Война за погоду Прашкевич Геннадий
Мела поземка. Страшная стена белого тумана, как в немом кино, все так же чудовищно и непонятно возвышалась над островом. «Растут фиалки, ароматные цветы…» Свист не получался… Не видя собственных ног, Вовка по щиколотку брел в мутном светящемся ручье поземки… Не должно тебя это интересовать…Наверное, военная тайна, иначе Лыков сказал бы…
– Белый!
Он не думал, что пес ему поможет. Просто вдвоем было бы веселей.
Проваливаясь в сугробы, оглядываясь на чудовищно белую, как бы вскипающую стену с ужасным вмороженным в нее диском, Вовка доволок ящик до торчавших над снегом камней. Дальше начинались черные слоистые обрывы. Здесь в сухом порхлом снегу он и закопал ящик.
Глянул внимательно.
Угловатый выступ… Черные глыбы, свалившиеся сверху…
И взрыв!
31
Бесшумный медленный взрыв.
Огненные волны одна за другой, пульсируя, понеслись к зениту.
Радужные бледные пятна, слегка размытые, как бы размазанные в пространстве, как гигантские бабочки, то отставали, то обгоняли огненную волну, а над Двуглавым и над кипящей стеной ужасного непонятного тумана, занимавшего теперь полгоризонта, бесшумно трепыхалось, как занавес, разворачивалось, сияя, гигантское призрачное полотнище.
Оно беспрерывно меняло оттенки.
Оно страстно подрагивало, будто раздуваемое сквозняком.
Оно неумолимо расширялось, захватывая все большие и большие участки неба.
«Я успел…» – радовался Вовка. «REM-16 меня услышал!» Ему даже показалось, что мощные пульсации призрачного цветного полотнища идут в каком-то определенном ритме. Этого не могло быть. Этого совершенно не могло быть. Но что-то там вспыхивало, таяло, вновь взрывалось, вновь фонтанами обрушивалось на белую, кипящую и все равно неподвижную стену, из которой торчал край чудовищного диска.
Точка тире тире…
Тире тире тире…
Точка тире тире…
Тире точка тире…
Точка тире…
Казалось, что кто-то из-за горизонта, с чудовищных, вдруг огнем раскрывающихся глубин пытается докричаться до него.
Вовка!..
– Кто ты? – закричал он, пугая Белого.
Тире тире…
Точка тире…
Ему не надо было продолжения.
– Мама! – закричал он, вскакивая и не отводя глаз от пылающего зеленоватого неба, от чудовищно белой, накаляющейся изнутри стены, в которой черным теперь оставался только край гигантского металлического диска, непонятно, как и на чем там держащегося…
Точка тире тире…
Тире тире тире…
Точка тире тире…
Небо искрило, как гигантский ключ.
Вовка не верил, но продолжал читать пылающую небесную морзянку.
И почему-то видел лежащего в полынье боцмана Хоботило с голым, будто отлакированным черепом вместо головы… И почему-то слышал высокий голос Леонтия Иваныча… Не должно тебя это интересовать…
Тире тире…
Точка
Тире точка точка…
Тире тире тире…
Точка точка…
Точка точка точка
Точка тире точка тире…
– Я не боюсь! – закричал он.
Небо играло тысячами огней…
Не бойся… Я здесь…
– Я не боюсь, – закричал он.
Стена чудовищного тумана оставалась все такой же кипящей, но неподвижной, но небо теперь пылало от горизонта до горизонта. Оно вздрагивало, оно вспыхивало на всем своем протяжении.
Тире тире…
Точка тире…
Тире тире…
Точка тире…
Вовка читал пылающее небо, как гигантскую книгу.
К ноге его прижался Белый. Шерсть на нем встала дыбом, он щерил желтые клыки. «Белый… Где наши мамки, Белый?…» А в небе, как в шляпе фокусника, зарождались новые чудеса.
Вдруг ниспадали откуда-то, медлительно и бесшумно разматываясь на лету, долгие зеленоватые ленты… Вставали из-за хребта яркие перекрещивающиеся лучи… Тревожно, как прожекторы, они сходились и расходились, выискивая только им известные цели… И все так же, как прежде, безостановочно клубилась стена таинственного тумана, отзываясь вспышками на каждую конвульсию неба, окружая гигантский металлический диск молочным сиянием…
И все выше и выше вставала над хребтом Двуглавым чудовищная зеленая корона.
Точно такую корону Вовка Пушкарев соорудил, собираясь на школьный бал-маскарад в самом конце декабря одна тысяча девятьсот сорокового года. Но Колька Милевский забраковал ее: «Царские штучки!» – «А что еще придумать?» – «Ну, буденовку.» – «Да в буденовках полкласса придет.» – «Ну и что? Зато в коллективе.» – «Я не хочу так.» – «Тогда возьми у отца китель… – Колька завистливо почмокал губами. – Китель белый, а на рукаве черный круг. И красная окантовка. А в центре – красные стрелы и якорь адмиралтейский.»
32
Мама…
Полнеба уже пылало в ужасном эфирном сиянии.
Скрещиваясь, метались цветные лучи, ниспадали чудовищные, невесомые портьеры. Страшась (ведь мог не успеть до магнитной бури), и радуясь (успел, успел), Вовка, обняв Белого, не отрывал глаз от неба.
Точка тире тире…
Тире тире тире…
Точка тире тире…
Тире точка тире…
Точка тире…
– Я здесь… – повторил он вслух.
И заплакал, потому что понял, наконец, что «Мирный» не придет.
И с ужасным смертельным холодком под сердцем вдруг снова вспомнил сон, в котором дымок «Мирного» уже растаял на горизонте, а он все брел и брел по ледяной тропе, пересекающей хребет, засыпанный жестким светящимся снегом. А впереди все выше и выше вздымалась кипящая стена поразительно белого тумана, будто выложенного из гигроскопической ваты… И край чудовищного, вмерзшего в нее металлического диска…
Наверное, это военная тайна, подумал он. Лыков ведь сказал: не обращай внимания… Он сказал: увидишь, плюнь, даже не подходи близко… Не должно тебя это интересовать…
Но если так, думал Вовка, глотая слезы, если это, правда, военная тайна, как я мог увидеть такое во сне? Ведь никто ни словом не говорил о чем-то таком? И почему голый череп? Почему боцман Хоботило оказался в полынье, а головы у него, считай, не было? И почему с моей головой ничего такого ужасного не произошло?…
Он обнимал прижавшегося к нему Белого и расширенными зрачками всматривался в пылающее небо…
Тире тире…
Точка тире…
Тире тире…
Точка тире…
Он понимал, что обманывает себя.
Он понимал, что не может быть в небе его рыжей красивой мамы. Не может быть его рыжей мамы в пылающих полярных небесах. Но ловил каждую вспышку.
Тире тире…
Точка тире…
Тире тире…
Точка тире…
«Белый… Где наши мамы, Белый?…»
Пес глухо заворчал, но ничего не ответил.
А Вовка, читая призрачные вспышки, от которых накалялся, казалось, темный воздух, колеблющийся над льдами, вдруг отчетливо увидел все острова Северного Ледовитого океана.
Были там острова плоские, как блины.
Были песчаные, галечные, поросшие голубоватыми мхами.
Были просто ледяные шапки, с которых длинные языки уходили глубоко в зеленоватую толщу.
И был остров, на котором почему-то…
Нет… Он не хотел думать об этом… Он не знал, когда появятся самолеты, даже не знал – услышит ли он их? Но он знал – они прилетят!
Все еще всхлипывая, забрался в палатку.
Скоро засвистят над бухтой разрывные пули, знал он, и бросятся к берегу фашистские десантники. Кто-то, вызывая подлодку, бросит гранату в черную чернильную воду. Но это им не поможет. Подлодка, разламываясь на куски, пустит масляный пузырь, и уйдет, наконец, в темную пучину этот многоликий мангольд-франзе-шаар-ланге, чей невнятный, колеблющийся, как водоросли, образ долго еще будет мучить Вовку в его тяжелых повторяющихся полярных снах.
Эр ист…
Он погладил Белого.
Он устал. Он не хотел больше ничего видеть.
Не выглядывая из палатки, он почувствовал, что пошел снег.
Снежинки были юркие и проворные. Они сразу укрыли хребет и стену тумана.
Некоторое время сквозь плывущую завесу еще пробивался зеленоватый отсвет, но и он таял, растворялся. Природа засыпала, утомленная событиями бесконечного дня.
- Девочка не бере —
- Девочка на бе-ре?
- Девочка на берегу
- Собирает раковины.
- Беленькие, сере —
- Беленькие, се-ре?
- Беленькие, серенькие,
- Пестрые, караковые…
- Железные очки…
- Рыжая мама…
- Она, их пронзая,
- Она, их пронза-я?
- Она их пронизывает
- Ниточкой оранжевою,
- И сидит у мая —
- И сидит у мая-я?
- И сидит у маяка,
- Никого не спрашивая…
P.S
«…в августе 1944 года сотрудник метеостанции острова Крайночной Е. Краковский ушел на охоту на южный берег острова. В назначенное время он не вернулся. Труп нашли только через две недели. Непонятным образом с головы Краковского были сняты вся кожа и все ткани, а череп полностью освобожден от мозга. Плоть в местах соединения шеи с черепом была обработаны неизвестным веществом, плотным, как лак, и отдающим запахом хлора.
Других повреждений не было обнаружено.
В это же время начальник зимовки И.С. Лыков сообщил в Особый отдел Главного Управления Гоавсевморпути о том, что на южной оконечности острова Крайночной возникла и стоит высокая стена странного неподвижного тумана, а из этой клубящейся стены выдается край огромного металлического диска не менее трехсот метров в диаметре. Висит ли диск сам по себе в воздухе или поставлен на какие-то специальные подпорки, установить не удалось, так как приблизится к стене тумана никому из зимовщиков не удалось. Люди и собаки вблизи туманной стены испытывали чрезвычайно острое, совершенно непреодолимое чувство страха, не позволяющее сделать последний шаг.
В середине августа радиосвязь со станцией Крайночного была прервана.
Учитывая тот факт, что зимовщики были переутомлены (они находились на острове третий сезон – по собственному желанию) было решено послать им замену. На буксире «Мирный» на остров Крайночной была отправлена сменная группа, в которую вошли метеоролог К.И. Пушкарева и сотрудник наркомата внутренних дел майор Л.И. Бугаев, который вполне мог заменить радиста. Помочь им на острове должен был И.С. Лыков, согласившийся остаться еще на одну зимовку. К сожалению, буксир «Мирный» был потоплен фашистской подводной лодкой. Уцелел только подросток В. Пушкарев (сын К.И. Пушкаревой), по просьбе матери направляющийся в порт Игарка. Взрывом торпеды подростка выбросило на ледяной припай. Туда же выбросило труп погибшего боцмана. Голова боцмана при осмотре оказалась обработанной столь же странно, как до того голова Краковского. Это подтвердили В. Пушкарев и И.С. Лыков, захоронившие боцмана во льдах. Станция Крайночного тем временем была захвачена фашистскими десантниками, но В. Пушкареву удалось бежать на южную сторону острова, где он воспользовался резервной рацией и передал сообщение о фашистском десанте в Карский штаб. Специально обращаю внимание на тот факт, что в тот день (как и две недели до того) наблюдалась сильнейшая магнитная буря. Радиосвязь во всем секторе была прервана, практически все станции не работали. Однако В. Пушкареву каким-то образом удалось связаться со станцией REM-16, которая и передала его сообщение в Карский штаб.
Как позже выяснилось, станции REM-16 не существует.
Аресты, произведенные среди любителей-коротковолновиков, картину тоже не прояснили. Только один (слесарь из Певека) признался, что сознательно утаил от регистрации свою самодельную коротковолновую рацию, потому что уже два года работал на германскую разведку. Еще один (доктор физико-математических наук К. Лагеррер) предположил, что события на острове Крайночном тесно увязаны с действиями неизвестных нам пришельцев из Космоса. Странная стена тумана и металлический диск, торчащий из него, по словам Лагеррера, всего лишь космическая погодная станция, работающая на неизвестные нам центры внеземной жизни. Утверждение не бесспорное, тем более, что автор не смог доказать свою правоту и скончался от сердечного приступа во время очередного допроса.
Что касается В. Пушкарева, то снятый с острова ледовой разведкой, он уже на пути к материку почувствовал себя плохо. Тошнота и ноющая боль в голове преследовали его несколько месяцев. Кожа на руках и ногах, и везде, где во время перехода по Собачьей тропе он касался светящегося снега, покрылась волдырями, похожими на ожоговые, а на голове появились узелковые опухоли, зудящие и источающие влагу. Вызванный на допрос, ничего нового к уже известным фактам Пушкарев не добавил, исключая указаний на то, что некоторое время после его передачи северное сияние якобы пульсировало в некоем необычном ритме, складывающимися в знаки морзянки. Нечто подобное наблюдали сотрудники метеостанции с острова Белый. Им тоже удалось отчетливо прочесть слова «Вовка» и «Усни». Но других подтверждений указанному факту нет.
На южном берегу острова Крайночной в данный момент не наблюдается никаких туманов, никаких дисков.
В. Пушкарев, к сожалению, не был привлечен к повторному допросу.
Призванный весной 1945 года в действующую армию (видимо, прибавил возраст), он погиб в местечке Шонберг под Берлином. Солдаты, нашедшие тело, утверждают, что голова рядового В. Пушкарева представляла собой просто череп. Будто бы кожа, а также все ткани и жировые прослойки были сняты, а мозг отсутствовал. Ткани шеи, вероятно, были обработаны тем же веществом, запах которого был замечен при осмотре трупов сотрудника метеостанции и боцмана с буксира «Мирный». Массовые аресты среди зимовщиков и солдат указанной части ничего нового не дали.
В настоящий момент метеоролог И. Лыков и радист Р. Елинскас освобождены, с них взята подписка о неразглашении.
Все новые материалы по мере поступления будут направляться в комиссариат.
Майор – (подпись неразборчива).
23 июля 1946 года.»
Читать бесплатно другие книги:
