Путь безнадежного Степной Аркадий
Голова гудела, из носа текла кровь. Удар в живот сбил дыхание. Зато, как ни странно, у Рустама стало намного меньше вопросов. Сработал инстинкт самосохранения. Когда тебя бьют, не нужно вопросов, нужно сделать так, чтобы тебя не били. А разобраться в ситуации можно и позже, в более спокойной обстановке.
– Понял, понял, – закивал Рустам, лежа по-прежнему на земле и на всякий случай закрывая голову руками.
Бац! Несмотря на руки, закрывающие голову, кулак Смарта ударил Рустама точно по уху.
– Господин! Не забывай добавлять «господин», когда разговариваешь со мной, ослиное отродье. Понял?!
– Понял, господин.
Унизительно, конечно, но можно пока и потерпеть, главное сейчас – хотя бы чуть-чуть разобраться в происходящем.
– Вот так-то. – Голос Смарта прозвучал удовлетворенно, пусть еще и немного взвинченно. – Начнем сначала. Как тебя звать, придурок?
– Рустам, господин.
– Мало того что придурок, так еще и имя твое придурочное, – недовольно скривился Смарт. – Запоминать его никто не собирается, будем звать тебя – Кишка.
– Кишка?!
Бац!
– Понял, господин, меня зовут Кишка.
Старое как мир правило: у кого на поясе нож – тот и прав.
– Так-то, вставай, хватит валяться.
Рустам встал на ноги, из носа текла кровь, но Рустам не решился ее вытереть, и она так и текла, смешиваясь с грязью на лице.
– В общем, так. Теперь, Кишка, ты солдат первого десятка первого пула первой сотни лондейлского полка королевских безнадежных. Понял, дерьмо?
– Понял, господин. – Несмотря на боль в носу, Рустам уже мог им дышать.
– Жалованье тебе не положено, пока не искупишь свою вину перед королем кровью. Ты же у нас вроде грабитель с большой дороги? – Рустам не понял, почему его назвали грабителем, но он уже много чего не мог понять этим утром, поэтому спорить со Смартом не стал. – Ну вот и искупишь кровью свои подвиги на большой дороге. А там, глядишь, и сержанта дадут. Денежку платить начнут, человеком станешь. Ясно тебе, Кишка?
– Да, господин.
– Вот погляди на нас троих, начинали, как ты, а сейчас уже сержанты – уважаемые люди. Вот и ты, может быть, дорастешь, хотя вряд ли, – внезапно изменил свой тон Смарт. – Кишка у тебя тонка, Кишка, – сказал и сам заржал вместе с остальными сержантами над своей шуткой. – Кнут, иди сюда! – громко заорал рыжий сержант, прекратив смеяться.
На зов прибежал высокий толстяк, он вытянулся перед сержантом и, тяжело дыша, отрапортовал:
– Я здесь, господин сержант.
– Вот тебе новое мясо, капрал. Зовут его Кишка. Обуть, одеть, службе научить.
– Будет сделано, господин сержант.
Толстый капрал снова безуспешно попытался встать по стойке «смирно». В отличие от сержантов его одежда была выкрашена в два света, справа синяя, слева белая, на груди посередине грубо намалевано подобие герба. На кожаном поясе вместо длинного ножа висела небольшая деревянная дубинка. Ею он и перетянул Рустама по спине, как только сержанты ушли.
– Ты что, дерьмо по имени Кишка, до утра здесь стоять собрался? Ну-ка посмотри мне в глаза, вонючка.
На Рустама уставились маленькие свиные глазки. Капрал, несколько минут назад заискивавший перед сержантом, теперь вел себя совершенно иначе. Нависнув над Рустамом и дыша на него вонючими испарениями изо рта с гнилыми зубами, он сейчас чувствовал себя хозяином положения.
– Короче, так, лысая собака. Ты – никто. Война не война, твое дело – сдохнуть, а когда ты подохнешь, решаю только я. Понял?
– Понял, господин.
Бац! Кровь из носа, остановившаяся было, от нового удара пошла с новой силой. Несмотря на боль, Рустам заметил, что удары капрала, несмотря на внушительные размеры, все же слабее, чем у сержанта.
– Господин капрал. Обращайся ко мне «господин капрал», ясно тебе?
– Ясно, господин капрал.
– Ладно, пошли за мной. – Капрал развернулся и вразвалку, тяжело дыша, направился к бараку, из которого недавно Рустама вышвырнул сержант. – Это казарма первого «кулака» первой сотни. Я капрал первого десятка, и ты теперь не просто ослиный хвост, ты теперь солдат первого десятка. Ясно тебе, Кишка?
– Ясно, господин капрал.
Рустам в это время оглядывал казарму. Он не успел ее как следует рассмотреть, когда проснулся, и сейчас, при внимательном обзоре, барак выглядел еще хуже, чем показалось вначале. Рустам ни разу в жизни не видел настоящей казармы, но сильно сомневался, что она должна выглядеть именно так. По большему счету, это помещение даже бараком можно было назвать с натяжкой. Деревянный пол был неровным и очень грязным. На грубых необструганных деревянных нарах лежали грязные циновки, сплетенные из соломы. Несмотря на открытые ставни на окнах, в казарме жутко воняло.
– Мой десяток спит здесь. – Нары в казарме стояли не как попало, как показалось на первый взгляд Рустаму, а делились на три группы. На одну из таких групп Кнут Рустаму и показывал. – Ты будешь спать здесь. – Он указал на двухъярусные нары, которые, несмотря на неприглядный внешний вид, выглядели довольно крепкими. На верхней койке лежала чья-то циновка и свернутое одеяло из грубой шерсти, нижняя кровать была пустой. – Сейчас пойдешь на склад, получишь одежду, постель и все, что тебе еще полагается. Склад – это здание с большими воротами, около него постоянно стоят телеги и повозки, в общем, не ошибешься. Потом вернешься в казарму, приоденешься и сиди здесь. Чтобы не маячил мне по территории полка, зубы вышибу. Понял, Кишка?
– Понял, господин капрал.
Кнут с сомнением посмотрел на него, словно не веря, что новобранец вообще может запомнить хоть что-нибудь.
– Ладно, мне сейчас с тобой тоже недосуг возиться. Вечером десяток в казарму вернется, тогда и посмотрим, что ты за птица. И не вздумай мне тут побег устроить, казармы окружены высокой стеной с часовыми. Чуть что, заколют, на хрен, а если не убьют, то я тебя сам до смерти измордую. Ну, что встал?! Давай вали на склад! – внезапно заорал капрал. – Привыкай все делать бегом, овца.
Для пущего эффекта он вытянул Рустама вдогонку по спине своей дубинкой. Взвыв от боли, Рустам вылетел из казармы и отбежал от нее подальше. Только убедившись, что капрала рядом нет, он смог осмотреться по сторонам в поисках склада. Казармы Лондейлского полка представляли собой деревянные бараки, внешне похожие на тот, в котором разместился его десяток. Немного в сторонке от них стояли дома получше, а еще дальше размещалось двухэтажное каменное здание с сине-белым знаменем на крыше. На знамени был нарисован герб в виде щита, закругленно заостренного снизу и прямоугольного сверху. На щите на белом фоне были изображены три золотые рыбы. За двухэтажным зданием находилось еще несколько построек явно хозяйственного предназначения. Перед одним из них действительно стояло несколько телег и повозок. К нему Рустам и направился. По дороге ему несколько раз встречались часовые и даже один сержант, но никто из них не обратил на него особого внимания. Казармы действительно были окружены высокой деревянной стеной, кое-где высились обзорные вышки с часовыми, а большие ворота, расположенные недалеко от склада, охранял десяток солдат. Причем одежда их была не синего цвета, а полностью белая с такими же тремя золотыми рыбами, как и на флаге. Даже издалека было видно, что одежда явно лучшего качества, нежели та, которую Рустам видел на сержантах и капрале. Все это Рустам отмечал краем сознания, по ходу дела. Разум его словно погрузился в спячку от перенесенного шока. Тело двигалось на инстинктах, мозг отупел и выполнял только те функции, что могли уберечь тело от побоев. Вид его был настолько жалок, что капрал на складе даже не стал его бить, а просто выдал два свертка и даже помог взвалить их на спину. Когда, пошатываясь, Рустам добрался до своей казармы, силы его оставили, и он упал прямо на пол. Выкарабкался из-под упавших на него сверху свертков, перевернулся на спину и внезапно засмеялся. Вначале тихо, затем громко и истерично. Этот смех, больше напоминавший плач, смыл и снес дождевым потоком все чувства и эмоции. Он смеялся взахлеб, рыдал от смеха, свернувшись калачиком на грязном полу, размазывая руками по лицу кровь и грязь. Смех смыл шок и серую пелену с его сознания. Выплеснув в истеричном смехе все напряжение, охватившее его с самого утра, Рустам смог снова оценивать обстановку и здраво осмысливать происходящее. Странные шокирующие события, произошедшие утром, побои, вынудившие его разум закрыться в самом себе, словно раковина, – все это было снесено смехом, словно ливнем.
Оправившись с трудом от смеха, Рустам увидел бочку с водой, стоявшую в углу казармы. Над бочкой на гвозде висел деревянный ковшик на длинной ручке. Рустам вышел на крыльцо и тщательно вымыл лицо и шею, смыв накопившуюся грязь и кровь. Почувствовав себя более-менее чистым, он смог присесть на грубые доски своей койки и наконец-то осмыслить, что же с ним произошло.
Еще вчера Рустам был в своей относительно комфортной среде. Он не помнил, что было вечером, страшно, как от жестокого похмелья, гудела голова. Точно мог вспомнить только то, что еще вчера он был в Алматы. Что еще вчера был декабрьский десятиградусный мороз и всюду лежал белый снег. Все это было еще вчера. Сегодня же он проснулся на грязном полу в грязном бараке в окружении грязных, небритых людей. Эти люди его все утро били и называли себя сержантами и капралами королевской армии, хотя были больше похожи на бомжей, нежели на солдат какой-либо армии. Что же с ним все-таки произошло? На этот вопрос он никак не мог найти ответа. Впрочем, этот вопрос был у него не единственным, хотя, вероятно, самым главным.
Рустам постарался успокоиться и начал перебирать версии происходящего с ним.
Может, это шутка, может, над ним злостно подшутили? Нет, это вряд ли. Эти люди не были похожи на актеров, отрабатывающих свои роли. К тому же среди его знакомых не было никого, кто был бы в состоянии устраивать такие дорогостоящие шутки. И этот климат, эта жара на улице, распустившиеся листья и цветы на деревьях. Черт, да на улице майская погода. Может, его привезли в Шымкент, да нет, какой, к чертям собачьим, Шымкент. Не может быть такой погоды в январе ни в Шымкенте, ни где-либо еще на территории Казахстана. Вывод – он за пределами родной страны. И даже не на территории ближайших соседей, опять-таки по тем же самым климатическим причинам.
А как объяснить эту дикость, полное отсутствие следов цивилизации, побои и жестокость окружающих? Может, он в рабстве? Да нет, непохоже. Кому выгодно похищать его в центре южной столицы и везти в рабство за тридевять земель? К тому же эти психи о рабстве и не заикались, болтали только о какой-то армии.
Тогда, может, Афганистан? Да нет, опять-таки вряд ли. Ни одного азиатского лица не видел, одни европейцы. Африка? Может быть, что-то такое слышал когда-то про апартеид, белые отряды наемников, убивающих негров. Черт, да все не то, это не может объяснить эту дикость быта. Эту средневековую культуру.
Стоп. Ключевое слово «Средневековье». Очень даже похоже, а может, толкинисты или еще кто-либо из этих ребят, бегающих по лесам и махающих игрушечными мечами. Опять нет, эти бы не били. Может, сектанты, помешанные на возврате в прошлое? Ну а зачем было переносить его из зимнего Казахстана в начало лета? Где он вообще находится, в каких широтах?
Стоп, а на каком языке с ним говорили? И тут Рустама пробило окончательно, потому что язык, на котором с ним говорили сержанты и капрал, не был ни казахским, ни русским, ни даже английским. Он вообще не напоминал Рустаму ни один из знакомых языков, но Рустам его понимал. И даже говорил на нем, как будто знал его с детства. Просто понимал и говорил. Черт!
Чувствуя, что еще немного – и он снова впадет в ступор, Рустам подошел к бочке с водой и резко опустил в нее голову. Вода в бочке хотя и была слегка затхлой, тем не менее была холодной и произвела необходимый эффект. Чтобы закрепить результат, Рустам повторил процедуру.
– Знаешь, доходяга, тебе повезло, что я не твой капрал или сержант. Поэтому не советую тебе делать это перед ними, а то тебя утопят в этой же бочке.
Рустам резко отскочил от бочки, разбрызгивая воду, и развернулся к двери. В дверях, прислонившись к косяку, стоял солдат, одетый в белую тунику с золотыми рыбами. На нем был кожаный шлем с нашитыми металлическими пластинками, а на поясе висел меч в ножнах. Да, версия об апартеиде и Африке накрылась медным тазом.
– Расслабься, доходяга, я не отношусь к овцам. И мне плевать на твои проступки и на твоих командиров. Держи, это передал человек, который вчера привез тебя сюда. – Солдат протянул ему листок бумаги, самой обычной бумаги, в клеточку, вырванной из школьной тетрадки.
Рустам вцепился в листок, словно в спасательный круг. Это могло быть шансом прояснить ситуацию, шансом сохранить рассудок и не сойти с ума.
– Что здесь написано? И кто ты? – спросил Рустам и невольно напрягся. С самого утра его вопросы приносили ему лишь побои. Но в этот раз бить его никто не стал. Солдат лишь усмехнулся:
– Не знаю, тарабарщина какая-то. Даже писарь прочитать не смог. По крайней мере, это послание для тебя. Что касается меня, то я простой городской стражник. – Улыбка на его губах стала жесткой. – И моя служба состоит в том, чтобы разбить тебе башку, если попытаешься сбежать отсюда. Вот так-то, доходяга.
Стражник давно уже ушел. А Рустам все перечитывал и перечитывал скупые строчки:
«Ну что, Рустам, худо тебе? Должен тебя огорчить, как бы тебе сейчас плохо ни было, худшее ждет тебя впереди. Ты не в Казахстане и даже не в своем мире. Прими это как случившийся факт и не ломай голову над тем, как это получилось. Это другой мир. У него много общего с привычной тебе Землей, но пусть это тебя не обманывает, это – не твой мир. Более того, здесь совсем другой уровень развития, что-то вроде земного Средневековья. Тут нет компьютеров, а мечами машут в реале. И убивают в реале, как нечего делать.
Зря ты мне не верил, когда я говорил тебе, что я маг. Видишь, как все повернулось. Можешь мне снова не поверить, но я искренне желаю тебе удачи.
Ронин.
P.S. Нужно было отдать цвейхандер».
Бросив письмо на пол, Рустам обхватил голову руками и застонал. Память к нему вернулась, он вспомнил все. И легендарный меч, и глупый конфликт с Ронином из-за найденного цвейхандера. Вспомнил бонус, полученный на работе, и лицо Ронина, окликнувшего его перед самой дверью компьютерного клуба.
Игрушка, какая-то несчастная компьютерная игрушка и нарисованный меч. Вот глупость-то какая. Несмотря на свой относительно молодой возраст, Рустаму уже довелось побывать в нескольких серьезных переделках. И на деньги попадал жестоко, и здоровьем рисковал нешуточно, заведя себе девчонку в чужом районе, и не где-нибудь там, а в самой гуще опасных тастаковских дворов. Конфликтовал с ментами, однажды даже серьезно зацепился с блатными. Били его, конечно, и не единожды, но тем не менее все удалось разрулить и развести без особого ущерба для здоровья, чести и достоинства. Деньги нашел и вернул, с тастаковскими подружился, от ментов отмазался, блатные отстали. Насколько все тогда серьезно казалось, так ведь нет – обошлось. А сейчас на ровном же месте, в обычном компьютерном клубе – и так влипнуть. Было бы еще из-за чего, а так из-за какого-то глупого цвейхандера, нарисованного программистом меча…
И еще Ронин, этот долбаный Ронин, от которого Рус неприятностей уж точно не ждал, устроил ему такое, по сравнению с чем все его прежние неприятности даже рядом не стояли.
– Ну, Ронин, я вернусь. Я обязательно вернусь, и тогда тебе конец, Ронин! – Рустам в ярости ударил кулаком по деревянному полу. – Я выживу, Ронин. Я выживу и вернусь, скотина ты этакая. Не знаю, слышишь ли ты меня, маг хренов, но я тебя еще урою. Вот увидишь, вернусь и обязательно урою! – повторил Рустам как заклинание.
Он как-то сразу поверил всему, что прочитал в письме. Парень он был начитанный, фантастикой увлекался, опять же компьютерные игры положительно влияют на гибкость мышления. Так что с ума он не сошел, но легче ему от этого не стало.
Выживание в человеческом организме заложено на уровне инстинктов. Вот и Рустам, приняв все произошедшее с ним за случившийся факт, несмотря на всю нереальность своего положения, принялся обустраиваться в этом жестоком пока для него мире. Первым делом он разобрал вещи, полученные им на складе. Там были еще одни штаны, как две капли похожие на те, что уже были на нем надеты. Две рубахи из такой же грубой ткани, как и штаны. Куртка из толстой грубой кожи с короткими рукавами и сине-белая туника, такая же, что и на капрале Кнуте. Еще был кожаный пояс, заплечный мешок, три пары носков и кожаные башмаки на деревянной подошве. Последние хоть и были очень неудобными, но были весьма кстати, Рустам уже успел изранить ноги, не привыкшие к ходьбе босиком. Еще Рустаму выдали шлем, заостренный кверху, из такой же толстой грубой кожи, как и куртка, и мягкий войлочный подшлемник. В свертках также были соломенная циновка, колючее одеяло из грубой шерсти, деревянные чашка с ложкой, моток грубых ниток и костяная иголка. Одежда была уже явно ношенной, но чистой. Одеяло тоже было в хорошем состоянии, а циновка Рустаму досталась почти новая. Оружия в свертках не было. Первым делом Рустам оделся, натянул рубаху, показавшуюся ему слишком грубой для его изнеженной цивилизацией кожи, надел носки и башмаки. С курткой вышла небольшая заминка. Судя по всему, она выполняла роль брони, твердую кожу почти сантиметровой толщины не так-то легко проткнуть в случае чего. Правда, и весила она немало. Куртка прикрывала плечи и руки до середины предплечья. Поверх куртки Рустам надел тунику и перетянул ее в поясе ремнем. Краски на тунике сильно выцвели, и разглядеть герб на груди Рустам не смог. Надев шлем, он прислушался к своим ощущениям. Одежда была неудобной, ткань грубой, носки колючими, а шлем с курткой тяжелыми. Солдатом Рустам себя не чувствовал, хотя появилось слабое чувство защищенности. Расстелив циновку, Рустам лег, сняв предварительно шлем с курткой и натянув тунику прямо на рубашку. Лежать на деревянных досках, прикрытых тонкой циновкой, было неудобно. Но измученный обрушившимися на него событиями молодой человек скоро уснул.
Глава 3
Новые друзья
Разбудили его голоса вернувшихся в казарму солдат. Рустам быстро сел и невольно напрягся, не зная, как себя вести. Никто не обращал на него внимания, некоторые стали умываться, большинство просто валились на свои циновки, не раздеваясь. Судя по тому, что пришедшие солдаты занимали нары, стоявшие в некотором отдалении от нар Рустама, солдаты из его десятка еще не пришли. Наконец Рустам услышал знакомый голос с одышкой, а затем и увидел капрала Кнута. Капрал вошел в казарму с группой солдат, указал им на Рустама и ушел. Солдаты направились к Рустаму. Заросшие, с длинными неряшливыми волосами, одетые так же, как и Рустам, только более грязные, они производили дикое впечатление. Солдаты подошли к вставшему новичку, окружили его, один из них по-хозяйски уселся на его койку. Судя по его поведению, в десятке он числился заводилой. Это был симпатичный молодой парень, со шрамом на левой щеке и сильными мускулистыми руками.
– Кишка, значит? Странное имя, хотя тебе подходит. – У парня была странная манера разговора, он словно сцеживал слова сквозь зубы. Держался он уверенно и разговаривал с новичком, как со старым товарищем. Однако его внешнее дружелюбие Рустама не обмануло, в голосе парня слышались явные блатные интонации. А во взгляде красивых голубых глаз Рустам видел лишь презрение и жажду наживы.
– Ты, Кишка, не бойся, – доверительным голосом продолжил парень. – В обиду мы тебя не дадим. Считай, что тебе повезло. Ребята у нас в десятке дружные, боевые, с нами не пропадешь. Меня Брином зовут, может, слышал? Нет? Странно, меня в этом городе все бродяги знают, может, ты не местный, Кишка? А, Кишка, чего молчишь?
– Я и вправду не местный. Только вчера приехал и вот сразу сюда попал, – осторожно ответил ему Рустам. Он еще не знал, чего ему от них ожидать, а быть снова битым ему не хотелось.
– Ну вот, я это сразу понял. Ладно, держись меня – не пропадешь. Слушай, а у тебя есть кто-нибудь в этом городе, родственники там или друзья? – продолжил расспрашивать его Брин.
– Да нет, нет у меня здесь никого, я вообще-то издалека приехал, хотел мир повидать. Да вот сразу в армию попал, в одних только штанах, остальную одежду всю проел, – решил Рустам соврать.
– Плохо. – Брин явно был разочарован, очевидно, он надеялся поживиться. – Ну ладно, Кишка, это не важно. Будем дружить?
– Будем, – осторожно ответил Рустам.
– Слушай, у тебя циновка плохая, хочешь, помогу по дружбе? Поменяю на свою, заодно и одеялом махнемся. Оно у тебя тоже неважное, – неожиданно предложил ему Брин и окликнул одного из солдат: – Эй, Кабан, сбегай принеси мои. – Солдат кивнул и, быстро сбегав, принес старую циновку и дырявое одеяло. – Вот видишь, от сердца отрываю. Бери, пользуйся моей добротой. Ну чего, Кишка, согласен поменяться? – Глаза Брина смотрели на новичка весело, как глаза змеи перед ударом.
– Согласен, – выдавил из себя Рустам.
– Ну вот и отлично. Если что, обращайся. – Брин взял новые одеяла и циновку, выданные Рустаму на складе, и пошел к себе.
Таким образом в течение каких-то десяти минут Рустам «удачно выменял» две рваные грязные рубашки, разношенные башмаки со стершейся подошвой, дырявые и страшно воняющие носки, грязную рваную тунику и полусгнившую кожаную куртку, засаленную от пота. Шлем у него остался прежний: размер никому не подошел. Зато знакомство с личным составом своего десятка обошлось без новых инцидентов. Совершив обмен, солдаты потеряли к новичку интерес. Большинство из них не стали ложиться, а сели на длинные скамьи вокруг грубо сколоченного деревянного стола (таких столов в казарме было три, по одному на каждый десяток) и принялись играть в кости. Заводилой игры был Брин, он весело шутил, бросал кости с прибаутками. Остальные солдаты, судя по всему, безоговорочно признавали его лидерство. Когда, внезапно вызверившись на неудачную шутку, он ударил одного из солдат по лицу, тот безропотно снес унижение и пришибленно попросил прощения.
К шумной компании игроков не присоединились только Рустам и еще один из солдат, молодой щуплый парнишка. Его одежда была самой рваной и изношенной. Он лежал на своей койке, тяжело дыша и устало прикрыв глаза. Черные круги под глазами и заострившиеся черты лица придавали ему больной вид. С ним никто особо не разговаривал, и в процедуре обмена он не участвовал. Рустам решил подойти к нему, ему требовалась информация об этом мире.
– Можно присесть? – спросил он, подойдя к койке паренька. Парень удивленно посмотрел на него и кивнул, вблизи стало видно, что парнишке едва исполнилось шестнадцать.
– Я, как ты, наверное, уже знаешь, Кишка. А тебя как зовут? – спросил Рустам, присев на краешек кровати и протянув ладонь для приветствия.
Парень приподнялся и сел рядом с ним. Робко пожал Рустаму руку, пальцы у него были худыми и холодными.
– Меня Кусок зовут.
– Кусок? Интересное у тебя имя.
– Да уж не хуже, чем Кишка.
Рустам засмеялся:
– Да, тут ты меня уел. Но это имя мне не папа с мамой дали, а сержант.
– Меня Куском тоже сержант назвал. Так что мы с тобой почти братья. – Кусок робко улыбнулся.
– Ну тебе, братишка, можно считать, повезло. Кусок звучит намного лучше, чем Кишка.
Парень, сильно напрягшийся в начале разговора, под влиянием рустамовского обаяния оттаял и стал вести себя более раскрепощенно. Рустам мог быть очень обаятельным, когда хотел. А как же, хочешь успешно продавать компьютеры – научись нравиться людям.
– Это потому что я назвал тебе свое новое имя в сокращенном виде, – ответил Рустаму его новый знакомый. – В полной версии это звучит так: «Кусок ослиного дерьма». К счастью, все обычно сокращают, даже сам сержант.
Рустам опять засмеялся, неловкость, которая возникает в начале любого разговора между незнакомыми людьми, благодаря его усилиям окончательно растаяла. Между ними завязался непринужденный разговор. Игра в кости была в самом разгаре, и остальные солдаты не обращали на их беседу никакого внимания. Из дальнейшей беседы Рустам выяснил, что настоящее имя парня Дайлин. Что ему совсем недавно исполнилось пятнадцать и он сын купца. В безнадежные попал всего пару недель назад, принадлежащий отцу корабль затонул вместе с его владельцем и всем товаром. В наследство парню достались большие долги, все имущество было распродано, но денег все равно не хватило. И ему предложили выбор – сесть в тюрьму за долги или пойти служить в полк королевских безнадежных. Сейчас Дайлин сильно жалел, что не пошел в тюрьму.
Рустам улыбался и шутил, но ему приходилось прилагать усилия, изображая беззаботность. Дайлин с такой робкой радостью отзывался на простое человеческое общение, так заискивающе смотрел Русу в глаза, что тому становилось поневоле жутко оттого, что сделали с этим мальчишкой. В Алматы у Рустама остался младший брат, примерно такого же возраста. И хотя Дайлин внешне совсем не был похож на братишку Рустама, ему удалось разбудить в его душе силы, о которых Рустам и сам не подозревал. Рустам не думал сейчас о том, зачем он первоначально подошел к Дайлину. Он просто не мог сейчас прекратить разговор – настолько жадно впитывал Дайлин все его слова, так искренне отзывался на каждую его улыбку. И Рустам улыбался, хотя от взгляда на синяки, щедро покрывавшее худые руки и лицо Дайлина, у него самопроизвольно сжимались зубы и твердели скулы. Он сам не понимал, что с ним происходит. Его положение в этом совершенно чужом для него мире было едва ли не хуже, чем у Дайлина. И тем не менее, глядя на этого абсолютно чужого для него паренька, он не мог отнестись к нему равнодушно.
Может, это было оттого, что никто и никогда еще не нуждался в его защите. Его младший братишка сам был не промах, серьезно занимался борьбой и боксом, ну а если и требовалась ему помощь, обращался он не к Рустаму, а к Самату, самому старшему из четырех братьев. Так Рустам и жил, думая только о себе, не неся в этой жизни ответственности ни за одно живое существо. Может, от этого и шли все его неприятности и проблемы. Спокойная, беспечная жизнь, обо всем заботившиеся старшие братья и сестры, младший брат, в свою очередь не видевший в нем старшего, а последнее время относившийся к нему даже с покровительством. Рустам не любил драться, он никогда не занимался единоборствами. Его временами били, он отбивался неуклюже, хоть и яростно. Всю свою жизнь он отвечал только сам за себя, хотя и знал, что, если не справится, всегда есть старшие братья, готовые прийти на помощь. Вытащить его из милиции, урезонить блатных, поговорить по душам с тастаковскими старшаками или успокоить кредиторов. Хорошо, когда у тебя есть братья. Плохо только, что привыкаешь думать только о самом себе и можешь похоронить в себе что-то чрезвычайно важное, о чем и не догадываешься, пока оно не проснется.
И вот сейчас, когда он увидел этого забитого мальчишку, выросшего в любви и заботе, а в течение последних недель видевшего только побои и унижения, что-то внутри него сломалось, дрогнуло, и словно теплая волна поднялась в его душе, принеся в нее то, чего она так долго была лишена, – душевную боль за другого. Ему не раз причиняли боль физическую, его не раз переполняли обида и злость, ревность и ненависть, но все это было совсем другое. Душевная боль – это боль не за себя и не за свои обиды. Это боль за другое существо, желание взять на себя его беды и страдания. Эти новые для него чувства, как ни странно, заставили его забыть о своих бедах. О синяках на своем лице, о том, что его положение не лучше, чем у Дайлина. Рустам не думал в эти минуты о себе, в эти минуты у него снова появился младший брат. И это было здорово. Странная штука – наша жизнь. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Подошло время ужина. Румяные, хорошо упитанные солдаты в новых туниках занесли в казарму три горячих чугунка и несколько буханок черного хлеба. Все это они разделили между тремя столами и ушли. Солдаты принялись рассаживаться, каждый десяток за своим столом. Рустам и Дайлин, достав чашки и ложки, тоже поспешили занять свои места. Дайлин сел за стол с самого края, в некотором отдалении от других солдат. Рустам решил сесть рядом с ним, чему Дайлин явно обрадовался. Делил хлеб и разливал похлебку между солдатами первого десятка Брин, чему Рустам ничуть не удивился. Он также не удивился тому, что ему и Дайлину достались порции в два раза меньше, чем у остальных. Жидкая похлебка, состоящая почти только из одной воды, и небольшой кусок черствого хлеба плохо утолили голод. Порции даже у Брина и других солдат были небольшими, чего уж говорить о доставшихся Дайлину и Рустаму. Рустаму было легче, несмотря на то что с самого утра он ничего не ел, произошедшие с ним события заглушили чувство голода. Быстро съев свою порцию и стараясь при этом не думать о ее вкусовых качествах, он успел сходить к бочке с водой, сполоснуть свою чашку и, наполнив ее водой, вернуться к столу. Дайлин к тому времени еще не закончил есть. Он ел медленно, смакуя каждый кусок и растягивая удовольствие. Дайлин с таким аппетитом поглощал свой скудный и невкусный ужин, что Рустаму неизвестно отчего стало стыдно. Но нельзя все же было растягивать до бесконечности такую маленькую порцию. И Дайлин, дожевав скудный ужин, по примеру Рустама пошел мыть чашку. Остальные солдаты уже закончили трапезу, пустые чугунки отнесли к порогу, откуда их вскоре забрали все те же румяные ребята. За их столом не осталось никого, кроме Рустама, все давно уже поели, кое-кто уже начал устраиваться на ночь, остальные вышли из казармы на свежий воздух. Рустам заметил, что на краю стола оставили полную чашку похлебки и кусок хлеба. Никто ее не трогал и не обращал на еду никакого внимания. Вернувшийся Дайлин бросил в сторону похлебки тоскливый взгляд и стал пить воду из чашки с той же черепашьей скоростью, с которой до этого ужинал.
– Дайлин, а эта чашка, она для кого?
– Это для Гарта, он спит на верхнем ярусе твоей кровати, – ответил Дайлин, бросив еще один тоскливый взгляд на хлеб и похлебку.
– Ясно. А он что, из компании Брина?
– Вот уж нет, Гарт сам по себе.
– Не ожидал от Брина такой честности.
В ответ Дайлин только горько усмехнулся:
– Как же, от Брина дождешься. Он просто боится с ним связываться. Гарта все здесь боятся, даже капралы.
– Что, он такой страшный, что ли? – удивился Рустам. – Или он один из воровских главарей?
– Да ты что! – Дайлин протестующее махнул рукой. – Он вообще не из этих. Просто он такой, такой… – Парень широко раскинул руки. – Ну, в общем, лучше это самому увидеть. Он уже должен скоро подойти.
– А как думаешь, Брин за Гарта вступится? – продолжил Рустам свои вопросы.
– Нет, конечно. Я же говорю, он не из этих. А зачем ты спрашиваешь? – поинтересовался Дайлин у Рустама.
– Да так, он же все-таки мой сосед по нарам. Хотелось бы узнать о нем побольше.
Солнце уже село, и казарма погрузилась в сумерки. На каждом столе стояли толстые свечи, Дайлин зажег те, что стояли на их столе, при горении они издавали неприятный запах, но горели достаточно ярко. Остальные солдаты из их десятка вернулись в казарму и стали готовиться ко сну. Рустам посмотрел на заострившиеся от голода черты Дайлина, на его болезненный вид и понял, что долго Дайлин не протянет. Мальчишка рос в тепличных условиях, и его организм не был готов к выпавшим на его долю испытаниям. Решение созрело само собой. Рус подошел к Брину, тот уже готовился ко сну с новыми постельными принадлежностями, ранее принадлежавшими Рустаму.
– Чего тебе, Кишка? – недовольно посмотрел он на Рустама.
– Хотел кое о чем спросить у тебя. Можно? – спросил у него Рустам.
– Валяй, только быстро, – ответил Брин.
– Эта еда на столе, она для Гарта?
– Ну, предположим, для Гарта, – с проснувшимся интересом посмотрел Брин на Рустама. – А чего ты хотел?
– Я хотел узнать, что ты будешь делать, если я возьму ее?
Услышав его слова, Дайлин издал испуганный возглас и хотел что-то сказать, но Брин поднял руку, и Дайлин испуганно замолчал. Остальные солдаты, поняв, что происходит что-то необычное, подошли поближе. Подтянулись даже солдаты из других десятков.
– Я? Ничего не буду делать. Это только твое дело, твое и Гарта. – Брин специально произнес эти слова громко, чтобы их хорошо услышали и другие солдаты.
– Хорошо, тогда я возьму ее. – Рустам произнес это не так громко, как Брин, но не менее твердо.
– Бери. – Брин пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему все равно.
Рустам подошел к столу и посмотрел на чашку с остывающей жидкой похлебкой и куском горького хлеба, желудок, разбуженный скудным ужином, сейчас настойчиво требовал добавки.
– Паря, ты бы не делал этого. Знаешь, что произошло с тем парнем, который раньше лежал на твоем месте? – предостерег его здоровый солдат с густой черной бородой из чужого десятка. Брин недовольно посмотрел на него, но тот даже бровью не повел.
– И что произошло с тем парнем? – Голос Рустама прозвучал на удивление спокойно. Он сам был этому удивлен, никогда раньше не был он так спокоен, нарываясь на драку. Впрочем, он никогда раньше и не нарывался на драку так откровенно.
– Гарт убил его с одного удара.
– Что же, если он убьет и меня, это станет традицией. Тоже неплохо, правда?
Солдат, предупредивший его, хотел еще что-то сказать, но передумал и лишь одобрительно хмыкнул в ответ. Людям нравится безумство обреченных на гибель.
Рустам уверенно взял чашку и хлеб, подошел к Дайлину и протянул ему еду:
– Ешь.
Дайлин испуганно отшатнулся:
– Ты что? Гарт убьет нас.
– Не волнуйся, это я взял его еду, я сам и отвечу перед ним. А тебе надо лучше питаться, а не то сдохнешь.
Рустам попытался насильно вложить еду ему в руки. Но Дайлин отшатнулся от него:
– Нет, я так не могу. Я буду есть, а убивать будут тебя. Ты думаешь, это лучше?
– Да никто не будет меня убивать, с чего ты взял? Не волнуйся, я разберусь с Гартом, все будет хорошо. А сейчас ешь, а не то я это все выкину.
Дайлин бросил голодный взгляд на еду и сдался:
– А ты правда сможешь с ним разобраться?
– Конечно, ты не смотри, что я с виду хилый, внутри я как камень. Ешь давай, а то окончательно остынет.
– Только, если что, отвечать будем вместе, – поставил условие Дайлин и, не в силах больше сдерживаться, набросился на еду. Эту порцию Дайлин съел гораздо быстрей, чем предыдущую. Глядя, с какой жадностью он уплетал эти весьма неприхотливые блюда, Рустам только еще раз уверился в своем выборе. Он еще не знал, как он разберется с этим Гартом, которого боятся даже уголовники. Вот только почему-то ни капли его не боялся. Еще недавно он был в отчаянии, а сейчас чувствовал в себе силы свернуть с места горы.
Время шло, Гарт все не приходил. Даже зеваки, которые хотели посмотреть на смерть новичка, устали ждать. Казарма погрузилась в сон, свечи погасли. Дайлин все не ложился спать, он не хотел оставлять Рустама один на один с Гартом. Но, видно, день выдался у парнишки тяжелым, и, не выдержав, он все-таки заснул. Рустам укрыл его своим одеялом, его хоть и поменяли, но по крайней мере оно было хоть похоже на одеяло. Укрывая Дайлина и глядя на его совсем еще мальчишеское лицо, он испытывал эмоции, которые удивляли его самого. Странное это чувство, когда боль другого человека затмевает свою. Рустам решил из принципа не ждать этого Гарта и лечь спать. Как ни странно, но он действительно скоро заснул.
Уже светало, солнце еще не взошло, но утро уже вступило в свои права. На переднем сиденье старенькой «тойоты» (всеми правдами и неправдами выпрошенной у старшей сестры) сидит Айгуля, самая красивая девушка в их дворе. Машина припаркована на маленькой улочке возле аэропорта. Взлетного поля, правда, не видно, зато идущие на посадку самолеты пролетают прямо над ними. Рустам привез ее сюда специально, чтобы придать больше романтики их первому свиданию. И сейчас в награду за все его хлопоты сладкие губы девушки приоткрылись в ожидании его поцелуя. Рустам наклоняется к девушке и уже готов ее поцеловать, но кто-то трясет его за плечо. Рустам оборачивается и видит дорожного полицейского, наверное, он припарковал машину в неположенном месте.
– Одну минуту, командир, дай мне всего одну минутку. – И Рустам снова поворачивается к Айгуле. Розовые губки манят, словно магнит. Но непонятливый полицейский снова грубо тряхнул его за плечо, Рустам резко дернул плечом, пытаясь стряхнуть его руку, и… проснулся.
Он не сразу понял, где он и кто его будит, отец или братья. Над ним нависла темная фигура, и гулкий голос спросил:
– Это тебя зовут Кишка?
Рустам спросонья не сразу понял вопрос, а когда начал понимать, то стало поздно. Что-то мелькнуло в темноте, и – БУМ! Резкая вспышка в глазах. Теряя сознание, Рустам услышал крик Дайлина. Он попытался рвануться, но тьма уже поглотила его разум.
Просыпаться второй раз за день от ведра холодной воды – это слишком даже для самого паршивого дня. Хотя в этот раз Рустам не проснулся, а пришел в сознание. В ушах шум, в глазах марево, в голове злость. Рустам хорошо запомнил момент потери сознания и, очнувшись на земле в луже холодной воды, тут же вскочил на ноги. Но резкая боль, пронзившая мозг, заставила его упасть на колени, обхватив голову руками, и застонать от боли. Зло качнув головой, он заставил себя снова встать и посмотреть на человека, вылившего на него ведро воды. Рустам не считал себя высоким, но и свои честные метр семьдесят пять ему маленькими не казались. Однако рядом с этим человеком он снова почувствовал себя ребенком. Тот возвышался над ним на две головы, могучий и широкий, словно дуб. Крупные черты лица, как будто вырубленные из камня. Мощный широкий лоб, нависавший над глубоко посаженными глазами, сломанный нос, шрам на могучем подбородке, причудливо искривлявший нижнюю губу, завершал картину. В отличие от капрала Кнута в этом человеке не было ни капли жира, он дышал силой и опасностью. Когда позже Рустам вспомнит свое знакомство с Гартом, его проберут мурашки от запоздалого страха, но сейчас он страха не испытывал вовсе, одну только злость.
– Где Дайлин? – выдавил из себя Рустам, не отводя взгляда от глаз стоящего перед ним громилы.
– С характером, – констатировал громила тем гулким голосом, который Рустам слышал перед самым ударом. – Ну это ненадолго, или сдохнешь, или обломают.
– Где Дайлин? – повторил Рустам громче, стискивая при этом кулаки.
– Ишь ты, горячий какой. Ты что, со мной драться собрался? – спросил громила, подняв перед собой два кулака, каждый ненамного меньше рустамовской головы, Рустам молча поднял свои. – Ладно, ладно, не горячись. Здесь твой Дайлин, целый и невредимый. – Верзила примирительно разжал кулаки и повернул ладони к Рустаму.
Из-за его спины показалось обеспокоенное лицо Дайлина:
– Рустам, как ты?
Рустам в ответ внимательно его оглядел и, не найдя новых синяков, сказал:
– Нормально, ты цел?
– Да, конечно. А это – Гарт. Я ему рассказал, что это ты для меня его еду взял, – поспешил сообщить ему Дайлин.
Рустам только кивнул в ответ и скривился от боли. Громила протянул ему руку:
– Гарт.
– Рустам.
Рустам пожал протянутую ладонь и снова скривился от нахлынувшей боли.
– Болит? – сочувственно спросил Гарт. – Не беда, сейчас вылечим. Давай садись к огню.
За то время, пока Рустам был без сознания, его вынесли из казармы. На улице никого не было, кроме них троих. Перед казармой горел костер, над костром висел небольшой котелок, в котором кипело какое-то варево. Это варево, налив в деревянную чашку, Гарт протянул Рустаму.
– Что это? – нашел в себе силы спросить Рустам.
– Целебные травы. Пей, это поможет прийти в себя, – ответил ему Гарт.
Дайлин уже пил из своей чашки такое же варево. Рустам сделал глоток и чуть не поперхнулся: вкус был ужасный.
– Знаю, что неприятно, – рассмеялся Гарт в ответ на его укоризненный взгляд. – Зато сразу полегчает, давай смелее, – подбодрил он Рустама.
Рустам выпил чашку до дна, несмотря на жуткую горечь во рту. Голова прочистилась, боль не ушла до конца, но затаилась где-то в глубине организма, став вполне приемлемой. Тошнота прошла, и вернулась острота восприятия.
– Значит, это ты оставил меня без ужина, – утвердительно сказал Гарт, увидев, что Рустам уже пришел в себя и способен вести осмысленный разговор.
– Я. С меня и спрос, с меня одного. – Рустам горделиво вскинул голову и упрямо уставился на Гарта.
– Ух ты. Да ладно, я знаю, что ты это сделал не для себя. Потому ты здесь сейчас и сидишь, относительно целый и невредимый. Если бы ты взял ее себе или по приказу Брина, был бы сейчас в гораздо более интересном положении. – Глаза Гарта на мгновение похолодели, и в воздухе повеяло опасностью.
Но мгновение прошло, глаза снова потеплели, и чувство опасности словно унесло ветром. Гарт посмотрел на Дайлина, тот уже допил свой отвар и сидел у костра, поглядывая на Гарта и Рустама, напряженным взглядом.
– Дайлин, иди спать, завтра тяжелый день. Тебе нужно выспаться, а мы тут с Рустамом еще посидим поговорим. Да иди спокойно. Не бойся, не трону я твоего кормильца, – усмехнулся Гарт, поймав его обеспокоенный взгляд.
– Да, Дайлин, не волнуйся, иди спать.
Рустам понял, что Гарт хочет поговорить о чем-то наедине и вряд ли настроен на драку. А если драка и будет, то Дайлина тем более лучше отправить в казарму. Парнишка еще раз взглянул на Рустама и Гарта, нерешительно вздохнул, словно хотел что-то сказать, но потом передумал и молча пошел в казарму.
Некоторое время Гарт с Рустамом посидели у костра молча. Гарт разлил по чашкам еще одну порцию варева. В голове у Рустама окончательно прояснилось, он потягивал горькое полезное варево, смотрел на костер и ждал продолжения разговора.
– То, что ты пацана накормил, – это хорошо, – начал наконец Гарт. – Но вот ответь мне, добряк. Ты подумал о том, что я приду после тяжелого дня, уставший и несомненно голодный. И что, делая добро одному, ты причиняешь зло другому, совершенно незнакомому тебе человеку. Которого ты не знаешь и который совершенно этого не заслуживал. Хочешь быть добрым – отдай свою порцию. Разве не так? – Слова Гарта ударили точно в цель. О такой точке зрения на свой поступок Рустам не задумывался.
– Извини, – повинился он перед Гартом. – Мысль о том, что мальчишка на плохом питании долго не протянет, пришла ко мне уже после того, как я съел свой ужин. Но ты прав, я не должен был брать твою еду. И тем не менее я не жалею и готов платить за свои ошибки.
– Ладно, будем считать, что ты уже заплатил. – Гарт протянул руку и указал пальцем на громадный синяк на левой щеке Рустама. – Но поговорить я с тобой хотел на другую тему, – продолжил Гарт. – Ты понимаешь, что ты делаешь? Я говорю в отношении Дайлина. Ты думаешь, я не видел, как тяжело ему приходится? А знаешь, сколько таких, как Дайлин, уже сдохло в этой проклятой казарме и сколько еще сдохнет?
– Дайлин не сдохнет. – Рустам упрямо мотнул головой.
– Ну да, – усмехнулся Гарт. – И как ты сможешь это гарантировать? Ты сам имеешь слабые шансы выжить здесь хотя бы в течение месяца. А если начнешь впрягаться за Дайлина, то сдохнешь уже завтра.
– Это почему еще? – вскинулся Рустам.
– А забьют тебя, на хрен. Завтра же Брин и компания начнут тебе мозги вправлять, чтобы не лез, куда не просят. Дайлин у них каждый день зуботычины получает. Ты пацану, не подумав, надежду подарил нешуточную. Если завтра ты его разочаруешь, он сломается сразу. А если ты за него вступишься, тебя всем десятком насмерть уделают. Ты готов умереть за другого, новичок?
Рустам побледнел:
– Если его будут бить, я в сторонке стоять не буду. Лучше вместе подыхать, чем поодиночке. А ты, Гарт? Ты тоже будешь среди тех, кто нас завтра насмерть будет уделывать?
Гарт помрачнел:
– Я – другое дело. Я сам по себе, пока меня не трогают, и я никого не трону. А ты себя-то защитить не сможешь, драться не умеешь, авторитетом среди воров не располагаешь, как ты Дайлина защищать собрался? – Гарт посмотрел ему прямо в глаза тяжелым взглядом, но Рустам глаз не отвел.
– Знаешь что, Гарт, а ты прав. И скорее всего, завтра я сдохну, потому что драться я действительно не умею. Но видишь, в чем дело. Я, не умеющий драться новичок, вступился за мальчишку, которого мордуют воры и убийцы. А ты, здоровенный мужик, которого в казарме даже капралы боятся, предпочитаешь смотреть на все со стороны. Так что если считаешь, что я с тобой за ужин уже рассчитался, то пойду, наверное, не буду тебе мешать. Тебе отдохнуть надо, силы тебе еще пригодятся. Ведь ты собрался жить вечно, – не удержался Рустам напоследок от шпильки и ушел в казарму. А Гарт еще долго сидел перед костром, задумчиво глядя на огонь.
– Подъем! Подъем! Вставайте, чернозадые, быстро одеваться и выходи строиться!
Утро началось с криков капралов, ходивших по казарме и оглаживающих нерадивых своими палками. Рустам успел вскочить до того, как Кнут успел дойти до его нар. Десяток уже был на ногах, солдаты одевались и выходили. Дайлин был уже одет, но не выходил, ждал Рустама. Рустам быстро оделся, и они вместе вышли из казармы. Перед казармой солдаты построились в неровные три шеренги.
– Наше место в первой шеренге, – шепнул ему Дайлин.
Они заняли место в левом конце шеренги, с правой стороны вытянулся капрал Кнут, Гарт стоял рядом с ним. Когда подошел сержант Смарт, солдаты уже изобразили некое подобие строя. Он презрительно оглядел солдат:
– Ну что, ублюдки, наступает новый трудовой день. По вашим пропитым рожам я вижу полную готовность потрудиться во славу короля. Итак, первый и второй десятки на лесопилку, третий десяток поступает на три дня в распоряжение барона Карвальо. Капралы, задача ясна?
Услышав положительный ответ капралов, сержант удовлетворенно кивнул:
– Пелет, за мной, остальные завтракать – и на работу.
Пелет, густо заросший солдат из второго десятка, смертельно побледнев, пошел за сержантом. Этот нагловатый солдат явно с криминальным прошлым сейчас шел за сержантом, растеряв весь свой гонор, и то и дело оглядывался на товарищей взглядом затравленного зверя.
– Ну все, конец бородатому, – негромко произнес Кабан, стоявший в строю возле Рустама.
Рустам вопросительно посмотрел на Дайлина, и тот пояснил:
– Кого сержант вот так уводит из строя, тот, если повезет, попадет к целителю, а если не повезет, то сразу на кладбище.
Рустам одобряюще похлопал Дайлина по плечу и, бросив еще один задумчивый взгляд вслед обреченному Пелету, пошел на завтрак.
Завтрак состоял из того же грубого черного хлеба и небольшого куска козьего сыра. Делил завтрак среди десятка, так же как и вчера ужин, Брин. Лучше сразу все решить, решил Рустам и придержал Дайлина за плечо:
– Слушай, я вчера на улице ложку потерял. Может, сходишь поищешь? Я здесь пока плохо ориентируюсь, – со смущением пожал он плечами. – А я пока возьму у Брина наш завтрак.
– Конечно, – пожал в ответ плечами Дайлин и вышел из казармы.
Читать бесплатно другие книги:
