Возвращение в «Кресты» Седов Б.

Пролог

Подо мной, я это ясно ощущаю, деревянные нары. Как же я сюда попал и почему так раскалывается голова, словно в нее безжалостно вгоняют острые гвозди?! Самое удивительное, что тело не болит, хотя все кости, по идее, должны сейчас ныть так, словно по мне проехались дорожным катком. Умеют, конечно, мусора работать кулаками, чтобы без переломов и повреждений внутренних органов. Наверное, курс какой-нибудь на эту тему проходят в своей милицейской школе. Однако чтобы и не болело ничего – это уже, граждане, фантастика! Правда, голова болит! Может, по ней только и били?! Странно…

Со всей возможной осторожностью я приподнял веки. Ровно настолько, чтобы проступили контуры окружающих предметов. Усилием воли отогнал снова вдруг подступившие глюки и попытался припомнить, как же все было на самом деле…

В пулковском кафе было на удивление малолюдно. Я вошел, лениво оглядываясь – после перелета из Тель-Авива чувствовал себя немного вяло. Смена часовых поясов сказывается, хотя с моим образом жизни пора бы привыкнуть. Сегодня я в Израиле, завтра – в Европе, послезавтра, глядишь, судьба, забросит, скажем, на Южную Африку. Фигаро здесь, Фигаро там!

Рука моя отягощена дипломатом, в котором аккуратными пачками уложены зеленые купюры. Перевозка наличных таким образом, казалось бы, должна была давно отойти в прошлое. Слава богу, есть денежные переводы. Ничего не стоит с помощью компьютерной банковской сети переслать бабки за считанные мгновения из Сибири в Антарктиду. Если только они там кому-нибудь могут понадобиться.

Однако бывают случаи, когда приходится действовать по старинке. Как в гангстерских фильмах. Суровый тип с корявым лицом открывает чемоданчик перед героем, которому поручают убрать кого-нибудь или еще какую-нибудь пакость устроить!

Возле зеркала я задержался, чтобы еще раз осмотреть свою физиономию. Приобретенный глаз, принадлежавший неизвестному донору, отличался немного от моего – был темнее и, как мне казалось – немного хитрее! Следуя полученным в клинике наставлениям, я пока что старался лишний раз не напрягать его и периодически надевал черную повязку, становясь похожим на одноглазого пирата. Но здесь, в кафе, был приглушенный свет, поэтому повязка осталась лежать в кармане.

А вот из глубины кафе ко мне уже приближалось чудесное видение. Видение не парило над полом, оно передвигалось на длинных ножках, обутых в красные туфельки. Туфельки прекрасно гармонировали с алым, как революционное знамя, платьем, заканчивающимся над коленями. Сверху было откровенное декольте. Словом, фасон платья был столь же вызывающ, сколь и его яркий цвет.

Эпитет «сногсшибательная» подходил к этому созданию как нельзя кстати. И направлялось это сногсшибательное создание прямиком ко мне. И, кажется, по собственной инициативе. Для проститутки ведет себя слишком дерзко, скорее – как старая подруга. Только вот вспомнить ее лица я никак не мог.

– Привет, Знахарь! – сказала она, остановившись передо мной и протягивая руку.

Я взял ее руку и припал к загорелой коже с галантным поцелуем, пытая в то же время свою память – кто это такая?!

А тонкие пальчики стиснули тем временем мои, обещая интересное продолжение этой встречи.

– Не узнаешь?! – улыбнулась она, сверкнув чудесными зубками.

В точку! Как ни пытал я себя, но кто эта роскошная деваха – даже и представить себе не мог! А ведь должен был знать. Судя по всему, я не только с ней был когда-то знаком, но и успел переспать.

– Вижу, забыл меня! – констатировала она, качая укоризненно головой, только я видел, что она нисколько на деле этим не огорчена. – Я Вера, мы с тобой вместе когда-то в «Эскулапе» лежали…

Стоило ей произнести название клиники пластической хирургии, как я сразу все вспомнил. Вера – фамилии я не помнил – была пациенткой клиники, когда туда обратился я, из-за некоторых проблем, возникших после операции по изменению внешности. Она там явно скучала и в первый же вечер пришла ко мне «пить кофе». Мы занимались сексом всю ночь, а в перерывах Вера жаловалась на своего мужа, имевшего обыкновение подкладывать ее под своих дружков, что в сексопатологии называется кандаулеизм и считается явным отклонением от нормы…

– Вспомнил, вспомнил! – сказал я, и ее глаза радостно вспыхнули.

Мы разместились за столиком в глубине зала. Вера щелкнула пальцами, и барменша, выплыв из-за стойки, пересекла пространство, направляясь к нам с подносом. Вера успела сделать заказ заранее.

На подносе оказалось две чашечки кофе эспрессо и стакан апельсинового сока.

– Угадала! – поразился я.

– Такой мужчина, как ты, должен любить эспрессо! – ответила она и эротично обвела кончиком языка красные губы.

Было приятно видеть ее, но еще приятнее будет оказаться с ней снова в постели. При мысли об этом я почувствовал возбуждение. Хитрая чертовка, видимо, догадавшись, в каком я состоянии, улыбнулась довольно.

– Тебе следовало еще волосы перекрасить! – заметил я, намереваясь шуткой немного сбить ее очарование. – В тон платью – в красный… Как у панкушки какой-нибудь!

Она улыбнулась, и все мои ничтожные попытки загородиться от ее уничтожающего влияния разбились об эту улыбку, о белоснежные идеальные, как у американской кинодивы, зубы. Да что там кинодивы! Все они вместе взятые и в подметки не годятся этому ангелочку.

– Тебе не нравятся мои волосы?! – она тряхнула шевелюрой огненного цвета. Лиса. Настоящая лиса, и манеры те же самые. Хитрые. Наверняка что-то ей нужно. Иначе бы просто так не появилась. В случайную встречу я не верил, и, прежде чем окончательно попасть под чары ее голубых глазок, следовало узнать, для чего она меня здесь ждала.

Или, может, все-таки сначала сделаем то, «что нам обоим хочется»! Она тонкий дипломат, хотя с другой стороны – не знаю, можно ли назвать тонкой дипломатией древнюю женскую хитрость. Сначала секс, а уже потом она мне, разморенному от любви и ласки, и изложит свою просьбу. На ушко. И я соглашусь. Форт Нокс атаковать она меня не заставит. «Титаник» поднять тоже не попросит…

– Как твои дела? – поинтересовалась она, прихлебывая кофе.

Я вспомнил о своей чашке и тоже проглотил немного остывающего эспрессо.

– Превосходно! Только давай не будем о них сейчас! – попросил я. – Я сыт по горло делами и хочу теперь полюбоваться тобой.

Я допил кофе и, поставив чашку, заметил, что в ее глазах на мгновение проскочило странное выражение, которое заставило меня насторожиться. Инстинктивно я почувствовал опасность. Но достаточно было посмотреть еще раз в эти глаза, окунуться в их манящую прозрачную синеву, чтобы убедиться, что ничего подозрительного там нет и быть не могло. Все мне только показалось.

– Ну что, радость моя…

В голове слегка зашумело. Этого еще не хватало! В самом начале свидания с очаровательной девушкой! Излюбленный женский предлог для отказа от близости, как известно, – больная голова. Настолько излюбленный, что не сразу и веришь, когда слышишь…

Зато, похоже, сейчас мне придется самому ссылаться на эту чертову боль. Выйдет ли правдоподобно?! Чтобы такой здоровый и молодой еще, в общем-то, мужчина отказался от секса из-за головной боли! Еще что-нибудь нехорошее подумает!.. Она продолжала улыбаться, я попробовал сделать вид, будто ничего не случилось, и улыбнулся ей в ответ.

Однако с каждой секундой изображать бодрячка становилось все сложнее. Боль не проходила, а, наоборот, усиливалась. Что за дела?! Может – следствие перелета? Так ведь летал уже не раз… И в самолете все было нормально!.. И никаких таблеток с собой. Сапожник без сапог. Врач, хоть и бывший, но все-таки – врач, а ничего, кроме бесполезной в данном случае жевательной резинки «дабл минт», в распоряжении не имею. Разве не смешно?!

Но нет, граждане, мне совсем не до смеха! Боль, правда, исчезла, так же внезапно, как и появилась, но радоваться было рано. Взамен пришло головокружение, и это было еще хуже. Я чувствовал, что стремительно начинаю терять контроль над собой. Нужно было сразу попросить барменшу принести аспирин. Ха, аспирин – тут дело похуже. Может, у меня менингит… Нужно сразу вызвать врача, а теперь я не уверен, что смогу сформулировать свою просьбу внятно… Страх взял внезапно за горло… Боже мой, да я просто сейчас умру. От чего?! Не знаю, но умру наверняка… Вера продолжает что-то щебетать, глядя мне в глаза. Неужели она не видит, как мне паршиво? Не может быть, чтобы она была сейчас настолько озабочена…

Я набрал воздуха, чтобы попросить о помощи, хотя в помощь не верил. Мне никто не может здесь помочь, а когда прибудут врачи, меня уже, наверное, не будет в живых. Чувствую, как пот стекает каплями по лицу и попадает на губы…

А умирать страшно… Правда, очень страшно… И не потому, что я боюсь попасть в ад, где всех нехороших людей поджидает злой дядька Люцифер со сковородками, на которых шипит кипящее масло, и прочим инвентарем. Нагрешил я, конечно, достаточно, но расплаты за свои деяния не страшусь. Страшно было уходить отсюда, из этого светлого летнего дня, из мира, полного красок и света в пустоту.

– Тебе нехорошо?! – осведомилась девушка, заметив запоздало, что со мной творится неладное.

– Что-то голова кружится! – хотел сказать я, но не уверен, что получилось разборчиво, – язык будто распух, или мне это только казалось, и с трудом ворочался в ставшем тесном рту. Звуки, которые я издавал, мало походили на человеческую речь.

Но, как ни странно, Вера все поняла!

– Приляг, отдохни! – посоветовала она и очутилась рядом.

Очень вовремя – я начал мягко заваливаться набок. Словно издыхающий слон. Когда слон чувствует, что умирает, он идет на кладбище слонов.

Очертания предметов стали расплываться. Я вяло помахал ватной рукой своим любимым гориллам. Теперь их лица и в самом деле напоминали какие-то уродливые обезьяньи маски. А лицо Веры… Ее лицо наклонилось надо мной. В голубых глазах опять мелькнуло то странное выражение, которое минутой раньше заставило меня напрячься, – черт возьми, нашло прозрение – да она в курсе того, что со мной происходит, и наблюдает совершенно теперь неприкрыто за тем, как идет разрушительный процесс в моем организме. Меня несло в никуда. В сверкающий ядовитыми красками мир, где все образы, живущие в моем сознании, предстают в каком-то чудовищном, мутировавшем варианте. И хочется бежать от них. И бежать некуда.

А потом я учуял запах, «мертвенный запах без тени и надежды». Запах тюрьмы.

Часть первая

СНОВА В «КРЕСТАХ»

Глава 1

ЗАМУРОВАЛИ, ДЕМОНЫ!

Камера пуста. Я в гордом одиночестве, как монах, блин, в келье. Желтый дежурный фонарь освещал мое убогое пристанище. Голые, как видно – давно не крашенные стены, железный стол, ввинченный в стену в проходе. Когда-то я здесь уже был, кажется… Или мне это только приснилось? А может, я уже открывал глаза в бреду и теперь принимаю увиденное тогда за давние воспоминания.

Вспомнилось еще, что говорил Артист по поводу этой самой камеры со столом. Говорил, что это, должно быть, какая-то особая камера. Для особых гостей. Потому как он, Артист, везде уже побывал – погастролировал, типа. И нигде такого не видел, чтобы в ивэсках (ИВС – изолятор временного содержания) столы стояли.

Только интересно, когда это я успел поговорить с Артистом, если очнулся в этой чертовой камере только что?! Привиделось, что ли?! И что мне в этом паршивом столе? На нем ведь ничего – ни кувшина с водой, ни куска хлеба, ни газетки хотя бы?! Хотя читать я сейчас вряд ли смогу, да и что мне сейчас все проблемы – общественные и частные! Не напишут ведь нигде – мол, Константин Разин, талантливый (сам себя не похвалишь, так никто ведь не похвалит!) врач-реаниматолог, задержан по сфабрикованному милицией делу об убийстве Эльвиры Смирницкой. Российская медицинская общественность протестует и требует выпустить на свободу… Черта с два! Никто даже не чешется, не навещает! Где Ангелина, интересно? Откупилась узелком со жратвой, которую уже отобрали менты, и пошла пялиться в голубой экран на перезревшую Веронику Кастро, по-прежнему изображающую из себя дуру-малолетку.

Стоп! Какая Ангелина, какой Артист?! Все это было черт знает когда! Так давно, что я уже и думать забыл! И Эльвиру Смирницкую зарезали очень-очень давно! Да, а потом меня судили и засудили неправедно. И отправили на зону в Ижму, и я оттуда соскочил. Не сразу, не с первой попытки. А потом… Потом отправил всю подставившую меня компанию прямиком на тот свет, сделав исключение только для Ангелины. И не из милосердия. Полагаю, жизнь в египетском борделе показалась ей хуже смерти. Очень на это надеюсь. И вряд ли она долго протянула. Болезней там много разных бродит, к тому же повышенная нагрузка, которой моей благоверной не выдержать, даже несмотря на всю ее прирожденную похотливость. Любят арабы белых женщин, любят. А может, сама на себя руки наложила, в конце концов. Я не интересовался ее судьбой. Во всяком случае, ждать от нее передачи не следует.

А тогда от кого?! Были ведь друзья-товарищи, были адвокаты, чьи услуги оплачивались настолько хорошо, что они не могли не беспокоиться из-за исчезновения своего клиента. И почему я снова оказался здесь?! Вот главный вопрос! Конечно, поводов хватало, со времени моего побега грехов пришлось на душу много взять. Но из-за какого именно я снова угодил в лапы правосудия?!

Загадка, вопрос, большая проблема! Можно встать, застучать в железную дверь, подозвать вертухая и потребовать следователя. И получить за это по мозгам, которые и так работали с пугающими перебоями. Сознание мое прояснилось, но в воспоминаниях оставались пустоты, которые можно было заполнить, только старательно, по кусочку, подгоняя один эпизод к другому. Словно мозаику составляя. Только сил на это у меня пока не было и голова от размышлений начинала трещать. Лучше отдохнуть – потом, надеюсь, все встанет на свои места само собой. А то, что мне нужно было сейчас, я уже вспомнил.

Я Николай Петрович Григорьев. Переменив за свою жизнь не единожды свое имя, остановился на этом. Что там имя, лицо мое, благодаря стараниям умелых хирургов, так отличалось от лица Константина Разина, что даже родная женушка не смогла меня признать при встрече. Почуяла что-то, правда, женским чутьем, догадалась по мелочам, вроде редкостной моей привычки – лопать сыр, сворачивая его в трубочку! Но то жена! А вот откуда мусорам стало известно, кто я такой?! Еще один вопрос, над которым необходимо было поломать свою больную голову! А сейчас главное – держать свою линию, несмотря ни на что. Я Николай Григорьев. И никакой ни Константин Разин. Да, вот так! Теперь главное – не забывать об этом.

Через некоторое время в окошко в двери – кормушку – пропихнули миску со жратвой, кусок хлеба и кружку с водой. Что это – завтрак, обед, ужин?

Спрашивать не рискнул – все равно ничего, кроме мата, не услышу в ответ. Давненько я не питался за казенный счет. О деликатесах и коллекционных винах придется на время забыть. Интересно только, на сколь долгое время? Аппетита не было, но силы нужно поддерживать, поэтому я проглотил скудный паек, заел хлебом и запил водой. На вкус – вода как вода. Вряд ли меня станут снова накачивать дурью! Хотя… Выбора у меня в любом случае не было! Сейчас я полностью в их руках, и это самое страшное!

Не успел я закончить свою безрадостную трапезу, как услышал, что дверь отпирают. Вошедший старшина окинул меня безразличным взором:

– Разин, на выход! Лицом в стену!

Я замер. Разин, Разин… Давно я не слышал собственного имени! Тем более – в таком контексте!

– Оглох, что ли?! – вежливо поинтересовался старшина.

– Если вы ко мне обращаетесь, то я не Разин! – заявил я. – Меня зовут Николай Григорьев!..

– На выход! – Рука старшины легла на дубинку.

Да, я, кажется, забыл, куда попал! Тут тебе, Знахарь, не детский сад! Решил не давать лишнего повода себя огреть – как они это любят, скоты, – по почкам. Вышел и встал, как требовалось. На запястьях защелкнулись наручники. Ну, куда ты меня потащишь, ублюдок? На допрос, конечно.

Как я и ожидал, наш недолгий путь пролегал в сторону помещения охраны. Рядом с ней находилась небольшая комнатка для допросов – скворечник, а не комната. Здесь когда-то меня пытал – не физически (этим занимались другие), а исключительно морально – следователь районной прокуратуры Владимир Владимирович Муха. Один из свиты другого урода – Аркадия Андреевича Хопина, который, проворачивая свои темные делишки, попытался по ходу дела отправить меня в бессрочный отпуск в зону. Просто потому, что я показался ему подходящим козлом отпущения. И еще потому, что мой единокровный (по отцу) братик Леонид оказался продажной скотиной, а жена Ангелина… Только все они заплатили за это сполна. Так что никаких эмоций у меня эти личности не вызвали. Что толку злиться на покойников!

За кирпичной стеной справа бубнили голоса и время от времени раздавались взрывы хохота. Видимо, охрана травила анекдоты. Все как тогда. Все как всегда. В тюрьме вообще мало что меняется. Время здесь бежит по-другому, нежели на воле.

– Лицом к стене! – Вот дверь открылась, и старшина доложил кому-то внутри кабинета: – Подследственный Разин доставлен.

– Спасибо, прапорщик, – ответил негромкий голос, который пока ни с кем у меня не ассоциировался. – Введите подследственного.

– Разин, – рявкнул старшина. – Входи!

И я вошел. И тут же замер на месте, словно наткнувшись на свежий труп. В некотором смысле так оно и было. Именно на такую реакцию, видимо, и рассчитывали устроители этого представления. И теперь с удовольствием вкушали плоды своих усилий.

Конура, как мне показалось, мало изменилась за прошедшие годы. Тот же обшарпанный стол, те же серые стены без единого окна. По ту сторону стола возвышался тучный мужчина в мятом пиджаке холостяцкого вида, будто намертво приросшем к своему хозяину. На мгновение мне показалось, что я все еще сплю. Или, может, меня опять опоили какой-нибудь дрянью, которая сводит с ума. Следователь, (а кто еще мог сидеть в этой комнате?!) больно уж походил на моего старого знакомого Муху, только вот тот уже давно мертв и отправился на тот свет, кстати, не от моей руки, но по моей воле! Или у Мухи был брат-близнец?! И тоже следователь, хе-хе?! Это уже совсем маловероятно – прямо сюжет для дешевой мыльной оперы!

Мужчина за столом продолжал водить дешевой шариковой ручкой по рыжеватой бумаге, сосредоточенно при этом посапывая. Мне была видна его лысеющая макушка с редкими пегими волосенками и белыми коростами перхоти. Наконец он закончил, демонстративно вздохнул, поставил точку в своей писанине и медленно поднял голову.

Да, чтоб меня, это был именно он! Победоносно ухмыляясь, на меня таращилась красная угреватая рожа Владимира Владимировича Мухи. Природа не могла позволить существовать на свете сразу двум подобным выродкам! Муха откровенно наслаждался произведенным эффектом. Смаковал момент!

Ах, Светка-Конфетка. Какое шикарное аутодафе было тобой организовано для гражданина следователя! Выходит, напрасно ты погибла, Светка, – Муха жив, хотя и не очень здоров, судя по внешнему виду…

А в темном уголке, стало быть, поблескивал стеклами большущих очков маленький костлявый адвокатишка. Тот самый, Живицкий Борис Наумович, что в свое время перерезал себе вены под моим чутким руководством. Но вот он сидит и по-прежнему прижимает к себе худенькими ручонками толстый портфель желтой кожи, будто старается спрятаться за него. Нет, этого не может быть, граждане. Я почувствовал, как меня прошиб холодный пот. Ночной кошмар воплотился в реальность – два трупа встретили меня и сейчас вонзят свои желтые зубы в мою плоть. Может, я все еще сплю или брежу! Я замотал головой, пытаясь прогнать с глаз морок, но ничего не вышло, а по лицу Мухи было видно, что он понимает, в каком я сейчас пребываю смятении, и ему это смятение очень по сердцу!

– Объект нейтрализован! – Выражайся точнее, будь ласка! – Все в порядке – Знахарь у нас. В полном отрубе. Часов пять еще будет дрыхнуть… – Проблемы были? – Никаких! Чисто сработано. – А что с охранниками? – Они получили… то, что заслужили!

Стоп, секундочку! Не сплю я и не страдаю от галлюцинаций. Вижу то, что передо мной. И что это значит?! Муха, выходит, – жив! Очень хорошо! То есть, плохо, конечно, но это не повод сходить с ума! А вот что касается Живицкого, то на счет него у меня вообще были большие сомнения. Мне бы разглядеть его поближе, мерзавца. Но нет – правильно сел, гад. И оделся правильно, кроме очков ни фига и не видно. Две детали, очки и кудри, – и в полумраке чем тебе не доктор Живицкий! Умеют, суки, глаза отводить, ничего не скажешь. Ну, мы-то тоже не лыком шиты, кое-что в этой жизни видели. Как в песне поется, «он долго жил, он много знает»!

Так, и что с вами теперь делать, граждане?! Согласно старой русской традиции (а о традициях у нас сейчас любят много рассуждать), ожившему покойнику вбивали в грудь осиновый кол. Подрезали пятки и набивали рану щетиной. Чтобы не шастал по ночам и не мешал спать честным людям. К несчастью, я был лишен возможности применить к обоим упырям столь радикальные меры. Оставалось ждать, что они скажут, мои покойнички. Но уже чувствовал я, что кровушки моей они попьют немало.

«Погодите – сам налью! Знаю, знаю – вкусная! Пейте кровушку мою, кровососы гнусные…» Тоже – Высоцкий и тоже хорошая песня!

А покойнички сидят себе живы-живехоньки! И оба настолько полны жизни, что напоминают собачек из рекламы собачьего корма. Явно не такие холеные, как рекламные «кабыздохи», но оба по-своему жизнерадостные.

«Ладно, – решил я для себя. – Не будем нервничать. Я еще не в аду, а значит, с этими сукиными детьми еще сумею разобраться. Потом, когда я выберусь отсюда. А я обязательно выберусь. Сейчас же следует расслабиться и получать удовольствие. Пока еще совсем не было понятно, с какой целью разыгрывается весь этот спектакль. И в какую сторону подует ветер в следующую секунду. Пока разумнее только наблюдать. И не терять бдительности – это главное».

– Присаживайтесь!

Услышав этот голос вблизи – четко и ясно, – я отбросил последние сомнения – передо мной был именно Владимир Владимирович Муха, а не какой-то ряженый клоун. Я не заставил себя долго упрашивать и молча сел.

Следак, по своему гадостному обыкновению, тут же уставился на меня немигающим взором. Наверно, это должно было напоминать змеиный взгляд – завораживающий и лишающий жертву воли к сопротивлению. Но не получалось. Семь лет назад получалось, а теперь нет. Впечатление портили выпученные глаза. Раньше у Мухи с ними все вроде было в порядке. И вообще – выглядел он в первую нашу встречу не в пример лучше, чем сейчас.

Присмотревшись к старому знакомому повнимательней, я со вполне понятным удовлетворением отметил, что прошедшие годы и не слишком здоровый образ жизни оставили на его гнусной физиономии многочисленные следы. Но не эти неизбежные признаки износа организма доставили мне настоящую радость. А характерные симптомы серьезного заболевания: глаза навыкате и второй подбородок, похожий на слегка подсдувшийся воздушный шарик. Зоб, или базедова болезнь. Причем запущенная. Недолго ему осталось небо коптить, от силы полгода. Если раньше никто не поможет. Хотя вряд ли, если до сих пор никто не помог. А ведь как старались! Наверняка не одна только Светка-Конфетка. А вот поди ж ты! Сидит себе, глаза таращит. Прицеливается – куда бы вцепиться!

– С вами, Разин, мы уже знакомы, – бесцветно начал он, – но, на всякий случай, представлюсь ещё раз. Следователь прокуратуры Муха…

– Какой прокуратуры? Простите, что перебил, – прервал я его в расчете на то, что следак выйдет из себя и в запале скажет больше, чем планировал.

Рассчитал верно: лицо следователя вмиг покрылось потом и красными пятнами. Он хватал ртом воздух, и видно было, какая титаническая борьба происходит в его плешивой башке. С одной стороны, ему хотелось завизжать и покрыть подходящими к месту матюгами этого наглого зэка! С другой стороны, этот наглый зэк предусмотрительно извинился. И просто вот так вот взять и не к месту заорать – значит открыто признать свою слабость. К тому же он должен был играть свою роль, роль, написанную кем-то другим. И судя по всему, в его сценарии воплей в данном месте не значилось. А подследственный, наверное, в этом самом месте должен был пребывать в состоянии глубокой подавленности и быть абсолютно неспособным на какие-либо комментарии.

Бедный Муха чуть было не взорвался от перегрузки. Актер из него был средненький. Затем все-таки взял себя в руки и почти так же спокойно, как раньше, ответил с нажимом на первое слово:

– Городской прокуратуры.

Вот! Этого, собственно, я от него и ждал. Купился, ублюдок. Повысили гада. Надо же! Сильно, видимо, выслужился, сучий потрох!

– Очень приятно! – ответил я с саркастической усмешкой. – Только я не совсем понял, почему вы называете меня Разиным. Моя фамилия Григорьев. Николай Григорьев! Я известный бизнесмен…

Не прошло.

– Ну-ну, – этот паразит прищурил выпученный глаз, – не набирайте обороты, гражданин Разин. Следствие разберётся, какой вы бизнесмен. Насколько нам известно – вы работаете врачом скорой помощи!

– Вы меня ни с кем не путаете, гражданин следователь?

– Нет! – категорически отрезал Муха. – Ни с кем мы вас, Разин, не путаем.

И, не дожидаясь новых возражений, сообщил мне о том, что присутствующий здесь очкастый человечек – не кто иной, как Живицкий Борис Наумович. Защитничек мой, предоставленный согласно 49-ой статье. И если по каким-либо причинам Живицкий Борис Наумович как адвокат меня не устраивает, то я (то есть гражданин Разин) имею право нанять другого защитника.

Странно! Представляет мне его так, будто я его впервые вижу и не знаю отлично, что это за гусь. Ладно, в первый раз так в первый раз. Поиграем пока по вашим правилам.

– Нет, что вы, гражданин следователь, – сказал я, не выказывая ожидаемого собеседниками удивления. – Меня вполне устраивает то, что мне предоставило следствие.

Адвокат нервно заёрзал в своём тёмном уголке, возмущённо поблёскивая стёклами очков. Но вслух ничего не сказал. Муха тоже ничего не сказал. Хотя на миг замолк и сделал стойку, видимо, размышляя, как отреагировать на этот выпад подследственного. И стоит ли реагировать вообще. Потом, видимо, решил не отвлекаться и, продолжая заведённый ритуал допроса, привычно забубнил о моих правах.

Слушать тут было особо нечего, никаких неожиданностей в этой части мухинского обязательного выступления не предвиделось.

– Ещё вопросы есть? – спросил он.

– Есть, конечно! Хотелось бы узнать, если вы, конечно, не против: на каком основании меня задержали?

Муха утомлённо вздохнул. Потом, покряхтывая, поднял с пола пухлый портфель и водрузил себе на колени. Щёлкнув замком, следователь извлёк из портфеля лист бумаги и подвинул ко мне:

– Вот, ознакомьтесь, – и подчеркнул еще раз: – гражданин Разин!

Документ, который он мне передал, я уже когда-то читал. Может быть, не именно этот, но точно такой же. Только очень давно, много лет назад. В прошлой жизни… В которую кто-то, пока неведомый, кажется, силой пытается меня запихнуть. Этакая машина времени с педальным приводом. – Больше вопросов по этому поводу нет? – спросил Муха и, дождавшись, когда я отрицательно помотаю головой, сообщил мне о том, что присутствующий здесь очкастый человечек не кто иной, как Живицкий Борис Наумович. Защитничек мой, то есть – Разина Константина. Предоставленный согласно 49-ой статье адвокат. И если по каким-либо причинам Живицкий Борис Наумович как адвокат меня не устраивает, то я (то есть гражданин Разин) имею право нанять другого защитника.

– Жалобы, замечания по содержанию есть? – в заключение, против ожидания – очень мирно, спросил Муха.

– Есть, – ответил я, и следак поднял брови в знак бесконечного удивления. – И жалобы, и замечания. Но в первую очередь – вопросы. Вы ведь разрешите мне задать несколько вопросов, чтобы я мог прояснить ситуацию хотя бы для себя?

– Я слушаю вас, – снизошел он после некоторого раздумья.

 ПОСТАНОВЛЕНИЕ

 О ПРИВЛЕЧЕНИИ

 В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО

Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга юрист 2 класса Муха Владимир Владимирович, рассмотрев материалы уголовного дела? 23678, возбужденного 16 августа 1996 г. по факту обнаружения трупа Смирницкой Эльвиры Феликсовны, установил:

Разин Константин Александрович, прож. по адресу: г. Санкт-Петербург, ул. Будапештская, д. 43, кв. 376, рожд. 14 июня 1966 г. совершил убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку из корыстных побуждений, а именно:

15 августа1966 г. в период с 3-00 по 4-30 по адресу: г. Санкт-Петербург, п. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 26, кухонным ножом нанес один удар в жизненно важный участок груди и причинил телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшей, после чего завладел имуществом потерпевшей, а именно: часы женские из желтого металла марки «Лонжин» с браслетом, серьги парные из желтого металла в виде сердечек, перстень из желтого металла с камнем красного цвета, перстень из желтого металла с камнем синего цвета, после чего с места преступления скрылся и похищенным имуществом распорядился, сокрыв (закопав) на своем участке по адресу: г. Санкт-Петербург, пос. Лисий Нос, ул. Репинская, д. 28.

Своими действиями Разин К.А. совершил преступление, предусмотренное ст. 102 п. «а» УК РСФСР.

На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 143, 144 и 148 УПК РСФСР,

постановил:

Привлечь Разина Константина Александровича в качестве обвиняемого по настоящему делу, предъявив ему обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 102 п. «а» УК РСФСР, о чем ему объявить.

Копию постановления направить…

Следователь Городской прокуратуры г. Санкт-Петербурга Муха В.В.

Настоящее постановление доведено до моего сведения путем личного прочтения «»_

20__г.

Одновременно мне разъяснены права обвиняемого…

Ах. Как здесь все запущено! Я-то по наивности думал, что морально готов уже ко всему! Куда меня только лихая судьба не забрасывала, в какие передряги не бросала. Но такого со мной еще правда не случалось. Ни с кем, я думаю, не случалось, за всю долгую историю человечества! Мало того, что меня допрашивают два покойника, так еще и дело шьют – семилетней давности! То самое, Константина Разина, собственное дело. По которому я уже был осужден, так и не признав вины, за которое Ижменскую зону столько лет топтал… Не соскочил бы – и теперь бы топтал.

Вот только дело это, по сути, теперь не мое! Я давно уже не Константин Разин. У меня не то что ФИО в паспорте другие, у меня давно уже другое лицо – спасибо Александру Соломоновичу – хирургу с золотыми руками! И даже отпечатки пальцев им не помогут – те, что когда-то сняли при первой ходке в девяносто шестом. Год назад в Майами я свел узоры на пальцах с помощью лазерной эпиляции – что обошлось куда дешевле, чем трансплантация глазного яблока. Словом, нет у вас, граждане, никаких доказательств!

А привлечь меня, Николая Григорьева, можно, но только за иные дела, которых, кстати, без счета. Так что, возжелай следователь Муха и его компания зомби расправиться с Николаем Григорьевым – поводов для обвинений нашлось бы предостаточно. Насчет свидетелей не знаю – старался не оставлять. Но отечественное правосудие в этом плане весьма изобретательно, так что проблем, думаю, не было бы. Однако эти покойнички легких путей явно не ищут. Вместо этого они, как одержимые, доказывают мне, что я – Константин Разин. И шьют дело, за которое я уже сидел… Кому это нужно, интересно?!

– Прочитали? – прервал эти размышления Муха, и без того видя, что я закончил чтение. – Тогда внизу листа распишитесь, что ознакомлены.

– Ознакомлен в качестве кого?

– Там написано, в качестве кого. В качестве обвиняемого.

– То есть в качестве Разина, как его?.. – я заглянул в листок, будто уточняя неизвестные имя и отчество. – Константина Александровича?

– Именно так, – ответил следователь елейным голосом, – в качестве Разина Константина Александровича… – и после короткой паузы рявкнул во весь голос. – В качестве вас!

– Нет, – спокойно ответил я, – не меня! Я – Николай Григорьев, а никакой не Разин, не Пугачев и не Робин Гуд. Я занимаюсь бизнесом, а не медициной. Международные консалтинговые услуги. Врачом никогда не работал, даже в детстве не мечтал. В медицине ничего не смыслю. И подписывать ничего не стану. Более того, хочу заявить, что в аэропорту, откуда меня, судя по всему, привезли сюда, при мне были все документы: паспорта, внутренний и заграничный, водительские права: наши, американские и израильские, кредитные карты, клубные удостоверения… По-моему, вполне достаточно, чтобы установить мою личность и прекратить это скверное недоразумение.

Муха и Живицкий молча переглянулись. Дескать: «ну вот, мы же друг другу говорили». Затем, оба повернулись ко мне, и следователь сказал утомленным голосом:

– Гражданин Разин! Решили сумасшествие инсценировать? Не рекомендую. Вы, конечно, врач, необходимые базовые знания у вас наверняка есть. Да и в психиатрических больницах наверняка бывали, видели тамошний контингент не раз. Знаете, как они себя ведут, ненормальные. Для дилетантов вроде нас с Борисом Наумовичем ваш спектакль, скорее всего, будет вполне убедителен. Но в психушке на Арсенальной, куда вас доставят, если вы будете продолжать упорствовать в своем псевдобезумном поведении, вы попадете в добрые и опытные руки ваших коллег, Константин Александрович. И не мне вам рассказывать, какими средневековыми средствами там пользуются для лечения. Не потому что патологические садисты, нет. От нищеты все, от безденежья. Сами знаете. Так что еще очень большой вопрос, стоит ли вам так упорствовать, чтобы оказаться в лапах средневековой инквизиции. Войдете-то вы туда, считая себя хитрым и изворотливым человеком, надувшим глупых мусоров. А вот кем вам оттуда доведется выйти, я даже не возьмусь предсказать!

– Вы меня, гражданин следователь, никак запугивать вздумали? – с холодным удивлением спросил я. – А вы, гражданин защитник, что молчите? Или это не в вашем присутствии происходит? Или вы не понимаете, о чем речь?

– Э-э-э, – обеспокоенно заблеял из своего угла псевдоадвокатишка. – Константин Александрович, лично я пока не усматриваю в ходе допроса никаких нарушений со стороны следствия.

– Ну естественно… – съехидничал я, не удержавшись.

Даже настоящий Живицкий на его месте ничего бы противозаконного в действиях Мухи не усмотрел. Чего же в таком случае ждать от изображающего Живицкого актера! Впрочем, роль свою он заучил неплохо.

– …Э-э-э, – заблеял он снова, и очень, надо отметить, натурально – вылитый Борис Наумович. – И вам бы я посоветовал, гражданин Разин, вести себя посдержаннее. В рамках приличий, так сказать.

– Не отягощать свою участь немотивированным хамством? – неожиданно даже для себя сказал я, повторив фразу, произнесенную призрачным адвокатом в моем недавнем видении!

– Ну, – заерзал Живицкий, – я бы, пожалуй, не стал формулировать это таким образом, но в общем вы правильно поняли смысл моего к вам обращения.

Надо же, какой высокий слог!

– Я смотрю, вы, уважаемые представители власти, решили в одну дудку дуть. Или, переводя на общедоступный язык, апеллировать к защите бесполезно, потому что она придерживается политики поддержки генеральной линии следствия.

И это наводит меня на мысль, что правды я здесь не найду. «Оставь надежду всяк, сюда входящий». Не то место, не те люди.

Против ожидания, ответил не Муха. Тот продолжал сидеть неподвижно, исподлобья уставившись на меня. Ответил Живицкий. Совершенно спокойным и неожиданно твердым голосом:

– Очень хорошо. Рад, что вы правильно поняли суть вопроса. Надеюсь, это поможет вам избрать правильную линию поведения. То есть – направленную на сотрудничество со следствием. Соответственно я, со своей стороны, как адвокат, гарантирую, что суд учтет проявленную вами добрую волю.

– И? – с максимально возможной иронией спросил я.

– Соответственно. Это будет учтено при вынесении приговора.

– То есть вы мне, как адвокат, заранее гарантируете, что приговор будет?!

– Соответственно, – поставил точку Живицкий.

Вот ответил так ответил! Молодец! Я перевел взгляд на Муху. Красная физиономия следователя выражала высшую степень довольства. Ни дать ни взять – кот, нажравшийся хозяйской сметаны от пуза. Раньше, во всяком случае, мне его таким видеть не приходилось. Я вздохнул.

– Ну, раз вы гарантируете, Борис Наумович, что меня непременно осудят – значит, так тому и быть. Не мне с вами спорить, вы же специалист своего дела, – я особо подчеркнул слово «специалист». – Но тогда скажите мне, дорогие мои защитники закона, я еще раз вас об этом спрашиваю – на каком основании меня задержали?

– Арестовали, – тихо, но отчетливо поправил разговорившийся адвокат.

Ух ты! Кажется, ко всему был готов, но нет – сюрприз за сюрпризом. Я не задержан, а уже арестован. Оперативно – как они говорят. Ишь, как кому-то приспичило меня прессануть!

– Я смотрю, у вас быстрее дело делается, чем сказка сказывается, – продолжил я. – Что, должен заметить, обычно нашим органам не свойственно! Так на каком все-таки основании меня арестовали, как вы говорите?!

– Вы же только что читали «Постановление» о привлечении вас к уголовной от… – начал было Живицкий, но я не дал ему договорить.

– Не меня! А некого Разина, не помню как его звать. А я Николай Григорьев и все мои документы должны быть у вас.

– Они и есть у нас, – вернулся в разговор Муха.

Он опять полез под стол и принялся доставать что-то из портфеля, шурша бумагами и, время от времени, вполголоса матерясь.

– Вот! – разогнулся он и отдышался. – Это ваш паспорт, господин Разин.

– Ну, вот и хорошо, – отозвался я, – что нашелся наконец-таки мой паспорт. Надеюсь, это положит конец этому затянувшемуся недоразумению. Назовем это так. Пока! Пока я не вышел на свободу. А когда я выйду отсюда, у меня будут к правоохранительным органам вопросы. Много серьезных вопросов.

– Ну, это когда-а еще выйдете, гражданин Разин. Да, Разин! Разин! – повысил Муха голос, не давая возразить. – И этот вот документ именно это и подтверждает. Можете сами убедиться!

Он пренебрежительно бросил мне красную книжицу. Не мой новенький российский паспорт, гражданина Российской Федерации с двуглавым орлом с коронами, что всегда меня удивляло – монархия у нас пока что не восстановлена. Нет, это была красная книжечка гражданина не существующего больше государства СССР. Читайте, завидуйте, я гражданин!..

Ну и что там у нас – сейчас взглянем. Как можно спокойнее – я взял паспорт и раскрыл его. Паспорт был на имя Разина Константина Александровича. Мой собственный, насколько я мог его узнать, старый паспорт. С разводами по низу страничек, которые остались как память о бурном романе с Ангелиной, тогда еще только будущей моей женой. Той самой, что впоследствии меня сюда и спровадила на пару с любимым братцем Леонидом. Сразу вспомнил, как мы, только что познакомившись с ней, сутки напролет шатались по летнему городу, забираясь в самые потаенные его закоулки. В одну из таких прогулок мы и попали под питерский ливень, рухнувший на город после нескольких дней изнуряющей жары. И в мгновение ока вымокли до нитки. Ангелина в мокрой футболке выглядела почти голой и очень-очень сексуальной. Вернувшись домой, мы сразу разложили мокрую одежду, документы и наличные на подоконнике и занялись любовью, под аккомпанемент удаляющейся грозы!..

Только вот фотография в этом старом паспорте теперь была новой. И на ней был я – именно такой, каким выглядел сейчас после всех пластических операций. Мастера, ничего не скажешь – сделано филигранно. Да и чего удивляться – сами же эти ксивы и выдают, чего ж не подделать. Уж если даже урки подделывают!

В голове опять неприятно загудело, как после удара или контузии. Ч-черт! Вот это уже сильно. Эта маленькая паленая ксива радикально меняла ситуацию! Ксивка-дурка! Зато теперь я мог уже реально представить себе масштабы предпринятого на меня наезда. Это был не просто мощный наезд – это был наезд беспрецедентный! И пока в голову не шел никто, способный организовать и – главное! – оплатить такую подставу.

– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Муха. – Ваш документик, как я понимаю? Вы и теперь будете продолжать отказываться от собственного имени или все-таки признаете очевидное? Бредить пора прекращать, господин Разин. Нужно вернуться на грешную землю – и не без ваших стараний, заметьте, грешную! И посмотреть правде в лицо.

– Упорствовать не имеет смысла, – отчетливо прибавил адвокат из своего угла.

– А будешь продолжать ваньку валять, Разин, так найдутся у нас и средства убеждения, – продолжил следак с неприкрытой угрозой в голосе.

В этот момент за стеной заржала дружно и во весь голос охрана. Видимо какой-то анекдот пришелся особенно в жилу! Вместо драматического эффекта, на который явно рассчитывал Муха, вышел пшик. Это его заметно задело, от злости он весь передернулся и неприязненно скривил губы.

Я вздохнул и, вернув на стол чертову ксиву, спросил:

– Так чего конкретно вы хотите от меня добиться?

– Чиста канкретна, – неуклюже пошутил следак. – А вы как думаете, гражданин Разин. Чего может добиваться следователь прокуратуры от подозреваемого в убийстве?! Признаешь себя Разиным, коим ты и являешься. Чистосердечно сознаешься в убийстве Смирницкой и предстаешь перед судом. Хорошо бы предварительно раскаявшись.

– И все?

– Нет, конечно! Затем наш суд, самый справедливый суд в мире, – снова пошутил он, – вынесет по этому делу приговор. Учтя все то, что уже озвучил Борис Наумыч. Соответственно. И вы отправитесь отбывать наказание согласно приговору суда.

– И вы думаете, я на все это соглашусь?

– Думаю, да, – серьезно ответил Муха и пояснил: – Деваться-то тебе некуда, Разин. А будешь упорствовать – только хуже себе сделаешь. Можешь мне поверить. Так как?

Так как? – подумал я со злостью и в рифму. – Так fuck! Для таких говнюков даже русские народные фиги крутить показалось зазорно. Слишком большая честь! Я молча поднял перед собою кулак с оттопыренным средним пальцем. Fuck you! Красноречивый жест, понятный во всех концах Земли, спасибо Голливуду. И показал его следователю Мухе: тебе, мусор, этот fuck. Чтоб не сомневался.

Потом поднял вторую руку и показал fuck Живицкому: тебе, актеришка дешевый! А когда решил, что с них достаточно, сказал спокойным, но железным голосом:

– Я Николай Григорьев, к убийству неизвестной мне гражданки Эльвиры Смирницкой никакого отношения не имею. Я лишь раз на своей памяти был проездом в Лисьем Носу – и убийствами там не занимался!

И тем подвел черту. Затем сложил руки на груди и отрешенно уставился в стену кабинета.

Живицкий мелко затряс кудряшками. Муха сглотнул и набрал воздуха в легкие. Я подумал, что он начнет сейчас визжать, брызгая слюной, однако ошибся. Заговорил он негромко, но с угрозой в дрожащем от ненависти голосе.

– Смотрю я, ты не понимаешь, Разин. Пантомимы все показываешь. Терпение наше испытываешь. А оно не безграничное. Границы этого терпения ты давно уже пересек, Разин. Игры поэтому с этого момента прекращаются. Кстати, по поводу твоей пантомимы. Очень своевременно напомнил. В тему, так сказать. Если ты продолжишь играть в несознанку и портить нам отчетность, познакомишься с главной темой своей пантомимы на собственном анусе. Специалисты по этому вопросу у нас здесь имеются. Точнее, имеют, – снова ухмыльнулся он, довольный игрой слов. – Скучают небось без свеженького. Тебя, Разин, ждут не дождутся. Или, может, все же – дождутся. Как там у классика: «Здравствуй, тело младое, незнакомое!»

Муха сделал паузу, видимо, давая мне время осмыслить только что услышанное. Затем продолжил более прозаическим тоном:

– Встретиться с этими замечательными парнями у тебя есть все шансы. В случае, я повторяю, если ты продолжишь глупо упираться. Выбор у тебя все-таки есть. Время, чтобы собраться с мыслями, мы тебе дадим. Немного – пару-тройку дней, не больше. А чтобы подстегнуть твой мыслительный процесс и придать ему нужное направление, в эти дни проведем очную ставку с очень ценным свидетелем. С твоей женой, Разин. Ангелина, в отличие от тебя, согласилась сотрудничать со следствием. Для начала – помочь установить твою подозрительную личность. Надеюсь, эта информация поможет тебе принять правильное решение и не доводить нас до применения крайних мер. А когда ты перестанешь наконец твердить, как попка: я Николай Григорьев, я Николай Григорьев, и признаешь, что ты Разин, Константин Александрович… Тогда это дохлое дело сдвинется с мертвой точки с минимальными потерями с твоей стороны. Твоей, Разин, стороны. Прочувствуй это.

«Очная ставка с Ангелиной!» – Я был в смятении и очень надеялся, что это не слишком заметно. Муха добился-таки своего.

– Увести! – гаркнул он куда-то за мою спину. Сразу щелкнул замок, скрипнули дверные петли. Грохоча коваными сапогами, вошел старшина и рявкнул:

– Встать!

Глава 2

БЛЕФ-КЛУБ ПО-ВОРОВСКИ

Обратной дороги до камеры я просто не заметил. Шел, глядя под ноги. По звуку звякающих об стену ключей за спиной привычно определял скорость движения и дистанцию с вертухаем. Останавливаясь перед дверями или решетками, еще не слыша команды, автоматически поворачивался лицом к стене. Эту нехитрую тюремную науку я познал в совершенстве – какие еще нужны доказательства того, что я здесь не в первый раз. Любой опытный зэк, недолго понаблюдав за мной, сразу бы это понял. Точно так же, как я могу отличить новичка от бывалого.

За несколько часов передо мной прошел настоящий парад призраков. Следователь Муха и доктор Живицкий. Беспредельщики. Много лет, вплоть до сегодняшнего утра, в моей личной канцелярии числившиеся на том свете. Да и жена Ангелина, с которой Муха обещал на днях устроить очную ставку, тоже по идее должна быть мертва! Все они давно должны были уйти в небытие.[1] По агентурным данным, как говорят разведчики в шпионских книжках. А этим данным я до сегодняшнего дня тоже склонен был доверять. Выходит, напрасно. Вот, например, братки когда-то меня клятвенно заверяли, что следак Муха стараниями Светки-Конфетки отправился на небеса, где никого больше не потревожит. А теперь мне, доверчивому, один труп с другим свидание устраивает. Если жив Муха, то Ангелина тем более может оказаться живой. Шансы у нее все-таки были. Люди и не в таких условиях выживают. Хватило бы воли!

«А вдоль дороги – мертвые с косами стоят! И тишина!» А может, это просто я уже умер? Там, в аэропорту, как и полагал вначале. И все это со мной уже после смерти происходит! Было так в каком-то фильме, и не в одном!

Ага! И это после смерти так болит и кружится голова. Нет, господа-товарищи, я пока еще на этом свете! И даже точно знаю, в какой именно его части. Но вот чего пока не могу представить даже приблизительно – кто же это затеял такую сложную игру и для чего? Что за безумец стоит за всей этой фантасмагорией?

А если не безумец? Тогда еще трудней.

Стоп! А если это с моей головой все-таки что-то не в порядке? И, на самом деле, я и есть врач-реаниматолог Константин Разин, только что брошенный в узилище злыми мусорами? А эти семь с лишним лет активной криминальной жизни просто привиделись мне после интенсивных побоев? Время – вещь иллюзорная! Столько раз побывав в наркозе, я знал это наверняка. Даже до последнего «заплыва» с галлюциногенами из аэропорта в «Кресты».

Но тут в поле моего зрения попали собственные ноги в изжеванных, но все равно чертовски элегантных брюках (Ermenegildo Zegna). Очень дорогих. И таких же дорогих туфлях. Без шнурков, на резинках, что в сложившихся обстоятельствах важно. На такие туфли тот старый Константин Разин, врач-реаниматолог, целый год бы пахал. Даже не один год, пожалуй.

Недоработали, господа режиссеры. «Не верю!» – как сказал бы Станиславский. Не знаете, кто такой Станиславский? Вот теперь верю… Мой, тезка, кстати, – Константин!

Главным сейчас было понять – для чего все это затеяно? С какой целью? Если бы меня хотели убить, я был бы уже мертв. Для такого простого дела не нужно было бы городить все это. Значит? Значит, им нужно что-то совсем другое. Что? В чем ключ? Ведь наверняка лежит где-нибудь на виду. «Хочешь спрятать вещь как следует, положи на самое видное место», – так, кажется, говорил Эдгар По. Писатель, который придумал детективы, наверняка знал, что говорил.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Автор подробно описывает различные формы нежелательного для владельцев поведения собак и причины так...
Автор рассказывает, как правильно воспитать щенка, избегая ошибок, которые приводят к дефектам в пов...
В книге приведены современные данные о способах и методах подготовки собаки, способной защитить свое...
Данная книга из серии «Зооклуб» посвящена пекинесу, уникальной породе, которая по своей сути являетс...
В книге рассмотрены наиболее типичные болезни собак. Приведены практические советы ветеринаров, кото...
Книга посвящена одному из самых любимых домашних животных – собаке. В издании рассказывается об особ...