Я, депутат... Всенародный избранник Корчак Александр
– Или коммуняка Васька Новодубцев, – яростно заржал Алексей Иванович.
– И за что вы его так не любите, не понимаю. Вместе еле окончили сельскую школу, в одном колхозе работали, вместе и развалили его. Что он вам, дорогу, что ли, перешел?
– Он по моей улице, слава Богу, не ходил. А за что его не люблю? Разве ты не помнишь его последнее выступление в Думе? Я-то его на всю жизнь запомню. Как начал нас поливать, он на нашу партию такого, больше лошадиного навалил. Да все, понимаешь, за народ, пенсионеров, что их ограбили. Словно мы что-нибудь имеем против них или мы их ограбили.
– Да, но как ни верти, действительно народ-то грабанули, и крепко грабанули, – мягко возразил помощник. – В результате вся страна – нищая, а маленькая кучка наиболее отъявленных стала не просто богатой. А архибогатой, как выражался ваш прошлый вождь. А этот ваш председатель сам ворует и другим позволяет, чтоб не так было заметно, что он только один такой. А охотников у нас в России на дармовщинку всегда было хоть отбавляй. Все, кто возле него крутились, так или иначе ручки погрели и сразу богатые стали. И даже олигархи появились. Раз – и всё, в один присест. Это тебе не семья Рокфеллеров. У них дед начал с ничего свой бизнес. А здесь однажды все проснулись, а олигархи тут как тут, рядом стоят, довольные, улыбаются. И все в один голос кричат, что нельзя пересматривать приватизацию, пугают. Главное, говорят, вы что, революцию новую хотите? Да вы это сами прекрасно знаете. Вся страна в разрухе, народ голодает, где же совесть у правителей, я вас спрашиваю? Я у этих олигархов и всякого рода воров и жуликов не спрашиваю, там бесполезно. Но правители, которые, казалось бы, должны быть на твоей стороне, защищать тебя, где они?
Алексей Иванович недовольно покачал головой.
– Ну, ты поосторожнее, а то смотри, как бы чего не вышло.
– Да при чем здесь это? Я ведь это вас специально тренирую, – неожиданно пояснил помощник, – сейчас вам такие вещи любой врач, учитель, работяга расскажет. А вы тренируйтесь, учитесь мозги полоскать задающим подобные вопросы, а угрозами сейчас никого не запугаешь. Всем наплевать и на этих олигархов, и на депутатов, да и на вашего председателя. По правде сказать, не просто наплевать, а абсолютно… сами понимаете, какое здесь слово напрашивается. Все знают, что он при социализме глотку за него рвал и жил неплохо. Тоже мне, революционер нашелся! Надо думать, как страну поднимать, да не на деньги, которые грабанули у пенсионеров и детишек, отобрав у них последнее. И кстати, не мешало бы подумать, как вернуть те миллионы, которые они так нагло хапнули. Вот и ответьте мне, как простому человеку, где у этих людей стыд, и почему они не несут никакого наказания?
– Ладно, ты хоть председателя оставь в покое, слишком высоко забрался, понимаешь ли. Ты лучше о партии говори, да более регионально мысли. А о председателе не нам с тобой толковать.
– Ну, вот, вы опять о своем. Я же вас тренирую, вы что, забыли? – хитро улыбнулся Марк Семенович.
– Ты тренируй, это правильно, – он погрозил пальцем, – но только до определенного уровня тренируй. А вот что касается Васьки Стародубцева, то хотел я ему тогда на Думе врезать, сам знаешь почему, да пожалел – уж больно хорошую водку он там у себя продуцирует. Пусть делает, пока мы еще живы.
Помощник ничего не сказал, только лишь тяжело вздохнул. Алексей Иванович одернул халат.
– Ну, я пошел. Господь Всемилостивый, не отступись, – он перекрестился в сторону, где стоял Марк Семенович, который как раз в этот момент держал у груди журнал с голой женщиной на обложке. Увидев картинку, Алексей Иванович смачно сплюнул. – Тьфу ты, гадость какая, прости меня, Господи, – и перекрестился в другую сторону.
Марк Семенович посмотрел на обложку, улыбнулся:
– По-моему, в самый раз, Алексей Иванович, там, кстати, не лучше, не Айседора Дункан вас ожидает. И вообще не для вас, депутата, все эти глупости.
Алексей Иванович недовольно пробурчал:
– Разберемся как-нибудь самостоятельно, что к чему, не маленькие как будто бы.
Он уже было взялся за ручку двери, но, вспомнив, обернулся:
– А Марии Ивановне мы вчера не звонили? – с надеждой в голосе спросил он, что хотя бы этого не было.
– Как же не звонили? Вы вчера весь вечер перед нею оправдывались – все говорили, что дел по горло, что сейчас не можете приехать, а потом плакали, прощения просили.
– Да? Надо же, – вначале он даже слегка смутился, но потом, как и полагается, продолжил с напором: – Ну, а как же иначе, Марк Семенович? Сам видишь – сплошная напряженка. С этой работой ни семьи, ни дома не видишь.
– Бросит она вас, вчера мне опять об этом говорила, бросит, говорит, если пить не прекратите.
Алексей Иванович сморщился, как от зубной боли, почесал затылок, подняв руку, остановил пытающегося еще что-то сказать помощника:
– Ты как всегда не вовремя, совсем, можно сказать, некстати все это сейчас говоришь. И пожалуйста, если она будет звонить, скажи, что я в Думе и вообще…
Он направился к двери гостиной, продолжая на ходу ворчать:
– Тоже мне еще, угрожает. В квартире-то шестикомнатной депутатской живет. Гляди, так и пробросаться можно будет, деревня неотесанная. – Задумался, остановился перед дверью и тихо, вполголоса рассудил: – Сюда-то она не придет, духа не хватит, да и охрана не пропустит. А то мне, понимаешь, бросит… Ладно, я пошел.
Помощник никак не отреагировал. Он, сидя в кресле, продолжал рассматривать журнал.
ГЛАВА 2
Эльвира берет дела на себя
(Не быть курице петухом, а бабе – мужиком)
Войдя в гостиную, он плотно прикрыл за собой дверь и на цыпочках, кругами стал приближаться к интересующему его объекту. Эльвира, похоже, спала, свернувшись клубочком в кресле. Наконец он подошел к ней, протянул руку, осторожно приподнял прядь волос, прикрывающую ее лицо.
– Гав, – неожиданно громко произнесла женщина.
Депутат от испуга отпрянул от нее, неловко завалился на стул, и, сползая по нему, то и дело повторял:
– Это зачем же так, что за баловство, понимаете ли, вы что себе позволяете…
Эльвира сладко потянулась, изогнула как кошечка свой стан и сладким голосом произнесла:
– А, папик, доброе утро. Как я рада видеть тебя. А мы вчера неплохо с тобою провели время. Я думала, депутаты такие буки, все надутые, как синьоры-помидоры. Я их часто по телевизору вижу. А ты у нас совсем не такой, ты у нас – лапочка.
Депутат к этому времени как раз достиг пола, и еще не придя в себя, со злобой просипел:
– Да позвольте, какой я вам папик? И что это еще за лапочка? Вы кто такая и что здесь делаете в депутатской квартире?
Вид у него был совсем рассерженный. Однако Эльвира вовсе не испугалась, она скорее удивилась.
– Ну, ты и даешь, вчера только и говорил, что женишься, личным секретарем обещал сделать, клялся, что на всю жизнь, а сегодня…
Депутат продолжал сидеть на полу, тараща на нее глаза, нервно открывая и закрывая рот, не произнося ни слова. Женщина продолжала на него напирать:
– И потом, после того всего, что у нас вчера было, ты спрашиваешь, кто я такая?
Эту фразу она произнесла с особым чувством негодования, и сделала даже угрожающее движение руки в его сторону. Депутат защитил обеими руками лицо, однако сдаваться, похоже, не собирался.
– Подождите, подождите, а что у нас вчера было? – И тут же категорически отверг ее домогательства: – Не было у нас ничего. – Неожиданно шустро для его комплекции, он смог каким-то образом вскочить, приблизился к ней, поводил указательным пальцем перед ее лицом, повторил: – Не было у нас ничего и не могло быть никогда, вы слышали… никогда.
Эльвира тоже встала и, воинственно напирая на него, зло прошипела:
– Разве? А в самолете?
– В каком самолете? – не очень понимая, о чем она говорит, поинтересовался Алексей Иванович.
– Как в каком? В «Ту». – Она многозначительно посмотрела на него.
– В каком «Ту»? В 154? Не может быть.
– Как же не может, когда может, и быть, именно в «Ту», – после намеренной паузы Эльвира прибавила: – В туалете.
Депутат совершенно растерялся:
– В каком туалете, о чем это вы?
Женщина стала наступать на него теперь уже всем корпусом.
– Именно в том. В мужском.
По всему видно, что депутат растерялся. Отступая, он попятился, растерянно плюхнулся на стул, соскользнул по нему и вновь оказался на полу. И уже с пола послышался его жалобный голос:
– Это был не я.
Эльвира поняла, что ее оппонент окончательно раздавлен.
– Хи-хи и ха-ха. А кто же – Марк Семенович или Святой Дух? У Марка Семеновича – жена, которую он любит.
– А Святой Дух? – в запальчивости, почти шепотом проговорил полностью утерявший лицо депутат. Через мгновение, придя в себя, вскрикнул: – Да что я говорю, Господи! Прости и образумь меня. Да, но у меня ведь тоже жена? – вдруг вспомнил он про свои родственные связи.
– Марья Ивановна, что ли? – явно с иронией спросила Эльвира.
– Да, Маша, – тихо прошелестел депутат.
– Совсем с ума сошел, заведи еще какую-нибудь Аграфену себе в жены. Ты же вчера весь вечер плакался, что довела тебя старая ведьма.
– Да это я так, больше от чувств, – попытался как-то сгладить неприятную ситуацию депутат, – да и при чем здесь имя?! И Аграфена может быть хорошей женщиной.
– Могла бы, безусловно, но только не женой депутата, – тут же возразила Эльвира. – Вы же все время на виду, Алексей Иванович, по телевидению вас показывают, с народом общаетесь, вам нужен имидж. Вот, смотрите, у вашего секретаря Рыбкина…
– Килькина, – поправил ее Алексей Иванович.
– Все равно, пусть Килькина, не в этом дело, я про имидж. Так вот, вид у него такого неподкупного, правдивого парня. А на самом деле… что?
– А что?
– Да ничего, сделал он свою работу и заработал себе длительную командировку за границу. Да не куда-нибудь там, на Берег Слоновой Кости.
– Это что еще за государство? – Депутат крикнул в сторону спальни: – Марк Семенович, это что за государство – Берег Слоновой бивни?
Голос Марка Семеновича из спальни спокойно ответил:
– Да, есть такое государство в Африке, южнее Буркина-Фасо, между ними Мали располагается.
– При чем здесь Мали-Бали. Какое это имеет значение? – раздраженно воскликнула Эльвира. – Главное, что он туда не поехал. Ему подавай что-нибудь на «Ш» – Швецию, Швейцарию.
– Или Шри-Ланка, – участливо, со своей стороны добавил Алексей Иванович.
– Да, конечно, дождешься, как же. Туда посылают кого-нибудь попроще, таких, как вы, Алексей Иванович.
– Что вы имеете в виду, Эльвира? – готовый немедленно вновь завестись, произнес депутат.
– Имидж, только имидж, больше ничего, Алексей Иванович. Или взять, к примеру, депутата, этого бывшего губернатора – молодой, красавец, у женщин пользуется успехом. То он на самолетах гоняет, то с плакатом по улицам Ленинграда гарцует, только посмотрите-ка на него…
– По Санкт-Петербургу, Эльвира, – с вызовом поправил Алексей Иванович.
– Да что вы цепляетесь к словам, честное слово, – возмутилась Эльвира. – Придут назад коммунисты, и опять будет Ленинград. Вы же знаете, что у нас нельзя привыкать к чему-то определенному, ведь все временно. Так этот, я думаю, насмотрелся фильмов про американских депутатов, как они разыгрывают предвыборную компанию – с народом пиво пьют, руки им жмут, ну, и думает, сейчас по Ленинграду в коротких штанишках…
– По Санкт-Петербургу, – на сей раз робко опять поправил Алексей Иванович.
– Да я помню, что вы, в самом деле, приматываетесь, – возмутилась Эльвира. И продолжила: – И что он думал, что все – победа будет за ними? Фиг! – сопроводила фразу соответствующей фигурой из пальцев. – Одного он не учел, что люди у нас совсем другие, не эти, из-за угла пыльным мешком трахнутые американцы. Вот сейчас зайдите на любой рынок в России, и что увидите?
– И что? – глупо улыбнувшись, спросил депутат.
– А то, что в рядах-то стоят не туземцы какие-нибудь, или цыгане, как во Франции, а, можно сказать, весь цвет нации, стоят и торгуют. А чем? Вы спросите, чем? Да чем угодно – от женских трусов до галош. А что людям остается делать? С голода помирать? И самое интересное, что я заметила, если стоит какой-нибудь инженеришка, то у него в лавке полный беспорядок, да и сам порой еле на ногах держится. Где кандидат технических или медицинских наук, то у него все уложено как надо и пахнет от него не перегаром, а так, натурально, коньячком, да и то больше для затравки, для куража. А уж где доктор – там чистота идеальная, и говорит он с вами не как с лохом-покупателем, а как коллега с коллегой, обсуждающим теорию относительности. Вы меня спросите, почему так? Отвечаю. Потому что имидж у него оставаться профессором даже в этой вонючей лавке, не может он иначе. Вот так. И ничего другое – ни воспитание, ни культура, не играет здесь определяющей роли, только он – имидж. А что касается государства, в котором мы с вами живем, то оно у нас просто дикое. Ведь что получается? Оказывается, все, что он за свою жизнь познал и изучил, всего-то нужно было только для того, чтобы торговать. И торговать из этого вонючего вагончика. Позор, да и только! Позор, конечно, для государства, которое нами управляет. Зато эти пузаны безголовые ложками икру жрут, да заодно, походя, страной нашей правят. Вот как получается, мой дорогой Алексей Иванович. А вы говорите – демократия и справедливость. Да и это еще – предприимчивость. Придумали же такое! Впрочем, по последнему факту вам, по-моему, весьма убедительно уже доложил ваш помощничек. Абсолютно с ним согласна, на все сто.
– Но подождите, Эльвирочка, – ведь не все же так плохо, как вы говорите, – не сдержался Алексей Иванович. – В стране за это время произошли такие грандиозные перемены, и не заметить их может только слепой человек… или…
– Или враг народа? Не это ли вы хотели сказать? Так знайте, что все это уже было, и повторять никто больше не хочет. Всякую ерунду мне говорите, надоело, в самом деле.
– Да я… – пытался сказать еще что-то депутат.
– Молчите, – прервала его Эльвира, – думаете, что если я в деревне прожила всю мою жизнь, так мне можно лапшу на уши вешать? Я вам говорю, что люди у нас отличные от тех, кто в других странах живут. Об этом нужно всегда помнить, особенно вам, депутатам, которые с ними работают. Ведь что получается, смотрите: мы пережили все, что можно было пережить, и даже невозможное! Побывали и в социализме, и в коммунизме, а сейчас еще успели и в капитализм влезть. Даже перестройку пережили, хотя и с большими потерями, но все-таки пережили. Не говоря уже так о всевозможных индустриализациях, химизациях и прочих кукурузациях. Народ у нас тертый и главное – шибко грамотный. А это не каждый учитывает, да и вы не особенно принимаете во внимание при своих встречах, с этим самым народом. Хотя не могу не заметить, все-таки ту роль, которую вы играете…
– Имидж, Эльвирочка, – не без восторга в голосе, прямо подскочив от нетерпения, поправил ее Алексей Иванович, – мы же договорились.
– Ну, вот видите, сами уже стали разбираться, что к чему, не зря же я здесь столько времени распиналась. Вы просто молодец, абсолютно правильно все поняли, – похвалила его Эльвира. Алексей Иванович аж зарделся от похвалы.
– Именно имидж, Алексей Иванович, мне нравится, как вы мыслите. Да и у вас он есть, просто ваш имидж нужно, как бы это сказать… ну… это… нужно слегка подрихтовать, что ли, – нашлась она. – И все будет о'кей, поверьте мне. Имейте в виду, в самое ближайшее время я намерена непосредственно сама этим заняться.
Алексей Иванович удовлетворенно хмыкнул:
– Ну, что ж, если действительно надо, то… я буду искренне рад этому.
Эльвира между тем, похоже, вошла в раж, продолжая развивать свою теорию об имидже.
– Имидж должен быть у всех людей, занимающихся политикой. Вот, к примеру, возьмите вашего Худинского, тоже депутата. Как он умело косит под шизофреника, это просто удивительное дело! И у народного артиста так не всегда получится. И что? Сами видите. У него получается и совсем неплохо получается, раз его все боятся. Это его заслуга, и все благодаря… – она сделала паузу.
– Имиджу! – радостно добавил возбужденный Алексей Иванович, заполнив эту паузу.
– Ну, вот видите, сами стали разбираться. Да и все остальные в вашем доме, все тоже с имиджем или, по крайней мере, со своей дурью, но обязательно все что-то подобное имеют. Вы же сами все это видите. Кто малиновым пиджаком хвалится, кто часы «Сейко» предлагает поменять, кто еще в какую-то ерунду лезет. В общем, ваш дом не просто дом, а какой-то безумный дом, если не сказать хуже. И при этом, заметьте, каждый стремится себе что-нибудь оторвать задарма – кто кабинет пошире, кто помощников поболее, и уже не два-три, как это положено по закону, а уже целое бюро на него работает, как у вашего Килькина. Да и секретаршу прихватить покрасивее стараетесь. – Она красноречиво посмотрела на него. – Как и наш уважаемый Алексей Иванович, не так ли? Вы ведь тоже в «Ту» сторону, – сделав акцент на «Ту», – помните? – сделав при этом многозначительный жест в его сторону.
Алексей Иванович, вначале не понимая, в чем дело, чисто автоматически повторил за нею: – Да, в ту. – А потом, увидев ее ехидную улыбочку, смутился: – Да что вы, в самом деле? Не надоело вам еще?
– А что вы так смущаетесь? У вас действительно должен быть достойный помощник – это секретарша и жена в одном лице.
Лицо Алексея Ивановича вновь перекосила малоприятная примаса. Эти разговоры про секретаршу и жену, да еще в едином блоке, ему были явно не по душе. Дабы сменить тему разговора, он обратился к ней с просьбой:
– Эльвира, у вас так хорошо получается беседа об имидже, хотелось бы, чтобы вы еще что-нибудь рассказали о своих наблюдениях. Я даже подумал о вашем публичном выступлении, возможно, на телевидении, на эту тему. И лучше о наших противниках, пусть послушают о себе. И вообще, вы меня очень заинтересовали своими рассуждениями. Давайте продолжим, прошу вас, расскажите еще что-нибудь об этом.
По правде говоря, и самой Эльвире было приятно, что ее с таким вниманием слушают столь уважаемые люди.
– Ну, что ж, хорошо, продолжим, – не стала кочевряжиться она. – Что бы вам еще рассказать? – Она задумалась. – Да вот, к примеру, о ваших женщинах, хотя их и немного, и они выгодно отличаются от мужского вашего состава, особенно, что касается прихватывания дарового, государственного. Начнем с вашей красавицы, как ее, Хакманда, по-моему.
– Да не так, Господи, – зарумянился Алексей Иванович, – совсем не так. Что же вы, даже фамилии своих избранников не знаете.
– Не знаю и знать не желаю, – сказала, как отрезала, Эльвира. – Важна суть, а не фамилия. Так вот, как только эта утонченная, умная женщина как-то по-особенному уложит свои волосы на голове, все – шум в зале затихает. Прекращаются всякие другие обсуждения, все разговоры только о прическе нашей красавицы. Можно подумать, что вы все проблемы уже порешили, и можно слегка и отдохнуть. Или, может, у вас там все такие женолюбы, или по-простому – баболюбы, поэтому так и реагируют? Я у вас спрашиваю, Алексей Иванович.
– Да, в общем-то, наверное, нет.
– Вот именно, что нет, подавляющее большинство вашего народа, наоборот, по-моему, больше женоненавистники. Я это хорошо вижу, когда смотрю ваши шоу. Ну, за исключением, может быть, вас, да еще двух-трех других депутатов.
Алексей Иванович, как конь, которому отсыпали меру овса, мотнул головой и неуклюже двинул ногой, как копытом, промычав при этом:
– Ну, вы, Эльвира…
– Так вот, скажите мне, – продолжала она, не обращая внимания на его реакцию. – Вам там что, делать нечего? Можно подумать, что вы страну из хаоса вытащили, куда ее, кстати, сами и загнали. Или, может быть, те, кто вас выбирал, жить стал лучше? Нет, конечно же, просто это сами понимаете, что… – Она опять сделала паузу.
И Алексей Иванович мгновенно воспользовался ею:
– Имидж, Эльвирочка, – обрадованно заулыбался он.
– Правильно, просто она понимает, что следующий раз мужская половина страны хором проголосует за нее, раз так заинтересованно относятся к ней депутаты-мужчины. Ну, а ваши коллеги по полу и Дому надеются, что женская половина страны, соответственно, оценит их баболюбство. А поймут они, что для получения голосов нужно будет выдрать по волосику у нее с головы, – пучками, уверяю вас, будут рвать. Разве не так, Алексей Иванович?
Алексей Иванович только тяжело вздохнул и пропыхтел что-то невразумительное.
– Или взять, к примеру, эту, с неприличной фамилией. Забыла, как ее, Лох… А, впрочем, неважно. Та, которая возглавляет женское движение. Как будто бы она должна представлять женское начало, где сила не нужна, а тонкость и обаяние. В общем, все то, чем обладает настоящая женщина. Этим она и берет вас? – Она посмотрела на собеседника и спросила: – Не правда ли, Алексей Иванович?
– Ну, это… – опять что-то невразумительное промычал Алексей Иванович.
Эльвира между тем продолжила рассказывать о своих наблюдениях:
– А посмотришь на нее, ну, прямо танк или каток на тебя идет, как зазеваешься, так всё, гляди, и придавит. Какой ее мужик под себя подомнет, хотела бы я знать? Ну, может, тот, который борьбой сумо занимается, и то вряд ли. Она и из-под него, по-моему, выползет, да еще оседлает его. А нормального мужика она сама, как тесто, на столе раскатает и слепит из него, все, что захочет: хочешь – пельмень, а хочешь, и беляш сварганит. Она замолчала, через минуту заключила: – Больше ничего не скажу. Нельзя про своих единоплеменниц нехорошо говорить, себе дороже станет. Резюмирую: депутат должен иметь свой имидж и неукоснительно придерживаться его, даже если это дурь собачья. Депутат без имиджа, что собака без экстерьера, дворняга, одним словом. Грош цена такому депутату, сиди тогда тихонечко и не высовывайся. А, в конце концов, жди своего переизбрания на следующий срок.
– Да, – задумчиво произнес Алексей Иванович, – точно вы сказали. Можно сказать – прямое попадание. – И тут же попытался затянуть свою песню: – Я, к примеру, с народом…
Но был моментально прерван Эльвирой:
– Да что вы с этим народом носитесь, как курица с яйцом, – она была явно на взводе, – надоело даже слушать, честное слово. Сам бурдюк с вином, да еще эта ваша галоша – Мария Ивановна, прости меня, Господи, – вот ваш и имидж весь.
Алексея Ивановича как в прорубь окунули.
– Да как вы смеете, да я вас… – угрожающе взревел он. – Я вам не позволю так разговаривать с депутатом.
Но и Эльвира совсем не думала уступать ему.
– А не позволите, так и будете по-пустому скакать по регионам, как кастрированный козел во время спарки.
Она замолчала, понимая, что явно перебрала в своей поучительной беседе и поэтому продолжила ее уже в более мягких тонах:
– Алексей Иванович, я специально, можно сказать, довожу вас до экстаза, чтоб вы поняли, что в этой жизни нужно жить раскованно, и главное, уметь рисковать. Хвататься за любой шанс, который она вам дает, и использовать его в своих целях. Иначе… Ну, а что иначе, я вам уже все сказала. Если вы этого не сделаете, вы проиграете, и потом уже себе никогда не простите. Вот, смотрите, я – Эльвира, и этим все сказано.
Она встала, как бы невзначай расстегнула две верхние пуговки на кофточке, надела одну туфлю на ногу, проскакала в ней до стола, достала из блюда с рыбой вторую, показала ему измазанный икрой носок, заявила:
– А за это, папик, ответишь. Сразу же удерживаю у тебя из зарплаты энную сумму на новые итальянские туфли на высоком каблуке.
Нужно сказать, Алексей Иванович после Эльвириного выступления сидел, как потерянный, – тихо, не встревая и никак не комментируя то, о чем она говорила. А здесь он еще и засмущался, очевидно, вспомнив что-то нехорошее из вчерашнего. Поэтому на ее последнюю фразу он, как провинившийся школьник, сразу же тихо пролепетал:
– Да, да, конечно, сегодня же, непременно.
Эльвира же, надев вторую туфлю, стала в позу красивой женщины, увлекающей мужчину, и, сделав книксен в сторону Алексея Ивановича, произнесла:
– Смотри, Алеша, – и стала, как манекенщица, расхаживать между столом и дверью, профессионально вертя теми местами, которые так увлекают нашего брата. – Ну, как, тебе нравится так, Алешенька?
Алексей Иванович вскочил, тут же опять плюхнулся на место и пролепетал с восхищением:
– Д-а-а-а, здорово! Красавица! Королева! – Эльвира продолжала дефилировать по комнате. Наконец она остановилась перед Алексеем Ивановичем.
– Я была, Алешенька, на твоем выступлении перед народом и внимательно слушала тебя, но, главное, как они тебя слушали, это поразительно.
– Да, народ любит меня, потому что я сам из народа, – опять заканючил он свое. – Я могу и коня подковать, и корову подоить, и отёл произвести…
– Надеюсь, речь идет только о помощи животному, – сыронизировала Эльвира.
– Ну да, а то нету, – как автомат, ответил тот.
Похоже, что Эльвирины чары совсем его сделали плохим.
– Это все, конечно, хорошо, Алешенька, не сейчас другой век и нужны новые герои. Вот, представь себе, что мы с тобой, – она подняла его с пола, взяла под руку, – идем вместе, и все видят, что это идет настоящий депутат с красивой женщиной, их современник, ну, в общем, свой парень, и еще больше верят ему, ведь так же, Алешенька?
Похоже, что Алексей Иванович полностью попал под влияние Эльвиры, абсолютно утратив способность критически оценивать ситуацию. Сейчас он больше напоминал известное животное, которое водили напоказ. Эльвира подвела его к столу, слегка подтолкнула, как бы желая посадить его, но он промазал и чтобы не упасть, обнял ее, и они вместе вынужденно приземлились на пол. Эльвира громко рассмеялась:
– Вот видишь, что значит настоящая поддержка. Ты уже сейчас не можешь без меня, а ты говоришь – Аграфена. Не надо бояться в жизни изменений. Они только на пользу тем, кто их не боится. Ты посмотри, даже Давид Копперфильд развелся с Клаудией Шиффер. А казалось бы, это была пара навеки. Мы с тобою начнем новую жизнь, и ты быстро достигнешь тех высот, которые действительно заслуживаешь.
Она обняла его. Алексей Иванович еще пытался как-то вырваться из пелены объятий, которыми окутала его Эльвира, лопоча:
– Нет, нет, только не это. Я люблю свою Машу, прошу тебя, не надо.
Но все было тщетно. Эльвира крепко держала ситуацию в руках, да заодно, похоже, и Алексея Ивановича. Ну, а слушать подобный бред, вы сами понимаете, Эльвира не могла, поэтому обрушилась на него с удвоенной энергией:
– Ты любишь? Да ты вчера такое про нее порассказывал, что я даже ни на секунду не задумываясь, бросила все и ринулась за тобой, готовая пожертвовать всем, прежде всего собой, ради тебя, ради твоей карьеры. Я приношу всю себя на алтарь нашей любви! – патетически произнесла она, широко разбросав руки по Алексею Ивановичу.
Чего здесь было больше – действительно искренности чувств человека, бросившего все ради любимого, или практический расчет, сказать было трудно. Хотя по выражению лица Марка Семеновича, который с иронией наблюдал эту сцену через полуоткрытую дверь, конечно же, было больше второго. Эльвира между тем продолжала обнимать и крепко прижиматься к Алексею Ивановичу. Она все говорила и говорила какие-то, очевидно, ласковые слова ему прямо на ухо.
– Позвольте, это как же, – пытался еще освободиться Алексей Иванович из окутавшего его дурмана и вырваться из объятий Эльвиры. Он даже закричал: – Марк Семенович, Марк, где ты? Иди сюда быстрее, меня здесь без меня…
Но Эльвира обняла его покрепче, прикрыв ему ладошкой рот, прошептала:
– Дорогой! Зачем нам Марк Семенович, не понимаю, разве нам плохо вдвоем?
На шум в гостиной из спальни вышел озабоченный Марк Семенович. Увидев на полу сидящих воркующих голубков, он, тяжело вздохнув, недовольно вполголоса проговорил:
– Опять все по-новому. Весь день насмарку.
Эльвира продолжала зажимать рот своему визави, что-то ласково нашептывая ему. А Алексей Иванович только мычал, да еще дико вращал глазами, но…
Марк Семенович тяжело вздохнул, флегматично раскрыл журнал, медленно развернулся и ушел в спальню, продолжая ворчать по дороге:
– И не надоест же ему, одно и то же, одно и то же…
Эльвира убрала ладошку, поцеловала его в губы, горячо зашептала:
– Ах ты, мой лапочка? Не возражай, именно лапочка, – Эльвира продолжала его целовать. – Как тебя вчера называли на митинге? Да, вспомнила, глубокоуважаемый Алексей Иванович. Это тебе не хухры-мухры. Это признание, милый, твоих заслуг. Да-да, не спорь со мной. А мне все-таки больше нравится Алешенька. Можно и тебя так буду называть?
Алексей Иванович, кажется, полностью разопрел и разомлел в объятиях и под действием чар Эльвиры, и уже не пытался вырываться, а смиренно, положив голову ей не грудь, пробулькал:
– Тебе можно и Алешенька, но только в интиме, а так, на людях, лучше все-таки Алексей Иванович.
Она еще крепче прижала его к себе и с нотками игривости в голосе прошептала:
– Сейчас, по-моему, можно, еще пока не интим, но уже… что-то…
Страсть, похоже, незаметно подобралась к Алексею Ивановичу и охватила его полностью. Он, отвечая на ее ласки, стал страстно целовать ее, был слышен его хриплый от волнения голос:
– Дорогая моя, божественная, ты бесподобная, очень сексуальная и даже, я не боюсь этого слова (с придыханием), чуть-чуть сексапильная.
При этом он довольно энергично стал ласкать ее. Она же слегка защищалась, приговаривая:
– Ой, не надо так, глубокоуважаемый Алексей Иванович, а то это будет как вчера…
– В самолетике? – игриво произнес Алексей Иванович.
– Да, там, подожди, – теперь уже Эльвира пыталась высвободиться из его страстных объятий.
– Подожди, Алешенька, вначале я хочу немного выпить.
– Да? И я хочу с тобою тоже, – он тяжело дышал, – немного водки.
– Нет, ни в коем случае, – запротестовала Эльвира, – только шампанское. Я боюсь, что ты опять начнешь делать глупости, как вчера.
– В «Tу»? – шутливо спросил Алексей Иванович.
– Да, именно там, – ответила она, поддерживая интонации его голоса.
Они громко засмеялись. Алексей Иванович вытянул руки, изображая ими и голосом шум летящего самолета. Неверное, он делал это слишком громко, поскольку в дверь заглянул Марк Семенович и обеспокоенно спросил:
– У вас все в порядке?
Увидев, что они целуются, он осуждающе покачал головой и проворчал себе под нос:
– И не подхватит ведь никакой заразы, толстожопый боров. Всё, день пропал. – Он, как и раньше, махнул рукой и вернулся в спальню.
Марк Семенович слышал, как в гостиной выстрелила бутылка шампанского. Ему уже порядком надоела вся эта кутерьма. Он тоже сам налил полстакана спирта.
– А, пропади оно все пропадом. – Помощник депутата поискал бутылку с водой, и, не обнаружив ее, крикнул:
– Алексей Иванович! Куда вы задевали бутылку с водой?
Голос Алексея Ивановича с придыханием сообщил:
– Ко мне нельзя, я занят, зайдите попозже.
Марк Семенович, подняв стакан спирта в руке, философски заметил: – Он жe не откинул копыта, чего же я должен? Пропади пропадом все эти депутаты, демократы, с капиталистами и коммунистами в придачу. – Чуть подумал и добавил: – Хай живе вильня Украйина.
Он поднес стакан ко рту, собираясь выпить, но в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Марк Семенович отставил стакан в сторону и тихо сказал сам себе: – Хм, кажется, вовремя. – Чуть подумав, добавил: – И вильную туда же. Алло. Помощник депутата Расшумелова вас слушает. Здравствуйте, господин Бабарыкин.
– Здравствуй, ты что это так торжественно? Надепутатились, что ли, с утра?
– Нет, все в порядке.
– Тогда зови меня по имени и отчеству, а то как не родной.
– Хорошо, Виктор Андреевич.
– А где твой бугор? Дрыхнет, наверное, видать, утомился от своей депутатской деятельности. Мне уже порассказывали о вашей, так сказать, предвыборной кампании. Хотя это не к тебе. Ну-ка, зови его.
– Сейчас, подождите секунду.
Он на цыпочках вошел в гостиную и увидел не совсем приличную сцену на полу. Оторвавшись от предмета своей страсти, Алексей Иванович крайне удивленно и одновременно возмущенно, шепотом спросил:
– Вам чего?
И тут же, не сдерживаясь, сорвался:
– Да как не стыдно подглядывать, черт вас побери…
– Тсс… Тише, пожалуйста. – Марк Семенович приложил палец к губам. – Я не подглядывал (шепотом), а вернее, нагляделся уже.
– Вы о чем это? – продолжал возмущенным голосом Алексей Иванович.
Марк Семенович махнул рукой:
– Тут, – показывая на телефон, крепко сжатый в руке, – Бабарыкин.
Алексея Ивановича прямо перекосило от злобы, он прошипел:
– Какой, к чертовой матери, Бабарыкин, в такой момент, вы в своем уме?
Марк Семенович сделал устрашающие глаза:
– Алексей Иванович, надо ответить, иначе будет скандал.
Алексей Иванович раздраженно зашипел: