Изнанка Бялко Александр
– Боже мой, когда Никита Сергеевич все успевает! – настроение у Паши упало до нуля.
– Это не Никита Сергеевич, юноша, а Сергей Владимирович.
– Простите, это я задумался.
– Не надо грустить. Не только слоны могут бумажки доставать! Да и со слоном столько возни! Вы видели хоть раз слоновьи экскременты?
– Не доводилось. Пока судьба берегла.
– Ну и не спешите это добро увидеть. Потом, перевозка слона – это дорого. А ест он сколько! Я бы вам предложила других животных. Попугаи умеют вытаскивать бумажки, и не только попугаи. Вот наш ворон – говорящий, тоже дрессированный.
Ворон при упоминании о нем раскрыл глаз и посмотрел на Пашу. Паше стало не по себе. Такое было ощущение, что не Паша изучает ворона, а умная птица пренебрежительно оценивает Пашу.
Любовь Умнова встала и подошла к клетке.
– Ну, скажи, хороший, как тебя зовут?
Из клетки донеслись странные звуки, ворон как будто и не раскрывал клюв. Раздалось что-то вроде «каша».
– Правильно, Гоша, умная птица, молодец.
Ворон, наблюдавший за реакцией Паши, понял, что имя Гоша его совершенно не впечатлило. И в доказательство того, кто здесь самый умный, ворон абсолютно четко и даже с выражением, как показалось Паше, сказал: «Молодец», – и снова закрыл свой мудрый глаз.
– Или вот у нас есть совершенно новый номер – дрессированный кенгуру. Вы знаете, таких кенгуру, как у нас, не то что в Европе, даже в Австралии нет. Пойдемте, я вам покажу.
Паша с директрисой прошли узкими коридорами в зверинец. Там стояла какая-то тетя с кенгуру в ошейнике. Паша ничего не понимал в кенгуру. Выглядело животное забавно. Но раз все равно нет слона, хоть застрелись, пусть будет кенгуру.
– А он умеет доставать бумажки?
– Это не он, а она. Конечно, она сумеет.
Подойдя поближе, Паша увидел безразличные глаза этой забитой твари.
Увидев людей, кенгуру оживилась, вспомнив, наверное, представления и лакомства после них. Дрессировщица натянула ошейник. Животное уперлось еще сильней. Глаза у него ожили. Неожиданно кенгуру ловко извернулась и тяпнула хозяйку за руку, как собака. В ответ непослушная кенгуру получила удар хлыстом по спине. Лицо дрессировщицы стало зверским и выдало ее настоящий характер. Таких женщин называют стервами. Укротительница расстегнула длинный рукав, чтобы посмотреть следы укуса. Паша сразу обратил внимание: вся рука была в шрамах. Глаза кенгуру снова погасли, а выражение морды стало безразличным.
– Это издержки нашей профессии, – изрекла Умнова. – Вы расскажите Тормошилову, что у нас есть кенгуру, или, на худой конец, мартышка Дуся. Мы рады будем помочь. Зверей привезут в сопровождении дрессировщика. Все будет чудесно.
Паша, поблагодарив продолжательницу династии укротителей за душевный прием, поехал докладывать о результатах.
В первой, самой большой студии «Останкино» кипела работа. Из строительных лесов на глазах вырастали трибуны, на которых скоро разместятся тысячи зрителей. Все это называлось «съемочная площадка». Гознов ходил по этой стройке века в сопровождении директора программы.
– Вадим, это наш новый сотрудник – Парамон Чернота, можно просто Паша. Паша – это Вадим, наш директор. С ним вы будете решать, как привезти зверей, как рассчитаться с цирком и его сотрудниками.
– Слонов в Москве нет, – выдавил из себя Паша.
На лице директора проступила нескрываемая радость:
– Плохо, конечно, что слонов нет, ну что делать!
– Предлагают взять кенгуру или мартышку.
– Леша, это хорошо, что слонов не будет. Ты видел хоть раз слоновьи какашки? Они же вот такие. – Вадим развел руки так, как будто держал шар от боулинга.
– Ну что там говорить, слонов уже не будет. Нет слонов! Вы договоритесь, а я пошел на встречу с Тормошиловым.
– Парамон, как тебя называть?
– Просто Паша.
– Так вот, Паша, давай я тебе покажу комнату для зверей и дрессировщиков, а ты будешь за ними присматривать.
По кабелям и доскам, мимо висящих занавесей огромного размера, называемых задниками, они пролезли к выходу из студии, который вел в технологический коридор. Выход был через гигантскую дыру, которую не назовешь ни дверью, ни воротами. Это такая раздвижная стена. Проектировщики, наверное, взяли за образец бомбоубежища. Через эти ворота из технологического коридора в студию могли заезжать грузовики. Со слоном, к примеру. Пройдя по этому самому коридору, через лесенки и закоулки, они попали в комнату.
– Вот здесь места много, тут и располагайтесь со зверьми и их надсмотрщиками. Кроме вас тут еще редакторы будут, но они никому не мешают. Готовят свои бумажки и убегают на площадку. Все, я побежал. Вызванивай своих животных, чтобы завтра к четырнадцати ноль-ноль они были в полной готовности. В два у нас прогон. Может, сам Тормошилов придет. Он на площадке просто зверь. Будь готов ко всему!
– Всегда готов, – по привычке ответил Паша и сел за телефон звонить в театр зверей.
Первую половину дня Паша выписывал пропуск для кенгуру. Кенгуру не была домашним животным, не имела российского или заграничного паспорта и вида на жительство. Но все это требовали останкинские менты. Паша ходил, звонил, подписывал и поднимался выше к милицейским начальникам, которые требовали еще какую-нибудь бумажку. Каждый следующий начальник был толще и неповоротливей нижестоящего. Наконец Паша добрался до кабинета самого Охапкина, легендарного главного телевизионного мента. Охапкин сидел за столом, как гора, с трудом помещаясь в кресло. Сама мысль о том, что он способен встать из-за стола, казалась абсурдной. Стол Охапкина был совершенно пуст и чист. Охапкин смотрел в технический монитор. Там показывали рабочие картинки из студий. На экране известная ведущая новостей пудрила нос и старательно разминала губы. Все это происходило на фоне привычной заставки новостей. Было забавно, как в немом кино.
– Ну, что у тебя там?
Паша протянул бумажку.
– Кенгуру надо провести.
– А ты откуда?
– Я от Тормошилова. «Татами – мозгами».
– Вечно с Тормошиловым все не так. Все у него фантазии. Господи, кого вы только не водили на мою голову. Давай пропуск.
Начальник поставил свое добро. Паша был счастлив.
– Слышь, как тебя?
– Я Чернота.
– Я к тебе отправлю племянника на «Татами – мозгами». Парень не пойми в кого пошел – наукой интересуется. Очень хотел на это ваше «Татами» попасть. Ты уж его получше посади.
– Обязательно сделаем, – сказал Паша, хотя пока понятия не имел, как проводить гостей.
– Да уж куда ты денешься, – вместо «до свидания» сказал милицейский начальник.
Кенгуру с дрессировщицей пришли вовремя. Паша со смешно подпрыгивавшей кенгуру гордо проходил останкинскими коридорами, где все встречные и поперечные сюсюкали и говорили: «Хорошенький какой!»
Как и было обещано, кенгуру с Пашей, дрессировщицей и редакторами поместили в задней комнате. Тут только Паша понял, что ни разу не видел, что умеет кенгуру. В комнате стоял стеклянный журнальный столик и стулья, ровесники самого «Останкино».
– Давайте порепетируем. Как вам удобно?
– Разложим бумаги на журнальном столике, пусть она вытащит одну.
– Может, лучше отдохнуть с дороги?
– Нет, я думаю, мы готовы. Да, Даша? – дрессировщица обратилась к кенгуру, которая тихо и безразлично жевала подачку за хорошее поведение.
Редакторы-женщины, которым повезло работать вместе с настоящей кенгуру, тоже не могли не сказать что-то вроде «милая моя, лапочка».
На столике разложили ненужные бумаги.
– Ну, достань нам какой-нибудь вопрос, Даша.
Кенгуру ткнула лапкой в случайную бумажку. Получилось красиво, смешно. Редакторы разразились бурей восторгов, даже Паша слегка поаплодировал.
От шума Даша очнулась, как вчера. Что-то сверкнуло в глазах, дикое, звериное. Никто и ахнуть не успел – кенгуру развернулась, ударила хвостом по стеклянному столику с такой силой, что он разлетелся вдребезги, и прыгнула к двери, по дороге сломав еще пару стульев и уронив вазу с цветами. Комната напоминала картину после великого цунами. Бумаги, стекло, вода и цветы вместе с обломками старых стульев.
Первым пришел в себя Паша – его подняло и вытолкнуло чувство ответственности. За ним к двери бросилась дрессировщица, а потом и все, кто был в комнате. Если кто не знает, кенгуру бегает в несколько раз быстрее человека. Точнее, прыгает. Паша ничего не соображал – он несся за кенгуру. За ним, сильно отстав, бежали дрессировщица и редакторы, к ним присоединились курившие в коридоре.
Проскакав по темному коридору, кенгуру свернула в одну из студий. Там шла какая-то съемка. Освещение в студии несчастное животное приняло за свет яркого дня – свет свободы. Паша вслед за ней влетел в студию, где вовсю снимали «Лес чудес». Публика пришла в восторг, увидев скачущую кенгуру. Янукович сделал паузу. Подбегая к нему, Паша просто автоматически спросил ведущего:
– Леонард Апполинарьевич, у вас кенгуру не пробегала?
– Пробегала – вон туда, – невозмутимо ответил ведущий «Леса чудес».
– Спасибо, – на бегу поблагодарил Паша.
– Да не за что, – ответил знаменитый Янукович и как ни в чем не бывало продолжил: – Есть такая буква!
Кенгуру оказалась зажатой в угол, дальше было дело дрессировщицы справляться с беглянкой. Паша обнаружил, что в студии находится не один, а четыре Януковича.
– Что это у вас столько Януковичей? – поинтересовался Паша у какого-то без дела стоявшего сотрудника «Леса чудес».
– А это шоу близнецов. Набрали похожих на Януковича, одели в смокинги и вот к первому апрелю выпустим передачку. Шутка это, – добавил сотрудник, видя, что Паша ничего не соображает.
– Да, хорошо, – пробормотал Паша и пошел расхлебывать свое горе.
В комнате его уже ждал Гознов, нервно курящий сигарету в эпицентре жуткого разгрома. Дрессировщица бинтовала хвост кенгуру, редакторы подметали осколки, молодые администраторы выкидывали обломки стульев.
– Нет, кенгуру не подходит, – сказал Гознов. – Завтра попробуем мартышку.
Развернулся и ушел. Паша сел в угол на оставшийся стул и попытался сдержать себя и не расплакаться. Старшая редакторша, чтобы утешить Пашу, а может быть, чтобы успокоиться самой, стала вспоминать историю из личного телевизионного опыта.
Рассказ редактора
Если кто-то думает, что он хоть что-то понимает в телевидении, то пусть скажет, проводил ли он хоть раз прямой эфир. Это высший пилотаж. Во времена застоя, если кто застал такие, прямого эфира не было совсем. Даже хоккей транслировали с пятиминутной задержкой, так что лучших хоккейных драк мы не видели. До сих пор такие трансляции называются хоккейным форматом.
Мы начали работать в прямом эфире с начала перестройки. Мы – это знаменитая тогда передача «Ничто, нигде и никогда!» и наш учитель – режиссер Тормошилов. Так вот, прямой эфир – это как танец. Нельзя остановиться и присесть отдохнуть, нельзя даже споткнуться.
В московском бизнес-центре готовился новогодний выпуск передачи. Заканчивался 1990 год. На дворе 31 декабря. В японском ресторане центра в самом разгаре была подготовка передачи. Часа в четыре дня официанты разошлись, метрдотель сдал помещения телевизионной группе, и началось превращение ресторана в телевизионную студию. Ужасно люблю этот момент! На глазах один мир превращается совсем в другой, сказочный и нереальный. Постановщики носят и прибивают какие-то детали декораций, мебель, стулья, скамейки для публики. Световики ставят бебики. Звукорежиссер говорит: «Раз, раз, Юра ответь, если меня слышишь». Операторы молча ставят камеры. Словом, волшебные превращения, которым позавидовали бы сказки «Тысяча и одной ночи». Поэтому я и пошла работать на телевидение. Из-за этого чуда превращений.
К тому времени я уже была старшим редактором. А старший редактор на советском телевидении – это все. Ничего нельзя, а отвечаешь за все. Смешно сказать теперь, но самой приходилось мыть сортир. Нанять кого-то денег не давали, а чистоту требовали. Наш любимый монстр орал, что у нас важные гости сходить в туалет не могут! И я брала тряпку – и вперед. За важных гостей отвечала тоже я.
Есть тогда было нечего – в магазинах очереди и на прилавках пусто. В голове одна мысль: а детям что поесть будет? Приехали мы из «Останкино», не евши с утра, и с моей подругой художницей Татьяной начали рыться по ящичкам официантов, в надежде найти что-то съедобное из украденного ими за день. Да, поесть нормально в бизнес-центре было невозможно: все за доллары, а мы тогда еще и не знали, как они, эти доллары, выглядят. Нашли мы массу интересных вещей, которые хранили у себя на рабочем месте официанты: украденную посуду, вилки, ложки, какие-то часы, запонки и кольца, наверное, забытые клиентами, но все несъедобное. Наконец в одной из тумбочек мы находим целую вазу свежей черешни. Это в конце декабря! Мы и в июле-то этой черешни тогда не видели! Ресторан был устроен так, что отдельные кабинеты отгораживались полупрозрачным зеркалом. Как в американских фильмах про опознание преступников. Кто сидит в кабинете – видит зал, а кто в зале – не видит, что делается в кабинетах. И вот мы сидим с Татьяной в кабинете и, как голодные вороны, со страшной скоростью едим эту черешню. Только косточки летят. И на наших глазах зал ресторана трансформируется. Через несколько секунд черешни кончились, и надо было приниматься за работу, тем более что на съемочной площадке появился Сам. Небрежно кинув пальто референтам, бросив дипломат со сценарием на пульт режиссера, он сел в режиссерское кресло.
В этот момент раздался «дзинь». Монтировщики ставили на место зеркало. Мальчики-декораторы загляделись на явление великого режиссера в студию и уронили огромное зеркало в виде карты Советского Союза, перед которым должны были сидеть участники передачи. Маэстро выбежал в студию поглядеть на печальные осколки.
– Сережа, поменяй немедленно, – крикнул он старшему администратору.
Тому стало плохо. 31 декабря в шесть часов вечера в целой вселенной не найти работающей зеркальной мастерской. Он начинает что-то бормотать о том, что переделать все невозможно.
– Тогда поставь запасное.
– Запасного нет.
– Ну и черт с вами тогда. Я в такой обстановке работать не буду.
И великий мастер влезает в пальто, услужливо поданное референтом, хватает дипломат с текстом и выбегает из студии. Ассистенты и администраторы со словами: «Ах, простите, мы больше не будем!» – бегут за ним вслед. Все в ужасе: на носу прямой эфир, декорации нет, режиссера нет. И только моя мудрая подруга Татьяна успокаивает всех. Шеф горяч, но отходчив. Пока он будет приходить в себя, давайте склеим осколки зеркала. В зале все молчат. Разбить зеркало – нехорошая примета. Это все знают, но боятся сказать вслух. Один только бессовестный Виталик Прокуроров, самый младший помощник, сказал:
– Это к покойнику.
Но все творческие силы под руководством Татьяны уже собрали куски зеркала, спрятали трещины под новогодним серпантином, набросали на зеркало конфетти и теперь художественно писали «С Новым, 1991 годом!»
– Кто же в будущем году будет такой крупный покойник? – не унимался Виталик.
– Ты язык-то прикуси и лучше делом займись.
Сколько раз потом, когда Виталик стал депутатом и выступал по телевизору, мне хотелось сказать ему то же самое!
– Гонг повесь на место, вместо того чтобы языком молоть, – сказала Татьяна, не отрываясь от зеркала. Такого чудесного новогоднего зеркала больше не было никогда в нашей передаче!
Тут на площадку в окружении администраторов и ассистентов вернулся Тормошилов. Весь красный от негодования, он мельком глянул на творчество Татьяны, но что-то в его взгляде подсказало нам, что передача состоится.
– Свет дайте, – потребовал шеф и пошел к себе за пульт.
Из служебного входа с гонгом на голове под полным светом появился Виталик. Он был похож на гриб-боровик из мультфильма. Все пробегавшие мимо не могли удержаться, чтобы не стукнуть его по шляпке. Раздавался долгий печальный звук.
– Это не съемочная площадка, это дурдом, – глядя на Виталика, сказал великий режиссер. – Ладно, давайте пройдем музыкальные номера. Кто там у нас сегодня?
Гостем передачи был модный певец Нарцисс Недосеев с танцевальным трио «Депрессия».
