воде, чтобы поймать хотя бы взгляд царя. В некоторых городах я видела ремесленников и рабочих, падающих ниц, чтобы поцеловать его тень, когда он пройдет. Приветственные крики были оглушительны!».

Путешествие, а с ним и празднование 300-летия царствования дома Романовых закончились, как тому и положено было быть, в Москве. На 20 метров оторвавшись от казаков Его Императорского Величества Конвоя, солнечным июньским днем Николай II верхом въехал в Первопрестольную. Спешившись на Красной площади, государь-император проследовал с семьей и свитой через ворота Кремля в Успенский собор, где была проведена торжественная служба.

Торжества и восторг подданных заставили государя позабыть о волнениях 1905 года и воскресили его веру в неразрывную связь царя и народа, любовь простого люда к своему императору. Казалось бы, столь бурное обожание Николая II, проявленное в юбилейные дни, должно было способствовать укреплению и процветанию монархии, однако уже тогда и Россия, и Европа стояли на краю больших перемен.

За последующие пять лет рухнули три европейские монархии, три императора или умерли, или вынуждены были отправиться в изгнание. Рухнули старейшие династии Габсбургов, Гогенцоллернов и Романовых, распались Россия и Австро-Венгрия.

Мог ли Николай II хоть на миг представить, что ожидает его и его семью через четыре года, на какую смерть эти ныне восторженные толпы обрекут его и его близких?

Уинстон Черчилль писал: «Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в поле зрения. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились, снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми.

Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме этого, никаких трудных действий больше не требовалось: удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами – держаться; вот и все, что стояло между Россией и плодами общей победы. Царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна». Если бы не… Впрочем, история сослагательного наклонения не знает.

Николай II (1868, Петербург – 1918, Екатеринбург) получил домашнее воспитание на традиционной религиозной основе. Воспитатели и учителя будущего императора и его младшего брата Георгия получили от императора Александра III такой наказ: «Ни я, ни Мария Фёдоровна не желаем делать из них оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру. Учите хорошенько, спуску не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные русские дети. Подерутся – пожалуйста. Но доносчику – первый кнут. Это – самое мое первое требование».

Первые 8 лет он изучал программу гимназического курса. Особый акцент делался на изучении политической истории, русской литературы, иностранных (французского, немецкого и английского) языков, которыми цесаревич Николай овладел в совершенстве. «Я редко встречал так хорошо воспитанного молодого человека, как Николай II», – записал в своих «Воспоминаниях» известный российский государственный деятель С. Ю. Витте.

Николай II любил музыку, театр, балет, оперу, уже в зрелом возрасте полюбил чтение. Это был хорошо сложенный, спортивный человек. Он всегда со всеми был вежлив, никогда ни на кого не повышал голос, со вкусом одевался, прекрасно танцевал.

Еще пять лет в жизни цесаревича были направлены на изучение военного дела, юридических и экономических наук, необходимых для монарха. Гранит этих наук Николай II грыз, направляемый русскими учеными с мировым именем: Бекетовым Н. Н., Обручевым Н. Н., Кюи Ц. А., Драгомировым М. И., Бунге Н. Х.

Учился он, правда, неохотно (28 апреля 1890 года в связи с окончанием учебы даже записал в своем дневнике: «Сегодня окончательно и навсегда прекратил свои занятия»), да и выдающимися умственными способностями Николай II одарен не был. В октябре 1904 года в Петербурге даже имел хождение следующий анекдот: «Почему вдруг понадобилась конституция, ограничивающая монархию? Ведь уже десять лет мы имеем „ограниченного“ царя!». Однако же дураком он также отнюдь не являлся. Дабы будущий император познал армейский быт и порядок службы, отец направил его в полк. Два года Николай служил младшим офицером в рядах лейб-гвардии Его Императорского Величества Преображенского полка, затем еще два летних сезона он командовал эскадроном кавалерийского гусарского полка и закончил «военную кафедру» в артиллерии. Военная служба Николаю понравилась, возможно, потому еще, что почти каждый день заканчивался славной офицерской попойкой. 31 июля 1890 года он написал в своем дневнике: «Вчера выпили 125 бутылок шампанского». Алкоголик из него, правда, не получился. Наоборот, впоследствии Николай II практически не пил.

Тогда же Александр III начал вводить его в курс государственных дел, приглашая на заседания Государственного совета и Кабинета министров. Этой науке Николай Александрович учился также не слишком охотно.

Смерть императора Александра в ноябре 1894 года застала Николая Александровича командиром батальона лейб-гвардии Его Императорского Величества Преображенского полка в звании полковника. Эти погоны он носил до февраля 1917 года, даже будучи Верховным главнокомандующим Вооруженными силами России.

Закончить обучение сына и наследника Александр III, человек нравов достаточно простых, решил несколько эксцентричным способом – 23 октября 1890 года Николай отправился в морской круиз через Египет, Индию и Японию на Дальний Восток, откуда в Питер он должен был вернуться сухопутным путем через Сибирь. В путешествии его сопровождали конногвардейский офицер князь Н. Д. Оболенский, кавалергардский офицер B. C. Кочубей, князь Э. Э. Ухтомский, затем к ним присоединился наследник греческого престола Георг по прозвищу Атлет. Приглядывать за ними должен был генерал князь В. А. Барятинский.

Но 29 апреля 1891 года, когда пьяная компания шлялась по борделям в портовом квартале Оцу, что в Японии, рядом с городом Киото, японец Ва-цу ранил Николая саблей в голову. Подробности инцидента не разглашались. «Ранение сопровождалось с внешней стороны не особенно картинными действиями, то есть такими, которые не могли увлечь зрителей симпатиями в ту или иную сторону», – писал Витте, ссылаясь на беседы с очевидцами.

В личном плане жизнь Николая II ничем не отличалась от жизни большинства молодых великосветских оболтусов. «Зимний сезон сменился летним. Начинаются усиленные военные учения, смотры, подготовка к большим маневрам, переезд в лагерь… встреча с балериной Матильдой Кшесинской», – писал он в своем дневнике в 1890 году. Иметь любовницу из балерин или актрис считалось в высшем обществе правилом хорошего тона.

Конечно, жениться на Кшесинской Николай не мог, о чем честно ее предупредил, однако же на содержание ее взял полностью. Дом любовницы стал для него и его друзей местом приятного времяпрепровождения.

Кшесинскую Николай не любил по-настоящему, хотя она и была ему приятна. В 1894 году он без церемоний объявил Матильде о своей помолвке с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской, впоследствии ставшей его женой под именем Александры Фёдоровны.

Правда, Кшесинская, к чести ее надо заметить, отнюдь не растерялась. «В моем горе я не осталась одинокой, – позже писала она. – Великий князь Сергей Михайлович… остался при мне и поддержал меня». Позднее Кшесинская завлекла в свои сети великого князя Андрея Владимировича, от которого в 1902 году родила сына. Законными мужем и женой они стали уже в эмиграции, в 1921 году, в Каннах оформив свой брак. К тому времени Николая II уже не было в живых.

Считается, кстати, вполне обоснованно, что Николай Александрович Романов искренне любил свою жену и был счастлив в браке, несмотря на то что характер у нее был очень непростой.

Посол Франции в России Морис Палеолог, который присутствовал на обеде, данном Николаем II в честь президента Франции Пуанкаре, записал в дневнике 20 июля 1914 года: «В течение обеда я наблюдал за Александрой Фёдоровной, против которой я сидел… Несмотря на свои сорок два года она еще приятна лицом и очертаниями… Но вскоре ее улыбка становится судорожной, ее щеки покрываются пятнами. Каждую минуту она кусает себе губы… До конца обеда, который продолжался долго, бедная женщина, видимо, борется с истерическим припадком».

По политическим причинам Николаю Александровичу сватали французскую принцессу Елену Орлеанскую, но он продолжал настаивать на своем и добился того, чтобы женой его стала милая сердцу Николая Александровича Алиса Гессен-Дармштадтская.

В 1894 году Николай II взошел на престол. Началось его правление с катастрофы на Ходынском поле, когда в толчее погибло более 1300 человек, а еще больше людей получили травмы различной степени тяжести. При этом гуляния отменены не были, продолжались выступления клоунов, работали балаганы. На вечер того же дня у французского посла Монтебелло был запланирован бал в честь Николая II и его жены. По утверждению московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, «многие советовали государю просить посла отменить визит и в любом случае не приезжать на этот бал, но государь с этим мнением совершенно не согласен. По его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, которое не должно омрачать праздник коронации; ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать».

18 мая 1894 года в дневнике Николая II появилась следующая запись: «Сегодня случился великий грех, …потоптано около 1300 человек! Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали, и затем Аликc и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном „народном празднике“. Собственно, там ничего не было… Поехали на бал к Монтебелло. Было очень красиво устроено». А вот запись от 19 мая: «В 2 ч. Аликc и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные пострадавшие вчера… В 7 ч. начался банкет сословным представителям в Александровском зале». Железные нервы были у человека! По свидетельству современников, все неприятные известия Николай II принимал с видом скучающего безразличия, чему (видимому безразличию) многие верили.

Царствование императора Николая II совпало с началом бурного развития капитализма и одновременного роста революционного движения в России. Примером для подражания для него был царь Алексей Михайлович, прилежно хранивший традиции старины и самодержавия. В одном из самых первых публичных выступлений в качестве монарха он заявил: «Пусть же все знают, что я, посвящая все силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель».

И правда, за «начала самодержавия» Николай II держался мертвой хваткой: ни одной сколько-нибудь существенной позиции за время своего царствования он не сдавал, вплоть до отречения от престола в 1917 году.

Витте в 1913 году написал в своих «Воспоминаниях»: «Этот лозунг – „Хочу, а потому так должно быть“, – проявлялся во всех действиях этого слабого правителя, который только вследствие слабости делал все то, что характеризовало его царствование – сплошное проливание более или менее невинной крови, и большей частью совсем бесцельно». Тут Сергей Юльевич несколько передергивает: как председатель совета министров с октября 1905 по апрель 1906 года он несет ничуть не меньшую ответственность за репрессии против участников революции. Конечно, являясь умным и дальновидным политиком, он отлично осознавал, что одними только репрессивными мерами остановить революционный процесс невозможно, что надо идти на какие-то уступки, проводить реформы.

Так появился манифест 17 октября, подписанный Николаем II практически под дулом пистолета – великий князь Николай Николаевич обещал пустить себе пулю в лоб в случае его неподписания. И хотя тот практически ни чем не ограничивал самодержавной власти, Николай II и императрица восприняли его как личное унижение.

Да, Николай не был сильным и волевым правителем. «У Николая нет ни одного порока, – записал 27 ноября 1916 года посол Франции в России Морис Палеолог, – но у него наихудший для самодержавного монарха недостаток: отсутствие личности. Он всегда подчиняется». Талантливый, честолюбивый и волевой Витте, до смерти обиженный отставкой, дал царю саркастическую характеристику: «Нужно заметить, что наш государь Николай II имеет женский характер. Кем-то было сделано замечание, что только по игре природы незадолго до рождения он был снабжен атрибутами, отличающими мужчину от женщины». Слабость Николая II признавала даже его жена, Александра Фёдоровна.

В частности, 13 декабря 1916 года она писала ему: «Как легко ты можешь поколебаться и менять решения, и чего стоит заставить тебя держаться своего мнения... Как бы я желала влить свою волю в твои жилы... Я страдаю за тебя как за нежного, мягкосердечного ребенка, которому нужно руководство» (письмо № 639 – все свои письма к мужу Александра Федоровна нумеровала).

Впрочем, ей-то грех было жаловаться – именно благодаря этим своим качествам императрица могла держать его под своим изящным каблучком. Наставник цесаревича Алексея, француз Пьер Жильяр, постоянно находившийся при Романовых с конца 1905 по май 1918 года, вспоминал: «Задача, которая выпала на его долю, была слишком тяжела, она превышала его силы. Он сам это чувствовал. Это и было причиной его слабости по отношению к государыне. Поэтому он в конце концов стал все более подчиняться ее влиянию».

В письмах к мужу Александра Фёдоровна просила и требовала, чтобы он проявлял волю и твердость характера:

«Будь тверд... помни, что ты император» (№ 305 от 4 мая 1915 года);

«Они (министры) должны научиться дрожать перед тобой» (№ 313 от 10 июня 1915 года);

«Покажи им (депутатам Думы) кулак... яви себя государем! Ты самодержец, и они не смеют этого забывать» (№ 351 от 11 сентября 1915 года);

«Ты помазанник Божий» (№ 623 от 5 ноября 1916 года);

«Покажи всем, что ты властелин... Миновало время... снисходительности и мягкости» (№ 631 от 4 декабря 1916 года);

«…Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех!» (№ 640 от 14 декабря 1916 года).

Рожденным для эпохи бурных перемен Николай Александрович, конечно, не был, но не надо думать, что даже монарх масштаба Петра I, с его сверхъестественной энергией, в конкретно взятых условиях конца XIX – начала ХХ века продемонстрировал бы намного лучшие показатели. Пётр I жил и действовал в стране, близкой к дремучему Средневековью, и его методы властвования, с постоянными казнями недовольных и мордобоем нерадивых, навряд ли подошли бы стране с началами буржуазного парламентаризма. Более того, будь этот период в жизни России спокойным, лучшего императора, чем Николай II, подыскать было бы трудно. Справедливости ради, впрочем, следует отметить, что в немалой степени Николай сам был виноват в сложившейся обстановке. Уже в ноябре 1896 года он едва не втравил Россию в войну за турецкое наследство. Поводом стала записка А. И. Нелидова, посла Российской империи в Блистательной Порте, о том, что внутреннее положение Оттоманской империи крайне неустойчиво и вскоре можно ожидать ее распада.

Посол советовал заранее принять меры, которые позволили бы России завладеть Константинополем и черноморскими проливами. 23 ноября Николай II провел специальное совещание, где присутствовали все военные руководители – военный министр генерал П. С. Ванновский, начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Обручев, управляющий Морским министерством вице-адмирал П. П. Тыртов, управляющий делами министерства иностранных дел К. П. Шишкин, министр финансов С. Ю. Витте и сам А. И. Нелидов.

Было принято решение спровоцировать в Турции инциденты, дающие России право высадить войска и завладеть верхним Босфором. В Севастополе и Одессе решили готовить войска для возможной высадки десантов. Против данной акции выступил только Витте. Позже выяснилось, что Черноморский флот не мог обеспечить столь крупную десантную операцию.

Французское правительство, прознав через свою агентуру о планах Николая II, пригрозило сообщить об этих планах Англии. Войны с Британией он не желал, и от этого плана пришлось отказаться.

Поняв, что расширить империю в сторону Малой или Средней Азии, а тем более Европы было нереально, Николай Александрович обратил свой взгляд в сторону Китая и Японии. По свидетельству С. С. Ольденберга, биографа Николая II, «ключом к внешней... политике первого периода царствования императора Николая II следует считать вопросы Дальнего Востока, „большую азиатскую программу“». Он планировал «укрепление и расширение русского влияния в этих областях как задачу именно своего управления».

Витте отмечал, что «в душе молодого царя неоднократно рождалась мысль… о подчинении китайского богдыхана, подобно бухарскому эмиру, и чуть ли не о приобщении к титулу русского императора дальнейших титулов, например богдыхан китайский, микадо японский и проч. и проч.».

12 августа 1898 года Россия выступила с предложением о проведении международной конференции в Гааге с целью ограничить гонку вооружений и решать все спорные межгосударственные вопросы путем мирных переговоров.

На самом деле, это было желание доказать миролюбивые устремления России, особенно в период усиления ее экспансии на Дальнем Востоке, а также попытка уменьшить военно-техническое отставание российской армии.

После длительных предварительных переговоров такая конференция состоялась 6–18 мая 1899 года в Гааге. В ней учавствовали 27 государств. И хотя на ней были приняты три конвенции о законах и обычаях войны, каких-либо результатов в главных вопросах – разоружения, сокращения военных расходов – достигнуто не было.

В то же время Российская империя вынуждена была укреплять свой политический вес в мире, в том числе и с помощью военной силы. В 1900 году Россия, защищая свои интересы в Маньчжурии, вела против китайских повстанцев («боксеров») боевые действия. Для участвовавших в ней войск эта война не стала серьезным испытанием – слишком уж велико было качественное превосходство российской армии над бунтующими китайскими крестьянами. В то же время эта кампания убедила императора в возможности влиять на ситуацию в мире с помощью имеющихся у Российской империи вооруженных сил.

Германия, стремясь отвлечь внимание Николая II от европейских дел, поддерживала дальневосточную экспансию России, что в результате привело к позорной Русско-японской войне и обострению отношений с Англией и Францией.

21 декабря 1904 года Николай II записал в дневнике: «Получил ночью потрясающее известие от Стесселя о сдаче Порт-Артура японцам… Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось… На все воля Божья!». Россия к войне с Японией оказалась не готова, Порт-Артур был взят, армия вынужденно отступила, а корабли Тихоокеанской эскадры Рожественского – будем честны сами с собой – японцы перетопили как котят (что бы там ни писали наши квасные патриоты и при всем уважении к героизму русских матросов при Цусиме адмирал Того не потерял в бою ни одного корабля, наша же эскадра была полностью уничтожена). «И не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки или, правильней, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением», – писал Витте.

Поражение в войне спровоцировало волнения 1905–1907 годов, позже названных Первой русской революцией, и восстание на броненосце «Князь Потемкин Таврический». После восстания на броненосце Николай II 20 июня 1905 года записал в дневнике: «Черт знает, что происходит в Черноморском флоте. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! За то надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников».

Революция чрезвычайно напугала царствующую чету. В октябре 1905 года даже рассматривался вопрос об установлении в России военной диктатуры. Николай II предлагал сделать диктатором главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа великого князя Николая Николаевича, который, однако, отказался от этого предложения, сославшись на то, что в центральных районах России слишком мало войск – многие части, принимавшие участие в Русско-японской войне, еще не успели вернуться с Дальнего Востока.

На крайний случай рассматривался даже вариант бегства царской семьи из России, о чем прямо говорят слова обер-гофмаршала двора, генерал-адъютанта графа П. К. Бенкендорфа: «Жаль, что у Их Величеств пятеро детей… так как, если на днях придется покинуть Петергоф на корабле, чтобы искать пристанище за границей, то дети будут служить большим препятствием». О такой возможности заявлял и друг юности Николая II, князь Э. Э. Ухтомский.

В то время императорская семья проживала в Петергофе, на рейде которого постоянно находилась подводная лодка «Ерш». «Она уже пятый месяц торчит против наших окон», – записал царь в дневнике 11 октября 1905 года. Кстати, командир этой лодки Огильви обедал 1 октября у императора, а 11 октября царь и царица сочли необходимым посетить ее. К услугам царской семьи были предоставлены германским императором Вильгельмом II несколько миноносцев, прибывших из Мемеля.

В своей внутренней политике, особенно после событий 1905 года, Николай II сделал ставку на самые реакционные силы России, особенно на промонархический «Союз русского народа», или, как называл его членов император, «истинных русских людей». Витте же, например, характеризовал их далеко нелестными эпитетами, например так: «Политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылом двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может… Она состоит из темной, дикой массы, вожаков – политических негодяев… И бедный государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить величие России. Бедный государь… И это главным образом результат влияния императрицы» и так: «Черносотенцы преследуют в громадном большинстве случаев цели эгоистические, самые низкие, цели – желудочные и карманные. Это типы лабазников и убийц из-за угла… Черносотенцы нанимают убийц; их армия – это хулиганы самого низкого разряда… Государь возлюбил после 17 октября больше всего черносотенцев, открыто провозглашая их как первых людей Российской империи, как образцы патриотизма, как национальную гордость».

Активный деятель «Союза» журналист из Киева Б. М. Юзефович тоже нелестно, но уже в 1908 году отозвался об этой организации: «Какие там все сомнительные, грязные личности, начиная с председателей; как жаль, что государь отмечает этот „Союз“ преимущественно перед другими партиями, гораздо более чистыми и корректными».

Впрочем, не все было плохо в его правление, отнюдь не все. В России было принято самое лучшее по тем временам трудовое законодательство, обеспечивающее нормирование рабочего времени, вознаграждение при несчастных случаях на производстве, обязательное страхование рабочих от болезней, по инвалидности и старости.

Вообще же период царствования Николая II стал временем самых высоких темпов экономического роста за всю историю государства Российского. В 1880-1910 годах рост валового национального продукта был больше 9% в год. Россия вышла на первое место в мире по темпам экономического роста, опередив даже стремительно развивающиеся Соединенные Штаты Америки. По производству сельскохозяйственных культур Россия занимала первое место, производя более половины выращиваемой во всем мире ржи, более четверти пшеницы, овса и ячменя, более трети картофеля, на долю Российской империи приходилось 2/5 всего мирового экспорта сельхозпродукции. Россия стала основным экспортером продуктов крестьянского хозяйства, «житницей мира».

Эти успехи были логическим продолжением отмены крепостного права в 1861 году Александром II и Столыпинской земельной реформы в годы правления Николая II. Результатом земельной реформы стало то, что в руках крестьян оказалось более 80% пахотных земель в европейской части России, а в азиатской части – почти вся. В то же время площадь помещичьих латифундий неуклонно сокращалась.

Абсолютная монархия не препятствовала экономическому прогрессу и культурному росту России. По манифесту 17 октября 1905 года, хотя и неохотно, но подписанному императором, подданные российской короны получили права на неприкосновенность личности, свободу слова, печати, собраний и союзов. В стране росли политические партии, издавались тысячи периодических изданий, была созвана Государственная дума. Россия становилась правовым государством – судебная власть была практически отделена от исполнительной.

Интенсивное развитие промышленного и сельскохозяйственного производства, а также положительный торговый баланс и профицитный бюджет позволили России иметь устойчивую золотую конвертируемую валюту и привлекли множество иностранных инвестиций в экономику.

Почему же, спрашивается, несмотря на столь впечатляющий экономический рост страны, в России сложилась революционная ситуация, приведшая к падению монархии? Дело в том, что Россия всегда была немного «подавлена» своими размерами; успехи, достигнутые в результате экономических реформ, не сразу вели к реальному росту благосостояния общества, особенно беднейших его слоев. Интеллигенция, радея о «бедном русском крестьянине», в открытую противопоставляла себя монарху, поддерживая бог знает кого, но только не власть, недовольство пролетарских масс умело подхватывалось, раздувалось и использовалось настроенными на террор и экстремизм левыми партиями, раскол в обществе становился все глубже и глубже, а неудачная война с Японией только усилила кризис, что в результате привело к революционным событиям 1905 года. С особой силой кризисные явления в обществе стали проявляться с началом растянувшейся на несколько лет Первой мировой войны, к которой Россия традиционно готова не была.

Подлили масла в огонь и военные неудачи, и огромные человеческие потери. Кроме того, успеху революции в немалой степени способствовало то обстоятельство, что привыкших ходить в атаки в первых рядах русских офицеров, составлявших к тому времени некую касту, просто повыбивали пулеметным огнем. В офицеры начали производить низшие чины, склонные, в силу «подлого» происхождения, преклонять слух к агитации революционеров. России просто не хватило времени, чтобы плоды экономических и социальных преобразований созрели. В России наступило время террора и власти люмпен-пролетариата. Дворянство, духовенство и буржуазия были уничтожены как класс, поддержавшая переворот интеллигенция была выслана или уничтожена, в полной мере пожав плоды собственного предательства.

Одним из гвоздей в крышке гроба монархии, о котором стоит обязательно упомянуть, стал Григорий Ефимович Распутин, сумевший полностью подчинить себе царицу, а через нее и царя. Николай II был человеком глубоко верующим, Александра Фёдоровна добавила к этому свой мистицизм. Приближенная фрейлина Александры Фёдоровны и Николая II Анна Александровна Вырубова (Танеева) написала в воспоминаниях: «Государь, как и его предок Александр I, был всегда мистически настроен; одинаково мистически настроена была и государыня… Их Величества говорили, что они верят, что есть люди, как во времена апостолов… которые обладают благодатью Божией и молитву которых Господь слышит». Вообще-то такое настроение неудивительно – их единственный сын и наследник престола, цесаревич Алексей, был болен гемофилией и любой, даже самый незначительный порез, был чреват для него смертью от потери крови, а небольшой ушиб вполне мог стать причиной если и не смерти, то инвалидности. Отсюда и огромное количество убогих, кликуш и богомольцев, постоянно присутствующих при царском дворе – несчастным родителям оставалось надеяться только на чудо. Этим чудом и стал Распутин.

Это был человек хотя и необразованный, но очень умный и хитрый, к тому же совершенно непостижимым способом он умел останавливать кровотечение и снимать опухоли от ушибов у цесаревича, чем, естественно, был очень ценен для его августейших родителей. Все было бы хорошо, если бы не вмешивался он в политику. Изучив все слабости царской четы и умело их используя, Распутин приобрел совершенно неоправданный вес при дворе. Доходило до того, что по его слову назначались и смещались министры, а в августе 1915 года с подачи Распутина даже великого князя Николая Николаевича сняли с поста Верховного главнокомандующего, хотя именно благодаря ему Распутин вошел в ближний круг царской семьи и приобрел такое влияние. Когда же Николай Николаевич понял, что тот оттеснил с ведущих позиций при дворе его жену Стану, он попытался подвинуть Распутина, что привело к открытому разрыву между ними. Распутин к тому времени уже давно не нуждался ни в чьем покровительстве.

Александра Фёдоровна писала в 1916 году своему царственному супругу: «Я всецело верю в мудрость нашего Друга, ни-спосланную Ему Богом, чтобы советовать то, что нужно тебе и нашей стране» (письмо № 580). «Слушай Его, Бог послал Его тебе в помощники и руководители» (письмо № 583). И Николай II слушал. Правда, не всегда. 10 ноября 1916 года он, по вопросам, связанным с назначением министров, писал жене: «Прошу тебя, не вмешивай нашего Друга. Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе».

В декабре 1914 года посол Франции Морис Палеолог писал о «всегда больной» царице, «подавленной своим могуществом, осаждаемой страхом, чувствующей, что над ней тяготеет ужасный рок» (учитывая ее печальный конец, совершенно правильно чувствующей), а в январе 1915 года он записал в дневнике следующее: «Болезненные наклонности Александра Фёдоровна получила по наследству от матери… Душевное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, смены возбуждения и уныния, навязчивая мысль о невидимом и потустороннем, суеверное легковерие – все эти симптомы, которые кладут такой поразительный отпечаток на личность императрицы… Покорность, с которой Александра Фёдоровна подчиняется влиянию Распутина, не менее замечательна».

Бывший министр иностранных дел С. Д. Сазонов заявлял: «Император царствует, но правит императрица, инспирируемая Распутиным».

30 декабря 1916 года терпению дворянства пришел конец – группа дворян во главе с великим князем Дмитрием Павловичем убила Распутина. Однако же дело было сделано, большая часть аристократии уже отвернулась от своего императора.

«Императрица, – написал в своем дневнике Палеолог, – потребовала себе окровавленную рубашку „мученика Григория“ и благоговейно хранит ее как реликвию, как палладиум, от которого зависит участь династии».

28 июня 1914 года член революционно-террористической организации «Молодая Босния», серб Гаврило Принцип застрелил наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда. 28 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. Министр иностранных дел Российской империи С. Д. Сазонов открыто выступил против Австро-Венгрии, получив гарантии поддержки со стороны французского президента Р. Пуанкаре. 30 июля Россия начала всеобщую мобилизацию, Германия использовала это как повод для объявления войны России. Война с Российской империей началась 1 августа, а 3 августа Вильгельмом II была объявлена война Франции. После вторжения немцев в Бельгию (4 августа) Великобритания объявила войну Германии. Так началась Первая мировая война.

Затянувшаяся война привела в результате к Февральской буржуазной революции. Жители Петрограда испытывали в течение зимы недостаток продуктов питания, поскольку доставка продовольствия и топлива была сильно затруднена отсутствием нужного количества транспортных средств. В столице начались волнения, которые правительство, вместо того чтобы наладить поставки, попыталось подавить силой, не учитывая то, что в Петрограде в тот момент дислоцировались лишь обучавшиеся запасные части, разложенные пропагандой, организованной левыми партиями. В Ставке вначале не осознавали масштаб волнений в Петрограде. 25 февраля Николай II отдал приказ командующему Петроградским военным округом генералу С. С. Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Войска открыли огонь по демонстрантам, произошли случаи неповиновения приказам, и после трех дней слабого сопротивления войска перешли на сторону революционеров.

Еще в августе 1915 года был организован так называемый Прогрессивный блок партий, который насчитывал в своих рядах 236 членов Думы из общего количества в 442 человека. Блок сформулировал условия для перехода от абсолютизма к конституционной монархии, однако Николай II отклонил эти условия. К февралю 1917 года обстановка в стране еще более обострилась. Председатель Думы М. В. Родзянко постоянно слал в Ставку тревожные сообщения, от имени Думы предъявлял правительству настойчивые требования о внесении изменений в структуру власти. Многие советовали императору пойти на уступки, дав согласие на формирование правительства Думой, которое будет Думе же, а не ему подотчетно, с монархом же будут лишь согласовывать кандидатуры министров. Николай не пошел на этот шаг, и Дума приступила к образованию независимого от царской власти правительства.

27 февраля город почти весь был в руках повстанцев. В тот же день Николай II записал в своем дневнике: «В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд».

28 февраля император направил на Петроград воинские части во главе с генералом Н. И. Ивановым, однако они были задержаны революционными войсками на пути в Петроград и присоединились к восставшим. Так свершилась Февральская буржуазная революция.

Не имея информации о фиаско генерала Иванова, Николай II в ночь с 28 февраля на 1 марта тоже принял решение выехать из Ставки в Царское Село. Царский поезд был задержан в Малых Вишерах. Тогда император отдал распоряжение направиться в Псков, под защиту штаба Северного фронта, главнокомандующим которого был генерал Н. В. Рузский. Тот, связавшись с Петроградом и Ставкой в Могилеве, посоветовал Николаю II попробовать локализовать восстание в Петрограде, заключив договоренность с Думой, и сформировать ответственное перед Думой правительство. Император отложил это дело на утро, все еще рассчитывая на солдат генерала Иванова.

2 марта, утром, генерал Рузский доложил Николаю II, что генерал Иванов не смог справиться с поставленной задачей. Председатель Думы М. В. Родзянко заявил по телеграфу, что теперь уже стоит вопрос о сохранении династии Романовых на троне и что это возможно теперь лишь при условии передачи трона цесаревичу Алексею при регентстве младшего брата Николая II, Михаила. Николай II поручил генералу Рузскому по телеграфу узнать мнение по этому вопросу командующих фронтами. За исключением командующего Черноморским флотом адмирала А. В. Колчака, который от отправки телеграммы отказался, идею отречения Николая II поддержали все, включая командующего Кавказским фронтом дядю Николая II, великого князя Николая Николаевича.

Из дневника Николая II. 28 февраля, вторник. «Лег спать в три с четвертью часа утра, т. к. долго говорил с Н. И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Ушли из Могилева в пять часов утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали Смоленск, Вязьму, Ржев, Лихославль».

1 марта, среда. «Ночью повернули со станции Малая Вишера назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановились на ночь. Видел генерала Рузского. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского Села не удалось. А мысли и чувства все время там. Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам, Господь!»

2 марта, четверг. «Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев – всем главнокомандующим фронтов. К двум с половиной часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость, и обман!»

2 (15) марта 1917 года Николай II поставил свою подпись на акте об отречении от престола. Когда вечером 2 марта к нему явились по поручению Временного комитета Государственной думы Гучков и Шульгин, для проведения переговоров об отречении и его условиях, император уже был готов к этому и смирился со своей участью. Гучков заявил, что спасти династию теперь может только отречение Николая II в пользу его сына, на что Николай Александрович «самым спокойным тоном, как если бы дело шло о самой обыкновенной вещи», ответил, что здоровье его сына слишком слабо, и поэтому он решил отречься в пользу своего брата Михаила. Это решение он принял в три часа дня. Это же время он поставил на акте отречения.

Из дневника Николая II. 3 марта, пятница. «Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9.30 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша (младший брат царя) отрекся в пользу выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто его надоумил подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше».

8 марта 1917 года Николай Романов попрощался с армией и уехал из Могилева. 9 марта он прибыл в Царское Село. Еще до его отъезда из Могилева эмиссар Думы в Ставке сообщил, что Николай Александрович «должен считать себя как бы арестованным».

Из дневника Николая II. 9 марта 1917 года, четверг. «Скоро и благополучно прибыл в Царское Село – 11.30. Но боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все еще лежали больные в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь. Недавно началась. Погулял с Долгоруковым и поработал с ним в садике, т. к. дальше выходить нельзя! После чая раскладывали вещи».

С 9 марта по 14 августа 1917 года семья бывшего императора проживала в Александровском дворце Царского Села под арестом.

Большевики все больше мутят воду, и Временное правительство, опасаясь за жизнь царственных арестантов, переводит их в глубь России, в Тобольск. Им позволяют взять из дворца необходимую мебель и личные вещи, разрешают добровольно сопровождать их к месту нового размещения всем желающим из обслуживающего персонала.

Накануне отъезда их навестил глава Временного правительства А. Ф. Керенский и привез с собой Михаила Александровича Романова. Братья видят друг друга и говорят в последний раз в жизни – больше им встретиться не суждено. Михаила Александровича вышлют в Пермь, где в ночь с 12 на 13 июня 1918 года он будет убит.

14 августа, в 6 часов 10 минут, поезд с членами императорской семьи и обслуживающим персоналом под вывеской «Японская миссия Красного Креста» на максимальной скорости отбыл к месту назначения. Охрана из 337 солдат и 7 офицеров ехала за ними во втором составе. Все узловые станции по пути их следования были оцеплены войсками, а публика с них удалена.

17 августа составы благополучно добрались до Тюмени. Арестованных перевозят в Тобольск, для чего используется три судна. Под жилье семье Романовых определили дом губернатора, специально к их приезду отремонтированный.

В апреле 1918 года Президиум ВЦИК четвертого созыва принял решение о переводе Романовых в Москву – Троцкий планировал грандиозный процесс над бывшей императорской фамилией, подобно тому что был во Франции над королем Людовиком и в Британии над королем Карлом. Сам он собирался представлять обвинение.

Однако судьба не дала разыграть этот фарс. 30 апреля поезд с царской семьей, следуя из Тюмени, прибыл в Екатеринбург. Временно был реквизирован дом, принадлежащий горному инженеру Н. И. Ипатьеву, в котором разместили Романовых и 5 человек из последовавшего в ссылку за отрекшимся императором обслуживающего персонала: доктор Боткин, лакей Трупп, комнатная девушка Демидова, повар Харитонов и поваренок Седнев.

В первой половине июля 1918 года в Москву выехал уральский военный комиссар Исай Голощекин. Целью его поездки было окончательное решение вопроса о дальнейшей судьбе царской семьи. СНК и ВЦИК дали добро на расстрел. 12 июля Уралсовет в порядке заочного производства вынес решение о казни семейства Романовых, а также о мерах по уничтожению трупов. 16 июля по прямому проводу решение было передано в Петроград Зиновьеву. После разговора с Екатеринбургом Зиновьев послал в Москву телеграмму такого содержания: «Москва, Кремль, Свердлову. Копия – Ленину. Из Екатеринбурга по прямому проводу передают следующее: сообщите в Москву, что условленного с Филиппом суда по военным обстоятельствам ждать не можем. Если Ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди, сообщите в Екатеринбург. Зиновьев». Телеграмма была вручена адресату 16 июля в 21 час 22 минуты. Как видно из телеграммы, Уралсовет просил еще раз письменно подтвердить решение о казни, ссылаясь на «военные обстоятельства» – в ближайшие дни ожидали падения Екатеринбурга перед наступающими в этом направлении Чехословацким корпусом и белой Сибирской армией.

Ответная телеграмма из Москвы от СНК и ВЦИК с подтверждением решения о казни была немедленно отправлена в Екатеринбург.

16 июля 1918 года Романовы и обслуга легли спать, как обычно, в 22 часа 30 мин. Час спустя в особняк Ипатьева явились двое особоуполномоченных от Уралсовета, которые вручили решение о казни командиру отряда охраны Ермакову и коменданту дома Юровскому, которым предложили незамедлительно привести приговор в исполнение. Под предлогом опасности от возможного артиллерийского обстрела Романовых и обслугу перевели в подвал.

Юровский построил приговоренных в два ряда, в первом поместили царскую семью, во втором – их слуг. Александра Фёдоровна с сыном сидели на стульях. Крайним правым в первом ряду стоял Николай Александрович, лицом к лицу с ним, засунув правую руку в карман брюк, а в левой держа небольшой листок, стоял Юровский, который и огласил приговор. Как только он прочел последние слова, царь громко переспросил его: «Как? Я не понял». Юровский прочитал вторично, на последнем слове выхватил из кармана револьвер и выстрелил в Николая II. Тот упал, Александра Фёдоровна и княжна Ольга попытались перекреститься, но не успели. Раздались выстрелы расстрельной команды, и все остальные приговоренные попадали на пол. По лежащим выстрелили еще несколько раз. Комната заполнилась пороховым дымом, палачи прекратили стрельбу и открыли двери, чтобы проветрить помещение. Были доставлены носилки, и тела начали выносить из помещения во двор, где поместили их в грузовой автомобиль. Многие были еще живы. Тогда Ермаков взял у одного из солдат винтовку и добил всех, кто оказался жив, штыком. Цесаревич Алексей отчего-то долго не падал со стула и не умирал. Его добили выстрелом в голову и грудь, после чего он рухнул со стула.

Около трех часов ночи, когда все приговоренные были уже гарантированно мертвы и тела их были закинуты в машину, убийцы выехали на место, которое должен был приготовить Ермаков за Верхне-Исетским заводом. Проехав завод, они начали выгружать трупы на пролетки, поскольку дальше машина не прошла бы. Тогда же установили, что на княжнах Татьяне, Ольге и Анастасии надеты необычные корсеты. На месте погребения трупы решили раздеть, а одежду обыскать, однако оказалось, что место нахождения шахты, где собирались захоронить Романовых, никто не знает.

На поиски шахты Юровский послал верховых, однако успехом их миссия не увенчалась. Тогда, проехав еще немного, убийцы остановились в лесу, в полутора верстах от деревни Коптяки, где обнаружили неглубокую шахту с водой. Юровский приказал раздеть тела. В корсетах княжон были обнаружены бриллианты. Все, что представляло хоть какую-то ценность, собрали, одежду сожгли, а трупы опустили в шахту и закидали гранатами, после чего, оставив охрану, Юровский уехал с докладом в Уралисполком.

18 июля 1918 года Ермаков вновь явился на место захоронения. Спустившись в шахту на веревке, он начал привязывать к ней трупы, которые по одному поднимали наверх. Тела облили кислотой, а затем сожгли. Следы преступления были надежно скрыты. То немногое, что осталось от Николая Романова и его семьи, обнаружили только сравнительно недавно.

Русская православная церковь канонизировала Николая II, официально причислив его к лику святых великомучеников.

«Бог войны». Барон Унгерн фон Штернберг

Барон Унгерн – очень интересная и противоречивая личность, один из наиболее ярких лидеров белогвардейского движения. Он родился на Западе, но его деятельность была связана с Востоком (он был одним из руководителей контрреволюции в Забайкалье и Монголии). Барон мечтал о том, что в скором времени во всем мире победит монархический строй, и за это, по его утверждению, воевал. Но исследователи его жизни за мистицизм, расизм и его философию нередко сравнивали барона с Адольфом Гитлером. Так ли это и к чему в действительности стремился этот человек?

Роберт Николай Максимилиан Унгерн фон Штернберг родился 29 декабря 1885 года в австрийском городе Граце. Его родители, по происхождению эстонцы, принадлежали к старинному баронскому роду. Имеются достоверные сведения о том, что два его предка были рыцарями Тевтонского ордена. Сам Унгерн говорил, что его дед бывал в Индии, где принял буддизм. Буддистом, по утверждению барона, был и его отец. Сам он тоже исповедовал эту древнюю восточную религию.

Через два года после рождения сына семейство Унгернов фон Штернбергов переехало в Ревель (ныне Таллин). Отец Роберта рано умер, а мать через некоторое время вышла замуж вторично. С этого времени она мало внимания уделяла своему сыну, который оказался предоставленным самому себе.

Некоторое время Роберт учился в гимназии, но из нее мальчика вскоре исключили за плохое поведение и отсутствие стремления к учебе. Когда Унгерну исполнилось 11 лет, он по совету матери поступил в петербургский Морской корпус. Став жителем Российской империи, он изменил свое имя на русское – Роман Фёдорович. По окончании учебы его должны были отправить на флот. Однако в 1904 году началась война с Японией. Унгерн, несмотря на то что ему оставалось учиться всего один год, покинул корпус и записался рядовым в пехотный полк.

Но воевать ему не пришлось: война закончилась в 1905 году. А переброска военных частей из европейских регионов России на побережье Тихого океана в то время занимала много времени и часто растягивалась на долгие месяцы. Вообще, в то время, для того чтобы добраться, например, из Москвы до Охотского моря, требовалось около года. Унгерн не успел доехать до театра военных действий и принять участие в сражении во славу Российской империи, как пришло известие о мирных переговорах.

Затем Унгерн поступил в Павловское пехотное училище, которое благополучно окончил в 1908 году. Некоторое время он служил хорунжего в Аргунском полку, относящемся к Забайкальскому казачьему войску (полк базировался на железнодорожной станции Даурия между Читой и китайской границей).

В то время ему было всего 23 года, он был молод, горяч, храбр, уверен в себе, совершал удивительные поступки. Однажды он заключил пари с товарищами по полку, что в определенный срок преодолеет путь из Даурии до Благовещенска (примерно 800 км) верхом, без карт и проводников, не зная дороги, без продовольствия, только с винтовкой и патронами. По дороге ему пришлось переправляться через реку Зею. Унгерн прибыл в Благовещенск вовремя и выиграл пари.

Правда, Унгерн прославился больше не как отважный и храбрый воин, а как пьяница, гуляка и дуэлянт. Он завоевал в корпусе дурную славу, а из-за своего вспыльчивого характера влип в неприятность. Выпив, он поссорился с одним из своих сослуживцев и ударил его. Тот, не стерпев обиды, выхватил шашку и, размахнувшись, ударил Унгерна по голове.