Незабудки для тебя Робертс Нора
«Едва ли сама она сознает, — подумал Деклан, — что с трудом выговаривает слова — язык у нее заплетается от усталости».
Он положил руки ей на грудь — и, к его радости, Лина ответила немедленно: запустила руки ему в волосы и потянулась к нему губами. Деклан расстегнул и снял с Лины блузку, за ней последовал лифчик. Начал целовать шею и грудь — она выгибалась ему навстречу.
Одним движением он перевернул ее на живот. Она выгнулась и застонала от наслаждения, когда он начал массировать ей шею.
— Вот здесь! — объявил он. — Как я и думал — мышцы напряжены, совсем как кое-где у меня… Тебе надо расслабиться.
— О, боже мой! — Если бы сейчас ей предложили загадать желание, она загадала бы только одно: пусть Деклан массирует ей шею и плечи как можно дольше! — Ты мог бы этим зарабатывать себе на жизнь!
— Да, это моя вторая профессия. Ох, какие у тебя тут узлы! Придется доктору Деку серьезно тобой заняться.
— Обожаю играть в доктора!
Она ожидала, что он сменит шутливый тон, что прикосновения его станут требовательными. Конечно, он просто душка, думала она, проваливаясь в сон, но все же он мужчина.
Что ж, она подремлет чуть-чуть, а потом он разбудит ее и…
Проснулась она от бьющих в окно солнечных лучей. Сонный взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Боже, двадцать минут одиннадцатого! Не может быть!
Она лежит в постели. Расстеленной так аккуратно, словно о ней позаботилась ее бабуля. Лежит раздетая, укрытая одеялом.
Одна.
Она перевернулась на спину, с наслаждением потянулась и зевнула. С легким удивлением поняла, что не ощущает никакой ноющей боли. Ни шея, ни спина, ни ноги не болели.
Доктор Дек поработал на славу, подумала она с улыбкой. А теперь, должно быть, дуется из-за того, что она ему не отплатила. И трудно его в этом винить: он вел себя как идеальный мужчина, а она в ответ что? Отключилась и заснула!
«Надо загладить свою вину», — сказала она себе, выползая из постели, чтобы выпить чашку кофе, а затем отправиться в душ.
Вышла на кухню и изумленно уставилась на полный кофейник и приклеенную к нему записку. Нахмурившись, она включила кофейник, взяла записку и прочитала:
«Сейчас 7.10. Мне пора — сегодня привезут стойку для кухни. Не знаю, когда ты вернешься к жизни, поэтому боюсь оставлять кофейник включенным. Кофе в нем свежий. Кстати, имей в виду, ты очень хорошенькая, когда спишь.
Позвоню позже.
Деклан».
— Что за человек! — пробормотала Лина, откладывая записку. — Просто удивительный!
Она заехала в бар проверить, не нужно ли пополнить запасы и сделать необходимые распоряжения. А затем, снедаемая любопытством, поспешила в Дом Мане.
Дверь была открыта. Интересно, подумала Лина, многие ли хозяева особняков оставляют двери нараспашку — мол, заходи кто хочет? Конечно, сельская простота и все такое, однако многие на его месте первым делом озаботились бы системой безопасности.
Откуда-то из глубины дома доносился стук молотков и голоса рабочих. Лина двинулась туда, но остановилась на полпути. Ее внимание привлекла гостиная. Лина замерла на пороге, нагнулась, потрогала рукой сверкающий пол. Лак уже высох и блестел так, что в него можно было смотреться как в зеркало.
Она изумленно покачала головой. Да, работать этот человек умеет! Ко всему, что делает, он подходит основательно, мелочей для него не существует. Он знает, что мелочи зачастую и создают общее впечатление. Цвет стен, дерево полов, изящный камин, сверкающие чистотой окна… Неужели он и окна мыл сам?!
И уж конечно, он сам с той же тщательностью и вниманием к деталям подобрал мебель.
Такого мужчину она еще не встречала. Такого заботливого, с неохотой признала она. Всю жизнь Лина полагала, что к мужчинам это определение неприменимо в принципе. А может, она просто выбирала не тех мужчин?
— О чем думаешь?
Она повернулась. Он стоял в дверях, как ожившая скульптура.
— Думаю, что этому дому очень с тобой повезло. Ты, похоже, с самого начала знал, каким он должен быть, и делаешь все, чтобы вернуть его к жизни.
— Спасибо. — Он перешагнул через порог и подошел к ней. — Я тронут. А у тебя уже не такой усталый вид.
— Вообще-то положено говорить: «Ты прекрасно выглядишь!»
— Ты всегда прекрасно выглядишь. А сейчас выглядишь еще и отдохнувшей.
— Вот так-то лучше! Спасибо.
Лина подошла к камину, взяла с каминной полки старинную фотографию в потертой рамке.
— Абигайль… — прошептала она. И в глубине ее души эхом откликнулась на это имя секундная боль.
— Мне подарила ее мисс Одетта. Знаешь, а ты на нее немного похожа.
— Нет. Такой по-детски трогательной и наивной я не была никогда. — И Лина задумчиво провела пальцем по юному, озаренному надеждой лицу своей прапрапрабабушки.
Она не раз видела эту фотографию, даже вглядывалась в нее, изучала в ту раннюю пору своей жизни, когда считала загадочную судьбу Абигайль романтичной. Теперь она понимала: трагедия и романтика — вещи несовместные.
— Как странно видеть ее в этом доме, — проговорила Лина. — Видеть ее здесь — будто видеть частичку себя здесь.
— Ее место — здесь. Как и твое.
Лина тряхнула головой, отгоняя грустные мысли. Обернувшись, окинула Деклана долгим задумчивым взглядом. Рабочая одежда, пояс с инструментами, легкая небритость. Ей сейчас трудно было представить его с портфелем или с папкой бумаг и в строгом деловом костюме с галстуком.
И еще труднее было представить свою жизнь без него.
— Почему ты сегодня так рано уехал?
— А ты не видела записку? Мне стойку привезли. — Он кивнул в сторону кухни, откуда доносились голоса и шум. — Я специально с ними договорился и заплатил, чтобы они поработали в субботу утром. Пришлось приехать.
— Я не об этом. Ты приехал в город, шесть часов убирал грязные тарелки у меня в баре, а потом делал мне массаж — уж, наверное, не потому, что в пятницу вечером тебе нечем больше было заняться! Ты приехал за сексом и уехал, не получив того, что хотел. Почему?
Деклан ощутил, как в нем закипает гнев.
— Лина, у тебя просто талант все усложнять!
— Мне, увы, хорошо известно, что простые вещи редко бывают так просты, как кажутся!
— Хорошо, давай все проясним. Я приехал в город, потому что хотел тебя увидеть. Убирал грязные тарелки, потому что хотел тебе помочь. Сделал тебе массаж, потому что понял, что ты часов двенадцать провела на ногах. А потом дал тебе поспать, потому что тебе нужно было выспаться. Тебе что, никто никогда не приходил на помощь, не оказывал услугу?
— Мужчины, как правило, не оказывают услуг, если не ждут за это награды. Чего ждешь ты, Деклан?
Он выждал несколько секунд, ожидая, пока пройдет первый приступ ярости.
— Знаешь, а это ведь оскорбительно. Ты, выходит, приехала, чтобы заплатить мне натурой? Ладно, могу выделить тебе двадцать минут, успеешь обслужить? Идем в спальню, трахаемся, и мы в расчете. Иначе — извини, у меня много дел.
— Я не хотела тебя оскорбить! — Сейчас она понимала, что именно это и сделала. — Я не вчера родилась и знаю, что любой мужчина, во всяком случае из тех, с кем я имела дело, а точнее, из тех, с кем я была близка, страшно разозлился бы из-за того, что ему так и не удалось заняться со мной любовью. Я и от тебя не ждала ничего другого. Я бы поняла.
— Неужели тебе так сложно поверить мне и понять, что, когда ты устала и хочешь выспаться, я готов отложить свое удовлетворение на потом?
— Ты прав, я вряд ли могу поверить в такого идеального мужчину.
— Что ж, пожалуй, это не оскорбительно, это скорее печально. — Щеки Лины залил густой румянец. Похоже, Деклан сумел смутить ее. — Знаешь, для меня не все в жизни сводится к сексу. Секс — отличная штука, но есть на свете и многое другое.
— Я просто хочу понять правила игры. Если не понимаешь, где ты находишься, то и не знаешь, куда идти.
— А я сбиваю твои настройки?
— Можно и так сказать.
— Понятно. Так вот, Лина: я человек мирный и уступчивый. Но не хочу быть «одним из тех мужчин, с которыми ты имела дело». Я — другой. И ты не «имеешь дело со мной». Скорее уж у нас обоих есть дело друг к другу. Очень серьезное дело, надо тебе сказать.
— Тебе просто хочется так думать!
— Нет. Так и есть, — ответил он так спокойно и решительно, что она поняла: в этом его не переубедить. — Ничто из того, что происходит между нами, не похоже и не может быть похоже на то, что было у каждого из нас раньше. Понимаю, тебе нужно время, чтобы к этому привыкнуть.
— Ты всегда так добиваешься своего? — с усмешкой поинтересовалась она. — Этаким противным менторским тоном излагаешь свои правила!
— Не правила, а факты, — поправил он, не меняя тона. — А тон мой тебе кажется противным потому, что ты увереннее чувствуешь себя в ссоре. Кстати, из двадцати минут, выделенных на секс, мы истратили половину. Хорошая ссора, как и хороший секс, требует времени. Придется мне в следующий раз получать с тебя чеки на то и другое.
Она уставилась на него, пытаясь придумать что-нибудь уничтожающе-ядовитое в ответ. Ничего не придумала и сдалась:
— Ладно! Когда будешь обналичивать чеки, первой поставь ссору. А потом загладим ее сексом.
— Договорились. Начнем прямо сейчас или, может, подождешь? Дело в том, что я хотел попросить тебя помочь: мне привезли ковер, и нужно его расстелить. Сначала думал отправить на это дело рабочих, но они согласны только за дополнительную плату.
— Да ты скряга! А я-то думала, у тебя денег куры не клюют!
— Чтобы денег куры не клевали, надо уметь экономить. И потом, пока ты будешь возиться с ковром, я смогу тобой полюбоваться.
— Ловко придумал! — На самом деле, поняла Лина, она действительно хочет остаться — просто побыть с ним. — Ладно, помогу тебе с ковром, а потом пойду. Где он?
— В соседней комнате. — Деклан указал на дверь смежной гостиной. — Большая часть моих покупок пока что сложена там. Потихоньку выношу оттуда все, что требуется для гостиной. А следующая на очереди библиотека.
Лина открыла дверь и ахнула. Казалось, она попала в пещеру Аладдина, причем обставлял ее какой-то сумасшедший богач с весьма своеобразным вкусом. Столики, диваны, ковры, лампы и еще множество разных вещиц, которые ее бабуля именует финтифлюшками, все самых разнообразных стилей.
— Боже! Деклан, когда ты успел все это скупить?
— Каждый раз, когда выезжаю в город, что-то покупаю то тут, то там. Пытаюсь сказать себе «нет», но сам себя не слушаюсь. Что ж, — продолжал он, протискиваясь в узкий проход между своими сокровищами, — дом у меня большой. Всему найдется место. Поначалу я думал ограничиться девятнадцатым веком — когда дом был построен, но потом решил, что это скучно и есть лучшее решение — смешение стилей.
— Например, так? — И она водрузила на эпплуайтовский столик с гнутыми ножками латунного бегемота.
— Именно. А посмотри на эту лампу! — И он пробежал пальцами по абажуру от Тиффани, переливающемуся всеми цветами радуги. — К настольным лампам у меня слабость.
— Судя по тому, что я здесь вижу, у тебя слабость не только к настольным лампам!
— Но самая большая — к тебе. А вот и наш коврик. — Он похлопал ладонью по стоящему стоймя рулону высотой в два человеческих роста. — Давай-ка возьмем его за оба конца и вытащим отсюда. Конечно, стоило поставить его ближе к дверям, но я, когда привез его домой, еще не знал, где его расстелю, а теперь знаю.
Вдвоем они уложили ковер на пол и потащили волоком по узкому проходу между островами мебели. Деклан, пятясь, шел впереди. Один раз им пришлось остановиться, чтобы сдвинуть диван, другой раз — чтобы убрать с дороги столик.
— Знаешь, — проговорила Лина, когда оба они, запыхавшись, добрались до гостиной, — вообще-то через пару месяцев тебе придется его снова свернуть и убрать. Мы на лето всегда убираем ковры, у нас здесь для них слишком жарко.
— Об этом я побеспокоюсь в июне.
Лина присела на корточки, погладила его по щеке.
— Сдается мне, голубчик, ты начнешь готовиться к лету еще в апреле! Ладно… — Она закатала рукава. — Готов?
Они поползли вперед на четвереньках, разворачивая ковер, и, едва увидев рисунок и цвета, Лина поняла, почему Деклан решил расстелить его в этой комнате. На темно-зеленом фоне — нежная зелень листьев, под цвет стен, и бледное сияние едва распустившихся роз.
Наконец ковер был расстелен, Деклан еще возился на полу, поправляя углы, а Лина встала, отряхнула колени, полюбовалась плодом трудов.
— Настоящий розовый сад! Мне кажется, я чувствую их аромат.
— Здорово, правда? И посмотри, как он подходит к стенам! Еще я поставлю сюда два дивана в стиле американский ампир и, пожалуй, бидер-мейеровский стол. Начнем с этого, а там поглядим. — Он поднял глаза к лепному медальону на потолке. — Видел недавно роскошную люстру дутого стекла. Вот она бы сюда подошла.
— Может, перетащим сразу и диваны?
— Диваны? Да нет, они тяжелые. Реми на днях обещал ко мне заехать, с ним вместе и перенесем.
— Реми когда еще приедет, а я уже здесь.
— Лина, я не хочу, чтобы ты надрывалась, таская мебель!
В ответ она просто смерила его взглядом и решительно двинулась назад.
Едва они поставили в гостиную второй диван и Лина отступила на шаг, чтобы полюбоваться делом рук своих, как…
…Откуда-то сверху послышался детский плач.
— Что, кто-то из рабочих привез с собой малыша? — удивленно спросила Лина.
Деклан опустился на диван так резко, словно у него подкосились ноги.
— Так ты тоже его слышишь? Никто больше не слышит. Слышат, как хлопают двери наверху, слышат плеск воды в ванной, когда там никого нет. Но никто не слышит, как плачет ребенок.
Лина опасливо поежилась и покосилась в сторону холла.
— Откуда это слышится?
— Чаще всего из детской. Иногда из спальни на втором этаже, из комнаты Абигайль. Я подхожу к двери — плач смолкает. Дважды это случалось, когда здесь был Реми, но он ничего не слышал. А ты слышишь.
— Я не могу просто сидеть и слушать, как ребенок там надрывается! Надо посмотреть… — Лина вылетела в холл, взбежала вверх по лестнице… и остановилась.
На мгновение, казалось, весь дом затаил дыхание. Затем до слуха ее донеслись стук молотков на кухне, бормотание радио, голоса рабочих.
— Как странно! — проговорила Лина, сердце ее гулко колотилось. — Сейчас я думала: надо взять малышку на руки, приласкать, утешить. Теперь, правда, считают, что, когда плачет ребенок, надо дать ему выплакаться, а не кидаться к нему — что за ерунда! Ей же плохо! Может быть, ей страшно или у нее что-нибудь болит… И почему я подумала, что это девочка?
— В самом деле, странностей хватает. Ты хотела взять на руки и приласкать свою прапрапрабабушку. Это Мари-Роз. Я в этом не сомневаюсь. Ты ее услышала, должно быть, потому что в тебе течет ее кровь. Я слышу, потому что я хозяин этого дома. Я уже пытался связаться с предыдущими хозяевами, хотел спросить, слышали ли они что-нибудь, но мне не удалось до них дозвониться.
— Может, они и не скажут.
— Может быть, но спросить стоит. Тебя это напугало?
Лина мысленно задала себе тот же вопрос, прислушалась к себе.
— Наверное, я должна была испугаться, но… нет, не испугалась. Мне просто было очень жаль малышку, которая плачет там одна… — В этот миг наверху с грохотом захлопнулась дверь. — Так, а вот это уже не малышка! — И Лина побежала вверх по лестнице.
— Лина! — Но она уже скрылась за поворотом лестницы, и Деклан стремительно бросился за ней.
Она пробежала через холл, распахнула дверь. Из комнаты Абигайль потянуло лютым холодом, изо рта у Лины вырвалось облачко пара. Потрясенная, она обхватила руками плечи.
— Нет, это уже не малышка! — повторила она шепотом.
— Верно. Это что-то злое. — Он положил руки ей на плечи, чтобы привлечь к себе, согреть, и в этот момент дверь перед ними захлопнулась.
Лина вздрогнула от неожиданности и нервно рассмеялась.
— Не очень-то оно гостеприимное, твое привидение!
— Такое я вижу в первый раз. — Деклан недоуменно покачал головой. Он не хотел, чтобы Лина заметила его тревогу. — Не знаю, что это — или кто, — но, похоже, он чертовски зол!
— Это комната Абигайль. А мы, местные, славимся горячим нравом — столько в нас кровей понамешано.
— Нет, вряд ли так нас встретила девушка. Как-то не вяжется с ее ангельским личиком на фотографии.
— Много ты знаешь о девушках!
— Надеюсь, что да. У меня есть сестра, и в гневе она настоящая стерва! Но здесь что-то другое. Что-то грубое, жестокое.
— Если бы меня кто-нибудь убил и спрятал тело, я бы тоже стала грубым и жестоким привидением. — Лина не без страха взялась за ледяную ручку двери. — Не открывается.
Деклан накрыл ее руку своей, холод вмиг рассеялся, дверь легко открылась, и взорам их предстала пустая комната, полная солнечного света.
— Страшновато, правда? — Однако Лина переступила порог.
— Да, есть немного.
— Знаешь, о чем я сейчас думаю?
— О чем?
— Думаю о том, кто живет в этом доме один, проводит здесь ночь за ночью, а потом едет в город и покупает для этого дома мебель, лампы, ковры… — Повернувшись, она обвила его руками. — О мужчине со стальными нервами… Впрочем, и не только нервами.
— Вот как? — Деклан самодовольно усмехнулся, склонил голову и поцеловал ее. — Хм, может, мне все-таки удастся выкроить обещанные двадцать минут для секса?
Рассмеявшись, она крепко обняла его.
— Извини, милый. Но мне пора. Приближается субботний вечер. Если вдруг окажешься поблизости — заезжай ко мне часа так в три-четыре утра, я наверняка буду еще на ногах и готова… — Она положила руку на молнию его джинсов. — Готова оценить твои выдающиеся мужские достоинства.
Деклан едва удержался от стона.
— В среду, — твердо сказал он. — В твой выходной.
Лина не спешила убирать руку.
— Значит, в среду?
— В твой выходной. — Он впился губами в ее губы, желая хоть отчасти вознаградить свое неудовлетворенное желание. — Ты приедешь ко мне, поужинаешь со мной, останешься на ночь, — жарко прошептал Деклан, прижав ее к стене. — На всю ночь. Заснешь и проснешься в моей постели. В среду. Скажи, что приедешь и останешься у меня.
— Хорошо, хорошо! — Лина вывернулась из его объятий. Еще пара минут — и она, пожалуй, не станет ждать среды! — А теперь мне пора, я и так опаздываю.
Выйдя из комнаты, она оглянулась вокруг.
— Не могу поверить: только что согласилась провести ночь в доме с привидениями! Когда мне приехать?
— Пораньше.
— Постараюсь. Не провожай меня, милый. — Она лукаво улыбнулась. — Что-то мне подсказывает, что тебе сейчас нелегко ходить. Ладно, если передумаешь, заходи в бар.
Она поднесла палец к губам, поцеловала, наставила пистолетом на Деклана и двинулась прочь.
«Красноречивый жест, — подумал Деклан. — Один взгляд на эту женщину разит наповал».
Что ж, осталось дотерпеть до среды, а тогда он нанесет ответный удар!
12
Дождь, начавшийся в ночь на субботу, зарядил на все выходные и запер Деклана дома — в одиночестве. Деклан включил стереосистему, подобрал диск и направился поработать в библиотеку.
Для начала разжег камин, чтобы согреться, и замечтался, сидя возле камина и водя пальцем по отбитому уголку облицовки. Пожалуй, стоит оставить как есть. Не все здесь должно быть совершенно. У этого дома — долгая история, происшествия, случавшиеся здесь много лет назад, оставили свой след на его облике.
Ему хотелось вернуть дом к жизни, но стоит ли восстанавливать его в первоначальном виде? Ведь и Деклан внес в проект восстановления дома некоторые изменения. Именно они и сделали дом его владением.
Если он заменит облицовку камина, что это будет означать для дома? Восстановление его былой красоты? Или уничтожение истории?
Этот дом не был счастливым.
Мысль эта, внезапная и пронзительная, как удар шпаги, заставила его вздрогнуть, несмотря на разгоревшееся в камине пламя.
Ледяной дом. Полный темных тайн, зависти, ненависти.
Дом смерти…
Она пришла сюда за книгой. Читать она обожала, склонившись над страницами и погрузившись в иной мир, испытывала ни с чем несравнимое наслаждение. И в библиотеку, с ее высокими полками и бесконечными рядами книг, входила с благоговением, словно в церковь.
Вот и сегодня, в хмурый дождливый день, пока Люсьен заперся с отцом и корпит над счетами, она решила развлечь себя интересной книгой.
В библиотеку Абигайль кралась почти на цыпочках — она еще не привыкла к мысли, что свободна делать что пожелает и распоряжаться своим временем, как сочтет нужным. Что не нужно больше гладить белье, мыть посуду, вытирать пыль со столов.
Что она уже не служанка, а жена.
Жена. Драгоценное слово, от которого словно исходит сияние. Снова и снова она повторяла его про себя и все не могла к нему привыкнуть. Совсем недавно она стала его женой. А теперь во чреве ее зреет новая жизнь: это она поняла лишь пару дней назад и еще не говорила даже Люсьену.
Надо подождать, думала она, вдруг она ошиблась, три дня задержки еще ничего не значат.
И тошнота, но мало ли от чего может подступать по утрам тошнота? Нет, она подождет до следующей недели, убедится наверняка, тогда и скажет мужу.
Ребенок — какое же это счастье! Она подарит Люсьену дитя… Абигайль шла мимо книжных полок, словно во сне, положив руку на живот и пытаясь представить себе, каким будет ее сын или дочь.
И может быть — только «может быть», — ребенок заставит смягчиться мать Люсъена. Быть может, он принесет в дом радость так же, как одна мысль о нем приносит радость в ее сердце.
Абигайль выбрала «Гордость и предубеждение» Остин. Если судить по названию, эта книга прямо про Дом Мане. Задумчиво прикусив губу, Абигайль перелистала страницы. Читает она медленно, Люсьен говорит — это и хорошо, так лучше понимаешь содержание и получаешь от прочитанного удовольствие.
Но сама Абигайль понимала: читатель она совсем неопытный, а точнее, начинающий. Всего несколько лет назад она научилась грамоте, а постоянно читать начала и того позже. Многие книжные слова и выражения ставят ее в тупик.
Но учится она быстро. Довольная собой, Абигайль повернулась и увидела Жюльена. Он раскинулся в красном плюшевом кресле с бокалом в руке. Рядом на столике стояла полупустая бутылка.
Он не сводил с нее глаз.
Жюлъен ей не нравился, он ее пугал. Но Абигайль напомнила себе: она больше не служанка, она жена его брата, и они с Жюлъеном должны стать друзьями.
— Здравствуй, Жюлъен. Я тебя не заметила.
Он плеснул в бокал еще бренди.
— Имей в виду, — проговорил он, — это не легкое чтение, в этой книге много длинных трудных слов.
— Я умею читать, — гордо выпрямившись, ответила Абигайль. — Умею и люблю.
— А что еще тебе нравится?
Он встал — она крепче прижала книгу к груди, но снова расслабилась, когда он подошел к камину, поставил ногу в сапоге на решетку, а локтем оперся о каминную полку.
— Я учусь ездить верхом, меня учит Люсьен. Пока получается еще не очень хорошо, но мне это так нравится! — Абигайль отчаянно хотела расположить Жюлъена к себе. Этому дому так не хватает смеха, тепла, любви!
Он рассмеялся хриплым пьяным смехом.
— Верхом, значит, ездишь? Ясно-ясно. Любишь седлать мужиков? Твои невинные глазки могли обмануть моего наивного братца, но я-то хорошо понимаю, что ты за птичка и на что нацелилась!
— Я — жена твоего брата. — Ради Люсьена, ради ребенка в ее чреве, напомнила себе Абигайль, она хотя бы попытается преодолеть его ненависть. Она шагнула к нему и протянула руку. — И хочу только, чтобы он был счастлив. Со мной он счастлив. А ты — его родной брат, Жюльен, в вас обоих течет кровь ваших родителей. Нехорошо нам с тобой ругаться, я хотела бы стать твоей сестрой, твоим другом.
Одним глотком он опрокинул в себя остатки бренди.
— Другом, значит?
— Да. Ради Люсьена мы должны…
— Ну, раз так, докажи мне свою дружбу! — И, шагнув к ней, Жюлъен грубо схватил ее за грудь.
В первый миг Абигайль остолбенела, затем ее охватила ярость. Пощечина, нанесенная ее рукой, была так сильна, что Жюлъен пошатнулся и едва не упал.
— Ублюдок! Скотина! Тронь меня еще раз — и, клянусь, я тебя убью! Я — жена Люсьена, твоего брата!
И она бросилась к дверям.
— Шлюха моего брата! — взревел он ей вслед. — Дешевка! Хочешь отнять то, что по праву принадлежит мне! Чтоб ты сдохла!
В ярости он ударил кулаком по каминной полке.
Тяжелый канделябр покачнулся и упал, при падении отбив угол плитки…
Деклан пришел в себя. Он по-прежнему сидел у камина спиной к огню, в окна все так же барабанил дождь.
Что это было? Видение? Транс? Галлюцинация?
Боль, словно копье, вонзилась в середину лба над переносицей. Деклан прижал ладонь ко лбу.
А может, нет здесь никаких призраков, нет и не было? А есть какая-нибудь распроклятая опухоль в мозгу? По крайней мере, такое возможно… Да все, что угодно, правдоподобнее, чем…
Хлопающие двери, внезапный холод, необычные сны и блуждания во сне — все это можно списать на атмосферу старого дома. Но то, что было сейчас, совсем другое. Он видел этих людей, не глазами, нет, но видел совершенно ясно, слышал их голоса, интонации и, более того, он чувствовал.
Деклан с трудом поднялся на ноги. Чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за мраморную полку так крепко, что на какой-то миг ему показалось, что мрамор сейчас треснет и рассыплется под его рукой.
Что ж, если он болен телом или душой, с этим надо что-то делать. Фиццжеральды не из тех, кто, столкнувшись с чем-то непонятным и пугающим, прячут голову в песок.
Овладев собой, Деклан отправился на кухню поискать аспирин и проглотил разом четыре таблетки. Впрочем, он понимал, что это все равно что пытаться стаканом воды потушить лесной пожар. Запил таблетки водой, а остаток холодной воды вылил себе на голову.
Пожалуй, он слетает в Бостон и поговорит с дядей. Младший брат матери — кардиолог, наверняка у него есть знакомый врач-нейрохирург. Пара дней обследований и анализов — и настанет какая-то ясность: свихнулся ли он, болен или его и вправду преследуют призраки.
Он потянулся к телефону, но тут же остановил себя, тряхнув головой. Похоже, он действительно сходит с ума! Как можно было не сообразить, что стоит отправиться к дяде Мику — и слухи о его проблемах со здоровьем быстрее ветра разлетятся по всей близкой и дальней родне!
И вообще, зачем возвращаться непременно в Бостон? В Новом Орлеане тоже есть врачи. Можно сходить к врачу Реми. Конечно, не рассказывая другу, в чем дело, просто попросить Реми порекомендовать ему дантиста или кого-нибудь в этом роде, любого врача по самым заурядным болезням. А у того уже попросить порекомендовать хорошего специалиста. Просто, логично и эффективно.
Если уж призраки не выжили его из Дома Мане, не выживет и какая-то там опухоль, которой, может, и нет!
Когда он отставил стакан, на втором этаже громко хлопнула дверь. Деклан взглянул на потолок и мрачно усмехнулся:
— Да-да. Я сегодня тоже не в настроении.
К среде, однако, к нему вернулось доброе расположение духа. Должно быть, подняла настроение надежда увидеться с Линой и та работа, которой он занялся в последние дни перед постом. С врачом Реми он договорился о встрече на следующей неделе и, сделав этот шаг, отложил до этого срока беспокойство о своем здоровье.
Видений больше не было. Не было и тревожных снов — вероятно, сказывалась усталость после целого дня физической работы.