У реки Смородины Панарин Сергей

– Этот город, – закончил смышленый Иван, победно направив указательный палец на Радогаста.

– Во-первых, ты совершенно прав, юноша. – Чиновник нахмурился. – А во-вторых, палец убери. У нас в сыске говорят, один раз и палец стреляет.

Старшой одернул руку, Федорин продолжил:

– Вывод ясен: князь показывает нам, что наследники Злодия Худича вернулись. Но как?..

Сыскарь принялся размашисто вышагивать вокруг тела.

Егор подошел к одному из столов. На нем стояли большие стеклянные банки с растворами. В каждой покоился какой-нибудь уродец: эмбрион с конскими копытами, большеголовый щенок с плавниками и прочая гадость.

– Господи, что я тут делаю? – пробормотал ефрейтор.

– Помогаете следствию, – подсказал сыскарь. – Пока слабенько, но помогаете.

– Пустите, пустите меня! – донесся голос из коридора.

– Василиса! – воскликнул Федорин. – Не пускать! Н-ни в коем случае!

Но было поздно: княжна проскочила между недотепами-охранниками и попала в зал.

– Черт, – процедил Радогаст. – Сейчас будет истерика…

Василиса была прелестна. Идеальная фигурка пряталась в мешковатом платье, поэтому дембеля не сразу узнали, что она идеальная. Девушка побледнела, ее большие выразительные глаза наполнились слезами, а тонкие руки повисли, словно ветви плакучей ивы.

– Папа, – проронила она.

– С-светлая княжна, нельзя тебе тут… – Сыскарь сделал шаг к осиротевшей Василисе и остановился. – Я н-начальник сыска Радогаст, Федорин сын.

– Знаю, наслышана, – как-то на автомате ответила девушка, сбрасывая с лица непокорную русую прядь. Близнецы залюбовались роскошными длинными волосами.

Княжна на деревянных ногах прошагала к отцу.

– Кто его так?..

– А где вы были сегодня вечером? – с нажимом поинтересовался Федорин.

– На посиделках с подружками.

– Свидетели есть?

– Конечно.

– Отлично.

– И ты посмел подозревать дочь?! – Емельянов-старший попросту оторопел.

– Это мое призвание, Иван свет Василич, людей подозревать, – объяснил Радогаст.

– Вы так и не сказали, кто это сделал, – промолвила княжна и упала в обморок.

– Доченька моя! – В зал буквально ворвался слепой пожилой мужик.

Совершенно лысый человек выставил перед собой трясущиеся руки и водил ими, словно пытаясь что-то поймать. Мужик прошагал на неверных ногах к чучелу саблезубого хомяка и стал гладить его по голове, причитая:

– Будь сильной, Василисушка… Все образуется…

Федорин, Иван, Егор и колобок застыли, не зная, что делать. Наконец сыскарь хлопнул в ладоши:

– Дядька Почечуй, она лежит тут, в обмороке. Б-богатыри мои, перенесите ее величество в соседнюю комнату. Дядька, идите с ними. Егор, прошу вас, останьтесь при ней. Чую, Василисе грозит опасность. Да, нам придется охранять княжну от убийц.

Слепец Почечуй ахнул и принялся молиться.

– Воспитатель и радетель наследницы, – тихо пояснил Радогаст. – С пеленок при Василисе. Вы уж с ним поучтивее.

Где-то на окраине Легендограда, на чердаке двухэтажной усадьбы, неистово молился здоровенный детина с немереными мускулами. Голый, испещренный татуировками и шрамами торс блестел в свете многочисленных свеч. Бугай стоял на коленях в горохе, рассыпанном на полу. Было больно, но в то же время неизъяснимо радостно.

– О, Пекло огненное! – взывал детина. – Во имя четырех стихий, трех букв, двух старух и одного очень доброго старичка! Приди ко мне, Злодий Худич!

Занимался рассвет.

Чем занимался?

А черт его знает. Наверное, чем-то ужасающе-нехорошим.

Едва приступив к исполнению обязанностей работника сыска, Иван Емельянов уже всерьез подумывал о том, что пора просить прибавки к жалованью. За вредность.

За прошедшую ночь он увидал столько жуткого и мерзостного, что поклялся век больше не смотреть американских фильмов ужасов. Старшой слегка завидовал Егору. Того, похоже, не особо пронимало место преступления. Да и новое задание Радогаста помогло ефрейтору смыться в соседнюю комнату. Там он имел возможность пялиться на спящую красавицу. А княжна действительно оказалась хороша.

«А вот и приударю!» – решил Иван, торча в уродском зале. Федорин раз пятьдесят осмотрел место, надолго замирая то перед бездыханным Велемудром, то перед ластоногим щенком. Старшому все было ясно без долгих созерцаний: следовало брать за жабры охрану, закрывать дворец, никого не выпускать и не впускать. Впрочем, позже парень понял, что подчиненные сыскаря все это обеспечили.

Посреди осмотра случился посетитель. Он тихо прошел, внимательно обшарил все взглядом, коротко кивнул Радогасту и удалился. Незнакомец был настолько неприметен и прост, что Иван его попросту не запомнил. Да и спать хотелось. Плюс шок от вида покойника.

В зал стали прорываться люди, требующие отпустить их домой. За ночь все эти камзолы, куньи куртки, роскошные платья, высокие шапки, затейливые прически смешались в голове дембеля, и позже он сумел вспомнить лишь нескольких челобитчиков, появлявшихся на сущие мгновения, чтобы вновь кануть в водоворот пестрых нарядов и десятков лиц.

– С вами побеседуют и отпустят, – увещевал вельмож Федорин, не делая скидок на пол, возраст и положение в обществе.

Пришел художник, нарисовал довольно реалистичные эскизы. Колобок сбежал из зала почти одновременно с Егором. «Пошныряю, послушаю», – сказал он и был таков. Старшой отметил, что каравай почти не трепался. Наверное, вид смерти повлиял.

Проведя рядом с хладным телом часа два, Радогаст разрешил слугам забрать бедного старика для полагающихся омовений и переодевания.

У порога топтался воевода:

– Что народу-то скажем?

– Д-думаю, великий князь скоропостижно почил во сне, – через силу проговорил Федорин, которому нелегко давалось вранье.

– Я главного ценатора хотел вызвать, а он как нарочно здесь был, – многозначительно произнес воевода.

– Хм… – Сыскарь потер подбородок. – Любопытно. Весьма кстати, согласитесь.

– Во-во.

Старшой догадался, что главный ценатор враг усопшего князя.

К Радогасту подбежал мальчонка.

– Ваше господинство, вас желают видеть верховный волхв легендоградский. Оне домой хотят, а их накрепко не пущают.

– К-как?! И он здесь? – всплеснул руками Федорин. – Пойдем, Иван.

По пути сыскарь и дембель заглянули в комнату, где Егор охранял княжну. Дядька Почечуй сидел у дивана, на котором лежала Василиса, а ефрейтор сидел на скамье, барабаня пальцами по колену.

А потом Старшой окунулся в мир легендоградских интриг, плетущихся в самых высших слоях власти. Не успели он и его наниматель добраться до верховного волхва, как их перехватил главный ценатор. Рыхлый рыжий мужчина в дорогущем наряде схватил Радогаста за рукав и увлек в одну из боковых зал. Дверь закрылась перед носом Ивана, но он отлично слышал весь разговор.

– Федорин, – вкрадчиво и тем не менее непреклонно сказал ценатор. – Ты мне проклятого убийцу из-под земли достань. Цена вопроса – жизнь нашего княжества! И имей в виду, вчера наш Велемудр, да попади он в светлый Ирий, дал жрецам полный отлуп.

– От-откуда ты знаешь, боярин Гордей? – спросил сыскарь.

– Брось, Федорин, уж мне-то и не узнать, – хохотнул ценатор. – Так и объявил идолославу-вруну, к которому ты так торопился, мол, не бывать на моем веку собору волховному распущенным. И сколь краток стал его век…

Боярин Гордей вздохнул, причмокнул.

Радогаст почтительно выждал и сказал:

– Благодарю тебя за ценные сведения, боярин. Они будут тщательно проверены.

– Уж ты проверь, проверь, – ядовито просипел главный ценатор.

– Прости меня, н-но я обязан спросить: где ты был, когда нашего великого князя вероломно убили?

– Меня подозреваешь? – голос Гордея стал загробным.

– Служба моя такая, – извиняющимся тоном протянул сыскарь.

– Ладно, понимаю. Ожидал встречи с Велемудром. Слуги тебе подтвердят. Теперь изыдь!

Федорин вышел в коридор, прикрыл дверь и процедил сквозь зубы:

– «Слуги тебе подтвердят». Да они мне что угодно подтвердят.

– Не боишься, что он услышит? – поинтересовался Иван.

– Он? Нет, не боюсь. Ценатор не случайно выбрал именно эту залу. Она совершенно глухая. Ни звука не просочится.

Старшой хотел было сказать, что отлично подслушал беседу с боярином, но не стал.

Встреча с волхвом состоялась также в отдельной комнатке. Глава жрецов сидел в кресле, Радогаст с дембелем стояли напротив.

Верховный волхв удивил Ивана. Парень предвкушал встречу с древним патлатым старцем с пепельной бородой, опирающимся на волшебный посох, но лидер жрецов Легендограда оказался не пожилым гладко выбритым мужиком. Посох действительно был. Волхв повязал голову пестрым шнуром, чтобы не трепались каштановые волосы. Одеяния жреца отличались подчеркнутой скромностью, мол, мы на рюши не тратимся.

– Ох, не в срок беда пришла, – глубоким баритоном произнес жрец первые слова. – Богами тебя заклинаю, Федорин, отыщи мерзопакостного убийцу, посягнувшего на власть княжескую.

– С-стараемся, – коротко, но веско ответил Радогаст.

– Второго дня кумиры плакали, – сказал волхв. – Сварожич в два ручья да Лада, мать-заступница. А какие вечор перуны на землю пали? Какой силы грохот небеса сотряс? Боги, боги на худое указывали, токмо кто мы? Дети неразумные, знаки распознать не способные. Не сберегли князя-заступника, не сдюжили…

Хотя жрец изъяснялся как-то вычурно и былинно, Старшой видел полнейшую искренность. Федорин же не спешил попадать в капкан верховного волхва:

– Мою работу многие числят п-подлой, отче Рогволд. Вопросы вынужден задавать каверзные, подозревать всех и каждого. Н-не сердись, ради всего святого, служба заставляет… Где ты был, когда погиб наш князь?

Глаза жреца гневно вспыхнули. Пальцы, сжимавшие посох, побелели. Однако волхв Рогволд недаром был главным в Легендограде. Он погасил огни в карих магнетических очах, опустил напряженные плечи.

– Разумею тяжесть ноши твоей, сыскарь. Ясна мне и цель твоя. Воистину, в деле поиска злодея любого потребно проверить и либо обелить, либо покарать самым лютым способом. Велемудр одобрил бы твое рвение. Знай же, ожидал я своей очереди быть допущенным к великому князю, да не судьба… Слуга сказал, что передо мной были лишь воевода да позор града нашего – главный ценатор.

Рогволд еле удержался, чтобы не сплюнуть. Он нисколько не скрывал ненависти к боярину Гордею.

– А где ты его ждал, отче?

– В сей горнице. – Волхв обвел комнату широким взмахом руки. – Я с этим аспидом в одних покоях пребывать не в силах.

– Ты был здесь один? – мягко спросил Федорин.

Иван, которому перед встречей со жрецом сыскарь наказал не раскрывать рта, одобрил тактику ведения беседы. «Классика детективного жанра, блин», – хмыкнул про себя Старшой.

Волхв снова взял паузу, отчетливо понимая, куда клонит следователь. Потом вздохнул:

– Большую часть времени я коротал в одиночестве, но за дверью ждал слуга. Дважды заходила кухарка или кто она там, подавала кушанье.

– А что ты ел?

– Ну, знаешь ли! – пророкотал Рогволд. – Сие знание тебе вряд ли пособит. Яблоки, земляные орехи да кружка слабой медовухи. Доволен?

– Благодарю покорнейше, – поклонился Федорин и сделал шаг назад, намекая, что вопросы закончились.

Верховный жрец наклонился, словно стараясь сократить расстояние с отступившим Радогастом. Заговорил тихо и веско:

– Внемли же мне, сыскарь. Нет худшего аспида в стране нашей, нежели Гордей. Сей злокозненный боярин, оскверняющий наш Легендоград своим присутствием, был великому князю главнейший враг. Всяк тебе подтвердит, что первейшей задачею своей кощунственный ценатор положил искоренение власти княжеской да замену ее властью ценаторской. Образовавшаяся окрест него кучка смутьянов провозгласила девиз: «Мы за ценой не постоим». Вдумайся и устрашись. Более неугодной богам крамолы я не представляю. И коль спросят меня, хоть здесь, хоть посередь капища, скажу с чистым сердцем и ясными очами: за нынешним мерзостным деянием стоит изменник Гордей. Вот где расследовать надобно с полным тщанием и родниковой честностью.

– Не отказывал ли тебе великий князь в роспуске собора? – неожиданно промолвил Федорин.

Волхв откинулся на спинку кресла, улыбнулся:

– Уже успели напеть, да? Имей в виду, наш покойный князь, да пребудет он в светлом Ирии, не зря Велемудром был наречен. Он не отказывал. Я бы добавил, что все шло совсем к противоположному. Наша с ним беседа, увы, осталась незавершенной. Надеюсь, его преемница не посрамит памяти отца и сделает правильный выбор.

На том аудиенция была окончена. Иван поймал себя на мысли, что ему жаль Василису. Какой бы она ни была, а со смертью отца попала в самое пекло. Теперь взрослые дяди, охочие до власти, ее замордуют…

Рогволд, глядевший вслед сыщику и парню, как ни странно, тоже думал о княжне: «Девица юная, да не по годам сообразительная. И характером не в тихого тятьку. Войдет в зрелую пору – кремень будет, а не правительница. И к старшему колдуну княжества каждую седмицу неспроста хаживает. Уж он-то, голова магического сыска, ее наущает… Куда катится добрый Легендоград!»

– Думаю, теперь надо потолковать с Ярием, – сказал за дверью Радогаст.

– С кем?

– С воеводой. Ты его уже видел.

Сыскарь и дембель поднялись на второй этаж.

Он был еще роскошней первого. Ковры, занавески, отделка стен – все отличалось дороговизной и, как решил Иван, пафосом. В конце длинного коридора Старшой заметил какое-то движение. То ли проныра-колобок прокатился, то ли кошка пробежала. В полумраке не разобрать.

У покоев воеводы стояло сразу четверо охранников. Нынче во дворце краснокафтанников было пруд пруди, но Иван выделил эту четверку из общей массы стражей. Высокие, мощные, в полном боевом облачении, без смехотворных секир. «Типа спецназа, – подумал старший сержант. – Егору в драке с ними пришлось бы туго». Воронежец невольно находил аналоги всему, с чем сталкивался в Легендограде. Федорина парень окрестил оперуполномоченным или следователем, дворцовую стражу «вохрой». И вот теперь – спецназовцы.

– Кто с тобой, Радогаст? – учтиво справился один из дюжих молодцев.

– Мой человек, не волнуйся, – просто ответил сыскарь, и охранники расступились.

Воевода разгуливал по персиянскому ковру и, когда Федорин с Емельяновым вошли в кабинет, остановился, ожидая, что они скажут Ярий был хмур. Широко раскрытые красные глаза свидетельствовали о дикой усталости и нервном возбуждении. «За что же это все мне?» – спрашивал взгляд воеводы. Из разговоров Радогаста с челядью Иван услышал мельком, что именно главному солдату княжества выпала ноша временно заместить погибшего Велемудра. Легендоград не мог оставаться без руководителя. Федорин всю ночь нагло посылал докучливых вельмож к воеводе. Те морщились и ретировались. Исполняющий обязанности явно не пользовался популярностью при дворе.

– Ну? – хрипло спросил Ярий, не дождавшись от сыскаря ни слова.

– П-плохо выглядите, господин воевода.

– Я не девица, чтобы красоваться, – буркнул бывалый ратник. – Ну, Велемудр! И померев, не дал мне спокойного житья! Навалились, демоны… Скорей бы ценат проголосовал за нового князя… или княгиню.

– Знаете же, что вам все же придется побыть первым человеком Легендограда.

– И я желаю сложить с себя эти почетные обязанности как можно быстрее. – Воевода рубанул рукой воздух. – Я разослал вестовых на границы. Понимаешь, сыскарь, что я в любой миг жду нападения? Не случается подобных умертвий просто так. Мнится мне, как бы не латунский заговор сие был. Мое призвание – поле брани, а не этот дурацкий терем. Меня воротит от этой бессмысленной роскоши! Ярий заводился сильнее и сильнее, пока не перешел на рычание. При этом усы его топорщились, как две бешеные щетки.

– Я вас отлично понимаю, господин воевода, – заверил Радогаст. – Только убийца, увы, не наследил, а намеки, оставленные великим князем, пока не поддаются толковому объяснению.

– Поспешай, сыскарь, – повелительно сказал ратник. – Горе государству без всенародно признанного головы. Слетятся вороны, помяни мое слово. Сильно подозреваю, что за гибелью Велемудра нашего, распахнись пред ним Ирий, стоят волхвы глупые да ценаторы обнаглевшие.

– Сговор? – Пытливый взгляд Федорина вцепился в серое лицо воеводы.

– Он самый, – тихо и как-то проникновенно ответил Ярий. – Дошло до меня, дескать, ценаторы встречались с волхвами и обещали им роспуск собора, самим Путятой учрежденного, в обмен на благоволение богов к новой власти, без князя обходящейся. Не далее как седмицу назад таковая тайная сходка была. При всемерном участии Гордея и Рогволда.

– Что ж, спасибо тебе, господин воевода. Неожиданная весть… – промолвил Радогаст.

Старшой решил было, что разговор окончен, но у сыскаря нашелся неудобный вопрос и для Ярия:

– В-вы человек прямой и открытый, потому я не стану выписывать кренделей и п-просто уточню одну вещь. При дворе болтают, что вы люто ненавидели Велемудра. Это так?

Воевода не отвел взгляда и ответил почти сразу:

– Так.

– За что же?

– Не твое собачье дело, сыскарь. А коли ты меня подозреваешь, я тебе прямо и скажу: я предан этому городу, этому княжеству и никогда, сам Перун тому будет порукою, не содею скверного. Пусть великий князь и нанес мне обиду, но скорей Раздолбалтика поглотила бы град Путяты, чем я сразил бы Велемудра. А сейчас поди прочь, не навлекай моего гнева. И ищи шустро, вынюхивай, пес смердящий. В помощи не отказываю. Токмо бы ускорить передачу власти.

Радогаст и Иван вышли от Ярия потные и красные, будто мешки ворочали. Тяжел был характером воевода, зело тяжел.

Сыскарь провел еще много кратких бесед, но Иван практически не запомнил ни имен, ни званий людей, терзаемых Федориным. Он буквально засыпал на ногах. При разговорах он присутствовал совершенно номинально, клевал носом и боролся с неуместными зевками. В конце концов в мысленной картотеке Старшого остались всего три карточки: боярин Гордей, волхв Рогволд и воевода Ярий. Прочие фигуранты проигрывали названной троице по всем статьям. Нет, естественно, Иван помнил, что в типичном детективе убийцей будет садовник, а виноватым – стрелочник, но слишком уж яркими были взаимоотношения главного ценатора, верховного жреца и воеводы между собой, да и с покойником тоже. Проблема была в том, что парень никак не мог представить никого из них пыряющим старика-князя в брюхо.

Впав в сонную задумчивость, Емельянов-старший теребил губу.

– О чем размышляешь? – поинтересовался Федорин на выходе из княжьего дворца.

– Странно все это и… э… сверхъестественно, – сформулировал мнение Иван.

– Да, дерзкое преступление. И ужасно, что жертвой пал великий князь. Такова их планида: то в карете взорвут, то шарфом задушат, то ножом пырнут, как сегодня… – Радогаст поморщился, вспоминая уродский зал. – Но ничего сверхъестественного я в этом не вижу.

– А кумиры плачущие?

– У главного волхва постоянно то идолы плачут, то птица Сирин взвоет, то дары опрокинутся богами не принятые, то еще какая-нибудь золотуха с поносом. Пойдем отсюда. Поспи часа три да смени брата.

Сыскарь напрасно пренебрег опасениями Старшого.

Если бы в дождливый поздний вечер кто-нибудь оказался на Ценатской площади, он стал бы свидетелем страшного зрелища. Аккурат в момент убийства Велемудра сам Железный Всадник согнул протянутую вдаль руку, взялся за щеку и покачал головой, дескать, что за непотребство вы творите, неразумные.

Мгновение – и памятник вновь принял обычное положение, будто ничего и не было.