Виталик все стоял с гонгом на голове на съемочной площадке и не видел, куда его нужно вешать. Перезвон продолжался.
– Да кончится это когда-нибудь! – заорал Тормошилов по громкой связи на весь ресторан.
Все смолкли. Я взяла за руку Виталика и отвела к тому месту, где должен висеть гонг. Понимая, что шеф совсем не в духе, все стали разговаривать полушепотом, как на поминках.
Про случай с Виталиком и совсем не хотелось бы вспоминать, если бы Виталик не стал сейчас олигархом и депутатом. Не так давно на приеме в Кремле мы случайно встретились. Врут философы, что все меняется, все течет. Ничего не изменилось. Раньше все в столовой «Останкино» знали, что у Виталика после обеда рукава в супе и с ним в это время нельзя здороваться за руку, потому что он любил куриные косточки собирать в кулачок. Теперь он, когда ест, макает в суп манжеты своей роскошной рубашки с большими бриллиантовыми запонками. Причудливо распорядилась судьба...
Потом вышел Норя Недосеев со своими оторвами. Танцевали они классно. Тогда у него все получалось, он еще не задыхался после каждого танца от выпитого и выкуренного за тяжелую артистическую жизнь. Секса в стране все еще не было, но он постепенно появлялся. Про голубых только-только начинали говорить, да и то шепотом. А тут вдруг по первой программе – Норя, голубей голубого, да еще и с девками-лесбиянками! Но номер получился красивый, и начальство, слава богу, ничего не поняло.
Появились ребята в серых костюмах, а значит, у меня начиналась еще одна работа. Чтобы не пропустить лишнего в прямой эфир, советская власть этот эфир контролировала. Ребята в серых костюмах со списками присутствовавших подходили к каждому и лично знакомились. Я представляла всех работающих и приглашенных по очереди. Кагэбисты смотрели, запоминали, что-то записывали. Под пиджаками оттопыривались пистолеты. Скажи что не так в эфире, попробуй организовать провокацию – можно и пулю в лоб получить. И никого чужих!
Но вот двери закрываются, заставка шоу идет в эфир, и все началось! Бригада Тормошилова работает как швейцарские часы – четко, точно, беззвучно, без сбоев. Великая школа! В самом разгаре представления в дверь влезает Денис Воронов по прозвищу Дэн. Наш хороший друг, диссидент, бард. Что его принесло, не знаю. Позвал, наверное, кто-то из участников. Надо было за неделю сдать паспортные данные, а он ввалился совершенно свободно. Никто Дэна не остановил. У меня прямо сердце ёкнуло. В зале каждый второй кагэбешник. Но КГБ было увлечено плясками нетрадиционных сексуалов, к большому счастью Дэна. У него и так были нелады с властями. Я объясняю Норе Недосееву, что зритель любит, когда артист кокетничает с красивыми девушками. Дэн подходит в уголочек, где я учу телевизионным приемам Недосеева, лезет здороваться, хотя мне сейчас совсем не до него.
– Норя, обними девушку хотя бы в финальной сцене. Зритель это любит.
– Вот еще, что я, лесбиян какой-то!
Дэн, который все еще стоял рядом, с грустью, глядя на попки партнерш Недосеева, чуть прикрытые коротенькими юбочками, сказал:
– А я, пожалуй, немного лесбиян!
Представление двигалось своим ходом, всем налили шампанского, поздравили с Новым годом, пожелали того, чего надо желать. И мы вышли из эфира. Все спешили смотаться, чтобы успеть домой к бою курантов. Дэн, никуда не спеша, в толпе друзей пил шампанское из реквизита.
– Ты зачем ломился на прямой эфир? – подошла я к нему. – Тебя бы могли просто грохнуть гэбисты.
– Что-то случилось со страной, – задумчиво ответил Дэн. Он был с длинными волосами и бородой, очень похожий на Христа. Когда он волновался, начинал немного заикаться. – Значит, э-этой с-стране крышка. На-надо перебираться куда-то.
Тогда еще передача была международная, не поверите, но сам Веткин у Тормошилова был переводчиком...
Процесс пошел
Старшая и опытнейшая из редакторов говорила бы и говорила дальше, но тут Паша прервал ее рассказ вопросом:
– А у Веткина были двойники?
– А почему ты спросил?
– Вот сейчас в студии у Януковича три его двойника. А ведь до него был Веткин. Может быть, и у него были двойники.
– Я не знаю. Надо спросить тех, кто поближе с ним дружил.
– Это кто?
– Саша Кускусев, Володя Петровский. Они вместе на телевидение пришли, вместе вели передачу «Заряд» и потом дружили. Можно еще и Володю Коханова спросить, но он стал большим начальником, с ним не так просто увидеться. А ты самого Януковича спроси!
– Он тоже непростой человек, с ним увидеться посложнее, чем с начальником.
– Это правда, не понимаю я людей. Полстраны с ним сфотографироваться хочет.
В комнату зашел Вадим, директор.
– Парамон, тебе Гознов передает, чтобы ты срочно тащил мартышку.
Горевать было некогда. Работа началась сначала. Правда, выписывать пропуск на обезьянку не пришлось. Паша выдал ее за кенгуру. Милиционеры на вахте разницы не заметили. Лишь бы была подпись их начальства.
Обезьянка оказалась маленьким и очень злобным существом. Никакие бумажки она, конечно, не вытаскивала, просто сидела на плече у помощника ведущего Тарасюка и время от времени искала у него в волосах блох и вшей. Поскольку Тарасюка готовили к съемкам лучшие парикмахеры телецентра, то насекомых в шевелюре найти не удавалось. Тогда мартышка била Тарасюка маленьким кулачком по голове. Было видно, что вопросы для «Татами» он выбирает случайно. За время съемок Тарасюк получил по голове столько ударов, сколько Костя Дзю за всю свою карьеру боксера.
Парамону, не справившемуся с заданием, доверили самое простое, что может быть во время съемок, – важных гостей. Такую работу обычно доверяют начинающим девочкам и мальчикам. Работа простая: встретить гостя у проходной – для этого надо пробежать весь телецентр по коридору; провести в комнату для гостей – это столько же. Попоить чаем, кофе, развлечь разговорами. Вовремя отвести в гримерку, а оттуда на съемочную площадку. Обратно к выходу многие добирались сами, но все равно за день получалось, как вокруг Москвы по кольцевой дороге. Вставал Паша в восемь, а съемки заканчивались за полночь, если все по графику. В график не уложились ни разу, всегда опаздывали.
Важные гости были разные. Некоторые не замечали Пашу и относились к нему, как к автомату. Кто-то даже вспоминал, как Паша брал у него интервью.
Один гость порадовал Пашу. Его не пришлось встречать и провожать – желающих было хоть отбавляй. Ему не понадобился пропуск – пропустили и так. Это был мэр столицы. Пока мэра со свитой встречал сам Гознов, Паша наконец получил небольшой перерыв и растянулся на диване в гостевой комнате. Вздремнув полчасика, он обнаружил, что с ним в комнате находится какой-то крепкий парень, явно не почетный гость интеллектуальной передачи.
– Ты из свиты мэра?
– Ага.
– Чая, кофе хочешь?
– Чайку бы.
Паша налил воды в чайник и включил в сеть. После отдыха у него проснулось любопытство.
– А ты чем у мэра занимаешься? Я вот у Тормошилова важных гостей встречаю.
– Я кепку ношу.
Паша посмотрел на бритый затылок парня, кепки не обнаружил. Решил, что не врубается в разговор со сна.
– Мне кепка не идет, – деликатно продолжил разговор Паша.
– Мне тоже. А носить – работа такая.
Парень показал, что держит в руках кожаную кепку столичного градоначальника.
Паша все понял и даже успел подумать о том, что мир политики еще более безумный, чем мир телевидения, но в коридоре послышался шум – мэр возвращался. Попить чайку не удалось. Парень вскочил и побежал следом за мэром – подавать кепку, когда тот попросит.
И дальше опять встречи, встречи и встречи.
Как-то поздней ночью, когда Паша уже просто падал от усталости, все закончилось. В гостевую комнату пришел охрипший Гознов, поблагодарил, поздравил, так сказать, с боевым крещением и вручил конверт с гонораром. Гознов предлагал пойти и отметить окончание съемок, но Паша чувствовал, что если выпьет рюмку, то упадет и не встанет. Слава богу, в «Останкино» блюли традицию ночных развозов. Если съемки заканчивались за полночь, персонал ждали специальные машины, которые везли людей по домам. Паша запрятал конверт с деньгами поглубже под свитер и побрел по пустому коридору к выходу.
На этом месте должны были бы закончиться записки Черноты. Он со временем, возможно, нашел бы свое место на телевидении. Для этого у него были ум, хорошее журналистское образование и практика репортера. Он стал бы шеф-редактором какой-нибудь популярной передачи или даже режиссером не очень популярной. И все бы было хорошо, но случай опять встал на пути. В лице уважаемого Леонарда Януковича, который из духоты студии вышел покурить в коридор.
– А, ловец кенгуру, доброй ночи!
– Вы уж извините, Леонард Аполлинарьевич, так по-дурацки с этим кенгуру получилось.
– А вы с какой передачи?
– Я Парамон Чернота, ассистент Тормошилова с «Татами – мозгами».
– Ну, Тормошилов, что касается работы, суров... Я вам не завидую. У меня Катя работает, она сбежала от Тормошилова еще к Веткину, это когда Тормошилов в московском бизнес-центре свое шоу закрутил. Так вот, она когда вспоминает, как у Тормошилова работала, так плачет. Сколько лет прошло! Что, за побег кенгуру досталось?
– Да уж, досталось.
– Не переживайте. Знаете, когда мне Стас Веткин отдал вести передачу, я девять программ снял таких, что только выкинуть в корзину. Зажат был страшно. Последнюю, десятую, думаю, наплевать – все равно выгонят. И вдруг пошло. Поймал интонацию. Так что с тех пор знаю – никогда не сдавайся. И вам желаю – найти и не сдаваться.
Паша воспринял пожелания известнейшего в стране человека как знак свыше. Он поблагодарил мастера и пошел дальше по коридору. По дороге он вынул из-под свитера конверт, отложил часть денег на продолжение расследования и решительно зашагал домой. Надо было познакомиться с Катей.
Первого января можно спать, пока не стемнеет. Вся страна спит. Тихо. А вот в обычный будний день выспаться не получается, даже если ты не спал три дня. Рано утром жена стала собираться на работу, дети – в школу. За окном гудели подъехавшие машины, вызывая седоков. За стеной сосед включил музыку, наверное, чтобы быстрее проснуться. Паша, хотя и был как зомби, заснуть снова не смог. Выпив крепчайшего кофе и дождавшись ровно десяти часов, позвонил референту Тормошилова Ане.
– Аня, здравствуйте, это Чернота, которого вы на работу оформляли.
– Да, помню, здравствуйте.
– Работа у вас тяжелая, – начал подлизываться Паша. – Вчера съемки кончились за полночь, а вы уже на работе.
– Что делать, работа.
– Не выручите меня, Аня? У вас же в компьютере данные всех телекомпаний. Посмотрите, пожалуйста, Екатерину из «Леса чудес».
– Это Катю?
– Да, Катю, если там одна Катя.
– Знаю я ее. Она, как и я, референтом была. Как что, так мы переговаривались.
– А почему была?
– Она на днях ушла. Ей интересней работу предложили и платят лучше.
– А где?
– У Иры Парашютинской в программе «Семечки».
– Аня, а может, вы знаете, как туда позвонить? Мне эта Катя нужна.
– Конечно, знаю, пишите. Только программа у них ночная, утром туда звонить бесполезно. Ближе к вечеру звоните. Привет от меня передавайте.
Паша записал телефон, поблагодарил Аню. Разговор с Катей предполагался явно не телефонный. Надо было договориться о встрече.
После вчерашней встречи с Януковичем Паша решил сформулировать принцип журналистики имени себя. Принцип Черноты: «Звездные персоны – это просто люди». Нет, подумал Паша. Остаться в истории с таким глупым принципом показалось ему недостойным. Если бы это были простые люди, не мелькали бы они на экране с утра до ночи и не о них бы писали все газеты. Нет, принцип пусть будет такой: «Знаменитые личности – тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо». Так лучше. Правильнее.
Телекомпания Парашютинской располагалась в старой Москве. В маленьком переулке стоял небольшой домик. Дверь в нем была такая, что Парамон, не считавший себя богатырем, еле-еле в нее прошел. Стены лестницы, ведущей наверх, были расписаны автографами знаменитых людей, бывавших в «Семечках» или в «Ночных семечках».
На втором этаже Паша, конечно, повернул не в ту сторону и попал в крохотную студию. У входа, теснясь за маленьким столиком, сидела известная телеведущая «Семечек» Свекла Худая.
– Здравствуйте, я вас узнал, очень нравится ваша передача, – начал со стандартных комплиментов Паша.
– Здравствуйте.
– А не подскажете, как Катю найти. Я, наверное, не туда свернул.
– В другую сторону по коридору до конца. Там приемная Иры Парашютинской, там найдете и Катю.
– А еще вопрос, как журналист, я могу задать? Кто вам такой псевдоним придумал – Свекла Худая?
– Это мое настоящее имя.
– Все, вопросов больше нет, до свидания, Свекла.
Катя сидела на месте секретарши, хотя и называлась референтом. Маленькая, шустрая, в очках. Судя по тому, что она работала еще с Веткиным, лет ей было уже немало, но маленькую собачку всю жизнь принимают за щенка.
– Простите, вы Катя?
– Да, а вы Паша?
– Да, здравствуйте.
– Ну, и какие ко мне могут быть еще вопросы? Я журналистам все по сто раз рассказывала, следователи все в протокол записали. Что можно спросить еще про Веткина?
Паша для солидности по телефону представился корреспондентом популярной газеты.
– Вы знаете, я вчера был на съемках программы «Лес чудес». Там были двойники Януковича. Вот у меня вопрос, а у Веткина не было двойников?
Катя молчала.
– Знаете, Ленин в мавзолее лежит, а его двойники по Красной площади гуляют. Может быть, это кощунство, но все равно интересно. Для газеты, – прибавил Паша.
– Был двойник. Один. Он два раза приходил к Веткину. Когда увидела его, я просто вздрогнула, как похож, и одет был так же, а говорить начал – сразу видно, что не Стас, – нервный такой, грубый. Просто неврастеник какой-то!
– А как его сейчас найти?
– Как найти? Да никак не найдешь! Столько времени прошло. Хотя... – Катя задумалась. – Раз он в «Останкино» был, значит, на него выписывали пропуск, тогда с этим строго было. Паспорт и все такое. Спросите Ренату.
– А кто такая Рената?
– Рената! Кто ж ее не знает! Рената тогда пропуска выписывала. И вот у нее память – через десять лет помнит, кто, когда и к кому ходил!
– Но для этого надо вспомнить хотя бы день, когда этот двойник приходил!
– А день даже я вспомню. Это было в День печати, с утра.
Парамон, как ни странно, тоже помнил этот день. Дело в том, что Паша, как и большинство жителей России, очень любил старый новый год. В бессмысленном названии праздника – «старый новый» – было столько русского, российского, что не любить его было нельзя. Советский День печати праздновался в день выхода первой коммунистической газеты – пятого мая. Новые российские бюрократы решили назначить праздник тридцать первого декабря, или 13 января по новому стилю, в канун старого нового года, когда вышла первая официальная бюрократическая газета. 13 января 1995 года устроили прием в Кремле, на который никто не хотел идти. Все предпочитали остаться дома и с боем курантов отметить старый новый год по-домашнему. Прием, как и ожидалось, оказался страшно скучным. Президент не пришел, глядя на президента, и министры тоже послали своих замов. Все интересные журналисты тоже откосили от этого мероприятия. Тогда Паша последний раз видел Веткина. Веткин вел себя странно: Пашу не узнал, был какой-то дерганный. Зачем он пришел на это мероприятие, непонятно. Мог бы послать зама, как сделали все начальники телеканалов.
– Это в тот год, когда презентация Дня новой печати в Кремле была.
– Точно, вот и у вас, видно, память, как у Ренаты.
– А где эту Ренату найти?
– Сейчас я вам дам телефончик.
Катя сверлила Пашу своими глазками из-под очков. Казалось, она о чем-то догадывается. Но телефон написала.
– Огромное вам спасибо, не буду больше мешать. Вы мне очень помогли.
Паша чувствовал на спине Катины буравчики, но решил, что это просто глаза у нее такие. Выйдя в коридор, он столкнулся нос к носу с еще одной ведущей «Семечек», выросшей Дюймовочкой. Вежливо раскланявшись, Паша пропустил звезду одноименного детского фильма. Как странно, подумал сентиментальный Паша, видеть взрослую Дюймовочку. Она приезжает на передачу за рулем своего джипа, у нее семья и двое детей и вообще все хорошо. Впрочем, телезрители могут смотреть на нее каждый вечер.
Читать бесплатно другие книги:
