Московский упырь Посняков Андрей

– Земля пухом.

Выпив, помолчали, задумались. Конечно, по всему выходило, что предложение Овдеева надо принимать – и Родине послужить, и так, для самих себя, чтоб бездельем не маяться. А порухи для чести тут нет никакой – царь Борис, которому присягали, умер, Федора – то ли убили, то ли сам убился, как бы то ни было, теперь царь – Дмитрий, расстрига он там или еще кто. Вот коронуется – и будет очень даже законным государем, и не важно, какое там у него прошлое. Честно говоря, Ивану Дмитрий был даже симпатичен – веселый такой, запросто подойдет, поговорит – не по-царски, конечно, но, черт возьми, приятно!

– К тому ж он нас должен помнить, – добавил Митрий и тут же поправился: – Я не говорю, что мы должны специально искать его милостей, но все ж таки и бегать от них не должны.

Иван вдруг расхохотался:

– Ай да Митька! Хорошо сказал, черт: не бегать от милостей.

– Ага, – в тон ему поддакнул Прохор. – Можно подумать, они на нас дождем сыплются, милости-то. Но, вообще – да, служить надо! Я – за!

– Я тоже! – тут же воскликнул Митька. – А ты – Иване?

– Ну и я – за, – подумав, махнул рукой Иван. – Куда ж я без вас?

Все трое молча повернулись к Василиске. Та улыбнулась:

– Что ж, мыслю – верно решили. И порухи чести тут никакой нет, не царям – Отечеству служите.

– Стало быть – так тому и быть! – подвел итог Иван. – Завтра с утра заявимся в приказные палаты.

– Оденьтесь получше, – напомнила Василиска. – Кафтаны я пересмотрю, где надо – заштопаю, а уж амуницию сами глядите.

Девушка вскоре зазевала, поднялась в светлицу, спать, а парни еще долго сидели за столом, разговаривали. Обсуждали нового царя, гадали, какие при нем будут порядки, ну и, конечно, не обошли стороной чертольского упыря – ошкуя. О нем-то Иван потом и думал, пока не заснул. Каким образом упырь подстерег Архипку? Заранее выглядывал или так, случайно? Нет, не похоже, чтобы случайно… То есть нет, встретил-то он его, может, и случайно, а уж дальше… Чем Архипка выделялся из толпы себе подобных подростков-отроков? Одежкой, знамо дело – купеческий сын, не из бедных – кафтан с золотым шитьем, рубашка шелковая… На такого, в общем-то, и любой тать вполне мог польститься – ограбить. Но вот польстился – ошкуй. «Тело человеческое, а голова – медвежья» – Иван припомнил слова отрока. Как такое быть может? Может, оборотень какой по Чертолью рыщет? Ага, а потом жир да внутренности своих жертв продает колдунам да ворожеям! Продает ли? Так ведь тогда и не выяснили… Ничего! Теперь, ужо, будет и время, и немаленькие возможности!

С такими вот мыслями Иван и заснул.

А действительность распорядилась иначе.

Овдеев, конечно, их приходу обрадовался, но от предложения заняться ошкуем презрительно отмахнулся:

– После, после, парни. Сейчас другая беда – Шуйские! Государь наказал – выделить лучшие силы. А кто у меня лучший? Что смотрите? Наслышан, наслышан я о ваших прежних подвигах, рассказали…

– Ртищев?

– Ртищев? Гм… ну да, и он тоже. Итак, – Овдеев обвел взглядом притихших парней. – Есть сведения, что князья Шуйские – в особенности Василий – замыслили злое. Небось спросите – откуда сведения? Скажу. От Богдана Бельского, ближнего к государю человека. Источник вполне надежный.

– Да… но – Шуйские! – покачал головой Митрий.

Стольник рассмеялся:

– Что, волосы дыбом встали? Ну и что, что Шуйские? Подумаешь, Рюриковичи и права на престол имеют. Нам-то какая разница – государевым велением боярин-батюшка Петр Басманов указал провести следствие, мы и проводим. Сыщем крамолу – о том и доложим, а уж что с крамольниками потом станется, то не нашего ума дело! Задание ясно?

– Вполне, – Иван кивнул за всех.

– Что потребуется – деньги или еще чего, – обращайтесь без стеснения в любое время – столкуемся.

Обнадежив парней, новый начальник отпустил их с миром. Вернее – с заданием. Честно сказать, оно заставило ребят призадуматься. Шуйские! Шутка ли – пожалуй, один из самых древних и влиятельных боярских родов. К таким только приблизься – прихлопнут, словно букашку какую, и следов не останется. Однако приказ-то был получен совсем недвусмысленный – искать крамолу. Вот – осторожненько – и стали искать, уж раз взялися за гуж…

Да, им в помощь начальство милостиво придало дьяка – уже старшего дьяка – Ондрюшку Хвата. Тот, конечно, хитер был преизрядно… То и пугало – не подставил бы. Посовещавшись, решили Ондрюшку опасаться, да тот и сам не напрашивался прямиком в дело, заявив, что есть у него на примете некие людишки – то ли дворяне, то ли дети боярские, то ли бояре, но не из знатных, – несомненно, «воровским образом» связанные с братьями Шуйскими и «много про них чего знающи».

Что ж, пусть хоть так… Парни уже понимали, что главными крамольниками им придется заняться самим…

И занялись, не откладывая дело в долгий ящик, – попробуй-ка тут, отложи, надсмотрщиков-контролеров много – Овдеев, Петр Басманов да сам государь!

Прежде всего, в этом деле парням неожиданно помогла Филофея, вернее, ее отец, богатый купец Ерофеев. Вернувшись с Тотьмы, куда ездил с товарами, купец, прознав о помощи ребят Архипке, стал время от времени зазывать их в гости. Парни не отказывались – все ж таки соседи, а с соседями нужно жить дружно. Да и, что сказать, Ерофеевы жили богато и кормили гостей от души, сытно, а уж поили…

– Этак вы скоро совсем сопьетеся! – шутила по утрам Василиска, глядя, как то один, то другой жадно пили воду прямо из ковшика. Шутить-то шутили, но – Иван видел – глаза у суженой были озабоченные, серьезные.

Утешил девчонку:

– Не переживай, не сопьемся!

А сам с приятелями тем же вечером – снова на двор к Ерофеевым, больно уж интересные вещи рассказывал запьяневший купец.

Вот и сегодня, слегка подпив, вытер рушником губы, переспросил:

– Шуйские?

Это Митрий специально завел про них разговор, в который раз уже.

– Шуйские, Шуйские, – покивал Митька. – Говорят, князь Василий – самый преданный царю Дмитрию человек.

– Это Васька-то Шуйский – преданный человек?! – без всякого почтения к столь древнему роду возмутился купец. – Слыхал я, как он, по Ордынке проезжая, царя Дмитрия чертом обзывал.

– Как чертом? – не поверил Иван.

– А так! – Ерофеев засмеялся, вернее, захохотал – а был он высокого роста, чернобородый, дородный, словно истинный боярин, а не купец. – Так и сказал: черт, мол, это, а не настоящий царевич. Не царевич, а расстрига и изменщик!

– Так и сказал?

– Так! Могу под присягою подтвердить.

Купец Ерофеев был хорошим свидетелем, со слов Архипки парни уже давно знали, что когда-то не столь давно люди Василия Шуйского подпортили купчине торговлю: сами принялись торговать мороженой семгой, от которой Ерофеев ждал больших барышей, а потому – в силу неспокойных времен – и обратился к Шуйскому за покровительством. Сдуру – как теперь говорил.

– Хоть сейчас идем в приказ! – ярился купец. – Ужо, выведу крамольника Ваську на чистую воду. Ишь, удумал – государя чертом обзывать!

Но это был, так сказать, непрямой свидетель. Подумаешь – кто-то чего-то там говорил. Где ж тут заговор? Хотя, конечно, в московском государстве и за одни слова могли головенку оттяпать – запросто! И все же, все же нужны были другие доказательства – хотя бы для самих себя, чтоб не ныла потом совесть, что подставили невинного человека. Как нащупать ходы к Шуйским – разговорить их слуг, дальних родичей, на худой конец, попытаться самим встрять в заговор… если он, конечно, был.

А вот это-то наверняка утверждать было нельзя! Нет, вполне вероятно, до приезда Дмитрия в Москву Шуйские – и не только они – что-то подобное затевали, но сейчас, когда весь московский люд всей душой и всем сердцем принял нового государя, интриговать против него было бы чересчур опрометчиво даже для членов столь могущественного и древнего рода.

Таким вот образом рассуждал Иван, но совсем по-другому думал дьяк, точнее, уже старший дьяк, Ондрюшка Хват, веленьем Овдеева данный ребятам в помощники. Петр Федорович Басманов, что занимался пока сыском, торопил – искать, искать крамолу, выжигать каленым железом, не считаясь ни с личными заслугами, ни со знатностью рода.

На следующий день приятели, поднимаясь по широким ступенькам крыльца в приказную избу, чуть было не сшиблись с внезапно выскочившим из дверей старшим дьяком.

– Ты куда это, Ондрюша, словно ошпаренный?

– А, – отмахнулся на ходу дьяк, правда, тут же остановился, не удержался, похвастался: – Воров завчера сыскал – бегу в пыточную. Ужо, заговорят у меня! – Ондрюшка радостно потряс кулаком.

Умелый, конечно, работник был старший дьяк, и ушлый, и грамотный, но уж себе на уме – хитер, злоковарен. Улыбается всем широко, аж кажется, вот-вот сведет скулы, с приказными приятен, а на самом-то деле – что у него на душе? Один Бог ведает, вернее, скорее – черт. Однако новое начальство в лице Овдеева к Ондрюшке явно благоволило… как, впрочем, и к трем приятелям. Вообще, у Ивана складывалось такое мнение, что Овдеев хочет намеренно вызвать между ними соперничество. Ну, правильно, как еще древние римляне говаривали – «дивидо эт импере» – «разделяй и властвуй».

– Ишь, упырь, – пробурчал вслед уходящему дьяку Митрий. – В пыточную побежал – радуется. Нешто можно пыткою правды добиться? Мне только клещи или дыбу покажь – так я такого на себя наговорю, самому страшно станет. И в заговоре признаюсь, и в мятеже, и в том, что ошкуй чертольский – это я и есть.

– Постой-ка! – уловив Митькину мысль, Иван постарался не выпустить ее их головы, что-то в ней ему показалось важным, несомненно, стоящим самого пристального размышления. Ошкуй… Митька…

Зайдя в приказную избу первым, Иван уселся на стол и обернулся к друзьям:

– А ведь ты, похоже, прав, Митрий. Ошкуй-то – не оборотень, человек!

– Угу, – хохотнул Прохор. – С медвежьей башкою!

– Не с башкою, а, скажем, в шапке, из медвежьей шкуры пошитой… Вот вам и ошкуй!

– Неплохая мысль, – одобрительно кивнул Митрий. – Только – покуда несвоевременная. Пока заговор не раскроем, не дадут нам ошкуем заниматься, для начальства сейчас упырь – не главное. Главное – Шуйские! Ох, мешают они Дмитрию, мешают…

– А Ондрюшка-дьяк на этом карьеру свою строит, – пробурчал Прохор. – На то ведь и прозван – Хват. Ох, чувствую, похватает он сейчас и виноватых, и правых, короче, всех, до кого дотянется. Точно говорю – показания нужные со всех выбьет и об успехе доложит по начальству первым, куда быстрей нас!

– А ты ему, часом, не завидуешь, Прохор?

– Было бы кому завидовать. Прохиндей – он и есть прохиндей.

Ненадолго задержавшись в приказе, друзья согласовали дальнейшие планы с начальством – Овдеевым – и, получив «добро», до вечера занимались братьями Шуйскими, не самими, конечно, а пока только их людьми. Расспросили многих: и каретника, что лично чинил Василию Шуйскому возок, и зеленщика, что каждый день приносил в боярские хоромы свежие овощи, и нескольких холопей, и привратника, и даже какую-то сопливую дворовую девку. Все людишки на контакт шли с охотою – еще бы, ведь парни тащили их в ближайший кабак, – но на откровенный разговор не шли и хозяина своего, князя Василия, не выдавали. То ли не хотели выносить сор из избы, то ли боялись, то ли и в самом деле никакого заговора не было, не успел еще вызреть, не дали.

Проходив целый день, вернулись в приказ хмурые.

– Ну? – попив кваску из стоявшего на подоконнике кувшинца, Митрий грустно вздохнул. – Что, пора на доклад идти? Видали, как Ондрюшка сейчас к Овдееву пробежал? Сияет! Ровно голый зад при луне – светится. Видать, выбил чего-то… А нам и докладывать нечего. Деньги только казенные на кабак зря потратили – стыдно начальству в глаза смотреть.

– Так и не смотрите, – махнул рукой Иван. – Я один схожу, доложуся. Сиднями-то мы целый день не сидели – все где-то бегали. А что разузнали мало – так не повезло пока.

Потуже затянув пояс, юноша поправил воротник и, чуть улыбнувшись, вышел.

– Не повезло? – Овдеев выслушал доклад без особых эмоций. – Что ж, бывает. Ондрюшку Хвата в пример вам ставить не буду – больно уж прыток. У него в пыточной чего и не было – скажут. – Стольник раздраженно поджал губы. – А тебе, Иван, и парням твоим тако нельзя! Ондрюшка мелочь тянет – Тургенева, Калачника, прочих. А у вас дело иное – высшие бояре, князья! Тут сгоряча нельзя…

Овдеев задумался, опустив большую голову, почесал высокий, с большими залысинами лоб, и Иван вдруг неожиданно подумал, что им сильно повезло с начальством. Другой бы грозил, требовал, а этот, вишь, не торопил, выслушал спокойно. Впрочем, наверное, с боярами так и надо – осторожненько!

– Петр Федорович Басманов вас, вероятно, вызовет, – медленно произнес стольник и, неожиданно понизив голос, попросил: – Ну-ка, Иван, глянь-ка за дверь… осторожненько!

Послушно повернувшись, Иван приоткрыл дверь… Что-то, невидимое в темноте, прошуршало по коридору, исчезнув за углом.

Овдеев, впрочем, ничуть не удивился:

– Так и знал – подслушивают.

– Догнать?

– К чему? «Имя им – легион». Просто прикрой дверь поплотнее.

Юноша исполнил требуемое, обернулся.

– Теперь садись, – стольник кивнул на скамью. – И не говори громко, понял?

– Само собою.

– Итак, о Басманове. – Овдеев вдруг встал, подошел к окну и на всякий случай прикрыл его ставней. Тут же зажег стоявшие на столе в бронзовом шандале свечи. И без того было душно, а от пламени свечей стало еще жарче, Иван украдкою вытер со лба пот. А вот стольник словно бы не чувствовал никакой жары, да и наступившая полутьма ему, похоже, нравилась.

– Петр Федорович Басманов Шуйских очень не любит, – тихо продолжил стольник. – Потому, возможно, будет на вас наседать, требовать ускорить следствие, побольше хватать, пытать… Ты, Иван, его не очень-то слушай. С Шуйскими – особенно с Василием – не торопись, пытками не увлекайся, дело веди осторожно, но хватко. Не отвлекайся, – впрочем, тебе и некуда отвлекаться, других-то дел нет.

– А упырь? – осторожно напомнил юноша. – Ну, тот, черторыйский, которого вы едва тогда не подстрелили.

Овдеев согласно кивнул:

– Дай срок, займемся и упырем… Хотя он вполне мог и утонуть – ведь больше никаких кровавых дел на Москве не случалось. Впрочем… – Стольник наморщил лоб. – Там ведь парнишка какой-то проходил, потерпевший… знакомый ваш… как его?

– Архипка, купца Ерофеева сын.

– Ах, купца Ерофеева… Он что рассказывал-то? Лица, лица упыря, случайно, не разглядел? Опознать сможет?

– Не разглядел, к сожалению, – Иван махнул рукой. – Темновато было. Да я ведь уже о том докладывал.

– Да помню, помню… – Овдеев неожиданно улыбнулся. – Значит, так: наказываю Ондрюшки Хвата успехам не завидовать, следствие вести осторожно и тщательно. О ходе расследования каждый день докладывать мне.

Иван вскочил со скамьи:

– Слушаюсь, господин стольник! Разрешите идти?

– Идите, господине Леонтьев. Работайте. И да пошлет Господь нам удачу.

– Ондрюшки Хвата успехам не завидовать, следствие вести осторожно и тщательно! – с порога выпалил юноша. – Не мной сказано, но начальством. Сиречь – обязательно к исполнению.

Митрий тут же заулыбался:

– Вот славно! Теперь уж можно не торопиться, кого попало не хватать и вообще…

Прохор перебил его, небрежно махнув рукой:

– Можно подумать, мы раньше кого попало хватали!

– Ладно, парни, не ссорьтесь! – потерев ладони, Иван посмотрел в окно, на длинные темные тени соборов и кремлевских башен. – Похоже, смеркаться скоро начнет. Рабочий день, считаю, закончен, поехали-ка, братцы, домой. Василиска пирогов обещала напечь.

С утра сияло солнце. Выбравшись откуда-то из-за Скородома, оно отразилось в спокойных водах Москвы-реки и Яузы и, чуть приподнявшись, зависло над маковкой деревянной церквушки Флора и Лавра. Оттуда и светило – прямо в глаза вышедшему на крыльцо Ивану. Тот был уже одет по-рабочему – темный кафтан доброго немецкого сукна, узорчатый пояс с засунутой за него плеткой, сабля у пояса хоть и не висела – неприлично было ходить по городу с боевым оружием, сабля не шпага, а Россия не Франция, зато топырился за пазухой кистень, в кошеле на поясе тяжело перекатывалась свинчатка – кастет, а за голенище правого сапога был засунут длинный и узкий нож. Без подобного набора ни один московский житель на улицу выходить не рисковал в любое время суток: еще памятны были страхи о великом недавнем голоде, когда люди охотились на людей ради человечьего мяса.

Сейчас, правда, народ стал жить лучше, но все равно хватало на Москве разбойников. Новый государь, правда, по словам Овдеева, обещался навести в городе – да и по всей необъятной стране – образцовый порядок: воров да татей выловить и казнить, заборы – снести, выстроить вместо теремов да палат красивые европейские дома с большими стеклянными окнами, усилить стражу, чтоб люди могли ходить без опаски и днем, и ночью. Да-а, намеренья-то благие… вот только сбудутся ли?

Ну, где там они?

Иван обернулся, поджидая Митрия с Прохором. Ни тот ни другой что-то не торопились спускаться во двор, а ведь пора уже было ехать в приказ. И чего, спрашивается, копаются?

– Иване!

Послышалось?

– Господине Иван!

Нет, точно – позвали откуда-то из-за ворот. И голос такой тонкий, женский… нет, не женский – отроческий. Эвон, заглядывает во двор светловолосая голова – Архипка, сосед.

– Здрав будь, соседушка, – улыбнулся Иван. – Чего тебе?

Архипка прищурился:

– Поговорить бы с глазу на глаз… Хоть здесь, у ворот.

– Ну… Только быстро!

– Я быстро…

Иван вышел за ворота. Архип был явно взволнован, лицо какое-то осунувшееся, бледное, глаза покрасневшие, видать – не спал. Неужто снова ошкуя увидел?

– Дружок у меня есть, Игнат, – покусывая губу, произнес отрок. – Тургенева Петра доверенный служка… В лапту с ним играем.

– С Тургеневым Петром?

– Да нет, с Игнаткой. Он хороший парень, ну, ей-богу, хороший, чужого не возьмет никогда, честный, вот-вот в приказчики выбьется…

– Честный приказчик? – Иван еле сдержал ухмылку. – Это что-то новенькое. Ну, что замолк? Говори дальше. В чем, вообще, дело-то?

– А в том, что схватили его вчерась сыскного приказу люди! – опасливо оглянувшись по сторонам, единым духом выпалил мальчик. – Матушка его убивается, плачет – свели, говорит, со двора, незнамо куда…

– А кто свел-то? Откудова знаешь, что приказные? Может, воры какие, разбойники?

– Матушка Игнаткина молвила. Приходили, грит, пять человек, а главный – хитроглазый такой, шустрый, с бороденкою сивою. Старшим дьяком назвался.

– Ондрюшка… – задумчиво прошептал Иван. – Ондрюшка Хват…

– Чего?

– Ничего, – юноша оглянулся. – За что его взяли-то?

– Про то не ведаю, – Архипка вздохнул. – И матушка его – тоже. Убивается посейчас, плачет – один ведь у нее Игнатка-то.

– Ладно, не переживай, – успокоил мальчишку Иван. – Коли не виноват, выручим дружка твоего.

– Да ни в чем вины его нету! А коли выручишь… Христом Богом клянусь, господине Иван, уж в долгу не останусь…

– Ладно, потом благодарить будешь, – отмахнулся Иван. – И не реви – сказал же, выручим дружка твоего. Если вины на нем нет, конечно.

– Да нет, нет вины…

На дворе послышались крики Прохора с Митькой:

– Иване! Иване! На службу ехать пора.

– Ну, беги до дому, Архип. – Хлопнув отрока по плечу, Иван заглянул в ворота: – А, поднялись, бездельники! Чего разорались? Я-то давно на дворе.

Вскочив на коней, помчались, понеслись по Большой Якиманке к Москве-реке, а уж там по наплавному мосту – в Кремль, в приказные палаты. Чем ближе к центру, тем становилось больше прохожих – мастеровых, грузчиков, подьячих. Сновали в толпе мелкие торговцы, вкусно пахло ранними огурцами, петрушкой, укропом.

Митрий даже потянул носом и сглотнул слюну:

– Ужо севечер Василиска затируху с укропом да огурцом сладит. Обещала вчера.

Прохор расхохотался в седле, крикнул:

– Ты не о еде думай, о деле!

– Так о деле-то – никогда не поздно.

Проскакав вдоль кремлевских стен, спешились, кивнули знакомым стрельцам-стражникам. У дальних ворот, тех, что вели к покоям нового царя, караул был иной, польский, видать, государь не очень-то доверял стрельцам, как и вообще – московским людям. Ворота те, между прочим, были уже распахнуты настежь.

Парни привязали лошадей к коновязи и, повернувшись, разом перекрестились на золотые купола Успенского собора.

– Бог в помощь, работнички! – насмешливо произнесли рядом. – Как служится?

Парни обернулись, увидев перед собой… самого царя Дмитрия! Совершенно без охраны, в польском коротком кафтане желтого сукна, в затканной золотом бархатной однорядке, в красный сапогах на высоких каблуках и высокой барашковой шапке, царь выглядел сейчас записным щеголем.

Парни поклонились:

– Здрав будь, великий государь!

– Здорово, здорово, – Дмитрий по-простецки поздоровался со всеми за руку. – Значит, теперь у меня на Земском дворе служите? Рад, рад. Басманов с Овдеевым вас хвалят… А я вот не похвалю!

– Нешто прогневили тебя, государь?

– Чертольского упыря когда словите? – жестко поинтересовался Дмитрий. – Или как вы там его промеж собой называете – ошкуя? Что смотрите? Ведаю, про все ваши дела ведаю – на то я и царь, черт возьми!

– Словим, великий государь! – Друзья вновь поклонились. – Обязательно словим. Вот только сперва крамолу сыщем.

– Да, – Дмитрий потемнел лицом. – Крамолу, конечно, сперва сыскать надо… Но и об упыре не забывайте! А то что же получается – прямо посреди Москвы, чуть ли не у кремлевских стен упырь какой-то завелся, злодей-потрошитель. Перед Европой стыдно! С жильем как у вас? – Царь неожиданно улыбнулся и сменил тему.

– Да усадебку не отобрали пока.

– И не отберут. Я подпишу указ – Овдееву укажу, чтоб бумаги все приготовил.

Парни радостно переглянулись:

– Спаси тя Боже, великий государь!

– Да хватит вам все время кланяться, – прищурился Дмитрий. – Прямо хоть не скажи слова. Зазвал бы вас в гости – поболтать, с тобой, Митька, сыграть в шахматы… Да только, боюсь, не пропустят вас мои бояре. Да и играешь ты, Митька, уж больно хорошо – не стыдно будет самого царя обыгрывать?

Митрий не успел ответить – к царю уже с криками бежали бояре:

– Батюшка-государь, батюшка-государь…

– Во, видали? – Царь непритворно вздохнул и с досадой покачал головой. – Шагу ступить не дают. Ладно, будет время – обязательно загляну к вам в приказ.

Махнув на прощанье рукой, Дмитрий неспешно направился навстречу боярам.

В этот день приятели решили разделиться, естественно – в целях ускорения следствия. Овдеев, правда, не очень торопил, но Петр Федорович Басманов, пользуясь своим высоким положением у государя, наехал-таки, пообещав «сбросить с должностных чинов в простые пристава», коли через пару дней вина Василия Шуйского не будет полностью установлена. Пару дней… Хорошо ему говорить…

Иван все же заглянул в пыточную, вспомнил про данное обещание. В сыром полуподвальном помещении смердело нечистотами, давно немытым человеческим телом и кровью. Кто-то стонал, кто-то надсадно отхаркивался, кого-то деловито били.

– Где тут Ондрей Хват?

– Старший дьяк? – узнав Ивана, улыбнулся дюжий мускулистый мужик – пристав. Показал рукою. – А эвон, в той каморе. С Елизарием-катом допрос ведут.

Поморщившись от внезапно раздавшегося дикого крика, юноша прошел в дальний конец полутемного коридора и, сплюнув, решительно толкнул дверь.

В небольшом помещении с низким сводчатым потолком и каменным полом была устроена дыба, на которой, подвешенный за вывернутые за спину руки, висел голый по пояс парень с разбитым лицом и потухшим взором. С носа на грудь капала красная юшка, стоявший рядом кат Елизарий – здоровенный бугай с бугристыми мышцами и маленьким лбом, внезапно взмахнув кнутом, ударил парнишку по спине. Брызнула кровь, несчастный выгнулся, заорал надсадно и громко:

– Не на-а-адо!

– Ожги-ка его еще разок, Елизар, – коротко приказал сидевший за небольшим столом прямо напротив дыбы дьяк – Ондрюшка Хват.

Палач послушно исполнил указанное. Парнишка завыл…

– Могу единым ударом хребтину перешибить, – покосив глазом на вошедшего, похвастал кат. – Показать?

– Перешибешь, когда скажут. – Дьяк жестко прищурился и посмотрел на вошедшего. – Ба-а! Какие люди! Что, тоже кого пытать понадобилось? Занимай, Иване, очередь на Елизара – знатный кат, дело свое дюже знает. Мертвый заговорит.

Палач от похвалы покраснел и конфузливо поклонился:

– Мы, это… Мы завсегда рады… Кликните только, господине Иван…

– Ох, Елизар, Елизар, – усмехнулся вошедший. – Сколь тебя знаю, ты все тот же скромник. И не меняешься совсем, не стареешь даже…

– Ни одного седого волоска! – скромно потупился кат. – Хоть и работенка того, тяжелая…

– Да уж, оно конечно, – посмеялся Иван. – А лет-то тебе сколько?

– Сорок пять!

– От, надо же! – завистливо подивился дьяк. – Нам бы с тобой, Иван, в годах так вот сохраниться… У тебя, Елизар, поди, и внуки уже?

– Внучка, Меланьюшка… – Глаза палача зажглись вдруг такой любовью, такой необыкновенной нежностью, что Иван подивился на миг – уж больно нелепо выглядел в руках такого человека окровавленный кнут. Впрочем, чего тут удивляться? Внучка внучкой, а служба службой.

– Был у меня во Франции один знакомый кат, – ностальгически вздохнул юноша. – Поэт, между прочим… Ну, да я не об этом. Слушай, Ондрюша, за тобой, говорят, паренек один есть… ммм… Игнатом, кажется, кличут.

– Игнат, Михайлов сын? По делу Петра Тургенева?

– Ну да, да…

Ондрюшка расхохотался:

– Так вон он, на дыбе и висит.

Услыхав свое имя, отрок со страхом приоткрыл левый глаз, правый не открывался при всем желании – так заплыл синяком.

– Ишь, смотрит, – хохотнул дьяк. – Говоришь, нужен?

– Ну да, – Иван кивнул. – Поработать с ним вдумчиво… С Овдеевым я согласую.

– Что ж… – Ондрюшка почесал бороду. – Сегодня он мне еще нужен, ну а завтра – милости прошу, забирай. На себя только переписать не забудь.

– Не забуду. А сегодня никак нельзя его?

Дьяк задумчиво поморщил лоб:

– Если только к вечеру…

– До вечера вы его тут так уделаете, что…

– Мы? – встав из-за стола, Ондрюшка Хват потянулся. – Пойдем-ка, Иване, на улицу, воздухом хоть подышим… Ты, Елизар, за подследственным пока последи… дыбу-то ослобони… во-от…

А на улице разгорался солнечным блеском чудесный летний денек – теплый, но не жаркий, с дующим с Москвы-реки ветерком, с медленно плывущими облаками, молодыми березками под самым окном и пронзительно-голубым небом.

– Хорошо-то как, Господи! – умилился дьяк. – Вот этак, выйдешь когда из застенка – тогда только всю эту красоту и почувствуешь… Тебе парень-то этот, Игнат, зачем нужен?

– Да так… Есть она мысль…

– А я-то его хотел было лиходеем пустить. – Ондрюшка Хват вновь посмотрел в небо. – Да, чувствую, слабовато будет… Хлипкий парнишка-то, сейчас-то мы его, считай, не бьем, пугаем, а коли злодеем-крамольником его выставлять – это ж полную пытку надо…

– Само собой, – кивнул Иван.

– А он ее выдюжит?

– Сомневаюсь.

– Вот и я – сомневаюсь. Так что вечером, так и быть, забирай… Мать его тут приходила, еду принесла… я сразу-то запретил, а потом закрутился, про нее и запамятовал совсем. Боюсь, как бы теперь не нажаловалась… Батогов-то неохота отведать.

– Батогов? – изумился Иван.

– А ты что, не слыхал новое царево распоряженье? – Дьяк удивленно округлил глаза. – Так и сказано – ежели из приказных кто уличен будет в мздоимстве, мошенничестве, волоките иль посетителей забижать будет – в назиданье другим бить того батогами нещадно!

– Ну?!

– Вот те и ну! С Разрядного приказа уже, говорят, пятерых отдубасили. Прилюдно, на площади. Народишко кругом стоял, смеялся да приговаривал – так, мол, вам, крапивное семя, так! Вот теперь и смекай – как бы никого не забидеть. Ты уж, как парня на себя перепишешь, передачку-то разреши да с матерью будь поласковей.

– Буду, – пообещал Иван. – Куда уж теперь денешься?

Игнатку он освободил этим же вечером. Переписал на себя, вывел к матери, та – довольно молодая еще, простоволосая женщина – аж обмерла, запричитала радостно, потом обернулась к Ивану, на колени бухнулась:

Страницы: «« ... 7891011121314 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Ириха – вот так, без сантиментов, зовут эту девушку. И немудрено – она главарь бандитской группировк...
Нелегка жизнь бандитская – место под солнцем приходится отвоевывать кулаками! Пока бригада молодого ...
Говорят, любовь зла. Бывший сержант-десантник Корней убедился в этом на собственном горьком опыте. П...
Они познакомились на зоне, куда попали волею случая и по прихоти судьи. Игнат избил школьного учител...
Русские бандиты мочат чеченских, чеченские – русских. Льется кровь, схватка идет на полное истреблен...
Олимпия – девушка с норовом. Ей нужны богатые мужчины. Простой парень Вадим Зуев не из таких. Но ког...