Фантасмагория смерти Останина Екатерина
Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное – это революция, и каждый из нас в отдельности ничего не значит. И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера.
До свидания, детки, я надеюсь еще вас увидеть.
Папа шлет вам большущий поцелуй и крепко обнимает вас».
В чем же была причина того, что Че так поспешно отказался от своего кубинского гражданства и от всех занимаемых им постов, и чем он занимался в течение почти полутора лет? Некоторые считают, что не последнюю роль в этом сыграло покушение, которое было совершено на него в Нью-Йорке. Однако была еще одна, более важная причина. По всей вероятности, Че начал конфликтовать с Кастро.
Формирование религиозных взглядов Че Гевары произошло еще в Гватемале и позднее, в Мексике, и во многом – под влиянием его первой жены Ильды Гадеа. Еще до встречи с нею Эрнесто прочитал труды Карла Маркса, Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, а также сочинения Максима Горького и Джека Лондона. Он очень любил и блестяще знал работы Сартра. Правда, убежденным марксистом он себя пока еще не считал. Именно Ильда развивала мысль, что новое общество необходимо строить именно на основании теорий Маркса, и со временем Эрнесто с ней согласился.
Живя в Мексике, Гевара являлся уже убежденным революционером, марксистом и коммунистом, и его знакомство с Кастро и согласие Гевары вступить в его повстанческий отряд отнюдь не были случайными. Однако сам Кастро в ту пору еще не определился со своими политическими взглядами. По его собственному признанию, он пытался было прочитать «Капитал» Маркса, но оставил это занятие на 370-й странице. Как-то Кастро откровенно признался: «Че имел более зрелые, по сравнению со мной, революционные взгляды. В идеологическом, теоретическом плане он был более образован. По сравнению со мной он был более передовым революционером». Че, вероятно, произвел на Кастро (как и на многих других) очень сильное впечатление, поэтому ему и удавалось долгое время играть одну из главных ролей на Кубе. Александр Тарасов, ведущий эксперт Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс», в своей статье «44 года войны ЦРУ против Че Гевары» писал: «Судя по всему, Че должен был показаться Фиделю „теоретиком“ – знатоком Сартра и Маркса, и вызвать огромное уважение. Похоже, что Че сыграл выдающуюся роль в идейной эволюции Фиделя Кастро и „Движения 26 июля“ вообще».
Далее о причинах разрыва Кастро и Че Тарасов пишет: «Че, оставаясь как бы в тени Фиделя Кастро, становится подлинным теоретиком Кубинской революции, методично сдвигающим „Движение 26 июля“ на марксистские позиции – пока, после американской агрессии 1961 года на Плайя-Хирон, Кастро не решает, что теперь терять уже нечего, и провозглашает Кубинскую революцию социалистической. Сам Че в этот период углубленно изучает классические произведения марксизма и одновременно знакомится с практикой „реального социализма“. Но ни югославский, ни советский „реальный социализм“ не вызывают у него восхищения – они кажутся Че „слишком капиталистическими“. О Югославии это можно сказать прямо, но от позиции СССР зависит, возможно, существование самой Кубы – и Че вынужден вести себя осторожно».
Ведь в то время Куба активно искала поддержки СССР и даже дала разрешение разместить на территории острова советские ядерные ракеты, направленные на США, что спровоцировало развитие так называемого Карибского кризиса в октябре 1962 года. А в 1965 году была создана Коммунистическая партия Кубы (КПК), а Фидель Кастро стал первым секретарем ЦК КПК и во внутренней политике начал следовать примеру других социалистических стран.
Однако, несмотря на это, Че Гевара в том же году, выступая на II Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности в Алжире, в своей речи обвинил социалистические страны в «империалистической эксплуатации» стран третьего мира. Тарасов пишет: «Судя по опубликованной теоретической работе Че „Социализм и личность на Кубе“ (1964), Че оказался перед выбором: либо заявить, как наши советские „реформаторы“ эпохи Горбачёва, что классики ошибались и социализм – вовсе не бестоварное, бесклассовое и безгосударственное общественное устройство, либо признать правоту классиков – и, судя по работе, Че склонялся ко второму. Но это означало, что Че со временем неизбежно должен был прийти к выводу, что „реальный социализм“ – вовсе не социализм. Может, так бы и случилось, но времени этого у него уже не было – в марте или апреле 1965 года он, „человек № 3“ (или даже „№ 2“) на Кубе, исчезает с острова, чтобы в ноябре 1966 появиться в Боливии…»
В ноябре 1966 года Че Гевара прибыл в повстанческий лагерь в Боливии. О том, где он находился с апреля 1965 по ноябрь 1966 года, практически ничего не известно. Среди официальных версий наиболее подтвержденными являются четыре, согласно которым это время Че провел в Бразилии, Аргентине, Парагвае и Конго.
В Конго Че с другими кубинцами сражался на стороне Лорана-Дезире Кабилы, который являлся сторонником Пьера Мулеле, правителя Конго после убийства Патриса Лумумбы, произошедшего в 1961 году. Однако, несмотря на богатый теоретический и практический опыт ведения партизанских войн и организации революций, в Африке он не добился успеха: конгодзийцы были лишены военного духа, и если им приходилось стрелять из автоматов, зажмуривали глаза от страха.
Наконец он потребовал, чтобы Кастро отозвал кубинские отряды из Конго, заявив, что жители этой страны «по развитию не вышли из родоплеменных отношений, и ни о какой социалистической революции в Конго не может быть и речи». Тем и закончилась для Че революция в Конго.
В странах Латинской Америки он, как полагают, изучал обстановку и реальность возникновения партизанских войн. По всей вероятности, Че с Кастро планировали разжечь в Латинской Америке партизанскую войну еще в 1962 году, после Карибского кризиса. Тогда же началась подготовка к «континентальной герилье», или очередной партизанской войне, и причиной этого было ухудшение отношений между СССР и Кубой и стремление последней найти противников США в близлежащих странах. В 1963 году кубинцы начали организацию «континентальной герильи» и основной базой для этого выбрали Боливию. В Боливии все это время работали доверенные люди: Инти и Таня. Сегодня их псевдонимы стали в Латинской Америке легендой. Инти – настоящее имя Гидо Альваро. Передо Лейге являлся одним из руководителей организации «Коммунистическая молодежь Боливии», затем секретарем столичного обкома компартии, членом ЦК. Его задачей являлось создание боливийской группы поддержки кубинцев. Приказ был передан ему через связного Че – Рикардо (известного также как Чинчу и Мбили), в действительности – капитана Хосе Марии Мартинеса Тамайо, участника боев Сьерра-Маэстры, Конго и инструктора гватемальских партизан. Инти работал вместе со своим братом.
Таня – настоящее имя Айде Тамара Бунке – еще более легендарная личность. Она была немкой, но родилась в Аргентине, где ее родители спасались от гитлеровцев. Они были убежденными коммунистами и, приехав в 1935 году в Аргентину, принимали активное участие в подпольной борьбе. В 1937 году на свет появилась Айде Тамара, а в 1952 году семья вернулась в ГДР. В Аргентине она с отличием закончила школу, а в Европе поступила в Лейпцигский пединститут, а затем в Берлинский университет имени Гумбольдта на факультет философии и литературы.
Бунке была красива, хорошо образована, превосходно говорила на трех языках: испанском, немецком и русском (русскому языку ее обучила мать, Надя, имевшая русские корни), играла на фортепиано, гитаре, аккордеоне, превосходно пела, танцевала и занималась спортом. Подпольную кличку Таня Бунке выбрала себе сама, объяснив, что это псевдоним известной русской партизанки Зои Космодемьянской.
С Че Геварой Бунке познакомилась в 1960 году в ГДР, где он находился в составе очередной дипломатической миссии, а она была приставлена к нему в качестве переводчицы. Благодаря его вмешательству год спустя она в составе балетной труппы приехала в Сантьяго-де-Куба и выбрала страну постоянным местом жительства. Она поступила в Гаванский университет на факультет журналистики и получила работу в Департаменте просвещения.
Весной 1963 года Бунке прошла подготовку по программе разведчика и в апреле 1964 года была направлена в Западную Европу на подпольную работу. В ноябре того же года она с документами на имя Лауры Гутьеррес Бауэр, аргентинки немецкого происхождения, приехала в столицу Боливии, Ла-Пас. В ее задачу входило создание городского подполья, обеспечение информации и разведывательная работа в правительственных сферах. Таня превосходно справлялась со своими обязанностями: она получила боливийское гражданство и установила контакты в правительстве (с министром внутренних дел и юстиции Антонио Аргедасом Мендиетом, пресс-секретарем президента Гонсало Лопеса Муньоса и даже с самим президентом Рене Баррьентоса Ортуньо). Под видом этнографической экспедиции она ездила по всей стране и налаживала нужные контакты. Она даже устроила выставку индейского традиционного костюма, а после смерти Тани выяснилось, что она действительно собрала уникальную коллекцию индейского фольклора. Наконец, Таня начала работать на радио, благодаря чему получила возможность держать связь с отрядом Че.
Многое в организации базы в Боливии не выяснено до сих пор. Например, так и осталось неизвестным, какое задание было возложено на Режи Дебре, француза, леворадикально настроенного автора книги «Революция в революции», работавшего под псевдонимами Француз и Дантон. Он ездил по стране в 1963–1964 годах, а затем вновь приехал в Боливию и сражался в отряде Че. Не выяснены и многие другие детали. И сама герилья, которую развернули на территории Боливии, проходила на редкость неудачно и закончилась полным провалом и смертью Че, Инти, Тани и многих других.
В чем же причина полного провала такого опытного революционера, как Че? Причин было очень много, но еще больше в последней операции Че неточностей, неясностей, несостыковок и вопросов, ответов на которые нет до сих пор.
Герилья продолжалась целый год, и в течение всего этого времени Че ежедневно записывал все произошедшие с ним события в красную записную книжку. Когда Че был взят в плен, книжку нашли в его походном рюкзаке. Эти записи, получившие название «Боливийский дневник», были впоследствии переведены на многие языки, в том числе и на русский. В нем Че со всей откровенностью и присущим ему реализмом описывает все, что происходило в отряде: неделя за неделей, месяц за месяцем. Из него можно узнать, что отряду приходилось очень тяжело в незнакомой местности, что люди нередко страдали от укусов насекомых, боли, голода и жажды, но, несмотря ни на что, не сдавались и не теряли уверенности, что сражаются за правое дело.
Че Гевара прибыл в Боливию, в лагерь, расположенный в долине Ньянкауасу, инкогнито, под именем Адольфо Мены Гонсалеса. К тому времени его лицо знал весь мир, но Че так хорошо замаскировался, что ни в самолете, ни в аэропорту никто не признал в грузном, побритом, подстриженном, седоватом мужчине в очках с толстыми линзами и строгом костюме с белой рубашкой и галстуком легендарного Эрнесто Че Гевару, которого весь мир привык видеть подтянутым, длинноволосым и бородатым, в мундире майора кубинской армии, с неизменной сигарой. Однако на земле Боливии фортуна окончательно отвернулась от него. Создавалось впечатление, что все обстоятельства обернулись против. У него не оставалось ни малейшего шанса выжить.
