Все тёлки мимо Халперн Джастин

– Да, взяла и убежала, – сказал я.

– А ты чего за ней погнался как насильник? – поинтересовался Дэн.

Я вспылил:

– Допустим, погнался. Но не как насильник!

Втайне я был удивлен и уязвлен тем, что Саманта не оправдала моих надежд. Я-то думал, с ней все пройдет гладко. И что же – до выпускного осталось девять дней, а я один как перст. Я занервничал. На следующий день, все еще залечивая раненое самолюбие, попытался поплакаться однокласснику – коренастому хулиганистому филиппинцу по имени Ангел. Я слышал, что он – единственный в нашем классе, кому не с кем пойти на выпускной. Перед пятым уроком я обернулся к нему и сказал:

– Девчонки совсем очумели из-за этого голимого выпускного. Принцев ждут, что ли?

– Говори за себя, анчоус. А я на прошлой неделе пригласил одну. У нас на районе живет. Мой брат говорит, она любит трахаться без гондона, – гордо сказал Ангел.

Финиш. Я официально признан никому нафиг не нужным изгоем.

– Я пойду с тобой, – проговорил кто-то тихо.

Я обернулся. Ванесса, бывшая девушка Робби. В классе она сидела позади меня. Робби расстался с ней несколько месяцев назад. Объяснил так: "По-моему, она решила, что я – тупой, а я решил, что это она тупая". Предложение Ванессы показалось мне немного странным. Ну, конечно, с Николь она не может сравниться. Но внешность – вполне себе ничего, а Робби всегда говорил: "Она как бешеная". Раз она меня пригласила, я предался фантазиям на темы бешенства: выпьем, потанцуем, я пощупаю ее грудь и, возможно, даже расстанусь с девственностью. Я улыбнулся Ванессе и сказал, что должен сначала поговорить с Робби, но буду очень рад пойти на выпускной с ней.

После уроков, когда мы шли на тренировку по бейсболу, я спросил Робби:

– Ты не против, если я пойду с твоей бывшей?

– Да хоть в зад ей вдуй, мне без разницы. Я абсолютно не против.

В общем, на следующий день я согласился на любезное приглашение Ванессы.

– Вот только… мне не хочется ехать в лимузине вместе с Робби и твоими друзьями, – сказала она, теребя ластик на своем карандаше. – Но это не из-за Робби, учти. Можешь ему так и передать.

Я расстроился, что не смогу поехать на выпускной в компании всех моих приятелей с их девушками. Но главное – у меня будет красивая спутница. Настроение было самое оптимистичное: меня ждет лучший вечер в жизни.

И вот наступила пятница. Я сел за руль маминого "олдсмобиля-ачива" 1992 года и поехал к Ванессе (она жила в двух милях от меня). По дороге предвкушал разнообразные удовольствия. Аж глаза лезли на лоб. Аж вспотел. Пришлось свернуть на обочину, расстегнуть рубашку и хорошенько промокнуть подмышки старой футболкой. Ванесса выглядела сногсшибательно. Подвела глаза черной тушью. Ее голову украшали тысячи золотистых завитушек – ни дать ни взять ломтики картошки фри. Я нарядился в черный смокинг и белые брюки, взятые напрокат в ближайшем торговом центре. Смокинг был мне велик на два размера, но администратор – такой же школьник, как я, – заверил, что в нем я похож на "настоящего сутенера, доктора сутенерских наук". У моего папы были другие ассоциации:

– Ну, ты как пингвин, умирающий от СПИДа.

Прежде чем мы выехали, мама Ванессы попросила нас сфотографироваться на память.

– Обними ее, – рявкнула она, нацелив на нас объектив.

Мы встали в позу у машины, но чувствовалось: нам обоим почему-то неловко. Убрав руку с плеча Ванессы, я увидел на ткани темное пятно – отпечаток моей вспотевшей от волнения ладони.

В пути Ванесса была какая-то странная – отмалчивалась. Я ерзал, возился с настройками кондиционера. А потом все-таки попробовал растопить лед.

– Все нормально? – жизнерадостно спросил я.

– Что сказал Робби, когда ты ему сказал, что идешь на выпускной со мной?

– Сказал, что он абсолютно не против, – промямлил я.

– Вот так и сказал? Он абсолютно не против?

– Угу.

– А конкретно? Скажи мне дословно, что он сказал? – допытывалась она, скрипя зубами.

Я вспомнил фразу насчет зада и опешил:

– Да только это и сказал. Что он не против.

– "Я абсолютно не против"? И больше ничего? Не может быть! Он еще что-нибудь добавил.

– Да нет, только это и сказал. Больше ничего. Клянусь.

– Ах так! Пошел он…! Он, значит, абсолютно не против? Брехня! Врет, как дышит! Вот гад! Вот сволочь!

Она умолкла. Я прикусил язык. А она уставилась в окно – точно арестантка, которую везут в тюрьму. Так и доехали молча. Выпускной проходил в неком отеле с застекленным фасадом. Я заехал на подземную автостоянку, сунул руку под сиденье и вытащил бутылку шнапса "Мятный", которую мне, несовершеннолетнему, днем купил какой-то бомж – конечно, за мои деньги плюс комиссионные. Я предложил Ванессе сделать первый глоток. Она схватила бутылку и приложилась к ней надолго – точно топила воспоминания об ужасах вьетнамской войны. Следующие пять минут мы, не проронив ни слова, пили из горла поочередно, пока у меня не занемели губы и щеки. Я запихнул почти опорожненную бутылку под сиденье, мы вышли и направились к лифту.

Шнапс ударил мне в голову, настроение стало какое-то сварливое:

– Ты вообще-то не хотела со мной идти, правда?

Ванесса обернулась ко мне, изумленно распахнув глаза.

– Ты, что, дебил? Здесь же мой бывший… с другой девушкой, – и она зарыдала. – Мне надо где-то присесть. А то меня… сейчас стошнит.

На заплетающихся ногах мы брели по грязному красному ковру через холл отеля, мимо пошлых бронзовых ламп, кресел с зеленой полиэстровой обивкой и стайки женщин, о которых я подумал: "Наверно, проститутки". Когда мы поравнялись с этими дамами, одна приподняла руку, заткнула ноздрю большим пальцем и высморкалась прямо на пол, себе под ноги.

Преодолев две тамбурные двери в дальнем конце холла, мы вошли в огромный темный бальный зал, где человек триста – наши однокашники – дрыгались под звуки "End of the Road" группы Boyz II Men.

Тему выпускного – стиль растафари – мы выбрали путем голосования. Так что зал пестрел портретами Боба Марли и стикерами с лозунгом "One Love". Но почти все стикеры кто-то уже успел осквернить: вместо "One" вписано другое слово, из четырех букв. Мы с Ванессой уселись как можно дальше от танцпола. Приютились недалеко от накрытого стола: черствые чипсы и крекеры, скисший дип да сырные кубики из Safeway. Там мы и просидели весь вечер, преимущественно молча, наблюдая со стороны, как остальные хохочут, болтают и танцуют. Из колонок вновь и вновь звучали две закольцованные песни: "I\'ll Be Missing You" Паффа Дэдди и "Return of the Mack". Сердитая гримаса Ванессы отпугивала всех моих друзей: никто не решался к нам приблизиться. Почти уверен: того-то Ванесса и добивалась. Несколько раз мимо нас (в туалет и обратно) прошла Николь. Мне хотелось с ней заговорить, но я смог выжать из себя лишь бессловесную улыбку. Так накрылась моя мечта о феерическом выпускном с танцами, обжиманцами, избиением садистов и потерей невинности. Никаких положительных сторон в своем положении я не находил, да и не мог бы найти, даже будь я великим мудрецом. Что ж, я сам виноват. Я такой дурак, что возложил огромные надежды на один-единственный дурацкий вечер. С чего я взял, что сегодня все пойдет иначе, совсем не так, как в предыдущие дни и вечера моих школьных лет? Я уныло развалился в кресле и набил рот сырными чипсами "Доритос".

И вот диджей объявил: "А теперь – финальная песня!" В зале уже воняло, как в туалете публичной библиотеки, облюбованной бомжами: как-никак почти все гости отплясывали упоенно, смокинги и платья промокли от пота. Зазвучала "Crash" Дейва Мэттьюза, и все мои одноклассники похватали своих партнерш и сбежались на танцпол. Но Ванесса одним движением бровей дала понять, что мой долг – проводить ее к ближайшему выходу и доставить домой.

Машина тронулась с места. Повисла пауза. Через несколько минут Ванесса выговорила, икая:

– Я пьяная. – И потом добавила: – Извини, что я назвала тебя дебилом… Надеюсь, я не испортила тебе вечер.

Мы подъехали к ее дому. Она вылезла из машины и поднялась на крыльцо, даже не оглянувшись.

Сидя за рулем, я проводил ее взглядом. Дверь захлопнулась. Я тяжело вздохнул. Всего-то десять вечера – а надежды на выпускной разбились бесповоротно. Правда, я заранее продумал всякие наихудшие сценарии, но ничего ужаснее, чем "наконец-то начистил рыло одному гаду, полицейские меня еле оттащили", в голову не приходило. А это… полный облом. Нельзя, чтобы вечер вот так вот и закончился. Нет уж, я сейчас развернусь – и на пирс в бухте Сан-Диего, в ресторан "Бали Хаи", там у нас тематическая афтер-пати в стиле казино, санкционированная школой.

У дверей ресторана стоял наш историк мистер Бартесс. Глянул на меня, потом в список. Замотал головой:

– У меня отмечено, что вы уже здесь. Простите, но тех, кто вышел, обратно не впускают. В билете все четко сказано. Нельзя же, чтобы все выбегали, допустим, понюхать кокаин и возвращались в наркотическом опьянении.

– Но я только что приехал. И кокаин я не употребляю.

– Послушайте, может быть, вы говорите правду, но если человек вышел с вечеринки нюхнуть кокаина, он скажет то же самое. Поэтому у нас правило: обратно никого не впускать. Я вам не арбитражный суд.

Я не стал препираться – просто не было сил. Ветер унес музыку и смех, слабо доносящиеся из окон "Бали Хаи", а я побрел назад к машине. Пирс завис в каких-то десяти футах над ровной, как стекло, поверхностью океана. Темно хоть глаз выколи, только на той стороне бухты мерцают огоньки небоскребов.

Недалеко от автостоянки я заметил, что футах в двадцати от меня какой-то человек пытается швырнуть здоровенный булыжник в океан. Присмотревшись, я обнаружил: да это же Майкл, самый крутой парень в нашей детской бейсбольной команде, мой подельник по самому отъявленному (в нашем тихом районе) ограблению порноархива бомжей, самый безбашенный храбрец, какого я вообще встречал. Я давно потерял Майкла из виду: знал лишь, что в десятом классе его выперли из школы. Дело было так: он поругался с одноклассником, вскочил на его велосипед, проехал две мили, до высоких утесов на берегу Тихого океана, и там спихнул велосипед с обрыва.

– Эй! – окликнул я.

– Иди в жопу, мудила! Где написано, что нельзя кидаться камнями? – завопил он во весь голос.

– Ты не понял. Это я, Джастин Халперн.

– Сам вижу, – он положил каменюку на бетон и двинулся ко мне.

Он был в майке-алкоголичке и слаксах, голову обвязал рубашкой на манер банданы. Из пухлого юного бейсболиста он превратился в жилистого парня, но лицо ожесточилось. Вид устрашающий – впрочем, он и в детстве был такой.

– Фокусник еще там? – спросил Майкл, указав на "Бали Хаи".

– Не знаю, меня не впустили. Говорят, я уже пришел и обратно нельзя входить, если я уже вышел.

– Ой, бля, извини. Я под твоей фамилией вписался. Он вытащил из кармана косяк, щелкнул зажигалкой. Я рассудил, что пора сматываться. Поведешься с удолбанным Майклом – точно угодишь за решетку.

– Ну ладно, бывай. Рад был повидаться, – сказал я и направился было к своей машине.

– А ты не можешь узнать, фокусник еще там? – спросил он.

– А что?

– Да он всякие фокусы-шмокусы делал, полный отстой, берет колоду карт и говорит, она сейчас исчезнет, типа. Ну и он, типа: "Кто может угадать, где моя голимая колода карт?" А я поднял руку и говорю:

"В твоей щелке, лапочка". Ну и он, сука, велел меня выгнать.

Выяснить, там ли еще фокусник… Вроде бы задача несложная. Мне слегка польстило, что Майкл просит меня об одолжении. Я сходил к мистеру Бартессу, и он подтвердил, что фокусник еще в ресторане. Я нашел Майкла.

Тот валялся прямо на острых камнях между пирсом и океаном, домучивая косяк, но тут же вскочил:

– Пойду туда. Ты как – со мной? Я тебя проведу.

– Ну-у-у… Даже не знаю, чувак. Если нас застукают, ничего хорошего не выйдет. Наверно, поеду-ка я лучше домой.

– Лады. Пойду один, – сказал он без заминки.

– А если тебя арестуют? – спросил я. Неужели Майкл ничего никогда не продумывает наперед?

– Слушай сюда. Этот фокусник думает, что опустил меня и на этом все кончилось. А я сегодня никуда не уйду, пока не скажу ему пару ласковых.

Интуиция нашептывала: "Спасайся, пока можешь. Или ты хочешь, чтобы вечер закончился еще хуже, чем начался?" Но мне представилось: вот я сейчас уеду, доберусь до дома, укроюсь одеялом, выключу свет… Так и закончится мой выпускной. И не только выпускной – все школьные годы. Допустим, у меня не получилось оттянуться с киношным размахом. Но пробраться на афтер-пати за компанию с Майклом? Дополнительный шанс пережить хоть что-то интересное.

– Ладно. Идем, – сказал я.

Мы осторожно подобрались к ресторану, обогнули его, затаились у служебного входа. Вышел квадратный повар в белом халате, волоча огромный мешок с мусором. Мы проскользнули мимо него на темную, безлюдную кухню. Из зала доносился гул толпы.

– Когда войдем, давай забьемся куда-нибудь в угол, чисто временно, чтобы нас никто не заметил, – предложил я.

– Как два идиота? Еще чего, – отрезал Майкл и ринулся в зал, уставленный бутафорскими карточными столами и пластиковыми пальмами.

Он держал курс прямо на фокусника – лысоватого, лет сорока. Вокруг фокусника толпились мои одноклассники и смотрели ему в рот: то ли накурились, то ли и вправду торчат от исчезающих голубей.

Майкл отпихнул какого-то хлипкого парня, встал прямо перед фокусником. И заорал:

– Эй ты, уебыш!

Фокусник и выпускники остолбенели. Уставились на Майкла, гадая, чего ждать дальше.

– Клал я на тебя с прибором, понял! – вопил Майкл. Фокусник весь побагровел. Крутанулся на каблуках – его плащ, не поспевая за движением, завис в воздухе.

– Охрана!

Через несколько секунд два амбала в черных куртках-дутиках с надписью "ОБСЛУЖИВАНИЕ МЕРОПРИЯТИЯ" подскочили к Майклу сзади и схватили его за руки. Майкл немедленно обмяк, и охранники были вынуждены выволакивать его безжизненное тело (которое, правда, ругалось по-черному) из ресторана. Едва его вытащили за дверь, Майкл победоносно вскинул руки и завопил:

– Вертел я вас всех на хую!

Оглянувшись по сторонам, я не увидел никого из своих друзей. Наверно, уже продолжают банкет в гостиничных номерах. Я направился было к выходу, но тут увидел у стойки с мороженым Николь. Она была в длинном кремовом платье, идеально оттенявшем ее оливковую кожу. Глядя, как она посыпает мороженое карамельной крошкой, я вдруг сообразил, что испортил себе выпускной еще две недели назад, когда по трусости раздумал ее пригласить. Но теперь есть шанс себя реабилитировать. Правда, меня все еще трясло, когда я вспоминал про выдворение Майкла. Но, стоп… чем я хуже? Майкл взял реванш, и я могу, просто надо не упускать момент. Я направился к Николь, чувствуя – впервые за весь вечер, – что я сам себе хозяин.

– Привет, – я осторожно притронулся к ее плечу.

– Ой, привет! – она, лучезарно улыбнулась, приобняла меня.

– Как провела время?

– Все супер. А ты?

– Просто супер. Послушай., я тебе скажу одну странную вещь… я хотел пригласить на выпускной тебя.

Да, я все-таки это сказал. И дико сконфузился: такое ощущение, будто с меня штаны свалились.

– Серьезно? – спросила Николь.

– Да, – и я совсем оробел.

– А почему же не пригласил?

– Я думал, ты не согласишься, и тогда никто больше не захочет пойти со мной, все подумают, что для меня они – только запасной вариант. Но, честно говоря, я зря тебя не пригласил, правда?

Ну вот, признался. И сразу полегчало. Более того, нахлынули фантазии: что она ответит? Да, официально я пришел на выпускной с другой девушкой, но разве нам с Николь нельзя провести остаток ночи вместе? Может, у нас даже завяжутся серьезные отношения. Машина (мамин "олдсмобиль ачива") в моем распоряжении еще час самое малое. Осталось целых полбака бензина. Может быть, мы с Николь все-таки повеселимся, "как бешеные".

– О-о-о-х, – нежно сказала она и улыбнулась мне, и мое сердце запрыгало. – Но, знаешь, я бы не согласилась.

– Что-о?

– Прости меня, пожалуйста. Я просто не хочу врать. Ты вообще-то не в моем вкусе. Я не пошла бы с тобой на выпускной.

И тут какой-то стройный красавец с козлиной бородкой подошел к Николь сзади и обхватил руками ее талию. Вид у него был очень даже взрослый – вылитый студент.

– Ты готова? – проворковал он ей на ухо.

Николь кивнула, торопливо приобняла меня за плечи и ушла под руку со своим парнем.

А я сам себе подивился. Николь меня отвергла, почему же мне ничуть не больно? Я смог найти только одно объяснение: когда я ей признался, я впервые за весь вечер сделал то, что мне действительно хотелось.

Для тебя хорошо – тихо сидеть на месте

Осенью 1998 года я стал первокурсником ГУСД, Государственного университета Сан-Диего – учебного заведения, о котором мой папа обычно говорил "ГУСД – это Гарвард минус великие умы". Университет находился в жалких восьми милях от нашего дома, пятая часть моих одноклассников теперь сделалась моими однокурсниками… и все равно мне казалось, что начинается новая, кипучая жизнь. Скорее бы лекции!

– Я железно уверен: в школе никто даже не знал, как меня зовут, – сказал я своему лучшему другу Дэну (он тоже выбрал ГУСД), когда мы ехали на организационное собрание первого курса. Это было за несколько недель до начала учебного года.

– Хм… По-моему, тебя все-таки знали, – сказал Дэн, выруливая на Восьмой фривей. – Я тут сказал одному из нашей волейбольной команды, что мы с тобой сюда поступили. А он: "А, знаю, тот самый чел, который иногда на уроки в трениках приходил?"

– В идеале мне хотелось бы, чтобы меня знали по другим достижениям.

– Да ладно, всем фиолетово, что там было в школе. Все, мы теперь студенты. В университете нас никто не знает. Девушкам нравятся безбашенные чуваки. Ты будешь безбашенный тусовщик, идет? Или нет, лучше я буду безбашенный тусовщик, а ты будешь друг тусовщика.

И правда, я же могу полностью перевоплотиться: вычеркнуть все, что в себе ненавижу, начать с чистого листа… Соблазнительная мысль. Но разве сменишь имидж, живя в родительском доме? Аренда квартиры была мне не по карману: хоть я и работал все лето, к осени у меня осталось лишь неполных пятьсот долларов.

Мама понимала, что мне нелегко, пыталась помочь, чем могла.

– Если ты захочешь привести домой женщину и заняться любовью, я тебе обещаю: мы вас не потревожим, – сказала мама за ужином в один прекрасный вечер, недели через две после начала занятий на первом курсе.

– Только одно условие, можно? – вмешался папа. – Если какая-нибудь согласится кувыркаться с тобой в доме, где живет твоя мама… От таких девиц держись подальше.

Но я зря надеялся переродиться в отвязного тусовщика: на первом курсе я ни с кем не общался, кроме своих школьных друзей, и практически не заводил новых знакомств. Совсем как в школе. Понимаете, в области оттяга ГУСД – все равно что футбольная премьер-лига. Казалось, каждая средняя школа командировала в университет самых лихих раздолбаев, и теперь они старались перещеголять друг друга. Да, изредка я бывал на вечеринках, но всего лишь скромно стоял в уголке и перемещался на другое место, только если ко мне устремлялся кто-то, невероятно пьяный, и просил, например: "Эй… з-за-загороди меня, ик… отлить надо…" В общем, я был тих и застенчив.

Райан, мой друг, а теперь и однокурсник, тоже разочаровался в веселой студенческой жизни. Я не очень удивился, когда в середине второго семестра он преддожил мне свалить куда-нибудь на все лето. По его подсчетам, на деньги, которые мы заработали честным трудом (целый год прибирались на яхтах), можно было повидать всю Европу. Если ночевать в хостелах, конечно.

– Все мои знакомые – ну, не все, а те, кто там бывал, – говорят, что склеили уйму телок, – сказал мне как-то Райан, когда мы возвращались с занятий.

– И много твоих знакомых ездило?

– Э-э-э… Из тех, с кем я реально знаком, – кажется, только один. Но он так и сказал, слово в слово.

Этот отзыв эксперта внушил мне доверие. А Райан, по моему разумению, был идеальным попутчиком: я знал его с моих пяти лет. Правда, Райан учился на класс старше, и по-настоящему мы сдружились только в университете, где часто пересекались на лекциях. Райан – тощий, жилистый, с копной совершенно белых волос: вылитый безумный гений, по совместительству гениальный серфер. Другого такого позитивного человека я не знаю, но и другого такого чудака, пожалуй, тоже. Как-то в школе он отвел меня в сторонку и шепнул: "Вероятность пятьдесят на пятьдесят, что Луна – на самом деле инопланетный звездолет. Ее запустили, чтобы за нами следить". Но он способен говорить убедительно – по крайней мере когда речь идет о простых земных радостях. Итак, мы вместе забронировали авиабилеты в Европу (вылет – в июле, возвращение – в начале августа) и безлимитные железнодорожные проездные EuroRail.

Собираясь в путь, я радостно набил рюкзак трусами и презервативами – запасся по максимуму. Не сомневался: Европа избавит меня от постылой девственности. Это была моя вторая заграничная поездка (а первую я совершил в возрасте трех лет, она не считается). Весь остаток семестра я только и думал, что о путешествии. Наконец-то настоящее приключение! Правда, слово "приключение" я старался не употреблять после того, как брат меня одернул: "Так скажет только полный задрот, понял?" И все равно меня распирал нескрываемый восторг.

Накануне отъезда, когда я пытался запихнуть зубную щетку в кармашек на лямке неподъемного рюкзака, ко мне зашли родители.

– Спокойно, я быстро, на пару слов, – сказал папа и присел на стул. – Помнишь, как меня бесит, когда у нас в Сан-Диего какой-нибудь полудурок на арендованной машине перестраивается попусту, не знает, куда ехать?

– Ну да, – сказал я.

– Что ж, там, за океаном, уже ты будешь полудурком на арендованной машине. Уважай людей и их культуру, хорошо? Мне неохота вытаскивать тебя из всяких секретных тюрем, если ты спьяну справишь нужду на ихнюю святыню.

– Я же не один еду, я с Райаном, – успокоил я папу.

– С этим? У него от рождения мозги вывихнуты! Еще немножко, и начнет собственные какашки жрать. Придумай аргумент получше.

– Звони нам хотя бы раз в две недели. Мы должны знать, что у тебя все в порядке, – вмешалась мама.

– Ну… не знаю, если телефон-автомат подвернется…

– Ты что, бля, ведешь экспедицию в Антарктику? Найдешь телефон и позвонишь, – велел папа.

На следующий день мы с Райаном вылетели в Лондон с пересадкой в Нью-Йорке. И спустя восемнадцать часов, прямо на рассвете, скинули рюкзаки в тесном номере грязного хостела близ Трафальгарской площади. Позавтракали в соседнем пабе. Райан ел, уставившись в путеводитель. Казалось, зубрил его наизусть, точно Тору к бар-мицве.

– Ибица! – воскликнул он, точно сыщик, нашедший ключевую улику.

– А что это? – спросил я, уплетая пережаренную яичницу.

– Остров. Около Испании. Если я правильно понял, остров круглосуточного оттяга, – Райан жадно впился глазами в книгу. – Ух ты. Знаешь, что тут пишут? "Коронная фишка одного из клубов – в центре танцпола пара занимается сексом всю ночь напролет".

Вот оно! То самое, что манит меня в Европе! На Ибице я не смогу откосить от веселья – хочешь не хочешь, придется забить на комплексы! Уж там-то оттянусь по полной – жизнь заставит. Ибица, я иду к тебе!

Несколько дней мы смотрели Лондон: Букингемский дворец, Тауэрский мост, перепалка с одним лондонцем (Райан сказал ему, что Биг-Бен не такой уж и большой, надо его переименовать в "Так-Себе-Бен"). Обежали все достопримечательности, какие успели, и поехали в Париж, где еще пару дней носились по музеям и поедали все, что можно намазать сливочным маслом. Несколько дней провели в Швейцарии.

Следующим пунктом была Флоренция. Город встретил нас тепло – сорокатрехградусной жарой. Мы заселились в хостел, где было две комнаты, сорок двухъярусных коек и два санузла (на всех жильцов). Заняли свободные места – верхние, у дальней стены, в самом конце узкого прохода. Соседом Райана оказался вьетнамец лет двадцати двух, худой как тростинка. Он развалился на койке, одетый, несмотря на жуткое пекло, в джинсы, джинсовую куртку, футболку (синюю, с портретом Майкла Джордана) и кроссовки (синие, в тон, Chuck Taylor Converse).

Капли пота покрывали его лоб, стекали по лицу. Райан протянул ему руку, представился:

– Привет, я Рай.

– Вьетнам-Джо, – ответил сосед с сильным акцентом.

– Джо, а тебе случайно не жарко? – спросил Райан.

– Сильно жарко, – Джо достал из кармана бумажный платок и вытер лоб.

– Если боишься, что твою куртку украдут, у меня рюкзак запирается: спрячь ее в мой рюкзак, тогда ее никто не тронет, – предложил я.

Джо не реагировал. Я ткнул в его куртку, потом показал на мой рюкзак и на замок.

– Нет, – сказал Джо.

– Молодец, Джо, стильный парень. Он ни за что не снимет куртку, даже если расплавится, потому что она ему идет. Я его отлично понимаю, – сказал Райан.

Через несколько минут мы отправились ужинать. Джо встал и пошел следом. Сопровождал нас, отставая на два шага. Мы зашли в ресторан. Он тоже. В меню мы не поняли ни слова, но цены показались терпимыми.

– Джо, хочешь поужинать с нами? – спросил я.

– Да.

Мы втроем уселись в зале под кондиционером. Вскоре выяснилось, что по-английски Джо знает полсотни слов. Еда бывает "сильно вкусный", "вкусный" или "нет вкусный". Погода – "сильно жаркий" либо "нет жаркий". К нашему удивлению, он мог произнести на английском одну связную фразу: "Второкурсник Рэй Аллен – защитник с отточенным стилем, хоть завтра в НБА". Увидев, что нас это дико развеселило, Джо достал из бумажника и показал коллекционную карточку с Рэем Алленом: на ней была напечатана эта самая фраза. Мы с Райаном не знали ни слова по-вьетнамски и старались общаться с Джо, употребляя только известные ему английские слова, чтобы он не чувствовал себя одиноко.

После ужина и все последующие дни Джо сопровождал нас с Райаном, когда мы исследовали Флоренцию. Он был согласен отправляться куда угодно, особенно если в окрестностях торговали изделиями из кожи. Джо обожал кожаные вещи, таскал нас по всем магазинам и даже купил кожаные шорты цвета бургундского вина. Позднее в хостеле он примерил их, показался нам и сказал: "Этот шорты неодолимый" (еще одно слово с карточки с Рэем Алленом). В общем, Джо был приветливый парень и нескучный собеседник, а в Европу его привела, похоже, та же цель, что и нас. На третий день знакомства в кафе около хостела Райан посвятил Джо в наш план.

– Ибица, – сказал Райан, показывая на фото какого-то ночного клуба в только что купленном путеводителе по Испании.

– Ты, я, Райан, Ибица? – спросил я у Джо.

– Сильно жаркий? – Джо уставился на картинку.

– Джо, сильно жаркий сейчас везде. В Европе необычно жаркое лето.

Джо откинулся на спинку стула, призадумался. Взял стакан воды со льдом, приложил ко лбу.

– Крутой девушки? – спросил он.

– Спрашиваешь! Тысячи крутой девушки. Мы приехали ради них, Джо. Мы все время мечтаем, как найдем себе девушек на Ибице и как там нам будет весело, – сказал Райан.

– Хммммм-м-м, – протянул Джо.

– Джо, ты полюбишь Ибицу. Защитник Рэй Аллен с отточенным стилем – хоть завтра на Ибицу.

Джо захихикал:

– Второкурсник Рэй Аллен – защитник с отточенным стилем, хоть завтра в НБА.

– По-моему, это значит "да", – шепнул мне Райан.

Втроем мы сходили на вокзал и купили билеты на завтрашний поезд до Барселоны. Оттуда на Ибицу идет паром. Мы были похожи на героев мультика: три зверя, которые в дикой природе никогда не сосуществовали бы мирно, сбились в стаю, чтобы найти дорогу домой.

Я решил позвонить родителям, предчувствуя, что следующие дни пройдут в полной отключке. Поболтал несколько минут с мамой. Она позвала к телефону папу.

– Ну, как ты там? Смотришь памятники культуры и искусства? Или недосуг – пытаешься вдуть всему, что движется?

– Нет, я кое-что посмотрел. Мы в Лувре были. Часа два потратили, наверно.

– Молодец. Две тысячи лет, бесценные шедевры, а ты их за два часа изучил вдоль и поперек, Леонардо хренов, – сказал папа. – А теперь куда?

– На Ибицу Это остров такой.

– Произносится "Ибиса".

– Ты про него слышал?

– Сын, извини, что я разрушаю твои предвзятые представления… но вообще-то я кое-что о жизни знаю.

– Короче, мы туда едем, – сказал я, косясь на часы: надолго ли хватит моей телефонной карты?

– Если хочешь, пошли меня на фиг, но я все-таки спрошу: и что вы забыли на этой кучке дерьма в океане?

– Говорят, что там везде – бесконечная вечеринка, круглые сутки.

– И чего в этом хорошего, а? По мне, худшего кошмара не придумаешь. Я думал, ты такие места на дух не переносишь.

– Это почему же? Очень даже переношу, – сказал я.

– Что ж, каждый сходит с ума по-своему. Ладно, желаю повеселиться. Только не трахай баб, если они под кайфом.

Здравомыслящие люди редко клянутся: "Папа, я тебе еще докажу, что умею оттягиваться". Но я мысленно твердил эти слова целых два часа после того, как положил трубку.

На следующий день мы трое – Райан, Джо и я – выехали поездом в Барселону. В вагоне, где, судя по виду и запаху, раньше возили свиные туши. Кондиционера не было, пассажиры обливались потом. Когда мы нашли свободные места, куртка Джо промокла насквозь.

За минуту до отправления в кресла перед нами уселись три девушки лет восемнадцати, в летних платьях, с рюкзаками, на которых был вышит мексиканский флаг. Джо глянул на нас, на девушек и снова на нас. И показал нам два оттопыренных больших пальца.

– Ехать дико долго. Давай заговорим с этими девчонками. Попробуем уговорить их поехать с нами на Ибицу, – шепнул мне Рай.

– Заметано, – ответил я, тоже шепотом.

– Может, подождать, пока они пойдут в туалет или еще зачем-то встанут. Заведем разговор. Спроси их, какой самый странный дом они видели… типа того, – сказал Рай.

– Нет, это не годится, – шепнул я.

– Почему? Очень даже годится. На этот вопрос нельзя ответить "да" или "нет". Им придется рассказать про дом, и почему он странный. И, глядишь, беседа завязалась.

Мы были готовы сцепиться в споре… но Джо уже тронул за плечо девушку, которая сидела перед ним. Она обернулась.

– Поезд сильно жаркий, да? – сказал ей Джо.

– Да, жара жуткая. Везде, куда мы приезжаем, очень жарко, – отозвалась девушка. По-английски она говорила с заметным мексиканским акцентом.

– Вьетнам-Джо, – наш приятель протянул ей руку.

– Абелена, – представилась девушка и пожала его руку. – Куда вы едете?

– Привет, мы друзья Джо. Вы, наверно, из Мексики? Какой у вас в Мексике самый странный дом? – встрял Райан.

– Мы едем на Ибицу, – поторопился я добавить.

– Фьеста, – Джо заулыбался, энергично закивал, и все девушки засмеялись.

– Ты остроумный, – сказала Абелена, обращаясь к Джо.

Не прошло и двадцати минут, как все три девушки обернулись в нашу сторону. Но все три глядели только на Джо. Тот показывал им картинки в своем блокноте – любовно прорисованные мотоциклы.

– Для Джо, – ткнул он в картинку с мотоциклом аэродинамической формы.

– Этот самый лучший, точно-точно. Я понимаю, почему он тебе нравится, – сказала Абелена.

– А какой мотоцикл для меня? – спросила ее подруга, лучезарно улыбаясь, словно Джо – звезда, а она долго стояла в очереди за его автографом.

Ошалевший Райан обернулся ко мне:

– Нет, ты видишь? Как он это делает? Что тут вообще происходит? Ни фига не понимаю, но получается у него суперкруто.

Пока мы добирались до Барселоны, Джо не только пригласил Абелену сесть рядом с собой (и она заснула, положив голову ему на плечо), но и устроил так, чтобы ее подруги прониклись к нам симпатией. Путь занял десять часов. Мы с Райаном долго болтали с Элоисой и Анеттой, которые оказались первокурсницами из Мехико. Они рассказали нам про самый странный дом, который видели, – в Тихуане, дом в виде голой женщины-великанши. В пятом часу утра, когда почти все пассажиры дремали, я спросил Элоису: "Хотите поехать с нами на Ибицу?" Она согласилась за себя и подруг.

Я продрал глаза в тот самый момент, когда поезд подъезжал к перрону в Барселоне. Райан, Джо, три девушки и я похватали рюкзаки и дошли пешком до паромной переправы. Решили взять билеты на вечерний рейс. Когда мы уже хотели встать в очередь, Джо отвел нас с Райаном в сторонку.