Все тёлки мимо Халперн Джастин

"Ты – моя девушка?" Если да, вам надо сексом заниматься, а не только целоваться.

– Засадить что надо куда надо! – проорал Боб из своего кабинета (очевидно, он нас подслушивал).

Дэн был прав. Сара мне по-настоящему нравилась: тихая, но такая милая, такая хорошенькая. И фильмы нам нравились одни и те же. Но если мы друг дружке нравимся, то почему не спим вместе?

В тот вечер я пришел в гости к Саре, в тесную квартиру с оштукатуренными стенами в районе Ранчо-Бернардо. Мы, как обычно, сидели и целовались на ее кушетке, обитой кожзаменителем. Потом Сара пошла на кухню попить воды, а я увязался за ней.

– Я тебе задам один дико странный вопрос… Ты говоришь людям, что я твой парень, если тебя спрашивают? – спросил я.

Сара закурила, сделала несколько затяжек.

– Да меня, в общем-то, об этом никто не спрашивал. Но, знаешь, мне нравится с тобой общаться, так что, наверно, ты вроде как мой парень. – Она сделала паузу. – Но у нас ни разу не было секса.

– Да, вот я и засомневался, не понимаю, какие у нас с тобой отношения.

– Что ж, почему бы нет. Я просто не хотела, потому что мы общаемся не так уж долго, плюс у меня как раз были месячные. Но знаешь что – давай, возьми какой-нибудь фильм и приходи ко мне в пятницу вечером, а?

До пятницы оставалось два дня. По ночам я не мог сомкнуть глаз – предвкушал удовольствие. В юности я только и делал, что предавался сексуальным фантазиям. И вот наконец-то они осуществятся в жизни. Я пытался вообразить, как это будет. Может быть, я стащу с нее лифчик одной рукой и скажу что-то красивое, но не банальное. Потом мы выключим свет и сольемся воедино на сорок пять минут или на час, и я заставлю ее испытать два оргазма. Или три. Я умирал от нетерпения. Всю жизнь мне было трудно поладить с девушками: я никогда не чувствовал себя непринужденно, никогда не ощущал себя настоящим мужчиной – все мальчик да мальчик, несмотря на возраст. Правда, я не знал, какие ступени нужно преодолеть, чтобы впервые почувствовать себя мужчиной. Но полагал: вступление в половую жизнь – обязательный этап, это уж наверняка.

На следующий день я, пританцовывая, влетел на кухню, надел фартук и отыскал Дэна – тот нарезал лаймы.

– Вчера вечером тебя не было дома. Ну как – свершилось? – спросил Дэн.

– Нет пока. Но она говорит, что я ее парень и что секса у нас пока не было только потому, что у нее месячные, – гордо объявил я.

– А для чего Бог создал дырку в заднице? – пробурчал Боб, проходя мимо.

Вечером в пятницу, за пару часов до окончания моей смены, Боб пришел на кухню и лично отпустил меня пораньше.

– Только послушай, что я тебе скажу, – сказал он. – Твой друг, этот вот дистрофик, говорит, что ты вот-вот простишься с девственностью.

Я сердито оглянулся. Дэн протирал раковину, тщетно пытаясь не ухмыляться.

– Дай кое-что скажу, – серьезно произнес Боб и положил руку мне на плечо. – Я лично простился с девственностью в четырнадцать лет, ужравшись мухоморов вместе с теткой, которая весила двести фунтов. Она держала прачечную по соседству с нашим домом. Короче, я ее поимел. А следующие два часа просидел на унитазе в ее уборной.

– Ясно…

– Я счастлив, что мне представился шанс поделиться с тобой воспоминаниями, – и Боб дружески хлопнул меня по спине.

Я сел в машину, заехал в видеопрокат около моего дома и взял один из своих любимых фильмов – "Несколько хороших парней". Сара его еще не видела.

И вот я поехал к Саре. Нервы расшалились: я предвкушал радость, но меня слегка мутило от страха. Те же чувства я испытал когда-то на чемпионате "Малой лиги", когда мне выпал шанс выбить гранд-слэм. Тогда мой триумф сорвался: я получил мячом в живот и облевал всю домашнюю базу. Оставалось лишь надеяться, что в этот раз мне повезет больше…

Я приехал к Саре за несколько минут до полуночи. Привез диск с фильмом, двенадцать презервативов и большой шоколадный торт. Купить торт мне подсказало вдохновение, пока я стоял в очереди к кассе. Но, представ перед Сарой с тортом в руках, я моментально почувствовал себя дебилом.

Мы сели на диван, выпили по паре кружек пива, а потом легли на кровать (двуспальную) и включили фильм. Обычно этак на пятой минуте фильма мы начинали целоваться, и кто-то – или Сара, или я – нажимал на пульте кнопку "пауза". Но на сей раз я медлил с первым шагом, потому что первый шаг у нас с Сарой очень долго был первым и единственным. Теперь же предполагалось, что будет и второй – мы займемся "этим".

Мы смотрели в экран. Двадцать минут… сорок минут… а я лежу, как статуя. Наконец я начал целовать Сару в шею. Задрал на ней блузку. Никак не мог сообразить, как же расстегивается ее лифчик. Просто потянул его вниз и неуклюже припал губами к ее груди.

– Что ты делаешь? – спросила Сара. Я вскинул голову.

– Что?

– Что ты делаешь? – повторила она.

– Э-э-э… я целую тебя в грудь…

– Ну, знаешь, все-таки… Они сейчас выясняют, приказал ли Джек Николсон применить "красный код" к тому солдату… – Сара показала на экран.

Я взял пульт и нажал на паузу:

– Готово. Теперь не пропустишь.

Сара выхватила у меня пульт и снова включила фильм.

– Я хочу узнать, приказал он или нет.

– Приказал.

– Не верю!

– Приказал, конечно. В этом вся суть. Я же не первый раз смотрю.

– Ох! Спасибо. Вот удружил. Все удовольствие мне испортил.

– Это я испортил? На сорок пятой минуте они открытым текстом говорят: это Джек приказал применить "красный код". А потом, до самого конца фильма, фишка только в том, заставит его Том Круз сознаться или не заставит.

– Что ты мне сюжет рассказываешь! Я сама знаю! Так я умудрился непоправимо развеять романтическую атмосферу – если она вообще была, – а заодно обидеть Сару. Нужно было поскорее что-нибудь придумать.

– Прости меня. Хочешь кусочек торта? – спросил я.

– Торта?

– Ну, давай просто посмотрим кино. Клянусь, я не испортил тебе удовольствие, вот сама увидишь…

– Извини, я просто увлеклась фильмом. Может, перейдем к сексу прямо сейчас? А потом спокойно, не дергаясь, досмотрим фильм…

Теперь, с высоты прожитых лет, я понимаю: если девушка просит тебя разделаться с сексуальной частью программы и отпустить ее досмотреть кино, ничего хорошего из ваших отношений не выйдет.

Но в тот момент просьба Сары показалась мне абсолютно резонной, и я охотно согласился.

Я снова нажал на паузу, достал презерватив и начал вскрывать обертку – сначала руками, потом зубами, потом, уже паникуя, и руками, и зубами. Получилось. Я дотянулся до лампы, выключил свет, и мы совокупились. Это длилось примерно полторы минуты. Во всех своих эротических фантазиях – а их у меня были тысячи – я старался доставить удовольствие лишь одному человеку. Самому себе. И только теперь, когда я копошился на Саре, точно зомби из ужастика, пытающийся покусать спящую туристку, мне стало до ужаса ясно: интимные отношения – дело ответственное. Я обязан постараться, чтобы партнерша тоже получила удовольствие. Но вскоре – едва я сообразил, что акт вот-вот закончится – стало очевидно, что я просто не знаю, как доставить удовольствие девушке. До той ночи, если кто-то говорил, что его первый раз не оправдал ожиданий, я всегда скрипел зубами и думал: "С жиру бесится". Но теперь, когда я все-таки начал половую жизнь, меня охватило разочарование. Разочарование в самом себе – я же облажался по полной. И никакой романтики…

Я кончил и в изнеможении навалился на Сару. Она отстранилась. Я скатился на постель. Сара отлучилась в туалет, снова прилегла, нажала на кнопку пульта. Я забылся сном еще до того, как Джек Николсон заорал: "ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЫНЕСТИ ВСЕЙ ПРАВДЫ!"

На следующее утро Сара ушла рано – ей надо было встретить сестру в аэропорту. Когда я проснулся, Сары уже не было. Я поехал к себе, гадая, можно ли счесть то, что произошло, успехом. Застал Дэна на кухне, за завтраком.

– Было? – тут же спросил он.

– Было.

– Дай угадаю, сколько. Пять минут?

– Раздели пополам… и минус еще одна минута. Примерно так.

– Смотрите, смотрите: он стал мужчиной! – захохотал Дэн.

Спустя пару дней Сара позвонила в "Хутерс". Боб позвал меня в кабинет и передал мне трубку.

– Учти, командор, я личных звонков не люблю, – предостерег он.

– Извините, я постараюсь побыстрее…

– Что нового? – сказал я в трубку.

Новое состояло в том, что Сара решила: нам лучше расстаться.

– Вообще-то ты очень милый… но я просто очень сомневаюсь, что стану дальше работать в "Хутерс", и нам трудно будет выбрать время… ну сам понимаешь…

– Хорошо, – сказал я, пытаясь скрыть свои уязвленные чувства.

– Хорошо. Прости меня. Передай, пожалуйста, Бобу трубку. Я ему скажу, куда переслать мою последнюю зарплату.

Я передал трубку Бобу:

– Ей надо поговорить с вами. И пошел к двери.

– Эй, – окликнул Боб. Заткнул трубку ладонью. – Смотри, кореш, хорошенько запомни, как она выглядела нагишом. Пригодится, когда будешь дрочить.

Я пошел на кухню и поделился новостями с Дэном, стараясь не показывать, что чувствую себя униженным.

– Ну, по крайней мере, ты начал сексуальную жизнь, согласись, – отозвался Дэн.

Я и сам рассчитывал, что прощание с девственностью меня как-то изменит. Но, честно говоря, ни в малейшей мере не чувствовал себя взрослым. Все оставалось по-прежнему.

Тут из кабинета вышел Боб. Взял со склада шесть банок "Будвайзер лайт".

– У меня к тебе пара слов. Бери пиво, встретимся наверху на балконе, – и зашагал по лестнице. – Только не импортное! Корпоративная политика, мать ее…

Я тоже взял банку "Будвайзера" и поднялся на балкон. Боб сидел за столиком. Внизу колыхался океан. За одну минуту – пока я раздобыл пиво и взошел по лестнице – Боб уже прикончил полторы банки. Я сел, потянул за колечко на банке.

– В солнечный денек нет ничего лучше, чем кружка пива на столе и стояк у друга в штанах.

– Что?

– Не боись – шучу Я к тебе клинья не подбиваю, – и Боб захохотал во все горло. Но вдруг насторожился: – Погоди, тебе сколько лет?

– Двадцать.

Он вырвал банку из моих рук и поставил перед собой.

– Тьфу, пропасть. Нельзя, чтобы в моем заведении пили малолетки. Не допускай этого, Боб, ты же честный человек, – сказал он себе и залпом допил свое пиво.

– О чем вы хотели со мной поговорить?

– Ну-у… вы все, кто на кухне работает, для меня как родные… – начал он.

– А как же ваши жена и ребенок?

– Они-то – конечно. Но, знаешь, ребенку всего два года. Он еще и на человека мало похож. А жена – она и есть жена. Но вы, ребята… когда один из вас ранен, мне самому больно… Я знаю, одна девица только что послала тебя в жопу. Знаю, каково мужчине налететь на такое. Но мы в "Хутерс" – одна команда, и я должен знать, что несчастье не отвлекает тебя от работы и не повлияет на производительность труда.

– Боб, я просто мою посуду.

– И ты один из лучших посудомойщиков, которых я встречал за всю жизнь. Ты в верхней тройке! Христом-богом клянусь, не вру. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и наблюдать, как твой талант гибнет из-за какой-то бабы, потому что ты отвлекаешься на переживания, – с этими словами Боб схватил пиво, конфискованное у меня, и выхлестал полбанки.

– Я не буду отвлекаться, – пообещал я.

– Молодец. Так поступают настоящие мужики. Они не боятся искать счастья, но и работы тоже не боятся. Встают к мойке и драят тарелки, чтоб чертям тошно стало.

Боб встал, хлопнул меня по спине и ушел.

Я вернулся на кухню, где за время моего отсутствия накопилась целая гора посуды. Натянул желтые резиновые перчатки, пустил горячую воду, взялся за дело. Боб ошибался: мытье тарелок вовсе не вселяло в меня чувство, что я настоящий мужик. Впрочем, в данный конкретный момент мне казалось: занятия сексом тоже не вселяют этого чувства. Я-то думал, первый половой акт – это такая инициация, переход на новый этап. Но никаких перемен так и не ощутил. Теперь я вообще не понимал, когда же все-таки почувствую себя мужчиной. И что для этого потребуется. О себе я мог сказать с уверенностью только одно: я – мальчик, который один раз занимался сексом и сильно поднаторел в мытье посуды. Вот и все мои заслуги, особо нечем гордиться.

Дай кролику обезболивающее

В 2003-м я закончил университет, получил диплом, где значилось "Работник кино" и переехал в Лос-Анджелес, надеясь сделать карьеру сценариста. Увы, в Эл-Эй всякий, в кого ни плюнь, – дипломированный киношник. Такой диплом – не большая редкость, чем тостер. Тостер, который ты смог купить только в кредит и спустя несколько лет, а когда купил, оказалось, что от него никакого толку. Итак, я сидел на мели и искал средства к существованию. Я не бросал писать сценарии – упорно надеялся пробиться, – но пристроился официантом в "Виллу Сорризо" – громадный, двухэтажный итальянский ресторан в Пасадене. Зал был украшен пластмассовыми фикусами и стандартными портретами Фрэнка Синатры. Четыре десятка молодых – от восемнадцати до тридцати лет – официантов и барменов. И только один старпер, разменявший шестой десяток. Я часто замечал, что он замирает как истукан посреди обеденного зала, погруженный в свои мысли. И мне казалось, что он говорит себе: "Ну, погодите, в следующий раз я все-таки не забуду дома ружье, в следующий раз я всех вас, мерзавцы, перестреляю".

В первую же неделю работы в "Вилле Сорризо" я заключил, что ресторанный персонал в Лос-Анджелесе можно разделить на три категории. Одни хотят стать актерами, другие – сценаристами, а третьи – продавать наркотики первым и вторым. Несмотря на разные жизненные цели, все три категории обычно спят друг с дружкой.

Когда я проработал в "Вилле Сорризо" несколько месяцев, мне поручили обучить новую официантку – хорошенькую брюнетку Мелани, которая только что приехала из Колорадо, чтобы пробиться в актрисы. Я занимался с Мелани неделю: учил фигурно складывать салфетки, нарезать лимоны и обращаться со служебными компьютерами. В последний день тренинга, когда мы долго перебрасывались своими любимыми цитатами из "Симпсонов", я осознал, что увлекся. Такие девушки мне всегда нравились: умные, ироничные, с легкой чудинкой.

Через неделю, когда на работе выдалась передышка, я разговорился с барменом Ником (он выделялся тем, что хотел стать не актером, не сценаристом, а моделью). Ник слегка походил на Колина Фаррела (точнее, на фигурку Фаррела из твердой блестящей пластмассы).

– А Мелани очень даже ничего, верно? – сказал я.

– Абсолютно. Высший класс.

– Хорошая девушка, по-моему, – сказал я, облокотившись о стойку бара.

– Абсолютно. А минет делает – просто супер.

– Что-о? – подскочил я.

– А что такого? Она мне недавно делала, – небрежно сказал Ник.

– Она здесь всего неделю… – сказал я дрогнувшим голосом.

– Верно, неделю… По-моему, это в первый же день было, как она пришла. После работы мы немножко выпили, ля-ля-тополя, и она у меня отсосала в машине. Она глотает, между прочим.

– Круто.

– Стоп… ты что, на нее запал? Вот блин.

– Ну, я просто подумал, что она очень даже ничего… – я пытался скрыть разочарование, но мой голос дрогнул.

– Ты уж меня извини. Если бы я знал, ни за что бы… В следующий раз, если на какую-нибудь западешь, сразу говори мне – я ее не трону.

– Нет, нет. Это было бы… как-то дико. И депрессивно. Я все равно не сразу осознаю свои чувства. Понимаешь, должно пройти какое-то время, пока я пойму, нравится ли мне девушка и нравлюсь ли ей я… такие дела…

– А если тебе хочется просто перепихнуться?

Я только улыбнулся и сменил тему. Вообще-то у меня еще никогда не было секса без обязательств. Думаете, я его чурался? Наоборот, пламенно мечтал. А в старшей школе и потом, в университете, предпринимал практические усилия. Но в итоге пришел к выводу: если уподоблять мужчин автомобилям, то я – "тойота камри". Понимаете, никто никогда не дает себя клятву: "В лепешку разобьюсь, но куплю \'тойоту камри\'!" И все же большинство тех, кому довелось поездить на "камри", постепенно начинают ее уважать. "А что, – думают они, – машина надежная. Ломается редко. А смотрится… не самая уродская, есть и похуже. В общем, будь у меня возможность, я, конечно, взял бы что-нибудь получше, но в принципе и \'камри\' сойдет".

Не счесть, сколько раз меня возвращали с небес на землю, когда я пытался клеиться к любой девушке, которая казалась мне эффектной. На память оставались пробоины в самооценке и сожаление о напрасно потраченных деньгах и силах. К двадцати трем годам мне надоело увиваться за девушками, которые обычно выбирают мужчин совсем не моего сорта – а точнее, мужчин, которые на моем фоне кажутся инопланетянами. А точнее, я – инопланетянином на их фоне. В моей жизни наступил новый этап: теперь я решался поухаживать за девушкой только придя к выводу: она подходит для серьезных отношений и сама тоже таких отношений хочет. Как правило, я увлекался девушками, с которыми мне искренне нравилось просто разговаривать: остроумными, часто слегка зажатыми, слегка неуклюжими. И несколько романов у меня все-таки случилось. Но недолгих – не больше года.

Итак, я разработал свою стратегию и был ей верен. Потому-то я почти не замечал официанток из коктейль-бара "Виллы Сорризо". В их обязанность входило спаивание клиентов. Поэтому от официанток требовалась умопомрачительная красота и, что еще важнее, умение намекнуть любому мужчине, что если он закажет достаточно выпивки и оставит щедрые чаевые, то может надеяться на свидание в более неформальной обстановке. Из-за специфики работы почти все официантки из коктейль-бара были довольно нервными. Каждые две недели какую-нибудь увольняли за мелкое нарушение – допустим, швырнула в менеджера хрустальной вазой или нюхала кокаин в холодильной камере. Я понимал, что с ними лучше не связываться, и даже особо с ними не разговаривал. Вдобавок ни одну из них как-то не прельщали романтические путешествия на "камри".

А теперь вообразите мой шок, когда спустя полтора года работы в "Вилле Сорризо" ко мне подошла официантка Симона, знойная латиноамериканка. Симоне было, наверно, двадцать два года. Волосы цвета воронова крыла – прямые, длинные, до пояса. Пухлые губки. Ярко-синие глаза буравили тебя взглядом – невольно становилось неуютно. Такой взгляд я раньше видел только у Тома Круза, в моменты, когда он рассуждал о сайентологии. А самой примечательной частью тела была попка. Просто нечто. Фантастическая выпуклость. Казалось, попка Симоны была разумным существом, способным к абстрактному мышлению. В общем, Симона была настолько хороша собой, что я даже не мог дрочить, воображая ее рядом. Мое воображение забастовало – я не смог сочинить ни одной правдоподобной истории о том, как такая женщина вдруг окажет мне милость. Короче, о Симоне я не мог и мечтать. В буквальном смысле.

Но однажды перед ужином, когда я стоял у барной стойки и складывал салфетки, Симона спросила:

– Где ты живешь?

– Прямо на границе Голливуда. А ты?

– Почему ты со мной никогда не разговариваешь? – продолжала она, словно и не услышав моего вопроса.

– Э-э-э… ну, не знаю. По-моему, вы у себя в баре всегда страшно заняты.

– Разговаривай со мной, – заявила она и направилась к двум клиентам.

Ник подслушал наш разговор из-за стойки.

– Странное дело, – сказал я ему.

– Да она вообще странная. Хочет стать моделью, но, кажется, параллельно торгует обезболивающими для кроликов…

– Чего-о?

– Насколько я знаю, у нее есть кролик, а у кролика – какая-то болезнь, вроде онкология, и она берет для кролика обезболивающие по рецептам, а сама ими торгует. Наверно, от них балдеют, я не в курсе.

– А кролику, значит, она вообще не дает лекарств? – спросил я.

– Чего не знаю, того не знаю. Но телка – высший класс.

– Странная какая-то фраза – "Разговаривай со мной", – сказал я, прокручивая разговор в памяти.

– Может, она на тебя запала?

– Не думаю.

До конца смены – собственно, до конца недели – я не перекинулся с Симоной ни словом. Рассудил: вот еще одна немыслимая красавица, которая не даст мне никогда и ни за что, так зачем нарываться на неизбежные унижения?

Однажды вечером, на следующей неделе, в вечерний час пик я налил две порции диетической колы, обернулся… И оказался лицом к лицу с Симоной.

– Сегодня мы должны поужинать вместе, – сказала она таким тоном, точно мы обсуждали этот план уже десять минут.

– Я сегодня работаю до самого закрытия, – сказал я, опуская в колу ломтики лимона.

– Я тоже.

– Значит…

– Я ужинаю не тогда, когда мне люди велят. А когда мне велит мое тело.

– Ну, а я обычно ужинаю часов в семь. Так что я вообще-то сыт.

– Ты можешь посмотреть, как я ем.

– Э-э-э… ну ладно… посмотрим, не знаю, когда мне удастся уйти с работы, – сказал я и протиснулся мимо Симоны, держа поднос с бокалами.

Я сам понимал, что не очень адекватно реагирую на заигрывания Симоны, но еще ни одна женщина не вешалась мне на шею, и я просто не знал, как реагировать. Мне не хотелось ни стать посмешищем для всего ресторана, ни упустить шанс на интим с такой красавицей.

Я разнес бокалы, побежал к Нику и все ему рассказал.

– Я же говорил: по-моему, ты ей нравишься, – рассудил Ник.

– С чего вдруг? Я с ней даже ни разу не разговаривал.

– Может, в том-то и штука. Ее все пытаются трахнуть. Я сам пытался. И менеджеры, и клиенты. Практически все. Может, она озадачена: "А почему же этот парень ко мне не подъезжает?" Либо ты ей просто нравишься, чувак. Не знаю. Но на твоем месте я пошел бы с ней ужинать.

Дело было в пятницу, ресторан ломился от посетителей, и я освободился только в час ночи. Пробил хронокарту, снял фартук (уделанный так, словно я подорвался на гранате, начиненной соусом "альфредо"). Пошел искать Симону. Она сидела за компьютером – списывала с кредитки деньги за чей-то ужин.

– Привет, я пока не валюсь с ног, и если ты не раздумала…

– Я заказала нам столик в "Вокано", – сообщила она. Так назывался популярный китайский ресторан неподалеку, работавший до поздней ночи. – Нас посадят в углу.

– Ага. Хорошо. Э-э… хорошо.

Спустя двадцать минут мы сидели за угловым столиком в "Вокано", оба в черном – не стали переодеваться после работы. Симона выглядела умопомрачительно. Свою форму официантки – черный облегающий топ и черные брюки в облипочку, напоминавшие гидрокостюм серфингиста – она подогнала так, чтобы подчеркнуть все наилучшим образом. А я потел, сопел и больше всего походил на торговца подержанными автомобилями, который только что спустил в казино десять тысяч баксов: галстук с ослабленным узлом болтается на шее, рубашка не заправлена в брюки. Симона пододвинулась ко мне близко-близко: я даже ощутил аромат ее духов, чудом пробившийся сквозь едкое облако (запахи песто и пармезана), витавшее над моей одеждой. Учтите, это был еще не самый конфузный этап нашего ужина.

Обычно я назначал девушкам свидания, когда уже немного их знал, успевал найти общий язык. Иначе просто не решался – трусил. Так что обычно я без труда поддерживал разговор за коктейлем или ужином. Но в ту ночь ни я, ни Симона не проронили ни слова, пока не подошел официант принять заказ.

– Значит, ты – модель? – спросил я, когда официант ушел.

– Это просто работа. Для меня это не страсть, – ответила она.

– А в чем твоя страсть?

– Моя страсть – это жизнь.

Я ждал разъяснений, но Симона умолкла.

– Ты хочешь сказать… твоя страсть – это жить? Или… ты хочешь быть коучем, который учит людей правильно жить? Я не очень понимаю, что ты хочешь сказать.

– Моя страсть – просто все вокруг. Каждый день. Пока она ела темпуру из овощей (я подкрепился еще вечером и теперь предпочел жидкий "второй ужин"), мы еще двадцать минут обменивались какими-то вымученными фразами.

– Рыбы – такие странные существа, – сказала она, например.

– Точно, – откликнулся я.

Повисла пауза. Затянулась на минуту с лишним. Это был самый яркий момент нашего романтического ужина.

Я подумал: если раньше Симона и питала ко мне какие-то чувства (что маловероятно), то теперь окончательно разочаровалась. Мимо проходил официант. Я буквально схватил его за руку, ткнул ему кредиткой в живот, хотя нам даже еще не подали счет. Официант принес чек. Я торопливо расписался и сказал:

– Пойдем?

– Можешь подвезти меня до моей машины? Я очень далеко припарковалась, – сказала Симона.

– Ну да, конечно. Без проблем.

Мы сели в мой "форд-рейнджер" и, следуя ее указаниям, проехали несколько кварталов по темной Пасадене. Симона указала мне на свою машину, одиноко стоящую на парковке. Это оказался белый "лексус". Шел третий час ночи. На улицах – ни машин, ни людей.

– Сверни к тротуару и встань сразу за "лексусом", – велела Симона.

Я повиновался.

– Можешь заглушить двигатель и выйти на минутку?

– Выйти?

– Да. Я постучу, чтобы позвать тебя назад в машину. Пожалуйста, сделай, как я прошу. Спасибо.

Я тут же подумал: "Это угон!" Но кто польстится на мой дохлый "форд"? Любопытство возобладало над страхом лишиться машины. Я вылез, постоял на тротуаре, растирая руки – было холодновато. Через минуту раздался стук. Я потянул на себя дверцу. В свете фонаря сверкнуло тело Симоны – абсолютно обнаженное. Я почувствовал себя персонажем третьеразрядного порнофильма. И, хотя со мной еще никогда не приключалось столь знойных историй, сообразил: от меня требуется какой-то изысканный жест, чтобы подтолкнуть сюжет в нужном направлении.

– Оп-ля. Ты же голая, – вот лучшее, что я смог придумать.

Задним числом я понимаю: что бы я ни сказал, ничего бы не изменилось. Симона перегнулась ко мне, положила руку мне на затылок, притянула к себе, начала расцеловывать. У ее губ был вкус ликера, приправленного жареной морковкой. Я пытался держать глаза открытыми – мысленно фотографировал все происходящее, сохранял в мозгу картинки на память. Как если бы я видел Большой Каньон в первый и последний раз. С опозданием понял: она-то разделась, а я еще одет… Но, когда я начал расстегивать рубашку, Симона отстранилась:

– Я не собираюсь трахаться с тобой в машине.

– Ой. Я вообще-то даже не намеревался…

– Я хотела, чтобы ты увидел меня обнаженную. Я очень очарована тобой.

– Спасибо. Я тоже тобой очень очарован, – сказал я и моментально устыдился этой фразы. Был готов сам себе дать по шее.

– Ты не мог бы снова выйти из машины? Не люблю, когда люди смотрят, как я снимаю и надеваю одежду.

– Ты как Супермен, – пошутил я.

– Почему? – спросила она с искренним недоумением.

– Ну… просто никто никогда не видит, как Супермен переодевается.

– А почему он не хочет, чтобы люди это видели?

– Ну, пытается утаить, кто он на самом деле.

– А я просто не люблю, когда люди смотрят, как я снимаю и надеваю одежду.

– Ну ладно.

Я вылез из машины. Через минуту Симона, полностью одетая, выскользнула из дверцы. И довольно небрежно чмокнула меня в губы.

– Мы потом еще куда-нибудь сходим, – сказала и направилась к своей машине.

Я застыл, глядя ей вслед. Симона села в "лексус" и умчалась.

Возвращаясь домой по ночным улицам, я озадаченно размышлял: что интересного нашла во мне Симона? Ясно было лишь одно: наконец-то подвернулся шанс на секс без обязательств. Да еще и с женщиной, которая казалась мне недостижимой. Я так воодушевился, что долго не мог заснуть. Если бы в ту ночь ко мне забрался вор, я бы, наверно, радушно пожал ему руку, рассказал про Симону и помог бы донести краденое до машины.

В следующий раз я увидел Симону ровно через неделю, на работе. В начале вечерней смены, когда я зажигал свечи на столиках, Симона подошла и пригласила заглянуть к ней после работы. Спустя несколько часов, уже заполночь, я оказался в ее квартире-студии в Южной Пасадене. Присел на черный кожаный диван (на подлокотнике тихо лежал крупный белый кролик). Симона, не снимая униформы официантки, налила нам обоим красного вина, присела рядом со мной и вела светскую беседу ровно пять минут. Я попытался выяснить, правда ли, что у ее кролика рак (правда) и дают ли ему обезболивающие (Симона пробурчала что-то невнятное). Тут мы начали целоваться. Спустя еще десять минут я переминался с ноги на ногу в сортире, дожидаясь, пока она разденется (мне вновь не было позволено наблюдать за ее переодеванием). Спустя еще пять минут мы занялись сексом на кровати.

Вступать с кем-то в интимные отношения – это как варить вместе суп: если ты плохо знаешь свою партнершу, остается лишь догадываться о ее вкусах и наудачу "кидать это в котел". Рано или поздно партнерша закричит: "Стоп, стоп, это мне не нравится". А если предложенный тобой ингредиент покажется совсем неподходящим, партнерша скажет: "Слушай-ка… Может, на этом закончим, а потом я себе что-нибудь отдельно сделаю". Я понятия не имел, что кидать в котел Симоны. Да и в "кулинарии" тогда еще не был силен. В общем, Симона вдруг замерла, не шевелясь. Сказала:

– Ты слишком много делаешь.

Потом заставила меня лечь на спину, забралась на меня. Через пару минут скатилась на постель.

– Хорошо, а теперь делай со мной все, что захочешь, – произнесла она, запыхавшись.

Когда все закончилось, она заперлась в ванной. Я услышал, как льется вода из душа. Прошло около часа. Я сидел на кровати, пытался убить время. Мне казалось, будто я томлюсь в автосервисе – жду, пока в машине заменят масло. Хотелось вломиться в ванную, но я понимал, что этого делать не следует: вдруг застану Симону в момент переодевания. Что мне за это будет, я не мог даже вообразить, но заранее дрожал от страха.

Наконец, я встал. Постучал в дверь ванной.

– Послушай… э-э-э… Я думаю, мне пора. Ты не подумай чего, мне было очень хорошо.

– И мне. Увидимся, – ответила она, стараясь перекричать гул фена.

В следующую пятницу после работы мы занялись тем же. И так каждую пятницу, три недели подряд. Я так привык к сексу в ночь с пятницы на субботу, что меня начал возбуждать запах дежурного пятничного блюда в "Вилле Сорризо" – морских гребешков в беконе.

Мы так и не нащупали нужный ритм, так сказать. Больше всего Симоне нравилось, когда я лежал тупо, как бревно, а она сидела на мне и извлекала выгоды из своего положения. Когда я пытался "поучаствовать в шоу", результаты обычно были плачевные. Самый очевидный пример – однажды она разоралась:

– Почему я такая мокрая? Почему я такая мокрая? Я подумал, что вопрос обращен ко мне и требует ответа.

– Не знаю, – робко сказал я.

А Симона застыла истуканом и оскорбленно вздохнула.

Я изо всех сил старался игнорировать ее выходки и привычки, которые, честно говоря, были мне очень неприятны. Например, что бы я ей ни говорил, она даже не слушала. Проходя мимо бомжа, она обязательно морщилась: "Фу! Какой противный". Мы оставались чужими друг другу: никакой эмоциональной или интеллектуальной общности, и в итоге это начало меня раздражать. Как-то в пятницу, на третий месяц нашего "романа", Симона не вышла на работу. Я подосадовал было, что ночь пройдет без секса, но тут же облегченно вздохнул: зато не придется общаться с Симоной! Под конец смены, когда толпа рассосалась, я вышел подышать воздухом на задворки ресторана. Кухонная дверь распахнулась. Посудомойщик, молодой мексиканец Роберто (все звали его "Бето") выволок огромный мешок с мусором, из которого сочилась бурая жидкость.

– Привет, guero,  – обратился он ко мне. Так все латиноамериканцы, работавшие поварами, называли своих белых сослуживцев.