Причинами провала и гибели почти всего отряда Че и его самого были неподходящая политическая обстановка в Боливии, отсутствие поддержки со стороны местных партий и самого населения страны, которое не хотело принимать участия в революции, незнание местных языков (большинство боливийцев были местными индейцами и не знали испанского языка), нехватка опытных проводников, которые бы хорошо знали местность, где планировалось сражаться, а также наличие незначительного по численности отряда хороших бойцов. Имелось и множество других причин.
Партизаны попытались вступить в контакт с местными оппозиционными силами: с представителями Коммунистической партии; с Мойсесом Геварой Родригесом, лидером шахтеров; с Хуаном Лечином Окендо, руководителем Рабочего центра, лидером Левой национально-революционной партии (ПРИН) и бывшим вице-президентом страны; с Национальным революционным движением (МНР) свергнутого президента Виктора Паса Эстенсоро. Результаты переговоров были неутешительны: первый секретарь ЦК КПБ Марио Монхе прибыл в лагерь, разговаривал с Че, но разошелся с ним во взглядах на предстоящую войну. По поводу этой встречи Че записал в своем дневнике: «В 7 часов 30 минут пришел врач и сказал, что появился Монхе. Я пошел туда с Инти, Тумой, Урбано и Артуро. Встреча была сердечной, но натянутой, в воздухе висел вопрос: „Что ты хочешь?“. Проблемы, возникшие с Монхе, могут быть сведены к следующему:
– он откажется от руководства партией и добьется от нее по меньшей мере нейтралитета, и некоторые члены выйдут из ее рядов, чтобы присоединиться к борьбе;
– военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться в боливийских условиях;
– он должен установить отношения с другими южноамериканскими партиями, стараясь убедить их стать на позиции поддержки освободительных движений.
Я ответил ему, что первый пункт зависел от него как секретаря партии, хотя я и считаю его позицию ошибочной. Она – колеблющаяся, вся из компромиссов и старается оправдать для истории роль тех, кого надо заклеймить за предательскую позицию. Время покажет, что я прав. По третьему пункту я не был против, чтобы он постарался сделать это, но все было обречено на неудачу… Что касается второго пункта, то я не мог никоим образом согласиться с ним. Военным руководителем буду я и не потерплю никакой двусмысленности».
МНР запретила своим членам вступать в отряд Че и отказалась сотрудничать с ним. Правда, ПРИН и Мойсес Гевара дали согласие сотрудничать. Гевара завербовал 20 хорошо обученных бойцов. Но из-за потери времени все расстроилось: в Боливии начался двухнедельный карнавал, в котором принимали активное участие все жители страны. Гевара не мог собрать солдат и был вынужден завербовать других, первых попавшихся, которые не имели никакого опыта военных действий и никакого представления о планирующейся вооруженной партизанской войне. Че, увидев их, пришел в ужас, но делать было нечего, людей было слишком мало, и пришлось принять их в отряд.
Правда, очень скоро Че пожалел об этом: двое новобранцев сразу же сбежали; один из них, как выяснилось, являлся полицейским агентом. Эта досадная оплошность привела к тому, что рухнула вся городская сеть поддержки, подготовленная Таней: дезертиры видели ее, и теперь она не могла вернуться в столицу. Еще четыре человека оказались совершенно неспособны воевать, им нельзя было даже доверить оружие.
Итак, всего отряд Че насчитывал 53 человека: сам Че, которого в Боливии называли Рамоном, Фернандо с отрядом из семи боливийцев, прошедших военную подготовку на Кубе, и еще 15 солдатами, также имеющими боевой опыт, кроме того, в отряд вошел Моис Гевара и семеро солдат, которых он завербовал вначале, и еще шестеро, которых он с такой же поспешностью уговорил вступить в отряд впоследствии. В отряде также находился Режи Дебре, две женщины (Таня и боливийка Лойола Гусман), два аргентинца, три перуанца и др. С таким маленьким отрядом Че планировал развернуть партизанскую войну против Боливийской армии.
Че постоянно занимался воспитанием своих солдат, пытался укрепить в них моральный дух. Так, он постарался сделать лагерь как можно более комфортабельным. Под его руководством были построены склады с продовольствием, наблюдательная вышка, даже маленькая электростанция. Он и другие наиболее образованные бойцы проводили с остальными занятия, преподавая историю Боливии, политическую экономию и грамматику. В качестве факультативных занятий по вечерам Че давал бойцам уроки французского. Разумеется, он учил их и тактике ведения боя, а некоторых даже обращению с оружием.
Моральный дух армии рос, но бойцов было слишком мало. Надежды Че на привлечение местного населения не оправдались. Между тем время шло, проходили месяцы. Че терял своих людей (один из них, например, утонул во время переправы через реку).
Между тем лагерь герильерос был обнаружен: местные власти заподозрили, что в нем занимаются производством кокаина, и совершили вооруженный налет. Партизанам удалось спрятаться в джунглях, но один из них выстрелил и убил боливийского солдата. После этого Че уже не мог рассчитывать на внезапное нападение: боливийская армия стала наступать первой. Об этом в отряде Че узнали из радиопередач: «Сегодня новость взорвала и полностью заполнила эфир и спровоцировала многочисленные коммюнике и даже пресс-конференцию Барриентоса (президента)… Ясно, что дезертиры… заговорили, не ясно только окончательно, что они сказали в точности и как они это сказали. Судя по всему, Таня раскрыта, потеряны два года хорошей и кропотливой работы».
День спустя, 28 марта, он записал: «Эфир продолжает быть перенасыщен сообщениями о герильях. Мы окружены двумя тысячами человек на участке в сто двадцать километров, и окружение сжимается, дополняемое бомбардировками с напалмом… Француз с чрезмерной настойчивостью высказался, насколько он был бы полезен вне отряда».
Режи Дебре предпринял попытку пробраться сквозь оцепление и выехать за пределы Боливии. Че также желал этого, рассчитывая возложить на него задачи по подготовке сил поддержки. Но Дебре попал в плен и был осужден на 30 лет.
Из-за многочисленных накладок Че и его отряд оказался в оцеплении, отрезанным от всего остального мира, не имея связи ни с Кубой, ни с городом. Новобранцы в отряд не приходили. Таким образом, шансов победить у Че не было никаких, даже выбраться из оцепления живым ему, по всей видимости, не удалось бы. В живых из всего отряда осталось только трое.
Численность армии противника увеличилась до 4800 человек. Боливийцы не знали, кто является организатором герильи: поначалу они подумали было, что организатор и руководитель – Дебре, но затем им удалось выяснить, что в лагере находится Че.
Че водил отряд по Боливии, между тем как кольцо окружения продолжало сжиматься. Постепенно они потеряли один за другим склады с продовольствием и медикаментами. Солдаты страдали от голода, отеков и укусов тропического насекомого бора, которое оставляло под кожей человека личинки. Последние месяцы существования отряда в джунглях Боливии были поистине ужасны.
При чтении «Боливийского дневника» Че, в котором подробно описываются все тяготы и лишения, которые пришлось пережить солдатам, невольно вспоминается другой дневник – англичанина Роберта Скотта, с таким же слепым упорством шедшего к Южному полюсу, невзирая на трудности, с сильной верой в победу. С таким же упорством и мужеством Че и его солдаты старались выжить и победить в джунглях Боливии.
Вот выдержки из дневника Че, где он описывает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться: «23-е февраля. Черный день для меня. Стискиваю зубы, так как чувствую себя очень усталым… В полдень, под солнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь… Решили спускаться по проторенному месту, хотя и очень крутому, чтобы достичь ручья, который ведет к Рио Гранде и оттуда на Роситу…
4-е марта. Охотники убили двух маленьких обезьянок, попугая и голубя, мы их съели… Моральный дух низок, и физическое состояние ухудшается со дня на день; у меня начинаются отеки на ногах.
23-е июня. Начинает серьезно угрожать астма, очень маленький запас лекарства…
24-е июня. Радио передает сообщения о борьбе на рудниках. Астма усиливается.
26-е июня. Черный день для меня... Мы оказались свидетелями странного спектакля: в полной тишине под солнцем лежали на песке четыре солдатских трупа. Мы дождались ночи (чтобы взять их оружие). Почти сразу же услышали выстрелы с двух сторон... ранение Тумы, разорвало ему печень и вызвало кишечную перфорацию, он умер во время операции. С ним я потерял неразлучного товарища всех последних лет, испытанной верности, у меня ощущение, что я потерял сына».
В конце каждого месяца Че подводил итоги. И если в начале он пытался делать оптимистичные предположения, то с каждым месяцем тон его дневника становится все более пессимистичным, однако он все еще продолжает надеяться на помощь местного населения.
Президент Боливии Баррьентес тем временем ввел в пяти провинциях страны военное положение и запросил военную и техническую помощь у США. Эта бессмысленная, безнадежная борьба продолжалась до осени. Подводя итоги августа, Че записал: «(Без всякого сомнения – все плохо...) Потеря тайников с документами и медикаментами, которые там находились, тяжелый удар, особенно в психологическом плане. Потеря двух человек в конце месяца и последовавший за этим трудный переход с едой из конины деморализовали людей… Отсутствие контактов с внешним миром и с отрядом Хоакина и то, что заговорили те, кого схватили, несколько деморализовало отряд. Моя болезнь посеяла у некоторых сомнения… Наиболее важные характеристики:
– мы по-прежнему лишены каких-либо контактов и не имеем надежды установить их в ближайшем будущем;
– мы по-прежнему не добились присоединения к нам крестьян. Это логично, принимая во внимание то, что в последнее время у нас с ними было мало встреч;
– моральный дух бойцов понижается, но, надеюсь, временно;
– армия не действует более эффективно и напористо.
Но надеждам Че на улучшение обстановки не суждено было сбыться. Сентябрь стал для партизан последним месяцем: в первых числах октября маленький отряд, сокращающийся с каждым месяцем (некоторые умерли от ранений, другие дезертировали, попали в плен и выдали своих недавних товарищей), был окончательно разгромлен.
Еще раньше, в последние дни августа, был разбит отряд Хоакина. Он организовал его еще в апреле, назначив руководителем майора Вило Акунья Нуньеса, участника Сьерра-Маэстры, начальника школы командос в Матансасе, члена ЦК КПК. В этот отряд вошли 13 человек, в том числе Млейс Гевара и Таня. Оба отряда разделились, и больше им уже не удалось встретиться. Подводя итог августа, Че еще не знал, что отряд Хоакина был разгромлен. Он услышал об этом только в начале сентября, слушая радио.
Последний бой герильерос с боливийскими войсками состоялся 8 октября в урочище Юро. Горстке уставших, голодных и больных партизан пришлось сражаться с тремя тысячами боливийских солдат и американских рейнджеров. Че был ранен и взят в плен. Как только солдаты убедились, что им удалось взять в плен самого Че Гевару, они, желая избежать суда над знаменитым революционером, застрелили его. В тот же день о его смерти было сообщено по радио всему миру.
Тело Че было выставлено на всеобщее обозрение, чтобы все желающие могли убедиться, что он действительно мертв. После этого, согласно указаниям боливийского военного руководства и резидентуры ЦРУ, с лица Че сняли восковую маску и отрубили кисти рук для идентификации отпечатков пальцев.
Многие кубинцы не поверили в смерть Че Гевары, к тому же никто не знал, где он был похоронен, что давало его поклонникам надежду на то, что Че жив и через некоторое время снова даст о себе знать, как это уже было однажды, когда он исчез с Кубы. Но вскоре Фидель Кастро официально объявил о смерти Эрнесто Че Гевары. Однако это был далеко не конец. Начался новый период – период культа Че Гевары, продолжающийся до сих пор. Местные жители срезали локоны волос с головы Че, когда его мертвое тело было выставлено на всеобщее обозрение. По прошествии многих лет они продолжают помнить его и поклоняться ему. Они передают друг другу легенды о Че, рассказывают, что он был неуловим и растворялся в воздухе, когда враги настигали его и открывали огонь. Отрезанные руки Че также являются для многих символом поклонения. На Кубе Че Гевара был канонизирован.
Скорые смерти всех солдат, принимавших участие в ликвидации Че, Тани и Инти или предавшие их, дали некоторым возможность заявить, что над ними тяготеет проклятие. И действительно, многие из них окончили свою жизнь трагически. Крестьянин Онорато Рохас, выдавший боливийцам отряд Хоакина, в 1969 году был убит выстрелом в лицо. Капитан Марио Варгас, расстрелявший Таню и получивший за это звание майора, через некоторое время сошел с ума и закончил свои дни в сумасшедшем доме. Роберто Кинтамилья, убивший Инти и после окончания герильи назначенный боливийским консулом в Гамбурге, был застрелен там в 1971 году. Полковник Сентено Анайя, взявший Че в плен и получивший за это звание генерала, был застрелен в Париже в 1976 году. Младший офицер Марио Уэрта, охранявший Че в плену, погиб еще раньше – в 1970 году, и тоже был убит.
Подполковник Андрес Селич Шон, как рассказывают очевидцы, издевавшийся над раненым и связанным Че, через некоторое время был арестован по обвинению в заговоре против военного диктатора Боливии генерала Уго Банеса и сам погиб по время допроса под пытками. Президент Баррьентос, отдавший приказ расстрелять Че, погиб в 1969 году в автокатастрофе.
Правда о месте захоронения Че раскрылась только три десятилетия спустя после его смерти. Солдаты, принимавшие участие в ликвидации Че, признались, что сам знаменитый революционер и шестеро других партизан были похоронены в братской могиле в окрестностях поселка Валье-Гранде на взлетно-посадочной полосе. Могилу сровняли с землей и залили асфальтом, скрыв все следы захоронения. В конце 1990-х годов могила была разрыта и останки партизан были доставлены в Гавану. Один из скелетов принадлежал Че.
На Кубе состоялись торжественные похороны Че Гевары и других партизан. Их похоронили в городе Санта-Клара, где Че одержал свою главную победу. В стране был объявлен семидневный траур. В октябре 1997 года полированный гроб с останками Че перенесли в специально построенный мавзолей. На траурной церемонии присутствовали известные и высокопоставленные люди, в том числе аргентинский футболист Диего Марадона и вдова французского президента Франсуа Миттерана. У места захоронения Че был зажжен вечный огонь.
Последний романтик. Патрис Лумумба
В России этого человека многие вспоминают в связи с Московским университетом Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Кроме того, он был правителем Конго, боролся за независимость этой страны и умер довольно молодым, в возрасте 36 лет. Его смерть была страшной: даже в сухих энциклопедических статьях нередко пишут «злодейски убит». Кто же и почему так ненавидел этого африканца?
Патрис Эмери Лумумба родился 2 июля 1925 года в небольшой деревне Оналуа в провинции Касаи, которая в то время входила с состав государства под названием Бельгийское Конго. Его родители были бедными крестьянами.
Когда мальчику исполнилось 11 лет, родители отдали его в католическую миссионерскую школу. Отец мечтал видеть сына служителем церкви. Дядя Патриса, сержант колониальных войск, также принимавший активное участие в его воспитании, настаивал на военной карьере и обещал на первых порах способствовать ему в этом. Но мальчик уже тогда проявил решительность: проучившись в школе всего два года, он бросил ее и поступил на курсы санитаров. Благодаря стремлению к знаниям Лумумба попал в число «эволюэ», что в переводе с французского означает «развитый». Этим словом бельгийцы называли чернокожих жителей колонии, которым удалось получить начальное или среднее образование. Будучи «эволюэ», Патрис получил возможность принимать участие в собраниях, на которых обсуждались проблемы международной политики, культуры и дальнейшего развития колонии. Такие собрания в 1940-х годах поощрялись бельгийским правительством и проводились довольно часто. В них могли принимать участие как бельгийцы, так и коренные жители страны.
Однако, несмотря на благие намерения, собрания далеко не всегда проходили спокойно. Патрис Лумумба впоследствии признавался: «На каждой встрече, в ходе каждой дискуссии чувствовался расизм, готовый вот-вот прорваться в выступлениях как европейцев, так и конголезцев».
Но, несмотря на напряженную обстановку, эти собрания многое дали ему, и он понял, какое важное значение для карьеры имеет образование. В 1946 году Лумумба, которому уже исполнился 21 год, переехал в столицу Леопольдвиль (ныне Киншаса) и поступил в школу почтовых служащих. После ее окончания он получил работу почтового служащего и писаря в Восточной провинции. В свободное от работы время Лумумба готовился к поступлению в юридический институт и занимался изучением политической экономии, новейшей истории Африки и юриспруденции. Через несколько месяцев его труды увенчались успехом: он поступил на заочное отделение Антверпенского юридического института. Примерно с этого же периода началась активная общественно-политическая деятельность Патриса Лумумбы. Он вступил в Содружество почтовых работников и в Ассоциацию конголезского персонала для Восточной провинции, а через некоторое время стал руководителем этих организаций. Кроме того, молодой специалист начал писать книгу о своей стране, которую назвал «Конго: земля будущего под угрозой?». Кроме того, он писал статьи, в которых развивал идею создания «Бельгийско-конголезского общества».
Переломным моментом его жизни следует назвать один из дней июня 1955 года, когда Лумумба встретился с бельгийским королем Бодуэном, совершавшим трехнедельную поездку по колонии. Он был представлен королю как один из молодых журналистов и общественных деятелей Конго и даже получил возможность побеседовать с ним. В ходе беседы Лумумба высказал мнение, что в Бельгийском Конго, по примеру соседних британских и французских колоний, пора разрешить официальную деятельность различных общественно-политических организаций.
Беседа осталась без последствий, но молодой и активный конголезец произвел на короля благоприятное впечатление, и через год ему было направлено приглашение посетить Бельгию. Лумумба привез королю в подарок рукопись своей книги, содержащей анализ политического, экономического и социального положения в стране и проблемы расовой дискриминации.
Встреча с Лумумбой, проблемы, которые он затрагивал, и, конечно, рукопись не могли не повлечь за собой последствий. Вероятно, молодой африканец показался королю слишком активным, угрожающим его собственной власти. Когда Лумумба вернулся в Конго, его уже ждали и арестовали прямо в аэропорту, обвинив в растрате государственных денег. Такое обвинение, разумеется, ставило крест и на его карьере почтового служащего, и на карьере юриста. Патрис очень тяжело переживал арест и впоследствии признавался: «Я думал, что умру от стыда». Ему пришлось некоторое время провести в заключении.
Но примененные к Лумумбе репрессии только усилили интерес к нему. Многие, особенно те, кто его хорошо знал, не верили в правдивость предъявленного обвинения. В связи с этим арест и тюремное заключение отразились на его общественной деятельности скорее положительно.
Выйдя из тюрьмы, Патрис Лумумба объявил о том, что его идея создания «Бельгийско-конголезского общества» является утопической, не применимой к жизни, и заявил о необходимости образования общенациональной партии. Такая партия была в скором времени создана и получила название НДК – Национальное движение Конго. Главным пунктом ее программы было предоставление Конго независимости. В октябре 1958 года Патрис Лумумба был избран ее руководителем.
Влияние НДК в стране быстро росло, что вскоре начало настораживать правительство Бельгии. Оно понимало, что партия приобретает все большее влияние только благодаря активности ее лидера, и вскоре Лумумба снова оказался в тюрьме. В конце октября 1959 года, после окончания конгресса НДК, сопровождавшегося массовыми демонстрациями, Лумумба был арестован «за подстрекательство к общественным беспорядкам» и приговорен к 6 месяцам заключения.
В январе 1960 года началась Брюссельская конференция круглого стола, в которой принимали участие представители бельгийского правительства, лидеры главных политических партий и вожди Конго. Главной задачей конференции являлось определение направления, в котором должна была развиваться колония в будущем. Однако члены НДК отказались принимать участие в конференции по той причине, что их лидер находится в тюрьме. К ним присоединились многие представители других партий Конго, и правительство Бельгии было вынуждено пойти им навстречу: Лумумбу освободили и на самолете доставили в Брюссель.
В ходе конференции было принято решение о провозглашении независимости Конго, с которым правительство Бельгии было вынуждено согласиться. Провозглашение независимости было назначено на 30 июня 1960 года. Однако между самими конголезцами произошел раскол по вопросу будущего устройства независимого Конго. Лумумба и члены его партии считали наиболее оптимальным унитарное, при котором территория Конго была бы разделена на административно-территориальные единицы. Оппозиция, представленная лидером региональной партии «Конакат» Моизом Чомбе, при поддержке бельгийцев высказывалась за федеративное устройство, при котором каждая административно-территориальная единица имеет свою конституцию, а также органы законодательной, исполнительной и судебной власти. После долгих споров участники конференции приняли точку зрения Лумумбы и представителей его партии: Конго решено было объявить унитарным государством, но предоставить провинциям широкую автономию, то есть право самостоятельного управления, закрепленное конституцией. При этом Бельгия оставляла за собой право выступать в роли арбитра во внутренних конфликтах Конго и координировать военную помощь, которую она обязалась предоставлять государству. Таким образом, несмотря на провозглашение независимости Республики Конго, Бельгия имела возможность по-прежнему оказывать сильное влияние на внутреннюю политику страны.
В июне того же года Патрис Лумумба был избран премьер-министром правительства. Однако в состав правительства вошли и многие оппозиционеры, в частности министром финансов стал Бомбоко, представитель партии «Конакат». Главой Конголезской национальной армии (КНА) оставался генерал Янсенс, бельгиец. Президентом страны стал Жозеф Касавубу, лидер этническо-региональной партии «Абако», выражавшей интересы партии народности баконго (преобладающей в стране).
Все эти люди по-разному представляли себе будущее Конго, что не могло не привести к внутренним проблемам в правительстве. И проблемы возникли очень скоро. Лумумба сместил генерала Янсенса, но ему было некого поставить на его место: в то время офицеров конголезцев в стране еще не было. По приказу премьер-министра главой армии был назначен сержант, которому присвоили звание генерала. Начальником штаба тоже стал конголезец, сержант Жозеф Дезире Мобуту, получивший звание полковника (его он заслужил за то, что во время круглого стола в Бельгии показал себя активным сторонником Лумумбы). Вообще, в армии были произведены многие перестановки, конголезцам были присвоены офицерские воинские звания, что привело к волнениям: офицеры-бельгийцы, занимавшие эти посты ранее, не желали покидать армию.
Стремление изгнать из страны бельгийских офицеров стало ошибкой Лумумбы, которая привела к плачевным результатам: в ночь с 7 на 8 июля бельгийские войска при поддержке белых наемников начали военные действия против правительства Конго. 11 июля Чомбе ввел в провинции Катанга чрезвычайное положение и объявил эту местность независимым государством, а Лумумбу обвинил в том, что он является «агентом международного коммунизма».
В тот же день во внутреннюю ситуацию в африканской стране вмешалось правительство СССР. В заявлении говорилось о тяжелой ответственности, которая ложится на руководящие круги западных держав, развязавших вооруженную агрессию в Конго, и выдвигалось требование ее немедленного прекращения.
Правительство Конго в лице президента Касавубу и премьер-министра Лумумбы обратились к Генеральному секретарю ООН Хаммаршельду с просьбой оказать военную помощь, что стало второй ошибкой. В Конго были направлены «голубые каски», которые, вместо того чтобы помочь правительству подавить военные выступления, потворствовали бельгийским военным.
В этот период, невзирая на сложную внутреннюю обстановку в Конго, Патрис Лумумба получил приглашение приехать в Соединенные Штаты, на которое ответил согласием. Но в Америке ему был оказан очень странный прием. Так, поездка началась с посещения ООН, но его секретарь ограничил свое общение с премьером лишь завтраком, после чего вылетел в Конго, даже не обсудив с Лумумбой план действий войск ООН в этом африканском государстве.
Затем премьер провел переговоры с госсекретарем США Гертером и его заместителем Диллоном, но они не принесли желаемого результата. По поводу переговоров Лумумба, давая интервью газете «Франс суар», заявил: «Они считают меня коммунистом, потому что я не позволил империалистам подкупить себя». Вероятно, во время переговоров Лумумбе было предложено следовать политическому курсу, выгодному Соединенным Штатам. Но премьер Конго не захотел принять точку зрения американского правительства, заявив, что он добивается только полной независимости для своей страны.
Патрис Лумумба был патриотом, а благодаря своему стремлению к независимости стал национальным героем не только Конго, но и других стран Африки. Многие конголезцы уважали его как ученого человека, восхищались им, любили его, называли «наш Патрис». По всей стране цитировали его стихи, которые он писал, еще будучи юношей.
- Пусть испарятся в солнечных лучах
- Те слезы, что твой прадед проливал,
- Замученный на этих скорбных Нивах!
- Пусть наш народ, свободный и счастливый
- Живет и торжествует в нашем Конго,
- Здесь, в самом сердце Африки великой!
Мог ли Патрис Лумумба оставаться на своем посту, не противясь тому, чтобы Конго фактически попало под экономическое и политическое влияние США, и не имея других союзников, которые также неизбежно стали бы вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику страны?
Через полтора месяца после возвращения из США, 5 сентября, Лумумба по приказу президента Конго был смещен с поста премьер-министра. Вместо него был назначен «более лояльный по отношению к Западу» Жозеф Илео. Парламент назвал действия президента антиконституционными и выступил в поддержку законного премьера. Это показало, насколько Лумумба популярен в стране, и от него решили избавиться, применив силу. Через пять дней полковник Мобуту начал разоружение сторонников Лумумбы, а еще через несколько дней, 14 сентября, он совершил военный переворот и захватил власть в стране.
Между тем Америка не ограничилась простым смещением Лумумбы со своего поста. В Америке его считали чрезвычайно опасным, а его политику – представляющей угрозу США. Директор ЦРУ Аллен Даллес как-то назвал Лумумбу «вроде Кастро или даже похуже». В связи с этим в США приняли решение, что наилучшим выходом из сложившейся ситуации будет физическая расправа над Патрисом Лумумбой.
Лумумбу и его семью – жену Полин и четверых детей – держали под домашним арестом на вилле в Леопольдвиле. Вилла находилась под охраной войск ООН. В то же время руководство ЦРУ занималось подготовкой его убийства. Решено было отравить Лумумбу сильнодействующим ядом, так чтобы симптомы смерти напоминали симптомы одного из распространенных в Конго заболеваний – таких, как оспа, бруцеллез, венесуэльский конский энцефалит и некоторые другие. Биохимик С. Готтлиб подготовил яды и направил их в Конго, объяснив, что их можно впрыснуть в пищу или нанести на зубную щетку Лумумбы. В Конго начали готовить человека, который смог бы выполнить эту операцию, но за это время яды начали терять свои свойства. От отравления пришлось отказаться. После этого начали рассматривать вариант покушения с использованием огнестрельного оружия.
Тем временем Лумумба отправил троих детей – сыновей Патриса, Франса и дочь Жюлиану – в Каир. Жена и младший сын Ролан остались с Лумумбой на вилле. В декабре Полин родила дочь Кристину. Роды были преждевременными, и ребенок умер. Лумумба обратился к властям ООН с просьбой разрешить похоронить дочь по местным обычаям, для чего просил позволения покинуть виллу и отправиться в места, откуда он был родом. Однако он получил отказ.
Несмотря на это, Лумумба и Полин решили рискнуть и под предлогом похорон покинуть виллу. В ночь с 27 на 28 ноября во время сильного тропического ливня Лумумба с женой и ребенком бежали из виллы на машине. Чтобы их было сложнее отыскать, они ехали с погашенными фарами. Лумумба направлялся на восток, в Стэнливиль, где он работал в молодости и где ждали своего часа его сторонники. Объединившись с ними, он планировал начать борьбу против Мобуту и Касавубу.
Отъехав на значительное расстояние от виллы, Лумумба продолжал передвигаться по стране открыто. Он делал остановки, беседовал с населением, организовывал митинги, проводил агитационную работу, а также сделал официальное заявление для прессы, в котором объяснил свой отъезд с виллы смертью дочери.
В действительности у Лумумбы были более важные причины для того, чтобы попасть в Стэнливиль. Бывший заместитель по кабинету министров Антуан Гизенга, сторонник Лумумбы, образовал там оппозиционное правительство. Кроме того, ему удалось установить связь с правительством СССР. Он направил телеграмму председателю ЦК КПСС СССР Н. С. Хрущёву, в которой просил советское правительство оказать срочную помощь. В телеграмме говорилось: «Посадка ваших самолетов в Стэнливиле будет обеспечена. Предупредите нас о дне и часе прилета. Просим обеспечить по возможности внеочередное рассмотрение этой просьбы. Просим ответить нам в Стэнливиль не позднее чем через два дня, иначе попадем в плен». Телеграмма была направлена 14 декабря 1960 года, когда Лумумба еще находился на свободе. Советское правительство откликнулось на просьбу и начало оказывать помощь правительству под руководством Гизенга.
СССР поддерживало режим Лумумбы и выступало против президента Конго, который стремился проводить в стране политику Запада. Однако этой поддержки оказалось недостаточно. Американцы уже проиграли на Кубе, когда к власти пришел Фидель Кастро, и не хотели, чтобы то же самое произошло в Конго. Они решили действовать быстро и сделать все возможное, чтобы Лумумба не устроил в Конго вторую Кубу.
Таким образом, у Лумумбы оказалось множество врагов: американское правительство, опасавшееся влияния Лумумбы, бельгийцы, не желавшие терять свои рабочие места в Конго, и сам президент страны, не согласный с политикой Лумумбы.
Противники Лумумбы сделали все, чтобы поймать его. Войска, подчинявшиеся Мобуту, выследили его и попытались арестовать прямо во время митинга. Лумумба попытался бежать, но был схвачен вместе с двумя сторонниками – председателем сената Окито и министром по делам молодежи Мполо.
Полин и Ролану удалось остаться на свободе. Лумумбу, Окито и Мполо отвезли в военный лагерь «Арди» в Тисвиле, где они находились под арестом до января 1961 года. Затем из-за волнений среди военных их перевели в Катангу.
Перед отправкой Лумумба сумел передать письмо для жены, больше напоминавшее обращение к своим товарищам по партии, в котором Лумумба не удержался от того, чтобы еще раз показать свою жизненную позицию: «Моя дорогая жена, пишу тебе эти строки, не зная, получишь ли ты их и буду ли я еще жив, когда ты их будешь читать. Единственное, что мы хотели для своей страны, – это право на достойное человека существование, на достоинство без лицемерия, на независимость без ограничений. Ни жестокости, ни издевательства и пытки не заставят меня молить о пощаде, потому что я предпочитаю умереть с поднятой головой, с несокрушимой верой и твердой надеждой на лучшее будущее нашей страны, чем жить покорным и отрекшимся от священных для меня принципов. Не плачь обо мне, жена. Я знаю, что моя многострадальная страна способна защитить свою свободу и независимость. Да здравствует Конго! Да здравствует Африка!».
Лумумбу и двух его сторонников Мполо и Окито доставили на самолете в город Моанду, расположенный на побережье Атлантики. Там их пересадили на другой самолет и отвезли в Катангу. Во время полета пленных избивали. Наконец, самолет совершил посадку в аэропорту Луано в Элизабетвиле. Вот как описывает дальнейшее один из шведских офицеров войск ООН, находившийся в здании аэропорта и рассматривавший происходившее в аэропорту в бинокль: «…Неизвестный самолет подрулил прямо к ангару военно-воздушных сил Катанги. Его окружила цепь бронемашин, грузовиков и джипов. Бронемашина, стоявшая напротив самолета, навела пушку на его трап.
Дверь отворилась, и на нее вытолкнули троих с повязками на глазах и со связанными за спиной руками. У одного была бородка (бородку носил Лумумба). Когда они спускалась, их били прикладами, затем посадили в джип. В это время один из заключенных испустил пронзительный крик. Кавалькада машин с моторизованной охраной выехала через заранее проделанную в ограде аэродрома дыру».
Тринадцатого февраля власти провинции Катанга опубликовали официальное заявление, в котором говорилось, что Лумумба, Мполо и Окито бежали из заключения и были убиты местными жителями.
Однако эта официальная версия не соответствовала правде. В последующие десятилетия было проведено несколько расследований, целью которых было установить обстоятельства гибели Патриса Лумумбы. Комиссия ООН провела расследование, в ходе которого было установлено, что Лумумбу действительно убили 17 января, через несколько часов после того, как самолет совершил посадку в Элизабетвиле. В 1965 году в журнале «Жен Африк» была опубликована фотокопия приказа Чомбе от 17 января 1961 года, в котором говорилось: «С получением сего приказа капитан Жюльен Гат в европейский состав первой роты полиции, находящийся в настоящее время в Колвези, должен немедленно прибыть в Элизабетвиль. Они привезут трех политических заключенных – Лумумбу, Поло и Кито и без промедления казнят их. Это должно быть сделано в государственных интересах».
Таким образом, было установлено, что Патрис Лумумба и его соратники были убиты по приказу Чомбе, захватившего власть в провинции. Но кто стоял за ним – правительство Бельгии или ЦРУ? Долгое время считалось, что в смерти Лумумбы виноваты американцы, и их косвенно обвиняли в этом.
И только в последние годы появились новые данные, подтверждающие, что на самом деле в Чомбе действовал по указанию Брюсселя. Фламандский социолог Лудо Де Витте издал книгу «Убийство Патриса Лумумбы», в которой называл главной виновницей всего происшедшего именно Бельгию. После выхода книги в Брюсселе началось подробное расследование обстоятельств смерти конголезского премьер-министра, в ходе которого предположения Витте подтвердились. Вероятно, в скором времени правительство Бельгии официально возьмет на себя ответственность за смерть первого премьер-министра независимого Конго Патриса Лумумбы. Более того, власти настолько боялись Лумумбу, даже мертвого, что отдали приказ растворить его тело в серной кислоте. Таким образом они пытались избежать паломничества к месту его захоронения и поклонения его останкам, так как Лумумба сделался национальным героем. Сведения об этом также стали известны совсем недавно, в 2000 году, почти четыре десятилетия спустя после его смерти. Один из исполнителей данной процедуры, бельгийский полицейский Жерар Соэте, признался в этом.
В 1960 годах Соэте служил в полиции Конго, где занимался организацией национальной полиции Катанги. Он знал о приказе Чонга и об убийстве на территории провинции Лумумбы и его товарищей. После этого он по приказу вышестоящего начальства перевез тела убитых на расстояние 220 километров от места расстрела и закопал в муравейник. Однако вскоре он получил приказ от министра внутренних дел Годфруа Мунонго уничтожить тела так, чтобы от них не осталось никаких следов. После этого он вернулся к муравейнику, извлек сильно изъеденные муравьями тела троих убитых и растворил их в серной кислоте.
В 2000 году Cоэте исполнилось уже 80 лет, он доживал свои дни в городе Брюгге на севере Бельгии. Что заставило его признаться в содеянном? Сам он уверял, что все это время он не переставал думать о том, что ему пришлось совершить в 1961 году, когда он служил в Конго. Соэте пытался оправдать себя, заявлял: «Это требовалось для того, чтобы спасти тысячи жизней и сохранить спокойствие во взрывоопасной ситуации, и я думаю, что мы поступили верно».
Убив Лумумбу, бельгийские власти рассчитывали сохранить Конго в сфере западного влияния. Однако первый премьер-министр был так популярен, что его смерть вызвала массовые демонстрации протеста по всему миру. Поспешили высказать свое мнение и многие коммунистические страны. Наиболее активно проявили свое отношение к случившемуся в СССР. В Москве Лумумбу объявили героем и назвали его именем институт Дружбы народов.
В СССР была крылатой фраза: «Ленин умер, но дело его живет». Так произошло и с Лумумбой: он умер, но спокойствия в стране не наступило. Его последователи продолжали бороться за власть. В стране шла гражданская война. В 1964 году в провинции Квила на юго-западе страны началось вооруженное восстание, во главе которого стоял бывший министр образования в правительстве Лумумбы Пьер Мулеле. Несмотря на пост в правительстве, который ему приходилось занимать, Мулеле являлся опытным воином: он имел практику ведения партизанской войны в Китайской социалистической республике.
На стороне Мулеле в течение нескольких месяцев активно сражались кубинские отряды под руководством легендарного революционера Эрнесто Че Гевары. Но, несмотря на богатый боевой опыт Че, хорошую подготовку Мулеле и военную поддержку, которую ему оказывал Китай, им не удалось одержать победу. Восстание было подавлено.
Но оно было не последним. Власть в Конго еще неоднократно менялась. Во главе правительства оказывались то приверженцы коммунизма, то люди, проводящие политику Запада. Это происходило до тех пор, пока социалистический режим в СССР, а затем и в других странах, окончательно не рухнул.
Глава 4 Раздвигающие пространство…
В жизни всегда есть место подвигу, особенно если этот подвиг – ради науки. Многие талантливые, молодые и сильные мужчины и женщины посвящали себя и даже жертвовали жизнью ради того, чтобы сделать научное открытие или дойти туда, куда еще не ступала нога человека. Особенно тяжелы были научные путешествия: люди устремлялись на край света, чтобы первыми увидеть то, что до них еще никто не видел. Нередко эти путешествия сопровождались серьезными опасностями и даже заканчивались трагически.
В ледяной пустыне. Роберт Скотт
Многие попытки путешественников дойти туда, где до них никто еще никогда не бывал, оказывались трагическими. Одна из таких трагедий связана с открытием Южного полюса: известно, что это место пытались покорить сразу две экспедиции: одна под руководством норвежца Рауля Амундсена, другую возглавлял англичанин Роберт Скотт. Каждый старался достичь полюса раньше другого и завоевать всемирную славу первооткрывателя самой южной точки на земном шаре. Как известно, это удалось Амундсену: он первым достиг полюса и вернулся назад живым.
Экспедиция Роберта Скотта достигла заветной цели только месяц спустя, после того как над полюсом уже развивался норвежский флаг. Известно также, что это привело к глубокому разочарованию англичан, сломило их дух: вернуться назад они уже не смогли и трагически погибли в бескрайних льдах Антарктики. О Роберте Скотте в энциклопедических словарях и географических справочниках упоминается как об «английском исследователе Антарктиды». И действительно, попытка покорить Южный полюс была далеко не первым его путешествием. Он принимал участие в нескольких экспедициях, занимавшихся изучением самого южного материка планеты. В 1901 году он возглавил экспедицию по изучению территории Антарктиды. Она продлилась три года, в течение которых были открыты полуостров Эдуарда VII, Трансарктические горы, шельфовый ледник Росса и исследована Земля Виктории.
Роберт Фолкон Скотт появился на свет 6 июня 1868 года в Девонпорте. В детстве и подростковом возрасте мальчик мало чем отличался от остальных детей, разве что чрезмерным честолюбием и тем, что его карьера началась довольно рано: в возрасте 13 лет он поступил на учебный корабль «Британия» в звании кадета. Через два года он стал мидшипменом на судне «Боадише», через некоторое время был переведен на «Монарх», затем плавал на «Ровере». В 1888 году Скотт перешел на «Амфион» уже в звании младшего лейтенанта. Но и на этом честолюбивый Скотт не остановился. В возрасте 23 лет он поступил в минно-торпедное училище, после окончания которого был возведен в звание лейтенанта и назначен минным офицером на судно «Вулкан».
Так развивалась его карьера. Что касается личной жизни, то его неожиданно стали преследовать несчастья: в 1894 году его семейство обанкротилось, через три года умер отец, а еще через год – брат. Скотт остался единственным мужчиной в семье, на его попечении находились мать и сестры. О женитьбе он не думал и сосредоточил все свои силы на военной карьере.
Однако и тут его поджидали сложности: дело в том, что на следующее повышение – чин капитана 2-го ранга – он мог рассчитывать только через 10 лет после получения чина лейтенанта. Конечно, он мог получить повышение и досрочно, но для этого нужно было как-то выделиться, а возможностей не предоставлялось. Правда, начальство ценило молодого, волевого и целеустремленного офицера, но одних этих качеств для повышения было недостаточно, требовалась еще надежная протекция, а у Скотта и его семьи не было нужных знакомств.
Тогда же его все чаще и чаще стали посещать мысли о скуке, серости повседневной жизни. С юношеских лет его манили дальние страны, он мечтал о подвигах, о том, что сможет прославиться и принести пользу своему отечеству. Однако в какой отрасли, кроме военной, он смог бы применить свои способности и реализовать честолюбивые мечты, он пока не знал.
Однажды ему в руки попала брошюра под названием «Исследование Антарктики. Призыв к посылке национальной экспедиции», которую Скотт с интересом прочитал.
А через несколько месяцев произошла случайная встреча, ставшая для лейтенанта британского флота судьбоносной: он столкнулся на улице с автором брошюры, президентом Королевского географического общества Клементсом Мархемом. Они разговорились. От него Скотт узнал, что в скором времени планируется послать экспедицию к берегам Антарктиды, которая, по словам ученого, была еще очень плохо изучена, но представляла огромный интерес для науки.
Расставшись с Мархемом, Скотт много думал об этом разговоре. Мысль об Антарктиде не давала ему покоя, и наконец он принял решение. На следующее утро он сел к бюро и твердой, уверенной рукой написал рапорт, в котором сообщал о своем желании возглавить научную экспедицию к Антарктиде.
На подготовку экспедиции ушел почти год. За это время Скотт был досрочно произведен в капитаны 2-го ранга и назначен начальником научной экспедиции. Его минусом, в глазах руководства, являлось то, что он не имел никакого опыта полярных исследований, однако его настойчивость, целеустремленность и желание учиться новому перевесили недостаток опыта.
Перед экспедицией Скотт отправился в Норвегию, где встретился с путешественником Фритьофом Нансеном, исследователем Арктики, прославившимся тем, что ему первому удалось пересечь остров Гренландия на лыжах. Знаменитый путешественник поделился с ним своим богатым опытом. Затем Скотт отправился в Германию и узнал о подготовке антарктической экспедиции под руководством Эриха Дригальского, которая также собиралась исследовать один из участков Антарктиды – Землю Вильгельма II.
Учтя полученный опыт, Скотт отправился в Россию, где приобрел 20 ездовых собак. Однако первая же попытка проехаться на собачей упряжке, по причине отсутствия опыта у англичан, прошла крайне неудачно, из-за чего Скотт навсегда разочаровался в этом, в общем-то очень удобном и в действительности наиболее подходящем для полярных условий способе передвижения.
В ходе этой экспедиции не планировалось покорять Южный полюс, однако и Скотт, и Мархем задумывались об этом. Поэтому экспедиция направилась проводить исследования в глубь материка. Они выступили в начале лета, то есть в декабре, после того как закончилась полярная ночь. Решено было организовать два отряда: полюсный и вспомогательный. В полюсный отряд вошли Роберт Скотт, доктор Эдвард Уилсон и лейтенант Эрнст Шеклтон, во вспомогательный – 12 крепких моряков.
Из-за неудачного опыта с собаками вспомогательный отряд решил вовсе от них отказаться. Его члены погрузили все снаряжение и пропитание на нарты, которые решили тянуть сами. На нартах они самоуверенно повесили большой плакат, на котором было написано: «В услугах собак не нуждаемся!» и выступили в поход.
Полюсный отряд вышел на три дня позже вспомогательного. Скотт, Уилсон и Шеклтон не рискнули отправиться пешком и решили все же двигаться на собачьих упряжках, благодаря чему и догнали вспомогательную партию всего через несколько часов после выхода. Скотт был очень доволен успешным началом и записал в дневнике: «С верой в себя, в наше снаряжение и в нашу собачью упряжку мы радостно смотрим вперед».
Экспедиция довольно быстро дошла до 79° южной широты. Здесь вспомогательный отряд повернул назад, к берегу, а полюсный отправился дальше, в глубь материка, на юг. На этом этапе у путешественников начались осложнения: собаки все с большим трудом тянули поезд из пяти нарт.
Причина была в том, что англичане решили отказаться от пеммикана – специальной питательной смеси, изготовленной из оленьего мяса, сухарей, жира и сока ягод, приготовленного в Англии специально для тяжелых полярных условий. Вместо этого Скотт, последовав чьему-то неудачному совету, перевел собак на мороженую рыбу. Однако рыба оказалась подпорченной, и собаки стали слабеть. Однако Скотт этого не знал, и неудачи с собаками снова уверили его в том, что от них лучше отказаться.
Однако сами путешественники не могли тянуть нарты, которые были для них слишком тяжелы. Пришлось разделить всю поклажу по частям, проходя один и тот же путь по несколько раз. И все же собаки продолжали слабеть, а через 5 недель начали умирать одна за другой. Участники экспедиции пытались подкармливать наиболее сильных собак мясом, убивая для этого самых слабых. Но даже несмотря на это, по утрам собаки были настолько слабы, что даже не могли стоять в упряжке, и их приходилось поддерживать, чтобы они не упали в снег.
Скорость продвижения экспедиции резко сократилась. Полярникам удавалось пройти за день только 4, а затем и 2 мили (3217,4 метра). Все участники экспедиции чувствовали себя очень плохо. Они заболели снежной слепотой, причем больше всех страдал Уилсон: временами он шел на ощупь, держась за нарты и завязав глаза тряпкой. У Шеклтона появились признаки цинги. В таких тяжелых условиях им удалось достичь 82° 17' южной широты, и на этом было решено остановиться. Оставшееся расстояние до Южного полюса было длиннее того, которое они уже прошли. Кроме того, путешественники начали страдать от голода: суточный паек было решено сократить, они постоянно недоедали и слабели.
У отважных исследователей возникли сомнения в том, что они смогут добраться обратно: ведь с каждым днем все трое чувствовали себя все хуже и хуже. Однако стоило им повернуть, и судьба сжалилась над ними: погода улучшилась, задул попутный ветер. Путешественники укрепили на нартах мачты и натянули лоскуты, которые послужили им парусами, благодаря чему скорость движения резко возросла. А еще две недели спустя они убили последних собак, которые все равно не могли тянуть нарты, а только медленно шли рядом, и сбросили с нарт собачий корм. Благодаря этому они смогли двигаться еще быстрее и за день прошли 10 миль (более 16 километров).
Полярники воспряли духом и начали верить, что выберутся из этой ледяной пустыни живыми. Но Шеклтон был очень слаб. У него все чаще начинала идти горлом кровь, он сильно кашлял. У него уже не было сил тащить нарты, разбивать палатку, готовить еду. Во время дневных переходов он лежал на нартах.
Скотт и Уилсон тоже тяжело переносили холод и лишения, но еще находили в себе силы держаться. Правда, и у них уже появились признаки цинги. Однако они из последних сил шли вперед…
Их упорство было вознаграждено, им удалось дойти до корабля. Но экспедиция затянулась дольше, чем предполагали раньше, началась осень, залив уже покрылся льдами, и капитан судна, поняв, что выбраться из ледового плена им не удастся, принял решение зимовать.
Зимовка прошла легко, так как корабль «Дискавери» был специально построен для экспедиции. Скотт и его товарищи не испытывали никаких лишений, так как на корабле был достаточный запас продовольствия. А весной Скотт принял решение исследовать Землю Виктории, территорию, лежавшую по направлению к западу от моря Росса, где они бросили якорь.
Весной 1902 года полярники выступили в новый поход. На этот раз они решили отказаться от собак и сами впряглись в нарты. Скотт учел полученный в первой экспедиции опыт и постарался не повторить многих ошибок. Благодаря этому им удалось пройти 725 миль (более 116 километров) за 59 дней. Они шли по 12–13 миль в день, а в удачные дни проходили и по 30 миль (45 километров). Довольный Скотт отметил в дневнике, что они «…развили скорость настолько близкую к скорости полета, насколько это возможно для санной партии».
Вернувшись на корабль, они снова перезимовали на нем, а весной отправились в Англию. Здесь они были встречены как национальные герои. В результате экспедиции были исследованы шельфовый ледник Росса, внутренние территории Земли Виктории, открыт полуостров Эдуарда VII. По материалам экспедиции было написано 12 томов, содержащих материалы по биологии, гидрологии, метеорологии, геологии, физической географии, магнитные наблюдения.
Скотт, которому в ту пору исполнилось 36 лет, добился всего, чего желал: он стал национальным героем, прославился, принес пользу своему отечеству. Он был произведен в капитаны 1-го ранга. За решительность, мягкость и личное мужество, проявленные во время экспедиции 1900–1904 годов, он заслужил всеобщее уважение. Кроме того, Скотт был избран почетным членом Географического общества России, награжден золотыми медалями географических обществ Великобритании, Дании, Швеции и США. Король пригласил его в свою резиденцию и вручил ему орден Виктории.
Что касается Роберта Скотта, то он проявил еще одно великолепное качество: скромность. В ответ на все внимание к его персоне он неизменно утверждал, что добился успеха не в одиночку, а благодаря самоотверженной работе всех участников экспедиции. «Антарктическая экспедиция – это не спектакль одного, двух или даже десяти актеров. Она требует активного участия всех... мне представляется, что нет причины особо выделять мою персону», – говорил он. Скотт также честно признавался, что экспедиция была недостаточно хорошо подготовлена: «Мы были ужасающе невежественны: не знали, сколько брать с собой продовольствия и какое именно, как готовить на наших печах, как разбивать палатки и даже как одеваться. Снаряжение наше совершенно не было испытано, и в условиях всеобщего невежества особенно чувствовалось отсутствие системы во всем».
Таким образом, он не уставал подчеркивать, что им нередко просто везло и если они остались живы, то только благодаря своему упорству и мужеству.
Скотт какое-то время читал лекции, в которых рассказывал об экспедиции и о проведенных научных исследованиях. Первая лекция, состоявшаяся в Альберт-холле, прошла в торжественной обстановке. Зал был разукрашен, на специальной трибуне присутствовала вся команда корабля «Дискавери». В зале собралось около 7 тысяч человек, среди которых были члены и гости Королевской академии и Королевского географического общества.
После того как шумиха вокруг экспедиции несколько улеглась, Роберт Скотт с удовольствием вернулся к военной службе. Он был назначен помощником начальника военно-морской разведки и командиром линкора «Викториэс», а затем – «Альбемерлена».
Примерно в это же время в его жизни случилось важное событие, касавшееся его личной жизни. На одном из званых обедов он познакомился с молодой девушкой по имени Кетлин Брюсс. Она занималась живописью и скульптурой, брала уроки у Родена, ее считали талантливой и предсказывали ей в будущем большой успех. Кетлин было 27 лет. Ее родители умерли, и она уже давно жила самостоятельно, снимая небольшую квартиру со студией, в которой и работала.
Роберт стал проводить в обществе Кетлин много времени и через некоторое время понял, что любит ее. Два года спустя они поженились. Девушка идеально подходила ему: она понимала его тягу к приключениям и одобряла все его авантюрные идеи. Кроме того, по свидетельствам одного из биографов Скотта, она имела и другие достоинства. «Кетлин обладала ясным логическим умом, открытым и искренним характером, была совершенно свободна от претенциозности и чрезмерных потребностей: не выносила косметики, драгоценностей и дорогих туалетов», – писал он.
Через некоторое время после свадьбы Скотт признался своей жене в том, что мечтает организовать еще одну экспедицию в Антарктиду, целью которой должно стать покорение Южного полюса. Он был уверен, что добьется успеха: ведь у него уже был опыт жизни в трудных полярных условиях. Кетлин поддержала его, и они вместе принялись разрабатывать план экспедиции.
13 сентября 1909 года Роберт Скотт официально объявил об организации новой экспедиции в Антарктиду с целью покорения Южного полюса, заявив: «Главной целью является достижение Южного полюса, с тем чтобы честь этого свершения досталась Британской империи». А на другой день, 14 сентября, у Роберта и Кетлин родился сын, которого они решили назвать Питер в честь героя произведения Дж. Барри Питера Пэна. Барри был хорошим другом Скотта.
Однако организация экспедиции стала непростым делом. Для нее требовались значительные денежные средства, которых у Скотта не было. Благодаря своему упорству ему удалось заинтересовать этой идеей Географическое общество, руководство которого согласилось выделить средства. Труднее было убедить адмиралтейство, но Скотту удалось и это. И все же денег не хватало.
Но при этом следовало спешить: в сентябре того же 1909 года весь мир узнал о том, что Северный полюс удалось покорить сразу двум путешественникам: Фредерику Куку и Роберту Пири. Только Южный полюс все еще оставался непокоренным, и он уже давно привлекал исследователей всех стран. К Антарктиде устремились экспедиции отважных путешественников. Незадолго до этого из Антарктиды вернулась экспедиция Шеклтона: он не достиг полюса, но дошел до 88° 23' южной широты. Так далеко в глубь материка еще никто не забирался. Однако до полюса оставалось еще 179 километров, которые Шеклтон не смог преодолеть.
Скотт знал об этом и боялся, что кто-либо другой может опередить его. В октябре он спешно начал подготовку экспедиции. Но денег все еще не было, и он обратился за помощью к меценатам. В газете «Таймс» было помещено его обращение, в котором среди прочего говорилось: «Вопрос был поставлен так: желают ли наши соотечественники, чтобы британский подданный первым достиг Южного полюса?». Вскоре в газетах появились сведения о том, что американец Роберт Пири и норвежец Руал Амундсен тоже готовят экспедиции к полюсу. Правда, Пири не смог собрать нужные средства и был вынужден отказаться от экспедиции. Но Амундсен продолжал готовиться к ней и оставался главным конкурентом Скотта.
Наконец капитан Роберт Скотт нашел частных лиц, которые согласились дать ему необходимую сумму. Теперь ничто не мешало ему отправиться на юг и постараться осуществить свою мечту. Он прибыл в Новую Зеландию, где из порта Крайстчерч должно было выйти его судно «Терра Нова». Судна пришлось дожидаться почти месяц, и это время Скотт провел вместе со своей женой.
Кетлин до последней минуты умоляла мужа взять ее с собой и ради этого даже была готова расстаться со своим сыном, которому исполнилось всего лишь несколько месяцев. Но Роберт был непреклонен: он не хотел подвергать жену такой серьезной опасности.
Наступил последний день перед отплытием, когда между супругами состоялся серьезный разговор. Кетлин, немного волнуясь, спросила мужа, что он планирует делать, если обстоятельства сложатся неблагоприятно для экспедиции. Ведь во льдах может случиться всякое: он рискует получить ранение, заболеть… Роберт не понимал, зачем она говорит ему все это. Ведь он уже попадал в серьезные переделки, когда приходилось рассчитывать только на свое мужество и силы, и ему удавалось выбраться изо льдов живым. Так будет и на этот раз, он вернется героем и навсегда прославит свое отечество. Однако, видя серьезное и сосредоточенное лицо Кетлин, он в первый раз усомнился в успехе. Он стал расспрашивать ее, почему она так серьезна, что ее тревожит? И тогда, еще больше волнуясь, Кетлин достала из своей сумочки несколько пузырьков с опиумом. Скотт, увидев их, отшатнулся, но жена стала мягко просить его, чтобы он взял страшный подарок. И Роберт, уступив жене, принял его.
Он привык доверять ей во всем со дня их свадьбы. Кетлин не раз проявляла удивительную чувствительность: даже если у Роберта случалась легкая неприятность, она сразу же каким-то образом догадывалась об этом. Однажды она находилась в спальне, а он – в своем кабинете, где случайно поранил палец ножом. Жена сразу же прибежала к нему, тревожно спрашивая, что с ним случилось. Поэтому, увидев пузырьки с опиумом, Скотт не на шутку встревожился, в его сердце закралась тоска, на секунду ему захотелось отказаться от путешествия и спокойно жить рядом с любимой Кетлин и Питером. Но эта была лишь минута слабости. Усилием воли он взял себя в руки и, пряча пузырьки в карман, рассмеявшись, сказал, что берет их только из уважения к ней, что с таким счастливчиком, как он, ничего не случится, он вернется героем и обнимет свою Кетлин и поцелует сына.
Но в Антарктиде тоска и отчаяние, на минуту посетившие его в Новой Зеландии, вернулись. Он выяснил, что Амундсен уже достиг Антарктиды и разбил лагерь на шельфовом леднике Росса, на расстоянии нескольких сотен километров от лагеря британцев, которые расположились на мысе Эванс. Скотт не мог не признать, что норвежец выбрал более подходящее место для лагеря, чем он сам, и находился на целых 60 миль ближе к полюсу. И опять у него появились сомнения в том, что им удастся достигнуть полюса. «...Всего разумнее и корректнее будет и далее поступать так, как намечено мною... идти своим путем и трудиться по мере сил, не выказывая ни страха, ни смущения. Не подлежит сомнению, что план Амундсена является серьезной угрозой нашему. Амундсен находится на 60 миль ближе к полюсу, чем мы. Никогда я не думал, чтоб он мог благополучно доставить на Барьер столько собак», – писал Скотт в своем дневнике.
Оснащение обеих экспедиций сильно отличалось. Амундсен имел не меньший, а пожалуй, и больший опыт полярных экспедиций и привез с собой 120 собак. Скотт также учел свой неудачный опыт с собаками и взял их всего 35. Кроме того, он имел три мототягача, которые обошлись ему в целое состояние, и 19 маньчжурских лошадок, которые, как он надеялся, будут более выносливы, чем собаки.
Однако судьба с самого начала как бы повернулась к Скотту спиной: неудачи преследовали его с первого дня. При разгрузке один из мототягачей затонул. А во время зимовки, до начала экспедиции, погибло 10 собак и 9 лошадок.
План Скотта был таков: вначале он собирался пересечь ледник Росса, протянувшийся на целых 700 километров. Между параллелями 83,5° и 85,5° путешественников ждал 3-километровый подъем по леднику Бирдмора. Подъем осложняло еще и то, что ледник был рассечен глубокими трещинами. За ледником начиналось высокогорное ледяное плато, продолжавшееся, по всей видимости, до самого полюса. По нему предстояло пройти еще 500 километров. Итого 1500 километров до полюса и столько же обратно. Скотт планировал преодолеть это расстояние за 145 суток, и для этого требовалось проходить по 20,5 километра в день. На параллели 80° 30' он планировал устроить склад. Груз для него должны были доставить мототягачи. Часть продовольствия и снаряжения планировалось довезти на собаках и лошадях. Скотт надеялся, что они довезут груз хотя бы до ледника Бирдмора.
2 ноября 1911 года капитан Роберт Скотт выступил в свой последний поход.
Нелегко было координировать действия собак и лошадей. Выяснилось, что лошади двигаются гораздо медленнее собак: расстояние, которое лошади проходят за день, собаки пробегают за несколько часов.
Проблемы возникли и с мототягачами: механизм машин не выдерживал низких температур: сани то и дело глохли. Их регулярно чинили, но наконец сначала одни, а затем и вторые сани пришлось бросить вместе с грузом топлива. И все же санная партия смогла дотащить пропитание и необходимое снаряжение до 80° 30' южной широты. Здесь полярники устроили привал и стали дожидаться основную группу, которая отстала на 6 дней пути. Наконец лагеря достигли собачьи упряжки, а затем и лошадки. Группы соединились 21 ноября.
Немного передохнув, путешественники отправились дальше. За 83-й параллелью закончился фураж, и лошадок пришлось перебить. Вскоре настал черед собачьих упряжек, от которых также было решено отказаться. Еще несколько дней участники экспедиции сами тащили перегруженные сани.
Так они достигли 85° южной широты, после чего Скотт отправил назад трех наиболее слабых членов экспедиции. 3 января оставшиеся полярники достигли 87° 30' южной широты, после чего Скотт объявил о своем окончательном решении: из восьмерых оставшихся пятеро будут продолжать двигаться к полюсу, а трое должны повернуть назад. Оставалось выбрать тех, кто будет сопровождать Скотта.
Капитан размышлял всю ночь. Ему припомнился последний разговор с Кетлин, он думал о каждом из своих спутников, о том, кого взять с собой, а кого отправить назад. Все они мужественные, сильные люди, все мечтают отправиться вместе с ним дальше на юг. Однако у Скотта не шел из головы разговор с женой и присутствие на материке Амундсена. Что если норвежцу удастся его опередить? Такого поражения он не переживет. А как отреагируют на это его спутники? И он все крепче сжимал в руках флакончики с опиумом. Трое должны повернуть назад: возможно, он еще сможет спасти их от тяжелого поражения, а может быть, и от гибели. У них еще будет возможность прославиться и послужить отечеству. Кого же выбрать?
Наутро Роберт Скотт объявил свое решение: кроме него, к полюсу пойдут доктор Эдвард Уилсон (он был со Скоттом в его первой экспедиции и заслужил право разделить с ним его триумф или поражение), квартирмейстер Эдгар Эванс, капитан драгунского полка Лоуренс Отс и лейтенант корпуса морской пехоты Генри Боуэрс.
Не вошедшие в полярный отряд были очень расстроены. «Бедный Крин расплакался», – записал Скотт в дневнике. Но приказы не обсуждаются, и им пришлось повернуть назад. Глядя в спины уходящих, руководитель отряда вновь ощутил тоску, которая теперь все чаще посещала его. Удастся ли им выбраться из этого ледяного плена? Не лучше ли всем повернуть назад и попытать счастья в следующий раз, подготовившись получше? Возможно, Скотт так и сделал бы, если бы не присутствие на материке Амундсена. Им следовало во что бы то ни стало продолжить экспедицию и достичь Южного полюса любой ценой! Пятеро полярников собрали снаряжение и припасы, погрузили их на сани и выступили дальше, на юг.
Особенно тяжело было идти первые несколько дней: температура упала до –30° С. Поперечные заструги (узкие, вытянутые по ветру ледяные гребни), покрытые, как шипами, ледяными кристаллами, не давали путешественникам возможности развить нужную скорость. Сани не скользили, и приходилось тащить их волоком. «Теперь мы делаем немного больше 1/4 мили в час, и это результат больших усилий», – записал Скотт в своем дневнике. Отчаяние путешественников уже сквозило во всем.
9 января они преодолели широту, до которой дошел Шеклтон и дальше которой, как им хотелось верить, еще никто не заходил. Для того чтобы двигаться вперед, приходилось прилагать все больше усилий: «Ужасно тяжело идти... как видно, чтобы дойти туда и оттуда, потребуется отчаянное напряжение сил... До полюса около 74 миль. Выдержим ли мы еще 7 дней? Изводимся вконец. Из нас никто никогда не испытывал такой каторги». Через 4 дня, 13 января, они достигли широты 89° 9'. До полюса оставалась еще 51 миля. «Если и не дойдем, то будем чертовски близко от него», – успокаивал себя Скотт.
И все же им удалось преодолеть эти мили и достигнуть Южного полюса. Но там их ожидало жестокое разочарование. Случилось то, о чем, не переставая, думал Скотт все последние дни: Руаль Амундсен пришел первым. Когда до заветной цели оставалось всего несколько километров, участники экспедиции заметили впереди черную точку, которая оказалась черным флагом. В дневнике капитана появилась следующая надпись: «...разглядели черную точку впереди... [оказавшуюся] черным флагом, привязанным к полозу от саней. Тут же поблизости были видны остатки лагеря... Норвежцы нас опередили. Они первыми достигли полюса. Ужасное разочарование!».
18 января британцы нашли палатку. В ней валялись брошенные инструменты и три мешка с «беспорядочной коллекцией рукавиц и носков». Кроме того, в ней было найдено письмо на имя капитана Роберта Скотта, которое ему оставил Амундсен. Оно начиналось так: «Поскольку вы, вероятно, будете первыми, кто побывает в этом районе после нас…» – и содержало просьбу передать письмо норвежскому королю в том случае, если отряд Амундсена не сможет достичь побережья.
Торжество полярников было омрачено. Но все же они установили на Южном полюсе британский флаг и сфотографировались на его фоне. Они также сфотографировали и зарисовали палатку Амундсена. Затем был праздничный обед: «К нашему обычному меню мы прибавили по палочке шоколада и по папиросе». Отдохнув, они пустились в обратный путь.
Теперь тоска и отчаяние уже ни на секунду не отпускали Скотта. Им предстояло преодолеть 1500 километров. Смогут ли они дойти? Каждый день в дневнике капитана появлялись все новые тревожные записи: «Ужасное разочарование! Мне больно за моих верных товарищей», – записал он вскоре после того, как они достигли полюса.
Через несколько дней во время дневной стоянки он записал: «Великий Боже! Это страшное место, а нам и без того ужасно сознавать, что труды наши не увенчались завоеванием первенства. Не знаю, выдержим ли мы борьбу». Почти в каждой записи присутствует слово «ужасный».
Путешественники устали и двигались вперед очень медленно. Пейзаж действовал на них угнетающе: снег почему-то был не блестящим, а серо-матовым. То один, то другой член отряда жаловался на недомогание. Уилсон, как и во время первой экспедиции, страдал от снежной слепоты. Отс постоянно говорил о том, что у него мерзнут ноги.
Но тяжелее остальных переносил переход Эванс. Скотт выбрал его потому, что из всех восьмерых он был самым высоким, крепким и выносливым. Однако именно он сломался раньше всех. Еще до того, как они достигли полюса, Эванс сильно порезал руку, и она никак не заживала. Пальцы руки у него были обморожены, а на обратном пути он отморозил нос. Он шел все медленнее, постоянно бормотал что-то непонятное, жаловался на недомогание. А через несколько дней он подошел к Скотту и спросил: «Почему нас шестеро? Откуда взялся шестой человек?». У Эванса начались галлюцинации.
Но, несмотря ни на что, Скотт не позволял людям отдыхать, заставляя их шагать вперед по 12 часов в день. Он знал, что только так у них еще остается шанс спастись. К тому же продукты у них кончились, так как, продвигаясь к полюсу, они оставляли по дороге склады с припасами. Припасов на одном складе едва хватало для того, чтобы дойти до следующего. День промедления – и они останутся в бескрайней ледяной пустыне навсегда…
17 февраля Эванс отстал от остальной группы. Скотт, заметив это, приказал сделать привал и вернуться за товарищем. Он записал: «Я первый подошел к нему. Вид бедняги меня немало испугал. Эванс стоял на коленях. Одежда его была в беспорядке, руки обнажены и обморожены, глаза дикие. На вопрос, что с ним, Эванс ответил, запинаясь, что не знает, но думает, что был обморок. Мы подняли его на ноги. Через каждые два-три шага он снова падал. Все признаки полного изнеможения...» В этот день путешественники не продвинулись вперед ни на метр: Эванс потерял сознание, начал бредить и через некоторое время умер.
Смерть товарища произвела на исследователей тяжелое впечатление. Больше всего их угнетала мысль о том, что Эванс был самым сильным, здоровым и выносливым из всех пятерых. Какое же будущее ожидает их? Удастся ли им дойти до лагеря или придется умереть, как умер он? Правда, дневной рацион, рассчитанный на пятерых, теперь можно будет делить на четверых, что даст им возможность продержаться подольше. Однако возникла другая проблема: топливо было на исходе. Они жгли его слишком много, по несколько раз в день готовили горячую пищу, стараясь согреться. А теперь им приходилось питаться всухомятку и даже лишнюю кружку воды вскипятить было не на чем. К тому же банки с бензином, оставленные на складах, по какой-то причине оказывались полупустыми.
Для путешественников настали тяжелые дни. Обувь было негде просушить, она начала смерзаться по ночам, и по утрам уходил час, а то и больше только на то, чтобы натянуть сапоги. Теперь полярники постоянно мерзли, даже днем, во время переходов, когда приходилось напрягать все силы. По ночам они страдали от холода еще сильнее. При этом постоянно дул сильный холодный ветер, который, казалось, пронизывал путешественников насквозь. Но они продолжали идти вперед.
Между тем лето кончилось, начиналась арктическая зима. Температура нередко опускалась до 35–40° С. Из-за этого поверхность ледника, по которому они шли, покрылась слоем шершавых кристаллов. Сани не скользили по ним, и их с трудом приходилось тащить, несмотря на сильный попутный ветер. Вместо 12 миль в день они проходили всего 6 (примерно 9,5 километра). На этом этапе пути они потеряли еще одного товарища – Отса.
Еще на полюсе Отс жаловался на то, что у него мерзнут ноги. Затем ноги распухли, и каждый шаг начал причинять ему боль. И тем не менее он, напрягая все силы, продолжал двигаться вперед, пока не убедился, что ноги окончательно отказались ему служить и до лагеря ему не дойти.
Скотт подробно описал в своем дневнике последние дни Отса: «Пятница, 16 марта или суббота, 17. Потерял счет числам... Жизнь наша – чистая трагедия. Третьего дня за завтраком бедный Отс объявил, что дальше идти не может, и предложил нам оставить его, уложив в спальный мешок. Этого мы сделать не могли и уговорили его пойти с нами после завтрака. Несмотря на невыносимую боль, он крепился, мы сделали еще несколько миль. К ночи ему стало хуже. Мы знали, что это – конец... Конец же был вот какой: Отс проспал предыдущую ночь, надеясь не проснуться, однако утром проснулся. Это было вчера. Была пурга. Он сказал: „Пойду пройдусь. Может быть, не скоро вернусь“. Он вышел в метель, и мы его больше не видели... Мы знали, что бедный Отс идет на смерть, и отговаривали его, но в то же время сознавали, что он поступает как благородный человек и английский джентльмен. Мы все надеемся так же встретить конец, а до конца, несомненно, недалеко...»
Скотт чувствовал, что смерть уже близка. Потеряв Отса, путешественники втроем шли еще два дня. Одиннадцать миль оставалось им до большого склада, заложенного еще осенью. При их скорости это два, а то и три дня пути. Однако они уже не могли пройти и одной мили: у всех были обморожены ноги. Капитан пессимистично записал в дневнике, который продолжал вести до конца жизни: «Лучшее, на что я теперь могу надеяться, – это ампутация ноги, но не распространится ли гангрена – вот вопрос». Все трое понимали, что до склада им не дойти. К тому же погода резко испортилась, пурга не прекращалась.
Однако они продолжали уверять друг друга, что «что-нибудь придумают» и во чтобы то ни стало доберутся до топлива и продовольствия. Лагерь они разбили 19 марта.
О последних днях путешественников содержатся сведения в дневнике Скотта. 21 марта он записал: «Вчера весь день пролежали из-за свирепой пурги. Последняя надежда: Уилсон и Боуэрс сегодня пойдут в склад за топливом». На следующий день капитан сделал запись: «Метель не унимается. Уилсон и Боуэрс не могли идти. Завтра остается последняя возможность. Топлива нет, пищи осталось на раз или на два. Должно быть, конец близок. Решили дождаться естественного конца. Пойдем с вещами или без них и умрем в дороге». Но и на следующий день они не вышли из палатки.
Последнюю запись он оставил 29 марта. В ней капитан Роберт Скотт записал: «С 21-го числа свирепствовал непрерывный шторм. Каждый день мы были готовы идти (до склада всего 11 миль), но нет возможности выйти из палатки, так несет и крутит снег. Не думаю, чтобы мы теперь могли еще на что-то надеяться. Выдержим до конца. Мы, понятно, все слабеем, и конец не может быть далек. Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать. Р. Скотт».
Оставил он и записку, адресованную Географическому обществу, в которой говорил: «Причины катастрофы не вызваны недостатками организации, но невезением в тех рискованных предприятиях, которые пришлось предпринимать».
Амундсен благополучно вернулся на родину. Его чествовали все. С нетерпением ждали возвращения экспедиции Скотта, но о ней не было никаких вестей. Месяц проходил за месяцем, но путешественники так и не вернулись. Амундсен тяжело переживал смерть англичан. «Я пожертвовал бы славой, решительно всем, чтобы вернуть его к жизни. Мой триумф омрачен мыслью о его трагедии. Она преследует меня», – сказал он однажды.
Через 8 месяцев спасательная экспедиция нашла палатку, наполовину засыпанную снегом, и в ней тела Роберта Скотта, Эдварда Уилсона и Генри Боуэрса. Один из членов экспедиции, доктор Аткинсон, составляя рапорт, отметил: «Мы отыскали все их снаряжение и откопали из-под снега сани с поклажей.
Среди вещей было 35 фунтов очень ценных геологических образцов, собранных на моренах ледника Бирдмора. По просьбе доктора Уилсона они не расставались с этой коллекцией до самого конца, даже когда гибель смотрела им в глаза, хотя знали, что эти образцы сильно увеличивают вес того груза, который им приходилось тащить за собой. Когда все было собрано, мы покрыли тела наружным полотнищем палатки и прочли похоронную службу.
Потом вплоть до следующего дня занимались постройкой над ними огромного гурия. Этот гурий был закончен на следующее утро, и на нем поставлен грубый крест, сделанный из двух лыж... Одинокие в своем величии, они будут лежать, не подвергаясь телесному разложению, в самой подходящей для себя могиле на свете».
Позднее на мысе Хижины, на вершине Наблюдательного холма, был установлен крест из австралийского красного дерева. На нем вырезаны пять фамилий участников экспедиции Скотта и строка из английского стихотворения, которая в переводе на русский звучит так: «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Именем Роберта Скотта названы Институт полярных исследований в Англии, горы и ледники.
Последняя экспедиция. Руаль Амундсен
Руаль Амундсен – известный норвежский путешественник, исследователь Севера, первый человек, которому удалось достичь Южного полюса. Всю жизнь он посвятил опасным путешествиям, и из каждого из них ему удавалось возвратиться живым. Однако Руаль нередко повторял, что не хотел бы встретить старость дома. Больше всего на свете он любил небо и там хотел бы провести последние часы своей жизни. «Вы знаете, как хорошо наверху. Я хотел бы там умереть. Чтобы смерть ко мне пришла таким рыцарским образом. Это было бы достижением моей мечты – смерть быстрая и без страданий».
Желание прославленного путешественника исполнилось: он умер именно так, как хотел, однако тогда, когда этого не ждал, во время участия в спасательной экспедиции.
Руаль Амундсен появился на свет в Борге неподалеку от столицы Норвегии, города Осло, 16 июля 1872 года, в семье владельца верфи. Большинство его родственников были судостроителями или моряками, и мальчик собирался пойти по их стопам. Для начала можно было наняться юнгой на один из кораблей, затем стать матросом, еще через несколько лет поступить в школу, сдать штурманский экзамен и продолжать плавать на парусниках в звании офицера.
Но когда мальчику исполнилось 15 лет, он изменил свои планы. Ему в руки попала книга канадского путешественника Джона Франклина, где тот рассказывал о своей экспедиции по поиску северо-западного прохода из Атлантического в Тихий океан вдоль берегов Северной Америки, из которой он не вернулся. Прочитав ее, Руаль понял, кем он хочет стать. Однажды за ужином он заявил своей семье, что решил стать исследователем Севера. «Удивительно, что именно описания тех лишений, которые претерпевали он и его спутники, захватывали меня в рассказе сэра Джона больше всего остального. Я тоже хотел страдать за такое возвышенное дело», – писал Амундсен впоследствии в автобиографической книге.
Общеизвестно, что Руаль с детства отличался целеустремленностью и никогда не отступал от намеченной цели. Его друг, исследователь Фритьоф Нансен, однажды сказал о нем: «Он сам наметил свой курс и взял его, не кинув назад ни одного взгляда...» Амундсен начал готовиться к осуществлению своей мечты. Он закалялся, обливался ледяной водой, привыкал спать на холоде. Кроме того, Руаль прочитал много книг о полярных исследованиях. Страсть Руаля вспыхнула с новой силой в 1889 году, когда он вместе со всей Норвегией восхищался подвигом Фритьофа Нансена, которому удалось пересечь Гренландию на лыжах. Нансен стал для него кумиром, и ему Руаль хотел подражать. В глубине души он верил, что его слава когда-нибудь будет не менее громкой. Однако мечту о плаваниях пришлось на некоторое время отложить. Руаль окончил гимназию и по настоянию своей семьи в 1890 году поступил в университет на медицинский факультет.
Когда Амундсен учился в последнем классе гимназии, умер его отец, а через три года скончалась мать. Руалю и еще троим детям досталось значительное наследство, после чего он смог наконец-то приступить к осуществлению своей мечты. В тот же год он записал: «С невыразимым облегчением я покинул университет, чтобы всей душой отдаться единственной мечте моей жизни». Еще в юношеские годы, читая дневники путешественников, он понял, что одной из главных причин их неудач являлось отсутствие опыта судовождения. Поняв это, Амундсен решил потратить время на изучение морского дела.
В 1894 году он нанялся матросом на шхуну, занимавшуюся тюленьим промыслом в районе архипелага Шпицберген. Во время этого сурового путешествия он прибрел большой опыт по плаванию в северных водах и в деле управления парусниками. В последующие годы Амундсен продолжал плавать, переходя с корабля на корабль, совершая рейсы в Африку и Центральную Америку в качестве матроса, а затем штурмана.
В этот период Амундсену удалось познакомиться со своим кумиром, Нансеном, и тот взял земляка под покровительство. Благодаря протекции Нансена Амундсен был назначен первым помощником на судно «Бельжика», которое направлялось в полярную экспедицию к берегам Антарктиды для изучения материка и поисков магнитного полюса. Руководителем экспедиции являлся Адриан де Герлаче де Гомери.
Первая экспедиция Амундсена чуть было не стала для него последней: из-за неопытности руководителя корабль был скован льдами около острова Петра I. Пришлось провести в Антарктиде зиму. Даже летом вода не очистилась ото льда, и только спустя 13 месяцев корабль удалось вывести в море.
Зимовка в Антарктиде была нелегкой, и именно после нее Амундсен заявил, что хотел бы умереть без страданий. «В бельгийской экспедиции я почувствовал опасность медленной гибели – единственное, чего я боюсь», – признавался он впоследствии. Большинство путешественников заболело цингой. Только благодаря инициативе и решительности Амундсена им удалось выжить. Он организовал охоту на тюленей и пингвинов, предложил изготавливать из их кожи теплую одежду.
Читать бесплатно другие книги:
