Изнанка Бялко Александр
Позвонить вечером по домашнему телефону Ренате ничего не стоило.
– Алло, здравствуйте, Рената здесь живет? Это с телевидения, коллега, – для солидности добавил Паша.
– Ну, как там она? – ответил женский голос.
Парамон не понял и не знал, что ответить.
– Не молчите. Как там у вас, все нормально?
– Я с Ренатой хотел бы поговорить.
– Так вы не из Южной Америки?
– Нет, я из Москвы.
– Так вы не от Ренаты?
– Нет, я сам бы хотел с ней поговорить.
– А вы там, на телевидении, разве не знаете, что Рената уехала в тропики снимать новый проект «Остаться живым»?
– Телевидение большое. Я не знал.
– Только вчера улетела, обещала позвонить, как устроится. Я вот сижу, жду от нее звонка. Думала, она...
– Простите, пожалуйста, я потом перезвоню.
– Звоните.
– До свидания.
Рената оказалась за тридевять земель, в новом проекте, о котором Паша ничего не слышал. У кого бы узнать, что это такое и где это? Все о телевидении знала, конечно, Сивкина.
На следующий день Парамон с большим букетом отправился в «Останкино». Полагалось отблагодарить Сивкину за удачную протекцию и денежную работу.
– Это тебе, – протянул букет Паша, как только вошел в комнату Сивкиной.
– Боже мой, Паша, ты что-то зачастил ко мне. Цветы приносишь. Или что вспомнил из студенческой жизни?
Только тут Паша и вправду вспомнил, и ему стало стыдно. В дни разгульной студенческой молодости, когда они оба учились в университете на журфаке, поссорившись с друзьями и разойдясь со своей девушкой, Паша ничего лучше не придумал, как ухаживать за Сивкиной. Как женщина она ему никогда не нравилась, если честно, но он зачем-то стал к ней неприлично приставать, назло кому-то, скорее всего самому себе. К счастью, у Сивкиной хватило ума отвергнуть его поползновения, но, видно, память об этом у нее осталась. И неплохая, как ни странно.
– Ну что ты краснеешь, как студент. Пришел с цветами, так рассказывай зачем.
– Ира, это я тебя поблагодарить хотел, так сказать, за крещение на телевидении.
– Ну что ты! Давай цветы. Красивые. Ты же помнишь, мы все это телевидение проходили на четвертом курсе. Ты даже в учебной студии что-то снимал. Что, не помнишь?
– Помню. Только за то, как нас учили, руки надо отбить у наших любимых преподавателей.
– Это правда. Хуже не придумаешь. Лучше бы совсем не учили, переучиваться бы не пришлось.
В комнату вошел, вернее, влетел человек с большими глазами. Парамон помнил его еще по передаче «Заряд», которую тот вел вместе с Веткиным.
– Вот, познакомьтесь, это Парамон Чернота, журналист, мой однокашник.
– А вас я помню по «Заряду». Вы Александр Кускусев.
Парамон пожал руку Кускусева.
– А я вас тоже помню, вы как-то раз брали у нас с Веткиным интервью. Вы даже, кажется, с Веткиным дружили?
– Так, хорошие знакомые. Теперь все кому не лень лезут в друзья Веткину.
– Это точно. Мне самому иногда такое рассказывают... Когда я говорю, что со Стасом почти десять лет проработал, эти затыкаются. Меня ведь многие уже не помнят.
– Ну что вы!
– Нет-нет, правда. Все сделали, чтобы про меня забыть. И все из-за того, что я честно сказал, кто замешан в убийстве Веткина.
Ирина Сивкина встала со стула и взяла Кускусева за руку.
– Санечка, ради бога, при Парамоне не надо. Он ведь журналист. Подумай хорошенько.
– Я сам журналист, знаю, что говорю. Вот, Ира, я зачем к тебе пришел – показать, как мое шоу снимается. Просто беда на беде. Кинофильм «Невезучие» видела? Так это все о нас. Только что позвонили, что певица Песоцкая в аварию попала. Руку сломала.
– Ну не голову же. Может и со сломанной рукой петь.
– Ира, ты смеешься? Выйдет петь свой хит «Ломая руки» с рукой в гипсе!
– А что вы снимаете?
– «То ли еще будет».
– Это моя любимая передача, честно.
– Я рад, что вам нравится. А то я все преподаю, а самому работать некогда.
– А мы только что вспоминали преподавателей журналистики. Побольше бы нормальных преподавателей, у нас бы и телевидение нормальным стало. А Паша всегда интерактивным телевидением интересовался. Помню, еще в дипломе писал про венгерский сериал, где продолжение предлагали зрители голосованием. Вся Венгрия его смотрела.
– Вот и у меня в «То ли еще будет» народ решает, какая концовка будет у истории. То будет или это... Хотите посмотреть, как идут съемки, или даже поучаствовать?
– Конечно, очень хочу.
– Тогда пошли.
Парамон так и не выяснил, где и кто снимает «Остаться живым», но поближе познакомиться с Кускусевым было интересно. Тем более Кускусев действительно мог что-то знать про убийство Веткина. Парамон нисколько не врал, шоу «То ли еще будет» ему нравилось.
Войдя на студию, Кускусев, как преподаватель, рассказывающий первокурснику самые азы, начал объяснять Паше:
– Вот операторский кран. Он показывает студию с высокой точки и, кроме того, в движении. Такое ощущение птичьего полета. Можно подглядывать за публикой с высоты.
Перед Пашей возникла огромная железяка, на одном конце которой, вверху, была приделана телекамера, а на другом конце сидел оператор и размахивал этим куском башенного крана.
– А это не опасно? Эта штука пролетает над головами у народа.
– Совершенно безопасно. Все рассчитано так, что не задевает публику. Техника!
Вот здесь сидят наши эксперты, – Кускусев показал на три огромные ступеньки. На них тремя рядами стояли стулья, каждый ряд выше другого. – Можете и вы стать экспертом. Ну, раз вы видели передачу, то содержание можно не рассказывать. Эксперты смотрят вот тут, на большом экране, сюжет. Зрители в это время тоже видят сюжет. Затем обсуждение, и все решают, чем это кончится. А пока идет обсуждение, для зрителей поет какая-нибудь звезда эстрады. Сегодня будут ребята из группы «Дай-дай». Располагайся, как эксперт, а я пойду делами заниматься.
Паша сел на стул и стал ждать. Студия постепенно заполнялась. На зрительскую трибуну люди шли неуверенно, с интересом оглядываясь по сторонам. Им, видно, в первый раз довелось попасть на телевидение. Публика с трибуны важных гостей уверено проходила в студию, здороваясь друг с другом. Почти все были знакомы, поскольку одни и те же люди снимались из передачи в передачу. Для политиков светиться на телевидение просто необходимо, тем более для звезд эстрады. Паша узнал бизнесмена: тот тоже мелькал на экране.
Но вот прозвучала команда: «Внимание! Запись!» – и к публике вышел ведущий передачи. Им был, конечно, Кускусев. Лучше ведущего и не найти. Высокий профессионализм и природное обаяние – в данном случае это не журналистский штамп, отметил про себя Паша. Как журналист он уже автоматически составлял в голове репортаж о том, что происходит.
– Здравствуйте, дорогие друзья! – успел сказать Кускусев и неудачно задел рукой за край декорации. Бездельники постановщики декораций не успели, видно, срезать край пластмассы, и он был острый, как бритва. В следующую секунду рука ведущего была вся в крови. Зал ахнул, некоторые вскочили. Первым поднялся звукооператор, который должен по очереди включать микрофоны говорящим. Для этого он «в ушах» уселся на самую верхотуру зрительской трибуны. Оператор крана инстинктивно тоже рванул за ведущим, и попал прямо по голове звуковику.
Крики и вопли, суета и неразбериха царили в студии. Паша вскочил и побежал к выходу, где он заметил аптечку, – наверное, так полагается по технике безопасности. В школе Пашу отправили в медицинский кружок – больше послать было некого. Паша ко всему относился добросовестно и поэтому хорошо освоил типы повязок, знал, как останавливать кровь, делать искусственное дыхание и многое другое. Сейчас он без истерики по всем правилам начал накладывать антисептическую повязку на порезанную руку Кускусева.
– А ты подумал, как я с этим передачу буду вести? – раздраженно спросил Кускусев.
– Сейчас кровь остановим, я заменю это все пластырем телесного цвета, незаметно будет, а пока надо подождать.
– Перерыв полчаса, – громко объявил невидимый режиссер за пультом.
Паша, оставив ведущего, пошел бинтовать голову звукооператору. Повязка получилась красивой. Звуковик надел поверх повязки наушники и стал похож на партизанского радиста из фильма про войну.
Паша заглянул в режиссерскую комнату к Кускусеву. К счастью, в это время уже подошла настоящий врач и, к большому Пашиному удовольствию, сказала все то же самое. Кускусев, отдавши свою руку врачу, скучал.
– Где ты так хорошо научился бинтовать?
– В школе, хотел в медицинский поступать. Только оказалось, там химию сдавать надо, вот и попал в журналисты.
– Без химии в медицине нельзя, – вставила врач.
– Парамон, а у тебя иностранный язык какой?
– Испанский.
– Ты прямо то, что нужно. Знаешь новый проект «Остаться живым»?
– Слышал краем уха.
– Там бросают людей на необитаемый остров. Кого жалко, того собрание отпускает отдыхать в пятизвездочную гостиницу. Остальные голодают, мучаются, борются за жизнь. Новый стиль – реалити-шоу. Так вот, отправляют их в Южную Америку, в тропики. Там нужны люди, такие, что не теряются в любых ситуациях, вроде тебя. Лучше знать испанский, с местными аборигенами объясняться. Словом, они ищут журналиста, такого как ты.
– А когда?
– Прямо сейчас иди на восьмой этаж, в 811 комнату, спросишь Лену.
Пока в съемках был перерыв, Паша поднялся на лифте на восьмой этаж и нашел Лену.
– Я от Кускусева.
– Чудесно, вот подпишите контракт и давайте свои паспортные данные. Надеюсь, заграничный паспорт есть?
– Есть, только не с собой.
Лена нажала на мышку и из принтера полезли листы бумаги. Контракт был страниц на пятьдесят.
– Ознакомьтесь, пожалуйста.
Если бы Паша был юристом и что-то понимал в контрактах, читать имело бы смысл. А так он пролистал эту кучу бумаги, из которой понял, что компания может все, а он ничего не может, особенно выдавать служебную информацию. Штрафы Пашу впечатлили – десять тысяч долларов, пятнадцать тысяч. Но он решил ехать не за заработком и даже не за интересной работой. Ему нужно было найти Ренату с ее уникальными мозгами, пока они все там, в тропиках, не выветрились.
Паша подписал оба экземпляра договора, один из них взял себе, и, попрощавшись с Леной, пошел смотреть продолжение интерактивного шоу Кускусева.
Пока в жизни Парамона совершался очередной поворот, в студии «То ли еще будет» ничего не происходило. Участники шоу ждали, когда начнется съемка, и нервничали. Известный бизнесмен ходил по студии туда-сюда. Члены группы «Дай-дай», которых все звали дайдайцами, курили втихаря от своего художественного руководителя, Алибабы Карабасова, который устроил бы им выволочку за то, что портят голоса. Расположились они за трибуной важных гостей. На ней, в самом верхнем третьем ряду, сидел известный теоретик моды Василий Суворов. Он разгонял скуку тем, что качался на стуле. Задумчиво раскачиваясь на задних ножках, Василий творил еще неведомые нам шедевры моды. Вдруг мода зашла слишком далеко назад, и элегантный стратег одежды полетел вверх ногами за трибуну. Публика ахнула и замерла. В том, что он сломает шею, никто не сомневался. Бросился за трибуну и Паша. Но курившие дайдайцы легко поймали однофамильца русского полководца, как цирковые гимнасты ловят своего партнера, который делает сальто назад. Моде больше ничто не угрожало, а вот один из певцов зацепил бебик, пока ловил Суворова. Бебик ударил дайдайца по голове, лампа в нем разбилась. Певца шарахнуло током. В студии запахло горелым мясом. Певцы повели своего коллегу к доктору.
Зато Василий Суворов, как всегда фантастически элегантный, вышел под аплодисменты публики. Девочка-администратор поставила ему стул в первом, самом нижнем ряду, чтобы он не смог повторить полет. Суворов изыскано поклонился зрителям и произнес, прежде чем снова сесть на стул:
– Чего только ни сделает настоящий артист, чтобы попасть с третьего ряда на первый!
Паша зашел в режиссерскую, где врач оказывала помощь певцу группы «Дай-дай».
– Спасибо вам за протекцию в «Остаться живым», – поблагодарил Кускусева Паша. – К сожалению, теперь мне надо бежать домой, собираться на необитаемые острова. – Паша показал толстенный контракт. – До свидания.
– Ну, удачи тебе!
– И вам тоже она нужна.
Выходя из студии «То ли еще будет», Паша не мог понять только одного: откуда у Кускусева, которого вроде бы не любит и затирает телевизионное начальство, такие связи. За пять минут он устроил человека с улицы в новый суперпроект. Странно, и это надо взять на заметку.
Накануне Восьмого марта Паша бегал по магазинам и рынкам Москвы не только для того, чтобы покупать женщинам цветы и конфеты. В конце зимы – начале весны в Москве невозможно купить все то, что требовалось Паше: плавки, шорты, легкие майки и футболки, сандалии и кроссовки. Все это, оказывается, исчезает из московских магазинов и рынков до начала лета. Старый товар за зиму распродается, а нового пока не подвозят. До отлета оставалось меньше недели, нужно было еще разобраться с газетой, откуда он не только не уволился, но там даже еще никто и не знал о его переходе на телевидение, и договориться с Гозновым, чтобы он отпустил для заработка и обмена опытом, пока у Тормошилова вынужденный простой.
Там, где нет весны
В столицу маленькой банановой страны Санта-Лючию из Москвы рейсов нет. Да и вообще наши самолеты туда не летают – незачем. «Аэрофлот» довозит вас до Парижа, а там уже есть рейсы во все страны мира. Правда, и из Парижа в Санта-Лючию рейс только раз в неделю, поэтому на него в «Шереметьево» собрались все телевизионные работники. Знакомое Паше лицо было только одно – ведущего будущего шоу Виктора Еременко. Девушка Лена из дирекции, та самая, что давала Паше подписать контракт, раздала всем паспорта и билеты. Побегала еще немного вокруг всех улетающих, убедилась, что все в порядке, и побежала на работу, а толпа двинулась к стойке вылета. С Еременко очередь шла быстро и весело. Таможенники и пограничники его узнавали, улыбались и не задерживали. В самолете так же обходительно встречали милые русские стюардессы. Напитки были хорошие, обед вкусный, обслуживание великолепное. Не успели расслабиться, как из-за туч показался Париж. Потом, правда, еще полчаса рулили по аэродромным дорожкам «Шарля де Голля», но сначала это никого не насторожило.
В самолете царило приподнятое настроение. Витя Еременко, известный шутник и балагур, вспомнил старый анекдот советских времен: «Старый еврей уезжает из Советского Союза в Америку, живет там недолго и возвращается, потом приходит и опять пишет заявление на выезд. „Вы уж решите, где вам лучше жить, а не мучайте меня оформлением бумаг“, – говорит ему советский чиновник из ОВИРа. „Там плохо и здесь плохо, – отвечает тот. – Зато какая пересадка в Париже!“»
Иллюзии терять почти так же тяжело, как близких людей. Пересадка была ужасной. Все время группу посылали из одного коридора в другой. Лестницы, туннели, переходы и эскалаторы – вот и все, что они увидели в Париже. В багажном отсеке на смешанном англо-франко-русском языке путешественникам объяснили, что о багаже заботиться не надо, багаж обрабатывается автоматически. Потом все снова спускались и поднимались, ехали на автобусе и шли по переходам. При каждой попытке выйти на свободу в город вежливые, но железные охранники разворачивали обратно. Аэропорт поражал своими размерами: наше «Шереметьево» сравнивать с ним было просто смешно, все равно что игрушечный автомобиль с настоящим. Паша почувствовал себя мухой в тарелке супа, которую аккуратно подталкивают обратно в суп, если она пытается вылезти.
В конце концов все очутились в маленьком накопителе, где не было ничего, кроме нескольких кресел на пару сотен пассажиров огромного «боинга». Простояв полчаса в ожидании рейса, Витя Еременко повторил концовку анекдота:
– Зато какая пересадка в Париже!
Всем стало смешно.
После объявления посадки горбатый «боинг» быстро наполнился людьми. Внутри он больше напоминал не самолет, а туннель. Двенадцать часов монотонного полета запомнились как сплошной кошмар. Стюардессы разбросали скудный завтрак и куда-то ушли, никому до пассажиров не было дела. Паша печально думал, что это уже второе разочарование за день. В «Аэрофлоте» обслуживание лучше, чем в «Эр Франс»! Паша достал фляжку коньяка и отхлебнул. Думал, хоть коньяк поможет заснуть. Не помог. В самолете постоянно кто-то вставал, ходил, шумел, и заснуть было невозможно.
Но все на свете когда-нибудь кончается. Вот уже в окно, кроме океана, стали видны острова, потом пальмы на островах и, наконец, здание аэропорта. Кругом зеленели пальмы и необыкновенно яркая трава.
– Скопире ла Америка. Ки примавера май, – сказал сидящий у иллюминатора итальянец, обращаясь к Паше.
– Да, открыли Америку, а весны тут и нет! – ответил Паша ему по-русски.
– Тутти, тутти, – подтвердил итальянец.
Пассажиры быстро освободили самолет и ступили на землю Южной Америки. Пройдя по закрытому трапу в аэропорт, Паша был оглушен влажной жаркой волной. Он почувствовал себя, как в предбаннике русской бани.
– Господи, они бы хоть в аэропорту кондиционер сделали!
Все стояли в маленьком зале багажа, судорожно вдыхая воздух, как рыбы на берегу. Проехали по транспортеру чемоданы французов и итальянцев. Разобрали свои вещи и работники российского телевидения. Не было лишь чемодана Виктора Еременко. Когда лента транспортера совсем опустела, Витя подошел к Парамону и сказал:
– Ну, начинай работать. Ты же у нас говоришь по-испански. Пусть ответят, где чемоданы.
Паша пошел разбираться. Витю попросили предъявить квиточек на багаж, потом толстая негритянка долго что-то искала в компьютере.
– Ваш багаж улетел в Рио-де-Жанейро, – изрекла она. Паша перевел.
– Да что они там все? – возмутился Еременко.
– Это в Париже автоматически перепутали. Теперь ждите рейса из Рио.
– А как я передачу буду вести без рубашек, маек, без штанов, в конце-то концов!
Встречавшая девушка-администратор стала успокаивать Витю:
– Купим что-нибудь здесь, а потом багаж вернут.
– Черта они вернут, а не багаж.
– Ну так купим тогда за счет непредвиденных расходов. Вот я вам всем для скорости заполнила бумажки, – обратилась девушка-администратор уже ко всей группе. – Это вместо визы. Визы здесь не нужны. Покупаете такую бумажку за десять баксов и заполняете.
Паша взял заполненную бумажку. В графе «Место проживания» стояло: Москва, ул. Ленина, д. 1.
– А почему Ленина?
– А они никого другого из русских не знают. Знают, Ленин был большой боец против богатых гринго. Очень уважают.
Вся делегация, живущая в одном доме на несуществующей улице Ленина в Москве, без проблем оказалась на территории банановой страны. Пока искали багаж, наступила полная темнота. Стояла невыносимо душная ночь. Оказывается, кондиционер в аэропорту работал в полную силу!
Все загрузились в автобус. Предстояло еще проехать по стране, чтобы добраться до места назначения. В кромешной темноте фары автобуса только чуть освещали дорогу впереди. По бокам были темные джунгли. Иногда мелькали поселки из хижин, покрытых пальмовыми листьями, с единственной лампочкой, горящей на улице. Часа два продолжалось это движение в темноту. Дорога то опускалась, то поднималась. Наконец остановились. «Не туда заехали», – сказал водитель по-испански. К счастью, его никто, кроме Паши, не понял. Девушка-администратор вышла с фонариком на дорогу. Искать дорогу в джунглях ночью с фонариком – это может только русская женщина. Она бодро вскочила в автобус и велела развернуться к пропущенному перекрестку.
Паша и не надеялся, что до утра удастся найти дорогу, но, как ни странно, минут через пятнадцать показались ворота, и автобус въехал на огороженную территорию, отведенную съемочной группе. Как назвать это место: курорт, санаторий, отель? За оградой располагались небольшие домики с номерами, центральная столовая, другие здания, выход на океанский пляж... Скорее, это был дом отдыха в русском смысле слова.
Сонный дежурный взял у Паши паспорт, заставил кое-где расписаться. Взамен он дал ключ от номера.
– Завтрак здесь начиная с восьми утра, – сказал заспанный администратор.
Паша побрел по тропинке, нашел свой домик; бросил в угол чемодан. Было все так же невыносимо душно. Кондиционер в комнате отсутствовал, под потолком висел вентилятор, как в старых мексиканских фильмах. Спать не хотелось. Он позвонил домой жене. В Москве было десять утра.
– Ты был в дороге двадцать пять часов, – сказала она.
Паша разделся догола, принял холодный душ, но заснуть не смог. Привычка быть на ногах после десяти оказалась сильнее. Паша ворочался, накрывался простыней, после чего, весь мокрый, раскрывался опять, но сон не шел. Заснуть удалось только к утру, когда стало чуть прохладней. Ровно в восемь в дверь постучали. На пороге стоял Витя Еременко, все в той же одежде и сильно небритый.
– Вставайте, Павел, вас ждут великие дела.
– Я не Павел, а Парамон. Друзья называют меня Пашей.
– Так, Парамоша, да ты азартен! Это я из «Бега» Булгакова.
– Я знаю.
– Ты не только азартен, но еще и образован. Это хорошо! Видишь ли, Парамон, по милости «Эр Франс» мои вещи улетели неизвестно куда. В этом я не могу вести передачу. Значит, нас с тобой ждут магазины этой прекрасной страны. Слушай, а у тебя что, кондиционера нет?
– Нет.
– А, ну да, кондиционер только у слабого пола. Меня тоже, наверно, причислили к слабому полу. У меня есть.
– Побриться и кофе хотя бы выпить можно?
– Сколько угодно. Я вот тоже хочу побриться, но моя битва сейчас находится в Рио-де-Жанейро. Я жду в столовой, где мы вчера получали ключи.
С трудом соображая, Паша умылся, побрился, надел шорты и майку и вышел из номера. Утренняя прохлада тропиков дышала какими-то нереальными запахами. Солнце медленно поднималось над океаном. Где он очутился, Паша точно себе не представлял. Цвет пальм, травы, растений был такой яркий, какой бывает только на обложках глянцевых журналов. Паша понял, что у Гогена, которым он раньше восторгался, жалкие, бледные слепки с этого безумия тропической природы. В короткие мгновения утренней прохлады все было покрыто росой. Паша шлепал по мокрой тропинке, от которой, в лучах солнца, уже курился пар.
Столовая представляла собой огромный навес, из-под которого виднелись пальмы, пляж и океан. Сюда доносились все запахи цветущих тропиков. В столовой никого не было, кроме повара и двух русских женщин.
– Рената, возьми вот это, – советовала одна из них другой, стоя у шведского стола.
– А что это?
– Рената, мы же вчера утром брали, очень вкусно.
У Парамона сон как рукой сняло. Он подошел к женщинам.
– Здравствуйте, а вас зовут Рената? – обратился он к высокой шатенке.
– Да, – ответила та.
– А вы Тимофей, я вас только что зарегистрировала.
– Я Парамон.
– Очень приятно.
– Это вы, Рената, у Веткина работали?
– Да, работала.
– Мне рассказывали, что у вас прекрасная, даже уникальная память.
– Да что вы, смеетесь? Я все забываю. Это кто-то пошутил.
У Паши застучало в висках и груди. Проехать полмира только для того, чтобы убедиться, что люди врут! Джунгли, океан, солнце и пляж – все пропало. Перед ним был только деревянный стол с чашкой кофе.
– Ну хватит кофе-то распивать! Поехали. Я уже машину взял. Ты ведь в курсе, что я не только актер, но и известный гонщик? – вернул его к жизни Витя Еременко.
– Нет, не в курсе.
– С-час и узнаешь. Поехали.
Паше было все равно. Он сел в какой-то блестящий автомобиль. Еременко игриво покрутил ключи. Привратник настежь отворил ворота, и они помчались к ближайшему поселку по асфальтовой дороге, довольно хорошей, но мокрой. Витя лихо вел машину, но при этом помнил, что если на горном повороте они вылетят в джунгли, то могут потом пару лет ждать помощи.
Поселковый магазин представлял собой деревянную хижину, покрытую пальмовыми листьями. На прилавке был ром «Бругаль», пиво «Президентское» и какие-то сигареты.
– Даже у нас кроме «Жигулевского» было московское, – не выдержал Паша.
– Это у вас в Москве московское, а у нас в Питере ленинградское – завода Степана Разина.
– А иногда было рижское, почти как иностранное.
– Да что там рижское, иногда и чешское выбрасывали. Черное, шикарное – называлось «Дипломат».
– А водка? Представь себе: кругом одна «Столичная»! Кошмар!
– Сомневаюсь я, что у него есть носки с трусами и бритвенные принадлежности. Спроси, раз уж все равно приехали.
– Апрендентэ, пор фавор. Тенер уно камизас, уно канцетинас, уно шортас?
– Ке эс эсто канцетинас? – вопросом на вопрос ответил негр за прилавком.
У Паши возникло подозрение, что он чего-то не помнит или неправильно произносит по-испански. Он был одет как нормальный европеец в жарких странах: рубашка с короткими рукавами, шорты и легкие ботинки с носками. Негр вышел из-за прилавка и вопросительно смотрел на Пашу. Паша сунул палец в носок, оттянул его и показал негру.
– Что он от тебя хочет?
– Спрашивает, что такое носки.
– Он что, не знает?
– Ты на него посмотри. Он же босиком. Не будешь же ты ходить босиком в носках.
– Логично.
– Пара кэ эсто эс? – снова спросил негр.
– Чего он опять?
– Зачем носки, спрашивает.
– Черт его знает зачем, так сразу и не сообразишь. Скажи ему, для запаха.
– Витя, это ты у себя на родном радио шути. Он не поймет, здесь даже не Азия, а хуже.
– Ладно, пусть показывает, что у него есть.
Негр долго рылся под прилавком и наконец вытащил оттуда цветные трусы. Видно было, что они стиранные, неверное, он их носил по праздникам.
– Пошли отсюда, Горацио. Спроси, где ближайший город.
Оказалось, что ближайший город совсем не близко. Заблудиться Паша с Витей не могли: дорога была всего одна, причем довольно живописная. Подъемы открывали вид на поросшие джунглями горы, спуски – на ручьи, в которых негритянки стирали свое скудное белье. На самых высоких точках вдали было видно океан и небольшие острова, похожие на иллюстрацию из книжки про Робинзона Крузо.
Город отличался от деревни наличием бензоколонки и магазина, на котором висела гордая вывеска: «Супермаркет». Магазин был завален пакетами с гуманитарной помощью. Паша хорошо запомнил эти пакеты, их раздавали в школе детям в конце перестройки, когда с едой было плохо. Власти Санта-Лючии оказались умнее и пустили все это добро в магазин. Впрочем, в магазине нашлись одна майка, одни шорты, отыскался и бритвенный прибор.
– Вот это то, что надо, – сказал Витя Еременко, показывая на бритву и тюбик с кремом для бритья.
– Какое-то оно тут все не новое, – засомневался Паша.
– Ладно, цвет и размер выбирать не приходится, бери то, что есть.
Довольные и уставшие они снова сели в машину.
– Ну вот, а ты сомневался! Вот он, мой любимый крем для бритья!
Витя взял тюбик, отвинтил крышку и открыл его. Поднес к носу, чтобы насладиться знакомым ароматом. Из тюбика вылезла зеленая пузырящаяся жижа. В машине запахло прорвавшейся канализацией.
– Дай скорей платок.
Паша вынул свой платок. Витя осторожно завинтил крышку. Аккуратно вытер руки и выкинул тюбик и платок в окно.
– Еще и бритва, наверное, заржавела! Буду сейчас драть щеку ржавой бритвой.
В предвкушении этой процедуры Витя молчал всю обратную дорогу. А Паша, приехав на базу, сразу пошел искать свое административное начальство. Им оказалась подруга Ренаты, с которой они завтракали утром.
– А у вас бывает досрочное освобождение?
– Рейсы домой? Конечно, бывают. Отвозим отснятый материал, выбывших участников, ну или случится что, не дай бог.
– Запишите меня на обратный рейс.
– Хорошо, я поставлю вас в лист ожидания. А что, здесь не нравится?
– Тяжело. Душно очень. Я не ожидал такого. Я здесь в первый раз.
– Понимаю. Рената вот тоже все время жалуется.
– А кондиционера нет?
– У Ренаты есть.
– В общем, имейте меня в виду на обратную дорогу.
Читать бесплатно другие книги:
