Архив Шерлока Холмса. Сыскная полиция (сборник) Дойл Артур

— Хорошо, тогда посвятите следующие двадцать четыре часа изучению китайского фарфора.

Он ничего не объяснял, и я не стал задавать вопросов. Долгие годы дружбы с Холмсом научили меня тому, что он зря слов на ветер не бросает. Но, выйдя на Бейкер-стрит, я неожиданно задумался: а как мне выполнить столь странное задание? В конце концов я заглянул в Лондонскую библиотеку на Сент-Джеймс-сквер, нашел своего друга Ломакса, работавшего там помощником библиотекаря, и отправился домой с увесистым томом под мышкой.

Говорят, хороший следователь за время работы над делом набирается таких знаний, что может запросто допрашивать свидетеля-эксперта в той или иной области, но после окончания дела напрочь все забывает за неделю. Я, разумеется, не хочу сказать, что сделался крупным специалистом по керамике, но весь тот вечер и всю ночь с короткими перерывами на отдых, а потом и все утро как губка впитывал знания и запоминал имена и фамилии. Я изучил биографии и стиль великих мастеров и постиг тайну циклического обозначения годов, узнал характерные особенности фарфора времен Хунъу и проникся красотой стиля Юнлэ, перечитал письмена Тан Инь и осознал красоту ранних династий Сун и Юань. Напичканный всеми этими знаниями, вечером следующего дня я снова зашел к Холмсу. Он уже вставал с постели, хотя по тому, что писали о его здоровье, об этом никто бы не догадался. Мой друг сидел в своем любимом кресле, подпирая рукой забинтованную голову.

— Холмс! — воскликнул я. — Если верить газетам, вы умираете.

— Это именно то впечатление, — сказал он, — которое я хочу создать. Ближе к делу, Ватсон. Вы выполнили мое задание? — По крайней мере, попытался.

— Хорошо. Вы сможете поддержать разговор на эту тему? — Думаю, смогу.

— Тогда подайте мне вон ту коробочку с каминной полки.

Он снял крышку и вынул из коробки какой-то небольшой предмет, очень аккуратно завернутый в легкий восточный шелк. Когда он его развернул, я увидел изящное маленькое блюдце изумительно красивого темно-синего цвета.

— С этим предметом, Ватсон, обращаться нужно очень бережно. Это подлинный фарфор «яичная скорлупа» династии Мин. Даже через Кристис не проходило ничего подобного. Полный комплект стоит огромных денег… Более того, считается, что, скорее всего, во всем мире существует только один полный комплект и находится он в императорском дворце в Пекине. От одного вида этой штуки у любого настоящего знатока должно захватить дух.

— И что мне с этим делать?

Холмс вручил мне визитную карточку, на которой было написано: «Доктор Хилл Бартон. Хаф-мун-стрит, 369».

— Сегодня вечером вас будут звать так. Вы зайдете к барону Грюнеру. Я кое-что знаю о его привычках, так что к половине девятого он, вероятно, будет свободен. О вашем визите мы сообщим ему заранее. Вы скажете, что хотите предложить ему предмет из совершенно уникального сервиза династии Мин. При этом можете оставаться врачом, поскольку эту роль вам будет нетрудно сыграть. Вы — коллекционер, и этот комплект случайно попал к вам в руки. Вы слышали об увлечении барона и не против выгодно продать это блюдечко.

— Какова его цена?

— Уместный вопрос, Ватсон. Конечно же, вам гарантирован провал, если вы не будете знать истинной стоимости своего товара. Это блюдечко раздобыл для меня сэр Джеймс, и взято оно, насколько я понимаю, из коллекции его клиента. Я думаю, можно без преувеличения сказать, что другого такого в мире нет. — Я мог бы заметить, чтобы комплект оценивал эксперт.

— Превосходно, Ватсон! Сегодня вы просто в ударе. Предложите «Кристи» или «Сотби». Ваш такт не позволяет вам самому назначить цену.

— А если он не захочет принять меня?

— Захочет. У него ведь страсть к коллекционированию, причем в самой острой форме. Особенно его интересует эта тема, в которой он считается настоящим знатоком. Садитесь, Ватсон, я продиктую письмо, которое вы ему пошлете. Его ответ нам не нужен. Вы просто напишите, что собираетесь зайти к нему, и укажите, с какой целью.

Это был превосходный документ, краткий и вежливый, но составленный так, что просто не мог не разжечь любопытства у истинного знатока. Послали его с районным курьером, и в тот же вечер я, с бесценным блюдцем в руке и карточкой на имя доктора Хилла Бартона в кармане, отправился на задание.

Прекрасный дом с превосходным парком свидетельствовали о том, что барон Грюнер, как и говорил сэр Джеймс, очень богат. Эти владения были созданы южноамериканским золотым королем. Длинная извилистая подъездная дорожка, обсаженная с обеих сторон редкими кустами, выходила на большую квадратную покрытую гравием площадь, украшенную статуями. Это была постройка времен великого подъема. Вытянутое в стороны невысокое здание с башенками по углам, хоть и выглядело настоящим архитектурным кошмаром, впечатляло своими размерами и основательностью. Важный, как епископ, дворецкий впустил меня и передал лакею в плисовой ливрее, а тот провел меня к самому барону.

Он стоял перед огромным открытым шкафом между двумя окнами, в котором хранилась часть его китайской коллекции. Когда я вошел, он обернулся. В руках барон держал маленькую коричневую вазу.

— Прошу вас, присаживайтесь, доктор, — сказал он. — Я тут как раз просматривал собственные сокровища и думал, могу ли я позволить себе пополнить их. Возможно, эта небольшая вещица седьмого века династии Тан покажется вам любопытной. Ручаюсь, вы еще не видели изделие более тонкой работы! Полюбуйтесь на эту роскошную глазурь. Блюдце Мин, о котором вы писали, у вас с собой?

Я бережно распаковал его и передал ему. Он сел с ним за стол, придвинул лампу (на улице уже начинало темнеть) и принялся его изучать. Пока он был занят осмотром, на его лицо падал желтый свет, и я получил возможность рассмотреть его повнимательнее.

Это был действительно очень красивый мужчина. Одним из первых красавцев Европы он считался не зря. Роста среднего, но превосходно сложен, в его фигуре были и изящество, и сила. Смуглое лицо, почти восточного типа, с большими карими томными глазами, которые, несомненно, с легкостью могли растопить любое женское сердце. Волосы смоляного цвета, такие же черные усы, короткие и тонкие, тщательно напомаженные, торчали вверх. Черты лица симметричные и приятные. Из общей картины выделялся только рот, прямой, с плотно сжатыми губами. Именно таким представляешь себе рот безжалостного убийцы: жестокий, непреклонный и страшный, словно тонкий разрез на лице. Напрасно усы свои он направлял вверх, потому что рот этот был сигналом об опасности, который природа подавала его жертвам. Голос у него был приятный, манеры — идеальные. Что касается возраста, то я бы дал ему чуть больше тридцати, хотя, как потом выяснилось, на самом деле ему было сорок два.

— Изумительно… Просто изумительно! — наконец заключил он. — И вы говорите, что у вас есть еще шесть из этого комплекта? Меня удивляет, что я до сих пор не знал о существовании этих прекрасных вещиц. Насколько мне известно, в Англии есть только один подобный комплект, но он точно не продается. Позвольте спросить, откуда у вас это, доктор Хилл Бартон?

— Это имеет какое-то значение? — спросил я, изо всех сил стараясь придать своему голосу безразличную интонацию. — Как видите, предмет подлинный, а что касается денег, то меня вполне устроит та цена, которую назовет эксперт.

— Хм, — на миг его темные глаза подозрительно вспыхнули. — Очень странно. Имея дело с предметами такой ценности, обычно хочешь знать все о товаре. Это не подделка — видно сразу. Насчет этого у меня нет сомнений. Но если — я должен учитывать все возможные варианты — если впоследствии окажется, что вы не имели права этого продавать?..

— Я могу дать вам гарантию, что никаких претензий подобного рода не возникнет.

— Разумеется, в таком случае возникает вопрос, чего стоит ваша гарантия.

— На это вам ответят мои банкиры.

— Да, и все же ваше предложение кажется мне очень необычным.

— Решать вам, — безразлично сказал я. — Я обратился сначала к вам, поскольку считал вас настоящим знатоком и ценителем, но уверен, что найти других покупателей будет несложно.

— А кто вам сказал, что я знаток?

— Вы же написали книгу на эту тему.

— Вы ее читали?

— Нет.

— Надо же! Очень интересно! Вы — знаток и коллекционер, в вашей коллекции имеется очень ценный экземпляр, однако, дабы узнать, что на самом деле находится в ваших руках и какова истинная стоимость этой вещи, вы даже не удосужились заглянуть в книгу, в которой об этом говорится. Как вы это объясните?

— Я очень занятой человек. Я доктор и у меня есть практика.

— Это не ответ. Если у человека есть страсть, он найдет на нее время, чем бы другим ни занимался. В вашем письме вы назвали себя настоящим знатоком.

— Так и есть.

— Вы позволите задать вам несколько вопросов, чтобы проверить это? Должен вам сказать, доктор — если вы на самом деле доктор, — все это становится все более и более подозрительным. Вот ответьте на мой вопрос, что вам известно об императоре Сему и как он связан с Сесоином возле Нары? Господи, неужели этот вопрос вам кажется сложным? Расскажите что-нибудь о династии Северная Вэй и о ее месте в истории керамики.

С видом крайнего возмущения я вскочил с кресла.

— Это уж слишком! — вскричал я. — Я пришел оказать вам услугу, а не сдавать экзамен, словно школьник. Мои познания в этих вопросах могут уступать разве что только вашим, но я не собираюсь продолжать беседу в таком тоне.

Его это ничуть не смутило. Но добродушие исчезло из глаз. Неожиданно они засверкали. В чуть приоткрывшемся плотоядном рту блеснули зубы.

— В игры со мной решили поиграть? Вы — шпион. Агент Холмса. Хотели меня провести? Я слышал, этот парень умирает, так он, значит, теперь подсылает своих приспешников, чтобы следить за мной. Вы явились сюда без приглашения, и, клянусь Господом, выйти отсюда вам будет труднее, чем войти.

Он вскочил, и я немного отошел назад, готовясь отразить атаку, потому что от злости барон словно обезумел. Скорее всего, он с самого начала что-то заподозрил, и этот допрос подтвердил его опасения. Продолжать хитрить не имело никакого смысла. Он запустил руку в один из выдвижных ящиков и чем-то яростно загремел. Но тут внимание его, должно быть, привлек какой-то посторонний звук, потому что он замер и внимательно прислушался.

— Ага! — закричал он. — Ага! — и бросился в комнату за его спиной.

В два шага я подскочил к открытой двери, и увиденное мной навсегда врезалось мне в память. Окно, выходящее в сад, было распахнуто настежь. Рядом с ним, напоминая какого-то страшного призрака, с окровавленными бинтами на голове и хмурым бледным как мел лицом стоял Шерлок Холмс. В следующий миг он выпрыгнул в окно, и я услышал, как он с хрустом приземлился на лавровые кусты, растущие внизу. Взревев от гнева, хозяин дома в приступе бешенства прыгнул за ним к открытому окну.

И тут… На все ушло не больше секунды, но я ясно видел, что произошло. В листве за окном мелькнула рука, женская рука. В тот же миг барон испустил ужасный крик. До конца моих дней не забыть мне этот вопль. Он прижал обе руки к лицу, стал бегать по комнате и жутко биться головой о стены. Потом он упал на ковер, начал кататься, корчиться и кричать.

— Воды! — Голос его разносился по всему дому. — Ради Бога, воды!

Я схватил кувшин, стоявший у небольшого столика у стены, и бросился к нему на помощь. В тот же миг в комнату вбежали дворецкий и несколько слуг. Помню, что один из них упал без чувств, когда я, опустившись на колени рядом с раненым, повернул его ужасное лицо к свету лампы. Серная кислота уже начала свое разрушительное действие и стекала с его ушей и подбородка. Один глаз уже побелел и сверкал, второй был совершенно красный, словно горел огнем. Черты лица, которыми я восторгался лишь несколько минут назад, теперь напоминали прекрасный портрет, по которому художник провел мокрой грязной губкой. Они смазались и потеряли цвет, отчего лицо сделалось нечеловеческим, ужасным.

В нескольких словах я объяснил, как произошло нападение. Кто-то из слуг полез через окно, кто-то выбежал на лужайку перед домом, но уже почти совсем стемнело, к тому же начался дождь, и скоро они вернулись ни с чем. Раненый бесновался и бушевал, между воплями от боли он выкрикивал имя той, которая сделала такое с ним.

— Эта чертова кошка Китти Винтер! — надрывался он. — О дьяволица! Она за это заплатит! Заплатит! О Господи, я не вынесу этой боли!

Я протер его лицо маслом, наложил на выжженную плоть марлевый компресс и приказал принести шприц с морфием. От перенесенного шока у него из головы вылетели все подозрения в мой адрес, он цеплялся за мои руки, словно надеялся, что я был в силах заставить снова видеть эти остекленевшие глаза, напоминавшие теперь глаза мертвой рыбы. Я бы не выдержал и прослезился, глядя на изуродованное прекрасное лицо, если бы не вспомнил ту порочную жизнь, которая привела к столь жуткой перемене. Было отвратительно ощущать прикосновение его горящих рук, и я почувствовал значительное облегчение, когда мне на смену явился семейный врач барона в сопровождении специалиста по ожогам. Прибыл и полицейский инспектор, которому я вручил свою настоящую карточку. Было бы бесполезно и даже глупо скрывать свое имя, потому что в Скотленд-Ярде меня знали в лицо почти так же хорошо, как самого Холмса. Наконец я покинул этот дом боли и страха. Через час я уже был на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в своем любимом кресле и выглядел ужасно бледным и обессилевшим. И дело было не только в его ранах. Даже этого сильного человека со стальными нервами потрясли события того вечера. Он с ужасом выслушал мой рассказ о том, какие перемены произошли с бароном.

— Расплата за грехи, Ватсон… Расплата за грехи! — негромко произнес он. — Рано или поздно она всегда приходит. Бог свидетель, нагрешил он достаточно, — добавил Холмс, беря со стола коричневую книгу. — Вот книга, о которой говорила та женщина. Если она не сможет помешать браку, то и ничто другое не сможет. Но она помешает, Ватсон. Должна помешать, потому что ни одна уважающая себя женщина не смирится с этим.

— Это дневник его любовных похождений?

— Скорее, дневник его распутства. Хотя не имеет значения, как это называть. Как только женщина рассказала нам об этой записной книжке, я сразу понял, какое мощное оружие может попасть к нам в руки, если удастся заполучить ее. Тогда я не стал говорить об этом, потому что женщина могла ненароком проговориться и выдать мои планы. Однако я запомнил ее слова и стал думать, как можно использовать полученные от нее сведения. А потом это покушение на меня дало мне возможность сделать так, чтобы барон посчитал меня выбывшим из игры. Все это было к лучшему. Я бы выждал еще немного, но его поездка в Америку заставила меня поторопиться. Ясно, что он не оставил бы здесь такой компрометирующий документ. Поэтому нам пришлось действовать немедленно. Влезть к нему в дом ночью и выкрасть дневник было невозможно: он постоянно настороже. Однако оставался шанс сделать это вечером, если бы точно знать, что внимание его отвлечено. Тут на сцену вышли вы с вашим голубым блюдцем. Но мне нужно было наверняка знать, где хранится книга, потому что у меня имелось всего несколько коротких минут, так как мое время напрямую зависело от ваших познаний в китайском фарфоре. Поэтому в последний миг я и позвал с собой девушку. Как я мог догадаться, что находится в том небольшом пакете, бережно упрятанном под ее плащом? Я-то считал, что она пришла помочь мне, а у нее оказались собственные планы.

— Он догадался, что это вы меня послали.

— Я этого и боялся. Впрочем, вы достаточно долго его отвлекали, чтобы я успел найти книгу, хотя и не достаточно долго, чтобы дать мне уйти незамеченным. А, сэр Джеймс, рад вас видеть!

Еще до моего возвращения Холмс успел вызвать нашего друга аристократа. Он с глубочайшим вниманием выслушал отчет сыщика о последних событиях.

— Вы просто творите чудеса! Я восхищен! — воскликнул сэр Джеймс, дослушав до конца. — Но, если эти раны действительно так страшны, как говорит доктор Ватсон, то можно считать, что брак не состоится, и нам даже не придется использовать эту ужасную книгу.

Но Холмс покачал головой.

— Женщины такого склада, как де Мервилль, ведут себя по-другому. Если она увидит в нем изувеченного мученика, она станет любить его еще больше. Нет, нет. Нам необходимо уничтожить его моральный облик, а не физический. Но эта книга заставит ее образумиться… Я не могу себе представить, что еще могло бы помочь нам. Здесь все написано его рукой. Она не сможет оставить такое без внимания.

Сэр Джеймс ушел вместе с книгой и драгоценным блюдцем. Поскольку мне тоже было пора, я вышел на улицу следом за ним. У подъезда его ждал роскошный брум. На ходу дав указания извозчику в шляпе с кокардой, он запрыгнул внутрь, и экипаж с грохотом умчался. Хоть наш знакомый и высунул край плаща, чтобы прикрыть герб на дверце, свет лампы, пробивавшийся из полукруглого окошка над нашей дверью, все же позволил мне разглядеть его. От удивления я ахнул. Потом развернулся и взбежал по лестнице обратно к комнате Холмса.

— Я узнал, кто наш клиент! — закричал я с порога. — Холмс, вы не поверите, это…

— Это надежный друг и настоящий джентльмен, — произ нес Холмс, жестом сдерживая мой пыл. — Давайте удовлетворимся этим навсегда.

Мне не известно, как использовали дневник барона Грюнера. Возможно, это сделал сэр Джеймс. Хотя более вероятно, что столь деликатная задача была доверена отцу юной леди. Во всяком случае результат полностью удовлетворил наши ожидания.

Через три дня в «Морнинг пост» появилась заметка с сообщением о том, что свадьба барона Аделберта Грюнера и мисс Виолетты де Мервилль не состоится. Та же газета опубликовала и протокол первого слушания по делу мисс Китти Винтер, обвиняемой в нанесении увечий посредством серной кислоты. Благодаря обстоятельствам, которые всплыли на суде, был вынесен самый мягкий приговор из предусмотренных законом за подобное преступление. Шерлоку Холмсу угрожало обвинение в квартирной краже со взломом, но, когда цель благородна, а клиент достаточно именит, даже суровый британский закон становится гуманным и гибким. На скамью подсудимых мой друг так и не попал.

Дело VII Приключение с побелевшим солдатом

Определенная ограниченность кругозора моего друга Ватсона в полной мере компенсируется его чрезвычайным упорством. Уже очень давно он не дает мне покоя просьбами написать собственный рассказ о каком-нибудь из своих дел. Возможно, я сам спровоцировал подобное преследование, поскольку не раз указывал ему на то, насколько поверхностны его сочинения, и обвинял в стремлении угодить вкусам публики вместо того, чтобы сосредоточиться на фактах и цифрах. «Попробуйте сами, Холмс!» — часто бросал он мне в ответ, и теперь я вынужден признать, что, взявшись за перо, начинаю понимать: любую историю следует излагать в такой форме, которая будет интересна читателю. Случай, который я хочу описать, несомненно вызовет интерес, поскольку в моей коллекции это одно из самых странных дел, хотя в коллекции Ватсона его описание почему-то отсутствует. Говоря о своем старом друге и биографе, я хочу воспользоваться этой возможностью, чтобы объяснить, почему я в своих различных маленьких приключениях, если и обременяю себя спутником, то делаю это не из сентиментальных побуждений и не по прихоти, а потому что Ватсон наделен некоторыми замечательными качествами, о которых он из-за своей скромности чаще всего умалчивает, уделяя слишком много внимания моей персоне. Спутник, который предвидит твои заключения и действия, всегда опасен, но тот, кому каждый новый поворот событий неизменно кажется неожиданным и для кого будущее является тайной за семью печатями, является просто идеальным помощником.

Отметка в моей записной книжке напоминает, что в январе 1903 года, вскоре после окончания англо-бурской войны, мне нанес визит мистер Джеймс М. Додд, высокий, энергичный, загорелый британец. Добрый Ватсон в то время покинул меня и жил с женой (это единственный его эгоистичный поступок за все время нашего знакомства, который я могу вспомнить), поэтому я был один.

Я имею привычку садиться спиной к окну и усаживать своих посетителей напротив, чтобы свет падал на них. Мистер Джеймс М. Додд, кажется, несколько растерялся и не знал, как начать разговор. Помогать ему я не стал, поскольку затянувшееся молчание давало мне возможность получше рассмотреть его. Считая полезным с самого начала удивить клиента своими возможностями (это внушает уважение), я сразу же выложил ему кое-какие из своих наблюдений.

— Вижу, сэр, вы недавно из Южной Африки?

— Да, сэр, — слегка удивился он.

— Служили в Имперских кавалерийских частях, надо по лагать?

— Совершенно верно.

— Мидлсекский корпус, несомненно.

— Да. Мистер Холмс, вы просто волшебник.

Видя изумленное выражение его лица, я улыбнулся.

— Когда в мою комнату входит джентльмен столь бравого вида с таким загаром на лице, какого наше английское солнце произвести не может, и носовой платок его находится не в кармане, а в рукаве, не так уж сложно определить, кто он. Ваша короткая бородка говорит о том, что вы не из регулярных частей. У вас выправка кавалериста. Что касается Мидлсекса, то на вашей же визитной карточке написано, что вы работаете клерком на Лондонской фондовой бирже. В какой же другой полк мог записаться такой человек?

— Похоже, от вас ничто не скроется.

— Вижу я не больше вашего, только приучил себя анализировать увиденное. Однако, мистер Додд, вы этим утром заглянули ко мне не для того, чтобы обсуждать искусство наблюдения. Что стряслось в Таксбери-олд-парк?

— Мистер Холмс!..

— Дорогой сэр, что вас так удивляет? На письме, которое вы мне предварительно прислали, был указан именно этот адрес, и, поскольку вы очень настаивали на срочной встрече, значит, случилось нечто неожиданное и важное.

— Да, в самом деле. Но то письмо было написано в полдень, и с тех пор произошло очень многое. Если бы полковник Эмсуорт не выставил меня… — Выставил вас?

— Ну, в общем, по-другому этого не назовешь. У полковника Эмсуорта очень непростой характер. В свое время он слыл самым отъявленным солдафоном во всей армии. К тому же тогда не было принято следить за речью. Я бы рядом с полковником и минуты не провел, если бы не Годфри.

Я закурил трубку и откинулся на спинку кресла.

— Может быть, вы все же объясните, что произошло?

Мой клиент лукаво улыбнулся.

— А я уж было решил, что вам ничего объяснять не надо, вы и сами обо всем догадываетесь, — сказал он и, посерьезнев, добавил: — Но я расскажу вам, что произошло, и всем сердцем надеюсь, что вы сможете все объяснить мне. Я всю ночь не спал, ломая себе голову над всем этим, и чем больше я думаю, тем более невероятным мне кажется случившееся.

Когда в январе 1901 года, ровно два года назад, я записался в армию, в тот же эскадрон попал и Годфри Эмсуорт. Он — единственный сын полковника Эмсуорта, в его жилах течет та же воинственная кровь, поэтому нет ничего удивительного, что он пошел добровольцем. В нашем полку не было парня лучше Годфри, и мы с ним подружились… Это была та особенная дружба, которая возникает между людьми, которые долго живут бок о бок и разделяют радости и печали друг друга. Он стал моим товарищем, а в армии это не пустой звук. Год мы воевали с ним плечо к плечу, прошли вместе огонь и воду. Потом во время операции под Даймонд-хилл у Претории он получил пулю из крупнокалиберной винтовки и был отправлен в госпиталь. Первое письмо я получил от него из Кейптауна, а второе — из Саутгемптона. С тех пор от него не было ни слова… Ни единого слова, мистер Холмс, за шесть месяцев, и это от лучшего друга!

Когда война закончилась и все мы вернулись домой, я написал его отцу и спросил его, где Годфри. Ответа не последовало. Какое-то время я подождал, потом написал снова. На этот раз я получил ответ, короткий и грубый. Годфри, мол, отправился в кругосветное путешествие и вряд ли вернется раньше, чем через год. И это все.

Я не поверил этому, мистер Холмс. Все это показалось мне уж слишком неправдоподобным. Он был славным малым и не забыл бы своего боевого товарища просто так. На него это совсем не похоже. Я знал, что он наследник большого состоя ния, к тому же в разговоре со мной как-то обмолвился, что с отцом своим не всегда ладит. Старик порой перегибал палку, а молодой Годфри был слишком вспыльчивым, чтобы терпеть это. Нет, мне все это очень не понравилось, поэтому я решил все же докопаться до истины и выяснить, что происходит. Но после двухлетнего отсутствия мне еще нужно было дома навести порядок в собственных делах, поэтому только на этой неделе я смог снова заняться Годфри. И теперь уж я не успокоюсь, пока не выясню, что случилось с моим другом.

Мистер Джеймс М. Додд был из тех людей, с кем лучше дружить, чем ссориться. Его голубые глаза сурово блеснули, квадратная челюсть чуть выступила вперед.

— Что же вы предприняли?

— Во-первых, я поехал к нему домой, в Таксбери-олд-парк, это рядом с Бедфордом, чтобы самому увидеть, что к чему. Я отправил письмо его матери… Его батюшки, старого ворчуна, с меня было довольно, я прямо так и написал, что Годфри — мой друг, у нас с ним много общего, я мог бы рассказать ей много чего интересного о нашей с ним жизни, я буду неподалеку, и если она не возражает, мог бы заехать, ну и так далее в том же духе. Ее ответ был вполне дружелюбным, она написала, что я мог бы заехать к ним и остаться на ночь. Поэтому в понедельник я отправился к ним.

В «Таксбери-олд-парк» очень трудно добираться, до ближайшего населенного пункта от него — пять миль. На станции экипажа не оказалось, поэтому мне пришлось идти туда пешком с чемоданом в руках, и когда я добрался до места, уже почти стемнело. Это был старый дом довольно внушительного размера, с большим парком. Мне показалось, что там были намешаны разные стили, наверняка дом достраивался и перестраивался много раз. Начался он с наполовину деревянного елизаветинского фундамента, а заканчивался викторианским портиком. Внутри обшитые панелями стены были все в гобеленах и старых выцветших картинах. Прямо настоящий дом теней и загадок. Был там дворецкий, Ральф, который выглядел почти таким же старым, как сам дом, и его жена, может быть, еще старше. Годфри вырос у нее на руках, он мне много о ней рассказывал, и больше, чем ее, он любил разве что свою мать. Так что, несмотря на невзрачную внешность, старуха мне сразу понравилась. Мать Годфри мне тоже понравилась — такая тихая белая мышка. Вообще, я не сошелся только с полковником.

Мы с ним в первую же минуту поругались, и я бы прямо тогда и ушел обратно на станцию, если бы не подумал, что именно этого он и хочет. Меня провели в его кабинет, там я полковника и увидел. Огромный сутулый мужчина с дубленой кожей и клочковатой седой бородой, он сидел за своим заваленным бумагами письменным столом. Его огромный нос в красных прожилках напоминал клюв стервятника. Из-под нависших кустистых бровей на меня глядела пара серых неприветливых глаз. Когда я его увидел, мне стало понятно, почему Годфри редко рассказывал о своем отце.

— Итак, сэр, — сказал он неприятным скрипучим голосом, — меня интересует истинная причина вашего визита. Я сказал, что все объяснил в письме его супруге.

— Да-да, вы написали, что познакомились с Годфри в Африке. Разумеется, об этом мы знаем только с ваших слов.

— У меня с собой его письма.

— Позвольте взглянуть.

Он вскользь просмотрел оба письма, которые я ему вручил, и небрежно швырнул их на стол.

— Хорошо, и что вам нужно? — спросил он.

— Мы были друзьями с вашим сыном, сэр. Мы много времени провели вместе, и нас связывает множество воспоминаний. Неужели вы находите странным, что меня обеспокоило его внезапное молчание и я захотел узнать, что с ним случилось?

— Мне кажется, сэр, я уже писал вам по этому поводу и в своем письме рассказал, что с ним случилось. Он отправился в кругосветное путешествие. После Африки здоровье его значительно ухудшилось, и мы с его матерью посчитали, что ему необходим полный отдых и смена обстановки. Если вас не затруднит, передайте это объяснение и другим его друзьям, которых этот вопрос может интересовать.

— Конечно, — ответил я. — Но, может быть, вы назовете судно, на котором он уплыл, и пароходную компанию, а также дату. Я не сомневаюсь, что смогу связаться с ним.

Эта просьба, похоже, и удивила, и разозлила хозяина. Его огромные брови опустились на глаза, он нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Наконец он снова посмотрел на меня, и взгляд у него был, как у шахматиста, который придумал, как отразить опасную атаку противника.

— Знаете, мистер Додд, — медленно произнес он, — многие сочли бы ваше упрямство несносным и решили бы, что подобная настойчивость граничит, черт возьми, с неуважением.

— Но она объясняется исключительно заботой о вашем сыне, сэр.

— Вот-вот. Именно поэтому я до сих пор и терплю ваше присутствие. Однако я вынужден просить вас прекратить дальнейшие поиски, потому что в каждой семье есть свои внутренние дела, которые не обязательно знать посторонним, какими бы благими ни были их побуждения. Моя жена будет рада выслушать ваш рассказ о прошлом Годфри, для чего вы, собственно, и были приглашены сюда, но я прошу вас больше не касаться настоящего и будущего. Эти поиски ни к чему не приведут, сэр, они только поставят нас в неудобное положение.

Как видите, мистер Холмс, я оказался в тупике. Мне ничего не оставалось, как только сделать вид, что я смирился с ситуацией, и пообещать себе, что не успокоюсь, пока не узнаю о судьбе моего товарища. Я проскучал весь вечер. Мы втроем поужинали в большой темной старой гостиной. За столом леди с интересом расспрашивала меня о своем сыне, но старый полковник сидел молча, с сердитым видом, казалось, поглощенный какими-то тягостными раздумьями. В конце концов я не выдержал и под благовидным предлогом удалился в свою комнату. Это было большое почти пустое помещение на первом этаже, такое же мрачное, как и остальной дом, но после года, проведенного в палатке посреди вельда, мистер Холмс, я был не слишком придирчив к обстановке. Я раскрыл шторы, закрывающие стеклянную дверь в сад, и выглянул на улицу. Помню, тогда еще удивился, до чего ярко светит луна, и подумал, что ночь выдалась на удивление тихой и спокойной. Потом я уселся с книжкой перед пылавшим камином у столика, на котором горела лампа, и попытался занять себя романом. Но вскоре чтение было прервано появлением Ральфа, старого дворецкого, который явился со свежей порцией угля для камина.

— Я подумал, вам может не хватить на ночь, сэр. На улице мороз, и в доме довольно прохладно.

В дверях он замешкался, и я, оглянувшись, увидел, что старик смотрит на меня, как будто хочет что-то сказать, но не решается.

— Извините меня, сэр, но я случайно услышал, что вы за ужином рассказывали о мастере Годфри. Знаете, сэр, моя жена нянчила его, когда он еще совсем маленьким был, так что я ему вроде как второй отец. Нам, конечно же, интересно узнать про него побольше. Так вы говорите, сэр, на войне он молодцом был?

— В нашем полку не было человека храбрее, чем он. Однажды он вытащил меня прямо из-под ружей буров. Если бы не он, меня бы здесь не было.

Старый дворецкий потер тощие руки.

— Да, сэр, такой уж мастер Годфри. Он всегда был смелым. В парке нет такого дерева, на которое он бы не залазил. Ничто не могло его остановить. Он был замечательным мальчиком, сэр… И он был замечательным мужчиной.

Я вскочил с кресла.

— Послушайте! — вскричал я. — Почему «был»? Вы говорите так, словно он умер. Что это за тайны? Что случилось с Годфри Эмсуортом?

Я схватил старика за плечо, но он отпрянул.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. Спросите хозяина о мастере Годфри. Он все знает. Я не имею права вмешиваться. Он хотел выйти, но я удержал его за руку.

— Послушайте, — сказал я. — Прежде чем уйти, вы ответите мне на один вопрос, или я не выпущу вас до утра. Годфри мертв?

Он не мог смотреть мне в глаза. Старик был словно загипнотизирован. Я чуть ли не силой заставил его говорить. И ответ его был неожиданным и ужасным.

— Лучше бы он умер! — воскликнул дворецкий и, вырвавшись, бросился вон из комнаты.

Вы понимаете, мистер Холмс, в каком смятении я снова опустился в кресло. Я мог придумать только одно объяснение словам старика. Мой несчастный друг совершил какое-то преступление или, по меньшей мере, ввязался в какую-то постыдную историю, которая затрагивала честь семьи. Его отец отослал сына подальше от всего мира, чтобы избежать скандала. Годфри всегда был беспечным парнем и легко поддавался влиянию со стороны. Сомнений не оставалось: он попал в дурную компанию, что и привело его к краху. Я подумал, что очень жаль, если это действительно так, и все же я должен разыскать его, хотя бы для того, чтобы попытаться чем-то помочь. Погруженный в эти мысли, я поднял глаза и увидел… Самого Годфри Эмсуорта!

Мой клиент замолчал, чтобы справиться с охватившими его чувствами.

— Прошу вас, продолжайте, — сказал я. — Ваше дело представляется мне весьма необычным.

— Он стоял за окном, прижав лицо к стеклу, мистер Холмс.

Я уже говорил, что до этого выглядывал в сад. Шторы я задернул не до конца, и теперь между ними была видна вся его фигура в полный рост, но мой взгляд приковало к себе его лицо. Оно было совершенно белым… Я еще никогда не видел, чтобы человек был таким бледным. Наверное, так выглядят призраки, но наши глаза встретились, и я понял, что на меня смотрит живой человек. Увидев, что я заметил его, он отпрыгнул от стеклянной двери и исчез в темноте.

В этом человеке было что-то жуткое, мистер Холмс. И дело не только в этом белом лице, которое маячило в темноте, как головка сыра. Что-то более тонкое… Что-то скрытное и в то же время виноватое было в его виде… Что-то совсем не похожее на того веселого и открытого парня, которого я знал.

Это видение наполнило меня ощущением ужаса.

Но пара лет военной службы и близкое общение с братцами-бурами научили меня сдерживать чувства и действовать молниеносно. Не успел еще Годфри скрыться в темноте, как я подскочил к двери. Правда, замок на ней оказался необычный, и я не сразу с ним справился. Но потом я выбежал на улицу и помчался в том направлении, куда, как мне показалось, мог устремиться Годфри.

Тропинка была длинная, к тому же очень плохо освещенная, но мне показалось, что я заметил какое-то движение впереди. Я прибавил шаг и окликнул его по имени, но он не отозвался. Добежав до конца тропинки, я увидел, что оттуда в разных направлениях отходят несколько дорожек, ведущих к разным садовым постройкам. Я остановился, не зная, куда идти дальше, и тут совершенно отчетливо услышал, как где-то невдалеке хлопнула дверь. Звук шел не сзади, не от дома, а откуда-то спереди, из темноты. Знаете, мистер Холмс, именно этот звук меня окончательно убедил, что все это мне не привиделось. Сомнений не осталось, Годфри убежал от меня и закрылся, хлопнув дверью, в каком-то из домиков.

Мне оставалось только вернуться обратно. Всю ночь я не спал, обдумывая это происшествие и пытаясь хоть как-то объяснить то, что произошло. На следующий день настроение полковника как будто немного улучшилось, и, когда его жена упомянула, что недалеко от их дома есть кое-какие достопримечательности, это дало мне повод спросить, не слишком ли я стесню их, если останусь еще на одну ночь. Старый полковник крайне неохотно, но все же согласился, и я получил еще один день на то, чтобы разобраться в ситуации. Я уже был совершенно уверен, что Годфри прячется где-то неподалеку, но где и почему, еще предстояло выяснить.

Дом был таким большим, в нем было столько разных комнат, что там мог бы спрятаться не то что один человек, а, наверное, целый полк. Если Годфри скрывался в нем, то разыскать его у меня практически не было шансов. Однако та хлопнувшая ночью дверь определенно находилась не в доме, значит, мне нужно исследовать сад. Это оказалось не сложно, поскольку старики занимались своими делами, и я был полностью предоставлен самому себе.

В саду стояло несколько сараев, но в самом дальнем его конце я обнаружил отдельно расположившийся домик, достаточно большой, чтобы служить резиденцией садовнику или привратнику. Может быть, оттуда донесся звук закрывающейся двери? С беззаботным видом я направился к нему, делая вид, что бесцельно прогуливаюсь по саду. Когда я приблизился, из него вышел невысокий и подвижный бородатый мужчина в черном пальто и котелке… Он был совсем не похож на садовника. К моему удивлению, он запер за собой дверь и спрятал ключ в карман. Потом этот тип посмотрел на меня, и я заметил, что он тоже слегка удивлен.

— Вы здесь гостите? — спросил он.

Я ответил, что да, и объяснил, что я — друг Годфри.

— Какая жалость, что он отправился в это путешествие, он был бы ужасно рад меня видеть, — добавил я.

— Да-да. Действительно, — произнес он. — Но ничего, приедете еще раз в более подходящее время.

С этими словами он направился своей дорогой, но я, обернувшись через какое-то время, заметил, что он стоит за кустами в дальнем конце сада и наблюдает за мной.

Проходя мимо домика, я хорошенько его осмотрел. На окнах висели плотные шторы, и, судя по всему, внутри никого не было. Если бы я проявил излишнее любопытство, я мог бы все испортить, меня могли даже попросить покинуть дом (я все еще чувствовал, что за мной следят), поэтому с безразличным видом развернулся и пошел обратно, решив прийти сюда ночью. Когда стемнело и в доме все стихло, я неслышно выскользнул через стеклянную дверь в своей комнате и, стараясь двигаться как можно тише, стал пробираться к загадочной сторожке.

Я уже говорил, что на окнах там висели плотные шторы, но теперь я обнаружил, что окна еще и закрыты ставнями. Однако из одного окна пробивался узкий лучик света, и я решил сосредоточить внимание на нем. Мне повезло, потому что на одной из ставен там оказалась трещина и неплотно задернутые шторы давали возможность рассмотреть комнату внутри. Все выглядело довольно уютно, на столе ярко горела лампа, в камине потрескивали дрова. Прямо напротив окна сидел тот невысокий человечек, которого я встретил утром. Он курил трубку и читал газету.

— Какую именно газету? — спросил я.

Моему клиенту, похоже, не понравилось, что я прерываю его рассказ.

— Что, это имеет какое-то значение? — спросил он.

— Весьма существенное.

— Я не обратил внимания.

— Может быть, вы заметили, была ли это большая газета с широкими страницами, или меньшего размера, больше похожая на еженедельное издание?

— Да, сейчас, когда вы об этом упомянули, я начинаю вспоминать, что она была небольшой. Может, «Спектейтор». Но мне тогда было не до таких мелочей, потому что в комнате находился еще один человек. Он сидел спиной к окну и лицом к камину в грустной позе, подперев голову рукой, и я мог бы поклясться, что это Годфри. Лица его мне видно не было, но я узнал знакомое очертание плеч. Я начал думать, что же делать дальше, и тут меня довольно сильно хлопнули по плечу. У меня за спиной стоял полковник Эмсуорт.

— Идите за мной, сэр, — твердо произнес он негромким голосом и, не промолвив больше ни слова, направился к дому. Я последовал за ним, и мы вместе вошли в мою комнату. По дороге он взял со стола в прихожей расписание поездов.

— Ближайший поезд в Лондон отходит в восемь тридцать утра, — сказал он. — Экипаж будет ждать вас у двери в восемь.

Его прямо-таки трясло от злости, я же оказался в таком двусмысленном положении, что сумел только пробормотать какие-то извинения, упомянув что-то о беспокойстве относительно судьбы своего друга.

— Я не собираюсь с вами ничего обсуждать, — резко оборвал он меня. — Вы позволили себе самым бесцеремонным образом вторгнуться в наши семейные дела. Вы находились здесь на правах гостя, а повели себя, как шпион. Теперь самое мое большое желание — никогда больше не видеть вашей физиономии. Больше мне нечего вам сказать, сэр.

Тут уж и я немного завелся, мистер Холмс.

— Я видел вашего сына и уверен, что по какой-то причине вы скрываете его от мира. Понятия не имею, зачем вам это понадобилось, но не сомневаюсь, что это делается против его воли. Предупреждаю вас, полковник Эмсуорт, до тех пор, пока я не буду знать точно, что ему ничто не угрожает и что с ним все в порядке, я не прекращу попыток докопаться до сути. И уж будьте уверены, вам не удастся запугать меня!

Лицо старика жутко исказилось, если честно, я подумал, что он сейчас на меня накинется с кулаками. Как я уже говорил, это был довольно высокий и крепкий мужчина, и, хоть я и сам не слабак, мне было бы трудно выстоять, дойди дело до драки, но он лишь какое-то время сверлил меня своими серыми глазами, потом резко развернулся и вышел из комнаты. Ну а я утром сел на указанный поезд с твердым намерением направиться прямиком к вам и просить вашего совета и помощи, о чем и написал заранее.

Вот с каким делом обратился ко мне Джеймс Додд. Проницательный читатель уже, конечно, понял, что эта тайна не представляет особой сложности, поскольку лишь несколько вариантов решения могут охватить все известные факты. И все же какой бы элементарной ни была эта задача, в ней имеются довольно необычные и неожиданные обстоятельства, которые и побудили меня взяться за ее описание. Следующим моим шагом стало сокращение количества возможных вариантов решения, для чего я воспользовался своим, уже знакомым читателю методом логического анализа.

— Расскажите о слугах, — попросил я. — Сколько всего слуг в доме?

— Насколько мне известно, из слуг в доме жили только старый дворецкий с женой. Вообще мне показалось, что Эмсуорты жили очень просто.

— Значит, в сторожке слуг тоже не было?

— Нет, если только тот бородач не исполнял роль прислуги.

Но для этого он держался уж слишком самоуверенно.

— Это много о чем говорит. А вы не заметили ничего, указывающего на то, что из одного дома в другой передавалась еда?

— Знаете, когда вы об этом спросили, я вспомнил, что видел как-то старого Ральфа с корзиной в руках на одной из тропинок в саду, и он направлялся в сторону сторожки. Хотя тогда я не подумал, что он мог нести еду.

— А вы ничего не пытались разузнать на месте?

— Пытался. Я разговаривал со станционным смотрителем и с хозяином постоялого двора в ближайшей деревне. Я спрашивал, не известно ли им что-нибудь о моем старом товарище Годфри Эмсуорте, и они оба с уверенностью ответили мне, что он отправился в кругосветное путешествие. По их словам, он уехал почти сразу же после того, как вернулся домой. Судя по всему, в округе никто в этом не сомневался.

— О своих подозрениях вы не обмолвились?

— Нет.

— Вы поступили очень разумно. Этим делом нужно заняться. Я еду с вами в Таксбери-олд-парк.

— Что, прямо сегодня?

В то время я как раз заканчивал работу по делу герцога Грейминстера, которое мой друг Ватсон уже описал под заголовком «Эбби-Грейдж». Кроме того, я имел срочное поручение от турецкого султана, которое нельзя было откладывать, поскольку это привело бы к очень тяжелым политическим последствиям, поэтому, если судить по записям в моем дневнике, только в начале следующей недели я смог отправиться в Бедфордшир вместе с мистером Джеймсом М. Доддом. По дороге к Юстону мы захватили с собой молчаливого сурового вида джентльмена, с которым я заранее договорился о встрече.

— Это мой старый друг, — сказал я Додду. — Может быть, его присутствие нам и не понадобится, а, может быть, наоборот окажется крайне необходимым. Давайте пока не будем обсуждать этот вопрос.

Рассказы Ватсона наверняка приучили читателя к тому, что я не имею привычки тратить слов попусту и не раскрываю свои мысли, пока работа над делом еще не закончена. Додд слегка удивился, но промолчал, и мы продолжили наше путешествие уже втроем. В поезде я задал Додду еще один вопрос, специально, чтобы его ответ услышал наш попутчик.

— Вы говорите, что хорошо рассмотрели лицо своего друга через стекло. Настолько хорошо, что смогли безошибочно узнать его, верно?

— Я совершенно уверен, что это был он. Он прижимался носом к стеклу, и свет лампы падал прямо на него.

— Это не мог быть кто-нибудь, похожий на него.

— Нет-нет, это точно он.

— Но вы говорите, что он изменился.

— Только цветом кожи. Лицо у него было… Как бы это сказать… Белое, как брюхо рыбы. Он побелел!

— Он был весь бледен?

— Думаю, что нет. Я лучше всего рассмотрел его лоб, потому что он им чуть ли не прижимался к стеклу.

— Вы не обратились к нему, может быть, назвали его имя?

— В ту секунду я был слишком удивлен и испуган. Потом я погнался за ним, как я уже рассказывал, но безрезультатно.

Можно сказать, что на этом дело было практически закончено, оставалось прояснить лишь одно небольшое обстоятельство. Когда после довольно долгой поездки мы прибыли в странный старый дом, который выглядел точно так, как его описал мой клиент, дверь нам открыл Ральф, старый дворецкий. Экипаж я взял на весь день, поэтому отправлять обратно его не надо было, и я попросил своего друга пока не выходить из него, если мы его не позовем. Ральф, невысокий сморщенный старик, был в обычном для представителя его профессии костюме (черный сюртук и крапчатые шерстяные брюки), в котором присутствовала лишь одна неожиданная деталь: коричневые кожаные перчатки на руках. Увидев нас, он их тут же сдернул и, когда мы вошли в дом, положил на столик в прихожей. Возможно, мой друг Ватсон упоминал о том, что у меня необыкновенно развиты все чувства восприятия. Я сразу же уловил легкий, но характерный запах, как мне показалось, исходивший от стола в прихожей. Я повернулся, положил на него свою шляпу, неосторожным движением сбил ее на пол и наклонился, чтобы поднять. Таким образом, мой нос оказался всего в футе от перчаток. Да, несомненно, этот странный запах, напоминающий запах смолы, исходил именно от них. Когда я вошел в гостиную, дело уже было закончено. К сожалению, мне приходится раскрывать карты, поскольку я сам рассказываю о себе! А ведь именно благодаря отсутствию этих связующих звеньев Ватсон имел возможность держать читателя в напряжении до самого конца.

Полковник Эмсуорт был не у себя, но, получив от Ральфа сообщение о нашем визите, довольно скоро явился. Из коридора донеслись торопливые тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в гостиную ворвался сам хозяин дома. Борода его была взъерошена, лицо перекосилось от злобы, старик был действительно страшен. В руках он держал наши визитные карточки. Увидев нас, он разорвал их на мелкие клочки и швырнул на пол.

— Разве я не говорил, что не желаю вас больше видеть? Что вы все крутитесь вокруг моего дома, как назойливая муха? Еще раз покажете здесь свой нос, и я буду считать себя вправе применить силу. Я вас пристрелю, сэр! Богом клянусь, я не шучу! А что касается вас, сэр, — тут он повернулся ко мне. — Вам я делаю то же самое предупреждение. Знаю я вас, ищеек. Займите-ка лучше свои знаменитые мозги чем-нибудь другим. Здесь вам нечего делать.

— Я не уйду до тех пор, — твердо сказал мой клиент, — пока не услышу от самого Годфри, что с ним все в порядке и что его никто не удерживает силой.

Наш негостеприимный хозяин позвонил в колокольчик.

— Ральф, — сказал он, — звоните в полицейский участок и попросите инспектора прислать двух констеблей. Скажите, что в дом вломились грабители.

— Минутку, — сказал я. — Мистер Додд, вы должны понимать, что полковник Эмсуорт прав и что мы не имеем права находиться в его доме без его согласия. Хотя, с другой стороны, он должен понимать, что ваши действия вызваны исключительно беспокойством о его сыне. Я надеюсь, что, если полковник Эмсуорт согласится уделить мне пять минут, я сумею убедить его переменить свой взгляд на эту ситуацию.

— Меня не так-то легко переубедить, — воскликнул старый солдат. — Ральф, сделайте то, что я велел вам. Какого дьявола вы ждете? Звоните в полицию!

— Этого не будет, — сказал я и прислонился спиной к двери. — Любое вмешательство полиции приведет к той катастрофе, которой вы так хотите избежать. — Я вырвал из записной книжки лист и написал на нем одно слово. — Это то, — сказал я, передавая его полковнику Эмсуорту, — что привело нас сюда.

Он посмотрел на запись, и с его лица исчезли все выражения, кроме одного — безмерного удивления.

— Как вы узнали? — тихо спросил он, бессильно опускаясь на стул.

— Моя работа в том и заключается, чтобы все знать.

Какое-то время он просидел в глубокой задумчивости, водя пальцами по торчащей бороде. Потом, очевидно, смирившись с неизбежным, махнул рукой.

— Что ж, если вы хотите увидеть Годфри, вы увидите его. Я не хотел этого, но вы не оставляете мне выбора. Ральф, передайте мистеру Годфри и мистеру Кенту, что через пять минут мы к ним зайдем.

Когда это время истекло, мы прошли по садовой дорожке к таинственному домику в глубине сада. У двери нас встречал невысокий бородатый человек, на лице которого было написано крайнее изумление.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Алексей Моторов – автор блестящих воспоминаний о работе в реанимации одной из столичных больниц. Его...
«Начало» шестая книга серии «Концепция», состоящей из 11 книг, которые, я надеюсь, будут интересны с...
Говорят, что от судьбы не уйдешь. И если предначертано тебе идти по определенному пути – не сможешь ...
Наш современник, военный хирург, инвалид, волей судьбы попадает в свое мальчишеское тело ровно на пя...
«Простая философия» десятая книга серии «Концепция», состоящей из 11 книг, которые, я надеюсь, будут...
Реми де Гурмон (1858–1915) принадлежит плеяде французских писателей-декадентов и почти не известен с...